Текст книги "Когда рыдают девы"
Автор книги: К. Харрис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)
Лорд Чарльз Джарвис.
ГЛАВА 17
После ухода магистрата Себастьян налил себе кружку эля и остановился у незажженного камина, поставив ногу на холодную решетку.
Так он простоял довольно долго, перебирая в уме уже известные сведения о последних днях Габриель Теннисон и вопросы, которые еще следовало прояснить. А затем послал за своим камердинером.
– Милорд? – с изящным поклоном вопросил появившийся Калхоун.
С виду Жюль Калхоун был идеальным «джентльменом для джентльмена»: элегантный, учтивый и лощеный. Правда же заключалась в том, что камердинер появился на свет в одном из самых злачных притонов лондонского дна и благодаря такому происхождению обзавелся некоторыми любопытными умениями и множеством полезных знакомств.
– Слышал когда-нибудь о человеке по имени Джейми Нокс? – поинтересовался Себастьян, натягивая перчатки. – У него в Бишопсгейте таверна под названием «Черный дьявол».
– Знаю такого, милорд. Но только понаслышке. Насколько мне известно, он прибыл в Лондон два или три года назад.
– Посмотри, что получится о нем разведать.
– Слушаюсь, милорд.
Себастьян щегольски сдвинул шляпу и направился к двери. На пороге он остановился, опершись рукой о косяк, оглянулся и добавил:
– Дело может требовать осторожности.
Камердинер, чьи темные глаза светились умом, а черты лица хранили безупречную сдержанность, отвесил еще один поклон:
– Можете рассчитывать на мою осмотрительность, милорд.
Геро начала свое утро с визита на террасу Адельфи.
Как оказалось, Хильдеярд Теннисон уже уехал устраивать поиски пропавших племянников, но оставил четкие распоряжения слугам, и гостья за несколько часов с помощью лакея собрала и упаковала исследовательские труды и записи Габриель. Отправив коробки на Брук-стрит, виконтесса направилась было к выходу, однако, помедлив, повернулась и поднялась наверх, в спальню подруги.
Геро долгое время стояла посреди комнаты, стиснув перед собой руки. Она называла Габриель подругой в течение шести лет. И хотя девушки во многом были близки, Геро только сейчас поняла, насколько ограниченными были их отношения. Приятельницы говорили об истории и искусстве, о философии и поэзии. Геро знала о боли, которую ранняя потеря матери причинила Габриель, о ее длительной скорби по братьям, которые умерли в столь юные годы, знала о любви подруги к детям. Но для нее осталось неизвестным, по каким причинам Габриель отказывалась от брака и от возможности родить собственного ребенка.
Геро пришло в голову, что она просто посчитала эти причины отражением своих собственных. Хотя очевидно, что подобное предположение не имело под собой основания. Своим стремлением к науке и решимостью открыто заниматься любимым делом Габриель бросала вызов типичной роли женщины в британском обществе. Тем не менее она никогда не выступала в крестовый поход за радикальные перемены, которые поддерживала Геро. Слушая, как баронская дочь мечтает вслух о временах, когда женщины будут учиться в Оксфорде и заседать в парламенте, Габриель только улыбалась и покачивала головой, словно была убеждена, что такого никогда не случится, а возможно, и не должно случиться.
Габриель никогда не упоминала о приятельстве с таинственным французским лейтенантом. С другой стороны, Геро никогда не рассказывала о своем странном, противоречивом влечении к некоему темноволосому виконту с янтарными глазами. И сейчас ей стало любопытно, что подумала Габриель о внезапном и на первый взгляд необъяснимом замужестве подруги, ведь возможности побеседовать об этом так и не представилось.
Им столько нужно было обсудить – они столько собирались обсудить в то утро, когда условились встретиться на Кэмлит-Моут. А теперь у Геро остались одни вопросы и неизбывное чувство вины.
– Что с тобой случилось? – негромко спросила Геро и медленно обвела глазами спальню погибшей, задерживая взгляд на высокой кровати с балдахином и бледно-желтым покрывалом, на туалетном столике с зеркалом и россыпью серебряных шкатулок и хрустальных флаконов. Комната была такой же, какой ее оставила Габриель в воскресенье, не зная, что никогда сюда не вернется. Тем не менее, Геро не ощущала здесь никакого незримого присутствия, никакой призрачной сущности женщины, чьему смеху, мечтам и страхам эта опочивальня когда-то была свидетелем. Вокруг стояла абсолютная, зияющая тишина, от которой у Геро защипало глаза и сдавило горло.
Покинув дом Теннисонов, леди Девлин направила кучера на Парк-лейн, к жилищу некоего члена парламента от линкольнширских пустошей. И только когда карета покатила по улицам Лондона, Геро откинулась на мягкие бархатные подушки и впервые с того момента, как узнала о смерти Габриель, дала волю слезам.
Несколько аккуратно сформулированных вопросов в военном министерстве, ведомстве по делам иностранцев и Адмиралтействе снабдили Девлина сведениями, что в Великобритании находятся тысячи офицеров французской и союзных с Францией армий. Большинство вражеских пленных офицеров были расквартированы по стране в пятидесяти «парольных» [10]10
Парольные города( parole– обещание, честное слово) – были разбросаны по всей стране и определены для проживания военнопленных офицеров. По условиям пленнику, освобожденному под обязательство не участвовать в военных действиях, не разрешалось удаляться более чем на милю от города и предписывалось соблюдать комендантский час. Британские власти выплачивали каждому пленному офицеру некоторое денежное содержание, но поскольку это была довольно скромная сумма, те, кто мог, подрабатывали учителями танцев или преподаванием французского языка.
[Закрыть]городах. Но некоторые размещались в самом Лондоне.
Рядовых военнопленных, как правило, бросали в так называемые «халки». Прогнившие, лишенные мачт корпуса судов, признанных негодными для дальнейшего плавания, по сути являлись плавучими тюрьмами. Днем заключенных отдельными партиями сковывали одной цепью и отправляли работать в доки и окрестные мастерские, а на ночь запирали в непроветриваемых, кишащих паразитами и заразой темных трюмах. Уровень смертности среди пленных солдат был ужасающим.
Однако к офицерам традиционно относились иначе. В силу благородного происхождения за ними признавалась одна из наиважнейших характеристик джентльмена: честь. Таким образом, французского офицера могли отпустить на свободу всего лишь с некоторыми ограничениями, как только он давал честное слово, что не намерен бежать.
– По крайней мере так в теории, – проворчал пухлый, седоватый чиновник, с которым Девлин беседовал в Адмиралтействе. – Беда в том, что слишком многие из проклятых лягушатников не являются джентльменами. Они, видите ли, дослуживаются до офицерского звания с низов – вот почему у нас только в нынешнем году бежали более двух сотен этих лживых негодяев. – Он подался вперед, словно чтобы подчеркнуть свое мнение. – Никакой чести.
– Две сотни?
– Если быть точным, двести тридцать семь. И почти семьсот улизнули за последние три года. Может, эти французы и офицеры, но слишком многие из них так и остались чернью. Сброд, вылезший из парижских сточных канав и чересчур возвысившийся над приличествующим ему положением. Видите, что происходит, когда общественный строй переворачивается с ног на голову и те, кто родился для услужения, начинают мнить себя господами. – Сама мысль о перевернутом с ног на голову мире разбудила такую ярость в широкой груди адмиралтейского служащего, что он буквально брызгал слюной.
– Тем не менее некоторые из лучших французских военачальников действительно поднялись по карьерной лестнице с низов, – заметил Себастьян. – Иоахим Мюрат, например. И Мишель Ней [11]11
Иоахим Мюрат(1767 – 1815) – наверное, самый известный маршал наполеоновской армии, коорый участвовал практически во всех кампаниях Наполеона І и был женат на сестре императора. Биография этого полководца поначалу складывалась отнюдь не как военная. Самый младший ребенок из многодетной семьи трактирщика, Мюрат записался на службу рядовым и уже через несколько лет дослужился до звания бригадного генерала.
Мишель Ней(1769-1815) – полководец, маршал Франции. Родился в Эльзасе в семье простого ремесленника. Ему довелось быть писцом у местного нотариуса, потом надзирателем на литейном заводе. В 18 лет Нею удалось осуществить свою мечту – стать кавалеристом: он бежал из отцовского дома и поступил на армейскую службу рядовым. В 1796 году, всего в 27 лет, он стал бригадным генералом, а еще через четыре года – дивизионным генералом.
[Закрыть]…
– Тьфу, – пренебрежительно отмахнулся пухлой рукой чиновник от этих примеров неджентльменского успеха. – Совершенно очевидно, что вы ничего не знаете об армии, сэр. Ничего!
Виконт рассмеялся и повернулся уходить.
– Попробуйте навести справки у мистера Абеля Макферсона. Именно его Транспортный комитет Адмиралтейства назначил ведать делами освобожденных под честное слово в этой округе.
– И где мне его найти? – спросил Девлин, останавливаясь и оглядываясь на клерка.
– По-моему, он сейчас в Норфолке. Не сомневаюсь, он оставил кого-то вместо себя, но я не могу подсказать, кого именно.
– А кто может располагать такими сведениями?
– Простите, ничем не могу помочь. Но Макферсон через две недели должен вернуться.
В мэйферском доме достопочтенного Чарльза д'Эйнкорта леди Девлин была принята замужней сестрой парламентария, суровой дамой тридцати с лишним лет по имени Мэри Бурн.
Миссис Бурн никогда не встречалась с Геро и вся трепетала от чести оказаться удостоенной визитом дочери могущественного лорда Джарвиса. Гостью приняли в парадной гостиной, занавешенной светлым атласом и заставленной множеством раззолоченных столиков на ножках в виде крокодиловых лап и яркими китайскими вазами, способными порадовать самого принца-регента. После упрашивания «дражайшей леди Девлин» присаживаться, хозяйка погнала слуг за чаем и пирожными, поданными на таком массивном серебряном подносе, что бедняга-дворецкий пошатывался под его весом. А затем, даже не останавливаясь, чтобы перевести дыхание, миссис Бурн принялась трещать обо всем: от своего изучения Библии в Савойской часовне до тревог дорогого мистера Бурна из-за пребывания супруги в столице, где разгуливает на свободе безжалостный убийца, – и продолжила монолог бесконечными описаниями какой-то недавней семейной свадьбы, на которой танцевали фанданго и новый вальс, а экипажи были украшены отличнейшим белым атласом.
– По шиллингу за ярд, не меньше! – доверительно сообщила она, подавшись вперед. – Расходов не жалели, поверьте мне, дражайшая леди Девлин.
Геро с благосклонной улыбкой попивала чай и поощряла болтовню хозяйки. Мэри Бурн похвасталась (разумеется, в самой скромной манере) утренними и вечерними молитвами, которые слуги в ее собственном доме, что в Дэлби рядом с Сомерсби, обязаны были посещать ежедневно. Она намекнула (довольно прозрачно), будто является автором изданной под псевдонимом популярной брошюры с осуждением современного увлечения друидизмом, а уже отсюда позволила, ничего не подозревая, тонко подвести себя к предмету, вызнать о котором и явилась гостья: характеру отношений между Чарльзом д'Эйнкортом и его братом, Джорджем Теннисоном, отцом двух пропавших мальчиков.
Чарльз, лорд Джарвис, вольготно расположился в удобном кресле у незажженного камина в своих покоях в Карлтон-хаусе. Неторопливым движением он вытащил из кармана золотую эмалевую табакерку и одним щелчком открыл ее с натренированным изяществом. Затем поднес к носу небольшую щепотку табаку и вдохнул, не сводя жесткого взгляда с потного, пухлого бело-розового лица стоявшего напротив человека.
– Ну? – требовательно вопросил барон.
– Это в-все у-усложняет, – запинаясь, пробормотал Бевин Чайлд. – Вы должны понимать. Б-будет нелегко…
– Как вы собираетесь выполнять свою задачу, меня не волнует. Вам известно, каковы будут последствия в случае неудачи.
Мягкий рот антиквара перекосился, глаза расширились.
– Да, милорд, – тяжело сглотнул ученый муж, судорожно, испуганно откланялся и подпрыгнул, когда за его спиной в дверь тихонько постучал секретарь Джарвиса.
– Что такое? – буркнул вельможа.
– К вам полковник Уркхарт, милорд.
– Впустите, – велел барон, щелчком захлопнул табакерку и перевел глаза на побледневшего антиквара. – Вы почему еще здесь? Убирайтесь с глаз моих долой.
Держа шляпу в руке, Чайлд попятился задом из комнаты, словно в присутствии особы королевских кровей, и все еще пятился, когда в дверь решительно прошел полковник Джаспер Уркхарт и отвесил короткий, элегантный поклон:
– Вы хотели видеть меня, милорд?
Полковник был высоким, как и все отставные военные на службе у Джарвиса, статным и широкоплечим, со светлыми волосами, бледно-серыми глазами и румяным лицом. Бывший стрелок служил у барона уже два года и до сегодняшнего дня не разочаровывал хозяина.
– Вчера, – заговорил вельможа, поднимаясь с кресла, – я попросил вас поручить одному из лучших ваших людей некое задание.
– Да, милорд. Я могу объяснить…
– Не трудитесь, – фыркнул Джарвис, запихивая табакерку в карман. – Надеюсь, оплошавший больше на меня не работает?
– Совершенно верно, милорд.
– Вы меня утешили. Позаботьтесь, чтобы его замена не оказалась таким же разочарованием.
Тонкие ноздри полковника дрогнули:
– Слушаюсь, милорд.
– Вот и славно. Пока все.
Себастьян напрасно потратил три часа, обходя меблированные комнаты, таверны и кофейни, часто посещаемые условно освобожденными офицерами. Вопросы, которые задавал виконт, были по необходимости туманны, а ответы, которые он получил, оказались абсолютно бесполезными. Не зная имени французского лейтенанта, как, скажите на милость, искать нужного военнопленного офицера среди такого их множества?
Виконт стоял у Серпентайна и наблюдал за учениями войск из казарм Гайд-парка, когда заметил хромавшего к нему молодого, болезненно худого мужчину. За ним по пятам с довольным видом следовал лохматый рыже-черный, с белым носом и манишкой, дворовой пес. Одно ухо дворняги торчало вверх, другое слегка обвисло, придавая собачьей морде вид постоянного изумления. Сюртук незнакомца обветшал, бриджи знавали починку, но рубашка была белой и чистой, поношенные сапоги – отполированными до блеска, а разворот плеч и ровная осанка безошибочно выдавали военного человека. Бледный цвет лица резко контрастировал с каштановыми волосами и свидетельствовал о долгих месяцах болезни и выздоровления.
Неизвестный неуверенно запнулся в нескольких футах от Девлина. Пес остановился рядом с хозяином, высунув розовый язык и тяжело дыша.
– Monsieur le vicomte [12]12
Monsieur le vicomte?(фр.) – Господин виконт?
[Закрыть]?
– Да, – Себастьян медленно повернулся к подошедшему лицом. – А вы, как я понимаю, таинственный и безымянный французский лейтенант мисс Теннисон?
Француз прищелкнул каблуками и элегантно поклонился. Этот офицер был явно не из тех, кто поднялся по карьерной лестнице из парижских трущоб.
– У меня есть имя, – произнес он на очень хорошем английском языке. – Филипп Арсено, лейтенант Двадцать второго конно-егерского полка.
ГЛАВА 18
– Мы познакомились в мае прошлого года в читальном зале Британского музея, – заговорил Арсено, когда они с Себастьяном пошли вдоль спокойной глади Серпентайна. Пес весело трусил впереди, обнюхивая землю и виляя хвостом. – У мисс Теннисон возникли затруднения с архаичным итальянским языком новеллы, которую она пыталась переводить, и я предложил свою помощь.
– Так вы филолог?
– Да, я когда-то учился на филолога. Но Франции в наши дни не нужны ученые – только солдаты. – Француз посмотрел через поляну туда, где под палящим солнцем шла муштровка отборных войск его королевского величества. – Возможность продолжить свои прежние занятия стала одним из утешений участи военнопленного.
– А что это за новелла, которую вы упомянули?
– Одно из малоизвестных ныне ответвлений легенды о короле Артуре под названием «La Donna di Scalotta».
– «Леди Шалотт», – задумчиво проговорил Девлин.
Арсено перевел взгляд на лицо собеседника и удивленно спросил:
– Вы знаете это произведение?
– Слышал о нем, но и только.
– Это трагическая история – о прекрасной деве, которая умирает из-за любви к благородному рыцарю.
– Сэру Ланселоту?
– Верно.
– Не правда ли, удачно получилось, что Камелот, Ланселот и Шалотт рифмуются?
– Очень удачно, – расхохотался Арсено.
– Вы были влюблены в нее? – спросил Себастьян.
Смех замер на губах француза. Арсено пожал плечами – жест, могущий выражать что угодно – и отвернулся. Наблюдавшему за ним Девлину пришло на ум, что лейтенант выглядит молодо, потому что он действительно молод – вероятно, не старше двадцати четырех-двадцати пяти лет, а значит, на несколько лет младше Габриель.
– Так что же? Были ли вы влюблены в мисс Теннисон?
Спутники шли молча. Солнце пригревало им спины, заливая золотистым послеобеденным светом зеленую траву и деревья вокруг. Но только виконт решил, что собеседник не собирается отвечать, как тот тихо сказал:
– Конечно, был. По крайней мере немного. А кто бы не влюбился? Она была очень красивой женщиной, умной, смелой, полной жажды жизни. А я… – Голос Арсено сорвался, и ему пришлось сглотнуть, прежде чем продолжить. – Я был очень одинок здесь, в Англии.
– А мисс Теннисон была влюблена в вас?
– О, нет. Между нами не происходило ничего любовного. Мы были друзьями – коллегами по науке. Ничего больше.
Девлин пытливо всмотрелся в худощавый профиль собеседника. Каштановые волосы лейтенанта слегка вились, а россыпь коричневатых веснушек на скулах придавала его облику что-то мальчишеское. Сейчас под веснушками предательски проступил слабый румянец.
– Когда вы виделись в последний раз? – поинтересовался Себастьян.
– Кажется, в среду вечером. Мисс Теннисон часто водила своих маленьких племянников в парк покататься на лодке по Серпентайну. Я иногда встречал их здесь. Мальчики любили играть с Шьеном.
Виконт покосился на рыже-черного дворнягу, методично перебегавшего от дерева к дереву с беззлобным намерением пометить весь Гайд-парк как свои личные владения.
– Шьен? Так его зовут? – По-французски «шьен» означало просто «собака».
– Я подумал, что если дам ему настоящее имя, то могу чересчур привязаться к нему.
Пес вприпрыжку вернулся к молодому лейтенанту – виляющий хвост, карие глаза светятся обожанием, – и француз, присев на корточки, взъерошил шерсть на лохматой шее. Шьен лизнул хозяину руку и радостно отбежал обратно.
– Похоже, ваш подход отлично срабатывает, – заметил Себастьян.
Арсено снова засмеялся и поднялся на ноги.
– Этот бродяга обитал на пустыре возле строящегося нового моста. Я время от времени хожу туда, чтобы посидеть над рекой, полюбоваться приливом и отливом. Пес иногда появлялся и устраивался рядом. А в один прекрасный день, когда я перед самым сигналом комендантского часа собрался уходить, увязался за мной. К сожалению, у Шьена неисправимая тяга к жизни низших классов общества, особенно цыганской. И шокирующая склонность к краже ветчины. Джордж говорил, что мне следовало назвать его «Ром», ведь этот пес в сердце цыган.
Француз посмотрел на барбоса, катавшегося по траве у кромки воды, и черты его лица посуровели. Спустя миг он спросил:
– Полагаете, Джордж и Альфред тоже мертвы?
– Вполне вероятно, что да. Или же они могли испугаться того, что случилось с их родственницей, и убежали, чтобы спрятаться.
– Но разве власти их не ищут? И брат Габриель предложил вознаграждение. Если дети живы, почему их до сих пор не нашли?
Себастьяну приходило на ум несколько совершенно логичных объяснений, хотя он не намеревался их озвучивать. Маленькие мальчики были ценным товаром в Англии и часто продавались трубочистам для лазанья по печным трубам приходскими работными домами или даже собственными нищими родителями. А из-за жестоких и опасных условий труда юркие мальчуганы требовались чистильщикам дымоходов постоянно. Те, кто выживал, рано или поздно вырастали и становились непригодными для работы. Были известны случаи, когда ребятишек похищали прямо из палисадников возле дома и продавали. Очень немногим из них удавалось вернуться домой.
Но трубочисты были не единственными, кто охотился за маленькими детьми. И девочек, и мальчиков использовали для утех, при самой мысли о которых у Себастьяна сжимался желудок. Девлин подозревал, что торговля детьми в немалой мере поспособствовала решению Теннисона проигнорировать опасения магистрата и объявить награду за возвращение племянников. Затем виконт заметил, как напряглось лицо собеседника, и понял, что мысли француза, вероятно, движутся в том же направлении.
Себастьян вдохнул теплый дух застоявшегося водоема, запах разогретой солнцем земли, сладкий аромат цветущих в тени деревьев лилий и спросил:
– Мисс Теннисон в вашу последнюю с ней встречу не показалась вам чем-то обеспокоенной?
– Обеспокоенной? Отнюдь.
– Вы случайно не знаете, как она собиралась провести минувшее воскресенье?
– К сожалению, не знаю.
– Она не говорила? – покосился виконт на собеседника.
– Не припоминаю такого, нет.
– И все же вы иногда встречались с мисс Теннисон по воскресеньям?
Арсено немного помолчал, очевидно, осмотрительно взвешивая свои слова, но решил ответить правдиво:
– Да, иногда встречались.
– И куда ходили?
На щеке француза дернулся мускул. Он устремил взгляд на холмистый парк и пожал плечами:
– В разные места.
– Неделю тому назад, в воскресенье, вы ездили на Кэмлит-Моут, не так ли?
Лицо лейтенанта оставалось полуотвернутым, но Девлин заметил, как судорожно тот сглотнул.
Одним из условий освобождения под честное слово было требование, чтобы заключенный не покидал определенные, четко предписанные границы. Поездкой на Кэмлит-Моут француз нарушал данное обязательство. Виконт задавался вопросом, почему Арсено пошел на такой риск. Но он также понимал, что отчаяние может иногда толкать человека на безрассудные поступки.
– Я не собираюсь доносить на вас в Адмиралтейство, если вас это тревожит, – обронил Себастьян.
– Я не убивал ее, – внезапно проговорил лейтенант хриплым от волнения голосом. – Вы должны верить мне. У меня не было причин убивать кого-либо из них.
Безответная любовь – довольно распространенный мотив для убийства. Но Себастьян придержал данное замечание при себе.
– А у кого, по-вашему, были причины?
Арсено помедлил. Легкий ветер ерошил его мягкие каштановые кудри.
– Что вам известно о Кэмлит-Моут?
– Я знаю, что мисс Теннисон была убеждена, будто именно там находился Камелот короля Артура. А вы?
– Признаюсь, когда я впервые услышал это предположение, оно показалось мне смехотворным. Но в итоге я счел аргументы Габриель довольно убедительными. Видите ли, дело в том, что наше представление о Камелоте основано на сочинениях трубадуров. Мы воображаем его сказочным местом – величественным средневековым замком и городом удивительной красоты. Но настоящий Камелот – если он вообще существовал – наверняка был куда менее пышным и великолепным. Нельзя отрицать, что название «Кэмлит-Моут» – это действительно искаженное «Камелот». И это действительно древнее место, связь которого с королями оставалась существенной на протяжении веков.
– Глядя на этот островок сегодня, такого и не подумаешь.
– Это потому, что в пятнадцатом веке граф Эссекс полностью разрушил некогда стоявший там средневековый замок, а камни и балки распродал, чтобы выручить деньги на ремонт фамильного гнезда в Хертфорде.
– Я думал, эти земли принадлежали британской короне, – нахмурился виконт.
– Время от времени принадлежали. Но в течение нескольких столетий они находились во владении потомков сэра Джеффри де Мандевиля.
В Англии каждый школьник знал о сэре Джеффри де Мандевиле, одном из знаменитых баронов-разбойников, порожденных хаосом двенадцатого века, когда внуки Вильгельма Завоевателя Матильда и Стефан в своей борьбе за трон сделали все, чтобы превратить Англию в пустыню. Собрав банду черных рыцарей, Мандевиль мародерствовал и грабил в округе от Кембриджа и острова Или до аббатства Рамси. Накопленные бароном в ходе кровавых деяний богатства – горы золотых слитков, монет и драгоценных камней – по слухам, так и не были найдены.
– Существует предание, – продолжал лейтенант, – что Мандевиль зарыл свои сокровища на Кэмлит-Моут. Говорят, преследуемый за государственную измену барон спрятался на острове в дуплистом дубе, нависавшем над колодцем. Под весом разбойника дерево рухнуло, Мандевиль свалился в колодец и утонул. Теперь его призрак бродит по острову, охраняя клад, и появляется, принося смерть любому, кто осмелится посягнуть на ценности.
– Только не говорите мне, будто верите во всю эту чепуху.
– Я нет, – улыбнулся Арсено. – Но это не значит, что другие не верят.
– Хотите сказать, Габриель Теннисон могла пасть жертвой охотника за сокровищами?
– С ее слов мне известно, что не раз возникали трудности из-за того, что кто-то копал на островке в ночное время и по воскресеньям тоже. Часто рабочие, придя утром, обнаруживали вырытые в разных местах глубокие ямы. Мисс Теннисон особо обеспокоилась некоторыми повреждениями, появившимися на прошлой неделе. Она подозревала, что за этим стоит собственный десятник сэра Уинтропа, здоровенный рыжий детина по имени Рори Форстер. Но у нее не было доказательств.
– По мнению мисс Теннисон, тот, кто рыл на месте раскопок, искал сокровища Мандевиля?
Француз кивнул:
– Я опасаюсь, что если они с мальчиками решили побывать на Кэмлит-Моут в минувшее воскресенье, то могли случайно наткнуться на того, кто охотится за кладом. Того, кто… – голос Арсено замер, лицо сжалось от мучительных мыслей.
– Когда вы ездили с мисс Теннисон на островок, как вы туда добирались?
– Но я не… – начал было отнекиваться лейтенант, однако Девлин решительно его прервал: – Хорошо, поставим вопрос иначе: еслибы вы поехали на Кэмлит-Моут в прошлое воскресенье, как бы вы туда добирались?
Француз криво усмехнулся:
– В наемном экипаже. А почему вы спрашиваете?
– Потому, что это одно из наиболее непонятных обстоятельств данного убийства. На Боу-стрит до сих пор не выяснили, каким образом мисс Теннисон попала на островок в день своей смерти. Нет никаких предположений?
Арсено покачал головой.
– Должно быть, она поехала туда в сопровождении того, кто ее убил.
«Как ездила и с вами», – подумал Девлин, а вслух произнес:
– Любопытно, почему вы пришли со своей историей ко мне? Почему не сообщили все, что вам известно, на Боу-стрит?
Губы собеседника скривились в невеселой усмешке:
– Вы видели сегодняшние газеты? Там предполагают, будто Габриель и мальчики были убиты каким-то французом. И уже нынешним утром на двоих моих товарищей по плену налетела толпа, обзывая детоубийцами. Их наверняка прикончили бы, не проходи случайно мимо отряд Третьего добровольческого полка, который и спас несчастных.
Спутники остановились у ворот, где дожидался Том с экипажем.
– Почему вы так уверены, что я не выдам вас властям? – спросил Себастьян.
– Мне говорили, вы честный и справедливый человек.
– Кто вам такое сказал?
Втянувши щеки, француз отвел взгляд.
– Вы рискнули обратиться ко мне. Почему? – допытывался Девлин.
Арсено снова посмотрел в лицо виконту. Сейчас он был похож не на молодого ученого, а на солдата, который воевал, видел, как умирают люди, и, без сомнения, убивал сам.
– Все очень просто. Кто бы ни сотворил такое, я желаю его смерти.
Взгляды собеседников встретились. Эти мужчины сражались под разными флагами, возможно, не зная того, даже противостояли один другому на поле битвы. Но у них было больше общего друг с другом, нежели с теми, кто никогда не держал на руках окровавленных, искалеченных тел умирающих товарищей, кто никогда не ощущал грохочущую в жилах жажду крови, кто никогда не испытывал приступа скручивающего кишки страха или прилива спокойного мужества, исходившего от бесхитростного принятия судьбы.
– Рано или поздно власти выяснят, кто вы, – заметил Себастьян.
– Да, но это не будет иметь никакого значения, если прежде вы поймаете настоящего убийцу. – Держа руку у бедра, словно на эфесе шпаги, которой там больше не было, француз поклонился: – Милорд.
Девлин стоял у своей двуколки, глядя на хромавшего в сторону реки лейтенанта и лохматого рыже-черного пса, довольно трусившего рядом с ним.
Первым побуждением виконта было не обращать внимания на россказни Арсено о такой ерунде как призраки, бароны-разбойники и зарытые сокровища. Однако он смутно припомнил слова Лавджоя о каком-то местном предании, связующем рыцаря-тамплиера и островок.
– Это тот лягушатник, который был вам нужен, да, хозяин? – поинтересовался Том.
Себастьян вскочил на высокое сиденье экипажа.
– Он утверждает, что да.
– Но вы сомневаетесь?
– Когда дело касается убийства, я склонен сомневаться во всем. – Девлин собрал поводья и оглянулся на грума: – Ты веришь в привидения, Том?
– Я? Да бросьте, хозяин, – блеснул щербатой улыбкой мальчишка. – Хотите сказать, этот французишка – привидение?
– Нет. Но я слышал, некоторые люди считают, будто на Кэмлит-Моут обитает призрак.
– Дамы, которая себя убила?
– Черного рыцаря из двенадцатого века.
Том на минутку притих, а потом спросил:
– А вы, хозяин, верите в привидения?
– Нет, не верю. – Виконт повернул гнедых на дорогу, ведущую на север. – Но думаю, самое время еще разок взглянуть на Камелот.
