Текст книги "Друзья"

Автор книги: Кадзуми Юмото

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

4

Наступили летние каникулы.

Каждый день мы ездим на автобусе в летнюю школу. На самом деле летняя школа – это те же самые дополнительные занятия, на которые мы всегда ходим после уроков. Но летом в обычной школе уроков нет, и дополнительные занятия начинаются не во второй половине дня, а с утра – и даже еще раньше, чем в обычной. Поэтому все ходят невыспавшиеся и недовольные.

Первое, что мы делаем, когда приезжаем в школу, – идем на общую зарядку. После зарядки – расходимся по классам на уроки.

По дороге на автобусную остановку надо идти мимо дедова дома. Вот и получается, что мы в первый раз увидели этот дом при утреннем свете, только когда начались каникулы, – ведь обычная школа находится совсем в другой стороне и раньше мы приходили сюда уже ближе к вечеру.

Утром телевизор у деда не работает. И лысины в окне не видно. Наверное, в это время он еще спит. Про стариков часто говорят, что они встают ни свет ни заря, но теперь-то я знаю, что это вранье.

На османтусе расчирикалась стая воробьев.

В ласковом свете утреннего солнца даже захламленный двор и разодранные котами мусорные пакеты, даже выпавшие из этих пакетов объедки и пластиковый мусор выглядят как-то жизнеутверждающе.

«Во-первых, мусорка приезжает не каждый день, а во-вторых, в восемь она все равно уже забирает мусор и уезжает, – подумал я, – а дед, наверное, дрыхнет допоздна и поэтому вообще не успевает мусор вынести».

Эта мысль секунду назад пришла мне в голову, и вот уже, сам не знаю как, я стою у деда во дворе и торопливо собираю разбросанный тут и там мусор в первый подвернувшийся под руку пакет. Сегодня понедельник. То есть мусорка вот-вот приедет. Если я быстренько соберу и бегом отнесу мусор к ближайшему фонарному столбу – тут до него метров десять, – то успею.

Я поднял очередной разорванный пакет. Откуда-то сбоку недовольно заорала кошка. Воздух наполнился кислым, тошнотворным запахом. Меня чуть не стошнило. Но я кое-как перевел дух, цыкнул на кошку: «Цыц! Тихо!» Что же это за запах такой? Ага. Это запах тухлятины. Банан протух, протух кусочек красной рыбы из о-бэнто, протухли остатки сардинок в консервной банке – то, что раньше было вкусным, протухло и теперь ужасно воняет. И все-таки я не понимаю. Гниение – это ведь всего лишь одно из многих изменений, происходящих с продуктами. Вот, скажем, когда мясо варят, то это изменение сопровождается вкусным запахом. Или брожение вина – запах при этом легкий, сладковатый. То есть получается, один и тот же продукт может изменяться и в «хорошую», и в «плохую» сторону. И я как-то сразу понимаю, какое изменение «хорошее», а какое нет. Например, то, что в последнее время происходит с моими руками и ногами, которые все растут и растут и не собираются останавливаться, – явно «плохое».

Я невольно вдохнул гнилостный запах, к горлу снова подступила тошнота. На глазах выступили слезы. Вдруг сзади раздался знакомый голос:

– Эй, Кияма! Ты чего это делаешь?

Кавабэ и Ямашта. Смотрят на меня непонимающе через дырку в заборе.

– Я мусор хотел выбросить.

– Мусор? – от удивления у Ямашты округлились глаза.

– Ты чё? Какой мусор?! – Кавабэ еле сдерживался, чтобы не заорать на меня. – Быстро вылазь и пошли отсюда.

– Вы лучше помогите. Одному мне не успеть.

– Ты дурак, да?

– Просто дедушка спит. Он проспал, понимаешь?

– Ага, а нам-то с какой радости выносить за него его вонючий мусор, а?

– Так мы когда за ним следим, это же все у нас под носом валяется и воняет. Ты ведь сам говорил, что запах неприятный.

– Ну и что с того?

– Слушайте, просто помогите мне, и все.

В конце концов, немного потолкавшись с той стороны дырки, они пролезли во двор. Бездомная кошка хотела прошмыгнуть мимо них, но Кавабэ умудрился наступить ей не то на лапу, не то на хвост, и она заорала как бешеная.

Ямашта взвизгнул и шарахнулся в сторону.

– Ямашта, не ори!

Я потихоньку начал передавать этим растяпам мусорные пакеты.

– Ну и вонь. – Кавабэ поморщился.

– У него даже газеты протухли. – Ямашта, зажав в руке пакет, который я ему только что передал, поднял с земли еще один.

– Ну ладно, так и быть, поможем деду… В конце концов, он ведь позволяет нам за ним следить, а это уже что-то, – философски заметил Кавабэ. – «Лучше мусор в руках, чем журавль в небе…»

– Отлично, теперь отнесем это к фонарю, – успел сказать я, и тут… Дверь дома с душераздирающим звуком открылась и ровно в тот момент, когда я обернулся, заехала мне со всей силы по лбу.

– Вы чё тут забыли, а?!

У меня в глазах потемнело, я временно перестал понимать, что происходит, и просто бессмысленно глядел перед собой.

– Чё, спрашиваю, вы тут забыли?! – На деде были мятая рубашка и треники. Он стоял прямо напротив меня. Первый раз я видел его лицо так близко. По форме оно напоминало большую фасолину, на фасолине – два глаза, как маленькие черные черточки. Эти глаза беспокойно бегали туда-сюда и как-то не особо сочетались с грозным голосом. Зубы у деда были желтые. Вернее, темно-желтые. И даже, наверное, ближе к коричневым. Внизу – только четыре средних зуба. Остальные выпали. Сверху не хватало правого клыка. Заросший жесткой седоватой щетиной подбородок по контрасту с сияющей лысиной выглядел особенно неряшливым. Я все так же стоял в молчаливом оцепенении. Дед посмотрел мне прямо в глаза. Я вздрогнул.

– Мы хотели мусор… – пробормотал я.

– Вы хотели мусор? – Дед посмотрел на нас с подозрением. Кавабэ и Ямашта застыли с пакетами мусора в руках, как статуи. – Мы хотели мусор выкинуть… Мы думали, так будет лучше… без мусора.

– Да вы же все время здесь околачиваетесь, разве нет?

Я сглотнул комок в горле.

– Не-ет… Мы просто…

– Что «просто», а? Что «просто»?!

Черт, и зачем я сказал это «просто»? Кто меня за язык тянул? «Мы просто тут следим за вами и ждем, пока вы умрете» – я же не могу ему это сказать.

– Мы просто хотели мусор выкинуть, – прошептал я.

– Не ври! – отрезал дед и буркнул себе под нос: «С вами если ухо востро не держать, еще и стащите чего».

Это было очень обидно! Ведь на этот раз мы действительно просто собирались выкинуть мусор, которым был завален его двор. Мне так хотелось, чтобы он нам поверил. Но с другой стороны, с чего бы ему нам верить? Было ясно – что бы я ему сейчас ни сказал, он все равно мне не поверит. «А раз так, лучше промолчать», – подумал я, но, к сожалению, есть еще в нашем мире люди, которые, похоже, вообще не думают…

– А что, мы разве что-то плохое вам сделали? – Голос Кавабэ звенел от напряжения.

– Перестань, – попытался остановить его Ямашта.

Дед фыркнул и начал закрывать дверь.

– Вы, значит, считаете, что мы сюда воровать пришли, да?!

– Кавабэ, заткнись, – я изо всех сил сжал ему плечо, но было уже поздно. Все пошло наперекосяк.

Дед снова приоткрыл дверь.

– Ну ты, парень, и нахал. А скажи-ка мне, зачем вы в чужой дом забрались, а? Чего вам здесь надо?!

– Простите нас, пожалуйста! Мы… – начал было извиняться Ямашта, но дед на Пончика даже не взглянул. Он как уставился на Кавабэ, так и не сводил с него глаз.

– Хотел бы я посмотреть на родителей, которые воспитали такого нахаленка.

«Теперь точно все пропало», – подумал я. Когда кто-то что-то говорит про его родителей, Кавабэ моментально выходит из себя. Ну вот, что и требовалось доказать: у него уже нога задергалась.

– Мой папа… мой папа, между прочим, был пожарным! Он погиб, когда вытаскивал из огня людей! Понятно?! Он был настоящим героем!

Дед с грохотом закрыл дверь.

– Эй, куда?! Я с тобой разговариваю! Выходи! – заорал Кавабэ в закрытую дверь. – Дрянь какая! Дед, слушай меня! Мы следим за тобой, понял?! Потому что скоро ты подохнешь, а мы хотим посмотреть, как это будет! И посмотрим, так и знай!

Нам с Ямаштой пришлось здорово попотеть, пока мы вытаскивали беснующегося Кавабэ со двора на улицу. На улице он сразу затих и молча зашагал рядом с нами к остановке. Мусор мы так и не выкинули.

В школе мы об этом происшествии не говорили. Во время контрольной по арифметике я задумчиво рассматривал своих одноклассников. Прямо передо мной сидел Ямашта – от напряжения он весь согнулся, и спина у него была круглая, как баранка. При этом карандаш в его руке почти не двигался. Рядом с ним сидел Кавабэ – у его карандаша несколько раз ломался стержень.

Класс был наполнен шуршанием бегающих по бумаге карандашей, гудением кулера, тихим старательным сопением. В какой-то момент мне показалось, что мы всем классом медленно опускаемся в морскую глубину и вот-вот очутимся на самом дне…

Поблизости раздались осторожные шаги и затихли как раз около моей парты. Учитель заглянул в мою контрольную работу Я поспешно придвинул к себе задачник.

Дед, хоть и находился за дверью, наверняка слышал вопли Кавабэ. А мне теперь, наверное, никогда не забыть выражение дедовых глаз. Я стоял близко и хорошо разглядел. Да, конечно, легче всего сказать, что глаза у него были хитрые и что смотрел он на нас с подозрением, но я о другом. Его взгляд напомнил мне взгляд нашей старой собаки, когда она еще была жива. Тогда я был совсем маленьким и ходил в детский сад. А собака была очень старая. Шерсть у нее свалялась, а на попе, под хвостом, всегда висели налипшие кусочки засохших какашек. Обычно она лежала и дремала в саду в тени какого-нибудь куста. Еще до того, как я родился, мама и папа часто ходили вдвоем на реку и выгуливали там тогда еще молодую собаку. Я пытался представить себе, как она носилась по берегу взад-вперед и визжала от восторга, но у меня не очень получалось. К тому времени, как я научился ходить, она сделалась похожа на старое грязное одеяло. Я пытался с ней играть, бросал мячик, дергал за хвост, но она только тяжело дышала и, завидя меня, всегда устало отворачивалась. А потом к нам как-то раз пришел ветеринар и сделал ей укол. И мама сказала, что Чиро завтра умрет.

Весь вечер я просидел рядом с собакой. Она уже не отворачивалась, а, наоборот, все время смотрела на меня своими черными влажными глазами. Я видел в них тоску и тревогу. Да я и сам тревожился непонятно отчего. Знаете, такое чувство, будто сейчас вот-вот произойдет что-то очень важное, но произойдет уже как бы не с тобой. В какой-то момент я не выдержал и побежал к маме, забрался к ней в кровать, расплакался и долго не мог успокоиться.

На следующее утро, когда я проснулся, собака уже умерла и лежала в закрытой картонной коробке. Папа сказал, чтобы я туда не заглядывал. Интересно, почему я сразу его послушался? Почему не попросил посмотреть? Так ее и похоронили, нашу собаку, прямо в этой коробке. И каждый раз, когда я вспоминаю ее предсмертный взгляд, меня охватывает чувство неуверенности, потерянности, как будто я что-то проглядел, не заметил, упустил.

Днем, после уроков, мы сидели и молча ели булочки на скамейке на автобусной остановке. Эта была та самая скамейка, на которой Ямашта в первый раз рассказал нам о похоронах своей бабушки.

– Слушайте, давайте в бассейн сходим, – Ямашта не мог больше молчать.

– Отличная идея! – обрадовался я. – Надо сходить.

Кавабэ запихнул несчастную булочку себе в рот почти целиком и теперь никак не мог ее прожевать. Наконец он с ней справился и, проглотив последнюю порцию, буркнул:

– Я не пойду.

– А можно мы больше не будем за ним следить? – жалобно спросил Ямашта. – Мне кажется, уже хватит. И к тому же что-то непохоже, что дед этот прямо сейчас возьмет и умрет.

Кавабэ слушал, хмуро уставившись себе под ноги. Мы с Ямаштой переглянулись.

Я немного встревожился, потому что вдруг вспомнил про яд, о котором говорил Кавабэ, когда Пончик притащил для деда тарелочку с рыбой.

Засунув в рот вторую булочку, Кавабэ решительно поднялся с места. Ну что ж, делать нечего. Значит, придется идти вместе с ним. И мне, и Ямаште было ясно как дважды два, что одного его отпускать нельзя.

Дни стояли жаркие, но окно на веранде у деда оставалось наглухо закрытым. Однажды дед было приоткрыл его, но, высунув наружу свою лысую голову и увидев нас, тут же быстро закрыл раму. В другой раз, открыв окно, он выплеснул в нашу сторону ведро воды. Не долетев до нас, вода с шумом плюхнулась на забор.

– Увы, увы, – с довольным видом прокомментировал Кавабэ.

Мы продолжали следить за дедом, когда он ходил за покупками. Но это уже не было настоящей слежкой. Кавабэ шел в‘некотором отдалении, уставившись деду в спину и даже не думая прятаться. Иногда дед оборачивался. Тогда мы просто останавливались и ждали, когда он пойдет дальше.

– Тише-едешь-дальше-будешь-стоп! – скороговоркой выпалил Ямашта, но Кавабэ ничего на это не ответил и даже не улыбнулся.

Интересно – в последнее время дед стал гораздо лучше питаться. За покупками ходит каждый день. И не только в круглосуточный магазин, но и к зеленщику за овощами стал захаживать, и в рыбную лавку – за сашими.

– Говорю вам, ему тогда сашими понравилось! – сказал Ямашта, когда дед вышел из рыбной лавки. – Вот и покупал бы у моего папы, раз все равно покупает.

Кавабэ цокнул языком.

– Надо было все-таки тогда яда ему подсыпать. Вредный старикан!

Однажды в сумерках на торговой улице мы потеряли нашего деда из виду. Договорились разойтись в разные стороны и поискать. Через некоторое время, пробираясь сквозь толкучку, я наткнулся на Кавабэ.

– Ну что, нашел?

– Не-е, – Кавабэ помотал головой. Мы пошли рядом.

– Ну, все равно рано или поздно он вернется домой. Может, пойдем к нему и подождем его там?

Кавабэ не ответил. Было душно и жарко. Вот-вот совсем стемнеет. Дед и правда наверняка скоро пойдет домой. «А зонта у него, вроде, нет…» – отчего-то подумал я.

– Мой папа… это… – вдруг сказал Кавабэ.

– Что?

– Он не умер.

Я посмотрел на Кавабэ. Он шел, глядя прямо перед собой, не обращая никакого внимания на людей, которые шли по улице.

– У него другой ребенок. А у ребенка – мама. Другая мама, не моя. – Произнеся эти слова, Кавабэ пробормотал едва слышно: «Умри!» Я так и не понял, к кому он обращался, – то ли к тетеньке, которая покупала в кулинарной лавке готовые котлеты, то ли к запропастившемуся куда-то деду, то ли к своему отцу, то ли к его ребенку, то ли к маме этого другого ребенка…

– Извини, что я врал вам все время.

– Да ладно. – Я не ожидал, что он будет извиняться.

– Кияма! – Ямашта изо всех сил махал нам рукой. – Сюда, сюда!

Дед отыскался около почты. Он стоял в одиночестве рядом с почтовым ящиком и оглядывался по сторонам.

– Ждет, что ли, кого-то? – Ямашта с интересом следил за происходящим.

– Кого ему ждать? – Кавабэ было собирался направиться к деду, но передумал и остановился.

Прошло несколько минут. Никто не появлялся. Дед снова начал оглядываться и вдруг заметил меня. Заметил и сразу пошел от почты в сторону дома.

– Слушайте, а вдруг, – Ямашта даже подпрыгнул от радости, – вдруг это он нас ждал?

– Дурак ты, Пончик. С чего бы ему нас ждать?

Ну да, с чего бы ему нас ждать. Хотя… а почему бы и нет?

Ямашта выжидающе смотрит на меня.

– Ну-у… – тяну я и пожимаю плечами.

На следующий день после этого происшествия мы, несмотря на сумасшедшую жару, собрались на своем наблюдательном пункте у забора. Солнце палило нещадно. Было так жарко, что казалось, вот-вот начнет закипать мозг. Но сколько мы ни ждали, дед у окна не показывался. Телевизор тоже не работал. Мы подумали, что он мог пойти за покупками раньше обычного, поэтому немного сместили угол наблюдения, так чтобы видеть улицу, по которой он ходил в магазин. Но, кроме машин, на улице ничего и никого не было.

– А вдруг ему стало плохо и он лежит там сейчас на полу… – встревожился Ямашта.

– Да нет, вряд ли. Он же вчера вроде такой бодрый был, – попытался я его успокоить.

– Моя бабушка тоже была бодрая. Она за день до смерти праздничный ужин в деревне устроила.

Прошел еще час. За это время из дома не донеслось ни звука. Кавабэ, плотно сжав губы, неотрывно глядел на окно. Потом, словно устав, перевел взгляд на дверь. Потом снова – на окно. У него уже довольно давно начала дергаться нога.

– Эй, не расклеивайтесь! – сказал я, но вышло у меня это как-то неубедительно.

Вокруг оглушительно стрекотали цикады. Наверное, они сидят на османтусе, который растет у деда в садике. Вот позади нас проехала машина. И снова не слышно ничего, кроме стрекота цикад.

– Я это… – Кавабэ говорил едва слышно, – зря я так ему сказал… ну, что он скоро…

«Не бери в голову», – хотел сказать ему я, но не смог – слова застряли у меня в горле. А «не брать в голову» было еще невозможней.

– У меня зрение с самого детства плохое, поэтому я такой вспыльчивый.

– А какая связь между вспыльчивостью и плохим зрением?

– Надо было мне извиниться… – Кавабэ чуть не плакал.

– Давайте попробуем в дверь постучаться. – Ямашта уже был готов бежать к дому, как вдруг раздвижная рама со стуком отъехала в сторону, сантиметров на пятнадцать. Затаив дыхание, мы смотрели на окно. В щели показалась тощая морщинистая рука. Она дрожала. Как рука зомби, вылезающего из могилы.

– Что же делать, что делать?! Он, наверное, умирает там! – Ямашта встал на цыпочки и со страдальческим видом смотрел поверх забора.

– А что ты хочешь делать?

– «Что делать, что делать?» А что тут можно сделать?!

Кавабэ как-то весь напрягся, широко открыл глаза и начал издавать какие-то кошмарные звуки – как ветер гудит в трубе.

– Эй! Ты чего?

Я не знал, куда мне смотреть – то ли на эту руку в окне, то ли на Кавабэ, у которого того и гляди пена изо рта пойдет, – и вертел головой вправо-влево, как курица.

– Ну дает!

Дедова рука поднялась и застыла в окне. Сжалась в кулак. И в ту же секунду дед выкинул вверх два пальца: указательный и средний. Этот жест называется «виктория», то есть победа.

– Гад! Он просто издевался над нами! Изображал из себя умирающего! – Кавабэ кипятился, как чайник.

– На раз обманул… – Я тоже волновался за деда по-настоящему и ужасно на него рассердился.

– Да, здорово мы обмишурились. – По лицу Ямашты было не очень понятно, расстроен он или, наоборот, рад.

– Замолчите уже, вы оба! – Кавабэ, не поправляя сбившихся очков, торопливо пошел от забора. Мы с Ямаштой едва поспевали за ним.

– Значит так – он объявил нам войну! – Кавабэ неожиданно остановился и повернулся к нам. – Отлично. Я принимаю вызов и буду продолжать слежку. А вы как хотите. Справлюсь и без вас.

– Я тоже принимаю, – сказал я. – Надо довести дело до конца!

Если мне и было раньше немного неловко, то теперь от неловкости не осталось и следа. Раз дед такой, то и нам стесняться нечего.

– Нахал он все-таки, – сказал Ямашта.

Да уж. Этот так просто не умрет…

5

Дед наводит порядок у себя во дворе и в садике. Он стаскивает в кучу у входной двери мешки со старыми газетами и пакеты с мусором, туда же притащил старую бочку для засаливания овощей и оставшуюся без пары сандалию-гэта. Его лысина ослепительно блестит на солнце.

На улице все так же стоит удушливая жара. Учитель в летней школе каждый день говорит нам: «Это лето для вас – проверка на прочность. Решающий бой не за горами. Терпите!» В газетах без конца пишут то про детей, которые задохнулись от жары в машине, то про летний грипп из-за кондиционеров, и публикуют фотографии песчаных пляжей, усыпанных голыми телами. Такое ощущение, что время застыло и не двигается. Как будто проживаешь все время один и тот же бесконечный день и не можешь никуда деться от палящего солнца.

Нам был просто необходим какой-то выход из этой удушливой рутины.

Даже не пытаясь прятаться, мы стояли у забора и смотрели на деда. Во-первых, прятаться теперь было уже как-то глупо, во-вторых, я, честно говоря, здорово уставал сидеть часами на полусогнутых, чтобы голова не слишком торчала. Я все вытягивался и вытягивался – прямо как бобовое дерево из сказки про Джека и бобовый росток.

Дед больше не пытался облить нас водой. И не прогонял. Он ходил туда-сюда по двору и изредка говорил что-нибудь вроде: «Это ужас что такое!» или «А ну-ка, навались!». Это он как бы сам с собой разговаривал, но я почему-то подумал, что на мысли вслух это не очень-то похоже.

– Бодрый он какой-то, – сказал Ямашта, глядя поверх забора. За последнее время Пончик подрос и догнал Кавабэ. Теперь он мог следить за происходящим во дворе, не вставая на цыпочки. – А ведь раньше только и делал, что смотрел телик. Он ведь как живой мертвец был, скажите?! Что это вдруг с ним случилось?

И правда, непонятно. Вчера вечером, например, дед взял и пожарил себе овощи в кляре. Пахло так вкусно, что у нас разыгрался аппетит и в животах заурчало.

– Он назло нам это делает, – сказал Кавабэ, – потому что мы за ним следим. Вот он и взбодрился, тьфу на него!

Я знаю, что имеет в виду Кавабэ. Иногда, если кто-то есть рядом, то чувствуешь себя гораздо бодрее и увереннее. Например, у меня лучше получается делать домашнее задание не в своей комнате, а на кухне, когда мама готовит ужин. Но папа всегда говорит: «Ну-ка, марш в свою комнату!» А еще в последнее время мама стала все чаще сидеть на кухне с бутылкой с вина, поэтому, даже в те дни, когда у меня нет дополнительных занятий, вернувшись домой, я почти всегда сразу иду в свою комнату и занимаюсь там. Мама не любит, чтобы я смотрел, как она пьет вино. И я тоже не люблю смотреть, потому что мама, хотя и рядом, но как будто где-то далеко, в таком месте, которое я не знаю. Очень неприятное чувство!

– Эй, вы чё тут торчите?

Мы обернулись и увидели Сугиту и Мацушту. Только этого не хватало.

– Чё вы тут все время высматриваете?

– Ничего особенного.

– Ага, как же. В бассейн они не пошли, сидят тут высматривают… «ничего».

– Не ваше дело.

– Да ну, честно? – Сугита выставил вперед свой острый подбородок. – Пончик, между прочим, моя мама покупает у твоей рыбу. Ты в курсе, да?

– А… а при чем тут это? – пискнул Ямашта. Как комарик.

– А при том. Ну, как я ее попрошу, чтобы она у твоей мамы спросила, раз ты мне сам рассказать не хочешь. «Хозяюшка, а зачем это ваш мальчик торчит целыми днями у чужого забора?» – противным голосом сказал Сугита. Ямашта побледнел.

– Подглядывать за людьми, что они там, у себя дома, делают, – подло, – добавил Сугита.

– Подло, – эхом отозвался Мацушта.

– Вы… вы нарушаете право человека на личную жизнь! – продолжал Сугита.

– Нарушаете право человека, – повторил Мацушта.

– Вас поймает полиция!

– Поймает!

Все-таки Мацушта полный идиот.

– Кто знает, может быть, вы что-то задумали… – Сугита перешел на страшный шепот. – Может быть, вы замышляете ограбление.

– Чего?!

– Кавабэ, не слушай их. Пошли. – Ямашта схватил Кавабэ за руку. Я начал потихоньку отходить от забора – все дальше и дальше, чтобы дед нас не слышал.

– Просто в этом доме живет одинокий дедушка. Мы за ним присматриваем и иногда ему помогаем – мусор выносим и всякое такое, – сказал я как мог убедительнее.

– Не ври! Врун несчастный, – сказал Сугита.

Я вспомнил, что дед, когда застукал нас во дворе, сказал мне то же самое. Я решил больше ничего не говорить. Но тут…

– Эй, вы куда подевались? – раздался громкий голос. Впятером мы посмотрели через забор и увидели, что дед стоит посреди двора и держит в руках огромный таз, наполненный постиранными вещами. – Ба, новые лица! Отлично. Идите сюда, сейчас развешивать будем.

Я на секунду растерялся. «Что ответить? Что ответить?» – вертелась у меня в голове одна-единственная мысль. Сугита и Мацушта выжидающе смотрели на нас. И в тот самый момент, когда мой взгляд встретился с нагловатым, «меня-ничего-не касается» взглядом Сугиты, я заорал во весь голос:

– Мы идем!

И пролез через дырку во двор. Ямашта и Кавабэ полезли вслед за мной. Сугита и Мацушта потоптались немного у забора и убежали.

– Так, самый высокий – сюда, – дед протянул мне веревку. Это была грубая пеньковая веревка. – Давай, привязывай вон к тому дереву.

Я залез на нижнюю ветку османтуса, обмотал веревку вокруг ствола и стал завязывать узел. Получалось у меня плохо – пенька колола руки, и вообще, я раньше еще никогда такую толстую веревку узлом не завязывал.

– Ты там справляешься?

Я изо всех сил натянул веревку и завязал один за другим два морских узла. Ура! Готово.

Дед вынес из дома табуретку и, взгромоздившись на нее, туго обмотал веревкой трубу водостока ближе к крыше. Конец веревки дед протянул мне. В садике у забора стоял столб, который, похоже, и предназначался для привязывания бельевых веревок, но, ввиду отсутствия второго столба, уже давно не использовался по назначению. Оставшейся длины как раз должно было хватить на то, чтобы привязать веревку к одинокому столбу. Это дело дед поручил мне.

– Натягивать надо сильнее, иначе ничего не выйдет, – сказал наконец дед, устав наблюдать за моим бессмысленным копошением. Он сильным, точным движением рванул веревку на себя. Это было похоже на глубокий вдох.

Дед был лишь немногим выше меня. Руки у него были морщинистые, костлявые, казалось, в них уже не осталось никакой силы. Однако хватило всего одного рывка – веревка послушно затянулась в тугой узел.

Я как-то раз видел по телевизору в одной передаче, как рыбаки швартуют свое судно, прикрепляя его стальными тросами к специальной пристани. Глядя на руки деда, я вспомнил загорелые жилистые руки и узловатые пальцы этих рыбаков.

После того как мы натянули канат через садик – получилась точь-в-точь латинская буква V, – дед пошел на веранду, принес оттуда таз с мокрым бельем и дал его Ямаште. Кавабэ досталась корзинка с прищепками.

Я беру вещи из таза у Ямашты и вешаю их на веревку. Вслед за мной идет Кавабэ и прикрепляет все, что я развесил, прищепками. Там, где Кавабэ не может дотянуться, я прикрепляю прищепку сам. Пластиковые прищепки из дедовой корзинки слишком долго лежали на открытом солнце – они выцвели и сделались ломкими.

– Эй, ты чего делаешь? Складки-то расправляй! – Кавабэ молниеносным движением расправляет складки на только что повешенной мною вещи и мастерски прихватывает ее прищепкой. И где это он так научился?

– Ты видел, как они на нас смотрели? – спрашивает он меня вполголоса. – Сугита и этот его Мацушта?

– Видел, конечно.

– Мы когда в дырку в заборе полезли, у них челюсти так и отвисли.

– Ага.

– Это было жутко смешно.

– Ну да, они такого не ожидали.

– Слушай, как у тебя здорово получается! – сказал дед с веранды.

Мы с Кавабэ непонимающе уставились на него.

– У меня? – спросил я.

– Да нет, вот у этого, который в очках. Я не знаю, отличник он у вас или нет, но белье вешает первоклассно!

Кавабэ цокнул языком, но на этот раз, похоже, не обиделся.

– Это потому, – сказал он мне шепотом, – что дома всегда я стирку развешиваю.

А я подумал, что ведь и правда – у Кавабэ мама работает, и он ей по дому помогает. Раньше мне это в голову не приходило. И я представить себе не мог, что у него такая домашняя обязанность – развешивать стирку.

Три махровых полотенца, четыре рубашки со стоячим воротничком, две пары треников с растянутой резинкой, пять пар трусов, тоже с растянутой резинкой, две пары толстых махровых носков, одно полотняное полотенце, две простыни, одна пара хлопчатобумажных брюк, одна наволочка и один пододеяльник.

– Все, что у меня есть, все постирано! – удовлетворенно сказал дед с веранды, когда мы закончили развешивать то, что было в тазу. Вообще-то за время нашей слежки мы ни разу не видели, чтобы дед развешивал стирку.

Веревка была натянута примерно на уровне моих глаз. Когда стоишь рядом с развешанным свежевыстиранным бельем, пропитанный запахом стирального порошка прохладный ветерок приятно холодит вспотевшую кожу.

– Ну все, пошли отсюда, – сказал Кавабэ. – Мы сделали, что нас попросили, и теперь нам пора.

– Ага, – согласился я, но стоило мне подумать, что сейчас мы опять будем торчать за забором, и настроение у меня испортилось.

– Вот, держите! – откуда-то из дома донесся бодрый голос деда. – Вот!

Он вышел на веранду и протянул Кавабэ плотно набитый, тугой как мячик полиэтиленовый пакет из круглосуточного магазина. Мы уставились на пакет, пытаясь понять, что в нем лежит. Брать? Не брать?

– Это мусор. Там, у входа – куча. Киньте в нее, когда мимо пойдете.

– Эй, мы тебе тут не того… – начал было Кавабэ, но тут Ямашта с силой дернул его за руку.

– Ты чего?

– Сугита возвращается!

– Правда, что ли?

– Да, я его только что видел.

Пришлось нам взять пакет и отнести его ко входу в дом. Там громоздилась огромная куча таких же пакетов.

– И откуда у него столько мусора? – задумчиво сказал Ямашта.

– Накопилось, наверное, – вздохнул я.

– Ага, мусор, он такой – чем дольше живешь, тем больше его накапливается.

– Ну все! – Кавабэ блеснул очками. – Завязывайте с этими дурацкими разговорами! Дед нам не друг, и мы ему не друзья! Поняли?

– Поняли, поняли, – буркнул Ямашта.

– Ничего вы не поняли! У нас есть цель. Понятно? Наша цель…

– Слушайте, а какой завтра день? – вдруг раздался за нашими спинами голос деда.

– Пятница, – тут же ответил Кавабэ и страдальчески сморщился. Ямашта улыбался во весь рот.

– О! Так значит, как раз завтра приезжает мусорная машина, – сказал дед.

– И что с того?! – свирепо заорал Кавабэ.