Текст книги "На крыльях демона (ЛП)"

Автор книги: Карина Хейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Вспомнив, что было раньше, я посмотрела на книгу из библиотеки. Я отчасти ожидала, что она начнет летать по комнате, но она просто лежала на моем столе, выглядя зловеще. Я ее еще не открывала, решив, что стоит сделать это среди людей и на солнце. Мое воображение могло разыграться так, словно меня захватил кто-то из ада.

Я поежилась от мысли и отругала себя за такие размышления перед сном. Я посмотрела на часы, где было 11:40. Все в доме спали, мне не нравилось, что не сплю только я.

Мои глаза закрылись, обрезав свет, и мысли начали путаться, готовя тело и разум к ленивому пути в сон. Я была почти там, когда что-то заставило глаза открыться.

Я задержала дыхание во рту и слушала за громким биением сердца.

Тишина.

А потом…

Вот. Над головой. Стук с крыши.

Я медленно повернула голову, чтобы смотреть наверх, разглядывала пустоту сверху.

Тук.

Тук.

Тук.

Что-то там точно было. Что-то ходило по крыше.

Выбора не было. Я схватила еще одну подушку и накрыла ею голову, закрываясь от шума и света. Я могла лишь игнорировать страх. В этот раз только сон мог меня спасти.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Время до вечера среды тянулось ужасно медленно. Ада была в школе днем, я все еще не работала, хотя я начинала испытывать от этого угрызения совести. Мне не нравилось прохлаждаться, но у меня был шанс стать хорошим работником только после очищения, когда все будет под контролем. И пока моя жизнь была на паузе.

К счастью, вся ненормальная активность вокруг меня притихла. Может, Эбби (или кто это был) знала, что грядет, и боялась. Или копила энергию для нападения. В общем, были лишь стуки с крыши, и все выглядело ярче. В прямом смысле. Казалось, что мои глаза привыкли везде видеть тени, а теперь все было свежим и чистым.

Я мало говорила с Максимусом и верила в то, что он затевал, хотя насторожилась, когда он позвонил мне поздно во вторник и попросил кое-что сделать.

– Что ты хочешь? – повторила я.

– Получи ногти и волосы своих родителей.

Я сидела на диване и смотрела с ними новости. Я скривилась от отвращения, но они не обратили внимания.

– Как… и зачем вообще, Максимус? – прошептала я.

– Знаю, звучит странно, но это часть ритуала изгнания. Радуйся, что тебе не нужно найти кровь дракона.

– Кровь дракона?

Теперь уже родители оторвали взгляды от телевизора и странно посмотрели на меня. Я вяло им улыбнулась и пошла в свою комнату

– В Луизиане этого полно, но здесь найти сложно.

– Видимо, это выглядит нормальнее, чем звучит, – сказала я, поднимаясь по ступенькам. Я замерла в коридоре, оглянулась на лестницу и быстро и тихо пробралась в спальню родителей и в их большую желтую ванную, где было достаточно света, чтобы увидеть каждую пору на лице. – И что мне нужно делать с… частичками родителей? – спросила я, разглядывая полку. Я заметила расческу мамы, а папина нашлась в одном из шкафчиков.

– Найди стеклянный флакон, можно пластиковый, и оставь их в нем.

Я взяла пинцет и отцепила волос, держа его подальше от себя. Забавно, как мило выглядели волосы, как приятно их было касаться, пока они были на голове, и какими гадкими они были, когда падали с нее.

– Ммм, тебе стоило сказать об этом сразу, – сказала я, кривясь. – Где я возьму ногти?

– Думаю, это не так важно. Волос хватит. Но нам нужно такое же от тебя и Ады. И от меня.

– Это говорится в книге? – я быстро потушила свет в ванной и беззвучно прошла в свою комнату, пока меня не поймали с волосами в руке.

– Я точно не выдумываю, – ответил он. – У тебя есть колокольчик?

– Колокольчик? – я вспомнила звон из своих снов.

– Да. Знаешь, динь-динь.

– Я знаю, что это такое. Зачем он нам?

– А зачем нам святая вода? Просто надо. Если не найдем, написано, что можно заметить айподом.

Я рассмеялась.

– Нам нужна святая вода и кровь дракона, но если мы не найдем колокольчик, можно просто использовать айпод.

– Вот так.

– Да уж.

– Увидимся завтра, Перри. Выспись хорошенько.

– Удачи с драконом. Потребуется большая игла, – сказала я и закончила разговор.

Следующим вечером мы с Адой сидели в моей комнате, листали книгу по демонологии и несколько, которые она взяла из школьной библиотеки. Они были про ведьм, ничего слишком серьезного для школы, но было приятно знать, что она тоже восприняла это серьезно.

– Вот это ад, – сказала она, замерев на странице.

– Ада, – возмутилась я, такие слова меня нынче задевали. Я заглянула в книгу. Она была старой, дополненной черно-белыми рисунками гадких существ в отвратительных позах. Я смотрела на рисунок вверх ногами, но он все еще был понятен, и это говорило о многом.

Она посмотрела на меня с болью.

– Ужасные художники.

– Они в это верили, – сказала я.

– Представь, если они такое видели?

Теперь мне стало не по себе.

– Я не хочу думать об этом.

Она смотрела на меня своими большими голубыми глазами. А потом она сказала:

– Думаешь, это с тобой происходит? Серьезно?

– Не знаю, – призналась я. – Максимус так не думает. Он говорит, что такое бывает редко, и если это было бы… связано с демонами, мы бы точно поняли. Посмотри на происходящее. Похоже на призрака, и он сосредоточен на мне. Кроме свиньи, все касалось меня.

– Но ты взяла эту книгу.

Я посмотрела на свои ногти. Коралловый лак облетел, они снова были нормальными.

– Просто у меня странное ощущение. Здесь, – я прижала ладонь к животу. А потом приложила к голове. – И здесь.

Она кивнула.

– Ты так сильно веришь своим инстинктам. Ты можешь ошибаться. Но я думаю, что дополнительная осторожность не помешает.

Я вспомнила предупреждения Максимуса об опасности экзорцизма для тех, кто не одержим. Я надеялась, что до такого не дойдет.

Вскоре родители были у моей двери, Ада тут же спрятала книги под подушку. Они выглядели неплохо. Папа был в костюме, хотя синий пиджак натянулся на его животе, мама была безупречна, как всегда, в лавандовом платье и с черным жемчугом.

– Ада, оставь сестру, – возмутилась мама. – Иди, иди.

– Меня заберет Рейчел через десять минут, – соврала она с солнечной улыбкой.

– Хорошо, – сказала ей мама и перевела бледные глаза на меня. – Повеселись, Перри. Не сожги кухню. И остальное.

– И никаких шалостей, – строго сказал папа, мама шлепнула его по руке. – Эй, ты тоже так говорила.

Они покинули комнату, мама крикнула:

– Мы сообщим, когда будем возвращаться. Не позднее полдесятого!

Они ушли, и мы остались дома. Я посмотрела на Аду. Максимус должен был прийти в 18:30, и времени было не так много, как я надеялась.

– Надеюсь, они не нагрянут посреди этого, потому что будет неловко.

– Тогда твоему рыжему лучше знать быстрое очищение… – хмуро сказала она.

Я подозревала, что он и общее очищение делать не умел. Но не было смысла думать об этом. Все было готово, и нам оставалось лишь действовать.

В 18:30 Максимус подъехал на своем грузовике, подошел к входной двери с дюжиной пакетов. Царапины на его лице стали страшнее, стали черно-красными.

– Нам нужно все это? – спросила я, открыв дверь и впустив его.

– К сожалению, – сказал он и склонился, чтобы поцеловать меня в щеку. Он посмотрел на Аду за мной, она свысока смотрела на него.

– Фу, что с твоим лицом?! – сказала она.

Он улыбнулся и с любовью погладил щеку.

– Дикая кошка.

Я покраснела и посмотрела на сестру, мысленно прося ее вести себя хорошо, на ее лице появилось смирение.

– О. Мы рады, что ты пришел, – с неохотой сказала она.

– Спасибо, блонди, – сказал он. И протянул ей один из пакетов. – Ты будешь отвечать за материал для очищения.

Она с опаской взяла его и заглянула внутрь, пока он повернулся ко мне.

– Бутылочку ведьмы сделала? Получилось?

– Что? – сказала Ада, но я его поняла. Я быстро взбежала по ступенькам в свою комнату за флаконом на своей тумбочке. Как он и просил, бутылочка была стеклянной, и на дне были волосы всех членов семьи, и наши с Адой ногти. Выглядело как крысиное гнездо из черных и светлых волос.

Я принесла флакон на кухню, где они собрались, вытаскивали предметы из пакетов на стол.

– Вот, – я протянула ему. Мы скривились при виде флакона.

– Мило, – сказал он. – И дом?

Я сказала ему, что выкопала ямку на заднем дворе, где это можно будет закопать без свидетелей, если только родители не решат потом выкопать там пруд.

– Ага, пруд. Зарплаты папы для этого не хватит, – сказала тихо Ада.

Никто это делать и не стал бы.

Мы посмотрели на все перед нами. Там был медный колокольчик, бутылочка ведьмы, два стеклянных флакона с прозрачной жидкостью (видимо, святая вода), коробочка соли, две небольшие миски, пакеты специй красного и желтого цвета, бутылочка красного масла и черная и белая свеча.

– Ты ведь будешь все объяснять? – спросила я.

Максимус улыбнулся и подошел к чулану. Он вышел с метлой, которую вручил мне, и шваброй, которую отдал Аде.

– Да. Но сначала нам нужно вымыть дом.

– Перри! Ты обещала, что ручного труда не будет! – закричала Ада, в ужасе глядя на швабру.

– Я не знала! – парировала я и посмотрела на Максимуса.

– Нужно убедиться, что все поврежденные места вымыты, – спокойно сказал он. – Пыль и грязь задерживают негативную энергию.

– Ладно тебе, – сказала Ада.

– Эй, не я это придумал, – сказал Максимус, подняв руки, сдаваясь. – И упрощать их не мне. Я буду вытирать пыль.

Я посмотрела на часы. Придется поспешить.

Мы начали с первого этажа и пошли по дому, Максимус вытирал труднодоступные места, следом шла я с метлой и мусорным мешком, а потом Ада со шваброй и ведром. Наш дом не был поместьем, но был довольно большим, и было очень много закоулков. Почти час мы занимались этим. Мои родители точно удивятся, когда вернутся в сверкающе чистый дом, но я надеялась, что тогда уже будет все равно, что говорить им, ведь наши проблемы закончатся.

Потом мы собрались на кухне, которую Максимус нарек сердцем дома (наверное, потому там и спрятали тушу свиньи). Он расставил все особые предметы на голубом полотенце мамы, и стало похоже на алтарь. А потом он вытащил щипцы и небольшие ножницы из кармана черной рубашки, отцепил пару кусочков ногтей, попросил меня отрезать немного его волос сзади. Потом он сунул их в бутылочку к остальным и запечатал ее скотчем.

– Теперь, – сказал он, подняв коробочку соли, – мы очищаем.

Он вышел из кухни и дошел до входной двери. Мы с Адой следовали за ним, держась позади, не зная, что он собирался делать.

Он присел и провел широкую полосу соли вдоль двери.

– Очищающая соль, – сказал он громким гулким голосом, что эхом отражался от потолка и стен, – позволяет впустить позитивную энергию и выгнать негативную. Позволяет нежелательной энергии и сущностям покинуть дом и больше не вернуться.

Часть меня хотела смеяться, потому что это звучало в стиле Гарри Поттера, всяких трюков, и звучало смешно. Другая часть напряглась, словно в его словах была сила.

Ада придвинулась ко мне. Она тоже это ощущала.

Он встал и слабо улыбнулся нам.

– Теперь мы обойдем дом по часовой стрелке, сделаем так со всеми дверями, ведущими наружу.

Мы с Адой переглянулись, но пошли к дверям сзади дома. Когда мы закончили с этой дверью, то пошли к проходу в гараж, и Максимус повторил действия.

– Хорошо, что это не наша соль, – прошептала я, было ощущение, что стоит говорить тише. – Мама бы задалась вопросом, что я готовила.

– Она подумала бы, что ты перепутала соль с сахаром, как в тот раз с пирогом, – рассмеялась Ада, я присоединилась, смутившись, это была моя первая попытка готовить.

– Дамы, – резко сказал Максимус. Мы удивленно посмотрели на него. Я никогда не слышала его таким, мы замолчали. – Простите, но пора быть серьезнее. Перри? Особенно ты. Это твой призрак. Если ты не будешь собрана на сто процентов, не поверишь в это, то все будет напрасно. Или хуже.

Я беспомощно посмотрела на Аду, а потом на пол.

– Прости, – пробормотала я.

Он опустил ладонь на мое плечо и сжал его. Его лицо все еще было строгим, губы – поджаты, но он кивнул.

– Все хорошо. Правда. Теперь время святой воды.

Я возвращалась на кухню так, словно поджимала хвост, он взял флакон святой воды и снова пошел по часовой стрелке, мы оказались у каждого окна в доме.

Он брызгал туда водой, капли оставались и мерцали в свете комнаты, он просил, чтобы мы с Адой представляли, как из дома уходит негативная энергия, соль и вода создавали невидимый щит.

Мы вернулись на кухню, и Максимус громко произнес:

– Я пришел этой ночью, чтобы очистить этот дом. Этот дом принадлежит Паломино, негатив и сущности не должны быть здесь. Они хотят, чтобы вы ушли. Уходите!

Дом молчал. Тишина была неприятной. Я задержала дыхание, Ада, похоже, тоже, ее лицо лишилось цвета. Мы боялись двигаться. Максимус тоже замер, разглядывая воздух вокруг нас.

Наконец, я прошептала:

– Это все?

– Нет, – сказал он, тряхнув головой. – Я просто подумал, что что-то произойдет. Нам нужно обойти еще раз и окропить водой каждый угол дома.

Ада выдохнула и проскулила:

– Опять? Я устала.

Я ткнула ее локтем.

– Терпи.

Не знаю, бывали ли вы в каждом углу своего дома, но их там больше, чем вы думаете. И нам нужно было пройти везде, даже в ванные и под лестницей, где была паутина. Вместе мы скандировали:

– Мы очищаем это место, негатив покинь это место, – и медленно это превратилось из детского стишка в нечто сильнее. Я ощущала это. Воздух кружился вокруг меня, словно добро и зло пытались перетянуть меня.

Когда все закончилось, мы вернулись на кухню, и Максимус поднял флакон ведьмы высоко в воздух. Свет озарял его огненные волосы и позу, он словно делал подношение богам. Так, в принципе, и было.

Он заявил, что весь негатив затянет в бутылочку, где он и останется и больше не сможет навредить.

После этого он произнес речь:

– Так тому и быть! – и наступил мой черед. Я подняла колокольчик и начала звенеть им. Звон был легким и приятным, а не яростным громом, как во сне.

Я все время звенела, мы ходили по дому, и я утомленно тихо повторяла:

– Как звон наполняет дом, пусть его наполняет свет. Зло и тьма уходите, пусть вернется добро и свет, – мы снова обошли каждую комнату. Звучало глупо и странно. Но каждая комната стала светлее, словно лампочки очистились от пыли.

Очистив комнаты, мы вернулись на кухню, где Максимус произнес последние слова.

Он смотрел нам в глаза, а потом скользнул взглядом по стенам, выражение решимости не менялось.

– Этот дом очищен. Негатив изгнан. Свет и добро, заполните место. Теперь в доме можно жить.

Мы вышли из дома через заднюю дверь, стараясь не нарушить полоску соли на пороге, и шагнули во тьму заднего двора, чтобы закопать бутылочку ведьмы. Я опустилась на холодную траву у ямки, которую выкопала ложкой, которая еще лежала рядом. Я выбрала это место, почти у края двора, потому что оно его не трогала мама, там не стриг газон по выходным садовник, которого вызывал отец. Там никто не подумал бы искать. Никто и не догадался бы, что там предмет со всем негативом дома. Я там росла, так что это знала.

– Может, стоило выкопать ямку глубже, – сказала я, боясь, что этого мало.

Максимус вручил мне бутылочку, она была холодной и странно пульсировала в моих руках.

– Это подойдет.

– Надеюсь, – я осторожно опустила бутылочку в неглубокую могилу и посмотрела на Максимуса и Аду. Датчик движения на доме озарял их спины, они возвышались надо мной, как безликие статуи. Прохладный ветер трепал их волосы, пряди развевались, как сияющие нити шелка.

Я руками перемещала холодную землю, траву и камни на бутылочку, пока не заполнила ямку и не пригладила горку ладонями, прижимая с силой, словно это запечатало бы ее там навеки.

– Осторожно, не сломай ее, – предупредил Максимус.

Я подняла голову, чтобы согласно улыбнуться, но движение у дверей за ними отвлекло меня.

Я едва видела, что там, потому что свет отражался от стекла дверей. Но в свете из коридора было видно большой широкий силуэт, стоявший там. Он был футов в восемь ростом, крупнее Максимуса.

У черной массы не было деталей, кроме пары горящих красных глаз у вершины. Они мерцали, как рубиновые угольки в печи. И они смотрели на нас.

Я хотела кричать, вопить, а не пялиться, но я застыла от ужаса, была лишена дыхания, кости замерзли и не давали двигаться.

Максимус и Ада заметили выражение моего лица. Они повернули головы.

И тоже видели.

– Что это такое?!

– Ох, блин, – Максимус схватил Аду за руку и слепо потянулся за моей.

Мы в ужасе смотрели, а существо у дверей медленно уменьшалось, словно уходило в коридор. Его глаза стали черными, и мы больше его не видели.

Я сглотнула с силой. Не хотелось подниматься. Я хотела сидеть во дворе, ближе к земле. А потом захотела убежать далеко-далеко.

– Ты… мы… мы все это сделали, – сказала Ада слабым дрожащим голосом. – Максимус, ты сказал… что мы будем в безопасности. Боже, Перри, что это было?

Я нашла силы двигать языком, но смогла лишь сказать:

– Не знаю.

Сильные руки Максимуса подхватили меня под руками, и он легко поднял меня на ноги. Он не был испуган так, как я. Ада побелела и дрожала.

– Все хорошо, – сказал он.

– Хорошо? – пропищала я. Я лишилась дара речи, рот раскрылся, чтобы что-то произнести, но ничего не получалось.

– Да, – сказал он резким тоном. Он схватил Аду, придвинул ее ко мне, взялся руками за наши плечи и склонился. – Это был только первый шаг. У нас есть порошки, кровь дракона. Нужна еще одна чистка. Изгнание. Он только показывает нам свою силу. Он дразнится.

– Он? – спросила Ада. – Я думала, это все Эбби?

– Дамы, порой все не так просто.

Нет. Во сне Эбби намекала, что она не одна. Там был он или оно. Я все еще не знала, был ли это просто сон, или пророческое послание из загробного мира, но я не могла игнорировать это. То, что мы видели, не было Эбби.

Может, ее тут и не было. И я поняла Максимуса. Это мог быть кто угодно, но он был мертв, и нам нужно было избавиться от него. Даже если нужен был еще один ритуал, даже если нужно было вернуться в дом, где было это существо.

– Ладно, – выдавила я. – Я готова. Сделаем это.

Я не знала, откуда взялась сила. Максимус улыбнулся мне с восхищением. Я взяла Аду за руку и крепко сжала.

– Мы избавимся от этого, – сказала я ей. – Сейчас.

Максимус вел, мы с Адой держались за руки, уходя от бутылочки, закопанной за нами. Мы прошли в дом.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Вся бравада покинула меня, как только я перешагнула нетронутую соль и попала в дом, но Максимус ощутил это и крепко сжал мою руку. Воздух внутри был таким холодным, что дыхание вырывалось паром, и становилось холоднее у кухни, словно мы забирались в глубины ледяной пещеры.

Ада включала везде свет, и, хотя кухня была ярко освещена, мне все еще казалось, что я улавливаю тени краем глаза. Максимус осмотрел комнату и принялся смешивать порошки в миске. Мы молчали, но я старалась стоять как можно ближе к Аде.

Что это было? Разум пытался найти в нем облик чудища, но мы видели большую черную фигуру. Это было даже хуже. Воображение заполняло пустоты, и увиденное искажалось, становилось страшнее, чем в реальности. Если это было в реальности. У него все-таки были сияющие глаза.

Максимус мешал порошки ложкой, кошмарно пахло корицей и гнилыми яйцами.

– Гадость, – пробормотала Ада, но даже ее комментарии потеряли остроту. Ее голос дрожал от страха.

– Это сера, – тихо и терпеливо сказал он. – Нужно посыпать этим углы.

Ада не жаловалась. Мы медленно пошли по дому, вздрагивая, когда сталкивались друг с другом, сердца колотились от скрипа пола. Крупного темного монстра не было видно, и мы ощущали лишь холод, что проникал в кости и жалил глаза. Мы окропили потом все соленой водой, скандируя слова.

Наконец, мы дошли до конца изгнания, нужно было обмакнуть черную свечу в алое масло крови дракона и посыпать ее порошками. Максимус передал ее мне с серебряной подставкой и сказал держать ее ведущей рукой. Мне пришлось задуматься, какая это была рука. Я была правшой, но не так давно обнаружила задатки амбидекстера, все больше делала левой рукой. Это было вместе с новой силой, может, усиливался мозг.

Я взяла свечу, он зажег фитиль, который заискрился, а потом успокоился, загорелось спокойное желтое пламя.

– Сгорает эта свеча, как и все негативные энергии в этом месте, – строго сказал он и посмотрел мне в глаза. – Повтори. А потом ты, Ада. Помощь нам нужна. Все эти пять минут. Вперед.

Мы с Адой повторили фразу, я тревожно посмотрела на часы. Родители вернутся через сорок пять минут, если не раньше. У нас не было пяти минут. Но и монстр в доме нам не требовался.

После пяти минут пытки, взглядов друг на друга, пока мы прислушивались к каждому шуму в доме, смотрели на облака дыхания в воздухе и дрожали, он заставил меня опустить свечу на стол, а потом дал мне в правую руку белую свечу.

И мы вместе сказали:

– Белая свеча заполнит пустоту светом и надеждой.

Потребовалось пять спичек, чтобы загорелась свеча. При последней попытке я ощущала беспомощность, не знала, что будет, если мы не сможем закончить ритуал. Но последняя спичка сработала, упрямый фитилек вспыхнул, и огонек слабо заплясал перед нами

Максимус сказал:

– Эта свеча догорит, позитивная энергия наполнит это место, не впустив негатив, – мы повторили за ним. Он указал жестом, что я могу опустить свечу, и мы смотрели, как свечи догорают.

– Все? – тихо спросила я, его лицо сияло от огня. Танец добра. Танец зла.

– Мы закопаем их во дворе. Но не возле бутылочки.

Мои глаза расширились.

– Я не хочу туда идти.

– И я, – пропищала Ада.

Он слабо улыбнулся.

– И я не хочу. Но я могу сам, если вы хотите остаться дома. Одни.

Мы с Адой переглянулись. Что было лучше?

– Огонь почти догорел, – прошептал он, кивнув на свечи. Черная стала лужей воска, что лился с подставки на стол. Белая была близка к этому. Я была рада, что он принес короткие свечи. Оставалось пятнадцать минут, судя по часам на кухне, и надежда была лишь на то, что мама напишет мне, а мой телефон пока не вибрировал.

Черная свеча догорела с облачком дыма цвета оникса, через минуту это сделала белая.

– Хорошо, – я отошла от выступа, к которому прислонялась. – Пора закопать…

На этом свечи вдруг загорелись сами, хотя в них не оставалось воска.

– Ох, – сказала Ада. Мы смотрели друг на друга, не зная, что делать.

– Ждем, – неуверенно сказал Максимус. Он развел руки за собой, закрывая нас с Адой и удерживая нас. – Им нужно самим догореть.

Мы следили за огоньками, а они танцевали в холодном воздухе. Мой телефон загудел, мы вздрогнули, а я охнула. Дрожащими пальцами я вытащила его из кармана и посмотрела на экран. Мама.

– Огням лучше догореть за эти десять минут, – предупредила я.

– Они вообще не должны уже гореть, – сказал Максимус.

Я склонилась, отодвинувшись от его руки, и посмотрела на свечи. Они были лужами, за прозрачным воском и огнем я видела металл подставки. Сам воск горел. Как такое возможно?

И тут ужасающий грохот заполнил дом. Звучало так, словно распахнулась входная дверь.

Свет вокруг нас погас.

Огонь потух.

Мы оказались в темноте.

Ада заскулила.

Раздался рев, шорох из гостиной, я уловила в коридоре сияние. С любопытством и страхом мы покинули кухню и пошли вместе, с опаской вышли в коридор. Входная дверь была распахнута, соль перед ней танцевала, словно играла с невидимым ветром, который мы не чувствовали. Соль взлетала и падала, а потом разлетелась по паркету, как дорожка, мимо наших ног, а потом повернула вправо, в сторону гостиной, где было сияние.

Мы пошли за ней, и я не была удивлена, увидев, что в гостиной ярко горит, трещит и ревет огонь в камине. Сначала казалось, что кто-то стоит перед огнем, черный силуэт смотрел на пламя спиной к нам. Но это была игра света, потому что я моргнула, и там никого не оказалось.

– Кто зажег огонь? – спросила Ада. Казалось, ее хрупкая фигурка сломается пополам от страха.

– Или что? – добавила я, это не помогало. Она пошатнулась и прижалась к дверному косяку.

– Там… что-то есть, – сказал Максимус, сосредоточенно щурясь. Он пошел широкими шагами по персидскому ковру.

– Осторожно, – с тревогой окликнула я.

Он замер перед огнем, посмотрел на него пару мгновений, напоминая то, что я видела до этого. Было очень похоже. У меня было предчувствие?

Он схватил кочергу справа от себя и осторожно ткнул ею в сердце огненного зверя.

Мы с Адой пристально следили за ним, он вытащил кочергу и повернулся к нам. Конец кочерги пронзал, как гарпун рыбу, прямоугольный кусочек бумаги.

Он медленно подошел к нам, глядя на нас с растущей тревогой.

– Что это? – спросила я.

Он осторожно снял бумагу, которая обгорела, дымилась и была обтрепана по краям, с острого конца и показал нам.

Это была фотография.

Не просто фотография. Наша последняя семейная фотография, сделанная три года назад. Хотя от огня цвета выгорели, было четко видно маму и папу, стоящих за диваном, и нас с Адой, устроившихся перед ними, вежливо скрестив ноги, улыбаясь. Фотография была счастливой.

Была.

Наши глаза были замазаны черным, ровными кругами.

Я забрала ее из руки Максимуса, мне было плохо, узел страха был в животе.

Нас окутала тяжелая тишина, мы обдумывали значение фотографии.

Это была угроза? Предупреждение? Знак?

И кто это оставил?

Я открыла рот, чтобы задать эти вопросы, когда сильный порыв ветра обрушился на камин, потушил огонь за раз, оставив нас снова во тьме, вырвав фотографию из моей руки.

А потом зловеще и медленно проскрипела входная дверь.

И…

Раздалась ругань на шведском.

– Что это такое?

Вернулись родители. Я слышала, как сглотнула Ада.

– Перри, Ада? – позвал папа из-за угла.

– Что такое? Почему так темно? – крикнула мама. Я представляла, как она кривится при виде разбросанной соли.

Вдруг свет загорелся в коридоре. Мы услышали щелчок на кухне, а потом они вскрикнули.

Теперь в гостиной было достаточно света, чтобы мы видели друг друга. Я не увидела нигде фотографию и не знала, куда ее унесло, но подозревала, что разницы уже не будет, если ее найдут родители. Они уже разозлились из-за бардака на кухне.

Я вздохнула. Похоже, мне было, из-за чего еще бояться. Я посмотрела на Аду и Максимуса.

– Вот и веселье.

Мы вместе пошли к неизвестности, покинули комнату и прошли на кухню.

Родители смотрели на самодельный алтарь. Отец был в ужасе, а лицо мамы покраснело. Может, от алкоголя, может, от гнева.

Они посмотрели на нас троих, и я видела, как им сложно все сопоставить. Они были удивлены.

Я старалась объяснить все как можно лучше, и как я думала, что происходит что-то странное из-за плохого состояния, выкидыша, кошмаров, ботиночков и лунатизма.

Мама просто качала головой, у нее не было слов. Ей и не нужно было говорить. Я знала, о чем они думали. Отец был потрясен и в ужасе, что я творила «колдовство и магию» под его крышей (так он и сказал), а мама была расстроена, что ее дочь вернулась к прошлому, когда я видела воображаемых людей и обвиняла демонов в поджоге домов.

Конечно, они мне не верили. А с чего бы? Они никогда мне не верили. Они верили лишь тому, что я снова сошла с ума и шла по той же скользкой дорожке. Только моего объяснения моих мыслей о том, что происходило, им хватило, чтобы все сложить вместе. Но они не считали, что меня терзает призрак, они решили, что я снова схожу с ума. Лицо мамы исказилось, она хмурилась, и это ее старило и напоминало мне о тех годах.

Порой говорила Ада, ее сердце все же было добрым, и она пыталась заставить их увидеть, что здесь что-то происходит, что мы хотели как лучше. Но все ее старания родители не воспринимали. Ада была любимицей, но все еще была подростком, и в таких делах ее в учет не брали.

Они готовы были слушать только Максимуса. А Максимус едва произнес хоть слово. Он не защищал меня и не поддерживал. Он молчал, возвышался и смотрел, почти с неодобрением, словно вдруг оказался на стороне моих родителей, словно весь этот ритуал не был его идеей.

Наконец, когда я закончила речи, и Ада начала тихо убирать все, родители потрясенно посмотрели на Максимуса.

– А что расскажешь ты об этом? – холодно спросил мой отец.

Не глядя на меня, он улыбнулся им и сказал.

– Мой взгляд почти совпадает с Перри.

Я расслабилась.

– Она верит, что это происходит с ней, – продолжил он. Мое сердце замерло. – И я знаю, что спорить здесь не стоит. Я убедил ее, что ритуал ее спасет.

– Подлиза! – взвыла Ада, она бросала специи, миски, колокольчик и склянки в мусорный мешок с грохотом. – Ты сказал, что это сработает! Ты верил в это!

– Ада, тихо, – сказала моя мама, а потом посмотрела на Максимуса. – Ты сделал в доме бардак из-за этого.

– Я только пытался помочь вашей дочери, миссис Паломино.

Она скрестила руки и посмотрела на меня.

– Да. Я это вижу. Если это продолжится, помочь Перри сможет только бедный доктор Фридман. Я клялась, что мы больше не зайдем в его кабинет…

Мертвые бабочки во мне встрепенулись, пробудились от ужасающей угрозы встречи с моим старым психологом. Я могла убить Максимуса прямо сейчас, а потом еще раз за то что он играл со мной, и я пронзила его самым убийственным взглядом, чтобы он заметил.

И он заметил. Он переминался, избегая моего взгляда, и сказал папе:

– Я прослежу, чтобы все было убрано, а потом только уйду. Это только соль и специи. Я пройдусь с пылесосом, и все пропадет раньше, чем вы скажете Атчафалайя.

Папа прищурил на миг глаза, глядя на него, и расслабился.

– Знаю, ты любишь еду с юга. Но не стоит делать и ковры каджунскими.

Это была… шутка?

Да. Папа улыбнулся Максимусу, несмотря на происходящее. Он улыбнулся, похлопал его по плечу, и они с мамой покинули кухню и направились в свою комнату.

Как только они оказались далеко, и я уже не слышала вопли мамы из-за обнаружения корицы и серы всюду, я с силой ударила Максимуса по руке. Я чуть не ударила его по лицу, но быстрый взгляд на его щеку меня остановил.

– Что это была за фигня? – закричала я на него, пытаясь держать голос ровным и под контролем, но мне это не удалось. Гнев и смятение были опасно высоко, сдавили мое горло, были готовы пролиться на него самым ядовитым ядом.

– Ой, – сказал он, потер руку и отпрянул от меня.

– Козел!

– Подтверждаю! – добавила Ада.

Он драматично пожал плечами.

– Что? Я не смог кивнуть вам, и это делает меня таким же сумасшедшим, как вы?

– Что, прости? – я пронзительно вопила.

Я шагнула к нему, и он отошел на пару шагов, пока не ударился ногами о плиту.

– Что? – спросила я. – Теперь ты меня боишься? Боишься после увиденного ночью?! Ты ведь видел. Ты видел это. Ты видел штуку снаружи, видел, как выключился свет, а ками, чертов камин зажегся сам по себе. И фотографию. Фотографию моей семьи. Кто это сделал? Не говори, что я!

– Говори тише, – сказал он мне, взгляд стал тяжелым.

Я шла, пока не прижалась к нему, и ткнула пальцем у его глаза.

– Не смей указывать мне говорить тише. Ты и твоя, твоя… пассивность, трусость стоили мне визита к старому психологу! Ты мог разрушить мне жизнь, и я не шучу.