Текст книги "Вознесение (ЛП)"

Автор книги: К. Кроуфорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Глава 20. Лила

Спустя один завтрак и две холодные ванны я шла с Самаэлем по улице. Даже после ледяной воды я просто не могла перестать думать о том сне, чёрт возьми. Три раза он замечал, как я пялюсь на него, и каждый раз моё лицо откровенно полыхало.

Но я сохраню этот секрет в тайне.

Пока мы шли, мой разум ощущался оглушённым, помутившимся. Совершенно невыспавшимся. Холодный ветер пронизывал меня насквозь, но сегодня ярко светило солнце. Я покрепче закуталась в плащ.

Хорошие новости заключались в том, что от усталости приглушалась нервозность из-за предстоящего разговора с мамой. Мне вовсе не по душе было сообщать ей, что её родная дочь инсценировала собственную смерть и примкнула к культу убийц. Особенно учитывая то, что теперь мама протрезвела и не погрузится в дымку джина. Ужас всего этого будет отчётливым.

Пока мы шли по залитым солнцем улицам к монастырю, Самаэль бросил на меня резкий взгляд.

– Почему ты постоянно смотришь на меня так?

Мои щёки покраснели, но я натянула нейтральную мину.

– Как – так?

– С таким накалом. Какие планы и махинации назревают в твоём мозгу теперь? Ты же вечно что-то замышляешь, не так ли?

«О, ничего такого. Всего лишь замыслы, включающие шёлковые путы и твои прикосновения ко мне».

Я прочистила горло.

– Ты сказал мне, что ты опасен. Вот я и не теряю бдительности, вдруг ты сорвёшься и попытаешься меня убить.

– И как ты представляешь себе нашу схватку, если до такого дойдёт?

– Может, я призову ветку дерева, которая тебя задушит.

Самаэль резко остановился, повернувшись ко мне.

– Как? Данная разновидность магии… – он умолк. Что-то в этом реально нервировало его.

– Что? – спросила я.

Он покачал головой.

– Это напоминает мне кое-что, что я предпочёл был забыть.

– Ты собираешься сказать мне, что это, или мне придётся привязать тебя и выведать пытками?

Он сощурился.

– О чём ты говоришь?

– В твоём замке обитает нечто тёмное. Злобное присутствие. Может, трагедия. Ты знал, что существует древняя легенда? Король так сильно любил женщину, что заточил её в Железной Крепости. Будучи взаперти, она лишилась рассудка.

Тени омрачили его глаза.

– Я не эксперт в любви, но сдаётся мне, это не так работает.

Мою грудь сдавило от раздражения. Почему он не может просто сказать мне правду?

– Но ведь на деле всё было иначе, не так ли? – настаивала я. – Это был не король. Это был ты. Ты первый жил в замке. В той комнате, которую ты держишь запертой, жила женщина. И ты с тех пор не переделывал её комнату. Она что-то значила для тебя.

– Это была не любовь, – в его тихом голосе звучали резкие нотки, почти предостережение.

– Тогда почему ты сохранил её комнату в таком виде?

– Чтобы напомнить себе, как ощущается зло, и что мне никогда больше не стоит ослаблять бдительность.

Я почувствовала, как моя кровь стынет в жилах.

– Она была демоном?

Языки пламени осветили его глаза.

– Да. И мне стоило убить её при первой же встрече.

По моей коже скользнул страх.

– Почему?

– Демоны не умеют любить. Они могут лишь притворяться, изображать любовь. Демоны искажают твой разум и сердце, пытаются высосать из тебя жизнь, чтобы что-то почувствовать. И я совершил ошибку, согласившись жениться на ней. Она была опасной и вероломной. Но мы почти дошли до монастыря, и я уже рассказал больше, чем тебе нужно знать. Всё это было сотни лет назад. Это не имеет никакого отношения к чему-либо.

Я ощутила странный укол ревности из-за того, что Самаэль уже был женат. Неудивительно, что призрак как будто видела во мне угрозу. И я чувствовала её зависть.

Мы свернули на площадь Сангвина, где короли когда-то сжигали предателей и еретиков. В наши дни мясники продавали здесь мясо; солнце заливало торговые прилавки, в воздухе пахло кровью. Монастырь Святых Сестёр стоял прямо напротив.

Наконец, мы добрались до сверкающих белых ворот монастыря – старой деревянной конструкции над каменным входом. Самаэль толкнул дверь и шагнул на каменную дорожку.

Я обхватила себя руками, готовясь к разговору, который вот-вот случится.

Пройдя через старые ворота, я обратила внимание на архаичную красоту этого места. Готическое здание из тёмного камня возвышалось перед нами, а справа простирался двор, окружённый арочными проходами. Пара Святых Сестёр шла мимо фонтана со сложенными руками и серьёзными лицами.

Слева находилось кладбище с покосившимися надгробьями, которые торчали из земли как костлявые каменные пальцы. В былые времена люди думали, что надо обязательно быть похороненным на монастырском кладбище, иначе не попадёшь в Рай. Так что тела хоронили друг над другом, образуя целые стопки мёртвых под землей. Видимо, это был единственный способ обеспечить себе роскошную загробную жизнь.

Но когда по воздуху разнёсся пронзительный завывающий звук, я с нарастающим ужасом осознала, что сегодня вовсе не встречусь с Трезвой Мамой. Трезвой Мамы здесь не было. Потому что персоной, которая распевала альбийскую народную песню про куртизанку по имени Люси, определённо была Пьяная Мама. Песня была одной из её любимых для распевания за бутылкой джина.

Во мне заискрило раздражение. Весь смысл оплаты этого места сводился к тому, чтобы отучить её от джина. Глубоко вздохнув, я показала в сторону одного из арочных проходов на другой стороне двора.

– Я слышу её там.

– Этот звук? – шаги Самаэля эхом отражались от песчаника, когда мы вошли в один из арочных коридоров. – Этот звук – твоя мать?

– С тех пор, как Элис ушла, она вот так топит свои печали, – моя грудь ощущалась пустой, полой. – Раньше я винила в этом тебя. Все думали, что ты убил Элис. А теперь я виню Элис.

В его глазах сверкнуло непонимание и сильное любопытство.

– Иметь семью кажется проблематичным. Это того стоит?

«Хороший вопрос».

– Да, – сказала я наконец. – Без них я чувствовала бы себя очень одинокой. А у тебя вообще нет семьи?

– Нет. Я был сотворён, а не рождён.

Когда мы свернули за угол, я нашла её в коридоре с открытыми арками. Поблизости находилась распахнутая дверь, за которой виднелась неприбранная комната с незаправленной кроватью, видимо, принадлежавшая ей.

Она с закрытыми глазами сидела на деревянной скамейке, привалившись к стене и выглядя такой же, как и всегда. Те же красные следы джина расцвели на её носу. Её волосы превратились в спутанное месиво колтунов. Она задремала с куском хлеба в руке, и голуби смотрели на неё, надеясь на крошки, усеивавшие её юбку. Единственным заметным отличием было длинное белое платье. Ну хотя бы она выглядела чистой.

Холодный зимний ветер играл с её юбками и спутанными волосами. Она сжимала фляжку джина, и её дыхание превращалось в клубы в воздухе.

Я села рядом с ней и дотронулась до её руки. Она слегка всхрапнула, но глаза оставались закрытыми.

– Мам, – я крепче сжала её руку.

Её глаза распахнулись, и она дёрнулась с воплем, едва не выронив свой джин. Осоловелый взгляд её глаз медленно скользнул ко мне. Её лицо согрела улыбка, выражение смягчилось.

– Вот и ты. Моя девочка. Ты всегда была моей любимицей.

Я улыбнулась в ответ.

– Вот как?

Она моргнула.

– О. На секунду мне показалось, что ты Элис.

Весь воздух покинул мои лёгкие, и глаза защипало.

– Нет, всего лишь я.

Она выглядела опешившей, заволновавшейся.

– Ты тоже была моей любимицей, Лила. Я любила вас обеих. У матери может быть несколько любимиц.

– Если бы Элис была здесь, ты бы перестала пить джин?

Она хмуро посмотрела на меня.

– Они пытались забрать моё лекарство, но без него мне плохо. Я трясусь и безумствую. Теперь они понимают, что мне это помогает.

– Тебе не нужно столько лекарства. Тебе с каждым днём нужно чуть меньше.

Она просияла.

– Ты пришла навестить меня, – радостно сказала она. – Я скучала по тебе.

Я сделала глубокий вдох.

– Тебе кое-что нужно знать. Я не хочу, чтобы ты слишком обнадёживалась, мама, потому что она превратилась в нечто совершенно иное. Но она жива.

Она схватила меня за руку, и радость озарила её черты.

– Элис?

Боже, мне надо выложить всё побыстрее, пока она не слишком обрадовалась.

– Да, но она оказалась в культе убийц. Они убивают людей.

Она моргнула, уставившись на меня.

– Это звучит неправильно. Убийцы?

– Это и есть неправильно, мама, но именно это и происходит. Они – альбийские националисты, которые хотят убить всех, кому здесь, по их мнению, не место. Она в этом культе вместе с Финном.

Голуби ворковали у ног мамы, клюя крошки.

– Никакого Финна! Ты же не сделаешь ей ничего плохого, нет?

– Почему ты думаешь, что я сделаю ей что-то плохое?

Она склонила голову набок.

– Из-за того, что ты такое, Лила.

Моё сердце гулко застучало, и я схватила её за руку. Она правда знала больше, чем рассказывала. Я быстро и украдкой обернулась к Самаэлю, убеждаясь, что он не в пределах слышимости. Он остался в арочном проходе, слишком далеко, чтобы подслушать. Как я и просила, он дал нам уединение.

Повернувшись обратно, я прошептала:

– Что я такое, мама?

Она поднесла палец к губам, хихикая.

– Шшшшшш. Секрет, да? Всегда так много секретов. И вот ведь какая фишка с секретами… они давят тебе на грудь и через какое-то время сокрушают тебя, не так ли? Потому что когда у тебя есть секреты, ты совершенно одна. Есть только ты и твои секреты, и они похоронят тебя заживо.

– Тогда расскажи, мама. Это важно, и ты почувствуешь себя лучше. Ты почувствуешь себя менее одинокой. Менее погребённой.

– У тебя тоже есть секреты, не так ли? – её взгляд скользнул за меня туда, где стоял Самаэль. – Кто это?

«О, всего лишь мой жених, Ангел Смерти».

– Не волнуйся о нём, мам. Я хочу знать, кто я. Откуда я взялась.

Она глотнула из своей фляжки, затем поднесла ладонь ко рту, смеясь.

– Ну, я же не могла сказать людям правду, да? Это неестественно. Я подумала, что они могут тебя убить.

Теперь моё сердце стучало ещё чаще, и я крепче стиснула её руку.

– Что неестественно?

– Я сказала, что нашла тебя на пороге. Но это неправда, потому что на деле… – её осоловелый взгляд скользнул влево. – Я шла домой с Элис, мимо Монастыря Шипов. Ты ведь знаешь руины двора? Там, где по камням стелется розовая чайная роза. Вот там я тебя и нашла плачущей в забытом уголке.

Я уставилась на неё. Не такую историю она рассказала мне давным-давно.

– Кто-то оставил меня в корзинке среди руин.

– Не в корзинке, нет. Это было бы более нормальным. Самое странное то… что ты была измазана в земле, милая. И мне показалось, будто я видела, как ты выползла из земли. Будто ты выбралась из самой земли. Процарапала себе путь. Ты восстала из земли.

У меня отвисла челюсть.

– О чём ты говоришь?

– Ты выбралась из почвы. Ты была всего лишь маленьким младенцем, но оказалась достаточно сильна, чтобы выбраться из земли. Как растущий гриб. Очень неестественно. Но чем бы ты ни была, я не могла бросить тебя там, верно? Кем бы ты ни была, ты была голодна. Ты всегда была такой голодной. Ночами ты кричала и кричала, прося молока.

Ужас пронзил меня до костей.

– Кто-то похоронил меня?

Мама пожала плечами.

– Не знаю. Я подумала, что, должно быть, именно это и случилось, но у меня возникло странное чувство… будто ты выросла там как цветок, – она покачала головой. – Знаю, это не имеет смысла. Тогда я ещё кормила Элис грудью. Что плохого? Я могла покормить и тебя. Это было нелегко, надо сказать, – добавила она со слабым смешком. – Ты хотела столько молока. Я думала, ты превратишь меня в высохшую шелуху. Но я не могла бросить ребёнка в грязи. Я хотела уберечь тебя. И я знала, что ты не обычная. Пока ты была маленькой, твои глаза были чёрными как ночь…

Моё сердце ухнуло в пятки.

– Что?

– Я испытала такое облегчение, когда они снова стали нормальными. Потому что я знала… я знала, что что-то не так. Что-то было неправильно. Но я всё равно тебя любила. Я позволяла людям увидеть тебя только тогда, когда ты спала, чтобы они не заметили твои чёрные глаза.

У меня пересохло во рту. Какого хера? Я не была бездушным демоном. У меня не было осязаемых доказательств, что у меня есть душа, но очевидно же, что она у меня имелась, чёрт подери. Я испытывала чувства. Я любила людей.

Я с трудом сглотнула.

– Элис знает?

Глаза мамы остекленели, но она кивнула.

– Этот секрет сокрушал меня. Как я и сказала, секреты заставляют тебя чувствовать себя одинокой. Она постоянно спрашивала, откуда ты взялась. И мы всегда были так близки. Так что однажды я ей рассказала. Но это её расстроило. А потом она просто исчезла.

Что-то скрутило мою грудь. Слова призрака до сих пор звенели в моём сознании. «Признайся, кто ты».

– Всё со мной так, мама, – сказала я, оправдываясь, но сама больше не верила в это. – Откуда бы я ни взялась, я не зло.

Она как будто меня не слышала. Её взгляд снова расфокусировался.

– Я всегда знала. Две мои девочки, такие разные, но такие похожие. Одна светлая, другая тёмная. Одна добрая, другая злобная. Но я всё равно любила вас обеих.

– Я не злобная, – хрипло прошептала я.

Слова призрака змеились в моей голове незваными лианами. «Тебе суждено быть одной».

– Заткнись, – прошептала я.

Мамины глаза снова закрывались, она уже не слушала. Она обмякла на скамейке, привалившись головой к холодному камню.

Мои глаза щипало от слёз, но я встала с гулко колотящимся сердцем и повернулась к Самаэлю. Я поспешила к нему, отчаянно желая уйти отсюда.

Когда я добралась до него, он прикоснулся к моей руке.

– Что она сказала?

Я моргнула, пытаясь прогнать слёзы с глаз. Конечно, есть вероятность, что она просто пьяна в хлам.

– Что Элис была её любимицей. И она просто пьяна. Ничего важного. Бессмыслица какая-то. Мне придётся поговорить со Святыми Сёстрами, чтобы ограничили ей алкоголь.

Взгляд Самаэля скользнул к маме. Его челюсти сжались, и он прошёл мимо меня. Я хотела схватить его за руку, но он двигался слишком быстро. Он собирался сам допросить её?

– Самаэль!

Но он прошёл мимо неё, прямиком в её комнату. Мгновение спустя он вышел оттуда с одеялом. Он накрыл её одеялом, подоткнув по бокам, чтобы ей было тепло. Затем он посмотрел на неё, выглядя при этом озадаченным.

Он забрал фляжку из её руки и вылил джин на камни.

Сделав это, Самаэль вернулся ко мне, хмуря лоб.

– Я поговорю со Святыми Сёстрами.

Я молча стояла в шоке. Это так… порядочно с его стороны. Но я всё равно не могла рассказать ему то, что она мне сообщила. Он начнёт думать, что я демон, который имитирует эмоции. Как его бывшая жена.

Я уже чувствовала это – как секрет гложет меня изнутри. Знание, которое оставит меня в одиночестве.

«Где-то в глубине души я могу быть злобной».

В кои-то веки мне хотелось оказаться одной в той маленькой комнате. Может, теперь я уже не так боялась призрака.

Если я выбралась из почвы под старыми руинами, может, этой сучке самой стоит бояться меня.

Глава 21. Лила

После обратной дороги в замок по холоду, я проспала несколько часов, свернувшись под тёплыми одеялами.

К тому времени, когда я снова проснулась, ужин уже ждал в подъёмнике, и я быстро умяла жареную курицу с пастернаком. Мама говорила, что я была вечно голодной, и тут она не ошибалась. Может, демоны много ели. В любом случае, видимо, новости о моей возможной злобности не испортили мне аппетит.

За едой я обдумывала тот факт, что теперь я скрывала от Самаэля настоящий секрет. Возможно, я была демоницей. И если я скажу ему об этом, он будет убеждён, что все мои эмоции абсолютно фальшивы.

Мама говорила, что секреты заставляли тебя чувствовать себя одинокой, погребённой под бременем. Но я всё равно оставлю эту тайну при себе. Это не такой секрет как тот факт, что я перепихнулась с трубачом из ансамбля в Библиотеке; или что я однажды украла у мистера Вентворта кусок масла, съела его за раз, а потом выблевала; или что каждый раз при посещении наружного туалета я боялась, что туалетная змея выпрыгнет и ужалит меня за задницу.

Это даже не секрет в духе «я видела во сне, как ты меня связал и устроил эротические пытки».

Это такой секрет, который подвергнет мою жизнь опасности. Если это станет известно… ну, может, предупреждение призрака сбудется. Может, мне вырвут сердце, а тело вышвырнут в окно.

Но теперь возникла реальная дилемма. Потому что я должна привести Самаэля к Финну и Элис, а Элис знала правду обо мне. Если мы притащим её сюда, она может попросту рассказать ему всё.

И где я потом окажусь?

Мёртвой во рве.

Я запила ужин большим глотком вина.

Мне приходилось балансировать на очень тонкой грани – работать против Свободного Народа, пытаться одержать над ними победу, при этом утаивая секреты от моих союзников… но при этом, возможно, затыкать пленнице рот, если это могло привести к моей смерти.

Я не могла доверять ни единой живой душе и чувствовала себя до боли одинокой.

Теперь, когда солнце всё ниже опускалось над западным берегом реки, моё время было на исходе. Мне нужно готовиться к фестивалю Волчьей Охоты. Мне нужно что-то придумать, и побыстрее.

Для сегодняшнего вечера у меня имелось прекрасное платье. Оно было зелёным, с длинными рукавами и облегающим корсетом. Я надела его, и шёлк просто роскошно ощущался на коже. Сзади всё замысловато застёгивалось на пуговки, и я еле как дотянулась, чтобы справиться с ними. Надев платье, я собрала маленькую сумочку и взяла нож, который украла с кухни. Я больше никуда не пойду без оружия.

Как раз когда я взялась за плащ, в дверь постучали.

Открыв её, я обнаружила в коридоре Освальда, стоявшего с серебряным подносом в руке. Свет факела подрагивал на его бледной коже, зелёных глазах и тёмных волосах.

– Это вам, пока вы не отправились на вечер с графом.

Я улыбнулась. Он принёс мне ещё один фруктовый пирог и чашку горячего кофе… вместе с тремя подвесками из жёлудей.

Я взяла поднос из его рук.

– Ты просто ангел. Не буквально. О, тут есть сливки и виски! Я хотела попробовать.

– Как ваш призрак?

Я выгнула бровь.

– Теперь ты мне веришь?

Он сдул с глаз завиток волос.

– Я верю, что вы в это верите, так что это достаточно реально.

Я поставила поднос на комод, затем налила в кофе немного сливок и виски.

– Ну, прошлой ночью призрак избила меня чуть ли не до полусмерти и топила водой из рва. Но чёртовы жёлуди работают, пока они при мне. Так что спасибо, что принёс, – я взяла с подноса одну подвеску-жёлудь и повязала себе на шею. – Этот маленький дубовый орешек – единственное, что не даёт призраку убить меня.

***

Я нашла Самаэля на улице. Он был одет в костюм насыщенно-угольного цвета с отличным кроем. Было слишком холодно, чтобы выходить без плаща, но он его всё равно не взял, лишь захватил какую-то сумку через плечо. Без капюшона я видела всё его поразительно красивое лицо, и высокие скулы подчёркивались лучами садящегося солнца. Румяные отсветы сверкали в его бледных глазах, и его волосы как будто золотились.

Я покрепче закуталась в плащ.

– Пешком пойдём?

– Мы перелетим через реку. Можно приземлиться на берегу реки, а потом пройти через туннель. Я взял маски.

– Какие?

– Для меня лев. Для тебя барсук.

Я нахмурилась.

– А ничего повеличественнее барсука не нашлось?

– Разновидность животного на самом деле не важна, не так ли? – сказал Самаэль. – Перед нами стоит миссия остановить вражескую армию. Смотри на картину в целом.

– И тем не менее, ты не выбрал барсука себе, так?

– Я был сотворён тысячелетия назад из первобытных облаков звёздной пыли как небесный бич зла. Я не буду барсуком.

– Ладно.

– Есть и третий вариант, если хочешь. Там есть ёж, – Самаэль наклонился и подхватил меня на руки. Я держалась за него, наслаждаясь ощущением его сильного тела так близко ко мне. Его пальцы обхватывали мои рёбра и бёдра.

Его величественные крылья расправились за спиной, и золото сверкнуло в лунном свете. Дух захватывает. Когда его крылья захлопали по воздуху, мы поднялись в тёмные небеса.

– А зачем три маски? – спросила я.

– Соуриал присоединится к нам.

– О, хорошо. Я начинала скучать по нему.

– Ты скучала по нему? – уголок его губ дёрнулся. – Он не питает к тебе нежных чувств, поскольку ты едва не убила его.

– Так вот почему он не приходил увидеться со мной.

– Почему ты скучаешь по нему? – его голос окрасился раздражением.

– Мне было одиноко в комнате, где ты меня запер.

Самаэль сощурился.

– И ты думаешь о нём, когда тебе одиноко?

– Я подумала о нём раз или два. В основном я думаю о призраке твоей покойной жены, который пытается меня убить. Не то чтобы ты мне верил, так что я даже не знаю, зачем пытаюсь.

Он притих, размышляя. Чернильно-чёрные ресницы, контрастировавшие со светлыми глазами, поистине завораживали.

– У моей покойной жены не было души, – тихо сказал Самаэль. – Ни души, ни духа, ни призрака.

В моём горле встал ком.

– Как ты можешь быть так уверен, что у неё не было души?

– Это всегда было известно среди ангелов. Когда видишь демона, под поверхностью ничего нет, лишь пустота в глазах. Демон не может испытывать настоящую любовь или даже ненависть. Временами они притворяются, будто испытывают эмоции – будто они любят, плачут или боятся. Но демоны живут в онемевшем состоянии, – его голос казался отрешённым, доносившимся из тьмы. – Внутри они пустые.

Или он ошибается, или я не демон. Видит Господь, эмоции у меня были.

Его светлые глаза пронизывали меня.

– Почему ты так заинтересовалась демонами?

– Если мы собираемся сразиться с демонами, может, нам стоит их понять.

Самаэль нахмурился.

– Тебе не нужно их понимать. Только убивать. Я видел достаточно, чтобы знать – если ты хоть на мгновение ослабишь бдительность, если совершишь ошибку и доверишься одному из них хоть на секунду, они тебя уничтожат. Они всегда оставляют за собой след крови и разрушения. Если у них есть душа, она невообразимо извращена. Я знаю, что они не испытывают чувств как мы. У них нет эмоций. У них нет сопереживания. Демоница может смотреть, как её ребёнок умирает перед ней, и ничего не почувствовать. Под этой онемелостью они жаждут чувствовать. Вот что заставляет их творить безумства.

В моём нутре взбунтовалась тошнота.

– Неспособность чувствовать не означает отсутствие души.

Его взгляд медленно скользнул ко мне.

– Есть причина, по которой ты спрашиваешь об этом, и это не просто любопытство.

Я отвела от него взгляд.

– Забудь. – «Смени тему, Лила». – Мне можно будет пригласить людей на нашу фальшивую свадьбу?

– Твою сестру Элис? Твоего друга Финна? Или ты хочешь позвать ещё кого-нибудь из Свободного Народа?

– Ты реально на взводе. Интересно, почему же. Может, дело в неудовлетворённости?

Я услышала, как в его горле зародилось низкое рычание.

Пока мы летели, я смотрела на город внизу, подмечая головокружительный вид на здания – некоторые из тёмного камня, некоторые бело-костяного цвета с изящными сводами и пиками. Мы скользили над византийскими улицами и старыми руинами, заросшими лианами и цветами. Сложно было не поражаться этому месту, его загадочности и чудесам. Город был мрачным и в то же время душераздирающе прекрасным.

Может, я любила его потому, что родилась из его почвы. Мне хотелось, чтобы Самаэль увидел его таким, каким его вижу я.

– Ты знал, что тысячи лет назад королева сожгла этот город дотла? – спросила я. – Говорят, она была колдуньей. Потому что тогда мужчины не позволяли женщинам править, так что они сделали немыслимые вещи с королевой и её дочерьми. В ответ она перерезала их всех и сожгла всё это место. И теперь раз в год, 1 мая, мы коронуем королеву в центре города. Кто-нибудь сплетает венок-корону из фиолетовых цветков под названием «анютины глазки». И она получает меч, чтобы символично зарубить любого, кто хочет забрать её корону.

– Очаровательно. У тебя сердце вырваться готово, между прочим, – его низкий бархатистый голос вызывал у меня желание прильнуть к нему поближе. – Это происходит каждый раз, когда я лечу с тобой. Ты боишься высоты?

Нет. Когда я находилась рядом с ним, моё сердце бешено стучало совсем по другой причине.

– Не особенно. Но разве не ты мне сказал бояться твоей стороны жнеца?

– Я бы тебя не убил. Я могу убить всех остальных. Но ты можешь стать исключением.

Вот теперь моё сердце забилось ещё чаще.

– Почему?

Самаэль посмотрел мне в глаза, испепеляя взглядом.

– Может, мне нравятся твои странные лопочущие истории о Доврене… и то, как ты заставляешь этот отвратительный город оживать.

– Почему ты подставился под стрелу ради меня?

– Ты смертная. Ты легко ломаешься. Я всё просчитал.

Вот только смертные дети не выползают из почвы, а смертные женщины не призывают из земли смертоносные ветки.

Но смертная, да. Пока что остановимся на этом.

Пока мы не захватили в плен Финна или Элис, а там мне придётся придумывать, что, чёрт возьми, сделать дальше, чтобы меня не раскрыли.

Мы начали опускаться ниже к городу.

– Лила, – пробормотал Самаэль. – Я снова слышу, как колотится твоё сердце.

На сей раз тут действительно примешивался страх.