Текст книги "Ледяной город"

Автор книги: Карен Джой Фаулер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Глава двадцать шестая

(1)

«Ледяной город», с. 313–314

Мистер Лейн сказал, что я могу взять что-нибудь из дома, если хочу. Так он думает. Я переезжал из трейлерного парка в город Траки, чтобы жить в приемной семье. Я убеждал себя, что все обойдется, что я без труда продержусь четыре года, пока мне не исполнится восемнадцать, – но сам себе не верил. Разве смогу я учиться в школе, прикидываться обычным парнем, как все?

Брать из дома не хотелось ничего.

Мистер Лейн остановился перед кукольным домиком.

– Ты заметил, что все вы тут есть? – спросил он. – Этот домик о многом мне рассказал. Например, о том, как он отдавал приказы: в основном Эрни, но также Кэтлин, Памеле и Джулии, когда хотел видеть их в своей постели. Он, видно, чувствовал себя Господом, глядя сверху на свое маленькое царство и управляя вами.

Говоря, Лейн взял фигурку, изображавшую Бима, я – несколько других. Вот Кэтлин, которая оказалась в сумасшедшем доме, где ее кормят с ложечки и укладывают как ребенка. Вот Памела, которая ушла после смерти брата Исайи со словами, что собирается стать киноактрисой, – все мы знали, что ничего из этого не вышло. Вот Джулия, несчастная спутница жизни Бима. Я поставил их обратно.

Мистер Лейн все не выпускал из рук Бима. И тут мне открылось его подлинное лицо. Рассказывая брату Исайе о моем отце, Бим не думал, что отец погибнет из-за этого. А потом я наблюдал, как раскаяние грызет его, не понимая, что именно происходит у меня на глазах.

Теперь я все понял. Когда мистер Лейн впервые появился в Лагере Вечной Жизни, Бим еще не был убийцей. Убийцей его сделал мистер Лейн, который так хорошо разбирался в людях, знал, что и когда нужно им говорить. Мистер Лейн, который ни черта не понимал, что из всего этого выйдет. Мистер Лейн, внутренне опустошенный.

– Куда вы теперь? – спросил я.

– В «Ледяной город».

(2)

На Памеле Прайс был длинный плащ поверх совсем уже длинной ночной рубашки, на ногах – двухцветные угги: ярко-голубой с серо-голубым. Распущенные нечесаные волосы образовывали спутанный комок над правым ухом. Она опустила ключи в карман плаща.

– Я ждала А. Б. Эрли, – объявила Памела. – Она с вами?

– Да, – ответила Рима сдавленным, каким-то не своим голосом. – Она в машине.

«Если кто-то привязался к тебе, никогда с ним не заговаривай», – советовала Аддисон. Но поскольку Рима вломилась в чужой дом, обычные правила были неприменимы.

– Ее там нет. – Памела помотала головой.

Сегодня Риме можно было смело ставить двойку за неудачное вранье. Рима попыталась составить список причин, почему не стоит ничего бояться. Раз: никто не знает, что она здесь. Два: никто не хватится ее до утра, но и тогда будет непонятно, где ее искать. Список ей не понравился.

Она сделала вторую попытку. Памела выглядела заспанной, но при этом вполне вменяемой. В машине Аддисон, наверное, стояла система «ОнСтар» – более чем разумное вложение денег. Тильда с Аддисон проснутся часов через шесть-семь, увидят, что постель Римы неразобрана, а машины нет. Аддисон позвонит в компанию «ОнСтар», и машину найдут за считаные минуты. Все, что ей требуется, – поддерживать беседу с Памелой в течение восьми-девяти часов.

– Я не хотела будить вас, – сказала Рима. – Мне казалось, здесь вообще никого нет.

– О-о. – Памела небрежно махнула рукой. – Не волнуйтесь. Я не спала. Мне хотелось поговорить с А. Б. Эрли.

– Может, встретитесь с ней утром за чашкой кофе? – предложила Рима. – Я могу это устроить.

– Я предполагала, что это произойдет здесь. Все было продумано. Вроде сцены в одном ее романе. Я вам покажу.

Памела направилась к Риме. Та шагнула назад, но недостаточно быстро: Памела ухватила ее за рукав и развернула. Теперь перед Римой были не граффити, а обрывки обоев с пурпурно-золотыми лилиями. Неясный контур обозначал место, где на стене что-то висело – картина? В других местах виднелись еще более старые обои в полоску. Рима обнаружила, что ее фонарик все еще горит. Она выключила его.

– Здесь была полка, – показала Памела свободной рукой. – А на ней стоял кукольный домик. Я спросила бы Эрли, помнит ли она про этот домик. Представьте, что вы – это она.

– Вы вернете Томаса Гранда? – спросила Рима.

– Не сейчас. Потом я показываю вот сюда, – Памела махнула рукой в сторону контура, – и объясняю, что здесь висела картина: отец Райкер с глобусом. Потом говорю ей: «Я знаю, кто вы».

– Так кто же я?

– Не сейчас. Пойдемте наверх, – потянула она Риму.

Рима сняла руку Памелы с рукава своего плаща. Пальцы женщины были куда теплее ее собственных. Риму пробрала дрожь. В сухих листьях у входа кто-то копошился.

– Я не пойду наверх. Просто расскажите мне остальное, – сказала Рима.

И Памела рассказала ей, что Райкер был отцом Аддисон, пожаловавшись затем, что Рима нарушила порядок: ей надо было узнать об этом наверху. Правда, тут же успокоилась, рассудив, что с Римой у нее всего лишь репетиция.

– Откуда вы это знаете? – поинтересовалась Рима.

Памела предложила на выбор два ответа: короткий и длинный.

Короткий ответ: связала вместе разные зацепки.

Длинный ответ: история, которая начинается в 1970 году.

Риме надо было потянуть еще восемь часов.

– Вернемся в семидесятый, – сказала она.

(3)

У Римы сложилось впечатление, что не столько Памела связала вместе разные зацепки, сколько Констанс рассказала ей обо всем. Единственным каверзным моментом было то, что, по словам Констанс, отец Райкер породил Максвелла Лейна. Но в каком-то смысле, решила Рима, и это также верно.

Памела сказала, что 1970-й был получше 1968 года, но тоже неважным. Однажды, поссорившись с матерью, Памела вылезла из окна и поехала на попутках в Чикаго, а оттуда – в Де-Мойн. На трассе 1–80 в Вайоминге ей исполнилось пятнадцать. «Мне сегодня девятнадцать», – соврала она водителю, и тот купил ей на день рождения упаковку пива. После этого ей попалась семейная пара – они ехали в Сан-Франциско, но затем услышали о чудесном месте в горах Санта-Крус, где растут высоченные деревья и можно жить бесплатно.

Памела почти три месяца жила в этом самом доме. Если бы Рима поднялась с ней наверх (Рима, не желавшая туда идти, уже начала злиться), Памела показала бы ей свою комнату – даже не комнату, а так, закуток. Райкер к этому времени уже умер, но вещи его никто не трогал. В Холи-Сити оставались четверо его обитателей – Элтон Грейндж, Фрэнк Маллиган, Пол Ларсон и Констанс Веллингтон, все старые и безумные, точно король Лир. По крайней мере, так казалось пятнадцатилетней девчонке, знавшей, кто такой король Лир.

– Я всегда была заядлой читательницей, – сообщила Памела.

Сколько молодых сквоттеров селилось здесь на время, она сказать не могла – то больше, то меньше. Постоянно здесь крутилась еще одна девушка, которую звали Гармония – или так она хотела себя называть. Памела с Гармонией уживались плохо.

А с Констанс Памела сблизилась на почве любви к детективам. У Констанс их было несметное множество. Памела то и дело заглядывала к ней – вернуть одну книгу и взять другую.

Констанс полагала, что в доме Райкера возникла новая секта, только на этот раз включавшая черных, и беспокоилась за Памелу. Но на самом деле ничего такого не было – просто двое старожилов пытались временами распоряжаться; никто их не слушал.

Констанс полагала, что Памела спит со всеми ими, а на самом деле та не спала ни с кем – разве что изредка, когда уж очень хотелось. Из разговоров на эту тему Памела узнала, что отец Райкер выгонял из Холи-Сити девушек, если те беременели. Констанс назвала несколько имен, и среди них Марджори Эрли – Памела запомнила его: уж очень похоже на «Марджори Морнингстар». [68]68
  «Марджори Морнингстар»(1955) – мелодраматический бестселлер американского писателя Германа Вука, в 1958 г. экранизированный Ирвингом Рэппером (в главных ролях Натали Вуд и Джин Келли). В русском переводе (М.: Континент-пресс, 1995) роман был разбит на два тома: «Марджори» и «Марджори в поисках пути».


[Закрыть]Эту книжку – Констанс давала ее Памеле – она начала читать и бросила. Это было где-то в 1950-х. Первый роман А. Б. Эрли тогда уже вышел в свет, и именно Памела рекомендовала Констанс почитать его.

– А Аддисон в курсе, что она дочь Райкера?

Еще не закончив фразы, Рима уже знала ответ.

Зачем иначе складывать у себя на чердаке Санта-Клаусов из Холи-Сити?

– Достаточно заглянуть в ее книги. Она просто помешана на сектах и сектантах. Думаю, на самого Райкера ей наплевать. Вот ее мать – другое дело.

Лампочка под потолком мигнула с коротким жужжанием.

– Что вы сделали с письмами Констанс? – спросила Рима.

– Сожгла.

– Зачем?

– Чтобы Эрли поняла: это не шантаж. Чтобы не осталось никаких свидетельств.

Памела всеми силами старалась заманить Аддисон в Холи-Сити, оставляя зацепки повсюду – в книжном магазине, в Интернете, в электронных письмах. Ее удивляло, что такая известная детективщица никак не реагирует. Но зато Памела успела хорошо подготовиться к встрече.

Рима поздравила себя за то, что дала Памеле выговориться: теперь оставалось ждать уже только семь часов. Та не собиралась умолкать, уверяя, что ее жизнь можно превратить в увлекательный роман. С недавних пор она проводила б ольшую часть времени в Интернете, где можно было принимать любые обличья и менять их сколь угодно часто. Памела считала, что это очень похоже на писательский труд. Она уже создала немало виртуальных персонажей.

Тут Риме стало по-настоящему интересно: как бывший хиппи и сквоттер делается завсегдатаем форумов и чатов? Но руки и лицо ее сильно замерзли, ноги тоже. Памелы она больше не боялась: в ее безумии имелась своя логика, а рассказанная ею история была связной. Трудно было постоянно помнить о том, что эта женщина – ненормальная.

– Я устала, – призналась наконец Рима.

Памела сказала, что и она тоже, и отдала ключи от машины. Просто так.

– Для чего все это? Чтобы узнать, что случится с Максвеллом Лейном? – задала вопрос Рима.

Они шли ко входной двери, и Риме все еще не верилось, что ее отпустили, хотя ключи были у нее в руке и Памела никак не могла остановить ее – разве что кирпичом по голове. Тем не менее она пропустила женщину вперед себя. Береженого Бог бережет.

– Аддисон может делать с Максвеллом что хочет. Я доверяю ей. Я говорила об этом в чате. Под одним из моих ников. – Она широко распахнула дверь, и Рима вышла на террасу; машина стояла на пологом склоне двора. – Мне просто хотелось, чтобы Аддисон видела, как я связала вместе разные зацепки.

Затем Памела вспомнила, что не погасила свет, и пошла назад, не желая вносить свой вклад в глобальное потепление. Рима села в машину, включила обогреватель на полную мощность, выполняя данное себе слово, – хотя из него пока дул лишь холодный воздух, – и отъехала, не дожидаясь Памелы.

По дороге Рима задумалась: где же спала Памела? Она не спустилась сверху, где прежде, по ее словам, находилась ее спальня, нет, она вошла через входную дверь, но при этом на ней уже была ночная рубашка. Других машин перед домом не стояло. Наверное, это всегда так – раскроешь одну загадку, возникает другая.

«Ну что, ты доволен?» – спросила она Оливера.

Оливер был доволен – намного больше, чем если бы ему посвятили скамейку или скалу. Лучшего он и ждать не мог.

(4)

Дома горел свет. Тильда с Аддисон сидели за кухонным столом, обсуждая, нужно ли вызывать полицию, и напиваясь до умопомрачения успокоительными чаями.

– Где ты была? – рассерженно обратились они к Риме.

Это ее тронуло – такая, можно сказать, материнская забота.

– Что-то с Мартином? – спросила затем Тильда.

Ну да, конечно, с Мартином – Рима уже и забыла.

Иногда лучше рассказывать не по порядку.

– Ничего серьезного, – сказала Рима и начала свое повествование: звонок, разбитая машина, эвакуатор.

О стычке с Мартином она не упомянула. Как и о Холи-Сити, а также о Памеле Прайс. Рима избегала встречаться глазами с Аддисон – было неловко сознавать, что теперь она знает об Аддисон больше, чем сама Аддисон хотела бы. Рима знала, как Аддисон появилась на свет, кого она любила. Очень и очень личное. Негоже знать о человеке такие глубоко личные вещи.

– Ненавижу эту дорогу, – нахмурилась Тильда, но Аддисон сказала, что раньше было хуже: каждый год – двести пятьдесят серьезных аварий на Семнадцатом. Когда установили разделители, стало от силы сто пятьдесят.

Рима оставила их в разгар спора о разделителях, поднялась к себе и попробовала заснуть. Но для этого она чувствовала себя слишком усталой. Мозг работал не переставая. Рима встала и подключилась к телефонной линии, чтобы проверить почту.

Там висело послание от Мартина. «Ты говоришь, что я не могу отказаться от своей матери. Но если я твой младший брат, ты не можешь отказаться от меня. Одно из двух: или мы все – одна семья, или нет. Тебе решать. Спасибо, что подобрала».

Нет, он не был Оливером. Он не был Оливером, но Тильда любила его, и кое-что хорошее в нем все же было. В конце концов, немногие согласились бы изображать Максвелла Лейна по ее просьбе. Может быть, Коди. Наверняка – Скорч. И еще та фанатка из пиццерии. Но в целом немногие. «Мы – одна семья», – написала Рима в ответ. Дело было после двенадцати, но, с другой стороны, уже почти настало утро. Поэтому Рима отправила письмо.

Глава двадцать седьмая

(1)

Вернувшись с прогулки по пляжу, Рима нашла у своей постели коробку с надписью «Ледяной город». Среди блокнотов, черновиков, заметок, исключенных эпизодов, сюжетных набросков и документов, касающихся брата Исайи, она обнаружила письмо от Констанс Веллингтон.

21200 Олд-Санта-Крус-хайвей

Холи-Сити, Калифорния, 95026

2 июля 1976 г.

Уважаемый Максвелл Лейн!

Вчера на почту заходил человек, который держит конюшню в Скоттс-Вэлли. Мы славно поговорили о разнице между травоядными животными (например, кроликами) и хищниками (например, кошками). Это к тому, что вчера я закончила «Танцора-аборигена». С ходом расследования у Вас все как надо, но вот Ваши лошади больше похожи на кошек, чем на кроликов.

Сцена повешения меня просто потрясла: Вы основательно изучили вопрос. Я видела повешенного лишь однажды, в 1959 году. То был мой добрый друг по имени Боган.

В тот год Отец отказался от города, потом одумался и попытался вернуть его обратно, но суд решил иначе. Морис (новый хозяин, еврей из Голливуда) обещал оставить все как есть и сразу после этого велел снести вышку с телескопом и старую радиостанцию.

После того как Морис не выполнил своего обещания, начались пожары. Отец собрал нас всех вместе и наговорил всякого – насчет того, что поджоги должны прекратиться, что это не метод улаживать споры. Я думала, что пожары теперь прекратятся, – ничего подобного. Бим сказал, что они и не должны прекратиться, что собрание – лишь благовидный способ от всего отпереться, оказавшись как бы «официально неинформированным». Я никогда не слышала этого термина раньше, но поняла, о чем речь. Бим утверждал, что за всеми поджогами стоял Отец: по его замыслу Морис должен был пожалеть, что когда-то узнал о существовании Холи-Сити.

Наша жизнь не располагает к секретам – все на виду. Боган советовал мне держаться подальше от типографии, и та сгорела дотла. «Держись подальше от ледоделательного завода», – сказал он, и через пару часов над заводом уже поднимался дым. Не стало парикмахерской, пострадал гараж. А потом я нашла Богана в ресторанной кухне – безо всякого предупреждения.

Я вызвала полицию. Смерть сочли самоубийством. Пожары прекратились. Дело закрыли. Бим перестал заезжать, и кто бы его в этом упрекнул? Все оборачивалось скверно.

Я сильно расстроилась. Ведь за считаные минуты до этого я слышала Богана – он громко насвистывал. Мог бы предупредить – «держись подальше от ресторана». Зачем показывать мне такое?

Кто он, мистер Лейн, – травоядный или хищник? Интересно узнать Ваше мнение об этом.

Искренне Ваша,

Констанс Веллингтон.

(2)

Тильда спросила у Римы, не хочет ли та пригласить кого-нибудь на День благодарения. Так Рима узнала, что приглашена сама. Сперва она подумала, что это Тильда нашла такой способ пригласить Мартина – через нее, но выяснилось, что тот уже приглашен. Мартин не придет: он собрался отправиться к отцу с мачехой. Рима решила, что это к лучшему. Он сообщил ей, что готов поговорить с Аддисон насчет бара «Ледяной город». Что сказала бы Аддисон – неизвестно, но ответ явно бы не был благодарением.

Рима послала своим теткам электронные письма, известив их, что остается в Санта-Крус. В ответ тетки повозмущались, понегодовали, попротестовали и вздохнули с облегчением.

Скорч и Коди также оказались в числе приглашенных, но Скорч не могла обидеть родителей и отправлялась вместе с Коди в Йосемитский парк. Однажды за завтраком Скорч осторожно поведала Риме, что та стала героиней сексуальных фанфиков.

– Извиняюсь, но они довольно-таки острые.

– Ну я хотя бы не сплю с Бимом? – спросила Рима, и Скорч ответила, что, конечно, нет, что это уже крайняя степень извращения. Только с Максвеллом. Встреча израненных душ.

– Классно написано, – сказала она. – Насколько я видела.

Если бы Рима пожелала взглянуть, она могла сделать это на новом компьютере. Аддисон выбрала нечто ультрасовременное – намного больше памяти, намного выше скорость и шире экран. В студии отныне тоже стоял новый компьютер.

Утром в День благодарения, когда Тильда занималась готовкой, Аддисон повела Риму на второй этаж – кое-что показать. Она запустила какую-то программу, залогинилась и встала, пригласив Риму сесть за компьютер. Перед ней был остров под названием «Криминальная столица мира». Санта-крусская эспланада. «Царство Нептуна» – во всех красках и звуках. Пляж. Океан на заднем плане.

На Перл-Элли, в центре города, лежала женщина, заколотая ножом в спину. Нож валялся в метре от нее. Под телом растеклась кровавая лужа. Над ножом кружила муха и время от времени садилась на него.

Рима щелкнула по значку уменьшения и увидела фермерский рынок, кофейный магазин «Упрямый осел», лавку букиниста. На Купер-стрит вместо коврового заведения португальской вдовы помещался офис Максвелла, а неподалеку, на Пасифик-авеню, – бар «Ледяной город».

– Это новый кукольный дом, – пояснила Аддисон. – И новый роман.

Она собиралась через неделю вылететь в Нью-Йорк и обсудить с издателем свою книгу-сайт. Бумажная версия ожидалась через несколько месяцев после электронной. Приближалось 20 января – день инаугурации президента-демократа. И первое, чем займется новая администрация, предполагала Аддисон, – это, конечно, восстановление Хабеас корпус. Не позже чем в феврале гражданам вернут их права, и вот тогда можно будет отдать книгу в типографию.

Книга была уже написана. Закончена больше года назад. Это оказалось самой легкой частью работы.

Даже создание виртуального мира во всех подробностях заняло лишь шесть недель. Для этого Аддисон наняла специальную команду разработчиков – «Миллион алых коз». На острове и в книге разворачивался один и тот же детективный сюжет, только в романе – связное повествование, а на острове – нет.

Труднее всего пришлось с Максвеллом Лейном.

Где же он?

– А где, как ты думаешь? – спросила Аддисон.

Рима пошла в «Ледяной город». В баре сидел седовласый, темноглазый старик, который повернулся и показал на табурет рядом с собой. Он был весьма представителен, но не по-президентски, а на другой, более человечный лад.

– Он ПИ, – сказала Аддисон. – Персонифицированный интерфейс. Способен поддерживать разговор. Соединен с базой данных, которая все время пополняется. В него загрузили тексты всех романов. Он знает их лучше меня.

Аддисон с помощью Веда Ямагаты, своего компьютерного гуру, напряженно работала над этим Максвеллом последние два года. Технология была еще сырой, но Вед делал все, что мог. В программу постоянно вносились изменения. Когда позволит техника, Максвелл Лейн сумеет ходить по виртуальному миру и беседовать с гостями. А пока он будет чем-то вроде «Википедии» – совместным с пользователями проектом. Чего-то он не станет делать или говорить ни в коем случае. Но каждый при желании может заглянуть в «Ледяной город» и побеседовать с ним, и после разговора ПИ сделается еще лучше, еще изощреннее.

Немногие – очень немногие (Рима была поражена и польщена тем, что оказалась в их числе) – смогут, войдя под паролем, обучать Максвелла. И в один прекрасный день он окажется таким же реальным, как книжный персонаж.

Риме достался пароль «Большая игра». Она ввела его, и в углу появилась кнопка «Предложить изменение».

Зазвонил телефон, Аддисон вышла из комнаты. Римин аватар сел на табурет рядом с Максвеллом.

– Я думала, вы моложе, – сказала она (то есть набрала на клавиатуре).

– Серьезно? – отозвался Максвелл.

Выражение лица его менялось, когда он отвечал, но не когда слушал других.

Рима нажала на кнопку «Предложить изменение». Открылось текстовое поле. Рима ввела в него: «Возвращайся через несколько лет – может быть, я стану моложе».

– Могу я предложить вам выпить? – задал вопрос Максвелл.

– Спасибо.

На дальнем конце стойки появился бармен, налил ей чего-то пенистого и медленно удалился.

Рима огляделась кругом. Стойка из темного полированного дерева по краям была обита медью. На стене висел один из Дон-Кихотов Пикассо. Рима снова повернулась к Максвеллу.

– Вы часто заходите сюда?

– Я всегда здесь. Расскажите о себе. Как вас зовут?

– Я крестница Аддисон. Зовите меня Ирмой.

– Про Аддисон я не говорю.

– Тогда о политике? – предложила Рима, и Максвелл сказал, что может назвать всех конгрессменов, которые покусились на свободу граждан, но Рима возразила, что она их и так знает.

Вместо этого она отстукала длинное послание – про Оливера, про свою маму и ее страсть к фотографированию вокзалов, про отца, про то, как они с Аддисон однажды были близки («Про Аддисон я не говорю», – вставил Максвелл), и про Констанс, писавшую Максвеллу письма: Рима пообещала как-нибудь прочесть их ему. В одном из писем, сказала она, говорилось о человеке, повесившемся – или повешенном – в Холи-Сити.

– Санта-крусская секта, – тут же откликнулся Максвелл, и это не было вопросом. – Основана отцом Райкером в тысяча девятьсот девятнадцатом году.

Рима рассказала ему про Памелу Прайс, попытавшись объяснить, что это не Памела Прайс из «Ледяного города», а другая, с которой он обязательно встретится, причем скоро, хотя неизвестно, что за ник она выберет – КонстантКоммент, Ураган Джейн, Лиллойс или какой-то еще.

Открылась входная дверь. День клонился к вечеру. Вошел клоун в розовом с розовым зонтиком и сел на дальнем конце стойки. Максвелл никак не отреагировал, и Рима вслед за ним тоже.

– Расскажи мне еще про повешенного, Ирма, – попросил Максвелл.

Она выдала то немногое, что ей было известно. Максвелл сказал, что это похоже на эпизод из «Ледяного города». С тем делом он справился легко.

Констанс сказала Биму, что Боган – поджигатель, тот сказал Райкеру, а Райкер велел убить Богана. За поджоги – если они не совершались по указанию Райкера, но скорее всего – потому, что поджоги совершались по указанию Райкера и об этом стало известно. Бим не хотел смерти Богана, объяснил Максвелл, и потом винил себя.

Рима принялась растолковывать Максвеллу, что он спутал реального Бима с вымышленным, но затем остановилась и стерла набранное. А что, если?..

Что, если Констанс сообщила Биму про Богана, а тот сообщил Райкеру? Бим охотился в Холи-Сити за вкусным сюжетом. Репортеры издавна сами творили для себя новости. Бим был бы не первым, ошибочно посчитавшим, что если Райкер смешон, значит, он неопасен.

Тогда понятно, почему Констанс настаивала на невиновности Бима. Невиновен он – невиновна и она.

Итак, Аддисон почерпнула из писем Констанс достаточно много для того, чтобы описать в романе события именно так, как они в действительности и происходили, – даже не подозревая об этом! А Римин отец усмотрел в этом враждебный, предательский поступок.

Что, если причиной разрыва послужило не третье убийство, а первое? Надо было с самого начала полагаться на мнение Максвелла. В конце концов, он профессионал.

– Вы еще здесь? – спросил Максвелл.

– Да.

И Рима поведала ему, что было два Бима Лэнсилла, один из них – хороший муж, хороший отец, вообще хороший человек. Не надо смешивать Холи-Сити с «Ледяным городом». Ее отец провел б ольшую часть своей жизни в самых адских местах. И если он невольно послужил причиной гибели Богана, то так и не оправился от этого до конца своей жизни.

«Ты хочешь, чтобы тебя потом вспоминали такой, какой ты была? Или чтобы о тебе думали лучше?» – однажды задал вопрос отец. Рима сделала выбор, который устроил бы его. Она изобразила мудрого, мужественного, самоотверженного человека, каким Бим Лэнсилл представал в своих колонках, – так, словно это была вся правда. Затем нажала на кнопку «Предложить изменение».

– Вижу, что Бим Лэнсилл, который был вашим отцом, не мог никого убить, – напечатала она и заставила Максвелла произнести это, а потом спросила: – Вы знаете, что я немного влюблена в вас?

Пена в пивной кружке опала, уровень жидкости понизился, хоть Рима ничего и не пила. Бармен долил ей пива – точно так же, как наливал, и удалился так же, как в первый раз.

– Кое-где в Интернете мы занимаемся сексом, – продолжила она. – Нежно и утонченно. – Конечно, Рима говорила наугад: вполне возможно, что они делали это грубо и извращенно. Просто она хотела быть учтивой. – Только я там моложе, и меня зовут Рима.

– Про секс я не говорю.

– Это лишь пока. Знаете, почему я люблю вас? Дело в том, что однажды я уйду. Но непременно вернусь.

– Возвращайтесь, Ирма. Мы поболтаем еще.

– Я буду заходить часто, – пообещала Рима.

Она была нужна Максвеллу как воздух. Если оставить его на попечение Аддисон, он не будет говорить вообще ни о чем.

(3)

Рима написала письмо и стала глядеть в окно, надеясь, что появится Кенни Салливан. День был солнечным, океан – глянцевито-зеленым. Никогда еще опасные бактерии не казались Риме такими прекрасными. На волнах качалась лодка с желтым парусом. Пляж был полон народу.

Скорч и Коди стали подниматься по лестнице вместе с таксами, остановившись на полпути, чтобы собаки передохнули перед финальным рывком к вершине. Они держались за руки. Парус реял за их спинами желтым облаком. Красная шевелюра Скорч сверкала на солнце.

Над головой у Римы послышались шаги местного привидения. Может, то была женщина, уцелевшая после Команды Доннера, а может – Санта-Клаусы, целый полк Санта-Клаусов в унтах.

Риме сопутствовала удача: в окне показался Кенни Салливан. Она выскочила наружу, чтобы встретить его у почтового ящика. Подбежали Беркли и Стэнфорд, высунув языки, – вдруг в руках у Римы что-то съедобное?

Кенни не должен был забирать письмо, и Рима собиралась объяснить ему это. Конверту без адреса и марки, с надписью «Памеле Прайс», следовало покоиться в почтовом ящике, пока его не вынут оттуда, даже если это случится через неделю или две.

– У вас есть друг по переписке. Это же прекрасно, – заметил Кенни. Возможно, он был прав, но возможно – нет.

Рима пошла обратно и на мгновение увидела «Гнездо» таким, каким оно предстанет при ее отъезде. Дом терялся вдали: бело-голубой, с крутыми крышами, террасами, эркерами, черепицами и всеми четырьмя этажами, он становился очень маленьким, очень далеким, очень давним.

Вот что написала Рима:

Уважаемая Памела!

Было очень приятно побеседовать с Вами, но я решила ничего не говорить об этом Аддисон. Надеюсь, Вы согласитесь со мной: лучше не ворошить прошлое. Мне очень жаль, что Ваша постановка не состоится. Уверена, все прошло бы великолепно.

Прошу Вас позаботиться о Томасе Гранде. Что бы ни случилось, он-то уж точно невиновен.

Искренне Ваша,

Рима Лэнсилл.