Текст книги "Когда рыдают девы"
Автор книги: К. Харрис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)
ГЛАВА 47
Вместо того чтобы вернуться на Брук-стрит, Девлин вначале отправился на поиски мистера Бевина Чайлда.
В маленьком тупичке, известном как Уайн-Офис-корт, рядом с Флит-стрит, располагалось почтенное заведение [45]45
Упомянут существующий и ныне один из известнейших пабов Лондона – « Старый чеширский сыр». Первые упоминания о заведении относятся к 1538 году. Расположенный в подвалах бывшего монастыря паб был уничтожен Великим лондонским пожаром 1666 года, но уже через год был отстроен, о чем упоминает круглая, как головка сыра, вывеска. Прямо у входа в паб справа – доска с именами пятнадцати монархов, на время правления которых приходилось существование этого почтенного заведения. В многотомной книге гостей – фамилии премьер-министров, послов, членов королевских семей. Но более всего «Старый чеширский сыр» славен своими литературными завсегдатаями. Не зря паб назвали «приютом литераторов за 300 лет».
[Закрыть], которое пользовалось популярностью у мужей науки и адвокатов из близлежащего Темпла. Приглушенный разговор с дородным официантом направил виконта вверх по узеньким ступенькам в прокуренный зал с обшитым досками низким потолком, где за столиком под массивными деревянными окнами антиквар в гордом одиночестве вкушал бифштекс по-ротэрхемски.
Он как раз подносил кусочек к открытому рту, когда поднял глаза, заметил приближавшегося Себастьяна и со звоном выронил вилку.
– Добрый вечер, – поздоровался виконт, опускаясь на диванчик с высокой спинкой напротив Чайлда. – Я удивился, услышав от слуги, что вас можно найти здесь. Насколько я помню, обычно вы по пятницам находитесь в Гоф-Холле.
Антиквар захлопнул рот.
– На этой неделе мой распорядок… нарушился.
– Как огорчительно для вас.
– Да, вы себе и не представляете. – Чайлд медленно поднял вилку, сжевал кусочек бифштекса и тяжело сглотнул. – Я… – Подавившись, он откашлялся и начал снова: – Я надеялся, мои вчерашние объяснения в музее удовлетворили вашу супругу.
Себастьян сохранял бесстрастное лицо, хотя, если честно, не имел ни малейшего понятия, о чем говорит собеседник.
– Уверены, что ничего не пропустили?
– Нет-нет, ничего.
Виконт подал сигнал официанту принести кружку горького пива.
– Расскажите мне еще раз, каким образом мисс Теннисон выяснила, что крест поддельный.
Чайлд опасливо зыркнул по сторонам и подался вперед, понижая голос.
– Вообще-то, по чистейшей случайности. Мы условились, что Габриель подъедет в Гоф-Холл в пятницу, чтобы взглянуть на артефакт. Я ожидал ее приезда в начале дня, но время шло, а она все не показывалась, и я уже перестал ее высматривать. И тут явился ремесленник, изготовивший крест. – Пухлое лицо ученого вспыхнуло от негодования. – Этот прохвост набрался наглости прийти незваным, чтобы снова предложить свои услуги. Я как раз в конюшне высказывал ему все, что думал о его предложении, когда повернулся и увидел на пороге мисс Теннисон. Она... Боюсь, она услышала достаточно, чтобы уловить суть происходящего.
– Откуда ей стало известно о причастности Джарвиса?
Антиквар нервно облизнул губы.
– От меня. Видите ли, Габриель угрожала разоблачением. Вот я и предостерег, что она даже не представляет, против кого и чего собирается выступить.
– И это сообщение не испугало ее?
– К несчастью, нет. Скорее наоборот, только сильнее распалило.
Себастьян обвел взглядом блестящее от испарины лицо толстяка.
– Кто, по-вашему, убил мисс Теннисон?
Чайлд прыснул.
– Вы находите мой вопрос забавным?
Антиквар отрезал следующий кусочек бифштекса.
– В сложившихся обстоятельствах – да.
– Он без подвоха.
Оставив еду, собеседник наклонился вперед:
– Честно?
– Честно.
Ученый муж снова стрельнул глазами по сторонам.
– Джарвис. Я считаю, лорд Джарвис убил ее – вернее, приказал убить.
– Любопытно. Видите ли, барон полагает, будто это сделали вы.
– Вы серьезно? – вытаращился Чайлд. – Я никогда бы не смог поднять руку на Габриель. Я любил ее! Любил с того самого момента, как впервые увидел. Господи Боже, ведь я хотел жениться на ней, несмотря на то, что отлично знал о припадках.
– О чем? – изумленно посмотрел на него виконт.
Антиквар прижал к губам салфетку.
– Понятное дело, Теннисоны предпочитают об этом не распространяться. И хотя, признаться, я никогда не замечал каких-либо признаков за Хильдеярдом или Габриель, нет сомнений, что в их роду это частое явление. Знаете, еще их прадед болел и, насколько мне известно, отец мальчиков – который викарием в Линкольншире – тоже ужасно страдает от приступов.
Себастьян уставился через стол на собеседника:
– О чем, разрази вас гром, идет речь? Какие приступы?
Чайлд недоуменно заморгал:
– Что значит «какие»? Падучей болезни, конечно же. Вот почему мисс Теннисон решительно отказывалась выходить замуж. Хотя у нее самой проявлений не наблюдалось, она опасалась, не передастся ли недуг будущим детям. Габриель называла его «фамильным проклятьем». Д’Эйнкорт, скажу я вам, из-за этого просто бесился.
– Д’Эйнкорт? Но почему?
– Наш досточтимый парламентарий может отрицать до посинения, но он, бесспорно, и сам страдает от припадков – хотя не в такой степени, как его старший брат. Когда мы учились в Кембридже, д’Эйнкорт чуть не убил намекнувшего на это сокурсника. – Запнувшись, Чайлд повторил собственные слова, словно только что понял их скрытый смысл. – Да, чуть не убил.
ГЛАВА 48
Виконт нашел жену в библиотеке, за столом перед открытой одной из записных книжек Габриель Теннисон.
Поза Геро выглядела непринужденной, но Девлин буквально видел звеневшее в каждой линии ее тела напряжение. Когда он остановился в дверях, жена подняла глаза, и на ее щеках выступил легкий румянец. Себастьян ощутил снова возникшую между ними настороженность, скованность, которой недавно не было, но не знал, какие слова сказать, чтобы ослабить неловкость.
Геро произнесла их за него.
– Не очень-то хорошо мы справились с ситуацией, да? Или вернее, я не справилась?
Приблизившись, он подтянул стул и сел напротив. Злость, переполнявшая его сердце на берегу Темзы, вытекла, оставив неожиданную опустошенность и гнетущую тяжесть, в которой Себастьян узнал печаль.
Он провел взглядом по сдержанно-спокойным чертам.
– Я бы остановился на «мы».
– Мне жаль, что все так сложилось, – натянуто сказала Геро, – но в своем решении я не раскаиваюсь.
– Полагаю, это правильное решение. Я восхищаюсь твоей преданностью отцу, хотя и не вполне согласен с ней.
Девлин с удивлением уловил, как по лицу жены пробежала слабая дрожь, но Геро по-прежнему жестко держала себя в руках. Лишь однажды Себастьян видел, как ее самообладание дало трещину: в подземелье старого Сомерсет-хауса, когда они вместе смотрели в лицо смерти – и зачали ребенка, который теперь рос в ее лоне.
– Я разговаривал с Джарвисом. Он посоветовал спросить у тебя, откуда ты узнала про его столкновение с Габриель Теннисон. Это она тебе рассказала?
– Не совсем. В пятницу вечером я гостила у матери, и тут с нижнего этажа донеслись сердитые голоса. Слов нельзя было разобрать, – сдержанные черты осветились слабым подобием улыбки, – не всех же Создатель наградил твоим слухом. Но мне показалось, будто я узнаю голос своей подруги. Поэтому я спустилась вниз, но только дошла до холла, как Габриель вылетела из библиотеки со словами: «Я предупредила Чайлда: если он продолжит эту затею, я разоблачу его – и вас заодно». Потом повернулась и заметила меня. Она просто… посмотрела на меня через холл и выбежала на улицу. – Геро на миг умолкла, и ее лицо сжалось от горя. – Больше я никогда ее не видела.
– Ты спрашивала у отца, что произошло?
– Спрашивала. Он ответил, что Габриель чересчур эмоциональная и явно неуравновешенная особа. Что у нее в тот день случилась какая-то ссора с Чайлдом, однако мне нет никакой нужды из-за этого беспокоиться.
– Твой родитель не очень-то хорошо знает тебя, правда?
Геро встретила взгляд Себастьяна с верувшейся в глаза улыбкой.
– Не настолько хорошо, как ему нравится думать. – Жена закрыла тетрадь, которую читала, и отложила ее в сторону. Теперь Девлин увидел, что это был перевод «Леди Шалот». – На следующий день я отправилась на террасу Адельфи, намереваясь поговорить с Габриель. К сожалению, она еще не приехала с раскопок.
– В котором часу это было?
– Точно не скажу, где-то после обеда. Я оставила Габриель записку, а тем же вечером получила вот что, – Геро вытащила из-под обложки тетради сложенный листок и протянула его мужу.
Развернув записку, Себастьян прочел:
« Геро, поверь, я меньше всего склонна упрекать кого-либо за поступки членов его семьи. Пожалуйста, непременно приезжай на раскопки на Кэмлит-Моут в понедельник, как мы договаривались. Тогда все и обсудим.
Твоя подруга, Габриель»
Задумчиво повертев в руках листочек, Девлин поднял глаза:
– Мисс Теннисон когда-нибудь рассказывала тебе, почему решила никогда не выходить замуж?
Его вопрос, похоже, застал Геро врасплох. Какой-то миг она выглядела озадаченной, затем покачала головой.
– Мы никогда этого не обсуждали. Я полагала, она считает, будто брак несовместим с жизнью, посвященной науке.
– А Бевин Чайлд утверждает, якобы в роду Теннисонов есть эпилепсия, и Габриель боялась, как бы недуг не передался ее детям.
Губы Геро приоткрылись, ноздри дрогнули от резкого вдоха.
– Эпилепсия? Это падучая болезнь, да? По-твоему, Чайлд знает, о чем говорит?
– Не уверен. Я поехал к Теннисонам, чтобы расспросить Хильдеярда, но он по-прежнему где-то разыскивает племянников. Нельзя отрицать, некоторые моменты теперь становятся понятнее: все эти странные фразы насчет здоровья преподобного Теннисона, превращение д’Эйнкорта в отцовского наследника, даже кое-что из сказанного о мальчиках.
– Думаешь, дети тоже могли страдать этой болезнью?
– Не знаю. Ты не замечала никаких признаков?
– Нет, но, если честно, мне почти ничего не известно ни о падучей, ни о ее признаках. А тебе?
– И мне тоже. – Себастьян поднялся со стула. – Зато я знаю, кому наверняка известно.
– Падучая болезнь?
Пол Гибсон перевел глаза с Себастьяна на Геро и обратно. Они втроем сидели в обшарпанных креслах в захламленной, приземистой гостиной доктора. Перед ними на коврике у камина дремал рыже-черный пес.
– Это же более распространенное название эпилепсии? – поинтересовался Девлин.
– Да, но… – Гибсон длинно выдохнул. – Не уверен, что многое вам сообщу. Я ведь хирург, а не врач общей практики.
– Вряд ли ты знаешь об этом меньше, чем мы.
– Ладно... – ирландец поскреб темное от щетины лицо. – Насколько я понимаю, пока точно неизвестно, чем вызывается данное заболевание, хотя теорий, конечно же, существует множество – одна нелепее другой. Но, похоже, наследственная составляющая и впрямь присутствует, по крайней мере в большинстве случаев. Подозреваю, что в действительности под этим названием кроется несколько различных нервных расстройств, которые возникают по разнородным причинам. Одни поражают главным образом маленьких детей, другие не проявляются лет до десяти-двенадцати.
– Именно в этом возрасте был старший сын «Старика с пустошей», когда отец лишил его наследства и завещал все д’Эйнкорту, – заметил Себастьян.
– И не существует никакого лечения? – посмотрела на доктора Геро.
– Боюсь, нет. Обычно таким несчастным предписывают подольше гулять. И еще воду.
– Воду?
– Да. Пить побольше воды, принимать длительные ванны, заниматься плаванием – говорят, помогает. Больные также… – Гибсон покосился на даму и захлопнул рот.
– Что? – поинтересовалась она.
Ирландец нервно заерзал и бросил умоляющий взгляд на Себастьяна.
– Ты не выйдешь на минутку со мной на кухню?
– Можешь говорить здесь. Все равно, когда приду обратно, то сразу же ей перескажу.
Хирург снова поерзал и прочистил горло:
– Ну ладно… Есть признаки… То есть, многие считают, будто судороги могут провоцироваться определенными видами деятельности.
– Какими?
Гибсон вспыхнул малиновым румянцем.
– Как я догадываюсь, – обронила Геро, – вы имеете в виду деятельность плотского характера?
Доктор, щеки которого покраснели уже до пунцового оттенка, кивнул.
– Думаю, такое мнение в немалой степени повинно в том, что болезнь считается постыдной, – предположил Себастьян.
– Да, это так. Установлено, что курение и злоупотребление спиртным тоже вызывают приступы. Любопытно, что обычно, говоря об эпилепсии, мы имеем в виду судорожные конвульсии. Однако она может проявляться и в мягкой форме. Бывает, больные просто на несколько минут становятся невосприимчивыми к окружающему. Они вроде бы в сознании, но кажутся отсутствующими. Затем приходят в чувство, но совершенно не помнят этого промежутка времени.
Девлин увидел, как Геро подалась вперед.
– Что? – спросил он, не сводя с нее глаз.
– С Габриель такое случалось. Не часто, но я дважды наблюдала подобное. Это было, словно она просто… уходила в себя на минуту. А потом вдруг снова становилась прежней.
Доктор кивнул.
– Иногда недуг не прогрессирует дальше. Но случается, что испытанное потрясение, волнение, испуг или иное переживание, которого мы даже толком не осознаем, может стать причиной острого приступа.
Геро покосилась на мужа:
– Но я все равно не понимаю, почему ты считаешь падучую болезнь ключом к убийству.
– У меня из головы не выходит рассказ Чайлда о том, как Чарльз д’Эйнкорт чуть не убил одного из соучеников в Кембридже за намеки в свою сторону. Большинство людей воспринимают эпилепсию как нечто позорное, как семейную тайну, которую, наравне с сумасшествием, следует скрывать любой ценой.
– А такого амбициозного и ни перед чем не останавливающегося типа как д’Эйнкорт еще поискать, – отметила жена. – Так что ты предполагаешь? Что у юного Джорджа начали проявляться признаки болезни? А когда Габриель отказалась отправить племянника обратно в Линкольншир, наш парламентский деятель убил ее и обоих мальчиков?
Шьен поднял голову и заскулил.
– Я думал не об д’Эйнкорте, – ответил Девлин, приседая на корточки рядом с собакой. – Никаких сомнений, он высокомерный, беспринципный лжец, но он еще и трус. Вряд ли парламентарий потащил бы труп своей кузины за десять миль от Лондона на какой-то заброшенный ров, о котором, скорее всего, не слышал и которого наверняка никогда не видел. И если бы кто-то наподобие Рори Форстера пытался шантажировать д’Эйнкорта, тот бы заплатил – не стал бы встречаться с вымогателем в темном лесу и стрелять в него в упор.
Геро круглыми глазами посмотрела на треплющего псу уши Себастьяна.
– Боже милосердный. Ты ведь не думаешь, что Хильдеярд… из-за Габриель? Но это невозможно, – покачала она головой. – Он же был в Кенте.
– Был. Но его имение находится всего в четырех часах быстрой езды от Лондона. Он мог скрытно уехать из Кента рано утром в воскресенье, прискакать в Лондон, убить сестру, отвезти ее тело на Кэмлит-Моут и поздним вечером вернуться в Кент. Нам известно, что адвокат находился в поместье, когда в понедельник туда прибыл гонец из Боу-стрит с сообщением о смерти Габриель, но я очень сомневаюсь, что полицейский поинтересовался передвижениями мистера Теннисона в день накануне.
За узким окном мелькнула молния, осветив лицо Геро мимолетной белой вспышкой.
– Но почему? По какой причине он совершил бы такое?
– Думаю, у твоей подруги случился припадок – гораздо сильнее тех, которые наблюдались у нее раньше. Возможно, он был спровоцирован душевным волнением от известия, что любимый ею человек собирается бежать во Францию, а может, их близостью, или даже страхом и возмущением, пережитыми, когда она узнала правду о подлоге Чайлда. Скорее всего, Габриель написала о приступе брату и заявила, что ему следует уведомить свою невесту о том, что в их роду есть эпилепсия. Вот тогда он и поспешил в Лондон.
Вдалеке пророкотал гром.
– Чтобы убить сестру? Не верю.
– Вряд ли Теннисон приехал с намерением убить. Мне представляется, он собирался поспорить с Габриель, но вспылил и в порыве ярости ударил ее ножом.
– А потом расправился с детьми? Нет, – покачала головой Геро, – он не настолько… дурной человек.
– Весьма сомнительно, чтобы Хильдеярд Теннисон считал себя дурным человеком. Подозреваю, на самом деле он винит сестру в том, что та довела его до смертоубийства. По моему опыту, люди убивают, когда ими завладевают чувства – будь то страх, жадность или гнев. Некоторые впоследствии так мучаются раскаянием, что сводят счеты с собственной жизнью. Но большинство достаточно эгоистичны, чтобы объяснять свой поступок как вынужденный или даже оправданный.
– Загвоздка в том, – вмешался Гибсон, – что у тебя нет никаких доказательств. Даже если выяснится, что Теннисон действительно уезжал из поместья в воскресенье, это лишь подтвердит, что у адвоката была возможность совершить убийство, но не факт его совершения. Д’Эйнкорт тоже располагал такой возможностью. И Чайлд. И Арсено.
– А мне непонятно вот что, – заметила Геро, – если ты прав – хотя я с этим не соглашаюсь, – с какой стати Хильдеярду прятать тела детей где-то в другом месте? У д’Эйнкорта на то была бы веская причина – отвлечь расследование от смерти мальчиков на Габриель. Но не у Хильдеярда. Он же каждый день мчался в Энфилд на поиски племянников.
– Разве? – Себастьян положил руку на бедро. – Нам известно, что во вторник Теннисон поехал на островок и с большим размахом устроил поиски. Но можно ли с уверенностью утверждать, что с тех пор он действительно все дни с утра до вечера провел там?
Поразмыслив, Геро покачала головой:
– Нет.
– Как знать, может, адвокат большую часть этого времени прочесывал Лондон в надежде найти детей – и заставить их замолчать.
– Но если мальчики живы, где же они?
Шьен подтолкнул застывшую ладонь Себастьяна, и тот снова принялся поглаживать лохматую рыже-черную шерсть, думая о том, как девятилетний Джордж говорил Арсено, что пса следовало назвать «Ромом». Не «Цыганом», а «Ромом». Перед глазами виконта внезапно предстал сине-белый nazar, висевший на шее старой гадалки, и точно такой же амулет на столе в детской рядом с треснувшей глиняной трубкой и глянцевым каштаном.
– Что? – спросила наблюдавшая за мужем Геро.
Себастьян выпрямился.
– Кажется, я догадываюсь.
– Хочешь сказать, догадываешься, где они похоронены?
– Нет. Думаю, дети не погибли. Мне кажется, что они ушли к цыганам-хейя-хейя-хо [46]46
Себастьяну приходит на ум строчка из старинной шотландской баллады "The Raggle Taggle Gypsy". Эта баллада (как и любая народная песня) существует во множестве вариантов и под разными названиями. Один из известнейших переводов – "Леди-цыганка" Маршака. Считается, что баллада основана на реальных событиях, даже называют имя лорда и леди – Джон, шестой граф Кассилис и его первая жена леди Джин Гамильтон.
[Закрыть].
ГЛАВА 49
Себастьян и Геро поспешили на террасу Адельфи в надежде, что гадалка еще там. Но клубившиеся над головой хмурые тучи уже заслонили большую часть лучей заходящего солнца. В окнах окрестных домов золотисто отблескивали фонари, а терраса лежала под темнеющим небом мокрая и пустынная.
– И что теперь делать? – спросила Геро, повышая голос, чтобы перекричать шум ветра и дождя.
Девлин устремил взгляд на вздувшуюся от ливня реку. Снова сверкнула молния, подсвечивая брюха грозовых облаков и отражаясь в неспокойной воде. Ночной сторож в старой шинели выковылял из-за угла и направился к своей будке. Одной рукой он придерживал от ветра шляпу, в другой держал фонарь с закрытыми шторками.
– Да-а, похоже, впереди та еще ночка, – заметил он, завидев супругов.
– Похоже, – согласился виконт. – Мы ищем цыганку, которая обычно на этом месте гадает по руке. Не знаете, где ее найти?
– Что-то украла у вас, да, сэр? Грязные вороватые бездельники, все ихнее племя.
– Нет-нет, она ничего не украла. Но моя жена, – Себастьян кивнул на Геро, которая постаралась принять как можно более доверчивый и заинтересованный вид, – горит желанием, чтобы ей предсказали судьбу.
Сторож сморгнул. Однако он явно не впервые сталкивался со странностями богачей, поэтому ответил:
– По-моему, эта ворожка из той шайки, что летом стоит табором в Девяти Вязах. Я видел раз или два, как она садилась на паром.
Деревушка Девять Вязов лежала к югу от реки, за Ламбетом и Воксхоллом, в болотистой низине, известной своими ветряными мельницами, зарослями лозняка и полянами с крапивой и рутой.
– Спасибо, – поблагодарил Девлин и повернулся, чтобы дать распоряжения кучеру и подсадить Геро в карету.
– Странно, что вы полюбопытствовали про цыган, – добавил ночной сторож.
Задержавшись на подножке, Себастьян оглянулся:
– Это почему же?
– А мистер Теннисон тоже меня про них спрашивал, – ответил старик, – всего пару часов назад.
Цыганский табор обнаружился на лугу возле поросшего ивами ручья. С полдюжины кибиток на высоких колесах стояло полукругом в стороне от дороги. Сырые костры лениво потрескивали в сумерках. Синий дым смешивался с туманом, ветер доносил острый запах горящих дров, чеснока и лука. На краю разбитого лагеря, вскидывая головы, нервно ходили боком спутанные кони, и лошадиное ржание сливалось с перекатывающимся в темном небе громом.
Виконт подал знак кучеру остановить карету, и тут из-под кибиток с гавканьем выскочила свора тощих рыжих собак. Высокий мужчина в широкополой черной шляпе и белой рубашке подошел к крайней повозке и остановился, устремив взгляд на чужаков. Он не сделал ни единого движения, чтобы приблизиться – просто стоял, поддерживая одной ладонью чашу своей глиняной трубки, и наблюдал из-под полей шляпы, как собаки окружают экипаж.
– И что нам теперь делать? – спросила Геро, между тем как лающая и рычащая стая заскакала вокруг кареты.
– Оставайся на месте. – Распахнув дверцу, Себастьян спрыгнул на землю, схватил из-под ног камень и швырнул в собак. Те тут же ретировались, опустив уши и поджав хвосты.
– Впечатляет. Этому ты тоже научился в Испании? – Геро присоединилась к мужу, но Девлин заметил, что она держит одну руку в ридикюле.
– Даже если у тебя нет камня, наклонись и сделай вид, будто ты его бросаешь – подействует точно так же.
– Постараюсь запомнить.
Они пошли по болотистому лугу к табору, задевая одеждой высокую мокрую траву. Уже можно было рассмотреть женщин в пышных цветастых юбках и других мужчин, которые сидели у костров, делая вид, будто не замечают прибывших. Но дети держались в тени, тихие и молчаливые, поглядывая черными, враждебными глазами.
– O boro duvel atch pa leste, – обратился Себастьян к стоявшему особняком у крайней повозки цыгану.
Тот фыркнул и глянул исподлобья, сжимая в зубах черенок трубки. У мужчины было темное от загара лицо, густые сивые усы и курчавые черные волосы, щедро посеребренные сединой. Левую бровь пересекал бледный шрам.
– Старуха, которая предсказывает судьбу на террасе Адельфи, – продолжал виконт на цыганском, – мы бы хотели с ней поговорить.
Предводитель табора молча смотрел на Девлина. Ни один мускул на его лице не шевельнулся.
– Мне известно, что у вас есть двое маленьких гадже [47]47
Гаджо(мн. ч. «гадже») – практически означает «нецыган». Само слово происходит от индийского слова «гавджа» – «деревенский житель» и является однокоренным к цыганскому слову «гав» (деревня).
[Закрыть], – вел дальше Себастьян, хотя и не был уверен в этом, а всего лишь полагался на интуицию. – Мальчик девяти лет и второй помладше – трех.
Цыган языком передвинул во рту трубку.
– К чему это вы? – спросил он на английском. – Будто мы неспособны нарожать собственных ребятишек, поэтому нам приходится воровать ваших?
– Я не обвиняю вас в похищении. Я знаю, что вы укрыли детей от человека, который убил их родственницу. – Собеседник по-прежнему пристально смотрел, и виконт добавил: – Мы не желаем мальчикам зла. Но у нас есть причины полагать, что убийце теперь известно, где они прячутся.
Геро тронула мужа за руку:
– Девлин…
Он повернул голову. В проеме ближайшей кибитки появилась гадалка с террасы Адельфи, державшая за руку малыша. Темно-русые волосы обрамляли чумазое личико мягкими локонами, словно у девочки, но ребенок был одет не в платьице, а в синий костюмчик с короткими рукавами. Штанишки, пристегнутые к пиджачку, порвались на коленке, видневшаяся белая рубашка с оборчатым воротником запачкалась. Мальчик уставился на новоприбывших круглыми, серьезными глазами.
– Привет, Альфред, – протянула к нему руки виконтесса. – Помнишь меня, мой хороший?
Цыганка отпустила его ладошку, и после минутного колебания малыш пошел к Геро. Та подхватила его с повозки и прижала к себе, на один предательский миг зажмурив глаза.
– А старший? – спросил Себастьян. – Где Джордж?
Ему ответила старуха.
– Он ходил с нашими мальчишками вниз по реке ловить ежей. Дети уже возвращались в табор, когда их по дороге перехватил мужчина в двуколке и увез парнишку.
– Как давно? – вскинулся Девлин.
– Час назад. Может, и побольше.
– Господи Боже, – прошептала Геро, встречаясь взглядом с мужем.
Выуживая из кармашка золотые гравированные часы, виконт повернулся к усатому цыгану:
– Даю четыреста фунтов за самого быстрого из ваших коней и седло, а часы оставляю как залог до того времени, когда смогу заплатить деньги. А для уверенности, что вы действительно дадите мне лучшую лошадь, обещаю: если успею догнать двуколку – набавлю еще столько же.
– Мы же не знаем, куда они направились, – вмешалась Геро.
– Не знаем. Но я догадываюсь. Думаю, Хильдеярд повез мальчика на Кэмлит-Моут.
