Текст книги "Мы не расстанемся"

Автор книги: Кара Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

15

Надя опоздала на летучку. Новый учитель музыки Элли жил в соседнем городке, и мать с дочерью проделывали два раза в неделю по двадцать миль, чтобы не бросать занятия.

Сегодня был как раз один из таких дней: К тому же на обратном пути их порядочно задержала авария на дороге, происшедшая с одним из тройных трейлеров. Новехонькая «скорая помощь» доставила пострадавшего водителя грузовика в больницу быстрее вертолета.

– Итак, начнем с первой полосы, – начала Надя летучку. – Дорожно-транспортное происшествие с фотографией пойдет в центре.

Ответом ей было общее напряженное молчание.

– В чем дело?

Реджи кашлянул и протянул ей листок бумаги.

– Это получено по телеграфу, пока тебя не было.

У Нади потемнело в глазах. Она вдруг почувствовала более острую боль, чем во время приступа. Два года, повторила она про себя. Как сможет выдержать их такой чувствительный человек, как Ален? А она?

На лицах своих коллег она заметила сочувствие и жалость. Надя сделала глубокий вдох и подавила желание закричать. Она была так уверена, что письма и петиции произведут впечатление. Она всегда так верила в силу печати и на этот раз ошиблась.

Комок слез застрял в горле, и она произнесла:

– Я… Это, конечно, главная новость. Если никто не возражает.

Никто не возражал.

– Что мы можем дать для иллюстрации?

Поколебавшись, фотокор Нора достала из папки только что переданную фотографию.

– Вот эта годится?

Фото было сделано всего несколько часов назад в тот момент, когда Алена выводили из зала суда. Его большие руки – такие уверенные, нежные и ласковые – были закованы в наручники и пристегнуты к цепи на талии.

– Нет, – жестко отвергла она. – Только не это. Это не тот человек, которого мы знали и которого так любили.

Надя перебрала фотографии из газетного архива. Их оказалось немного.

– Дадим фото, где он танцует с Эддой в день ее семидесятилетия.

Фотокор снял его смеющимся над чем-то, сказанном Эддой, с глазами, полными любви к его самой беспокойной пациентке.

– Согласна, – живо откликнулась Анна.

– И я, – подтвердил Реджи. – Никто в городе не считает дока преступником.

– Смешно думать о нем иначе, только – наш любимый доктор, – подчеркнула Бетти.

Все начали вспоминать, каким замечательным врачом был Ален. Надя извинилась и сбежала в свой кабинет, где, сидя в большом кресле под строгим взглядом отца и обнимая горшок с фиалками, подаренный Аленом, безутешно разрыдалась.

Наступило лето, и Георг, как уже привык думать о себе Ален, по ночам изнемогал от жары в своей запертой комнате. Он был отправлен в тюрьму с самым мягким режимом, где заключенные жили в двухместных комнатах, а не в клетках, и где строгие правила их почти не подавляли.

И все же его дверь с девяти вечера и до шести утра запиралась снаружи. Тюрьма была огорожена двенадцатифутовой изгородью из металлической сетки с колючей проволокой наверху, а охранники вооружены.

Отец ожидал его на скамейке во дворе. Это было не первое его посещение, и все же Георг держался напряженно в его присутствии.

Джентльмен до кончиков ногтей, старший Лейтон встал при появлении сына. Они обменялись рукопожатием.

– Ты выглядишь неплохо, – через минуту проговорил отец.

– Ты тоже.

Отец горько заметил:

– Мы оба лживые сукины дети. Ты выглядишь хуже, чем в прошлом месяце, когда ты выглядел достаточно плохо. Что же касается меня, мы оба знаем, что я раздражительный старый скряга, которому много лет назад следовало удалиться на покой.

– И почему вы этого не сделали, сэр?

– Не нашел врача, которому мог бы доверить мою практику.

– Я должен рассматривать это как предложение?

Отец все еще был способен пронзить его взглядом.

– Если ты хочешь этого, то да. Твой патент еще имеет силу в Массачусетсе, хотя медицинский совет и наложил на тебя некоторые ограничения.

По этому решению профессионализм Георга будет проверяться ежегодно в течение пяти лет. Если за это время подтвердится безупречность его работы, проверка будет отменена.

– Я высоко ценю ваше предложение. – Георг действительно оценил сказанное отцом, но не знал, что делать с этим предложением.

– Подумай, у тебя есть время.

– Еще восемнадцать месяцев.

– Вот именно.

Они оба взглянули на газеты, лежащие на столе между ними. Георгу не разрешали получать прессу по почте, и отец подписался на «Фри пресс» Миртла.

Георгу очень хотелось развернуть верхний экземпляр Надиной газеты. Они переписывались, но Надя писала чаще, чем Георг. Писала ему и Элли. Он посылал ей открытки на каникулы, просил отца послать цветы в день рождения Нади и шампанское, когда ее выдвинули кандидатом на премию Пулитцера.

– Как она?

Лицо отца чуть смягчилось.

– Ник сообщил мне, что все хорошо. И сейчас Надя преуспевает.

– А Элли?

– Ну, эта егоза вообще прекрасно. Как я понял, она становится неплохой пианисткой.

– Говорил ли Ник что-нибудь еще?

Отец внезапно заинтересовался чем-то за левым плечом Георга.

– Да вроде больше ни о чем…

Георг заметил розовые пятна, проступившие на щеках отца.

– Не достаточно ли мы уже лгали друг другу, отец? – мягко спросил он.

Старший Лейтон опустил глаза, вздохнул.

– Ник действительно говорил что-то о бывшем Надином муже. Похоже, он снова принялся ухаживать за ней.

– Успешно? Ник не говорил?

Лейтон-третий посмотрел на сына сочувственно.

– Он не уверен, хотя и просил сообщить тебе, что она все еще улыбается при одном упоминании твоего имени.

– Уже неплохо, – проворчал Георг.

Они помолчали, словно им не о чем было говорить, потом отец кашлянул.

– У миссис Адам впечатляющее прошлое. Ее отец пользовался репутацией дельного и честного человека, совершенно безупречного. И дед – тоже.

– Надя очень гордится семьей, но она сама сделала карьеру, – довольно резко подчеркнул Георг.

Лейтон-старший улыбнулся.

– Не сердись, сын. Судя по тому, что я узнал, миссис Адам замечательная и очень преданная женщина. К тому же я не намерен говорить ничего нелестного о женщине, которая однажды – я надеюсь – станет моей снохой.

Георг был поражен этими словами, а отец рассмеялся.

– Если эта женщина вернула тебе способность уважать себя, я приму ее с радостью, каким бы ни было ее происхождение. Я люблю тебя, Георг, и очень жалею, что доставил столько горьких минут, требуя твоей безупречности, хотя сам был далек от нее.

Георгу потребовалось время, чтобы осознать: отец любит его.

– Я… я благодарю вас, сэр. – Этими чопорными словами Георг пытался дать понять отцу, что тоже любит его.

Мужчины посмотрели друг на друга, потом старший Лейтон глубоко вдохнул и опустил глаза на газеты.

– Ты просил ее ждать тебя?

– Нет. Как я мог?

– Если любит – подождет.

– Но это же мой праздник! – воскликнула Элли с лесенки, продолжая развешивать серпантин.

– Конечно, твой, но в одиннадцать лет слишком рано пользоваться косметикой и обувать туфли на высоком каблуке.

– Да, а Бэди Клейн красится! – Элли надула губы.

– Бэди Клейн не моя дочь, а ты – моя. И пока ты живешь под моей крышей, я буду решать, что тебе позволить, а что – нет.

– Ален разрешил бы мне, – пробормотала девочка и, хлопнув дверью, скрылась в своей комнате.

Но Алена здесь нет. Его уже освободили условно. Сейчас он живет с отцом, помогает ему в операционной и раз в неделю является в полицейское управление. Он помирился со своими сестрами. Разыскал родственников настоящего Алена Смита и организовал перезахоронение его останков рядом с родителями…

– И почему я согласилась на вечеринку? – беспомощно развела руками Надя. – Этот праздник сведет меня с ума!

– Потому что ты нежная и преданная мать, – ухмыльнулся Ник. – И не можешь устоять перед очарованием детишек, как и Ален.

– Как-то он говорил, что не так уж и любит детей…

Ник недоверчиво взглянул на нее.

– Но ты же ему не поверила?

– В тот момент поверила.

Как поверила и тому, что он любит ее и приедет, как только закончится срок. Но она ошиблась – он не приехал.

Ник налил две чашки кофе, протянул одну ей и подвел ее к софе.

– Присядь-ка. Нам нужно кое о чем потолковать.

Надя уселась с ногами в уголке и поставила чашку на колени. Ник сел в ее старый шезлонг, но не откинулся назад, а остался сидеть с прямой спиной. Он явно чувствовал себя неловко из-за того, что собирался сказать ей.

– Если это об Алене, можешь говорить без стеснения.

– На днях я позвонил ему по поводу нашей практики, ремонта нашей консультации и тому подобного.

– Чего «тому подобного»?

Видя ее спокойствие, он и сам начал расслабляться.

– Нагрузка у меня сейчас такая, что я уже не могу справиться с ней один. – Он сделал большой глоток кофе. – Не представляю, как с ней справлялся Ален… Георг столько лет. – Он смутился. – Хотя, впрочем, это неправда. Я знаю. Он работал до изнеможения каждый день, год за годом.

– Именно так, – мягко улыбнулась Надя. – И ни минуты не жалел об этом.

Ник кивнул и глубоко вдохнул.

– Я не мог не сказать ему об этом во время нашего разговора на прошлой неделе. И даже прямо спросил его, когда, черт побери, он притащится сюда и снова станет командовать мною.

– И что он сказал?

– Сказал, что теперь командую я. Что я сам должен принимать решения. Что, если я нуждаюсь в помощи, то сам должен подыскать второго врача.

Надя судорожно вдохнула.

– И что ты? Собираешься взять другого врача вместо Алена?

Ник вскочил на ноги и подошел к окну.

– Никто не сможет заменить дока, – он медленно повернулся и взглянул ей прямо в глаза. – Но я вынужден нанять второго врача. У меня нет выбора.

– Конечно нет. – Надя медленно допила кофе и аккуратно поставила чашку на столик, потом посмотрела на Ника. – Так он не собирается возвращаться?

– Не знаю. Но он… уклонялся от ответа, когда я прямо спрашивал о дате приезда.

Надя попыталась изобразить улыбку.

– Мне пора заняться пирогом, иначе несдобровать от тридцати голодных одиннадцатилеток.

– Надя, есть еще кое-что.

Ей пришлось сделать большое усилие, чтобы восстановить невозмутимое выражение лица.

– Не тяни, Ник.

– Георг просил меня связаться с Редом Старком – хочет продать свою хижину.

Надя беспомощно простонала и поднесла руку ко рту.

– По… нятно.

– Мне очень жаль, Надя. Ведь я тоже его люблю.

Ник дружески обнял ее. Она задрожала, но удержалась от рыданий. Сегодня день рождения Элли, и она ни за что не даст испортить его.

– Спасибо, Ник, – поблагодарила она, высвободившись из его объятий. – За то, что сказал, за то, что ты такой хороший друг.

– Всегда к твоим услугам.

Да, они с Ником всегда были и будут друзьями. Они ведь оба любят Алена Смита.

– Увидимся в четыре, – помахал он рукой, исчезая в дверях.

…Черный, прогорклый дым едва не задушил ее. Слезы безысходности скатывались по ее лицу, пока она беспомощно взирала на осколки толстого жаропрочного стекла, усеявшие недавно вымытый кухонный пол.

Надя спустилась на минутку вниз – проверить, как дела в редакции, и вот…

– Ты сожгла мой пирог!

Повернувшись, Надя увидела в двери дочь, в ужасе глазевшую на бывший пирог…

– Ради бога, Элли, я же не специально сделала это. Да и не виновата я, что он взорвался. – Она попыталась разогнать тряпкой дым, чтобы разглядеть останки пирога.

– Он сгорел дотла, и весь дом пахнет гарью. Что подумают мои друзья?

– Ну, Эл, не так уж все страшно. Сейчас мы здесь хорошенько проветрим, а Ник может заехать в магазин за тортом.

Собравшись с духом, она нырнула в клубы дыма и подняла обуглившийся пирог. В этот момент в коридоре раздался леденящий душу вой сирены противопожарной сигнализации, реагирующей на дым. В довершение ко всему остатки пирога выпали из ее рук прямо на ноги.

– Ну вот! – закричала она в отчаянии. – Ненавижу готовку! У меня никогда ничего не получается. Никому не нравится моя стряпня!

– Мне нравится.

Задохнувшись, Надя повернулась на месте и застыла с раскрытым ртом.

Казалось, он стал еще выше и шире в груди. Перед ней стоял доктор Георг Лейтон-четвертый в консервативном синем костюме и подходящем по тону галстуке.

Элли ринулась в уже протянутые к ней руки.

– Я знала, что ты приедешь! – закричала она, крепко обнимая Георга.

– С днем рождения, шалунья.

Эти типичные для янки гласные, голос более хриплый, чем Надя помнила.

– Ты привез мне что-нибудь? – не удержалась Элли.

– Еще бы. – Он сунул руку в карман и достал небольшой серебристый пакетик.

Глаза Элли стали круглыми.

– Драгоценности?

– Почему бы тебе не открыть и не посмотреть? – Взгляд Георга метнулся к Наде. – Если мама не возражает, конечно.

– Конечно, не возражает, – с трудом выдохнула Надя.

Он опустил Элли на пол и медленно выпрямился.

Забытая всеми сирена продолжала выть. Нахмурившись, Надя поспешила в коридор.

– Позволь мне отключить сирену, – бросил Георг. – У меня есть опыт.

К тому моменту, когда вой стих и Лейтон вернулся в комнату, Надя уже успела пригладить волосы и предостеречь себя от больших и красивых надежд.

– Мне не нужно, пожалуй, спрашивать, как ты поживаешь. – Царящий на кухне бедлам не мешал ему откровенно любоваться Надей.

– Пожалуйста, не спрашивай.

– Мне следовало бы написать или позвонить…

– Не обязательно. Тебя всегда ждут здесь.

– Это уже что-то.

Ей осточертела холодная вежливость, от которой они никак не могли избавиться, хотелось знать, зачем он приехал и как долго пробудет здесь. Но прямо спросить мешал страх. Страх, что услышишь не то, что хотелось бы.

– Я просто не знаю, как сказать… – Он засунул руки в карманы брюк. Его белая рубашка выглядела торжественно.

– Почему не сказать все прямо?

– Это кажется легко в твоих устах… Но мне-то не так просто.

– Мамочка, посмотри, что мне подарил Ален! – позвала Элли.

Надя перевела взгляд на дочь, державшую на ладони крошечный золотой медальон.

– Он… принадлежал моей матери, – объяснил Ален, когда Надя с изумлением взглянула на него. – Надеюсь, ты не возражаешь?

– Помоги мне надеть его, – потребовала Элли.

– Есть, мадам. – Лицо Георга сохраняло полную серьезность, его тон был торжественным. Элли хихикнула, поднимая волосы наверх. – А она почти не изменилась, а? – улыбнулся он Наде.

Сам же он изменился. Не только в одежде, но и в том, как Георг смотрел на Надю, как говорил и двигался. Это был совсем другой человек.

– Повернитесь, – приказал он.

– Есть, сэр, – отпарировала Элли.

Георг ловко защелкнул на ее шее изящную цепочку, поцеловал в затылок и отступил назад.

– Готово!

– Как я смотрюсь? – спросила Элли, переводя взгляд с одного взрослого на другого.

– Восхитительно! – произнесли они в унисон.

– Побегу вниз, покажу Джону и остальным, пока не пришли ребята. – У двери она обернулась и с тревогой спросила: – Ты ведь не уедешь? Останешься на праздник?

– Обязательно останусь.

Глаза Элли засверкали.

– Блеск! – воскликнула она и умчалась вниз по лестнице.

Георг нервно ходил по комнате в начищенных и непривычно блестящих туфлях.

– Я слышала, ты собрался продать свою хижину?

Он кивнул.

– После ремонта.

От его улыбки у нее закололо сердце.

– Порушил все, тупица.

– Тебе было очень тяжело тогда.

– Мне до сих пор не хватает Эдды. Особенно я ощутил это, проезжая мимо ее дома.

– Мне тоже. Думаю, и другим.

Воцарилось молчание. Неужели так теперь будет всегда?

– Я рада, что вы с отцом помирились, – нарушила Надя возникшую паузу.

– Спасибо, он шлет тебе наилучшие пожелания.

– Очень мило с его стороны.

– Обязательно передам ему твои слова. – Вынув руки из карманов, Георг подошел к окну. – А городишко неплохо смотрится.

– Дела здесь пошли получше. В следующем месяце заработает новая фабрика. К больнице пристраивают еще одно крыло. – Поколебавшись, Надя тихо добавила: – И все благодаря анонимному пожертвованию.

Надя замолчала, и Георг повернулся к ней.

– Это был ты? – спросила она, когда их взгляды встретились.

– Мы с отцом.

Морщины на его лице стали глубже, появились новые.

– Ужасно было? Я говорю о тюрьме.

– Не так страшно, как могло бы быть…

Георг ждал, ему хотелось увидеть радушную улыбку, которую он рисовал в своем воображении два долгих года.

– Ты, похоже, совсем не изменилась. – Он кашлянул. – Могло быть и хуже. Если бы взорвались спагетти…

Надя покраснела, а глаза ее потемнели от гнева.

– Ты хочешь сказать, что я не гожусь для ведения домашнего хозяйства? Это чистая правда.

Отшвырнув осколок стекла с пути, Надя ринулась к встроенному шкафу за веником и рьяно принялась за уборку.

– Извини, – бросила она, когда на ее пути оказались большие ноги Георга.

Ворча что-то под нос, он отступил на несколько шагов.

Закончив, она скрестила руки на груди.

– Я слушаю, говори.

Георг все еще думал о ее кремовой коже под шелковой рубашкой и вдруг обратил внимание на выражение ее глаз: они метали молнии. Его сердце также яростно стучало, в горле пересохло. Что она думала о нем? О них?

– Думаю, ты приехал продать дом, расторгнуть свое товарищество с Ником, попрощаться с Элли? И со мной?

– Мне, похоже, не обмануть такую классную газетчицу, как вы, миссис Адам.

Она насупилась и сжала руки в кулаки.

– Издательницу, и я предупреждаю вас, Смит…

– Лейтон. Ален Смит умер.

Выражение ее глаз изменилось.

– Мне будет его не хватать.

– В самом деле?

– Естественно. Я скучала по нему.

– Мне тоже не хватало тебя. – Даже у сорокалетнего мужчины терпение не бесконечно. – Я действительно приехал продать свой дом и расторгнуть соглашение о партнерстве с Ником. Что же касается прощания…

Он замолчал, пораженный своим собственным страхом. Даже большим, чем в тот первый день в тюрьме. Уверенность, которую он питал по пути сюда, куда-то испарилась.

– Господи, тебе я тоже кое-что привез.

Он достал из кармана другую коробочку. Меньше, чем Эллин блестящий пакетик. Простую, белую картонную коробочку.

Ее лицо скривилось.

– Лучше не надо. Достаточно одного простого «прощай».

– Может быть, для тебя, – пробормотал он. Взяв ее руку, он вложил коробочку в ее ладонь. – Возьми, открой.

Надя свирепо уставилась в его потемневшие синие глаза, едва удерживаясь от того, чтобы броситься ему на шею.

– Не командуй мной!

– Может, ты все же откроешь коробочку, – процедил он сквозь зубы.

Не один резкий ответ пришел ей на ум, но она молчала. Нет, она не унизит себя, умоляя его остаться.

Радуясь, что ее пальцы дрожат совсем немного, она открыла крышечку и замерла.

– Кольцо, – прошептала она, ошеломленная, не веря своим глазам.

– Похоже на то. – Он застенчиво улыбнулся. – Нравится?

– Это зависит…

– От чего?

– От того, что за ним последует.

Нет, с ней просто невыносимо, подумал он. Упрямая, как мул, настоящий подарок для мужчины, совершенно отвыкшего от женщин!

А Ник уверял, что она все еще влюблена в него. Да что он понимает в женщинах? Нужно было дать ей привыкнуть к себе. Поухаживать, как предлагал отец. Цветы, шампанское, неделька в каком-нибудь романтическом местечке на побережье. Но, черт побери, он и так уже ждал слишком долго. Два года пытки достаточны для любого мужчины.

Рассвирепев, он взял ее лицо в руки и бесцеремонно поцеловал.

– О чем ты говоришь? – Георг не дал ей ответить и поцеловал снова. Еще сильнее. – Свадьба, черт побери! И дети.

Она не ожидала такой реакции и таких слов.

– О!

– И все? Только это? – Георг чуть не взорвался.

Ее губы медленно округлились, а в глазах появилась нежность.

– А как насчет уговорить женщину, ты, крутой мужик?

Казалось, он готов был задушить Надю. Но вместо этого приник к ее губам в долгом, медленном, томительном поцелуе. Дрожь пробежала по его телу. Он едва удержался от того, чтобы схватить ее и отнести в постель, показать, что два года тоски сделали с мужчиной.

– Как тебе это? – прошептал он.

– Неплохо, – шепнула она в ответ. – Для мужчины, писавшего только одно письмо на три моих.

– Не силен я в словах.

– Это я уже заметила.

– Ты сумасшедшая.

– Еще какая. – В голосе Нади появилась уверенность. – Тебе не приходило в голову, что я тут волнуюсь, переживаю, как ты там, хочу знать, что и ты немного переживаешь из-за меня?

– Я тоже переживал, особенно когда мне сказали, что отец Элли принялся вновь обхаживать тебя. Я места себе не находил, пока не узнал, что ты послала его подальше.

Надя заморгала.

– Кто сказал тебе о Фреде?

– Отец. Со слов Ника.

– Выходит, за мной шпионили?

– Так, наблюдали понемножку… Я… Мне не разрешали звонить по телефону. Что мне было делать?

– О… Георг, у меня нет слов.

Застонав, он с силой прижал ее к себе и прошептал на ухо:

– Извини, что не писал чаще и не смог приехать к тебе раньше.

Он поцеловал ее волосы и опьянел от знакомого аромата.

– Если ты не выйдешь за меня замуж, я буду околачиваться здесь и приставать, пока наконец ты не скажешь «да», лишь бы отвязаться. Подходит такой вариант?

– Уже лучше.

Георг закрыл глаза, глубоко вдохнул и распрямил плечи.

– О'кей. Вот мое последнее слово. Вы нужны мне, миссис Адам, на любых условиях. Если ты захочешь красивых слов, я скажу их. Какие твоей душе будет угодно.

Георг замолчал. Надя ждала. Он нахмурился, провел рукой по своим волосам, вздохнул. Да, лучше пойти на поводу у этой женщины.

– Проклятье! Я люблю тебя. Это ты хотела услышать?

Надя улыбнулась. Медленно, любяще. Широко. Их поцелуй был долгим, упоительным и прекрасным.