Текст книги "Мы не расстанемся"

Автор книги: Кара Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

3

Ален посещал окружную начальную школу в августе – делал прививки первоклашкам, родители которых не могли оплатить даже элементарные педиатрические услуги. Делал он это по собственному почину, не получая оплаты и воспринимая как искупление своих прегрешений.

Оставив машину на площадке, предназначенной для пожарных, он побежал к входу с потрепанным черным саквояжем в одной руке и теплой курткой, которую так и не успел надеть, в другой.

В фойе он повернул налево к актовому залу. На полпути его встретила старая директриса Бэтти Бритл.

– Слава богу! – воскликнула она, и в ее добрых глазах промелькнуло облегчение.

– Что тут у вас?

– Да Эдда.

– Эдда? Я-то думал… Ладно, неважно. Кэт сказала, что она потеряла сознание?

– Да, прямо на сцене, когда объявляла малютку Элли Адам. По словам мамы Элли, она пожаловалась, что задыхается, но миссис Адам не успела вывести ее на воздух, как она упала в обморок.

Бэтти смотрела на него с глубокой тревогой:

– Надеюсь, это у нее не с сердцем. Она чувствовала себя гораздо лучше после проведенной несколько лет назад операции.

В зале царила мертвая тишина. Озабоченные родители, подавленные дети стояли или сидели группами, переговариваясь похоронными голосами, бросая встревоженные взгляды на сцену, где неподвижно лежала Эдда. Голова ее покоилась на коленях Нади.

Когда Ален добрался до сцены, Эдда уже открыла глаза и попыталась сесть. Склонившись над ней, Надя, очевидно, пыталась успокоить нетерпеливую женщину.

Когда он опустился на колени рядом с двумя женщинами, Надя подняла голову, и их взгляды встретились. Как и у Бэтти, ее глаза были полны тревоги. Но в отличие от взгляда Бэтти Надин произвел на него сильнейшее физическое воздействие.

– Слава богу, вы приехали так быстро, – прошептала Надя. – Я совсем не умею оказывать первую помощь.

Первым побуждением Алена было всыпать ей по первое число за то, что она так рано покинула больницу. Но тут же на смену пришло желание обнять в благодарность за заботу об Эдде.

Но он не сделал ни того ни другого, – на первом плане сейчас была Эдда.

Ален обратил внимание на бледность пожилой женщины и ее влажную кожу. Дышала она часто, но не глубоко. Он взял ее кисть и посчитал пульс.

У Эдды была холодная рука, а косточки – как у ласточки, на которую она походила сейчас в своем коричневом шелковом платье. Сердце билось слишком быстро, и Алену совсем не понравилась неритмичность этих ударов.

Доктор постарался незаметно раскрыть свой саквояж и извлек из него стетоскоп.

– Уберите эту штуку! – приказала пожилая леди, как только поняла его намерение.

– Доставьте мне удовольствие, ладно? Я пытаюсь завлечь новых пациентов.

Не успела Эдда ответить, как Ален уже приставил стетоскоп к ее груди. Платье несколько приглушало звук, но не настолько, чтобы не узнать хронический недуг.

Чуть зажмурившись, Ален сосредоточился на ритме, знакомом ему почти так же хорошо, как и свой собственный, опасаясь услышать хотя бы намек на его ухудшение. Насколько можно было доверять его слуху, особой беды не произошло. Однако чтобы убедиться в этом, он решил понаблюдать за Эддой в больнице.

Все еще держа старушку за руку, он окинул взглядом собравшихся, отыскивая изборожденное морщинами лицо начальника полиции Стива Маккензи. Стоя в конце зала, шериф зорко следил за толпой.

Ален поймал его взгляд и чуть заметно кивнул. Не колеблясь ни секунды, Стив поспешил к сцене и, приблизившись, спросил:

– Нужна помощь, док?

– Ты на патрульной или на своем фургоне?

– На фургоне. А что?

– Сэм говорит, что «скорая» опять сломалась, а мой «бронко» забит барахлом. Не довезешь Эдду до больницы? Пусть хоть раз проедется с удобствами, не то что в своем старом драндулете.

У Эдды был «кадиллак» 1948 года, которым старушка гордилась и восхищалась. Она поклялась, что завещает его Алену, а он поклялся в ответ, что она переживет свой драндулет.

– С удовольствием, – подмигнул Стив, заметив неудовольствие на лице Эдды.

– Ничего у него не выйдет! – воскликнула Эдда, однако это получилось у нее еле слышно и вовсе не свирепо, как ей хотелось бы.

Ален мягко сжал кисть старушки:

– Уж побалуйте меня, дорогуша, хоть один раз, ладно?

И изобразил свою лучшую улыбку, унаследованную от прадеда-ирландца. Эдда попыталась устоять перед его обворожительностью, но в конце концов сдалась. Кто сказал, что Ален Смит лишен шарма? – самодовольно подумал он.

– У меня нет времени прохлаждаться на больничной койке, – предупредила она, свирепо глядя на него.

– Избави меня, боже, от женщин, полагающих, что они разбираются в себе лучше, чем их врач, – пробормотал Ален и взглянул на Надю, героически пытавшуюся скрыть виноватое выражение лица.

Теперь, когда Эдда уже не требовала его внимания, он решил напуститься на свою новую пациентку.

– Вам не по нутру мои врачебные принципы? – спросил он так, чтобы слышала только она. – Или в нынешнем сезоне вы, женщины, решили организовать кампанию против переутомившихся врачей?

Надя попыталась изобразить невинность, но тут же смирились с безнадежностью своих усилий.

– Бог с вами, какие кампании? – скромно заметила она, сознавая, что Эдда прислушивается к их разговору с живейшим интересом. – Только компромисс, помните?

– Если верить моему учителю английского, компромисс означает: не одна, а обе стороны идут на уступки.

– Я оставалась до вечера. Спросите у Джона – он заехал за мной ровно в половине седьмого.

Ален скривился. Как и предугадала Надя, даже этот малейший намек на улыбку изменил его лицо к лучшему. Сделал более мужественным и волнующим.

– Вы должны были остаться до завтрака. – Ален переключил свое внимание на Эдду, наклонился к ней и жестко проговорил: – А вы не смейте доставлять мне неприятности. Слышите, миссис Карпентер?

Доктор поднял маленькую неистовую женщину и положил ее на могучие руки начальника полиции, попросив его:

– Скажи Элен, я буду через двадцать минут.

Маккензи направился к выходу, легко, как нос корабля, раздвигая толпу, которая вновь смыкалась за его спиной.

Слыша, как родители и ученики провожают Эдду ободряющими возгласами, Надя позавидовала умению старой леди заводить друзей.

Ей самой это стоило немалого труда.

– У нее что-нибудь серьезное? – спросила Надя Алена, сурово взиравшего на нее.

– Трудно сказать, пока не проведены некоторые исследования.

В последние месяцы у Эдды было уже несколько обмороков, о которых вряд ли знали ее друзья. Он-то знал, ибо это была его обязанность.

Уже многие годы Эдда жила как бы «взаймы». Она была обречена. Ален знал – протянет еще месяцев шесть, от силы год, если не побережется, о чем он почти умолял ее. Однако Эдда не желала никого слушать. Как, похоже, и Надя Адам.

– А теперь поговорим о вас, миссис Адам. Почему вы ослушались врача?

– Я не…

– Да, да, знаю, компромисс. – Он протянул руку, помогая ей подняться.

– Спасибо, – прошептала она, медленно поднявшись.

Надя неожиданно почувствовала головокружение, ее закачало. Она сделала пару быстрых вдохов, неуверенно держась на высоких каблуках, которые ей, видимо, еще не следовало надевать. Он крепче взял ее за руку, и она наконец выпрямилась.

У него оказалась сильная рука с мозолистой ладонью и крепкими пальцами рабочего, чего она не ожидала от человека, достаточно искусного для проведения хирургических операций.

– Упрямая женщина, – пробормотал доктор. – Вам следует лежать, и вы прекрасно знаете это.

Он держал ее за руку, пока у нее не прошло головокружение. Но и отпустив ее, на всякий случай не отходил.

– Послушайте, я очень сожалею, что доставила вам лишние хлопоты, – прошептана Надя. – Честно.

Она вдруг обнаружила, что приходится поднимать голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Не то чтобы он был так высок – дюйма-двух ему не хватало до шести футов, но он был широк в груди и плечах и казался гораздо крупнее.

– Как вы себя чувствуете?

– Прекрасно, в самом деле.

– Может, легкое головокружение? Острые боли в животе?

Она оказалась не такой высокой, как он ожидал, и не такой худой. И очень привлекательной. И благоухала она, как женщина, больше привыкшая к шелковым простыням и шампанскому, чем к обычным для Миртла хлопку и разбавленному пиву.

Надя покачала головой.

– Признаюсь, я чувствую себя немного усталой, но…

Она смолкла, когда ее едва не сбил с ног маленький вихрь с каштановыми волосами в чем-то розовом.

– Мамочка! Миссис Карпентер поправится?

– Я… Спросим доктора Смита, – сказала Надя с ободряющей улыбкой. – Ему лучше знать.

Элли подняла голову, чтобы взглянуть на Алена, и почтительно повторила:

– Доктор Смит, миссис Карпентер поправится?

– Надеюсь на это.

Подумав немного, она ткнула его в живот маленьким пальчиком.

– Но вы знаете, что так и будет?

Ален едва удержался от улыбки. Дочь Нади по всем признакам была такой же бедовой, как и ее мать.

– Я знаю только, что постараюсь сделать все для выздоровления миссис.

Он почувствовал взгляд Нади на своем лице. Его возбуждала и беспокоила близость этой женщины. Он заметил блеск ее волос и аромат духов раньше, чем тени усталости вокруг глаз и бледность кожи.

Доктора должно заботить лишь самочувствие его пациента. В отношениях врача и больного нет места таким соображениям, как он или она выглядит и насколько кто-то кому-то горячит кровь.

Недовольный собой и раздосадованный, Ален переключился на дочку.

– А сейчас, мисс Элли, я скажу кое-что о твоей маме, которая тоже является моей пациенткой, нравится ли это ей или нет.

– Что скажете? – воскликнула девочка.

– Я предписываю твоей маме отправиться домой и лечь в постель, а тебя назначаю ее начальником, и ты должна проследить за этим.

Элли хихикнула, и на ее щеках образовались очаровательные ямочки.

– Я еще не была начальником взрослого человека. Что я должна делать?

– Сначала уложить мамочку в постель и как следует укрыть ее, а потом измерить ей температуру. Знаешь, как это делается?

Элли задумчиво наморщила лоб.

– Кажется, знаю. Если мамочка скажет, где найти термометр.

– Так где термометр, мамочка? – поинтересовался доктор, заметив, что пациентка уже не улыбается, а хмурится.

– В аптечке, – сказала Надя дочке. – Однако мне кажется, что доктор Смит подтрунивает над нами. Не так ли, доктор?

– Нет, я говорю совершенно серьезно, – заверил он обеих, замечая обращенные на них пытливые взгляды.

Завтра весь город будет говорить, что он подкатывался к новой знаменитой обитательнице Миртла. К полудню слухи уже уложат их в постель. К вечеру его будут спрашивать о дне свадьбы.

– Послушайте, мы зря теряем время, – сказал он, оглядываясь. – Где ваше пальто?

– В гардеробе в конце холла, но…

– Я возьму его! – крикнула Элли и упорхнула.

– Минуточку внимания! – На край сцены вышла Бэтти Бритл и хлопнула в ладоши. – Поскольку миссис Карпентер не смогла остаться до конца концерта, мне кажется, будет правильно, если мы отложим наш праздник, пока она не поправится. Я знаю, что все вы, как и я, желаете миссис Эдде скорее поправиться. А сейчас возвращайтесь домой. Всего хорошего и спокойной ночи.

Люди стали расходиться, забирая с собой детей. Через несколько секунд Надя и Ален остались на сцене одни. В опустевшем зале вдруг повеяло холодом, и Надю охватила легкая дрожь.

Ален сдвинул брови.

– Замерзли?

– Немного, – призналась она, не в состоянии скрыть дрожь.

Бормоча что-то непонятное, Ален поднял с пола свою куртку и с сердитым видом набросил на Надины плечи. Ее тут же окутали крепкие запахи древесного дыма и мускусного лосьона после бритья, и сразу стало тепло.

– Благодарю вас, – прошептала она. – Вы так добры ко мне, хотя наверняка готовы задушить.

Ее удивил хмурый взгляд доктора.

– Доброта тут ни при чем, миссис Адам. Я очень серьезно отношусь к своим пациентам, даже к тем, кто этого и не заслуживает.

– Извините меня, – попросила она и вдруг задохнулась от внезапной боли, охватившей ее. Кожа тут же покрылась испариной, ноги стали ватными, – Черт… – не удержалась она от восклицания и испугалась, что сейчас ее стошнит прямо на сцене.

Дальше все происходило очень быстро. Не слушая возражений, он сгреб ее в охапку вместе со своим саквояжем и направился к выходу, навстречу Элли, появившейся с пальто в руках.

Ален остановился на секунду, велел девочке одеться и следовать за ним.

– Куда мы идем? – спросила она.

– Сейчас отвезем твою мамочку домой.

– Я могу идти, – настаивала Надя.

– Помолчите, – свирепо прорычал он. – Вы и так уже напугали дочь. Ей понравится, если вы прямо сейчас свалитесь в обморок?

Ален прав, подумала Надя, борясь с тошнотой. Целый день она дергалась и нервничала в палате, жалея себя, проклиная его тираническое упрямство и считая, что не может не присутствовать на выступлении Эльвиры.

Сказать по правде, ей это было нужно самой. С тех пор как они с Фредом развелись, она старалась быть идеальной матерью, идеальной журналисткой, идеальной современной женщиной.

Но пациенткой она оказалась далеко не идеальной, и страх в глазах дочери показал ей лучше всяких слов, как безрассудно она себя вела.

– Похоже, док, вы нашли себе еще одну пациентку! – крикнул кто-то, когда он нес Надю через просторный холл.

– Уж посимпатичней Эдды, – добавил другой. – И ножки отличные.

Кто-то распахнул перед ним дверь, и он вынес Надю к помятому драндулету.

– Открой дверцу, Элли, – приказал он, переводя дыхание.

С величайшей осторожностью доктор усадил Надю на переднее сиденье. Она попыталась поймать его взгляд, чтобы поблагодарить, но свирепое выражение лица Алена заставило ее прикусить язык.

Пусть Надя была не права, но она же извинилась, и нечего этому доктору обращаться с ней как с девочкой.

– Я не такая уж беспомощная, – бросила она, когда Ален наклонился и закрепил ремень безопасности.

Он проворчал что-то нечленораздельное, но смысл был ясен: «Сиди и молчи. Ты уже достала меня».

– Очисти себе место от барахла, – кинул он Элли, пытавшейся устроиться на заднем сиденье. – И пристегнись ремнем. Мне уже хватает упрямых женщин.

Надя услышала хихиканье Элли. Потом захлопнулась дверца с чрезмерным, по мнению Нади, шумом. Ей нестерпимо захотелось отстегнуть этот дурацкий ремень, распахнуть дверцу, забрать дочку, явно наслаждавшуюся грубостью доктора, и поехать на своей собственной машине.

Тупица, тупица, твердила она себе. Ведь вроде бы неглупая женщина, а тут вдруг… Посчитала себя умнее специалиста.

Последний раз она совершила такую глупость, когда бросила хорошо оплачиваемую работу в крупной телесети и ухнула все свои сбережения в почти похороненную газету, продала дом, который Элли считала родным, и перебралась вместе с ней в дикий орегонский угол, чтобы начать новую жизнь.

– Может, покажете дорогу?

– Сейчас направо. Мы ведь живем над типографией, разве вы не знаете?

– В крошечной квартирке с одной ванной, – подала голос Элли. – Такой противной…

– Эльвира! – возмутилась Надя и тут же пожалела об этом, едва не выплеснув суп, который через силу съела в больнице.

– Противной, – упрямо пробормотала дочь. – Ненавижу ее.

Остаток пути прошел в молчании, и Надя была благодарна за это. Ее занимало только одно – поспать бы.

– А вон Джон! – воскликнула Элли. – Курит украдкой. – Она хихикнула. – Вообще-то он пытается бросить. Никто не должен знать, что он покуривает. Это наш с ним секрет.

– Уже не секрет. – Ален выключил двигатель и вышел из машины.

– Так и думал, что это вы, доктор, – услышала Надя голос своего заместителя Джона. – Босс с вами?

– Я привез ее.

Джон сдержал смешок.

– Мне позвонил Джон-младший из школы. Сказал, что она чуть не свалилась со сцены.

Надя зажмурилась. Завтра об этом будет говорить весь город. Вот и приобрети тут новых друзей, привлеки подписчиков.

Открылась ее дверца, и доктор Смит отстегнул ремень. Надя начала отрепетированную речь:

– Благодарю вас… Ой, подождите!

Он поднял ее с той же легкостью, с какой она брала на руки Элли, когда та была маленькой.

– Держитесь и не дергайтесь, – бросил он. – Здесь скользко, и, если я свалюсь, упадете и вы.

По узким крутым ступенькам, ругаясь про себя, Ален ухитрился поднять ее, не стукнув головой о стену. Дверь наверху оказалась не заперта и вела в типичную кухню.

– Где спальня? – спросил он, оглядываясь.

– Вы уже можете поставить меня.

– Не спорьте, только покажите.

– Послушайте, Смит…

– Зовите меня Ален, – произнес он угрожающе тихим тоном. – Налево или направо?

Она сдалась, стараясь сохранить достоинство.

– Первая дверь направо.

Он положил ее на кровать и включил свет. Крохотная комната, скорее, похожая на большой шкаф, пахла прелестно и завлекающе, как и она сама.

Напомнив себе, что он ее врач, а не любовник, Ален сосредоточился на тенях под ее глазами, а не на формах, едва прикрытых курткой.

– Раздевайтесь и забирайтесь под одеяло. Я сейчас вернусь.

Он отправился на кухню, где обосновались Элли с Джоном.

– …И тогда полицейский отнес миссис Карпентер в свою машину, а доктор Смит велел маме помолчать и послал меня за пальто.

Джон взглянул на Алена и расплылся в ухмылке.

– Вы и вправду велели боссу замолчать?

– Извините, Джон, эта информация не подлежит оглашению. – Ален перевел взгляд на девочку: – Элли, принеси термометр из аптечки в мамину комнату, ладно?

Эльвира заморгала.

– Сегодня я буду командовать мамочкой, как вы и сказали?

– Верно.

– Здорово! – Она бросила победный взгляд на Джона и выскочила в коридор.

Ален мрачно подумал о Нике Стиксе, из-за болезни которого в его жизнь вошла Надя.

– Кристина дома? – спросил он.

Жена Джона когда-то была санитаркой на флоте и теперь часто помогала в больнице, когда ее об этом просили.

– Должна быть. А что?

– Позвоните ей и спросите, не сможет ли она присмотреть сегодня за миссис Адам.

– Да, конечно, сейчас же позвоню. – Джон откашлялся. – С Надей что-нибудь серьезное? Она сказала, что все прошло без осложнений, да и выглядела нормально, когда поехала с Элли в школу. Иначе, док, клянусь, я бы не отпустил ее.

– Да не волнуйтесь вы. С ней будет все в порядке.

– Да, док, она вбила себе в голову, что должна работать больше и лучше всех в газете. Ведь это я заставил ее обратиться в больницу. С этой женщиной не поспоришь. Она не обращала на боль внимания, пока та ее не согнула. Ладно, побегу позвоню по редакционному телефону. – Джон торопливо запрыгал по ступенькам вниз.

Быстро оглядевшись, Ален нашел телефон, набрал номер отделения неотложной помощи и с облегчением услышал голос Элен.

– Как Эдда?..

– Стабильно, хороший цвет лица, ровное дыхание, пульс – девяносто два, мерила три минуты назад. Она в бешенстве, грозится вызвать такси и уехать домой.

Ален вздохнул.

– Загоните ее в палату, отберите одежду и попросите Мэн сбегать в мой кабинет и найти ее карту, чтобы я смог посмотреть ее, когда приеду.

– О'кей. Он будет рад вырваться отсюда на пару минут.

– Он возбужден?

– Да не очень. Он отделался порезами и синяками. Пока может обойтись без вашей помощи.

– Я немного задержусь. Тут у меня небольшая проблема.

– Слышала о ней. Как сейчас чувствует себя миссис Адам?

– Она-то прекрасно, а вот я бы провел недели три на необитаемом острове, закрытом для женщин всех возрастов.

В немалом раздражении он вернулся в спальню. Элли уже суетилась вокруг матери, которая сидела на краешке кровати все еще одетая, с термометром, торчащим изо рта.

При виде доктора лицо Нади сморщилось, а ее темные глаза посмотрели неласково. Любопытно, хватит ли одного поцелуя, чтобы гнев в этих глазах перерос в страсть?

Слишком утомленный, чтобы контролировать себя, он позволил себе запретную игру воображения, будто эта женщина смотрит на него с вожделением.

Дуралей, обругал он себя. Ты ее врач, не более того. И тебя заботит ее выздоровление, а не форма ее рта иди цвет ее волос.

Заметив, что Надя выглядит лучше, он обратился к дочке:

– Ты все сделала правильно, детка.

Девочка расплылась в улыбке.

– Я сама поставила ей термометр. Как доктор.

– Чудесно. А теперь я покажу тебе, как считать показания.

Надя нахмурилась, но позволила ему взять термометр.

– Что он показывает? – спросила Элли.

– Сто один и шесть десятых по Фаренгейту.

– Значит, у мамочки температура?

– Каждое тело имеет температуру. Когда она поднимается выше девяносто восьми и шести десятых, это называется жаром и значит, что организм борется с каким-то недугом.

– Если у мамочки температура сто один, то у нее жар?

– Верно. – Он сполоснул термометр, убрал его в футляр и передал ей. – Положи на место, чтобы миссис Хубен легко нашла его, когда он понадобится.

– Миссис Хубен? Вы говорите о Кристи? Жене Джона?

Он кивнул.

– Она побудет с вами сегодня ночью.

Ну хватит, решила Надя и воскликнула:

– Нет, не побудет!

– Почему, мамуля? Мне нравится Кристи. Она рассказывает забавные сказки.

– Потому, дорогуша, что маме не нужна сиделка. Мне достаточно выспаться.

– Скажите, миссис Адам, – Ален сложил руки на груди и склонил чуть набок голову, – когда вы закончили медицинский факультет?

– Мне не нужен диплом, чтобы знать, чего я хочу. А я хочу, чтобы меня оставили в покое.

– Нет проблем. – Он протянул руку Эльвире. – Пойдем-ка посоветуемся, пока мамочка злится.

– Ничего я не злюсь! – возмутилась Надя.

Элли привела его в ванную комнату, где он положил термометр и взял бутылочку с аспирином. Ален бы прописал другое лекарство, но сгодится и это.

– Когда ты ложишься спать? – спросил он, наливая воду в стакан.

– Обычно в половине девятого, – неохотно призналась Элли. – Но сегодня особый день: был концерт, мама больна и все такое.

– И все же тебе пора в постельку. Ты отдохнешь к утру и сможешь помочь мамочке.

– Может, ей нужна помощь сейчас?

– Не беспокойся, я побуду здесь, пока не придет миссис Хубен.

– Обещаете?

– Обещаю, – ответил доктор, погладив девочку по голове. – А теперь иди.

– Но я хочу помочь.

– Если ты заберешься под одеяло, твоей мамочке не нужно будет беспокоиться о тебе, и этим ты поможешь ей лучше всего.

В Элли сказывался упрямый характер матери, но в конце концов она уступила и, хоть и неохотно, отправилась в свою комнату.

– Эй, док!

Ален оглянулся и увидел Джона, подзывавшего его из коридора.

– Кристи в больнице, подменяет кого-то в ночную смену, – сказал он приблизившемуся врачу. – Она пытается найти кого-нибудь еще посидеть с боссом, но надежды мало.

– Проклятье.

– Да уж. Но, в общем, могу и я побыть. После того как мы с ребятами отпечатаем номер.

– Не надо. Я что-нибудь организую. Не волнуйтесь.

– Вы уверены? Надя очень добра ко мне и к другим. Я не прочь отплатить добром.

– Уверен. К тому же вовремя отпечатанная газета будет, вероятно, для нее лучшим подарком в данный момент.

– Да, похоже так. – Джон кивнул на прощание и ушел.

Взгляд Алена остановился на полоске света под дверью Надиной спальни. В последние годы он нечасто входил поздно ночью в спальню женщины, и речь, разумеется, шла о пациентках.

Ален даст ей аспирин и убедится, что она приняла таблетки, даже если ему придется заставить упрямицу. И когда она уснет, сделает несколько звонков и найдет частную сиделку, готовую сделать ему одолжение.

Итак, Ален должен позаботиться о пациентке. И если есть еще милосердие на свете, сейчас он застанет ее в чем-то фланелевом, укрытой одеялами до подбородка и спящей глубоким сном.