Текст книги "Ледяной город"

Автор книги: Карен Джой Фаулер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Глава пятнадцатая

(1)

Поскольку в их маленьком обществе существовала одна открытая вражда и несколько тайных, обед прошел примерно так, как и можно было ожидать. Еда оказалась вкусной.

Аддисон хотелось говорить о политике. Ее веселило, что последних двух провалившихся республиканских кандидатов в сенаторы звали Бернс и Аллен. Пора бы уже республиканцам сказать «спокойной ночи». [52]52
  Ее веселило, что последних двух провалившихся республиканских кандидатов… звали Бернс и Аллен. Пора бы уже республиканцам сказать «спокойной ночи». —Джордж Бернс и Грейси Аллен – популярный комедийный дуэт 1930–1950-х гг. Их выступления неизменно заканчивались репликой Грейси «Спокойной ночи».


[Закрыть]Рима поняла шутку, но откуда она знала фразочку из шоу, которое прекратилось задолго до ее рождения? Мартин наверняка был заинтригован, но никак не проявлял этого, углубившись в решение сложной задачи: как выпросить добавку, не показав, что еда понравилась.

Тильда предпочитала разговор о вещах приземленных.

– Этого быка держали на подножном корму. Обычно их кормят зерном. Мы вообще уже состоим из зерна. Я стараюсь при готовке обходиться без зерна.

Мартину хотелось поболтать с Римой.

– Ты, наверное, чертовски счастлива, что уехала из Кливленда.

Уже во второй раз за неделю Риме говорили это, и она испытала неожиданный приступ патриотизма. Что тут такого было, в этом Санта-Крус? Пираты? Клоуны?

– Думаешь, у нас в Кливленде нет полей для мини-гольфа? – повернулась она к Мартину. – Есть.

Риме хотелось говорить о Памеле Прайс.

– Что мне делать, если она объявится снова?

– Если кто-то привязался к тебе, никогда с ним не заговаривай, – посоветовала ей Аддисон. – Человек решит, что тебе с ним интересно.

– А как мы тогда вернем Томаса Гранда?

Никто не ответил. До этого момента Рима как-то не осознавала, что Памела Прайс может показаться опять. Но и то правда: где два раза, там и три. Будет ли она, Рима, напугана этим? Или нет? Скорее, да, но совсем немного. Рима перестала прислушиваться к разговору, пытаясь разобраться в собственном отношении и понять, не кроется ли за этим что-то другое – раздражение или утомление.

– Если хочешь, можем на этих выходных поиграть в мини-гольф.

– Когда тебе было четыре года, мы как-то зашли в ресторан, и ты сказал официантке, что хочешь пти-филе-миньон. Она чуть карандаш не выронила.

– С тех пор как ты здесь, я все время говорю что-нибудь умное. Ни дня без.

– У демократов очень неплохие перспективы на две тысячи восьмой.

– Даже зубная паста содержит зерна, я говорила?

Что-то влажное прикоснулось к Риминой лодыжке. Стэнфорд. Это вернуло ее к действительности.

– Откуда она знает, как звали моего отца? – спросила Рима и тут же поняла, что ответ очевиден.

Рассказ о милой гостье и о том, какое отношение она имеет к Аддисон, был беспечно выложен в блог А. Б. Эрли, и любой, сбежавший из психушки или нет, мог его прочесть.

Мысль о блоге потянула за собой другую: она так и не спросила у Аддисон про ту статью из «Википедии». Поэтому Рима сделала это сейчас, задав вопрос:

– А Максвелл Лейн и правда вырос в Холи-Сити, как сказано в «Википедии»?

(«Я знала Вашего отца», – говорилось в письме Констанс Веллингтон. Если Максвелл вырос в Холи-Сити, то, может быть, Констанс была не такой ненормальной, как казалась.)

– Этого не должно быть там, – сказала Аддисон, что, конечно, не было ответом. – Предполагается, что статьи в «Википедии» проверяют. Там не место выдумкам третьекурсников. – Нож Аддисон противно скрипнул по тарелке. – Видимо, появилось недавно. После обеда уберу.

И Аддисон рассказала про помощника, который был у нее с год назад, – студента с отделения английского языка и литературы Калифорнийского университета, который среди прочего приглядывал за веб-сайтами. Звали его Том Оппенфилд. Расстались они с Аддисон неприятным образом – вернувшись однажды с утреннего киносеанса, она обнаружила его зависшим, словно альпинист, на склоне утеса, прямо под окном студии. Он пытался заглянуть в щель между ставнями. А может, свести счеты с жизнью. Разумеется, Том немедленно был уволен. В отместку он стал отвечать, что Аддисон будет рада каждому, кто бомбардирует ее предложениями: выступить, написать аннотацию на обложку книги, написать вступление, провести мастер-класс, отрецензировать рукопись, принять участие в поэтическом турнире, продать право собственности на персонажа, дать заочное интервью, устроить обед для дарителей книг библиотекам, принять представителей благотворительных организаций. Том Оппенфилд в числе прочих был виноват в том, что Аддисон никак не могла закончить очередную книгу. Писательские обязанности не оставляли ей времени для того, чтобы писать.

– Большая ошибка – брать помощника, – заявила она. – Не возьми Марго Дюма помощника, никто бы не узнал о ее сексуальной жизни.

Уже во второй раз сексуальная жизнь Марго Дюма случайно всплывала в разговоре. Занятно. Рима сделала мысленную отметку: поискать в «Гугле», что было особенного в сексуальной жизни Марго Дюма.

– Я могу или следить за интернетом, или писать книгу, – сказала Аддисон. – Одно из двух.

Рима сопоставила ее высказывания: «Видимо, появилось в интернете недавно» (а также тщательный мониторинг политической обстановки) и это «Одно из двух». Было ясно, чему из двух отдает предпочтение Аддисон.

– Хочешь поиграть в мини-гольф? – спросил Мартин.

– Не люблю мини-гольф, – ответила Рима.

Это было неправдой. Мало что Рима любила так, как мини-гольф. Но надо быть в соответствующем настроении. Быть с Оливером.

– А! – воскликнула Тильда. – Совсем забыла! Холи-Сити! Максвелл получил письмо из Холи-Сити!

Аддисон сказала, что раз корреспонденция Максвелла интересует только Риму, пусть Рима и получит это письмо.

Пусть она принесет его сюда.

Пусть она вскроет его прямо здесь.

Пусть она прочтет его вслух.

Не правда ли, это будет забавно, сказала Аддисон.

– А тебе пришло письмо из службы по контролю за животными, – сообщила Тильда делано безразличным голосом. – Оно там же, на столе.

(2)

Самое бы время отвлечь внимание. Где Памела Прайс, когда она так нужна?

Или Скорч. Вот на днях она ворвалась на кухню вместе с собаками, все трое – в страшном волнении. Эти собаки, эти собаки, сказала Скорч… таких пакостных собак она еще не встречала никогда. Никогда! Стэнфорд и Беркли суетились, покусывали свои лапы и избегали смотреть в глаза другим.

Они отправились на пляж, объяснила Скорч, и прекрасно провели бы время, если бы все вели себя как надо. Вот только там были две женщины на ходулях, в бюстье и треуголках, которые забрались на лестницу и дрались там на мечах, в то время как их снимали. Не успела Скорч сообразить, что происходит, как таксы уже летели туда. Они закрутились вокруг женщин, облаивая их, пытаясь укусить за ходули и не обращая внимания на оравшую до хрипоты Скорч. Слава богу, что никто не упал на неровных ступеньках и не сломал себе шею. Одна из женщин завопила, и мужчина с фотоаппаратом накричал на Скорч за то, что она выпускает без поводка этих поганых собачонок.

– Извиняюсь, – сердито проговорила Скорч, – а что, лестница – это частная собственность, не часть общественного пляжа? – И обратилась к собакам: – Что с вами такое?

Сейчас было бы самое время для подобного безобразия.

Рима не встречала еще места, способного конкурировать с Санта-Крус по числу людей, рвущихся доставить вам бесплатное развлечение. Барабанщики на пляже, отмечавшие барабанным боем рассвет и закат. Бродячие гитаристы, флейтисты, певцы. Мужчина (женщина?), наряженный(ая?) ослом, у кофейного магазина «Упрямый осел». А пирсингисты! И не пытайтесь убедить Риму, что кто-то соглашается претерпеть такое для собственного удовольствия, а не ради удовольствия почтеннейшей публики!

Аддисон рассказывала, как однажды при ней в книжный магазин на Борнео зашли двое подростков из Санта-Крус – с удлиненными мочками ушей и подпиленными зубами. Аборигенов это сильно позабавило.

Клоуны на улицах! И теперь вот эти – в бюстье и на ходулях. Чудесно, просто чудесно. Рима внезапно осознала, что Кливленд – ничто по сравнению с Санта-Крус.

– Я одна замечаю клоуна там, в центре? – спросила она. – С розовым зонтиком?

Все слегка обалдели от такого поворота темы, но не настолько, чтобы забыть о письме Максвелла. Они упорно глядели на нее. Пришлось, как ни крути, встать, оставив еду в тарелке остывать и дальше, пойти на кухню, затем через холл к столику у входной двери, где перед кукольным домом из «Недостающих деталей» громоздилась почта.

Рима на мгновение задержала взгляд на сцене убийства за стеклом, поняв, что не оценила в полной мере тщательность исполнения этих домиков. Здесь была посуда с рисунком в виде маков – такая же, как у Аддисон. Окурок в пепельнице под лампой. Рима почувствовала, что, если она сейчас сложит вместе крохотные детальки головоломки, что-то такое нарисуется. Ей захотелось сделать это. Прямо сейчас. Пусть даже на это уйдет целый вечер.

Аддисон умело работала руками. Если бы не стала писателем, она могла бы стать много кем еще. Парикмахером. Нейрохирургом. Интересно, она сделала головоломку-пазл целиком или только тот угол, который был нужен?

Письмо Максвеллу лежало сверху. Стандартный бизнес-конверт, адрес, написанный синими чернилами: старательно выведенные заглавные буквы.

Обратный адрес указывал на фабрику художественного стекла в Холи-Сити. Это было не то письмо, которое отправила Рима. И кто-то уже его вскрыл.

Рима принесла его в столовую и начала читать вслух.

Уважаемый Максвелл Лейн,

к несчастью, миссис Веллингтон больше нет с нами. Она давно уже была последним из членов местной общины и единственным, с которым я когда-либо встречался. Миссис Веллингтон скончалась в 1997 году в доме престарелых в Сан-Хосе. Ей было восемьдесят девять лет.

Я долго пытался найти наследников, чтобы передать им ее библиотеку, но в конце концов пожертвовал ее благотворительному магазину Общества по предотвращению жестокого обращения с животными. Котов я взял себе, и последний из них, Мистер Биттерс, умер всего год назад. Насколько я понимаю, Вы знали ее не слишком хорошо, но все же не известно ли Вам что-либо про ее ныне живущих родственников? У меня хранятся оставшиеся от нее письма, которые могут представлять определенную историческую ценность.

По причине преклонного возраста миссис Веллингтон ее кончина не стала неожиданностью, но тем не менее мне жаль, что пришлось известить Вас об этом.

Ваш Энди Шеридан.

В письмо был вложен флаер: 1 декабря фабрика художественного стекла будет доступна для осмотра, посетители смогут купить изделия с рождественским орнаментом.

– До чего загадочно, – произнесла Аддисон. – Еще одна выходка Памелы Прайс?

Произошло одно из двух. Или первое: все знали, что Рима отправила письмо Констанс от имени Максвелла, но молчали из вежливости и делали вид, что верят в существование Памелы Прайс, – а на самом деле сомневались в нем. Да и с чего бы им верить? Женщину видела одна только Рима, но ведь Рима видела клоунов и все такое, куда бы ни отправилась. Единственным осязаемым свидетельством была пропавшая куколка – но Рима могла ее попросту потерять. Поэтому никто и не поддерживал ее разговоров о Памеле.

Или, может, второе: Риме удалось выкрутиться. Нехорошо, конечно, перекладывать подозрение на неповинную уж в этом-то воровку. Надо было решать, говорить правду или нет. Если признаваться потом, это будет намного хуже.

Аддисон протянула руку за письмом.

– Людям интересно все, что связано с Максвеллом, – заметил Мартин.

Это могло бы стать отличным началом разговора о баре, но Мартин не стал развивать тему.

– Кто-нибудь хочет десерт? – спросила Тильда.

Свершилось: подозрение пало на Памелу Прайс, которую, вполне вероятно, Тильда считала Риминым вымыслом. Рима поклялась, что больше не будет эксплуатировать Памелу таким образом, – это могло войти в привычку.

– Ладно, я положу это письмо в коробку вместе с другими? – сказала она.

Можете назвать Риму чокнутой, но, признайся она, что сочиняет письма умершим людям и подписывается «Максвелл Лейн», вряд ли это сочли бы проявлением похвальной честности, а не чем-то иным.

(3)

Мартин хотел, чтобы Рима сходила с ним в кино. По его словам, в Капитоле был кинотеатр, где фильмы смотрят из автомобилей, – один из немногих оставшихся. Там шел «Борат», классная штука, Мартин уже смотрел его два раза. Рима заявила, что слишком устала. Тогда Мартин взял свой рюкзак и поехал к себе.

Она принялась убирать со стола, но Тильда резким тоном велела не делать этого и идти ложиться, раз она так устала. Будь Рима поласковее с Мартином, тот наверняка остался бы на ночь. Видимо, для этого он и приготовил рюкзак. Видимо, раньше Тильде не нравилось, что Рима спит с Мартином, а теперь – что она с ним не спит.

Задул сильный ветер, разрывая своим свистом тишину раннего вечера. Рима поднялась к себе и раскрыла ноутбук, рассчитывая подключиться через телефонную линию, но тут внезапно обнаружилась незащищенная беспроводная сеть «Освобожденная мелодия», принесенная ветром, – вероятно, соседская.

Рима быстро подключилась, проверила почту: сплошной спам. Но друзья были не виноваты, это она им не отвечала уже неделю. Потом она набрала в «Гугле» «Холи-Сити» и «самоубийство». Но вылезла все та же статья из «Википедии»: «Предполагалось, что в Холи-Сити создано идеальное управление. На въезде в город был водружен плакат: „Посетите нас, если вы замышляете брак, самоубийство или преступление“».

Затем Рима набрала «Фабрика художественного стекла Холи-Сити» и вышла на ее сайт. Оказалось, что фабрика занимает бывшее здание почты. Эндрю Шеридан был стеклодувом и владельцем. Недавно он изготовил серию витражей по мотивам кельтских рун. Обозначились прямоугольники, в которых должны были появиться картинки, но, прежде чем это произошло, соединение прервалось. Остались только сайт фабрики и пустые прямоугольники. Внизу была реклама сайта знакомств: «Я встретил тех, кто меня понимает».

Рима подвигала ноутбук на столе в попытке поймать сеть, положила его на колени, взяла на руки, но ничего не вышло. Тогда она выключила компьютер и легла в постель. Где-то раздался странный звук – будто кто-то подул в бутылку – и стал повторяться примерно каждые десять секунд. Может, сирена? Если так, то где? Рима не представляла, на каком расстоянии это может быть.

Она надвинула одеяло на лицо до самого носа. Часы пробили половину часа. Сон не шел. Если бы связь не прервалась, она осталась бы сидеть за компьютером. Встать и снова поискать сеть? Хорошо бы найти сайт, где есть что-нибудь про Максвелла. Эти сведения рассыпаны по разным книгам – кто-то же наверняка собрал их вместе?

В комнате было слишком холодно, вылезать из-под одеяла не хотелось. Рима попробовала сама сложить все факты воедино, надеясь, что это поможет заснуть – вместо счета овечек.

Факт номер один: Максвелл Лейн воспитывался в какой-то секте.

В пяти романах А. Б. Эрли описывались убийства, происходившие в сектах или религиозных общинах. В том числе и в «Ледяном городе». Аддисон начала писать в конце шестидесятых, а публиковаться – в начале семидесятых: тогда бесчеловечные секты были делом более или менее обычным, особенно в Калифорнии. По этой причине Максвелла часто звали, если в дело была замешана секта. Он специализировался на сектах.

Но ничто не указывало именно на Холи-Сити.

Факт номер два: это было не поселение в горах, а ферма с миндальной рощей на 128-м шоссе, между Дэвисом и Винтерсом, где бы это там ни находилось.

Факт номер три: в этой секте не исповедовали безбрачие и расизм. Когда Максвелл по заданию ФБР внедрился в нее, он обнаружил, что секта подконтрольна одной южнокорейской корпорации, которая собиралась, во-первых, накопить немыслимую кучу денег, а во-вторых, заменить американское правительство религиозной теократией, проповедующей спасение через сексуальные связи. [53]53
  Когда Максвелл по заданию ФБР внедрился в нее, он обнаружил, что секта подконтрольна одной южнокорейской корпорации, которая собиралась, во-первых, накопить немыслимую кучу денег, а во-вторых, заменить американское правительство религиозной теократией, проповедующей спасение через сексуальные связи. —Аллюзия на Церковь Объединения, основанную в 1954 г. в Сеуле преподобным Сон Мён Муном и ставшую мишенью множества разоблачений в американской прессе в 1980-е гг.


[Закрыть]

Факт номер четыре, самый важный: секта, в которой вырос Максвелл, управлялась опасными и способными людьми. А община отца Райкера, судя по материалам в Интернете и рассказам Аддисон, если и могла быть названа ККК, как ку-клукс-клан, то лишь если первые два «К» означали, скажем, «Конченых козлов».

В результате расследования Максвелла шестеро человек угодили в тюрьму (никто из них так и не узнал о его причастности к этому), и это были его соседи, друзья родителей, те, кто пек ему печенье и нянчился с ним когда-то. Никого из них он не хотел засадить за решетку. Все они были жертвами обмана и дурмана. И почти все любили Максвелла.

Максвелл пошел на сотрудничество с ФБР, поскольку ему сообщили, что сектанты виновны в смерти его матери, а позднее и отца. Подтверждений этому он так и не обнаружил. В ФБР также уверяли, что держат на крючке крупную рыбу, но почему-то внезапно изменили свое решение и ограничились лишь мелкой сошкой. Это как будто совпало с покупкой лидером секты газеты консервативного направления и избранием Рейгана. (Для Римы оставалось загадкой, почему никто не обращает внимания, что Аддисон – либерал, если не хиппи. Вероятно, для этого надо было прочесть ее книги все до единой.)

Вот почему Максвелл обычно чувствовал себя предателем и преданным одновременно. Он порой возвращался к убийству родителей и продолжал вести досье на лидера секты, но продвигался так мало, что часть читателей забеспокоилась, как бы в финале не прикончили и самого детектива. Напрасно они так. Напрасно: даже Аддисон не была так жестока.

Рима сбилась со счета. От ветра хлопали ставни, заглушая бой часов в холле. Дверь скрипнула. Послышался быстрый, легкий топот точно не двух ног. К кровати подошла Беркли и заскулила, чтобы ее взяли в постель. Там она принялась зарываться в одеяло, пока Рима не почувствовала прикосновения влажного носа к своей щиколотке. Маленькое тельце таксы излучало тепло. Вскоре Беркли захрапела храпом праведника.

Утром Рима готова была поклясться, что всю ночь не сомкнула глаз, если бы этому не противоречило ясное воспоминание о сексе с Максвеллом Лейном. Секс доставил Риме необычайное удовольствие, хотя она при этом и спала. По сравнению с некоторыми реальными личностями, с кем Рима раньше имела хороший секс во сне, оставлявший ее, однако, в некотором замешательстве (как – вправду он?), полностью вымышленный персонаж вроде Максвелла был находкой. Я встретила тех, кто меня понимает, подумала Рима.

Глава шестнадцатая

(1)

Тем утром Коди и Скорч пригласили Риму в Стимер-Лейн, всемирно известное место сбора серфингистов. Коди это было нужно для его курсовой по поведению приматов: серферы в Стимер-Лейн, по его словам, считают, будто море в этом месте принадлежит им, и охраняют свою территорию. Но дьявольски хороши. Риме обязательно нужно посмотреть на них. С утеса открывается прекрасный вид, и всегда есть зрители.

Рима имела основание полагать, что позвали ее не запланированно, а лишь потому, что она случилась за столом, когда Скорч и Коди собрались уходить. Приглашение вышло неуклюжим. Рима редко покидала свою комнату и заставляла себя завтракать с ними, как бы принимая тем самым неприятное, но обещающее помочь лекарство; теперь она была слегка уязвлена мыслью о том, что Коди и Скорч на самом деле охотнее обошлись бы без нее.

– Коди занимается серфингом, – сказала Скорч.

– И получается дьявольски плохо, – добавил Коди.

Рима согласилась, желая наказать их за то, что они не хотели брать ее с собой, – если они не хотели брать ее с собой. Если же они хотели брать ее, то согласие было актом вежливости. Рима была намного старше их, и зачем им вдруг понадобилось Римино общество?

А кто бы, интересно, подошел ей по возрасту? Мало кто в двадцать девять уже похоронил всех ближайших родственников. Так сколько же ей лет? Определить это было так же нелегко, как возраст книжных персонажей.

Рима зашла наверх переобуться и вспомнила, что Мартин обрезал шнурки на ее туфлях. Каждое утро она собиралась купить новые шнурки, но потом забывала. Придется идти в лодочках – с низким каблуком и тонкими подошвами, страшно неудобных для хождения по песку и по чему угодно.

Теперь каждый раз, выходя из дома, Рима наполовину ожидала, что наткнется на Памелу Прайс. Она не боялась этого – днем-то уж совсем, – но предпочитала на этот случай иметь поблизости Коди. Он был внушительным парнем, хоть и выглядел мирно.

Рима забралась на заднее сиденье, машина тронулась и закружила по улицам, мимо эспланады, мимо статуи неизвестного серфингиста, – здесь должен был стоять гаваец, сказал Коди, а не вот этот. Курчавый серфингист поставил доску вертикально и стоял спиной к океану. За ним, у маяка, располагалась стоянка, где они бросили машину. Маяк был побольше и потолще, чем тот, что высился возле «Гнезда», и маяком больше не являлся: теперь в нем размещался санта-крусский Музей серфинга. Он стоял на зеленом мысу, продуваемый ветрами.

Музей оказался закрыт, и Коди расстроился, – по его словам, там было много отличных штук, особенно насчет борьбы Санта-Крус с Хантингтон-Бич за звание «Столицы серфинга».

– Конечно, это Санта-Крус. – Коди проявил местный патриотизм. – Первый серфинг за пределами Гавайев устроили именно здесь, прямо в устье реки.

Борьба продолжалась долго, с судебными разбирательствами, дело дошло даже до властей штата. Рима никогда не предполагала, что серферы так любят сутяжничать. Ну прямо защита своего ревира.

На одной стороне мыса был пляж, а невдалеке от него, в море, – скала, облепленная бакланами, пеликанами и морскими львами. Морские львы лаяли. Приятное разнообразие по сравнению с тоненьким скулежом такс.

Придерживая одной рукой волосы, Рима загляделась на плакат, изображавший все калифорнийское побережье до Сан-Франциско. Она почти ежедневно созерцала извилистый берег залива Монтерей, но как-то не сознавала полностью, что Санта-Крус находится на берегу залива. Большие волны Стимер-Лейн никак не наводили на мысль о заливе. Утесы были беспорядочными нагромождениями скал и выглядели, по мнению Римы, именно так, как подобает месту, где должны заканчиваться путешествия, причем заканчиваться плохо.

По краю утеса шла решетка в три фута высотой. Рядом стоял столб с объявлением о том, что здесь с 1965 года погибли девяносто два человека.

Не будьте следующим.

Относитесь к океану с должным уважением.

Не заходите за решетку.

За столбом двое мальчишек в бейсболках что-то курили, передавая это друг другу в согнутой ладони. Рима дала бы им лет по тринадцать, не больше. Мальчишки были крайне поглощены собой – «я-бессмертный-с-прыщавой-кожей-отвяжитесь-от-меня», что-то в этом духе. Они даже не задумывались о том, что какая-нибудь Памела Прайс может подкрасться и столкнуть их в море.

Воздух был холодным, солнце – ярким. На поблескивающей воде собралось около двадцати серфингистов в гидрокостюмах, с десяток или больше человек смотрели на них с утеса. Среди серфингистов был седоволосый, белобородый старик – вроде Санта-Клауса в гидрокостюме, если бы Санта-Клаус всерьез поддерживал форму.

Коди нашел свободное место у ограды. Он взял с собой бинокль и время от время протягивал его Риме, куда-то показывая. Рима всякий раз не понимала, куда нужно смотреть, и поэтому разглядывала волны – белые взрывы, тщательно вырезанные изгибы, алмазные грани.

– Вот мудила, – сказал Коди, способный сделать такой вывод даже без бинокля, в то время как Рима не могла даже с биноклем.

Она вернула ему оптический прибор. Один из участников съехал с гребня. Его сменила серфингистка, которая гребла, чтобы удержаться на ускользающей волне. Некоторые трюки превосходили всякое воображение. Кому из наблюдавших бушующий океанский прибой пришла в голову мысль: будь у меня доска, я покатался бы на волне? Рима занесла самого первого серфингиста в свой список первопроходцев. Первый, кто прыгнул в воду ласточкой. Первый, кто съел артишок. Тюленеобразные серфингисты поднимались и скатывались.

Наконец она утомилась от их номеров, что, в общем, было неизбежно. Волосы на ветру бились по щекам, солнце светило слишком ярко. Рима собралась было присесть на одну из скамеек, но увидела, что на ней вырезаны буквы, и стала читать. «Марк Дэвид Олсип. Посидите на счастливой скамье», и дальше – улыбающиеся рожицы.

На других скамьях тоже были надписи. Рима пошла вдоль скамеек и прочла все.

«Арнетт, Сэм, Скотт, Синдел. Навеки».

«Джуди Мэшэм. Мать, учитель, друг. Пусть исполнится ваша мечта».

«Роберт „Кэмел“ Дуглас. Будьте открыты любви. Цените красоту и чудо».

«Боб Ричардсон: ты навсегда останешься в нашей памяти».

«Памяти Рона Маккензи. Он знал, как провести Рождество», дальше – вырезанный падуб.

Утес был сплошным образцовым кладбищем.

Рима чуть не подпрыгнула от прикосновения чьей-то руки к своему плечу, но это оказалась всего лишь Скорч.

Они оставили Коди у решетки и прогулялись по Вест-Клифф-драйв до парка. Живой мир там был совершенно другим: с одной стороны дороги – чайки и водоросли, с другой – вороны, эвкалипты и пинии.

Они пошли по сырой тропинке мимо деревьев, ветви которых смыкались так, что бездомные днем вполне могли бы найти под ними убежище. Скорч сказала Риме, что парк – место, где собак можно по утрам выгуливать без поводка, и одновременно заповедник бабочек-монархов: совместить одно с другим было, пожалуй, не самым мудрым решением. Риме обязательно нужно наведаться сюда в сезон бабочек, сказала Скорч.

Рима, будучи родом из Кливленда, считала, что монархи появляются весной. Наверное, она не сможет отягощать Аддисон своим присутствием так долго. Перспектива покинуть «Гнездо» вызвала у нее легкую панику.

Они перешли ручей по деревянному мостику.

– Ты была права: Аддисон убрала ту строчку про Максвелла из «Википедии», – сказала Рима. – Но сегодня утром я увидела ее снова.

– Война правок. – Скорч явно была довольна. – Аддисон так делает уже не в первый раз. Она, видимо, получает уведомления обо всех правках. А тот, кто их вносит, – тоже. Эта строчка будет то и дело появляться и исчезать.

Тропинка вывела их на ярко освещенную поляну. Рима представила, как весной она зазеленеет, как парк покроется птичьими гнездами и дикими цветами. А Аддисон будет по-прежнему горбиться над столом, сцепившись с врагом в вечной схватке, подобно героям «Звездного пути», не замечая зеленеющего мира.

– По крайней мере, пока кто-нибудь не попросит админа запретить правку на этой странице, – продолжила Скорч. – И все, кто ее делал, будут выглядеть идиотами.

Теперь они направлялись обратно к Коди и утесам.

– Я посмотрела историю изменений, – сказала Рима. – Там значится некто Ураган Джейн.

– Да? – Скорч приставила ладонь к глазам и посмотрела на Риму. – Она постит все время что-то на сайте Аддисон. Прямо бесчинствует. Думаю, за просто так Ураганом себя не назовут.

Под ногами Римы в утес была вделана дощечка. Рима остановилась.

«Эта скала посвящена светлой памяти Риты Колье-Микуды, моей жены и лучшего друга. Сколько-то времени она была моей навсегда. 9.01.1962–17.12.2000».

Недолгий срок для «моей навсегда». Впрочем, дольше, чем у Римы с Оливером. Оливер – понравилась бы ему такая скала? Или скамейка? Целый мир мемориальных возможностей, которые Рима никогда не рассматривала.

– А ты не заходила в обсуждения? – спросила Скорч.

– Нет.

– Вообще-то там надо объяснять каждое изменение, которое ты вносишь.

– Дело вот в чем. Я не очень понимаю… Нет никаких указаний на то, что Максвелл Лейн воспитывался в Холи-Сити. А противоположных указаний довольно много.

Прежде чем перейти улицу, они остановились, пропуская две машины. В одной рядом с водителем сидела женщина, которая, похоже, глядела на Риму, – но Риме она была незнакома. У маяка мужчина в синей ветровке кормил чаек картошкой фри. Птицы с воплями слетались к нему.

– Тогда этой строчки не должно быть, – сказала Скорч.

(2)

Когда по телевизору впервые показывали сериал «Мысли Максвелла Лейна», Риме было одиннадцать. Она так и не посмотрела его, поскольку по другому каналу в это же время шел «Секретный агент Макгайвер». Теперь «Мысли» показывали сразу по нескольким каналам. За обедом Рима сообщила Аддисон, что хотела бы его посмотреть.

Рука Аддисон, только что поддевшая на вилку порцию салата, застыла в воздухе. Аддисон покачала головой. Она не любила актера, игравшего Максвелла, – по ее словам, он меньше всех остальных напоминал Максвелла: ямочка на подбородке, квадратные брови – слишком южнокалифорнийский типаж. Эмоциональная неустойчивость, излишняя доверчивость. Для циничного сценариста это, может, и годилось, но романист не продвинулся бы с таким персонажем дальше второй главы.

Но если Рима хочет, она, конечно, может посмотреть.

В середине дня пошел дождь, вечером он усилился. Риме всегда нравилось слушать шум дождя, находясь в тепле и сухости. «Гнездо» было тихим и приятным местом. Мелодично позванивали оконные стекла и водосточные трубы. Океан пульсировал, подобно гигантскому сердцу. Рима представила себе вечер в небольшой уютной компании: она, Максвелл и один-два трупа.

Вместо этого к ней присоединились Аддисон и Тильда. Аддисон плеснула в стакан виски – на трезвую голову такое никак, объяснила она. И к первой рекламной паузе уже похрапывала.

Тильда отправилась спать. Максвелл, который меньше всех остальных напоминал Максвелла, попал в ловушку: дверь в сауне оказалась запертой снаружи. У Римы была именно такая фобия, и поэтому она не ходила в сауну.

Актер играл в аффектированно-ироничной манере. Ирония, но неумная. Учительствуя в средних классах, Рима насмотрелась неумной иронии на всю оставшуюся жизнь.

Она ни на минуту не замечталась бы о таком Максвелле. Проснулась Аддисон и стала отпускать колкие замечания о диалогах, костюмах, даже о работе оператора. Кроме этих замечаний, ничего интересного не случалось. Рима выключила телевизор и оставила Аддисон одну – та опять задремала. Максвелла спасла из сауны молодая женщина, прикрытая только полотенцем, но Риму теперь не отпускала легкая клаустрофобия. На чердаке слышались призрачные шаги.

Рима вернулась к себе, села в кресло и открыла коробку с письмами Максвелла – не обнаружатся ли еще листки папиросной бумаги с посланиями Констанс Веллингтон? Теперь, зная, что та мертва, Рима испытывала к ней больше расположения, но не могла отделаться от ощущения потери. Не то чтобы она рассчитывала застать Констанс в живых – но все же надеялась. Расположение к этой женщине усилилось настолько, что Рима напомнила себе о расизме сектантов из Холи-Сити – Констанс должна была верить в превосходство белой расы. Коди не забыл бы об этом даже на мгновение.

Сверху лежала открытка с уотсонвилльскими ковбоями. Рима перечитала ее.

Возвращаясь к моему письму от 2 июля: Вы знаете, как кошки порой героически сражаются с воображаемыми врагами? Кажется, я сделала то же самое. Впрочем, не обращайте внимания.

«Тебе нужно найти, – подсказал Максвелл, – письмо от 2 июля».