Текст книги "Ледяной город"

Автор книги: Карен Джой Фаулер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Рима порылась в коробке, перебирая бумаги. На одном из желтых конвертов она увидела слово «Холи-Сити». Внутри лежала открытка. Под маленькой птичкой было подписано: «Маленькая птичка шепнула мне». Если раскрыть открытку, можно было увидеть широко распахнутый клюв птички. «У кого-то особенного сегодня особенный день, – гласило послание. – С днем рождения!» Подпись: «Констанс Веллингтон».

Рима нашла в одном из конвертов еще одно письмо на папиросной бумаге, достала его и принялась читать.

21200 Олд-Санта-Крус-хайвей

Холи-Сити, Калифорния, 95026

2 апреля 1978 г.

Уважаемый Максвелл Лейн!

Вы меня совсем забыли, да? Столько времени прошло! А у нас в горах столько народилось кошек! Вот прямо сейчас сиамский котенок взбирается по занавеске. Двое – черный и рыжий – возятся под настольной лампой. Еще один черный спит на «Убийстве Роджера Акройда». Два трехцветных присосались к маме. Может, Вы хотите какого-нибудь? Например, того, книголюбивого? Настроение сразу поднимется.

Закончила «Среднюю величину», и с тех пор все мысли только о ней. Прекрасная, прекрасная работа. Мои поздравления! Мало кто из мужчин разбирается так, как Вы, в консервировании овощей. Мы тут закатываем банки время от времени. Что-то из безвозвратно ушедшего прошлого. «Было, да сплыло», как говаривал наш друг Бим.

На прошлой неделе снова заявились полицейские и выгнали хиппи, но те всегда приползают обратно, как муравьи. Может, и хорошо, что столько домов под конец сгорело, – будет меньше самовольных захватов. Что бы сделал старый отец Райкер, увидев всех этих неопрятных длинноволосых юнцов с голыми ногами? Он бы предпочел котят! (Ха-ха.)

Но вернемся к книге. Очень грамотно обратили Вы внимание на загадочные перемещения зонтика. Отлично разобрались с засохшим фикусом. Очень здорово с этими квитанциями из химчистки – Вам умело их подсунули, но Вы не дали себя провести. Ни в чем не могу упрекнуть Вас. Браво, мистер Лейн, браво!

Искренне Ваша,

Констанс Веллингтон.

Нужно действовать методически, подумала Рима. Купить завтра папок или пластиковых конвертов, разложить все по порядку.

А для этого требуются деньги. Она вспомнила про исчезнувший кошелек, положила письма и открытки обратно и стала искать в комнате, на дне встроенного шкафчика, в ящиках стола, в постельном белье. Потом спустилась вниз, чтобы посмотреть в комнате с телевизором, хотя явно не могла потерять кошелек там. Час был поздний, и Рима старалась ступать по лестнице как можно тише. Дождь усилился. «Гнездо» скрипело и трещало сверху донизу. Рима толкнула дверь. Аквариум мерцал синим светом.

Тильда сидела в кресле Аддисон, держа в руке пустой стакан, в который Аддисон наливала виски. Трудно сказать, кто из двоих был изумлен больше.

– Что ты здесь делаешь? – резким тоном спросила Тильда.

– Я потеряла свой кошелек. Ищу его везде, где была.

Тильда встала и свободной рукой взяла свою чайную чашку.

– А ты не смотрела в брюках, которые надевала вчера?

Дом содрогнулся от порыва дождя. По аквариуму пошли пузырьки, погибший ныряльщик проделал танцевальное па. Тильда так и стояла с грязной чашкой в одной руке и стаканом – в другой, пока Рима не вышла и не стала подниматься к себе. Тильда, совершенно очевидно, не хотела, чтобы она обшаривала комнату.

Пусть даже кошелек действительно обнаружился в брюках, которые Рима надевала вчера.

(3)

Тучи сгущались всю ночь, и к утру «Гнездо» оказалось окутано туманом. Рима видела, как его клочья проплывают за окном, и на мгновение решила, что это дым, что где-то неподалеку случился пожар. Она оставалась в постели, пока Беркли не побежала вниз к вошедшим Коди и Скорч – как раз вовремя, чтобы успеть на утреннюю прогулку. Аддисон куда-то ушла. Тильда отправилась на встречу по двенадцатиступенчатой программе.

Рима так и не обзавелась шнурками. Она надела свои лодочки, потом оставила их на каменной лестнице и пошла босиком. Песок под ногами был сырым и холодным.

Никогда еще пляж не выглядел таким грязным. Что, если цвет воды зависит от цвета неба? Небо обложено тучами, и вода становится мрачно-зеленой. Прибой выбросил на берег клубки водорослей, в одном из которых запуталась мертвая чайка – заляпанная грязью, она лежала брюхом кверху. Еще на берегу валялись две пивные банки, половина теннисного мяча и чуть поодаль от водорослей – полиэтиленовый мешочек с собачьим дерьмом, завязанный сверху. В «Гуд таймс» недавно писали, что вода в море полна опасных бактерий. Неудивительно.

Из-за шторма волны прибоя стали короткими и накатывали хаотично. Но даже сейчас океан не был пуст. Две лодки прокладывали путь сквозь зыбь, устремляясь в открытое море. На пляже девушка в желтых шортах занималась бегом. Когда накатывала волна, девушка оказывалась в воде, разбрызгивая ее, а когда прибой отступал – снова на песке. Бежала она с впечатляющей скоростью.

Рима тоже пыталась заняться бегом после смерти Оливера: ей казалось, что полезно доводить себя до физического изнеможения. Если заменить эмоциональное опустошение телесной усталостью или совместить их, в голову будет лезть меньше мыслей – так ей казалось. Но быстро перебирать ногами оказалось для Римы непосильной задачей. Потом она сделала еще попытку, но поняла, что неправильной была сама посылка. Именно во время бега мысли и лезут в голову. Рима возненавидела это занятие.

Какой-то человек обходил пляж с металлодетектором: останавливался, рылся в песке, клал в карман что-то небольшое. Доберман на поводке и бультерьер без поводка. Два басенджи и один бернский зенненхунд. Рима неплохо разбиралась в породах собак. Когда ей было тринадцать, а Оливеру – десять, они, затаив дыхание, следили за Вестминстерской собачьей выставкой. К двенадцати годам Оливер охладел к выставке, решив, что все это – сплошная евгеника.

Маленькая девочка уцепилась, точно морская звезда, за ногу отца. На ней были резиновые сапожки и темно-красный дождевик с зелеными чешуйками на спине и капюшоне, словно у дракона или динозавра. Под остроконечным капюшоном оказалось сердитое лицо. Такого злющего дракона Рима еще не видела. Заметив, что Рима ее разглядывает, девочка расстреляла любопытную из пальца.

Сила Скорч была столь велика, что она убедила такс переключить внимание с мертвой чайки на половину теннисного мяча, который уже был разорван на кусочки поменьше. Половина половины половины теннисного мяча. Апория Зенона.

С Коди у Скорч получалось не так удачно. Скорч сказала, что ее семья собирается на День благодарения в Йосемитский парк и Коди приглашен тоже, только ему придется жить в одном домике с двумя ее братьями и ни в коем случае не проговориться, что между ними был секс.

Коди тряхнул головой. Он представлял себе День благодарения не так.

– А ты куда собираешься? – поинтересовался он у Римы.

Та ответила, что старается об этом не думать. На самом деле, пока Скорч и Коди не заговорили о Дне благодарения, она совсем не думала об этом. Ей даже в голову не приходило, что надо куда-то ехать. А может, Аддисон этого и хочет? Праздник внезапно обрушился на нее, как подошва ботинка – на муравейник.

Темный человек в тюрбане стоял лицом к океану и жестикулировал одной рукой, держа в другой листы бумаги. Рима не слышала ничего из-за шума воды; между тем человек что-то говорил. Иногда он бросал взгляд на лист бумаги.

Конечно, всегда можно поехать к одной из теток, если только найдется авиабилет по сходной цене. Но Риме не хотелось. Слишком много родственников. Единственным приемлемым Днем благодарения для нее был День благодарения без родственников.

Они подошли ближе к человеку в тюрбане, и теперь Рима слышала, что он говорит, – заученно, мелодическим голосом:

– …и в воздухе, и в воздухе прозрачном, свершив свой труд, растаяли они. Вот так, подобно призракам без плоти, когда-нибудь растают, словно дым, и тучами увенчанные горы, и горделивые дворцы и храмы…

День благодарения был любимым праздником Риминой матери. В этот день, говорила она, приглашают к столу бродяг и сирот. Не думала Рима, что ей уготована роль сироты за столом.

– …и даже весь – о да, весь шар земной. И как от этих бестелесных масок, от них не сохранится и следа. [54]54
  …и в воздухе, и в воздухе прозрачном, свершив свой труд, растаяли они. <…> И как от этих бестелесных масок, от них не сохранится и следа. – У. Шекспир «Буря». Пер. М. Донского.


[Закрыть]

К ужасу Римы, она разрыдалась прежде, чем осознала это. И снова истерика – в компании Коди и Скорч! Стоит им обернуться – и они все увидят. Рима без единого слова повернулась, быстро пошла обратно, добралась до своей комнаты, закрыла дверь и рухнула на кровать. Она надеялась, что Коди и Скорч отыщут какую-нибудь более приемлемую причину, почему она покинула их. Ну, например, просто сочтут ее хамкой.

В защиту Римы можно сказать, что эти строки из Шекспира, угодившие точно в больное место, пожалуй, заставят разрыдаться кого угодно.

Глава семнадцатая

(1)

Поплакав вволю, Рима залезла под душ. Стоя под горячими струями, она намыливала голову шампунем с запахом дыни. Затем выключила воду, потянулась за полотенцем и замерла на месте, задумавшись.

Судя по письму Констанс, «Средняя величина» на тот момент только что вышла. Еще Констанс упоминала Бима. Как там он любил говорить? «Было, да сплыло».

Рима не помнила, когда именно вышла «Средняя величина» – но, во всяком случае, до 1982 года, потому что тогда появился «Ледяной город». Между ними было минимум три книги – достаточно для того, чтобы в одной Максвелл отправил на электрический стул не того человека, а в другой понял это.

Рима завернулась в полотенце и отправилась еще раз взглянуть на письмо. Если оно написано до 1982 года, Бим никак не мог быть персонажем книги. Он мог быть только Риминым отцом.

(2)

«Ледяной город», с. 161–162

Брат Исайя велел Биму взять меня и мистера Лейна на рыбалку – половить синежаберников. С одной стороны, мистер Лейн уберется из трейлерного парка хотя бы на несколько часов, а с другой – я буду под присмотром.

В воздухе стояла вонь от водорослей. Вода была зеленой. Мимо проплыла пустая банка. Отец говорил, что, если бросить банку в одну из шахт на горе Конокти, ты никогда не услышишь удара о дно, зато через пару дней она всплывет в озере.

Бим сидел сзади, у мотора, я – на носу, мистер Лейн – в середине. На озере уже виднелись несколько лодок. Бим любил перечислять то, что будет существовать всегда. Туристы и тараканы, например. Он не видел разницы между случайно забравшимися сюда и завсегдатаями этих мест – все они были «тараканами».

Мы нашли подходящее место у южного берега, и Бим заглушил мотор. Рядом оказался выводок уток они тихо и недовольно крякали. Вода билась о борт. Где-то вдали слышалось радио. У меня от раннего подъема болела голова.

– Вот это, я понимаю, жизнь, – сказал Бим. – Всегда бы делал только это.

Я достал из ведра червяка, насадил его на крючок и окунул пальцы в воду, смывая червячьи внутренности. Солнце только-только начало всходить.

– Это бессовестно, что у вас так много времени, а вы не можете им распоряжаться, – весело сказал мистер Лейн, забрасывая свой крючок в озеро; запела леска. – Похоже, у брата Исайи все строго.

– Он забирает каждый заработанный нами доллар, – отозвался Бим.

Я встревоженно дернулся, прежде чем взял себя в руки. Мы никогда не говорим с чужаками о деньгах. Не думаю, что мистер Лейн заметил. Он не сказал ничего.

– Любимая жена говорит тебе, что нашла путь к вечной жизни. Она хочет пойти по нему. Разве можно ей отказать? – спросил Бим.

Лодка качнулась. Далекое радио распространяло металлические звуки – какая-то музыка. Мистер Лейн не сказал ничего.

Бим, наверное, заметил, что зашел слишком далеко, и попытался обратить все в шутку:

– Я не из тех, кто отказывает женщине по пустякам.

Мистер Лейн обычно действовал так: находил маленькую трещинку и начинал ее расширять. Тем утром, в лодке, я впервые понял, что нас ждет. Чтобы расследовать смерть моего отца, Лейну надо было разъединить нас. Он собирался уничтожить Лагерь Вечной Жизни. И это я привел его к нам.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава восемнадцатая

(1)

«Ледяной город», с. 202–203

Ночь стояла такая жаркая, что вспотел даже Максвелл Лейн. Воздух внутри трейлера был спертым и влажным. Мой отец вырос в доме с террасой. Когда становилось жарко, мы выбирались спать наружу.

Я поставил вентилятор так, чтобы он обдувал пространство за дверью, взял простыню, которой накрывался, и лег на раскладное кресло. Надо мной колыхалась зеленая противомоскитная сетка. Спал я плохо и проснулся от гула голосов. Кто-то разговаривал с кем-то в узком пространстве между моим трейлером и трейлером Кэтлин – из-за вентилятора ничего было не разобрать, даже то, мужские это голоса или женские. Пахло сигаретным дымом.

Беседа закончилась. Через пару секунд Максвелл Лейн пролез под сетку, сел во второе кресло и тихо заговорил со мной.

– Все предсказуемо. Психическое нездоровье просачивается, как вода. Если контакт с окружающим миром слабый, группа небольшая и у кого-то не в порядке с головой – скоро так будет со всеми. Против этой болезни нет антител. Это – азбука теории малых групп.

Позднее, вспоминая о тех днях, я пришел к выводу, что это был один из приемов, посредством которых Максвелл ослаблял защиту собеседника. Сначала он убаюкивал вас абстрактными предположениями, а затем вонзал свой клинок.

– В любой секте кто-нибудь выполняет грязную работу, – сказал он тогда. – Если брату Исайе надо сделать что-то без лишнего шума, к кому он обратится?

– К Эрни.

– Бим говорит то же самое. Эрни. – Максвелл помолчал, вытянув ноги, словно давал себе передышку. Рука его барабанила по ручке кресла. Затем он небрежно спросил: – А если будет надо тебе?

– К вам.

– Бим сказал то же самое, – засмеялся он.

(2)

Рима не могла найти письмо насчет «Средней величины». Она бы поискала еще, но не могла, так как вся продрогла, промокла, и капли воды падали с нее в коробку с письмами. Так или иначе, «Средняя величина» вышла до «Ледяного города».

«Ты должна распутать дело», – сказал кто-то, то ли Максвелл, то ли Оливер. Скорее, Оливер, взбудораженный оттого, что никто не догадался о письме, посланном Римой Констанс Веллингтон.

Распутать дело.

Чем больше Рима об этом думала, тем больше ей улыбалась эта перспектива. Нельзя же пролежать в постели всю жизнь. Надо придумать себе занятие, из-за которого стоит вставать по утрам. Куда-то пойти, кого-то спросить, что-то разнюхать. Распорядок дня – вот чего не хватало Риме всю жизнь. Вот Максвелл – тот никогда не задавался вопросом, что делать с утра.

Вообще-то надо было поблагодарить Аддисон за чудесно проведенное время и отправиться домой – искать работу. Можно устроиться замещающим учителем. Отец однажды посвятил целую колонку ее решению получить учительский диплом. Он утверждал, что невероятно гордится этим, так как миру куда нужнее хорошие учителя, чем журналисты – лауреаты Пулитцеровской премии.

Очень изящный способ проявления скромности – напомнить о своей Пулитцеровской премии, но пренебрежительным тоном. (Зачем тогда все это, спросил Оливер. И если Рима не собирается ее получать, Оливеру она и на фиг не нужна.) Но Рима стала учителем не затем, чтобы отец гордился ею, – а потому, что любила детей. Даже – к ее чести, как полагала она, – этих ужасных тринадцати-четырнадцатилетних подростков, с которыми никто не мог сладить.

Увы, оказалось, что она любит их лишь по отдельности, а в виде целого класса – далеко не так сильно. Распутать дело – это даст ей совсем не то, что преподавание американской истории куче крикливых, буйных восьмиклассников.

Но была в этом и оборотная сторона. Какое именно дело?

Хорошо было Максвеллу, за которого А. Б. Эрли делала всю черновую работу – предоставляла тело, подозреваемых и нити к разгадке. При такой помощи легко вести расследование. Рима же была предоставлена сама себе, и ей следовало сделать все от начала до конца.

Какое именно дело? Явно не смерть Богана – без свидетелей, без всякой информации, к тому же после стольких лет. Этим пусть занимается Максвелл Лейн.

Явно не дело Памелы Прайс. Памела замышляла что-то недоброе, но Рима предпочла бы не встречаться с ней больше без крайней необходимости.

Дело, которое, как Рима полагала, она, может быть, смогла бы распутать, касалось ее отца и его связей с Холи-Сити. Может быть, удастся выяснить также, почему между ним и Аддисон наступило отчуждение. В книге А. Б. Эрли все это было как-то связано между собой. Максвеллу в этом случае пришлось бы бросить одну нить и заняться целым клубком.

Рима высушила волосы, оделась и тут поняла, что лишилась туфель. Не то чтобы она потеряла их – Рима помнила, где они. Просто их не было здесь и сейчас. На ее лице все еще оставались пятна от слез, и Риме не хотелось встречаться в таком виде с Коди и Скорч. Но ведь ей надо было распутывать дело – а как заняться этим в домашних шлепанцах?

Чем дольше она будет откладывать, тем больше вероятность, что туфли растворятся где-нибудь во Вселенной, как до них – солнечные очки или мобильники. Рима пошла вниз и прокралась мимо кухни, где завтракали Скорч и Коди. Собаки следили за каждым куском, который отправлялся в рот. Что ж, пока неплохо. Скулеж такс заглушал звук Риминых шагов, и она пробралась на пляж незамеченной.

Туфель уже не было. Кто-то честно обменял их на старые красные кеды «Конверс». На правом имелась большая дыра в области большого пальца. Кеды оказались минимум на размер меньше, чем носила Рима. Но на них были до зарезу необходимые шнурки. Рима взяла кеды.

Дома она поднялась на второй этаж и прихватила несколько листков бумаги из принтера. В прошлом Рима множество раз делала попытки вести дневник, или записывать сны, или составлять список дел на день и тому подобное. Даже если она теряла все это, ведение записей помогало ей кое-что запомнить. Бумага предназначалась для заметок по расследованию дела. Максвелл всегда делал заметки.

Заодно Рима проверила почту на компьютере – ничего интересного – и набрала «Холи-Сити» в «Википедии», чтобы составить список важнейших деталей. Строчка про Максвелла Лейна с того времени, когда она смотрела последний раз, вернулась на место. Рима поглядела в истории изменений: опять Ураган Джейн.

Рима записала дату смерти Райкера. На ней обрывалась статья в «Википедии». Но после этого в Холи-Сити оставалось три (а если верить «Сан-Хосе меркьюри ньюс» – восемь) последователя Райкера, проживших там еще более тридцати лет.

«Кто эти последователи?» – записала Рима.

И потом: «Когда умер Боган?»

За это время строчка про Максвелла исчезла опять.

Рима вернулась к себе и вывалила письма Максвеллу на неубранную постель. Пыль из коробки оказалась на одеяле и между простынями. Не надо было делать так, наверное.

Но что сделано – сделано. Рима сложила письма по одному обратно в коробку, оставляя только те, которые, судя по всему, были от Констанс. Когда она закончила – а времени на это ушло немало, – оказалось пятнадцать писем и четыре открытки.

Некоторые были без конвертов, а две открытки без даты. Рима составила список имеющихся дат. Первое послание датировалось 23 марта 1972 года. Последнее – 30 сентября 1988 года. Шесть писем за 1983–1984 годы. И ни одного от 2 июля.

Рима взяла два самых ранних и прочла их. Констанс представлялась сперва как федеральная служащая, потом – как поклонница детективов и на конец – как детектив-любитель, вполне заслуженно. В этом последнем качестве она поздравляла Максвелла с отличным расследованием, проведенным в «Наших ангелах». Она в первый раз знакомилась с работой Максвелла, но предсказывала, что не в последний. Как считала Констанс, Максвелл правильно указал на преступника. Если некоторых, отмечала она, убедило бы лишь полное признание, то она за свою спокойную, но насыщенную событиями жизнь узнала, насколько сложна человеческая природа. Разум имеет свои границы. Констанс хвалила Максвелла за его гибкий, интуитивный подход.

Рима занесла на бумагу лишь несколько строчек из ее письма – своего рода обещание: «Возможно, когда мы лучше узнаем друг друга, я расскажу Вам о своих дознаниях. Это дела из далекого прошлого. Думаю, профессиональный взгляд будет здесь полезен».

Второе письмо было отправлено вскоре после выхода романа «На этот раз не вышло».

21200 Олд-Санта-Крус-хайвей

Холи-Сити, Калифорния, 95026

22 июня 1973 г.

Уважаемый Максвелл Лейн!

Я человек совсем неспортивный, но не могу не задуматься, меньше ли клюшки для мини-гольфа клюшек для гольфа обычного, и если да, то насколько. Напомню, что Джефф Страбб – гольфист (знаю еще из «Наших ангелов»). Не вижу, чтобы Вы вообще видели в нем подозреваемого, но если клюшки меньше обычных, то, возможно, Вы исключили его из списка подозреваемых, руководствуясь сведениями, которыми не соблаговолили поделиться с читателями (если так, это нечестно).

Заметьте, кроме того, что тело лежало у седьмой лунки. Есть люди, для которых число «семь» полно смысла. Библия говорит нам, что семь – совершенное число. Семь дней в неделе, семь нот в гамме, семь звезд Большой Медведицы, семь костей в шее человека. Семь смертных грехов. Уверена, вам известно, что большинство людей, если предложить им выбрать число от 1 до 10, назовут семерку. По-моему, Вы совсем не брали это в расчет. А между тем это связано с психологией убийцы.

Не хочу сказать, что Вы пришли к неверному выводу, – просто были и другие перспективные линии расследования. Если бы я оставила тело на поле для гольфа, то только у девятой лунки. Догадайтесь почему (шутка).

Искренне Ваша,

Констанс Веллингтон.

P. S. Думаю, что в мини-гольфе мяч посылают в лунку одним ударом чаще, чем в обычном. Впрочем, я могу и ошибаться: никогда не играла, ни в тот ни в другой.

Собаки внизу взволновались: значит, Аддисон вернулась из студии. Рима сложила прочитанные письма обратно в коробку, непрочитанные оставила на постели, вымыла руки и спустилась вниз – брать свое первое интервью.

(3)

Туман стелился, как ковер, вокруг птичьей купальни образовалась лужа воды. Солнечные лучи, проходя через окно – то, что у фигового дерева, – падали на деревянный стол и на Римины руки. Рима чистила апельсин. Ничего нет лучше апельсина под лучами солнца. Аддисон соорудила себе сэндвич из остатков мяса и макала его в остатки супа. Волосы ее были растрепаны так, словно она все утро зарывалась в них руками, тщетно пытаясь отыскать mot juste. [55]55
  Нужное слово (фр.).


[Закрыть]

– Мне кажется, мы все сошли с ума, – сказала она. – Это какой-то общенациональный психоз.

Подразумевалось некое политическое событие. Рима не стала возражать, но не стала и подыгрывать.

– Скажите, а домик для «Ледяного города» – он в студии? – спросила она, не упоминая об отце, потому что именно об отце ей хотелось разузнать.

Эту тактику рекомендовал Максвелл Лейн. Двигайся к цели окольными путями, говорил он.

– Нет, он погиб при землетрясении, вместе с «Оставленной шляпой» и «Нашими последними тремя днями». Раздавлены книжным шкафом.

– Мне просто интересно знать, какое именно убийство там воспроизводилось. Помните самое первое – убийство свистящего человека?

Аддисон поглядела вверх. Сэндвич свалился на тарелку. Тр-тр-тр. Тр-тр-тр, – бил Стэнфорд хвостом о ножку стола.

– Вы основывались на реальном убийстве? – продолжила Рима, которой не нужны были подсказки Скорч, чтобы понять: ответа она не дождется; ей довелось прочитать немало интервью А. Б. Эрли.

Но Максвелл советовал задавать именно такие вопросы, на которые ты не ждешь ответа. Выводи из равновесия, говорил он.

– Может быть. Не исключено. Уже не помню. А почему ты спрашиваешь?

– Констанс Веллингтон. Кое-что в одном из ее писем навело меня на мысль, что похожее самоубийство случилось когда-то в Холи-Сити. Она могла рассказать вам. Рассказать Максвеллу. Но в Сети я ничего не нашла.

– Это письмо она отправила до или после того, как прочла «Ледяной город»?

– После. Но до того тоже могло быть что-то. Я еще не все ее письма просмотрела.

Аддисон откусила от сэндвича, прожевала, проглотила. Стэнфорд закрутил хвостом еще быстрее и заскулил – тихо, словно понимая всю бесполезность и безнадежность этого, но не умея остановиться.

– Констанс была странной птицей, – произнесла наконец Аддисон. – То есть, конечно, в Холи-Сити все были странными. А большинство из них к тому же еще и туповатыми. Но не Констанс. Тогда она была очень проницательной. Но все-таки ей плохо удавалось отделять факты от вымысла. Вряд ли можно полагаться на нее. Или на меня. – Аддисон постучала пальцем по лбу. – Второй закон термодинамики. Сегодня роль энтропии продемонстрирует мой собственный мозг. Гляди-ка! – Она внезапно вытянула руку над столом, показывая в окно. – Колибри!

Рима обернулась. Ветер шевелил листья смоковницы.

– Уже улетела, – вздохнула Аддисон. – Иногда мне удается восстановить что-нибудь. Вытащить на свет божий из-под напластований дерьма. Я скажу тебе, если у меня получится.

Она откусила еще кусок. Стэнфорд заскулил громче. Рима пинком предложила ему заткнуться. Стараясь не скулить, он весь задрожал от напряжения и в итоге заскулил опять.

Рима закончила чистить апельсин, разделила его на дольки и разложила их веером на тарелке. Максвелл Лейн рекомендовал, чтобы руки были заняты и вы казались из-за этого слегка рассеянными. Кроме того, утверждал он, люди говорят совсем по-разному, если смотреть на них и если не смотреть. Иногда требуется одно, иногда – другое.

Не прерывай молчания. Не будь именно тем, кто чувствует себя неловко, если повисла тишина. Сделай так, чтобы подозреваемый болтал о пустяках. Ты многое поймешь, когда узнаешь, почему одно событие повлекло за собой другое.

– У Райкера был сын, – сказала Аддисон, – от одной из первых жен. Билл Райкер. В войну он служил во флоте. С отцом они были не особенно близки. Как-то раз он объявился в одном из баров Сан-Хосе. Все кости переломаны, нос тоже. Полиция нашла его по кровавому следу. Билл сказал, что это сделали люди его отца, – тот будто бы пытался вернуть сына в Холи-Сити. Однако он не станет опознавать никого из нападавших. Если бы стал, сказал он, его бы убили… Если выяснится про какое-нибудь самоубийство в Холи-Сити, это меня ничуть не удивит. За ними еще и не такое числится. В двадцатых годах Райкера обвиняли в том, что он убил свою жену и уничтожил тело при помощи негашеной извести. Но это оказалось неправдой. Бывшие жены настолько не заботили его, что он даже не разводился с ними. А уж убивать…

Снаружи скрипнули ворота. Собаки устремились к кухонной двери, Беркли перепрыгнула через Стэнфорда, чтобы успеть первой. Рима поглядела в окно и за желтой листвой увидела Тильду с экологическими пакетами, полными съестного.

Аддисон направилась к плите поставить чайник.

– Билл Райкер в пятидесятых годах судился за землю, – сказала она. – Утверждал, что его отец совершенно некомпетентен и просто все потеряет. Так оно и вышло, но Билл все равно проиграл дело. Потом его будто бы видели в Сиэтле. Одно время я хотела с ним встретиться.

– С кем? – спросила Рима. – С отцом или с сыном?

– С сыном. С отцом я встречалась. «Верные сердца» – помнишь?

Максвеллу удалось бы незаметно для Аддисон взглянуть на ее лицо, но Рима не сумела вовремя совершить этот сложный и искусный маневр. Теперь ей была видна только спина Аддисон.

– Иногда я думаю про него. – Вспыхнуло пламя конфорки.

– Это вам было нужно для книги? – спросила Рима.

– Все, что делает писатель, нужно ему для книги. Каждый вздох.

Вошла Тильда и принялась отряхивать грязь с обуви.

– Боже, что за чудесный день! Я хотела прогуляться, но слишком грязно.

– Не очень-то приятными они были людьми, – сказала Аддисон. – Даже Констанс. Я так считаю.

– Кто? – поинтересовалась Тильда.

– Банда, не умевшая стрелять. [56]56
  Банда, не умевшая стрелять. – Название гангстерской комедии Джозефа Голдстоуна (The Gang That Couldn't Shoot Straight, 1971), одну из ролей в которой исполнил Роберт Де Ниро.


[Закрыть]Люди из Холи-Сити.

Рима встала, чтобы помочь с покупками. Она стала вытаскивать продукты из пакета: мандарины, зеленые оливки, ирландские овсяные хлопья, крекеры в виде рыбок – все ее любимое. С самого приезда Рима ела плохо. Она думала, что голодна, пока перед ней не ставили тарелку, – и оказывалось, что есть не хочется. Выходит, Тильда, ничего не спрашивая, догадалась, как ее кормить.

Рима была ужасно тронута. И она почувствовала что-то еще – настолько забытое, что не сразу вспомнила, как это называется. Материнская забота.

(4)

Максвелл никогда не делал заметок в ходе интервью, поскольку не желал, чтобы оно имело вид интервью. Но после беседы старался все записать как можно скорее.

Вот что гласили записи, сделанные Римой:

«Вопрос ведет к Биллу Райкеру (сыну) и песне группы Police.Заканчивается словами: „Каждый взмах руки – я за ним слежу“. [57]57
  …песне группы Police… «Каждый взмах руки – я за ним слежу». – Здесь и далее по тексту имеется в виду песня «Every Breath You Take» с альбома «Synchronicity» (1983).


[Закрыть]Возможная связь? Предупреждение?

Аддисон мало интересуется старшим Райкером – всего лишь мелкий жулик. Другими – больше. Почему они примкнули к секте? Почему ушли?»

(Если примкнуть к секте, объясняла Аддисон, и люди вокруг тебя начинают творить что-то безумное, никто этого как бы не замечает. Когда нет взгляда извне, ты перестаешь понимать, что есть норма. Кто-нибудь велит тебе забить человека до полусмерти, и ты выполняешь приказ.)

«Вот что хочет знать Аддисон: они сошли с ума и поэтому оказались в ХС – или каждый из нас может понемногу втянуться во что-нибудь такое?»

Поискать в «Ледяном городе», записала Рима. Аддисон могла не помнить в деталях, как создавалась книга. Но насколько уловила Рима, сказанное ею о сектах и безумии почти точь-в-точь повторяло слова Максвелла. Что-то, наверное, можно выудить из этого.

Тильда заметила, что иногда, шагая по улице, ты постоянно видишь одну и ту же вещь. «К слову о безумии», – вставила она. Тильда заварила свой обычный чай и уселась за стол, болтая пакетиком в чашке, от которой шел пар. Она вся разрумянилась, побыв на свежем воздухе, и лучилась здоровьем. Но может, румянец был от выпивки – трудно сказать.

– Моргана схватили и опять задействуют в экспериментах. – Тильда повернулась к Риме. – Это наш серийный убийца. Сексуальный хищник. Он тут повыделывался: за год – двенадцать изуродованных трупов. Сексуальные домогательства. Морган кусал их за лицо, а потом держал под водой, пока они не тонули. Его поймали в Элкхорн-Слаф.

Тильда добавила, что, по всей видимости, у Моргана был подражатель, который бесследно сгинул. Сейчас Моргана, опутанного радиопередатчиками, учили нырять за едой.

– Морган – это морская выдра, – спокойно объяснила Риме Аддисон. – Все жертвы – детеныши тюленей.

– Разве я не говорила? – спросила Тильда.

Все это казалось романом Томаса Харриса, который написала Беатрис Поттер. [58]58
  Все это казалось романом Томаса Харриса, который написала Беатрис Поттер. – Томас Харрис (р. 1940) – автор триллеров о Ганнибале Лектере ( см. прим. 41). Беатрис Поттер (1866–1943) – автор детских иллюстрированных повестей об антропоморфных животных («История кролика Питера» и т. п.).


[Закрыть]Моргана подобрали в нежном возрасте, семь месяцев растили в питомнике, а потом выпустили – и началось царство террора. Дело об умерщвленных детенышах тюленей удалось раскрыть благодаря свидетельствам очевидцев. Но после этого потребовался год, чтобы поймать его вновь. Несколько месяцев Моргана держали в изоляции и вот теперь решили использовать для экспериментов.