Текст книги "Игра в дружбу (СИ)"

Автор книги: Карина Фант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Глава двадцать первая

Макс

Боль скапливается на загривке, пульсирующими волнами перетекая в виски. Все мои опасения, наконец, обрели свою почву и дали новые ростки. И это, черт возьми, плохо. Очень плохо. Зажмуриваюсь и провожу большими пальцами по закрытым векам, стараясь унять головную боль. Вместе с ней по венам бегут страх и злость, сжимающие глотку до нехватки кислорода в легких.

– Ты как? – спрашивает Даниил, обеспокоенно вглядываясь в мое лицо.

Он не в курсе всей ситуации, но по глазам вижу – понимает, что что-то не так.

– В норме.

Стараюсь вернуть себе непринужденный вид и, дойдя до нужной двери, пару раз стучу по ней костяшками пальцев. После разрешения жму на ручку и захожу внутрь гримерной, тут же нацепив на лицо кривую улыбку.

– Как концерт, парни? – весело интересуюсь у артиста и его свиты.

– Огнище же, ну! – восклицает Даниил за моей спиной, и остальные поддерживают его дружным хохотом.

Когда формальные прощания подходят к концу, возвращаюсь обратно в ВИП-зал и застаю там одиноко сидящую Эмилию. Она задумчиво жует нижнюю губу, пустым взглядом наблюдая за тем, как люди в униформе приводят зал в первоначальный вид, и хмурит брови. Такая милая в своей серьезности, что не могу сдержать слабой улыбки.

Будто почувствовав мое присутствие, она тут же поднимает взгляд и вскакивает с места, шагая навстречу. Темные длинные волосы заправлены за уши, на щеках алеет румянец.

– Тебе плохо? – спрашиваю, подойдя почти в плотную. Ловлю ее непонимающий взгляд и сдерживаюсь о того, чтобы коснуться ее лица. – Ты покраснела.

Эмилия удивленно моргает и прикладывает ладонь к щеке. Слабо мотает головой:

– Тут просто душно. Ты закончил?

– Да, – кручу в пальцах ключи от машины. – Пойдем?

Она кивает и идет следом.

– Что ты планируешь делать? – спрашивает осторожно, стоит нам спуститься вниз.

Бам! По вискам ударяет новая волна боли.

Рвано выдыхаю и придерживаю перед ней дверь, ведущую в коридор гримерок.

– Пока не знаю.

– Думаешь, он может так поступить? – Эмилия не сводит блестящих глаз от моего лица, проходя вперед.

– Ты про тюрьму?

Она невесомо кивает, будто сама боится этого вопроса.

– Вполне возможно.

Мой ответ ее коробит. Сжав челюсти, Эмилия напрягает плечи и задумывается еще сильнее. Стискиваю ключи в ладони до боли, быстро шагая вперед. Будь я одет в рубашку, сейчас бы непременно расстегнул пару верхних пуговиц, больно впивающихся в кожу. Но рубашки нет, а я задыхаюсь так, будто плотный галстук удавкой сжимает шею. Этим проклятым эмоциям срочно необходимо найти выход наружу.

В гримерке никого нет. Мы одеваемся и выходим на улицу, больше не говоря друг другу ни слова. Холодный воздух колит щеки и немного ослабляет боль. Оказавшись в салоне автомобиля, включаю зажигание, давая машине немного прогреться, и тянусь за сигаретами.

– Можно мне тоже? – негромко просит Эмилия, и я протягиваю ей пачку.

Мы закуриваем и молча выпускаем дым через открытые окна, игнорируя морось.

– Я не хочу, чтобы ты ночевала дома одна, пока эта ситуация не разрешится, – говорю твердо, даже не повернув головы в ее сторону.

Эмилия едва не давится дымом и смотрит на меня ошалевшим взглядом. Продолжаю:

– Ренат четко дал понять, что знает про тебя. Я не могу рисковать и игнорировать это.

– И что ты предлагаешь?

Перевожу на нее взгляд, выпуская горький дым через ноздри.

– Позови к себе подружек.

Она выдыхает и качает головой, прикладывая сигарету к нижней губе.

– Рите сейчас совсем не до ночевок, а Майя уехала домой. Соня тоже вряд ли согласится.

– Могу попросить Руса позвать Лику.

Эмилия криво усмехается и затягивается, стряхнув пепел на улицу. Говорит с каплей яда:

– Не нужно.

– Почему? – щурюсь.

Я предполагаю причину. Видел, как Эмилия смотрела на нее в первую встречу, как отреагировала на новость Руслана. Но мне интересно, что скажет она сама.

– Ты ведь сам сказал, что Рус в курсе всего. Неужели, он отпустит свою дорогую Лику, когда тут такая опасность, хоть и весьма надуманная? – колюче интересуется она и выбрасывает окурок через окно. – И, вообще, я не одна. Фисташка за меня любого порвет.

Улыбаюсь кончиками губ и тоже избавляюсь от остатка сигареты. Поднимаю стекла и кладу руки на руль.

– Тобой он тоже дорожит. Ладно, у тебя есть время подумать, пока едем до твоего дома. Иначе поедешь ко мне.

Эмилия нервно смеется, но, поняв, что я серьезно, пораженно замолкает. Улыбаюсь еще шире. И вдруг понимаю, что хватка на горле становится чуточку слабее, давая мне сделать крохотный спасительный вдох.

Эта девчонка странным образом действует на меня. Еще тогда, два года назад, когда я накануне порвал со своей бывшей, она помогла мне отвлечься, подарив всю себя. А сейчас сводит с ума одним лишь взглядом в мою сторону. Одним лишь своим присутствием рядом.

Стоит машине завернуть к знакомому подъезду, Эмилия говорит:

– Ладно, звони Русу.

Паркуюсь и, посмеиваясь в своих мыслях, послушно достаю телефон из кармана куртки. Через четыре гудка друг берет трубку и внимательно выслушивает мой рассказ, в ходе которого Эмилия не сводит с меня своих шоколадных глаз. После недолгих обсуждений сбрасываю и поворачиваюсь к ней лицом.

– Сегодня ты поедешь к Лике. Так будет безопасней.

Она поджимает губы и нехотя кивает. А потом вдруг вскидывается:

– А Фисташка?

– Обсудишь это с ней, пока будешь собираться.

– А если она не разрешит? Макс, как я могу ее оставить? – недовольно спрашивает Эмилия, упрямо сжав пальцы в кулачки.

– Давай будем решать проблемы по мере их поступления? – выдыхаю и вынимаю ключ. – Пойдем.

Кажется, она немного обижается. Молча идет впереди меня, молча открывает дверь и поднимается на третий этаж. Я тоже ничего не говорю, с удивлением замечая, что голова практически перестала болеть. В квартире нас тут же встречает пищащая Фисташка, и Эмилия берет ее на руки, успокаивающе прижимая к груди. Повернувшись, она протягивает котенка мне и важно говорит:

– Присмотри за ней, пока я соберу вещи.

– А мне зайти можно? – изгибаю бровь.

– Можно, – разрешает она и разувается, бодро проходя вперед по коридору.

Делаю то же самое и захожу в комнату, садясь на диван. На то самое место. Эмилия тоже это замечает и секунду держит на мне потемневший взгляд, но быстро отводит его в сторону и просит приглушенно:

– Мне нужно переодеться. Можешь уйти на кухню?

Вскидываю брови, но все равно несу мурчащий комок в заданном направлении. Эмилия выходит из комнаты ровно в момент, когда я шутливо хватаю кусающуюся Фисташку за морду, и смотрит на меня круглыми глазами.

– Макс!

– Она первая начала! – оправдываюсь, указывая на котенка пальцем. Наглая морда тут же впивается в него клыками. – Ай!

Эмилия весело усмехается и качает головой. Она переоделась в мягкий черный свитер и голубые джинсы, собрала волосы в низкий хвост. Дуя на раненую конечность, любуюсь открывшимся видом и спрашиваю:

– Лика разрешила взять ее?

– Да, – она улыбается. – Сейчас соберу все необходимое.

По дороге к Лике Эмилия вновь поднимает волнующую нас обоих тему:

– Если они вычислили, где живу я, то наверняка знают и про Антона. Это ведь его Ренат назвал Владом?

Киваю и говорю, не сводя взгляда с дороги:

– Я тоже думал об этом. Но я часто зависаю с разными людьми, вычислить, кто из них является этим самым Владом, не так уж и просто. Да и не думаю, что они предполагают, что мы можем быть друзьями, чтобы видеться так часто.

– В любом случае, сейчас нужно быть очень осторожным.

Вновь киваю и останавливаюсь на светофоре. Поворачиваюсь к Эмилии лицом.

– Степанов в курсе? – она гладит Фисташку, сидящую у нее на коленях.

– Пока нет. Отвезу тебя и поеду в его клуб, о таких вещах лучше говорить с глазу на глаз.

Смотрю на нее и понимаю, что вновь хочу поцеловать. Просто почувствовать вкус ее губ на своих и окончательно успокоиться.

– Макс, я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, – вдруг говорит она и опускает взгляд, будто испугавшись сказанного.

Зависаю на мгновенье и не сразу замечаю, что свет переключился на зеленый. Из ступора выводит сигналящая сзади машина. Разгоняюсь, обдумывая ее слова.

– Со мной все будет хорошо.

– Я серьезно. Пообещай, что сделаешь все, чтобы угрозы этого Рената не сбылись!

Вдыхаю и выдыхаю.

– Макс?..

– Обещаю. Конечно, обещаю. Они проиграют, – говорю и сам этому верю.

Эмилия успокаивается и остальную часть пути едет молча. А мне только сильнее хочется впиться в ее губы.

Провожаю ее до квартиры Лики и прежде, чем уйти, спрашиваю:

– Мы увидимся завтра?

Эмилия смотрит мне в глаза, переводит взгляд на губы и вновь поспешно поднимает его обратно. Не сдерживаюсь и улыбаюсь одними кончиками.

– Да. Увидимся.

– Тогда до встречи.

Я жду, что она потянется ко мне, но остаюсь ни с чем.

– Пока, – говорит Эмилия напоследок и, слабо улыбнувшись, скрывается в чужой квартире.

Антон сидит в своём кресле и, на мигая, смотрит на меня. Его грудь, облачённая в чёрную рубашку, тяжело поднимается вверх и опускается вниз, взгляд прожигает дыру в моем лице. Подношу к губам стакан с виски и, сделав небольшой глоток, катаю на языке терпкий вкус.

– Сука!!! – вдруг орет Антон, резко вставая на ноги и ударяя ладонями по столу. Кресло испуганно откатывается к стене за его спиной. – Сука!

Молча потягиваю виски. Антон рычит и выходит из-за стола, зарываясь рукой в русые волосы. Резко переводит на меня взгляд.

– А если они и сейчас следили за тобой?

Качаю головой. Ещё от клуба я наблюдал за появлением возможного хвоста, поэтому был почти уверен, что никого за собой не привёл.

Антон трёт лицо ладонями и нервно выдыхает.

– На кой черт я им сдался?! Нужны бабки, передам через тебя!

– Вероятно, чтобы забрать у тебя партию продукта. Или взять в рабство, – спокойно предполагаю я.

Степанов смотрит на меня как на умалишенного. Кидает зло:

– Хрен они меня получат.

Подойдя, он забирает из моих пальцев виски и осушивает одним глотком. Впихивает в ладонь пустой стакан.

– Что мне им сказать? – говорю с кривой усмешкой. – Сажайте в тюрьму, Владоса все равно не сдам?

– Какая, к черту, тюрьма? Ты что, купился? – морщится Антон.

– Думаешь, блефуют?

Он красноречиво фыркает и возвращается обратно за стол, тут же беря в руки телефон. Написав что-то, складывает их в замке на столе, стискивая пальцы до белых костяшек, и говорит, с трудом выдавливая из себя слова:

– В среду ты отнесёшь им деньги и настоишь на том, что больше со мной не сотрудничаешь. Для подстраховки приведёшь с собой Игоря, представишь как своего нового поставщика. Если им нужно, пускай заключают с ним сделку, мне это только на руку. Главное, что меня больше нет. Исчез, испарился. Сдох, в конце концов.

Изгибаю бровь, не веря, что он говорит серьезно.

– Ренат не дурак, чтобы купиться на такую сырую отмазку.

– А ты его убеди! – шипит он.

А вот это уже перебор. Резко подаюсь вперёд, сощурив глаза.

– Я не один из твоих прихвостней, Антон. Угомонись, – голос дребезжит от плохо скрываемого раздражения.

Друг тут же тушуется и виновато дергает губой. Удовлетворившись его реакцией, откидываюсь на спинку кресла и говорю:

– Нам нужен другой план.

Антон кивает.

– Есть один. Но тебе он не понравится.

– Какой? – хмурюсь.

Вдруг дверь его кабинета открывается, и на пороге показывается Игорь. Тот самый друг Левана, из-за которого вспылил Степанов в BBL.

– Потом, – кидает Антон прежде, чем обратиться к вошедшему. – Пока отбой.

Парень смотрит на меня, понятливо кивает головой и уходит.

– Что за план? – переспрашиваю в нетерпении.

Антон переводит на меня тяжелый взгляд.

***

Эмилия

– А где твои родители?

Лика живет в трехкомнатной квартире. Самой обычной, которую только можно себе представить. Довольно просторный зал со светлой мебелью, спальня родителей, кухня с новым простеньким гарнитуром, смежные туалет с ванной в голубых тонах и комната самой Лики. С бледно-розовыми обоями, односпальной кроватью у стены, учебным столом и синтезатором. Последний привлекает больше всего внимания.

– Уехали к родственникам на выходные, завтра вечером должны приехать, – поясняет она, замявшись на пороге своей спальни. – Ты голодная? У меня голубцы есть…

Слабо улыбаюсь и, повернувшись к ней, говорю:

– Тогда грей.

Мы размещаемся на кухне сразу после того, как я переодеваюсь в домашнее и раскладываю принадлежности Фисташки. Та с интересом обнюхивает ноги Лики и озирается по сторонам, с важным видом исследую новые территории.

– А что конкретно случилось?

Лика выглядит смущенной моей компанией. Мне и самой немного не по себе, но я пытаюсь как-то разрядить обстановку, с беспечным видом жуя предложенные голубцы.

– М-м… – тяну, раздумывая над ответом. – У Макса какие-то проблемы, и он боится, что они могут затронуть и меня тоже.

Лика вскидывает брови и спрашивает с изумлением:

– Все так серьезно?

Жму плечами, мол, я и сама ничего толком не знаю. Надеюсь, этой фразой я не умудрилась взболтнуть ничего лишнего и завтра Русу не придется придумывать правдоподобную легенду? Хотя скрывать правду у него и так получается с завидным мастерством.

– Очень вкусные голубцы. Маме так и передай, – советую я, переводя тему и отодвигая от себя пустую тарелку.

– Спасибо, – смятенно улыбается Лика. – Но это я их готовила.

Посмеиваясь, сетую:

– Лика, в тебе, вообще, есть недостатки?

Девчонка теряется и заправляет за ухо выбившуюся из пучка прядь светлых волос, будто расслышав в моем вопросе издевку. А ее-то там как раз и не было!

– Я серьезно, – продолжаю я вкрадчиво, пытаясь ее разубедить. – У тебя ведь даже синтезатор есть! Только не говори, что ты и играть на нем умеешь?

Она поднимает на меня глаза и слабо улыбается:

– Ну, немного умею…

А уже через пару минут я с раскрытым ртом наблюдаю на тем, как ловко скачут девичьи пальцы над клавишами, рождая музыку, от которой внутри все замирает. Боже, оказывается, к классике я до сих пор, со времен театралки, неравнодушна!

– Офигеть! – говорю, стоит Лике доиграть последние ноты. – Это ты называешь немного?!

– Программа пятиклассника, – смеется она, сморщив нос. – Просто кажется, что сложно, а на деле… Вообще, на пианино или рояле намного лучше звучит!

– Мне и так все понравилось! – говорю искренне и сажусь на соседний табурет. – А еще что-нибудь сыграешь?

После четвертой сыгранной композиции Лика со смехом отмахивается от меня и предлагает посмотреть какой-нибудь фильм. Мы останавливаем свой выбор на новой мелодраме. Расправляем в зале диван, готовим соленый попкорн в микроволновке и разливаем по стаканам удачно найденную колу, а потом, захватив с собой Фисташку, принимается за просмотр.

– Слушай, а как вы познакомились с Русланом? – спрашиваю после одной из романтических сцен, внимательно смотря на Лику.

Она переводит на меня удивленный взгляд, тут же отводит его и нажимает паузу на пульте.

– Ну… Через мою подругу, на самом деле. Она привела меня на день рождения своего парня, – Лика рисует в воздухе ковычки и насмешливо закатывает глаза. – А он оказался одногруппником Руслана.

– И что, это была любовь с первого взгляда?

– Нет, конечно! – смеется она. – Первое время мы терпеть друг друга не могли, а потом все как-то… Ну, знаешь, как в любовном романе. Закрутилось и… вот.

Лика опускает взгляд на свои сцепленные пальцы, ожидая моей реакции. Задумчиво усмехаюсь.

– Да уж, неудивительно. Рус только с нами такой душка.

– А вы с Максом, получается, недавно познакомились? – улыбаясь, спрашивает она.

Уже хочу согласно закивать и рассказать, как он ворвался на новоселье Петро, но вдруг, удивляя саму себя, осекаюсь и говорю:

– Нет.

Лика молча ждет продолжения. Прочищаю горло, нервничая. Я еще никому этого не рассказывала. Никому, черт возьми! Удаленная запись в скрытом аккаунте Твиттера ведь не считается?

– Я училась на первом курсе и поехала со знакомыми девчонками с Питер, чтобы оторваться там как следует. И оторвалась так, что потеряла девственность с незнакомым парнем.

Лицо Лики пораженно вытягивается. Не даю ей вставить свой комментарий, продолжая:

– Не то, чтобы я потеряла голову. Хотя и не без этого, ты ведь видела Макса… – усмехаюсь кисло. – Просто, наверное, где-то в глубине души меня коробила мысль о том, что все вокруг, включая Катьку, уже попробовали, а я… Ну, ты понимаешь. Я об этом особо и не задумывалась никогда ! Просто, когда все ближе к делу подошло, не смогла отказать.

Смотрю на Лику и не вижу того, что так боялась увидеть. Нет здесь ни осуждения, ни непонимания. Немного удивления и смятения, но они и так объяснимы.

– Такого мне Руслан не рассказывал, – признается она.

– Он не знает. Я никому не рассказывала, даже Катьке.

Лика непонимающе хмурится:

– Почему? Неужели, тебе не хотелось с этим ни с кем поделиться?

Закусываю губу, вновь отведя глаза.

– Хотелось, конечно… Но я не могла. На самом деле, мы тогда с Максом разошлись не самым лучшим образом. Он попросил меня уйти в восьмом часу утра, сославшись на то, что скоро должен вернуться друг, с которым он снимает квартиру. Уж не знаю, был ли этот друг на самом деле, но то утро и без того выдалось не самым добрым. Макс мне такси вызвал, пока я в ванной была. Черт, я даже одеться до конца не успела!

– Козел! – изумленно восклицает Лика.

Согласно вскидываю брови. Самый настоящий козел.

– В общем, вся эта ситуация заставила меня почувствовать себя какой-то дешевкой. Очень мерзкое чувство. Мне было так стыдно, так обидно за себя, и эти чувства даже перекрывали злость на Макса. Потому что я понимала, что я сама во все это ввязалась.

– И поэтому ты не рассказала обо всем Кате? Потому что боялась осуждения?

– Она бы не стала меня осуждать, – говорю твердо. – Но я не хотела, чтобы кто-то еще видел меня такой униженной. Просто забыть и все. А потом Макс появился на пороге новой квартиры Петро и что-то пошло не так, – заканчиваю с улыбкой и качаю головой.

– Вы сейчас вместе? – спрашивает Лика.

Этот вопрос выбивает меня из колеи сильнее, чем весь предыдущий рассказ. Свожу брови к переносице и говорю:

– Нет.

– Но как же…

– Нет, серьезно, мы просто друзья, – настаиваю на своем, улыбаясь кончиками губ.

– Оу, – тянет Лика понятливо. – Ну, ясно.

А потом усмехается и спрашивает:

– Кино-то досматривать будем?

– Врубай, – соглашаюсь я, закидывая в рот горсть попкорна. – Кажется, скоро будут постельные сцены.

Глава двадцать вторая

– Да уж, дочь, ты бы ещё до Нового года о нас не вспоминала.

Стыдливо улыбаюсь, бестолково бренча чайной ложкой по стенкам чашки. Мама сидит напротив в тонком шелковом халате, в упреке поджимая свои красивые пухлые губы.

– Мам, я и не забывала о вас. Просто времени приехать не было, – оправдываюсь и прибегаю к действенной тактике: – Но соскучилась очень.

Мама красноречиво вздыхает, но ее взгляд заметно теплеет.

Попробую объяснить, что, вообще, происходит. Дело в том, что вчера ночью я ни с того, ни с сего решила, что завтра наведаю своих родичей. Лика сама вызвалась приглядеть за Фисташкой, поэтому я даже не стала заезжать домой и утром отправилась на вокзал прямо от нее. И вот, спустя два часа дороги, я сижу на своей родной белоснежной кухне и цежу горячий сладкий чай. Наша квартира, вообще, чем-то напоминает больничные палаты. Минимализм и стерильность.

– А папа где?

Мама снисходительно улыбается и говорит как что-то само собой разумеющееся:

– На работе.

Даже в воскресенье. Удивительно, что она сама дома – неужели, чувствовала, что я приеду? Будто прочитав мои мысли, мама говорит:

– А мне что-то нездоровится, наверное, простуду подцепила.

– Ты-то? – недоверчиво улыбаюсь.

– Авитаминоз, – жмёт она плечами. – Мы с твоим отцом работаем над новой диссертацией, времени о себе думать совсем нет.

Понимающе мычу.

По образованию мои родители медики-биохимики, поэтому вся их работа, по большей части, связана с различными исследованиями в смежных областях. Не знаю, как мне так свезло, но меня в свою профессию они посвящать никогда не спешили, поэтому понимаю я в этом мало. Знаю только, что родители частенько получают гранты на дальнейшие опыты и защищают всевозможные докторские диссертации. Их даже несколько раз звали в столицу, но из своего стерильного гнездышка эти два дятла улетать категорически не желают.

– А я котёнка завела.

Слова срываются с языка прежде, чем я решаю, что должна их произнести. Не то, чтобы я собиралась это скрывать, но я ведь говорила, что мои предки не очень-то жалуют всякую живность. Но язык мой – враг мой, поэтому остается лишь наблюдать за реакцией матери, затаив на всякий случай дыхание. Та слегка удивлено вскидывает аккуратные брови (а говорит, что времени на себя нет) и переспрашивает:

– Котёнка? А у тебя аллергии нет?

– С чего бы это? – не понимаю я.

– И правда, – говорит мама, будто не она задала вопрос. Впрочем, новость о котёнке ее не слишком трогает. – А как у Кати дела?

– Работает во Франции. Помнишь, я рассказывала?

– Да-да, что-то припоминаю... – мама вновь вздыхает и предлагает: – Дочь, пойдём в зал? Прилягу.

Послушно встаю следом, так и не допив пустой чай. Здесь никаких сладостей не водится, даже сахар только из-за меня хранят. Моя семья, вообще, предпочитает все пресное, как в еде, так и в жизни. Слабостью для них является собственная работа, ну, и любовь матери к походам к косметологу. Иногда я задумываюсь о том, не роботы ли мои родители? Хотя, мама вон приболела, кажется. Значит, всё-таки человек.

Зал встречает похожей белизной. Даже телевизор здесь молочного цвета.

Сажусь на диван у головы мамы и, перебирая темные длинные пряди, спрашиваю:

– Расскажи, как у вас дела.

– Все по-старому, солнышко. Работаем, работаем, работаем…

– Как-то пессимистично, – замечаю я. Мама всегда с большим трепетом относилась к своей деятельности, поэтому усталый тон в ее голосе меня порядком удивляет.

– Наверное, я старею, – вдруг выдает она. Пей я сейчас свой чай, непременно бы им подавилась. – В последнее время ничего не радует.

Подбадривающе улыбаюсь и отвечаю:

– Мам, это называется осенней хандрой, а не старением.

– Может, нам тоже стоит завести котика, а? – мама не дает мне времени осознать весь абсурд вопроса и говорит еще более нереальные вещи: – Или еще одного ребеночка…

– Ма-а-ам… – тяну испуганно. – Ты точно заболела. Может, сходим к врачу?

Она вдруг поднимается в положение сидя и картинно подпирает голову сложенной на спинке дивана рукой.

– Я чувствую себя одинокой!

– Ты чего? – говорю и придвигаюсь к ней. Аккуратно кладу руку на плечо. – Мамуль, тебе просто отдохнуть, наверное, надо…

– Нам нужно устроить с тобой шоппинг! – заявляет мама и смотрит на меня.

– Эм, ну… Давай! Если тебе полегчает, то, конечно…

Мама тепло улыбается и тянется ко мне с объятиями. Охотно принимаю их и вдруг слышу, как открывается входная дверь. Удивленно переглядываемся.

– Кажется, твой отец вернулся, – говорит мама, отстранившись и вновь приняв отчужденный вид.

Не успеваю удивиться ее реакцией, услышав приближающиеся шаги.

– Ничего себе. Блудная дочь вернулась в отчий дом? – спрашивает папа со слабой улыбкой.

– Только и ты не говори, что я о вас забыла, – добродушно закатываю глаза.

– А это не так?

Коротко обнимаемся и располагаемся на диване. Сославшись на готовящийся в духовке обед, мама удаляется на кухню, оставив нас вдвоем в зале. Рассказываю папе о своей работе, о поездке Катьки, о Фисташке и учебе в универе. Он упорно пытается сделать вид, что его все это интересует, но я то и дело ловлю его задумчивый взгляд, дающий понять, что папа мыслями отсюда очень далеко. Скорее всего, в одной из своих лабораторий или на Марсе, собирающий уникальные образцы. Во время нашего (то есть, моего) разговора у меня вдруг звонит телефон, и на экране высвечивается номер Максима. Скомкано извиняюсь и ухожу в свою комнату, отвечая на звонок только тогда, когда за моей спиной закрывается дверь.

Ладони почему-то мигом потеют.

– Да?

– Почему не предупредила, что собираешься уехать? – сходу спрашивает Макс очень, очень недовольным голосом.

– А должна была? – говорю и тут же прикусываю язык.

Блин, ну, конечно, должна была!

– А как ты, черт возьми, думаешь? – его голос сочится сарказмом. Нехорошим таким сарказмом, от которого по спине мурашки бегут.

Вздыхаю и говорю:

– Прости. Да, я сглупила, – тру лоб, но все-равно не сдерживаюсь от шпильки: – Но ведь ты мог позвонить и узнать, как сделал это сейчас! К чему сейчас этот тон?

– Да что ты говоришь? А я звонил! Три раза! – под конец рявкает он так, что я испуганно съеживаюсь.

Ошалело моргаю и зачем-то смотрю на экран телефона. Черт, ну я и дура! Лепечу:

– Как три раза?.. Наверное, в дороге не было связи…

Макс молчит, тяжело дыша.

– Макс, ну, правда, извини… Я не думала, что это так важно!

И снова глупость. Думала, еще как! Но все равно не сказала.

А все из-за наших ночных разговоров с Ликой.

– Ма-акс? Все в порядке? – прислушиваюсь. – Ты, что, за рулем?

Судя по звукам, так и есть.

– Нет, не в порядке, Эмилия, – наконец, подает Максим голос. К моему счастью, тот заметно смягчился. – Ладно, черт с ним… Когда ты вернешься?

– Сегодня вечером.

Макс еще немного молчит и напоминает уже совсем спокойно, с легкой хрипотцой:

– Ты обещала встретиться.

– Да, обещала, – говорю, оттягивая горловину душного свитера. – Но, наверное, будет поздно. Давай в понедельник?

Сердце бешено бьется о ребра. Макс едва слышно вздыхает и говорит:

– Хорошо. До понедельника.

– Пока…

Он первым кладет трубку, а я чувствую себя как-то… странно. Неправильно. Начиная от осознания своей глупости и заканчивая тем, что фактически отказала ему во встрече. Но и согласиться я тоже не могла. Мне нужно время все вновь расставить на свои места.

Прикрываю глаза и, глубоко вздохнув, обвожу комнату взглядом. Она – единственное темное пятно в нашей «идеальной» квартире. С яркими фиолетовыми обоями, малиновыми шторами в белую вертикальную полоску, большой полутораспальной кроватью, заправленной пледом в тон штор, большим дубовым шкафом и акустической гитарой у стены… Когда-то я училась на ней играть, но вышло совсем неважно.

Сжав телефон в руке, выхожу в коридор и нахожу родителей на кухне. Оба не обращают на меня внимания, о чем-то негромко переговариваясь с улыбками на лице.

– Все в порядке? – спрашиваю, отвлекая их.

Мама окидывает меня светящимся взглядом и спрашивает:

– С кем разговаривала, солнышко?

– Да так… по работе.

Кивнув, она как-то слишком радостно приглашает всех за стол и раскладывает тарелки с рыбной запеканкой. Минимум соли и специй. Старательно жую свою порцию, не понимая такой резкой смены настроения.

– Может, кто-нибудь объяснит, что между вами двумя происходит?

Мама будто только и ждала этого вопроса. Победно положив вилку на стол, она довольно говорит:

– Твой папа, наконец, понял, что я как обычно была права!

– В смысле?

И мама пускается в длинный и во многом непонятный для меня рассказ об их нынешнем исследовании и споре о нем, в котором она, к своему неудивлению, вновь победила. Папа виновато жмет плечами и добавляет высокомедицинские термины, видимо, для того, чтобы запутать меня еще больше. А я вдруг понимаю, что дело было совсем не в осенней хандре или авитаминозе. Как, вообще, можно было забыть, что только работа может быть корнем всех их бед и побед?

В конце их рассказала, практически доев свою запеканку, неуверенно интересуюсь:

– Мам, а на шоппинг-то пойдем?

– Ой, солнышко, – вздыхает мама, и я уже знаю, каков будет ответ. – Давай в другой раз?

– Я плохая, плохая мать! – причитаю, заправляя пижамные штаны в ботинки.

Фисташка недовольно сверкает на меня зелеными глазищами с другого конца коридора. «Безответственное ты животное!» – говорит она своим взглядом. Стыдливо натягиваю на голову шапку.

– Я быстро в магазин и обратно, ты даже заскучать не успеешь, вот увидишь! – оправдываюсь я, потянувшись за зимним пуховиком. – Тебе ведь Вискас, как обычно?

Фисташка презрительно щурится: «Балаболка, будто сама не знаешь!» Вздыхаю и отвечаю сама себе:

– Хорошо, Вискас так Вискас. Возьму еще и паштет какой-нибудь, идет?

На этот раз Фисташка молчит. Даже взглядом. А мне становится еще более стыдно.

– Пока! – махаю ей ручкой и закрываю дверь.

Вечером на улице совсем холодно – забегаю в ближайший продуктовый с красным носом и ловлю на себе недовольные взгляды сотрудниц, готовящихся к скорейшему закрытию. Быстро набираю все необходимое и расплачиваюсь на кассе, спеша обратно. Асфальт успел покрытья тонкой ледяной корочкой. Совсем не вовремя на телефон приходит сообщение – папа интересуется, хорошо ли я добралась до дома. То, что в город я заехала почти два часа назад, их, кажется, не волнует.

– Ой! – вдруг вскрикиваю и роняю из рук телефон, когда прямо перед моим носом тормозит незнакомый автомобиль.

Все происходит как в ускоренной съемке: задняя дверь распахивается и чужие руки силком запихивают меня внутрь, тут же сжимая ладонью рот. Шины визжат по асфальту. Не помня себя от страха, брыкаюсь, кусаюсь, воплю, но ничего не помогает – меня скручивают и прижимают ко рту тряпку, больно сжимая запястья и локти. Беспомощно мычу и вдруг ловлю на себе взгляд обернувшегося с переднего сиденья мужчины. Тело покрывается липким холодным ужасом.

– Нас так и не представили друг другу, – говорит мужчина, которого я встретила у двери своей квартиры несколько дней назад. – Меня зовут Михаил. И у нас с Ренатом есть к тебе небольшой разговор.

 С трудом тяну воздух носом и смотрю на него во все глаза.

– Отпустите ее, – кивает Михаил мужчинам по обе стороны от меня.

Они послушно убирают руки и тряпку от моего лица. Вывернувшись, растираю кожу на запястьях и коротко смотрю на окно. Машина плавно движется по полупустой магистрали.

– Куда мы едем?

– Просто катаемся.

Михаил с интересом рассматривает меня, развернувшись в кресле полубоком. Смотрю на него исподлобья и поднимаю с пола мокрый от растаявшего снега пакет с покупками в попытке отыграть себе время и успокоиться. Недовольно морщусь и оставляю его висеть, держа за ручки. Ещё и телефон уронила... Черт.

– Надеюсь, это не на долго? У меня ребёнок дома голодный, – стараюсь храбриться, но тихий подрагивающий голос выдаёт меня с головой.

Мужчина справа глухо фыркает, рассмотрев, видимо, содержимое несчастного пакета. Не обращаю на него внимания.

– Все зависит только от тебя.

Волнение медленно нарастает в груди, вместе с ним растёт и напускная самоуверенность. Чуть вскидываю вверх подбородок и говорю:

– Тогда давайте перейдём ближе к делу.

Михаил криво скалится – впервые за все время его лицо искажает хоть какая-то эмоция.

– Ты знаешь, что нам нужно. Скажи, где искать Владислава, и мы тебя отпустим.

– С чего вы взяли, что я это знаю?

– Ты ведь не хочешь, чтобы Власова посадили? Придётся пораскинуть мозгами.