Текст книги "В Каталонию (СИ)"

Автор книги: К. Донских

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Очередное дерево с достаточно широким и крупным стволом встретилось на пути. Никитка попытался на него залезть, но из-за отсутствия сучьев у подножия, он быстро скатился к земле.

Вторая попытка была более удачной, когда он с небольшого разбега запрыгнул на ствол и зацепился зыбкими пальчиками за выпуклую и грубую кору. Задержавшись в таком положении несколько секунд, Никитка подпрыгнул всем телом выше и впился ладонью в острый торчащий сук. Превозмогая боль, он обхватил его и ещё долго держался, чтобы не упасть. Далее его правая ножка уже стояла на суку, а руки на ощупь искали другие выступы.

И нашли.

Очень скоро мальчик сидел на толстом суку, оперевшись спиною на ствол массивного и пахнущего смолой и хвоей дерева. Облегчение настигло вновь, и ребёнок закрыл глаза, стараясь задремать.

Было страшно упасть.

Но с правой стороны торчала огромная игольчатая ветвь и, оперевшись на неё боком, Никитка задремал.

Сон перенёс его в наполненный солнцем лес.

Окаймлённые золотом верхушки деревьев покачивались с направлением ветра. Который совсем не ощущался в низине, где стоял человек в тёмно-серых штанах с большими карманами, служившими ему, видимо, для хранения большущего количества инструментов. Вот он засунул руку в один карман и достал оттуда синюю зажигалку и пачку сигарет. Прикурил одну. Вдохнул и выпустил лёгкий дымок в сторону ежевичного куста. Из другого кармана он достал маленький ножичек с чёрной рукояткой и наклонился куда-то. Оказалось, что он срезает гриб с масляной коричневой макушкой, с прилипшим к ней берёзовым листочком.

Кто был этот человек?

Никитка не знал.

Просто верил, что человек хороший.

Потому что у него была борода, как у папы. А бородатые дядьки не могут быть злыми, думалось ему.

Мужчина поднял взор к крадущемуся сквозь кроны деревьев солнышку и зажмурил один глаз от летнего луча. Сигарета по-прежнему оставалась во рту.

Птицы щебетали разными голосами и порхали с ветку на ветку.

А мужичок тем временем шёл вдоль канавы с сухим дном и бугорками возле берёзовых деревьев. Он вышел к камышовым зарослям и услышал плеск прибрежной рыбы. Слева от него открылся небольшой, покрытый травой пляж. Бархатно-зелёная блестящая и пушистая трава пахла летней свежестью. И мужичок поддался маленькому искушению отдохнуть после прохладного леса, присев на краешек зелёного островка, перед которым серебрилось и покрывалось рябью от легкого ветра озеро. Широкое и глубокое, названое не то в честь очередного греческого Бога, не то по названию прибрежной деревушки Пирусс от повелительного наклонения «Пируй, Русь», это озеро манило своей романтикой и суровостью. Ведь не всегда оно было такое спокойное. Иногда оно буйствовало. Тогда ураган накрывал лесные массивы и деревушки поблизости, сносил крыши домов и навесов, оставлял после себя столько разрухи.

Откуда эта информация засела в голове у мальчика? Не покорёженное ли от ржавчины название села он увидел недалеко от просёлочной дороги, прежде чем картинка сна сменилась на кроны деревьев и доброго мужичка?

Или ему об этом кто-то рассказал?

Никитка подошел к курящему мужчине и сел рядом, предварительно спросив об этом разрешения. А мужичок улыбнулся и ничего не ответил. Тогда Никитка ещё долго сидел и смотрел на еле виднеющийся на противоположном берегу такой же поросший травой островок.

Потом он подошёл к воде и, пытаясь на весу дотронуться до ровной глади тёмного с песочным дном озера, вдруг полетел вниз с обрыва…

Было очень страшно.

Настолько, что мальчик закричал и закрыл глаза.

Правда, тут же открыл. Ведь с закрытыми глазами он не понимал, куда летит…

Он проснулся.

Озноб вернулся, и Никитка всеми силами вцепился в ствол дерева, чтобы не упасть. Ведь он проснулся от того, что вот-вот упадёт.

Сердце заколотилось.

Он сидел на такой большой высоте, что, когда он посмотрел вниз, к маленькому горлу подступила тошнота , а шум налетевшего ветра пронзил острым холодом и будто подтолкнул его к пропасти. Будто захотел, чтобы мальчик упал сейчас вниз навстречу грубой и влажной земле.

Как же он смог сюда залезть?

Внизу практически не было сучков. Лишь один острый край торчал небрежно снизу, в двух метрах от него. Он вспомнил, как ночью схватился за него, и посмотрел на ладонь – на ней остался сине-бордовый отпечаток синяка. Превозмогая ужас, ребёнок развернулся передней частью тела к стволу сосны и, обняв его как можно крепче, начал медленно, но верно спускаться к земле. Несколько раз он думал, что вот-вот упадет. Но он превозмог. Он справился. До земли оставалось ещё метра полтора, когда он ослабил руки и ноги и, не желая больше бояться, спрыгнул.

В ногах отозвалась протяжная боль.

Но спустя несколько секунд она прошла.

Теперь мальчик стоял посреди деревьев, окруженный упавшими стволами и кустами. Суматошно и резво озирался по сторонам.

«Куда идти?

Есть ли здесь волки?

Как найти дорогу?»

41.

Поистине душное утро выдалось на севере Подмосковья. С туманом и с запахом гари от выжженной травы на близлежащих полях. В майскую пору шло массовое приготовление к новым посевам, и накануне дым стоял тёмно-серым столбом пыли, возвышаясь над верхушками совсем позеленевших деревьев.

Антон стоял на деревянном крыльце мотеля и вдыхал отравляющий дым, в который раз обещая себе бросить это дело.

Он видел две основополагающие причины курения.

Первая его, безусловно, убивала, но чертовски успокаивала нервные клетки.

Вторая оправдывала его творческие завершения административных и уголовных дел, лидируя в качестве веского аргумента не бросать втягивание смога. По крайней мере, до и после курения Антон чувствовал положение дел совершенно разными. Когда он начинал нервничать и думать, то не мог сдержать покусывание нижней губы, что явно намекало на желание занять рот сигаретой и перестать хмуриться.

То он и делал.

После чего взвешивал свежую идею и отбрасывал окурок в сторону. Сколько таких окурков набралось за всю его карьеру в ФСБ, можно было только гадать. Но все они, безусловно, были малыми или большими идеями.

Сейчас он думал о нескольких факторах одновременно.

Не оправдывающим его обстоятельством было то, что вместо текущих планов он помогал другу в розыске ребёнка, помогая МВД и Интерполу в поимке виноватого в убийстве испанского гражданина. Сколько бы ни было на его плечах расследований, связанных с госбезопасностью, это дело никак не характеризовало его с лучшей стороны. Он прекрасно понимал, что может сулить ему несоблюдение законодательства и использование служебного положения в личных целях. Но наряду с общественными интересами и принципами Антон Гладких ставил семью и дружбу. Не мог он думать о карьере, когда речь шла о безопасности его личного окружения. Очевидным было его намерение перейти все государственные принципы и практики, когда, как казалось на первый взгляд, плёвое дело с отравлением вышло за область одной игры, чтобы начать другую. Конечно, он не ожидал, что его намерение помочь разобраться в убийстве Касьяса выльется в иное дело – уже о похищении ребёнка.

Никто иной, как следственные органы МВД должны были этим заниматься. Но Антон уже не мог остановиться. Его компетенция могла бы выручить не только друзей, но и доказать собственным моральным принципам, что есть в нем ещё что-то человеческое.

Приятное было крыльцо у мотеля. Прямо напротив леса, а не дороги, как бывало наоборот.

Мысль вернулась к похищению мальчика, которую нужно было решать немедля.

Совершив звонок, он назначил встречу четырём подопечным, которые сидели на прослушке в момент разговора с похитителем.

Шевц.

Солин.

Капинус.

Шорин.

Он встретился с ними в том же мотеле, в кафе. Было шесть часов утра, но невозмутимо бодрая официантка бегала с прозрачным кофейником среди редких посетителей и достаточно бойко произносила заученное меню завтрака, в котором фигурировали жареные яйца, копчёная колбаса и сосиски с тостами, к которым прилагался клубничный, малиновый и абрикосовый джем.

Надо сказать, было приятно видеть неплохой сервис в том самом мотеле под названием «Мотель», который явно был чьим-то закрытым акционерным обществом.

По правде говоря, у Антона не было намеченного плана того, как вычислить крысу среди своих. Его намерения сейчас выдавала интуиция, сомнения и страх перед невыполнением задания. Повелеваемый острым чутьём и подозрительностью, Гладких не только хотел выручить Михаила Лукавина – старого друга и соратника – но и избавиться от предательского элемента, так сильно порочившего Федеральную Службу Безопасности.

Гонимый идеей отыскать того, кто был соучастником киднеппинга, уже через пятнадцать минут после завтрака он дал указания следовать южнее села Рогачёво, рядом с которым они находились, по направлению к предполагаемому дому похитителя.

Подготовка к этому неожиданному событию, по словам Антона, наметилась в связи с тем, что вблизи от необходимого объекта час назад был получен сигнал.

По его словам, звонила женщина и сообщала, что похищенный мальчик, якобы, находится в загородном доме их соседей, но не в Рогачёво, где они предполагали его найти, а в сорока пяти километрах отсюда. Антон рассказал, как женщина связалась с одним из оперуполномоченных Михаила Лукавина буквально считанные минуты назад, и обеспокоенным голосом поведала, что её муж видел ребёнка по описаниям похожего на шестилетнего Никиту Шемякина.

– Поедем на двух машинах вшестером, – предложил Михаил, – Шорин с Капинусом и Солин поедут со мной, а Антон с Шевцом на «Хайлуксе» сзади.

Антон с таким раскладом вполне согласился.

***

Гулко и звонко машины рванули одна за другой, оставив за собой столбы песчаной пыли. Отчетливо видные на пустой утренней дороге, они шли по одной линии, пока не скрылись на горизонте в поднимающемся все выше и выше солнце.

Прекрасное начало дня сулила абсолютно пустая трасса. Это настораживало и одновременно придавало решимости нажать на газ и услышать рёв мотора. Последний в свою очередь рычал при каждом нажатии на педаль акселератора, и машины, как дикие звери, устремлялись вперед – намеренные поглотить всю эту радость свободного передвижения, как если бы всю ночь томились в клетке.

Привыкшему стоять в заторах и пробках москвичу было сложно не радоваться пустому серому асфальту, и шестеро в машинах не скрывали восторга того, что сорок пять километров они минуют за двадцать минут.

С другой стороны, крайне мало времени оставалось до пункта назначения, в котором должен был состояться план-перехват.

– Надо бы вызвать бригаду, – сказал Шевц, и тем самым ввёл Антона в некое замешательство. Ведь тому уже продолжительное время казалось, что Шевц в курсе того, где Кирилл, отец мальчика и сам ребёнок. А значит, стоит полагать, что он не захочет привлекать к этому делу бригаду подмоги, и, вероятно, постарается предупредить своего подельника о надвигающейся угрозе.

– Чуть позже, – откликнулся Антон, – сначала нужно удостовериться, что мы едем по правильному адресу.

Идея того, что сидящий рядом с ним уверен в том, что адрес ложный, вспыхнула в голове и рассыпалась на несколько шариков, которые в виде предположений и домыслов запрыгали в подсознании, как гидрогель на сковороде. Последний бы начал ещё при всём этом попискивать от накалённой температуры. Мысли же Гладких пока лишь только вертелись, что давало им больше шансов наконец успокоиться и рассесться по своим местам в голове.

Антон посмотрел на часы.

7:45.

Через какие-то пятнадцать минут они будут на месте.

Его машина шла за «Опелем», в котором находились Михаил, Солин, Капинус и Шорин.

Признаться, он не любил так ездить. Когда ты за кем-то следуешь, это немного нервирует. Ты должен придерживаться нужной скорости и в то же время следить за всеми маневрами, совершаемыми впереди идущим автомобилем.

В свое время он в этом преуспел, работая в службе безопасности питерского прокурора, когда каждое утро вот так же следовал за его машиной. Гособвинитель желал ездить за рулем сам, при этом любил бывать в машине один. Мало кто интересовался причиной, так как она была очевидной: многие расценивают свой автомобиль, как второй дом, в нем личное пространство с любимой музыкой, свои пропитанные освежителем воздуха кресла и приборная панель, какие-то личные вещи… Так или иначе, Антон сопровождал своего босса из Адмиралтейского района в Центральный, минуя реку Фонтанку и стоя в каждодневных пробках. В них нужно было изворачиваться так, чтобы не выпустить из виду машину прокурора. Это, наверно, было единственным, что он ненавидел тогда в своей работе.

Сейчас в зеркало заднего вида он заприметил приближающееся к ним авто. Это был довольно больших габаритов автомобиль – похоже, джип.

И вправду, пойдя на обгон, с ними поравнялся тёмно-зелёный «Форд Бронко».

Они ехали на довольно высокой скорости, но пришлось чуть притормозить, чтобы дать желающему проехать первым на пустой трассе, чтобы не менять собственной схемы движения.

Джип миновал впереди идущего «Хайлукса», но как только перестроился впереди «Опеля», то тут же затормозил, отчего две машины энергично влетели в него одна за другой. Антон успел вовремя нажать на педаль тормоза и вывернуть руль влево, что привело бы к плачевному исходу, будь на его пути встречная машина. Но сейчас трасса была свободная, и стоящий капотом вперед встречной полосе «Хайлукс» заморгал боковыми сигналами, предварительно слегка задев собственным передним правым боком о левый задний «Опеля».

Это было вторым практическим навыком, которым Гладких отлично овладел на уроках экстремального вождения.

Капот впереди стоящего «Опеля» скривился от столкновения с зелёным джипом и стал выпускать слабый дым. В целом, повреждения были восстанавливаемыми.

Из «Бронко» вылетел водитель с пистолетом и мигом направил его на четверых сидевших в «Опеле».

Только Антон успел вынуть из кобуры свой, как увидел замаячивший справа от Шевца ОЦ-33 «Пернач», который вилял в руках неизвестного легко и играюче. Было заметно, что угрожающий не любитель и точно знает, чего хочет.

Двое из «Бронко» были в масках и камуфляжных штанах.

Разговаривал тот, что первым выскочил и держал на мушке Лукавина, Солина, Капинуса и Шорина. Он приказал всем, кроме Лукавина, прижаться спиною к «Хайлуксу», после чего осмотрел их и отобрал всё оружие, включая каймановский нож, подвязанный выше щиколотки у Капинуса.

После чего четверых, включая Шевца, что был с Антоном, затолкали в «Форд». Из них двоих в багажное отделение. Не тронули лишь Антона и Михаила, которые остались в некоторой растерянности на месте происшествия совершенно одни.

Но лишь на какое-то мгновение. Потому что спустя считанные секунды, на встречке с пригорка появилась машина, и Гладких замахал руками, чтобыеё остановить, когда налётчики вместе с его сотрудниками стартовали в неизвестном направлении.

Приближающаяся легковая машина остановилась, и Антон тут же подбежал к водителю, замечая отдаляющиеся от него взгляды недоумевающих коллег и их уменьшающиеся по мере движения машины лица.

Все четверо успели увидеть, как остановившийся возле Антона Гладких водитель вовсе не намеревался никому помогать, а, наоборот, поступил так же, как и с его коллегами. Под дулом пистолета их руководителя вместе с Михаилом посадили в легковушку бежевого цвета и увезли в противоположном направлении, оставляя всё больше загадок произошедшего.

«Хайлукс» с «Опелем» так и остались стоять на дороге…

42.

Надсадность кашля выводила Катю из себя. Она начала слышать себя со стороны, и надо сказать, раздражалась от собственного недомогания всё сильнее и сильнее по одной простой причине – он мешал ей найти сына!

Желтовато-зелёный сгусток мокроты напугал её сегодня утром, когда она чистила зубы. Серый, землистый цвет лица и опавшие веки с синяками под глазами сделали её старой… Настолько, что она поймала себя на мысли, что может не успеть найти сына и тогда…

«Господи».

«Господи».

«Господи».

Фонтан солёных и горьких слёз вырвался наружу. А затем укоры. Укоры самой себя. Что не уследила. Что не предотвратила. Что не обезвредила.

Но кого?

Откуда она могла знать, что сын так легко сможет открыть дверь и выйти из дома…

Ну, конечно, она не заметила, как тот вырос. Для неё он был всё тем же плюшевым медвежонком, коим называла его с тех пор, как купила в два года пижамку – костюм с лопоухим капюшоном.

«Но он ведь давно не малыш. Уже взрослый».

Укоры сменились самооправданием, отрешением от собственного я и попытками уговорить отражение с опухшими веками и постаревшим лицом в том, что жизнь – это зебра. Чёрная полоса не замкнёт круг, а белая вот-вот настанет, и её семья снова будет рядом, за этим круглым столом. Виктор возьмёт выходной, и они всей семьёй поедут в зоопарк. Как тогда… Это ведь было так недавно.

Или так давно?

Казалось, каждая вещь в этом доме играет против настроения своей хозяйки. Неумолимо и досадно над ней смеялся тот самый шкаф, из которого она когда-то выбирала платье, чтобы пойти с мужем на мюзикл.

«Красное или черное?»

Она всегда заведомо знала ответ Виктора. Им служило безразличие. Не то, чтобы он не видел разницы, просто являлся одним из тех мужчин, которые не любят выбора платья перед каким-то там мюзиклом. По их мнению, можно надеть всё, что угодно, и оставаться при этом красивой. Для таких мужчин не важна цветовая гамма или даже длина с вырезом или без.

Они хотят страсти. А та видна и в красной, и в чёрной модели. Кружевные и узорчатые линии с богемными нашивками, дополнительными подкладками или, наоборот, их отсутствием для того, чтобы платье было слегка прозрачным; или же абсолютно прямые, гладкие линии вдоль бедра и сужающиеся на талии – всё это доставляло много стресса и беспокойства о том, что женщина слишком увлеклась выбором, а представление вот-вот начнется. И вот в тот самый момент, когда мужчина понимает, что пора бы выйти из дома, а дорогая вдруг всерьёз задумалась над цветом, он любезно говорит ей о том, что оба платья к лицу его женщины. И даже, если он вдруг ненароком поймает себя на мысли, что чёрное было эффектнее, он промолчит. Потому что такой выбор не для настоящего джентльмена. Его задача сейчас ускорить процесс отправки в театральное заведение.

Виктор был из таких.

«Где он сейчас?»

«Здоров ли?»

Прошли сутки, как Ката видела его в последний раз.

Оператор не присылал сообщений «Абонент в сети». Это доставляло немало беспокойств. Ведомая страхом и тревогой, Ката пошла на кухню, чтобы выпить успокоительное. Она приняла сразу две таблетки.

Хотя эффект был, и истерика прошла, чувство тревоги не гасило ничто.

Вчера, когда Скорая привезла её вместо больницы домой, она чувствовала слабость и, как под воздействием алкоголя, была отвлечена от проблем. Она устроила настоящую истерику, не собираясь ехать ни по каким больницам и даже страх перед одиночеством, ожидавшим её дома, не останавливал.

Сейчас Ката набрала телефон подруги и, услышав на том конце знакомое «Алле», решила для самой себя сделать вид, что в её жизни ничего страшного не произошло. Так было легче разговаривать.

– Ты не против, если мы не будем говорить о том, что случилось? – прогнусавила она разбитым от принятых седативных таблеток голосом.

Глаза её были закрыты, и казалось, что она вот-вот уснёт. Но как бы сильно ни успокоило её лекарство, спать она бы сейчас не смогла. Поэтому и надо было с кем-то поговорить, чтобы шевелились губы. От бездействия совсем она бы просто отчаилась.

– Ты лучше расскажи мне, что у вас с Алексеем?

Лена сначала опешила от твёрдости подруги. Промолчала какое-то время, собираясь с мыслями о том, что бы ответить. А потом не без вздохов и с некоторой робостью рассказала о дне рождении и о подарке. Не вспоминая нарочно разговор с Катей о найденном ей украшении, поведала, как глупо себя почувствовала в тот самый момент, когда Алексей ей его подарил.

– Так я в курсе колье была… ты прости, – Ката объяснила, что Лёша не хотел, чтобы Лена знала о подарке.

На том конце трубки повисло молчание. И Ката тут же ударила себя по лбу, поняв, что подруга обиделась.

– Да, ладно…, – ответила Лена , – всё это такая ерунда в сравнении с тобой. – Что говорит врач?

Лена понимала, что Кате сейчас не до своего здоровья, но эта тема была куда лучше, чем безысходные разговоры о сыне и муже.

– Да, что-что…Скорая когда забрала, фельдшеры настаивали на том, чтобы ехать в больницу, а я в такой депрессии из-за случившегося, что забрыкалась, запаясничала и, в общем, они сдались. Дали направление. Пообещала им приехать наутро в больницу. Вот надо ехать. А тут такое.

– Значит, так! Муж с сыном найдутся! Я это точно знаю! А тебе нужно в больницу! Я приеду через час и отвезу.

На этом они и порешили. И без того обессилевшая Ката поплелась искать свой медицинский полис, который она всё время куда-то девала.

Лена приехала через полтора часа. Краснощёкая и какая-то другая, она вошла в квартиру Шемякиных в первый раз после того, как на них навалилось сразу столько несчастий.

Всё было по-прежнему.

Лишь гора грязной посуды и какая-то одежда, разбросанная по полу, свидетельствовали о том, что хозяйке сейчас было явно не до уборки.

– Может, Таню позвать? – спросила Лена о домработнице, которая приходила к Кате раз в неделю.

– Не надо. Давай потом.

Вид у Кати был никакой. Она была похожа на заплесневелый продукт. Губы пересохли и потрескались. Под кожей просвечивалась сосуды. И от этого она была столь некрасивой, что было неприятно смотреть на лицо. Глаза были пьяными и безразличными. Ката похудела и осунулась. Перед Леной стоял совершенно другой человек. Та подруга, которую она знала, никогда бы так не выглядела. Любительница брендовых вещей и заядлый шопоголик стояла перед ней сейчас в распахнутой рубашке мужа, надетой на какую-то грязную майку, и в трусах. На голове можно было свить гнездо – настолько неряшливо лежали волосы. Гонимая идеей хотя бы её причесать, Лена молча отвела Катю в ванну и ещё десять минут буквально вырывала непослушные свалявшиеся волосы, заставляя свою обладательницу ахать при каждом движении расчески.

– Ты вообще на себя не похожа! Ты думаешь, твоя семья будет рада видеть перед собой леденящую душу героиню японского фильма ужасов?

Ката засмеялась впервые за долгое время.

Как хорошо, что приехала Ленка!

Ну, куда она без неё.

Через пятнадцать минут они были на пути в онкологическую клинику в Коломенском, от воспоминаний о которой обеих бросало в холодный пот. Лена всю дорогу расспрашивала подругу о другой – с врачами-международниками, специализирующимися на такой же онкологии. Трещала о том, что наслышана о преимуществах и качестве обслуживания в клиниках Израиля.

– Посмотри на меня, – прохрипела та с ухмылкой безразличия, и сухоный, почти шансонный голос своей обладательницы заставил Лену замолчать.

– И на последних стадиях врачи творят чудеса, – чуть всплакнула она и сдержала остальные эмоции, как смогла.

– Да нормальная это клиника. Не переживай! И, потом, я не уеду никуда… без мужа и Никитки.

По приезду их ждал врач.

Катя протянула тому направление от пульмонолога.

Прочитав эпикриз о Екатерине Шемякиной, седой и не лысый лишь по бокам мужчина произнес:

– Лебедянская Елена Анатольевна.

А потом сдвинул очки на кончик носа и добавил:

– Знаем мы такую.

Потом он долго и внимательно заполнял карту. Что, к сожалению, входило в перечень услуг, предоставляемых врачами, ещё повсеместно. Жалобы на их некрасивый почерк никогда не имели под собой глубинного смысла и оснований, так как парадоксальным образом у большинства врачей всегда был аккуратный и неразмашистый почерк. Но вопреки перфекционистским канонам, доктору было просто необходимо писать быстро и, следовательно, не всегда красиво.

– Вы готовы на госпитализацию? – спросил он Катю, приподняв очки и натянув их обратно на место.

– Да, – воскликнула за неё Лена.

Оба тут же перевели на неё взгляды.

– Понимаете, – продолжила она, – моя подруга сейчас переносит сильнейший стресс. Она будет отнекиваться до последнего и вообще, она, по-моему, не осознаёт, что болеет. По крайней мере, не в эти дни.

Ката встала и подошла к окну.

За ним виднелся парк с зелёными лужайками и далёкими тонкими жёлтыми тропинками, под склонами деревьев которых, вероятно, прогуливались семьи и друзья, одинокие молодые люди и старики. Все они дышали майским воздухом. Он наполнил живительной силой даже самые поздние зелёные листочки.

Ката вздохнула, и сиплое горло отозвалось посвистывающим звуком, слабо напоминающим то ли открытие заржавевшей створки, то ли ветер, влетевший и просочившийся сквозь её старые щели.

Над кронами красовалась церковь Вознесения, залитая солнечным светом так, что её белая фасадная краска казалась ещё белее. Когда Ката была на том самом месте в последний раз, то не смогла попасть внутрь из-за растянутой вдоль неширокого прохода цепи с небольшими звеньями. Посередине висел лист А4. Его предусмотрительно вложили в непромокаемый файлик. Надпись на бумаге свидетельствовала о закрытии церкви. Ката от кого-то слышала, что есть женщина, которая хранит заветный ключ от массивной железной решетчатой двери и может войти туда, когда только захочет.

Как выглядела эта женщина? Каково открывать границы истории и иметь возможность быть её частью, когда никого вокруг нет.

Кроме одного, конечно…

Голос Лены вернул её в больничную обстановку.

– Ты останешься здесь, хочешь ты этого или нет.

Катя посмотрела на неё вымершими глазами и вернула взгляд в сторону зелёных пушистых макушек деревьев и к белокаменному шпилю.

– А ты отведёшь меня в парк? – тихо спросила она.

– Конечно, – отозвалась Лена.

43.

– Алло, привет. Это я.

– Виктор??

– Да. Ты сейчас где? Надеюсь, не в офисе так орёшь?

Андрей прижал левой ладонью трубку и огляделся.

– Я на верфи. Ты где? Что у вас там происходит? Серафин в панике! Даже Ростик не знает, где ты, что ты…

– Заткнись и слушай. Этот ублюдок держит в заложниках моего сына.

– Кто? Кирилл??

– Да.

– Что ему надо?

– Догадайся…

– Вот мразь… Ради места ребёнка утащил…

– Собери сейчас все документы на фирму и направь мне по мейлу.

– Но ты не можешь совершать никакие операции без Родина!

– Некогда говорить. Нас могут слушать. Отправляй сканы и прошу тебя… быстро.

– Ну, хорошо, хорошо! Но скажи, где ты? Твоя жена сходит с ума. Полиция на ушах. Какая там полиция… ФСБшники же в теме. Они думают, ты в курсе, где Кирилл, но боишься сказать.

– Ката? Как она??

– Я слышал, что не очень. У неё какой-то странный кашель, и она… ребёнка потеряла… хотя ты тоже…

Тишина на том конце трубки заставила думать Андрея Лукенко, что Виктор отключился. Но вскоре последовал голос.

– Передай ей, что я её люблю.

Послышались гудки.

***

Тем временем бежевый седан промчался мимо загородной полосы коттеджных домиков за зелёным полем. Выпущенный ещё до начала миллениума почти пятиметровый «BMW» запечатлелся в памяти удаляющихся, напуганных неожиданным поворотом пассажиров «Бронко» как старый и покрытый внизу коррозией автомобиль выцветшего то ли персикового, то ли бежевого цвета.

– Ну, вроде всё в норме.

Водитель с отросшей чудным образом бородкой надул за щёки поток воздуха и напыщенно выдохнул, как если бы получил весомое облегчение от проделанной работы.

– Через двадцать минут Тёмка сообщит по рации о готовности, – сказал он и повернул направо, к тому самому мотелю, из которого буквально час назад выезжали Антон со своими коллегами и Михаил.

– Вы там помягче с ними. И так потом объясняться вышестоящему. Совсем мы с катушек слетели, конечно.

– Да, ладно тебе, брось. Когда надо найти крысу, полезны любые мышеловки.

Машина остановилась у мотеля и двое прошли на террасу, на которой недавно чаёвничал Гладких.

– Я думаю, что это Шевц, – сказал он человеку с бородкой, садясь за тот же столик у окна. – Он мне никогда особо не нравился. Хитрый тип. Вообще все, кто когда-либо чем-то торговал или торгует, ещё те лукавцы.

– Не спеши. Ребята обработают. Узнаем.

Человека с бородкой звали Иваном.

Он выглядел долговязым, но щекастым. На вид ему было 38 лет. По тому, как он уверенно себя вел с Антоном, можно было предположить, что они были явно знакомы.

– Спасибо, дружище, – ответил Гладких.

Та же самая официантка, но уже с более потухшим видом подбежала к ним, вытирая руки о передник, белизна которого с утра казалась Антону более естественной.

– Что будете есть? – улыбнулась она.

Через полчаса двое знакомых и Михаил уже поглаживали довольные животы после куриных отбивных.

Надо сказать, что в действительности кормежка и обслуживание, месторасположение, присутствие леса и вида на него, выделяли этот мотель среди других. Возможно, в будущем планировалась реорганизация его в отель.

В кармане у Антона завибрировал мобильный.

– Наш отец нашёлся! – воскликнул он после ответа на звонок.

– Какой отец?

– Виктор. Позвонил Андрей Лукенко. Ну, тот, что с ним работает. Правая рука, нога и остальные части тела, – заулыбался засветившийся от приятной новости Гладких.

– Я думал, его правая рука та девица – Чер… Как там дальше?

– Черчина, секретарша. Ну, да. Она, кстати, недавно раскололась, что Левин ей золотую карту с миллионом на ней лежащим вручил.

– Да ну, брось!

– Вот так…

– Так значит, она…

– Да. Идёт как соучастница.

– И где Шемякин?

– В Луховицах.

– Занесло… А ушёл пешком.

– Так подбросили, видимо.

44.

Когда тебе трудно, закрой глаза, обратись к сердцу. Только не путай его песню с настойчивым голосом собственного эгоизма. Только в сердце есть все ответы на наши вопросы, мы просто редко обращаемся к нему, гоняясь за быстрым результатом.

Эльчин Сафарли «Рецепты счастья»

Виктор не был на сто процентов уверен в том, что Андрей не расскажет полиции и ввязавшимся в происходящее сотрудникам ФСБ о том, что он объявился.

Но он был уверен, что о нахождении Кирилла знал только он, и это являлось веским аргументом звонка своему партнёру и другу – Лукенко.

После того, как тот переслал все документы, Виктор тут же двинулся к Левину, чтобы забрать ребёнка и передать, как Кирилл и хотел, документы о праве частичной собственности «ЯхтСтройТехнолоджис», а также договор дарения своих официальных 40 процентов акций и признательные показания, в которых он указал об обмане использования ЯПС-345 «Гаваны» как своего дизайна, когда тот, якобы, принадлежал Кириллу Левину.

Всё это не волновало Виктора, как и то, что всё это было неправдой. Раз Кирилл шёл на такие безумства, как подкуп сотрудника ФСБ, чтобы тот зашифровал сигнал во время его разговора с Виктором, то он вполне мог не блефовать. И его угроза убить мальчика вполне могла реализоваться.