Текст книги "Мы не расстанемся"

Автор книги: Кара Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

8

Через два дня Надя привезла Элли на повторный осмотр. Приемная была полна, и Моника объяснила, что Ален задерживается минут на двадцать.

– Не страшно, – заверила ее Надя, взглянув на свой портфель. Еще в Лос-Анджелесе она приучилась всюду захватывать с собой работу.

Пока Элли листала детский журнал, она просмотрела подборку принесенных с собой вырезок о «скорой помощи», подобранных Анной. Она как раз наткнулась на фотографию Алена, когда за ее спиной открылась дверь и появился он сам.

Выглядел он чрезвычайно серьезно в своем белом халате. Но она заметила в его глазах намек на нешуточный интерес, который он тут же поспешил скрыть.

– Извините, что заставил вас ждать, леди, суматошное выпало утро.

– Привет, Ален! – довольно заулыбалась Элли.

– Привет, игрунья. – Руки доктора нежно разбинтовали стопу Эльвиры. – Ввязывалась в драки в последнее время?

Элли хихикнула.

– Не-а.

– Приятно слышать. Я и так очень занят. – Он осторожно повращал лодыжку девочки, наблюдая за ее лицом.

– Опухоль исчезла. Какие ощущения?

Элли надулась.

– Болит.

– Как и вчера?

Она покачала головой.

Ален ободряюще улыбнулся.

– Ну вы молодец, мисс Элли. Если бы все мои пациентки были такими…

Забинтовав щиколотку снова, он передал Элли журнал и повернулся к Наде. Горячая волна обдала ее, когда она вспомнила о поцелуе доктора.

– Элли пробовала ходить вечером?

– Да, и вроде неплохо получалось.

– Чудесно. – Ален прищурился и внимательно посмотрел на нее. – А вот вы явно нуждаетесь в отпуске.

– Мне достаточно подремать немного, – со вздохом ответила Надя, чувствуя сильное притяжение к этому суровому человеку.

– Элли поправляется так же быстро, как и ее мама.

Она через силу улыбнулась.

– Рада слышать это.

– Если она будет вести себя осторожно, то может уже сегодня пойти в школу.

– Обязательно? – простонала Элли.

– Решать, конечно, маме, но сидеть дома тебе незачем. Только еще несколько дней тебе придется попользоваться костылями.

Элли скривилась.

– Раньше я сказала, что нога немного болит. Так вот сейчас она болит очень сильно!

Ален с трудом подавил улыбку.

– Похоже, ты не стремишься в школу?

– Эти дети ненавидят меня, а я – их, вот и все! – Она с Вызовом посмотрела на мать.

Надя раскрыла было рот, но быстрый взгляд Алена заставил ее промолчать.

– Ненависть слишком сильное слово, игрунья.

– Зато это правда! Некоторые из них прямо так мне и говорят, особенно Джон.

Неподдельное страдание в голосе девочки вызвало сочувствие доктора.

– А знаешь, со мной тоже однажды приключилось такое в твоем возрасте.

Эльвира посмотрела на него. В ее огромных карих глазах застыли слезы, и он пожалел, что не смолчал.

– Правда?

– Конечно. – Он повел плечом. – Мы переехали в другой район города, когда я учился в четвертом классе, как ты сейчас. Я был новеньким в школе, маленьким для своего возраста, но с большими ступнями, и это делало мою походку нелепой. Помню, как умолял отца позволить мне вернуться в старую школу, готов был ходить туда пешком, но он сказал, что я должен придумать, как мне завести новых друзей.

Ален потер затылок.

– Однажды утром я рано пришел в школу и увидел, как один мальчишка забрал деньги из стола учительницы. Это был тот самый парень, что больше всех донимал меня на переменках. Эге, сообразил я, теперь-то я смогу ему отплатить. Учительница объявила, что экскурсию в зоопарк придется отменить, если взявший деньги не вернет их.

– И что было потом? – поторопила Элли, словно ей рассказывали сказку.

– Паренек молчал, и я, маленький умник, рассказал учительнице, кто взял деньги.

Элли задумалась на минуту, на ее лице появилось странное выражение.

– И что ребята?

– С того дня и чуть не до тех пор, пока я кончил школу, многие называли меня «доносчиком».

– Мура.

– И это еще не все. Мой отец не уставал повторять, как ему стыдно за меня.

Ален взял маленькие ручки Элли в свои.

– Как ты думаешь, не попытаться ли тебе подружиться с Джоном и другими ребятами?

– Вот если бы мама пригрозила уволить его!

– С Джоном это могло бы получиться, – согласился он. – А как же с другими ребятами?

– Она могла бы придумать что-нибудь, если бы постаралась. – Элли надула губы. – В Лос-Анджелесе она была знаменитой, и все хорошо относились ко мне, потому что она моя мама.

– Только поэтому?

– Почему бы и нет? – удивилась она.

– Рано или поздно наступит такой момент, когда мама не сможет выручить тебя. Или не захочет по какой-то причине. И как же тогда? У тебя даже может появиться желание убежать куда глаза глядят. Тебе придется плохо.

Элли наморщила лоб.

– Мама говорит, что неправильно убегать от проблем.

– Мама права, – он перевел дыхание. – Знаешь, на твоем месте я все же попытался бы завести друзей, а не делал вид, что мне на это наплевать.

– Может быть. – Элли нахмурилась, но по ее глазам было видно, что она готова капитулировать.

– Ну а теперь почитай свой журнал, пока я побеседую с мамой в кабинете.

– Обо мне?

– Нет, о ней. Она ведь тоже моя пациентка, помнишь?

Элли пожала плечами.

– Ладно. Говорите сколько хотите.

– Как вы узнали, что ее волнует? – спросила Надя, когда они остались наедине.

– Догадался.

– Вы как-то сразу поняли друг друга, а у меня это не всегда получается.

– Может, вы любите ее слишком сильно, чтобы быть объективной?

– Может быть, и все же…

Ален взял лицо Нади в ладони и нежно прикоснулся губами к ее рту. От него пахло антисептическим средством, крепким кофе и еще чем-то неуловимо мужским.

Наконец он оторвался от нее и спросил:

– Когда ты освободишься сегодня?

Надя огорченно вздохнула.

– Вечером я всегда занята. «Пресс» – газета утренняя, так что мы кончаем работу в полночь, а иногда и позже.

– А что босс делает потом?

– Выпивает чашку горячего шоколада и падает в постель.

– Шоколад – как раз мой любимый напиток.

– Мне почему-то трудно в это поверить.

– Ну что ж. Готов на компромисс. – Он коснулся губами ее волос, упавших на лоб. – Да и ты, похоже, тоже.

Ален прижался губами к ее шее, вдыхая аромат нежной кожи. И мечты опять унесли его далеко. Он представил Надю в своей постели – мягкость ее волос и тела, теплота и уют кругом. Он прижался к ней еще теснее.

Прерывисто дыша, она прошептала ему на ухо:

– Ален… не нужно этого делать.

Стараясь прийти в себя, он отодвинулся и медленно открыл глаза.

– Ты права. – Его голос дрожал от возбуждения. – Не место и не время…

Надя судорожно вздохнула. Она как будто чувствовала, как ее кровь стремительно побежала по жилам. А тело ожило и затрепетало.

– Это на меня совсем не похоже. Я никогда не вела себя так, – пробормотала она.

– Как, милая?

– Вот так, – прошептала она, обводя рукой кабинет. – Обниматься в общественном месте с врачом дочери! С мужчиной, которого едва знаю!

– Я тоже не привык к подобным эскападам. – На его лице появилась гримаса. – А ты знаешь обо мне больше, чем кто бы то ни было во всем округе.

Ален поправил ее воротник, потом коснулся пальцами кожи и почувствовал, как Надя дрожит.

– Не волнуйся, ничего не случится, если этого не захочешь ты. Даю слово.

– Доктор Смит, пожалуйста, поймите, я… вы привлекательны… Но тут кругом люди.

– Если ты имеешь в виду Элли, так я ей, похоже, нравлюсь. Даже, вероятно, больше, чем ее мама.

– Боюсь, что наступил такой момент, когда ей нужен отец. – Надя взяла Алена за руки и пристально посмотрела на него, как бы добиваясь понимания. – Я знаю, что вы не хотите причинить ей боль, но ведь это может случиться. Если мы… сблизимся и из этого ничего не получится.

– Вот уж не предполагал, что ты из тех женщин, которые хотят получить железную гарантию на несколько лет вперед.

– Но я же мать, и моей дочери уже причинил боль мужчина, которому она верила.

– Только дочери или матери тоже?

– Обеим.

Ален опустил глаза.

– Я хотел бы заботиться о вас обеих. – Он снова посмотрел ей в глаза. – Веришь?

– Да, верю… Я освобожусь в полночь.

…Потягивая горячий шоколад, Надя наблюдала, как Ален поглощает вторую чашку любимой овсянки Элли.

– Не могу поверить, чтобы вы, врач, ели такое.

– А вы взгляните на коробку – тут полно питательных веществ.

– Если не считать сахара и консервантов.

– Извините, Надя, но никто еще не доказал, что сахар вреден для здоровья.

Она фыркнула.

– Сколько, вы сказали, вам лет?

– Тридцать девять. – Ален соскреб остатки в чашке и проглотил с видимым удовольствием.

– Есть еще.

– Нет, больше не влезет.

Положив ложку, Ален похлопал себя по животу. Таким изысканно одетым она еще его не видела – накрахмаленная рубашка и брюки. К тому же он подстригся после их утренней встречи.

Надя встала, налила ему еще кофе.

– Сколько вызовов было у вас сегодня вечером? – спросила она, садясь.

– Только один – к Эдде. Но это был скорее светский визит.

– Вечером я пила у нее чай, когда зашла за Элли после урока музыки. Я люблю с ней поговорить. Рассказы о старом Миртле так поднимают настроение, я даже начинаю чувствовать себя частью этого городка.

– Думаю, ей недолго осталось, хоть она и считает себя неукротимой. Это не так. На восьмом-то десятке и после двух инфарктов.

– Эдда весьма высокого мнения о вас, хоть и доставляет вам хлопоты. Говорит, вы лучший врач, которого когда-либо знал Миртл.

Ален выглядел еще более измотанным, чем в ту ночь, когда Надя обнаружила его спящим в своей гостиной.

– Я только делаю то, чему меня учили.

– Но почему здесь?

– Эта община заплатила за три года моей учебы и оплачивала мои расходы еще три года интернатуры, так что я задолжал им за шесть лет… – Он пожал плечами. – Мне здесь понравилось, и я остался.

– А ваша семья, друзья? Не скучаете по ним?

Он вытер пальцем каплю кофе, стекавшую по внешней стороне чашки. Что угодно, лишь бы не встречаться с ней взглядом.

– Все умерли. Мои друзья здесь.

– Эдда как-то упомянула, что ваш лучший друг погиб в автодорожной катастрофе перед вашим приездом в Миртл.

Ален молчал. Здравый смысл подсказывал ему, что люди будут обсуждать его с тем же здоровым интересом, с которым они обсуждали возраст Эдды и еще десяток дежурных тем, питавших слухи в Миртле.

Подумав, он решил расслабиться и подыграть ей, сказать то, что она ожидала. Но внутренне он был напряжен, как никогда.

– Его звали Георг Лейтон.

– Как же это случилось?

– В какой-то степени вина лежит и на мне. – Ален пожал плечами. – Мне захотелось съездить домой в Западную Вирджинию. Ностальгия, знаете ли, бывает и у молодых. Иногда хочется повидать старых учителей, навестить могилы предков, произвести впечатление на провинциалов… Что-то в этом духе. Я предложил Георгу поехать со мной, ведь у него был спортивный автомобиль.

Подняв глаза, Ален заметил напряженный взгляд Нади. Он редко говорил о своем прошлом, и то только когда ему некуда было деваться.

– Мы остановились в мотеле, выпили пива, погуляли. Той ночью я остался в номере посмотреть бейсбол по телевизору. Георг завелся и снова отправился за пивом. Не знаю, как все произошло. Шериф сообщил мне, что он врезался в устои моста. Умер он мгновенно. Опознали его по бумажнику.

– А что за человек был Георг?

Ален поднял на нее глаза. Сейчас он мог сказать всю правду, не скрывая при этом своих чувств.

– Георг Лейтон был ленивым и высокомерным сынком богатых родителей.

– Но вы называли его своим лучшим другом.

– Так оно и было. Но это не мешало ему быть избалованным плейбоем. Он знал это, даже гордился собой. – Ален скривился. – Говорил, что это его право по рождению. Что все Лейтоны таковы.

Как говаривал отец Нади, хороший репортер должен обладать бесстрастным лицом и уметь пить дешевое виски, чтобы доискиваться правды. Она-таки умела владеть своим лицом и теперь порадовалась этому.

– Мне кажется, вы очень любили его.

– Как сказать… Иногда мне кажется, что я ненавидел его.

Ален сделал глоток кофе.

– Что это мы все обо мне и обо мне. Поговорим о тебе. Как получилось, что ты оставила такую блестящую карьеру?

– Устала от того, что кто-то дергает меня за ниточки.

В ее голосе прозвучала обида, и он поспешил сказать:

– Не могу себе представить тебя в роли марионетки.

Ален встретил ее холодный и настороженный взгляд, такой же, какой у нее был в то утро в операционной.

– В том-то и дело. – Надя встала, чтобы налить ему еще кофе, но кофейник оказался пуст.

Заметив, что он наблюдает за ней, она сказала:

– Сейчас сварю еще.

Ален собрался было отказаться, но передумал.

Он откинулся назад и вытянул ноги. Приятно было расслабиться. Еще приятнее было наблюдать, как она готовит кофе.

– Как девочка чувствовала себя сегодня в школе?

– Точно не знаю. Лучше, мне кажется. – Повернувшись к нему, она прислонилась спиной к разделочному столу. – По крайней мере, сегодня вечером она показалась мне менее расстроенной, чем утром.

– Она должна справиться.

Надя глубоко вздохнула.

– Хотела бы я быть так уверена.

– При ее общительности и при мамином очаровании, как может быть иначе?

– С первым согласна, второе – сомнительно.

– А-а-а. Леди отличается скромностью?

Ее брови сошлись вместе, углы рта печально опустились.

– Леди знает, что была отнюдь не такой уж очаровательной в последние недели, особенно с одним доктором, который совсем недавно готов был придушить эту же самую леди.

– Сдаюсь, вы правы. – Ален постарался сохранить серьезный вид. – Вычеркнем пункт об очаровании.

– Мне удалось побеседовать с учительницей Элли и миссис Бритл, – сообщила она, снова разливая кофе по чашкам. – Они подтвердили практически все, что вы предполагали. Элли, оказывается, отвратительно вела себя с первого дня появления в школе и сейчас расплачивается за это.

– Иногда страдание – единственный способ стать умнее. Во всяком случае, часто это важнейший урок.

– Я очень благодарна за ваш интерес к Элли. Только не говорите, что это ваша работа.

– Не скажу, но так оно и есть.

Ее рот чуть округлился, на щеках тут же появились ямочки-близнецы, а у него снова разыгралось воображение. Несколько украденных поцелуев вчера ночью, повторенные сегодня утром. Теперь ему захотелось, чтобы Надя сама предложила ему свои мягкие губы.

– Я заметил, что вы нечасто упоминаете отца Элли. Да и она тоже.

– Фред мало значил в ее жизни.

– Он вроде работает в Европе?

– Да, в известной телекомпании. Как я поняла, он пользуется там большим успехом.

– Это вас задевает?

– Уже нет. Но я долго считала его виноватым во многом. Даже в том, в чем и не было его вины.

– Например?

– Например, в моем переходе на телевидение, хотя моя первая любовь – газета.

– Но разве лидирует в информационном деле не телевидение?

– Не для дочери Робертсона.

Он присвистнул.

– Того Робертсона, что удостоился двух премий Пулитцера и появился на обложке «Таймса»?

– Того самого. Отец спланировал мое будущее: университет, практика в газете и затем небольшая колонка на женской полосе, пока я не буду готова взяться за «крутые» новости.

– А ваш бывший муж? Тоже часть папиного плана?

– Отнюдь. Иногда мне кажется, что поэтому-то я и вышла замуж за Фреда. Отец считал, что телеобозреватели немногим лучше актеров, зачитывающих тексты.

– Проклятое наследование семейной профессии. По себе знаю.

Выражение ее лица смягчилось.

– Ваш отец, должно быть, жутко расстроился, когда вы посвятили себя медицине, а не угледобыче.

– Так оно и было.

Почувствовав, что ему не по себе, Надя опустила глаза.

– Я часто говорю себе, что отец гордился бы мною, узнав, что я издатель «Пресс». Ну разумеется, в те дни, когда все идет как задумано.

Ален припомнил выражение глаз отца в их последнюю встречу. Ему не хватило бы и нескольких жизней на совершение чего-то такого, чем мог бы гордиться отец.

Не в силах усидеть на месте, Ален встал и потянулся. Удивившись, Надя тоже поднялась со стула.

– Я вас вполне понимаю. У вас был долгий и трудный день.

Обрамляющие его рот линии обозначились резче.

– Это надо понимать как намек, что пора прощаться?

Надю удивило ощущение разочарования, словно оказались обманутыми ее надежды на еще один поцелуй.

– Я принесу ваше пальто.

– Не беспокойтесь, я знаю, где оно. – Ален приблизился к ней с таким решительным выражением лица, что у нее перехватило дыхание.

Он взял ее руки и положил их себе на плечи, потом обнял за шею.

– Спасибо за полуночную кормежку, – хрипло произнес он.

– Не за что. – Надя жаждала его поцелуя, а он не спешил.

– Значит ли это, что я и дальше могу заходить к вам?

– Разве что со своей провизией – мне вас не прокормить.

Пальцы Алена перебирали завитки ее волос, нежно касались кожи, вызывая у нее легкую дрожь. Ей так хотелось прижаться к нему, прильнуть к его губам.

Ощущение власти над мужчиной было новым для нее. Ее отец, Фред и продюсер программы новостей, в которого она была влюблена несколько лет назад, были мужчинами сильными, волевыми и избалованными успехом. Так соблазнительно было укрыться в их тени, пока она не сообразила, как много она отдавала всякий раз, когда говорила «да» вместо «нет».

– Вам лучше уйти, – прошептала Надя.

– Ну если вы так хотите, – проворчал доктор Смит.

Догадался бы лучше прижать свои губы к моим, думала она. Решился бы и взял на себя ответственность. Как Фред, когда-то подсказал ее внутренний голос. Как папа.

Надя протянула ему руку.

– Вы должны понять – у меня есть свое дело, обязанности, Элли и газета.

Ален нахмурился.

– Можете не щадить моего самолюбия. Я уже большой мальчик. Меня выгоняли и раньше.

– Я вас не выгоняю.

У него дернулся уголок рта.

– Называйте это как хотите. Я спросил – вы отказали. Разговор окончен.

Надя сжала губы. Никогда еще ей не попадался столь трудный мужчина. Столь своенравный. И отчаянно жаждущий любви.

– Теперь, когда все сказано, может, вы забудете о своей непомерной гордости и поцелуете меня?

9

Алена ввела в заблуждение дрожь в голосе Нади. Чего он уж совсем не ожидал, так это того, что она может остерегаться близости.

Она почти упала в его объятия, и он застонал. Ощущения были столь приятны, что их не хотелось прерывать.

Руки женщины ласкали его лицо, шею, гладили волосы. И Ален убеждал себя, что может обойтись без этого? И обходился столько лет!

– Медленно, быстро? Как ты предпочитаешь?

Надя беспомощно застонала, потом прошептала:

– Медленно. Я уже все забыла.

Его губы приоткрылись, а в глазах засветилась обаятельная улыбка.

– Милая, тебе достался достойный партнер. Я и сам уже не помню что к чему.

Поцелуй был долгим и старательным. У Нади начало пощипывать губы, но Ален переключился на ее ухо, нежно покусывая его мочку.

Действия Алена вызывали новые ощущения, возбуждали ее так, что она не в силах была сдержать стон. Ее поражала нежность этого огромного человека. Его пальцы умело, искусно массировали напрягшиеся мышцы ее плеч…

Оторвавшись от губ Нади, Ален хрипло спросил:

– Дверь спальни запирается?

Ее глаза открылись.

– Если это медленно, Смит, то что значит быстро?

– Никогда не бойся меня, любимая.

Она содрогнулась, сообразив, о чем он говорит.

– Я не боюсь, – прошептала она. – Только не тебя.

Ален впитывал окружавшие Надю запахи, напоминавшие утонченный аромат редких роз. Опустив руку на ее талию, он продолжал целовать ее, пока они пересекли коридор…

Оказавшись за запертой дверью спальни, он вдруг понял, что с Надей все может быть только всерьез. А он пока еще не был уверен, что она значит для него или могла бы значить. Алену не хотелось разочаровать ее своим уже не первой молодости телом или еще чем-нибудь.

Он нервно провел ладонями по ее рукам, и она помогла ему снять с себя свитер. Под ним было нечто кружевное, мерцающее, прозрачное настолько, что явственно проступали холмики ее грудей с сосками, похожими на редкие темные жемчужины.

Наконец он обнажил ее грудь. Сердце бешено стучало, все чувства обострились.

– Ты так прекрасна, что у меня, кажется, вот-вот остановится сердце, – хрипло прошептал он. – Я растерялся… Боюсь сделать тебе больно.

– Не бойся, – прошептала Надя, глядя на него доверчивыми глазами. Прикусив нижнюю губу, она стала расстегивать его рубашку. Получалось у нее неловко, словно она забыла, как это делается.

Алену хотелось самому сорвать с себя и рубашку и всю остальную одежду. Но он почувствовал, что не следует торопить Надю, и стоял спокойно, сдерживая дрожь. Однако она никак не могла справиться с пуговицами, с беспомощной и стеснительной улыбкой показала жестом, чтобы он занялся одеждой сам.

Ален моментально сорвал рубашку, чувствуя себя неуклюжим, как юноша на первом свидании.

Он знал свои недостатки: громадный, как медведь, и так же тяжел, да, честно говоря, и не спортивен.

Ален задержал дыхание, пока Надя внимательно смотрела на него. Между бровями появилась глубокая морщина, невозможно было понять выражение потемневших глаз.

– Я знала, что ты сильный, – прошептала она. – Сильный и красивый.

Надя протянула руки, чтобы коснуться его, ее пальцы стали поглаживать волосы. Но вот руки двинулись по его груди, и сладостная дрожь пробежала по телу Алена.

Обмениваясь поцелуями, они продолжали раздевать друг друга, роняя одежду где придется.

Когда Ален вновь заключил ее в объятия, ничто уже не разделяло их. Его руки заскользили по ее теплой шелковой коже…

Одной рукой Ален откинул покрывало с ее постели, а другой потянул Надю за собой. Простыни были прохладные, хранили аромат ее тела.

Она переплела пальцы на его затылке, влажные губы жадно прильнули к нему. Его пальцы нежно гладили ее.

Задохнувшись, она изогнулась всем телом, с силой притягивая его к себе.

– Ненаглядная, – прошептал он в ее ухо. – Я не слишком тороплюсь?

– Нет, ты медлишь, – прошептала Надя, упираясь в его ладонь, а ее лицо отражало целую гамму чувств.

Алена ошеломило то, как она отреагировала на его прикосновение. Ее руки потянулись к нему, лицо отразило растущее напряжение, она тяжело дышала, постанывая. Повторяя и повторяя его имя, она выгнулась, ее глаза застыли, а пальцы сжались. И он вошел в нее одним яростным движением.

Ощущения, в которых Ален отказывал себе так долго, оглушили его, как удар в солнечное сплетение.

Стараясь быть нежным, он двигался медленно и осторожно. Руки женщины гладили его спину, побуждая продолжать и продолжать.

Когда-то Алену трудно давалось умение владеть собой. Теперь он соразмерял все свои движения с силой ее реакции.

Ален поднимался все выше и выше и вот достиг вершины. Наконец Надя прижалась лицом к его плечу, подавив крик восторга. Такого экстаза он еще не испытывал никогда…

Надя почувствовала прохладу, открыла глаза и увидела комнату, залитую лунным светом. Ален смотрел на нее, опершись на локоть.

В ее жизни не было более счастливой минуты.

Мягкая улыбка осветила лицо, и тихая радость наполнила все ее существо.

– Спи, милая, еще слишком рано.

– Ты уходишь? – Надя потянулась к Алену.

– Мне пора. Моя машина стоит у твоего дома. Не хотелось бы давать пищу слухам.

– Который час?

– Почти три.

Тонкие пальцы Нади играли с завитками мягких волос на его груди. Ален нахмурился.

– Должен предупредить, миленькая, ты затягиваешь нас в опасный водоворот.

– Знаю. – Подвинувшись поближе к нему, Надя прикоснулась языком к его губам, мягко раздвинула их. – Я умею плавать. А ты?

– Чуть-чуть, – ответил он тихим голосом.

– Мы поплывем медленно. – Язык женщины поддразнивал его, и кровь начинала закипать.

– Тогда я должен кое-что сказать тебе.

– Что?

– Здесь рассветает только в пять.

По привычке, приобретенной еще в колледже, Надя проснулась за несколько секунд до того, как прозвенел будильник. Она сразу поняла, что в постели одна, и достаточно давно, поскольку простыня Алена была уже прохладной.

Миссис Адам подписала последний чек на зарплату и отложила ручку. Денег в банке осталось на четыре месяца. На пять, если урезать собственную зарплату. После этого придется искать покупателя.

Нужна сенсация, думала Надя. Нечто своевременное, очень важное и свежее. Опубликованное раньше всех. Что-то вроде разоблачения ее отцом коррупции в профсоюзе лесорубов.

Правда, из-за этого отец и потерял свой «Ньюсвик». Но она не намерена терять «Пресс». Слишком много сил вложено. Хотелось доказать, что отец ошибался на ее счет. Она газетчик не хуже него.

Надя повернулась к портрету отца. В детстве он был ее богом. Заботился о ней, особенно после смерти матери: возил ее дважды в год в Сан-Франциско, где покупал одежду, следил за здоровьем, прививками и школьными делами. Но в его отношении к ней было маловато ласки, юмора и, в общем, всего того, что зовется любовью.

Кажется, так просто – любовь. Улыбка, которая согревает, сочувствие в печали, восхищенный взгляд, когда женщина вдруг почувствует себя привлекательной. Внимание не по обязанности, а из желания доставить удовольствие.

Ален давал ей все это, даже не особенно сознавая. Надины губы раскрылись в улыбке при одной мысли, что скоро она увидит его снова. Сегодня. В полночь. Горячий шоколад.

Теперь он раздевал ее медленно, неторопливо, уверенно. Вот уже месяц каждый день они встречались наедине.

В спальне, пока Элли была в школе, а Ник – на дежурстве. В гостиной перед камином, где они устраивали пикник на полу с сандвичами и шоколадным мороженым. В непостижимых позах в ее старом кресле.

Он никак не мог до конца насладиться ею и совершенно не заботился о последствиях.

– Не могу поверить, что ты освободился на все утро, – шептала она, крепко прижимаясь к нему.

– Как раз вовремя, ты не считаешь? – спрашивал он, нежно обнимая ее и лаская теплую мягкую кожу.

– Элли все просит снова пригласить тебя к обеду. – Надя уткнулась носом в его плечо, и ее волосы рассыпались по нему веером.

– Согласен на одном условии: только не спагетти.

Надя рассмеялась.

– Я уже подумываю о лапше. На коробке есть способ приготовления: вскипятить воду и бросить в нее лапшу.

– И все?

Ален гладил ее по обнаженной спине расслабленными ленивыми пальцами. Последние четыре дня каждое утро начиналось в операционной, и теперь приятно было занять руки другим.

– Ну надо еще открыть коробку…

Ален закрыл ее рот поцелуем. Встав на цыпочки, она всем телом потянулась к нему – такому большому и надежному.

Его власть над ней была абсолютной, и он сдавался перед ней, стоило ей лишь посмотреть на него.

Ален опустился с ней на пол. Руки Нади выражали нетерпение, а обжигающие прикосновения лишали его разума. Он хотел ее, нуждался в ней. Именно она, Надя, открыла для него краски жизни после долгих и тоскливых бесцветных лет.

Его поцелуй был жестким, взрывным. В нем, казалось, не осталось нежности, только жажда. Надя на ярость отвечала яростью, становясь все более страстной. Он был очень силен, и все же ей удалось перевернуть его на спину.

Ален застонал, протестуя и сдаваясь, одновременно вызывая в Наде ликование, побуждающее ее к новым доказательствам любви.

Возможно, Ален не готов еще воспринимать слова любви, тогда она покажет ему своими руками, ртом, всем телом, как обожает его. Ее рука гладила и ласкала его. Пальцы расчесывали мягкие тонкие волоски.

Дрожащим голосом Ален произнес ее имя, и его лицо исказилось в последнем усилии сохранить контроль над собой. Руки Алена обняли ее, перевернули на спину, и они слились в обжигающем сладчайшем поцелуе.

Надя зашептала о своем желании, побуждая его поторопиться. В огне страсти она отвечала на каждое его движение. И, когда наступил взрыв наслаждения и освобождения, она почувствовала, что такого накала чувств она до сих пор еще не знала.