Текст книги "Сплетенные (ЛП)"

Автор книги: Калли Харт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– Раздвинь ноги. – Я делаю, как он говорит. Зет кивает в знак одобрения и рычит. – Теперь прикоснись к себе.

Когда он впервые попросил меня сделать это, я была в ужасе. Теперь даже не колеблюсь. Скольжу правой рукой вниз по телу, левой обхватываю грудь. Добравшись до киски, медленно провожу по ней кончиками пальцев, нежно поглаживая клитор. Конечно, я уже мокрая. Одного поцелуя было достаточно, чтобы возбудить меня. Зет наблюдает за мной – его взгляд серьезен и непоколебим, но знаю, о чем он думает. Он хочет меня. Хочет овладеть мной. Поглотить. Но сдерживает себя.

Он наблюдает, я ускоряю темп, проводя пальцами по скользким складкам киски, подводя себя все ближе и ближе к краю.

Он расстегивает ремень.

– Остановись, Слоан. Остановись.

Я останавливаюсь.

– Встань на четвереньки.

Мое сердцебиение участилось при виде кожаного ремня в его руках. Он не использовал ремень с тех пор, как мы впервые были вместе, но я хочу этого. Он использовал руки, чтобы перекрыть мне кислород, но с ремнем это немного опаснее. Более дико. Я что больная, раз так возбуждаюсь от мысли об этом? Возможно, это так, ну и плевать. Он никогда не причинит мне вреда, я знаю. Я доверяю ему. Я люблю его.

Переворачиваюсь и встаю на четвереньки, Зет встает передо мной. Аккуратно, медленно засовывает мою голову в петлю ремня и затягивает его, а затем удивляет меня своим поступком – протягивает мне оставшийся отрезок кожи, так, что я сама могу регулировать, насколько туго затянуть петлю. Он присаживается на корточки, так что наши лица оказываются на одном уровне, эти большие карие глаза проникновенны и в то же время требовательны.

– Решать тебе, Слоан. Это можешь сделать ты или я. Я знаю, сколько ты можешь вынести, но…

Я передаю ему конец кожаного ремня обратно. Мои действия окончательны. Отныне наши отношения будут такими. Зет знает, сколько могу выдержать, и я доверяю ему эту ответственность. Ленивая, сексуальная улыбка превращает его лицо в темную маску, которая посылает заряд адреналина по моему телу. Вот и все. Он слегка тянет за конец ремешка, и мой пульс начинает стучать в висках.

– Будь хорошей девочкой и не двигайся, – говорит Зет.

Он отпускает ремень, чтобы стянуть футболку через голову и отбросить ее в сторону. Следом идут ботинки, джинсы и боксеры. Передо мной снова прекрасный, великолепный мужчина, идеальный в своей наготе, и мое сердце ликует, потому что он мой. Его член твердый и готов к моему прикосновению, он обхватывает его рукой, и я потрясена тем, насколько он сексуален, когда прикасается к себе. Он проводит кулаком вверх-вниз по длине своей эрекции, быстро дыша, глядя на меня. Затем берет кожаный ремешок свободной рукой, и я подаюсь вперед, ожидая его движения.

– Терпение, злая девочка. Ты еще недостаточно готова.

Я хнычу, нуждаясь в нем. Мне необходимо почувствовать его вкус. Он продолжает поглаживать себя рукой, но уже вне досягаемости. Мышцы его бедер приподняты и очерчены, напряжены, когда он мастурбирует.

– Пожалуйста, Зет. Пожалуйста, – шепчу я – это выше моих сил.

Мое тело словно закаленная сталь. Сейчас я чувствую себя сильной, хотя и не нахожусь в позиции силы. Я чувствую себя сильной, потому что знаю, что преодолела значительную часть страха, чтобы позволить себе быть здесь, и это само по себе является достижением.

– Пожалуйста? – нежно говорит Зет.

Я киваю.

– Пожалуйста.

– Ты молодец, что попросила так вежливо, злая девочка.

Зет делает шаг вперед, не ослабляя натяжения ремня, но он все еще недостаточно близко. Я по-прежнему не могу до него добраться. Он замедляет движения, растягивая их и сжимая рукой член достаточно сильно, чтобы его охватила дрожь. Я хочу его. Очень сильно хочу его и прямо сейчас. Моя рука пульсирует, словно оголенный электрический провод, но все, о чем я могу думать, это то, что мне нужен этот мужчина. Все остальное не имеет значения.

– Сейчас я засуну член тебе в рот, Слоан, – говорит он, его голос прерывается. – И хочу, чтобы ты была хорошей девочкой и пососала его.

Я киваю, хватаясь руками за слишком жесткое, мятое покрывало. Зет делает шаг вперед и сокращает расстояние между нами, и я наконец-то могу взять его в рот. Никогда, никогда в жизни я не думала, что стану девушкой, жаждущей этого. Делать минет парню всегда казалось чем-то пугающим – как, черт возьми, сделать это правильно? Но сейчас, когда я буквально лицом к лицу, вернее, лицом к члену Зета, едва могу себя контролировать. Не думаю о технике или о том, что делать с языком. Мне все равно, что я едва могу дышать или что кончик члена касается задней стенки моего горла, вызывая рвотный рефлекс. Все, о чем я думаю, – это о том, какое потрясающее ощущение возникает, когда его дыхание учащается или он издает сдавленный вздох, и мне известно, что именно я виновница его реакции.

Зет хватает меня за волосы и оттягивает голову назад, и вот он, возвышается надо мной, глядя в глаза, пока я сосу его член. Улыбка, расплывающаяся на его лице, пожалуй, самая порочная из всех, которыми он меня одаривал. Прилив храбрости охватывает меня, и я слегка сжимаю зубы, не так сильно, как в прошлый раз у Хулио. Не хочу, чтобы Зет швырнул меня через всю комнату, я хочу, чтобы он кончил. Очень сильно хочу, чтобы он кончил.

От легкого давления моих зубов Зет издает мучительное шипение. Откидывает голову, и я могу наблюдать, как сокращаются мышцы его горла, когда он снова и снова бормочет что-то себе под нос

– Ох, бл*дь. Чертовски идеально, Слоан. Ты гр*баное совершенство. – Я так изголодалась по нему, что не останавливаюсь даже тогда, когда он нежно гладит мои волосы и говорит, что собирается кончить. – Слоан, тебе лучше… ох, бл*дь. Ааа, к черту!

Он сильно, но контролируемо стягивает ремень, и дышать становится практически невозможно. Через секунду Зет кончает мне в рот, и в моей голове словно детонирует фейерверк из булавочных уколов. Давление ремня мгновенно ослабевает, и я сглатываю жидкость, не совсем понимая, чего ожидать. Пиппа всегда говорила, что это отвратительно и лучше выплюнуть, но, когда она находится в задней части горла, не так уж много можно попробовать на вкус. Консистенция, конечно, неприятная, но выражение лица Зета того стоит. Каждая унция напряжения и давления исчезла, и блаженный, отяжелевший взгляд, который он обращает на меня, посылает волну гордости через меня.

– Черт, – вздыхает он. – Ты… это было… – Кажется, у него нет слов. – Ложись на спину, злая девчонка. Пора вернуть должок.

Мгновенно я оказываюсь на спине. Возможно, другой девушке было бы неловко, после минета и спермы в горле – невероятно односторонняя ситуация, – но не мне. Не сейчас. Я хочу почувствовать его язык на себе. Хочу почувствовать, что исчезаю с лица земли.

Зет забирается на кровать и пробирается вверх по моему телу, нависая надо мной на четвереньках. Я всегда думала, что после семяизвержения у парней пропадает эрекция, но Зет оказывается исключением из правил: он тверд, как всегда, и приближается ко мне. Развязывает ремень на моей шее, берет мои руки, просовывает их в кожаную петлю одну, вторую, а затем прикрепляет их к кованому изголовью над моей головой. Он и раньше связывал меня, но не так сильно. Мои руки начинают гореть, больная рука болит от давления и недостатка кровоснабжения, когда он располагается надо мной и смотрит мне в глаза. Может, стоит остановить его? Нет. Я могу пережить боль – это кажется справедливой платой за удовольствие, пронзающее мое тело в то же самое время, смешивающее оба ощущения так, что я не могу отличить одно от другого. Чувствую себя живой.

– Если ты издашь хоть звук, Слоан, я остановлюсь. Остановлюсь и оставлю тебя связанной, голой и неудовлетворенной. Ты поняла меня?

Я открываю рот – как, черт возьми, мне не издать ни звука? – но потом вижу предупреждающий взгляд на его лице и снова закрываю его. Он не шутит, он оставит меня здесь связанной и голой, как рождественскую индейку, если я хотя бы пискну.

– Ты поняла? – спрашивает он снова. – Мы не продолжим, пока ты не дашь мне знать, что понимаешь.

Я киваю, потому что это единственный способ дать ему утвердительный ответ.

– Хорошо.

Он наклоняется и целует меня в лоб, между глаз. Он в позе отжимания, поддерживает себя руками, нависая надо мной не более чем на дюйм, и тепла, исходящего от него, достаточно, чтобы у меня закружилась голова.

От моего лба губы Зета перемещается на висок, челюсть, шею. Он медленно опускается на меня, давление увеличивается, увеличивается, увеличивается, пока не возникает ощущение, что я утопаю в этом огромном мужчине, и это кажется лучшим способом умереть. Его руки теперь повсюду, на груди, заднице, бедрах. Между бедер… Я задыхаюсь, быстро вдыхая при внезапном прикосновении кончиков его пальцев к клитору, он замирает, сузив глаза.

– Осторожнее, злая девочка, – рычит он. – Почти засчитано.

Значит, мне не позволено даже громко дышать? Это будет очень тяжело. И становится бесконечно труднее, когда Зет спускается вниз по моему телу, оставляя на моей коже след из жгучих поцелуев. Он достигает стыка между ногами, и низкий гул от вибрации его грудной клетки посылает волну электрического тока, пробегающего по каждому дюйму моей обнаженной кожи.

Затем на мне оказываются не только его пальцы, но и язык. Следующие три минуты проходят словно в тумане: я борюсь за то, чтобы мои голосовые связки не подвели меня, а Зет лижет и сосет меня, проводя языком по киске, обводя клитор, подводя меня все ближе и ближе к безумию.

Я начинаю беззвучно материться, когда Зет вводит в меня один палец, затем второй, продолжая манипуляции языком. Но это ничто по сравнению с тем, что происходит, когда он вынимает их и вводит в меня большой палец, используя остальные пальцы для массажа киски, не забывая использовать также кончик языка, щелкать снова и снова по набухшему клитору.

Я едва не проваливаю его тест. Извиваюсь на кровати, яростно кусая нижнюю губу, ожидая, когда крик, клокочущий в моем перекрытом горле, вырвется наружу. Зет хватает меня за бедра и прижимает к себе, продолжая атаку. Кажется, я слышу его мстительный смех, но не могу быть уверена, потому что у меня раскалывается голова. От желания кричать и ругаться.

Приближается оргазм. Ощущение такое, будто нервные окончания, проходящие по моему телу, распространяются, словно корни дерева, и каждый из них в огне сгорает и испаряется для того, чтобы на его месте образовались новые, горящие с удвоенной силой.

К моменту наступления оргазма, я словно зола и пепел. Хочу закричать, когда вся моя сущность воспламеняется, но ничего не могу сделать, поэтому позволяю своему телу скрючиться, моя спина болезненно выгибается, я ослеплена волной удовольствия, обрушившегося на меня.

Когда снова могу связно мыслить, звук глубокого голоса Зета – первое, что замечаю. Это и пронзительный звон в ушах. Открываю глаза – даже не помню, как закрыла их, – он все еще находится у меня между ног и смотрит на меня стальным взглядом.

– Это было великолепно, – сообщает он, а затем, к моему ужасу, целует меня между ног.

Пытаюсь отползти от него, уже не такая бесстыдная, как десять секунд назад, но он хватает меня и снова тянет к себе.

– Слоан, ты ох*ительно красива, удивительна и невероятна на вкус. Я хочу жить внутри тебя. – Он снова целует меня, и я борюсь с желанием попытаться отстраниться от него. Он пристально смотрит на меня, а затем шлепает меня по бедру, достаточно сильно, чтобы остался след от руки. Я продолжаю лежать на кровати, все еще не произнося ни слова, не уверенная, можно ли. Зет одобрительно кивает, встает и покачивается с пятки на носок. По коварному взгляду, появившемуся на его лице, понимаю, что он сделал что-то, что может меня обеспокоить, и он не разочаровывает. Медленно всасывает каждый из пальцев, которыми трогал мою киску, в рот и облизывает. Последним он посасывает большой палец, закрывает глаза, когда проводит по нижней губе моей смазкой. – Если сейчас я позволю тебе говорить, Слоан, и спрошу, хочешь ли ты по-прежнему целовать меня, каким будет твой ответ? – спрашивает он.

Мое горло вдруг зачесалось и ужасно пересохло. Я отвечаю, мой голос словно надтреснутый шепот.

– Да. Я бы сказала «да».

Зет в мгновение ока оказывается на мне, его рот прижимается к моему в третий раз с тех пор, как мы вошли в эту комнату. Я чувствую его запах и свой вкус, и меня это ничуть не смущает. На самом деле, мне нравится, что ему нравится быть отмеченным мной подобным образом.

В фильмах девушки иногда плачут после секса, никогда не понимала этого раньше – они выглядят как долбанные психопатки, неудивительно, что главный герой сбегает от таких сломя голову – но в этот момент мне хочется плакать. Или истерически смеяться, или что-то в этом роде. Я настолько потрясена всем: потрясающим оргазмом, от которого у меня все болит, тем, что Зет, наконец-то, поцеловал меня, что не могу с этим справиться.

Зет осторожно, но требовательно целует меня. Словно давно хотел этой ласки и только сейчас смог востребовать. Вот как я себя чувствую: хорошо и востребовано. Самые лучшие чувства в мире.

Зет тяжело выдыхает через нос. Его губы перестают прижиматься к моим, он прижимается лбом к моему, не отводя взгляда.

Я чуть не выпрыгиваю из своей кожи, когда раздается стук в дверь комнаты.

– Время! – кричит голос сквозь хлипкую МДФ-плиту.

– Какого черта?

Зет приподнимается и начинает развязывать меня, сдерживая улыбку.

– Одну минуту, придурок! – орет он.

– Что, черт возьми, значит – время?

Я сползаю с кровати и начинаю одеваться. Сначала лифчик, затем футболка. Зет выхватывает трусики из моих рук, качает головой – мои, – и они исчезают в его заднем кармане.

– Здесь почасовая оплата, – говорит он.

Натягиваю промокшие джинсы без нижнего белья, что крайне неудобно, и тут снова раздается стук в дверь. Нет, не стук – сильные удары.

– Похоже, что за дверью выстроилась очередь. Ты не против подождать в машине? – спрашивает Зет, поднимая брови.

Он каким-то чудом одет, волосы торчат в разные стороны, и выглядит так, будто затр*хал меня до потери пульса.

– О, да ты шутник? – произношу так, как будто это шок, что в какой-то степени так и есть. – Кто бы мог подумать?

Он уныло потирает щетину на челюсти.

– Да, – говорит он. – Кто бы мог подумать?

ГЛАВА 18

МАЙКЛ

Медина ухмыляется, словно гр*баный чеширский кот, когда мы выпускаем его из уединенного уголка Зета внизу. На самом деле, это удивительно, поскольку у него огнестрельное ранение в ногу, и он выглядит так, словно вот-вот потеряет сознание. Нам приходится практически нести его к машине. Он говорит по-испански с Ребелом всю дорогу через город, думая, что я необразованный и понятия не имею, о чем они болтают. Ребел ведет «Хамви» (прим. пер.: Humvee – Американский армейский грузовой фургон, стоящий на вооружении в основном у ВС США, а также вооруженных сил, полицейских и иных служб некоторых других стран) – мы избавились от украденного Зетом «Шевроле», как он и просил, а мотоцикл был очень непрактичен в этой поездке – а я сижу на пассажирском сиденье. Стукач Ребела сидит на заднем сидении, выплевывая твердые гласные и хрустя костяшками пальцев, словно готовится к драке.

Медина: Voy a matar a ese cabrón. (Я собираюсь убить этого ублюдка).

Ребел: Lo necesitamos vivo, ¿Te acuerdas? (Он нужен нам живым, помнишь?)

Медина фыркает: Necesita vivo. Lo necesito para sufrir. Él me dejó por dos dias sin darme algo de comer. No podia ni siquiera ir al baño. (Он нужен тебе живым. Я хочу, чтобы он страдал. Он оставил меня на два дня без еды. Я даже не мог сходить в туалет).

Ребел: Lo sé. Tu apesta de orines. (Знаю. От тебя воняет мочой).

Медина смотрит на затылок моего кузена, злобно сузив глаза.

– Этот ублюдок может и нужен тебе на какое-то время, но, послушай меня, когда ты закончишь свою маленькую игру, я хорошенько его поимею.

Ребел выгнул бровь, бросив быстрый взгляд в зеркало заднего вида на нашего сварливого попутчика.

– Если думаешь, что сможешь справиться с Зетом, дерзай, дружище. Если бы я делал ставки, точно не ставил бы на тебя.

Медина бубнит себе под нос, его колено подпрыгивает вверх-вниз. Мы останавливаемся у авто кафе и покупаем ему немного еды, чтобы он заткнулся, и затем полчаса едем в тишине. Я держу рот на замке, хотя меня интересует вышеупомянутая «маленькая игра» Ребела и то, зачем ему понадобился Зет. Обязательно спрошу его об этом позже. Раньше мы с кузеном были близки, но последние пару лет между нами образовалась безмолвная пустота. Раньше мы были ближе, чем братья. Теперь я член семьи, который узнает, что его родственник женился через два года после того, как это произошло.

Людям всегда было трудно поверить, что мы с Ребелом кровные родственники, учитывая тот факт, что он белый, а я, очевидно, нет. Его дядя – европеец, мой отец, женился на моей матери-афроамериканке, и вуаля! Я побочный продукт этой встречи сердец, умов и других частей тела. Так получилось, что я немного чернее белого, и это меня вполне устраивает. Отец Ребела, мой дядя, возненавидел меня с первого взгляда. Я всегда думал, что именно поэтому мы с Ребел стали так близки. О человеке, сидящем рядом со мной, ходит множество заблуждений и неточностей, но точно знаю одно: он ненавидит своего отца больше, чем любого другого человека на планете.

– Мы высадим тебя здесь.

Ребел останавливает «Хамви» на обочине дороги, четыре мотоцикла выстраиваются сзади плотным строем, словно Ребел – чертов Папа Римский и нуждается в постоянной защите. Вероятно, он и нуждается в постоянной защите, но сейчас я не чувствую к нему особой благосклонности. Подайте на меня в суд. Он паркует машину и поворачивается к Медине.

– Значит так. Ты выходишь из машины, идешь к таксофону. Звонишь Хулио, узнаешь, где он, говоришь ему, что напал на след Зета и хочешь встретиться. Идешь к нему. Как только узнаешь, что они сделали с Кейдом и где мы должны встретиться, сразу же сообщаешь мне. И ради всего святого, Андреас, не проболтайся никому, что видел меня.

Мышцы челюсти Медины ходят ходуном, как будто он перемалывает что-то мелкое между передними зубами.

– Я понял, мужик. И после этого мы с тобой в расчете. Я больше не хочу иметь с тобой ничего общего.

Ребел кивает один раз, а затем Медина выходит из внедорожника и очень медленно ковыляет по оживленной дороге в сторону таксофонов.

– Думаешь, он сделает, как ты ему сказал? – спрашиваю я.

Ребел хмыкает.

– Если у него есть хоть капля разума, он это сделает. За голову этого парня в Колумбии назначена награда. Один телефонный звонок, и несколько очень заинтересованных членов картеля прилетят к нему в гости.

Поскольку сейчас в машине только мы с Ребелем, могу спросить его о чем угодно – об Алексис и этой сучке из УБН, которая преследует их, но молчу. Я не расположен к разговору. К тому же ожидаю, что этот разговор начнет Ребел, это на его совести. Это он бесследно исчез.

Однако Ребел ничего не говорит. Он возит нас по городу, ребята из его клуба по очереди выезжают вперед и разведывают для нас безопасный путь. Я получаю сообщение от Зи, в котором он сообщает, что Лэйси нет в больнице Святого Петра, Чарли увез ее в другое место, и что он везет Слоан во временное убежище недалеко от границы с Орегоном. Он также написал, что УБН пытается заключить сделку со Слоан – предлагают новую жизнь в обмен на моего двоюродного брата. Не утруждаю себя вопросом о сделке, знаю, что Зет не будет заключать никаких сделок, так что Ребел может не беспокоиться по этому поводу. Я бывал раньше во временном убежище в Орегоне. В ответном сообщении пишу, что приеду к ним, как только разберусь с Хулио.

– Тебе нравится работать на этого парня, Майки? – спрашивает Ребел, ему должно быть известно, что есть только один человек, с которым я мог бы сейчас переписываться, и звучит немного подозрительно.

Отправив сообщение, кладу телефон обратно во внутренний карман пиджака.

– Да. Ты знаешь, что нравится, чувак. Я был счастлив оставаться здесь и работать на него шесть, семь, восемь лет назад, когда ты пришел ко мне и попросил переехать на восток. Ничего не изменилось

– Многое изменилось, – не соглашается Ребел. – Теперь я хорошо зарабатываю. Мне нужно многое тебе рассказать. Тебе пора перейти работать ко мне.

Самой раздражающей чертой Ребела, помимо высокомерия, является то, что он любит указывать людям, что им делать или не делать. Неважно, какие планы ты строишь, Ребел знает лучше, всегда знал, и лучше быть готовым делать то, что он говорит, иначе узнаешь на собственном опыте, каково это – оказаться не на его стороне. Эта черта передалась ему от отца. Его старик поступает точно так же, но горе тому, кто укажет на это Ребелу. Чем меньше говорят о его папаше, тем лучше.

Я вздыхаю и смотрю на дорогу. Нет смысла спорить с ним. Пусть воспринимает мое молчание по этому вопросу как согласие, пока не придет время, когда я скажу ему отвалить. Возможно, сейчас я не хочу обсуждать с ним свои рабочие дела, но есть пара вещей, которые мне интересны.

– О чем, черт возьми, ты думал, когда женился на этой девушке? – спрашиваю его. Я не собирался этого делать, я собирался сохранять спокойствие, но некоторые вещи просто необходимо обсудить. – Ты купил ее у сутенера, чувак. Каким же ты стал мудаком, потому что парень, которого я знал, никогда бы не стал покупать себе жену за наличные.

Ребел тяжело выдыхает, хлопнув ладонью по рулю.

– Не надо… серьезно, Майки. Ты не знаешь, о чем говоришь. Пожалуйста, больше не упоминай о ней. Мне бы очень не хотелось бить тебя за это.

– Попытайся, чувак. Просто попытайся.

Ребел смотрит на меня, и на его слишком красивом для преступника лице расцветает ухмылка. Ублюдок.

– Ты знаешь, что я могу накостылять тебе, – сообщает он.

Правда в том, что он может, но я все равно был бы не прочь провести с ним несколько раундов, даже если в итоге он победит меня. Я бы нанес несколько хороших ударов, которые он заслужил за то, что кинул меня.

– Ты злишься на меня, – утверждает он.

– Да, злюсь.

– Почему? Тебе всегда было известно мое местонахождение. Ты мог бы прийти ко мне.

– Я не хотел приходить к тебе, Джей. Не хотел работать на тебя тогда и точно не хочу работать на тебя сейчас. У тебя есть деньги, это понятно. Но мы равны. Ты никогда не будешь моим работодателем. Ты мой кузен, был моим другом, но, похоже, как только появилась какая-то горячая штучка, ты забыл номера телефонов своих парней.

Ребел снова качает головой. Он стискивает челюсти, проводит руками по волосам, делает все, что угодно, но только не смотрит на меня и не разговаривает со мной в течение следующих пятнадцати минут. Этот засранец даже не отрицает, что исчез из жизни всех знакомых.

Еще пятнадцать минут в пути проходят в тишине. Ожидание Медины уже порядком надоело. Парни на мотоциклах позади нас – без нашивок, потому что не хотят привлекать к себе внимание – начинают злиться. Идет дождь, конечно же, и ехать на байках в обтянутой промокшей коже не очень-то весело.

В конце концов, Ребел останавливается на заправке и глушит двигатель.

– Подожди здесь, – говорит он мне.

Наверное, ему нужно отлить. Свита байкеров подъезжает к «Хамви», трое из них слезают с мотоциклов и следуют за Ребелом не в туалет на заднем дворе, а на саму заправку. Единственный из «Вдоводелов», оставшийся позади, это Карни, парень, которого я неплохо знаю. Он приехал вместе с Кейдом, чтобы попытаться убедить Дока помочь Алексис. Но им не представился шанс убедить ее. Чарли взбесился и напал на девушку на бензоколонке Сиэтла, и это положило начало серии событий, которые привели сюда, ко мне, кипящего от бешенства в «Хамви» Ребела, и Карни, чешущего задницу и промокнувшего до костей.

Дверь открывается, пугая меня, и Ребел запрыгивает обратно на водительское сиденье.

– Ты быстро.

Он бросает мне пакет с чем-то серебристым и блестящим, снова заводя двигатель.

– Для этого мне не нужно много времени. Подумал, ты оценишь.

У меня на коленях лежит пачка коллекционных карточек – бейсбольных карточек. Вот для чего он заехал на заправку. Я сухо смеюсь – ха-ха, очень забавный ублюдок, – но все равно беру их и провожу пальцами по фольгированной обертке. Мэтт Шумейкер на переднем плане, на полпути к подаче, с выражением сосредоточенности на лице, которое я слишком хорошо знаю. Я должен был быть Мэттом Шумейкером. Я должен был делать такие подачи.

– Так и не пришел забрать свою коллекцию, – говорит Ребел. – Подумал, ты можешь начать новую.

– Та коллекция стоит тысячи долларов, ублюдок. А это, – я помахал пачкой перед его лицом, – стоит семьдесят пять центов.

– Доллар девяносто, – отвечает он. – Цены выросли с тех пор, как нам было восемь лет.

Я рассмеялся. Мне пришлось. Ребел тоже смеется. Это его способ извиниться. Дерьмовый способ, но усилия налицо. На самом деле, это рекордное усилие с его стороны. Извинение – признание слабости, так говорит его отец. Ребел прочищает горло.

– Слушай, у нас с Соф… Алексис, – говорит он, поправляя себя. – Все гораздо сложнее, чем кажется со стороны. Поверь, когда говорю, что не покупал жену. Даже близко нет. – Он смеется, и это смех человека, который, возможно, предпочел бы покупную жену вместо той, которую получил. Я знаю, что он шутит. – Клянусь, я все объясню, но всему свое время. Сейчас я хочу вернуть Кейда.

Как по команде, телефон Ребела в держателе для напитков начинает звонить, издавая громкую, дребезжащую версию песни «Мальчик по имени Сью» Джонни Кэша.

– Что за херня?

Не похоже на песню, которую бы выбрал Ребел.

Он бормочет что-то о том, что кто-то сводит его с ума, и бодро отвечает:

– Говори.

На другом конце линии раздается голос, плохо различимый, а затем Ребел вешает трубку. И все.

– В чем дело? – спрашиваю я.

– Они в отеле «Даунтаун Марриотт». Хулио планирует перерезать мне горло и позволит истечь кровью. – Он говорит об этом так непринужденно, что кажется, будто сообщает о том, что идет перекусить, а не направляется на встречу, с которой может не вернуться живым.

– Итак, у тебя есть план?

– Конечно. Андреас вонзит нож в сердце этого жирного ублюдка, прежде чем тот успеет пошевелить пальцем. Мы заберем Кейда, а потом пойдем перекусим. Китайской еды. Я бы не отказался от китайской еды.

Теперь он на самом деле говорит о том, чтобы перекусить. Он всегда был безумным, но это бесцеремонно, даже для него. Хотя, не знаю. Может быть, он стал таким, и теперь его не волнует окружающий мир.

Ребел посылает текстовое сообщение Хулио: где ты? Технически мы не должны знать эту информацию, и, динь-динь, две секунды спустя мы получаем подтверждение того, что Андреас сказал правду. «Даунтаун Марриотт» выбран местом проведения этой разборки.

Пятнадцать минут спустя Ребел припарковал «Хамви», и мы направились в отель – обычный сетевой отель. Непонятные стеклянные предметы в шариках, сложенные в кованные медные чаши, которые, по-видимому, являются предметами искусства, заурядные, современные картины в нейтральных тонах, плюшевые ковры и полированная плитка. Мы привлекаем к себе внимание, конечно же, привлекаем. Пять парней, одетых в рваные джинсы и покрытых татуировками, и чернокожий парень в безупречном голубовато-сером костюме? Да, не может быть, чтобы нас не заметили. Мы поднимаемся на восьмой этаж, Ребел стучит в дверь номера восемь тысяч двести пять, и все происходит слишком быстро.

Это одна из тех ситуаций, к которым нельзя подготовиться. Какой смысл обсуждать предстоящее, когда события следующих нескольких минут могут полностью выйти из-под контроля? Кто-то попытается убить Ребела, а поскольку я стою рядом с ним, то, наверняка, и меня. У меня с собой пистолет и нож. Я предупрежден и вооружен. Больше ничего не нужно.

Дверь открывается, и пара темных глаз оценивающе смотрит на нас. Высокий мексиканец, весь в чернилах – я не видел этого парня раньше, но он явно не раз бывал в подобных ситуациях.

– Только ты, парень, – говорит он, тыча указательным пальцем в сторону Ребела. – Хулио сказал, что ты придешь один.

Ребел поднимает брови. Переводит взгляд на меня, затем на своих парней. Из кармана джинсов достает маленькую черную коробочку, открывает ее и достает зубочистку. Засовывает ее в рот.

– Я не оставлю их здесь, друг. Так и передай Хулио. И передай ему, что если мне придется развернуться и покинуть это здание без моего парня, то я приготовил для него несколько восхитительных сюрпризов, с которыми ему придется иметь дело.

Парень с бандитскими наколками подмигивает Ребелу, а затем закрывает дверь.

– Ну, все прошло хорошо, – говорит Ребел.

Он перемещает зубочистку на другую сторону рта и упирается руками в дверной косяк, ожидая. Когда парень возвращается, выражение его лица становится еще более жестким, чем раньше.

– Выбор за тобой, ese, так сказал Хулио. Твой друг выглядит не очень хорошо. Возможно, ему нужен врач. Лучше тебе зайти и забрать его сейчас, чем заставлять его ждать. Иначе придется выносить его по частям.

Моему кузену никогда не нравилось подобное отношение. Он кивает, глядя себе под ноги – парни позади него сдерживают понимающие улыбки. Они видят, что происходит, раньше, чем парень у двери. Ребел реагирует молниеносно, правым мощным хуком, бьет в горло парня. То сгибается пополам, шатаясь, отступает назад, руками шарит по груди, пытаясь побороть желание схватиться за горло и вместо этого достать оружие, спрятанное за поясом. Ребел издает цокающий звук и шагает в сторону гостиничного номера, нанося сильный фронтальный удар ногой в живот парня, чтобы добить его. Мы с парнями стоим за Ребелом.

Нас ожидает хаос.

Слышатся англо-испанские крики, и вдруг на нас направляют двенадцать пистолетов. Каждый из этих пистолетов находится в руке разъяренного члена банды. Хулио Перес сидит на диване с недовольным выражением лица. Находясь в помещении, толстый ублюдок надел солнцезащитные очки.

– Что ты, бл*дь, себе позволяешь? – тихо спрашивает он. Как только он открывает рот, его люди замолкают, чтобы его услышали. – Это не этично. Пока я нахожусь здесь, этот гостиничный номер – мой дом, а мои люди – гости. Ты не можешь нападать на них без моего разрешения.

– Я не очень верю во всю эту ерунду – про дом, – отвечает Ребел, одаривая Хулио ослепляющей улыбкой. – Если ты приглашаешь меня, Перес, ты приглашаешь моих мальчиков. Ты попросил меня приехать сюда забрать пассажира, вот я и приехал. Где он?

На самом деле Кейда нигде не видно. Как и Медину. Хулио морщится, словно у него во рту кислый привкус.

– Я предполагал, что сначала мы поговорим, Ребел. Есть вещи, которые мне хотелось бы обсудить. – Он жестом указывает на диван напротив себя. – Возможно, ты попросишь одного из своих парней остаться с тобой, а остальные подождут снаружи?