Текст книги "На крыльях демона (ЛП)"

Автор книги: Карина Хейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

ГЛАВА ВТОРАЯ

– Смерть! Смерть! Все ради нее! Сатана рвет мою кожу изнутри! – вопил вокалист группы «Съешь козла» или что-то вроде этого.

Я стояла в дальнем конце забитого клуба с Эшем и смотрела на выступление группы. Это было первое выступление, и если тут и был талант, я выпила для этого слишком мало пива. Я была на первом стакане, и это не делало их лучше.

– Можно? – Эш протянул руку к моему напитку. Хотя он был красивым и высоким, вел себя по-взрослому, ему все же было 20, ему нельзя было покупать алкоголь. И он просил у меня. Я не была против. Он ведь хорошо помогал мне все это время.

– Конечно, – сказала я и вручила ему свой стакан, огляделась, чтобы понять, что никто не смотрит. Я увидела лишь лысых мужчин в джинсовых жилетах и штанах.

Эш сделал большой глоток и улыбнулся. Пиво в пластиковом стакане было вкуснее, когда ты пил его до разрешенного возраста.

Он вернул мне пиво, которого стало значительно меньше, и сказал:

– Я думал, с названием «Съешь козла» они будут адски крутыми. А они какие-то грубые.

– Это в хорошем смысле?

– Это ужасно. Прости, что притащил тебя сюда.

Я пожала плечами.

– Не переживай. Спасибо за приглашение. Хотя я думала, что придут и другие ребята.

Вокалист пронзительно взвыл, не хуже Джима Джиллетта. Я зажала свободной рукой ухо.

– Микеала работает вечером, – перекрикивал шум, становящийся все громче, Эш, – и всем остальным хватило разума не идти. Из моих друзей только тебе нравится такая музыка!

Я фыркнула.

– Такое мне не нравится. Я люблю хорошую музыку.

Мы повернулись к сцене, гитарист ударился в соло.

– Что ты сегодня делала? – спросил он, жадно глядя на мое пиво. Я сделала глоток и отдала стаканчик ему.

– Пустяки. Бегала. А потом столкнулась с тем, кого не хотела видеть.

– О-о-о-о, – сказал он, вскинув брови.

– Это девушка.

– О-о-о-о-о-о.

– Нет, у нее есть девушка.

– Тройное о-о-о-о!

Я рассмеялась и стукнула Эша по руке, от этого пролилось пиво в стороны и на его обувь. Он посмотрел вниз с недовольством, но из-за потерянного пива, а не обуви.

– Думаю, пора взять еще одно, – сказала я и повернулась к бару.

Он просиял.

– Два!

– Ладно, ладно, – я махнула ему и пошла к барной стойке. С бетонным полом, раскладными столами и напитками из сумок-холодильников этот клуб напоминал вечеринку в подвале дома родителей.

Конечно, плохая музыка заставляла людей пить. Передо мной было пять человек, очередь двигалась медленно. Я нетерпеливо постукивала ботинками, поправляла рубашку, когда жуткого вида девушка передо мной обернулась и окинула меня взглядом.

– Хорошая рубашка, – сказала она. Я не понимала, сарказм это или нет. Ее голос был очень низким, почти мужским. Ее глаза были красными.

Не от слез. Радужки были красными.

Она была в ярко-красных линзах с золотыми полосками. Они были красивыми, но выглядели мертво, от этого я поежилась.

– Спасибо, – сказала я, мой голос подрагивал. Мне вдруг стало очень страшно, и я не знала, почему. Это же были линзы?

Она улыбнулась, медленно растянув красные губы, пока я не увидела все ее зубы.

Странные, острые, как кинжалы, зубы.

Если убрать помаду, ее улыбка была как у акулы.

Мои глаза расширились. Желудок словно пронзали.

Она продолжала улыбаться. Ее окружил отголосок гнилого запаха из туалета кафе, и волна тошноты накрыла мое тело.

А потом она отвела взгляд, посмотрела поверх моего плеча и улыбнулась снова. Высокий крупный мужчина с длинными волосами и футболкой с пентаграммой подошел к ней и обвил рукой плечи.

– Детка, – сказал он, – все еще ждешь?

Она кивнула, они отвернулись, и я смотрела на их затылки, пока они обсуждали, какой ужасной была группа.

Почему-то мне было не по себе, живот крутило все сильнее. Что такое? У нее правда были такие зубы? Кто бы стал такое с собой делать? Портлэнд порой был ужасно странным.

Я невольно отпрянула и чуть не сбила человека сзади. Ужасный запах все еще был в воздухе, и меня тошнило от него.

Я отошла от очереди быстро и спокойно и отправилась в женскую уборную.

Я ворвалась туда и с радостью обнаружила, что там пусто, хотя бардак там никак не помогал остановить тошноту, что подбиралась к горлу. Я бросилась к открытой кабинке и опустошила желудок, наполовину переваренные остатки отбивных, что сделала мама, выплеснулись из меня. Этого зрелища хватило, чтобы меня стошнило снова.

Когда я закончила, я прижалась к холодной металлической двери и перевела дыхание. Запах пропал, но тошнота оставалась, желудок болел. Я судорожно дышала, держалась за живот. Казалось, это боли из-за месячных, но было еще рано. Хотя в прошлый раз они прошли почти незаметно, и тело могло решить отомстить мне в этот раз.

Боль угасла достаточно, чтобы я выпрямилась, и я покинула туалет и вернулась в шум клуба. Я прошла мимо очереди за напитками, не желая видеть пугающую вампиршу, и пошла к Эшу. Я не сразу нашла его в толпе потных тел, тату и пирсинга, и когда я сделала это, боль была такой же сильной, как до этого.

Он расстроился, увидев мои пустые руки, а потом быстро встревожился.

– Перри, ты в порядке? – спросил он. Он сжал мое плечо.

Я покачала головой и оперлась об него, боль была такой сильной, что было сложно стоять.

– Можешь отвезти меня домой? – пропищала я, закрыв глаза.

– Конечно, – вызвался он, обхватил меня длинной рукой и повел из здания.

А дальше мы ехали ужасно долго. Я жила не так далеко от этого клуба, но боль была такой сильной, что я кусала край пояса безопасности, чтобы не кричать. Несколько раз Эш предлагал отвезти меня в больницу, но я упрямо отказывалась. Мне нужно было домой, где я могла страдать, не переживая ни за кого, кроме тех, кто всегда там был.

Я попрощалась с настойчивым Эшем и сказала, что мы увидимся завтра на работе. Я сомневалась в этом. Я с трудом дошла до двери.

– Ты рано, – сказала мама из кресла в гостиной, она листала журнал и пила горячий чай. Я прошла мимо нее, держась за живот, направляясь к лестнице.

– Плохо себя чувствую, – выдавила я сквозь зубы.

– Много пила? – возмутилась она.

Я едва ее слышала. Я прижалась к столбику у ступенек и не могла подняться.

– Перри? Что такое?

Она оказалась рядом со мной, убрала волосы с моего лица и прижала ладонь ко лбу.

– Ты горишь. Что-то случилось? Когда это началось?

– Что такое? – услышала я голос Ады с верха лестницы.

Я не помнила, что было дальше, наверное, я потеряла сознание. Потом я оказалась в своей кровати, сжавшаяся в комочек на боку, кто-то снимал мои ботинки.

– Перри? Ты меня слышишь? – отец. Я приподняла голову, все еще испытывая боль, раскаленные ножи пронзали все внутри. Я огляделась. Мама прошла с баночками таблеток и водой. Ада расшнуровывала мои ботинки, а отец стоял в углу, скрестив руки, встревоженный, но строгий.

– Где болит? – спросил он серьезно. – Ты принимала наркотики?

– Нет, – с болью прошептала я. – Не принимала. Это колики. Таких сильных еще не было.

Отец закатил бы глаза, если бы это было в его стиле.

– Просто колики?

– Эй! – возмутилась Ада. – Ты этого не знаешь.

Он смутился и опешил. Он посмотрел на маму, она просто кивнула.

– Ада права, милый, – тихо сказала она, а потом подошла ко мне и вгляделась в мое лицо. – Радуйся, что не страдаешь от них, потому что это очень плохо.

– Это ужасно, мам, – сказала я. Моя рука сжала угол подушки, новая волна боли накрыла меня.

– Какие у тебя месячные? Крови больше, чем обычно?

– Я ухожу, – быстро сказал папа и покинул комнату. Как профессор теологии, он плохо разбирался в проблемах женского тела. Это было понятно.

Ада недовольно вздохнула.

– Пора взрослеть, пап, – она сняла второй мой ботинок и сказала, что пойдет за горячей водой.

Я пыталась игнорировать боль, глядя на лицо мамы, пока она боролась с упрямой крышечкой. Мама выглядела изящно даже в тихий субботний вечер. Она была в черном комбинезоне с кельтской шалью цвета мяты на плечах. Ее лицо было полным тревоги (как и всегда, когда я была рядом), ее светлые пряди задевали голубые глаза. Она выглядела настоящей шведкой, но при этом ее лицо было странно знакомым. Не в том плане, что она 23 года была мне мамой, а в том, что я недавно видела кого-то похожего. Конечно, я не могла понять из-за боли, о ком думаю.

Она вытащила из баночки два ибупрофена и дала мне.

– Это поможет от боли, но нужно немного подождать.

Я с благодарной улыбкой взяла таблетки и запила их водой, надеясь, что они не вернутся. Было странно, что до этого меня ужасно тошнило, а теперь нет. Странно, что в клубе так пахло. Я поежилась, вспомнив ту женщину.

– Тебе холодно? – спросила мама, укрывая меня одеялом.

Нет, мне было жарко, но я улыбнулась и кивнула. Печально, но мама редко ухаживала за мной, так что я надеялась получить от нее как можно больше внимания.

– Тебе какое-то время было плохо, – мягко сказала она, похлопав меня по руке. – Знаю, тебе тяжело, но станет лучше. Ты найдешь работу лучше, полюбишь кого-то хорошего. Ты найдешь свой путь, тыковка.

Мама была необычно хорошей. Я нахмурилась, пытаясь понять, в чем дело, но она не обратила внимания. Она выпрямилась и хлопнула в ладоши.

– Я сделаю тебе куриный суп с лапшой.

– Не надо, – прохрипела я, но она уже ушла. – Иначе мне придется вылавливать эти ужасные куски курицы.

Она ушла, а я стиснула зубы, пока челюсть не заболела, и все же уснула. Я вскоре проснулась от присутствия неподалеку. Наверное, вернулась Ада.

– Ты нашла бутылку горячей воды? – пробормотала я в подушку, не желая открывать глаза.

Я услышала, как закрылась дверь. Ада приблизилась. Она остановилась у кровати.

Остановилась.

И ждала.

Я слышала ее дыхание, низкое и неровное, словно в ее легких были камни.

– Ада? – снова спросила я. – Что ты делаешь?

Она не ответила, я открыла глаза и подняла голову.

Никого не было.

Дверь была закрыта, но Ады не было в комнате. Я была одна.

Шею покалывало. Я слышала кого-то, четко слышала чье-то дыхание.

– Ау? – робко сказала я, голос звучал жалобно. Меня окружило неописуемое ощущение, что-то тяжелое и зловещее. Все было нормальным, но воздух у лампы в углу словно трепетал.

Я протерла глаза и медленно села. Я пыталась сосредоточиться на аномалии, пока мои глаза не привыкли, все снова стало нормальным.

– Ада, – громко сказала я, надеясь, что она услышит меня. – Ты закрыла дверь?

Я ждала ответа, ждала дыхания. Я задержала дыхание.

Раздался звонок в дверь, от этого сжалось сердце. Я удивленно и испуганно вскрикнула.

Снова звонок.

И снова.

Все прекратилось.

Будильник на столике у кровати показывал, что сейчас 23:42. Кто станет звонить в такое время? Эш?

Ребекка?

Кто-то… еще?

Грудь сдавило от последней мысли, я осторожно встала с кровати и подошла к окну. Я посмотрела на дорогу внизу. Света фонарей не хватало, я не видела машину или кого-то на дороге. Я прислушалась, дверь открылась, мама сказала: «Кто здесь?» – во тьму и не получила ответ.

В мою дверь стукнули. Я закричала, сердце дико колотилось, я развернулась и увидела, как в комнату из-под двери проникла тень.

– Ада?

Снова стук. От одного удара дверь задрожала.

– Мам? – теперь дрожал мой голос.

И еще стук, теперь громче, словно меня пытались заглушить.

– Эм, войдите?

Я подошла тихими медленными шагами, слушая того, кто был на другой стороне.

Он постучал три раза.

Я снова уловила то дыхание.

Я замерла, а потом сделала еще шаг и оказалась у двери. Я медленно потянулась к ручке, замешкалась и положила на нее ладонь, боясь того, что увижу на другой стороне. Я всегда этого боялась. Я знала, что это не от простой паранойи.

Если я думала, что в шкафу был монстр, значит, он там был.

Взгляд опустился на тень на полу. Словно доказывая мои мысли, тень медленно ушла под дверь, пока не пропала полностью.

Пора было понять, что там было.

Я схватилась за ручку и распахнула дверь…

Ада была в конце коридора у спальни родителей с бутылкой горячей воды в руках.

– Нашла! – крикнула она мне. – Заставила воду течь, пока она не стала горячей. Что такое?

Я покачала головой.

– Ты была только что в моей комнате?

– Нет. Я искала бутылку у мамы. А что?

Она подошла ко мне и вложила бутылку мне в руку. Она была горячей, успокаивала, а в компании Ады мое сердце замедлилось до приятной скорости.

– Мне показалось, что кто-то стучал в мою дверь.

Она нахмурилась, макияж начинал облетать к такому времени.

– Я слышала дверной звонок три раза, – она повернулась к лестнице и крикнула. – Мам, кто звонил?

– Не знаю, милая, – ответ донесся из кухни. Она звучала рассеянно. – Дети баловались, наверное.

Мы с Адой переглянулись. В одиннадцать ночи? Здесь?

Мама появилась на лестнице с миской горячего куриного бульона с лапшой (без кусков курицы), стаканом апельсинового сока и бутылочкой «Никвила» на подносе.

Я посмотрела на бутылочку.

– Хочешь меня споить?

– Это поможет уснуть. Ложись в кровать, Перри, – сказала она, загнав меня в комнату. Я послушалась и прижала бутылку к животу. Боль утихала, благодаря таблеткам. Я проглотила стаканчик «Никвила», надеясь, что отключусь. Мыслей было слишком много, а мне нужно было отдохнуть. Я слышала и видела то, что явно принесла мне боль. Я так хотела.

Когда мама ушла, Ада села на кровать рядом со мной, подняла длинные ноги и уткнулась подбородком в колени. С ней было безопаснее. Наверное, она это поняла.

– Все очень плохо, да? – сказала она.

– Ага, – я вжалась в матрас. День был ужасно странным. Сперва появилась Ребекка, потревожила то, что я хотела забыть. Потом случай в клубе, тошнота, боль, и кто-то был у моей двери и звонил.

– Твой друг Эш молодец, довез тебя до дома.

– Он хороший.

– Он тебе нравится?

Я улыбнулась.

– Нравится? Нет. Он слишком юный для меня.

Я ощутила, как Ада напряглась. Я повернула голову. Ее глаза сияли. Ой-ой.

– А для меня?

– Нет. Ему двадцать. А тебе все еще пятнадцать.

– Это всего на пару месяцев, – возразила она.

– И у тебя есть парень, – напомнила я. Она пару месяцев сохла по Лейтону. Я видела его. Но не была впечатлена. Особенно, когда он назвал меня упырицей и показал жест банды.

– Не знаю, – пробормотала она. – Порой мне кажется, что мне больше не нравится Лейтон. Он не понимает меня. А я хочу, чтобы парень понимал меня.

– Это я знаю, – сказала я, чувствуя, как усиливается сонливость.

– Он думает, что мое увлечение модой – глупости. Думает, что мне стоит быть болельщицей, но это глупо. Они глупые. А он не примет отказ.

Я осторожно посмотрела на нее и заговорила с пересохшим ртом:

– Что значит – не примет отказ? Он под давлением хочет заставить тебя заняться сексом?

Ее щеки вспыхнули, и я знала, что ответ – да. Когда я нашла презервативы в столе Ады, я подумала, что у нее уже был секс. И то, что его еще не было, приносило мне облегчение.

– Ада, он не для тебя. Он должен уважать твои желания, а не вести себя как козел. Поверь, я знаю козлов. Тебе нужен тот, кому ты будешь нравиться, несмотря ни на что. Твоя мода, идеи, блог, перепады настроения, тайная любовь к японской поп-музыке и отвращение к физкультуре. Ему должно нравиться все.

Она посмотрела на меня смущенно.

– Я просто хочу, чтобы любили меня, потому что это я.

Ее честность ранила мое сердце.

– Знаю. Все этого хотят.

– Ты такое слышала? Кто-то любил тебя за то, какая ты? Без пошлых мотивов?

Я печально улыбнулась ей.

– Нет. Такого не было.

Она помрачнела. Ее настроение совпадало с моим.

– Но это еще может произойти, – добавила я.

– Даже когда они узнают о твоих… эм, силах?

Было странно слышать, как она называет мои дела с призраками силами, особенно, таким серьезным тоном, но она, может, и не ошибалась.

– Ну, теперь я буду осторожнее, – пошутила я, язык заплетался.

Ада открыла рот, чтобы что-то сказать, но медленно закрыла его. Она поджала губы и выдохнула носом. Она думала о чем-то еще.

– Что такое? – лениво спросила я. Сон был уже близко.

– А если… я – такая, как ты?

Я не понимала ее слова, я хотела высказать это ей. Но рот уже был слишком слаб, чтобы говорить. Глаза закрылись, и я провалилась в сон.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Хоть боль все еще пронзала меня время от времени, я смогла прийти на работу днем, к удивлению Эша и Шэй.

– Милая, если хочешь домой, иди домой, – сказала Шэй, когда я надела фартук. – Эш сказал, что ты чуть не умерла.

Я закатила глаза и посмотрела на Эша.

– Все не так плохо.

– Перри, ты чуть не сжевала пояс безопасности, – сказал он, глаза стали шире.

– У тебя пояс 1982 года, – сказала я ему. – Он старый.

– Эй, я 1982 года, – воскликнула Шэй. Она не была старой. С ее бодрым характером, пакистанским телосложением и круглым лицом она выглядела младше меня. Она была самым милым боссом, если не выводить ее.

– 1982? Нет, вы хотели сказать 1992, – выкрутилась я.

Шэй покачала головой и издала смешок.

– Ладно, жуткая Перри, если говоришь, что все нормально, я тебе верю. Ведешь ты себя нормально.

Я это изображала. От лекарств ощущалась усталость, хоть они и приглушали боль, она оставалась. Странная пульсация, а не боль. Это было плохо, что-то было не так внутри. Хорошо было лишь то, что я выспалась из-за «Никвила», и мне не пришлось ехать на работу на Тыр-тыре, папа подвез меня по пути на встречу в церкви. Родители были не против того, чтобы я осталась дома, но я видела гордость папы, когда сказала им, что справлюсь.

К сожалению, все было не так хорошо.

Вскоре меня поглотил мир латте и кассовых аппаратов, дорогой выпечки, и я пыталась отгонять боль. Отвлечение помогало, я была почти благодарна парню, разлившему пакет молока на стойку.

Я вытирала остатки с пола мокрой тряпкой, когда услышала из-за стойки голос:

– Пардон, мэм, здесь есть Перри Паломино?

Во второй раз за два дня мое сердце ёкнуло и замерло.

Я не поднималась, но увидела, как Шэй указывает за стойку в мою сторону. Перед ней был очень высокий мужчина с хорошим телосложением в ботинках, выгоревших джинсах и зеленой рубашке под кожаной курткой.

Ему не нужно было поворачивать голову, чтобы я узнала, что его глаза сочетаются с рубашкой. Но он повернулся ко мне.

Максимус.

Но в моей голове совсем не было мыслей. Как с Ребеккой до этого, я смогла лишь моргать, рука продолжала оттирать молоко на автопилоте.

Он улыбнулся, вспыхнув белыми зубами на фоне обветренной веснушчатой кожи, и пошел ко мне, словно ему было плевать на мир. Он остановился передо мной, я почти уперлась носом в его ботинки, которые были такими же поношенными и пыльными, как его джинсы.

– Мисс Паломино, – произнес он с легким луизианским акцентом. Он протянул мне большую ладонь. Не думая, я вложила в нее свою. Моя ладошка казалась маленькой.

Он поднял руку, и я оказалась на ногах. Я встала, словно у него были силы джедая.

– Что… ох, что? – таким был мой умный ответ.

Он сжал мою ладонь, и в теле проснулись два борющихся чувства. Одно было тревогой, что друг Декса, или бывший друг, пытался вернуться в мою жизнь. А другое было теплой дрожью, потому что он был красивым, даже краше, чем в мрачном и отдаленном Рэд Фоксе (где я его встретила), и они с Дексом никогда не ладили.

Вопрос оставался, и я не сдержалась и выпалила его:

– Максимус! Что ты здесь забыл?

– О, Перри, ты не изменилась, – ухмыльнулся он. – Не против, если я украду тебя с твоего, кхм, места на пару минут?

Я посмотрела на Шэй. Хоть она говорила с клиентом, ее взгляд пересекся с моим, он слабо кивнула и улыбнулась. К сожалению, Эш при этом не скрывал на лице недоверия к высокому красивому незнакомцу. Я не могла винить его. Максимус выделялся в Портлэнде как экзотический цветок среди сорняков (хотя у половины сорняков были похожие рубашки).

Он все еще держал меня за руку, а я неловко держала пропитанную молоком тряпку в другой руке. Он вел меня в уголок, где стоял свободный столик.

Как истинный джентльмен, он выдвинул стул и жестом пригласил меня сесть.

Я села, ощущая себя неуместно и глупо. Он выдвинул другой стул, вытянул длинные ноги. Он уткнулся локтями в стол и медленно осмотрел меня.

Я делала с ним так же. Это дало мне время собраться с мыслями.

Я знала Максимуса мало. Выходные в октябре. Вторая серия «Эксперимента в ужасе», мы с Дексом отправились в Нью-Мексико, чтобы раскрыть полтергейста. Но это оказалась работа злого шамана и его ведьмы-возлюбленной, которые вредили ранчо ее мужа.

Максимус поднял проблему. Его вызвали, потому что он был почти как говорящий с призраками. У него не было груди Дженнифер Лав Хьюитт, но то, что он делал, по его словам, было чтением умерших людей. Он мог понять, что они делали и думали в последние мгновения перед смертью. Но «сила» Максимуса была не только в этом. Я подозревала, что это психическое состояние. Но мы с Дексом не видели доказательств, пока были с ним в Рэд Фоксе. Максимус лишь сказал, что «ничего не умерло здесь», что могло быть догадкой. Декс думал, что Макс пытался обманывать людей, говоря, что может общаться с мертвыми.

Я не знала, что думать. В чем-то я была такой же, так что это не была невозможно. С другой стороны, я не видела доказательств этой силы. Он доказал, что переживал за меня и Ланкастеров, но у меня всегда была доля подозрений насчет его мотивов. Максимус и Декс не общались после колледжа, после того, как бывшая Декса…

«Хватит!» – закричала я себе. Я не хотела больше думать об этом. Даже звук ее имени вызывал дрожь в моем уже ослабленном теле.

– Прости, – быстро сказал Максимус. Он положил ладонь на мою руку и быстро сжал. – Я не хотел так мешать. Ты в порядке?

– В порядке, – прохрипела я и попыталась вести себя увереннее. – Просто недавно болела. Не переживай. Итак, Максимус… как это понимать?

– Точно, – он улыбнулся и отклонился на стуле, – я забыл, что ты не в курсе.

Видимо, я показала смятение, потому что он продолжил:

– Я переехал в Портлэнд шесть недель назад. Думал, Джимми или Декс тебе рассказали.

При их упоминании мое лицо стало холодным как камень. Джимми говорил что-то о Максимусе и Портлэнде на рождественской вечеринке в декабре, но тогда я сдерживала себя от столкновения с девушкой Декса, Джен, и не вдумалась в его слова.

– Видимо, я это упустила, – честно сказала я.

Он почесал щеку, шурша щетиной.

– Ничего. Я здесь. Я выжидал, не зная, показываться ли тебе. Но Джимми меня подтолкнул.

Я вскинула брови.

– Джимми тебя подтолкнул?

Как они вообще были связаны? Странно, что он говорил о нем.

– Ты выбилась из колеи, да, милая?

Я не любила такого фамильярства, но у него это звучало очаровательно.

– Уверена, если ты говорил с Джимми, ты в курсе произошедшего.

Он с сочувствием кивнул.

– Да. Я слышал. Отчасти потому я здесь.

– В Портлэнде?

– Нет. Я всегда планировал переехать сюда или хотя бы в этот район. Но я связался с Джимми пару месяцев назад, пытаясь найти работу. Мы с Дексом учились вместе, если помнишь. Джимми не был уверен во мне. Но потом место стало… свободным.

Я пронзила его взглядом.

– Какое место?

– Мы хотим вернуть тебя в шоу.

Ого.

– Шоу… – пролепетала я. – «Эксперимент в ужасе»?

– Ага, – он склонился над столом. От него пахло корицей.

– Я ушла из шоу, – еще и драматически.

– Мы знаем. Но ты ушла не из-за шоу. Это было из-за оператора.

Я скривилась при мысли о Дексе.

– Я прав, да? – сказал он. Его нефритовые глаза впивались в меня. Я знала, что меня легко читать.

– Да. Но это не все.

– Так ты не вернешься, если будет другой оператор?

– Нет, – выпалила я. Я даже не думала, такой была первая реакция. Ни за что. С Дексом или нет, но я покончила с этим. Это было опасно, непредсказуемо, это не было хорошей работой. Родители убьют меня, если этого не успеют сделать призраки, и, честно говоря, я не хотела быть в ситуации, где жалела бы, что Декс не со мной.

Он склонил голову.

– Уверена?

Ладно. Я не была уверена. Я посмотрела на тряпку в молоке, потом на стойку, где были заняты Шэй и Эш. Я уже долго говорила с Максимусом вместо работы.

– Мне пора за работу, – сказала я, вставая.

– Эй, – он подошел ко мне. А потом я оказалась в объятиях с ароматом корицы, он был выше меня на фут и обнимал крепко большими руками. Я невольно прижалась головой к его широкой груди. – Мне очень жаль, что все так произошло, – сказал он в мою макушку.

Я пыталась пожать плечами, но он не дал.

Наконец, он отпустил меня, мои щеки пылали от неожиданной близости.

– Не переживай из-за этого, – робко сказала я, отпрянув и избегая его взгляда.

– Можешь не отвечать сейчас. Тебе нужно это обдумать. У нас с Джимми пока есть дела, так что мы не спешим. Мы просто думали, что для нас всех это было бы круто.

– Я подумаю, – сказала я и взглянула на Шэй. Они с Эшем пялились на меня.

Я шагнула к ним и хотела сказать Максимусу, что мы когда-нибудь увидимся, но он схватил меня за руку. Он притянул меня к себе. Его смелость удивляла меня.

– Я не только поэтому здесь, – сказал он, и я увидела, как его щеки вспыхнули тем же цветом, что и волосы.

Он опустил руку и потянулся в передний карман рубашки. Он расстегнул его и протянул мне бежевую визитку.

Я забрала ее, он вручил мне ручку из другого кармана.

– Можешь записать свой номер? Ты его, похоже, сменила.

– О, точно. Да, – я записала на обратной стороне номер и вернула визитку.

– Я тебе позвоню сейчас, – просто сказал он. – Ответишь?

– Эм, да?

– Что ты скажешь, если я позову тебя на фильм?

– Эм… – этого я не ожидала.

– Эм, да? – с надеждой спросил он, его полные губы приподнялись в уголках. – Не говори, что подумаешь об этом.

Я не знала, что сказать. Он приглашал меня на свидание. Это уже удивляло. Интриговало. Одинокая бабочка затрепетала в животе, я поняла, что у меня уже пять минут не было боли.

Я попыталась сыграть достойно.

– Да, конечно, это будет отлично, – пролепетала я. – Спасибо.

Сыграть не вышло.

Он улыбнулся и сунул визитку с моим номером в карман. Он быстро поклонился и сказал:

– Увидимся, милая, – развернулся и пошел на выход.

Если такой была романтика юга, откуда он приехал, то я была готова протереть лицо и грудь грязной тряпкой с молоком.

Я прошла к стойке, скрыть странную улыбку не удавалось. Клиентов не было, так что Шэй и Эш могли нападать на меня.

– Кто был этот хороший кусок мяса? – спросила Шэй, прижав палец к губам.

Я рассмеялась.

– Давний друг.

Эш все еще был не впечатлен. Он забавно посмотрел на меня и принялся чистить блендер.

– Он не выглядел как просто друг.

Я уперла руки в бока.

– Но он друг. Он был в Рэд Фоксе, когда мы снимали серию в Нью-Мексико.

– То-то он показался мне знакомым, – проворчал он и включил воду так, чтобы не слышать меня. Если бы я его не знала, решила бы, что Эш ревнует. Бедняга. Он мог посылать мне намеки столько времени, но я была слишком поглощена своими проблемами, чтобы это замечать. Могли ли мужчины и женщины быть не друзьями? Вся моя дружба добром не заканчивалась.

– Ты дала ему свой номер, – понимающе сказала Шэй. – Так что теперь вы, как по мне, больше, чем друзья.

Я отмахнулась, но при этом улыбнулась и покраснела. Я никогда так не думала о Максимусе, хоть и отмечала, что он симпатичный, но теперь все изменилось. Теперь я знала, что он ко мне испытывал. От этого покалывало пальцы ног.

Шэй похлопала меня по плечу и вложила мне в руки швабру и спрей.

– Не хочу портить момент, но нужно убрать в туалете.

Это победа.

Я сломлено улыбнулась ей, подавила недовольный вздох и пошла в женский туалет со шваброй и спреем. Я осторожно вошла в пустую комнату, боясь запаха, боясь, что это как-то усилит мою боль или заставит извергнуть завтрак. Но у меня хотя бы была швабра для этого.

Сегодня было не так плохо, хоть клиентов было много. Я заперла дверь и приступила к работе, стараясь мыть тщательно и быстро, ведь за дверью мог ждать клиент.

Сначала я разобралась с унитазом, стараясь не склоняться над ним. Запах был слабым, но оставался.

Пока я работала, я думала, как странно, что двое людей из моего прошлого показались за последние два дня. Сначала меня проведала Ребекка, пытаясь вызвать жалость к Дексу. А теперь Максимус хотел, чтобы я вернулась в шоу, но с ним, и он приглашал меня в кино. Пару месяцев я была скрыта, избегала прошлого. Но оно как-то нашло меня. Хоть я старалась уйти от охоты на призраков, от Декса, от той жизни, меня тащили обратно. Я не знала, минует ли это, была ли в этом причина. Что-то, чего я пока не понимала. Что-то вне этого мира.

Я была занята мыслями и мытьем умывальника, когда это случилось.

Свет в туалете вдруг погас.

Я испуганно вскрикнула. А потом охнула от боли.

Боль ударила все внутри так сильно, что я рухнула на колени на холодный твердый пол. Я сжала живот, ощущала плитку под головой. Пол дрожал, словно люди бегали за туалетом, направляясь в мою сторону.

А потом я услышала шум, который не ожидала уловить.

Гудение осы, летающей над моей головой. Я застыла, перестала дышать, я не моргала.

Дверь задергалась, я слышала за ней крики Шэй, но не обращала внимания. В темной комнате со мной была оса.

Я уже была в похожей ситуации.

Без предупреждения гудение прекратилось.

Я ощутила, как оса опустилась на мою щеку, лапки задели кожу.

Если до этого мой мир был черным, теперь он почернел сильнее. От боли или страха. Не знаю. Я отключилась.

* * *

Когда я проснулась, я лежала на носилках на колесиках в зале, похожем на больницу. Я видела панели на потолке, они медленно проносились мимо. Они были в дырочку, были белыми, кроме углов, откуда падала черная жидкость. Она падала сгустками, почти попадая на меня, с плеском шлепаясь на пол.

Я повернула тяжелую голову и посмотрела на человека рядом, толкающего носилки. Это был доктор, может, хирург. Он был в маске, смотрел на меня добрыми глазами.

– Вы скоро увидитесь, – сказал он сквозь маску, ткань шевелилась от движений его губ. – Все будет хорошо.

– Что со мной? Куда я? – спросила я, голос был подавленным.

– Тише. Тебе нужны все силы. Самое плохое позади. Она будет жить. Ты постаралась.

Доктор убрал ладонь от металлической ручки и положил мне на лоб. Его ладонь была ледяной.

Я вздрогнула, но ощущала себя скованной. Я посмотрела на руки. Они были привязаны плотной кожей.

– Ты была хорошей ведущей, – добавил он. Его взгляд переместился за носилки. Я поняла вдруг, что рядом кто-то еще. Я с опаской повернула голову, чтобы увидеть, с кем он говорит.

Ее дреды выглядывали из-под белой шапочки, но это была девушка-демон. Маска закрывала ее ужасные острые зубы, но красные хищные глаза остались.

– Перри, Перри, Перри, – прошептала она. Тихий смешок сорвался с губ. – О, ты не понимаешь, да, милашка?

Я пыталась говорить, но губы пересохли.

Движение вдруг остановилось, носилки застыли. Доктор и девушка покинули меня, и я осталась одна, привязанная, у двери в конце коридора.

– Ау? – крикнула я.

Я приподняла голову и плечи, как только смогла, и огляделась. Старик сидел у двери, ладони лежали на трости, взгляд был опущен на ноги. Больше никого не было. Я посмотрела на свои ноги. Я все еще была в рабочей форме: узкие джинсы, черная футболка-поло, черный фартук. Я заерзала, джинсы ощущались мокрыми, особенно, между ног. Я подозревала, что от страха напрудила в штаны.