Текст книги "Воскресный роман (СИ)"

Автор книги: Jk Светлая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Глава 5

«Пионер-отличник!» – мысленно изрек Кирилл Вересов, взглянув на часы. Обычно он являлся впритык, чтобы не сидеть энное количество времени в одиночестве. Иногда даже опаздывал – девчонки терпели. Митрофанушка же вырабатывала в нем стремление к дисциплине. Во всяком случае, вряд ли она стала бы дожидаться его, как, например, ждала в далекие школьные годы Кудинова, да и более зрелые увлечения тоже.

В прошлый раз он приехал за десять минут до встречи. В этот – за двадцать. Впрочем, объяснимо – погода в нынешнее воскресенье заметно лучше предыдущего, и мотоцикл быстрее отцовского танка, даже если тот белый. А уж с Кировым пристрастием к лихачеству…

В «Скворечнике», кроме него, было уже несколько посетителей – менее безрадостно дышалось в этот день не только ему. Пока ждал Митрофанушку, успел заказать чаю – себе и, заодно, ей. И медленно глушил напиток из кружки, размышляя о том, что в прошлый раз она пила кофе. Еще и по-ирландски. Какой, к чертям, фруктовый чай?

Она появилась ровно в час и подошла прямиком к Кириллу.

– Привет, – поздоровалась Лера, разматывая длинный шарф.

– Привет! – вскочил он с места, как в прошлый раз, широко улыбнувшись. – Давай помогу.

Она кивнула и сунула ему в руку край шарфа.

Чувствуя себя так, будто распаковывает Машку после прогулки, Кирилл сосредоточенно принялся извлекать Митрофанушку из кокона вязаной бежевой шерсти. Потом, успешно справившись с этим ответственным заданием, повесил шарф на вешалку, обернулся к Лере и помог ей снять куртку. «Пионер-отличник!» – снова мелькнуло в голове – ни больше, ни меньше.

– Я тебе чаю взял, – будто бы извиняясь, проговорил он.

– Спасибо. На улице холодно, – сообщила она и почувствовала, как смущается под его взглядом. – Давно ждешь?

– Не очень, – соврал Кирилл. – Нормально добралась?

Лера кивнула и отпила чай. Как и неделю назад, она безуспешно принялась думать, о чем говорить, чтобы избежать унылого молчания.

Примерно о том же мучительно размышлял Кирилл. Потом выдал следующий штамп:

– Классно выглядишь.

– Да? – переспросила Лера, зачем-то взглянув на свои коленки под плотным клетчатым твидом юбки, и сделала ответный ход: – Как неделя?

– Кошмарная! – радостно принял подачу Кир. – Начальство поручило беспроигрышное дело, не предупредив, что с той стороны Вересов-старший, и свалило в декрет. Клиентка тяжело переживает измену мужа. Новицкий вьет семейное гнездо и на позывные не реагирует. Машка эксплуатирует, как хочет – пришлось вспоминать третий класс и деление в столбик.

– Вспомнил?

– Это было трудно, – тема себя исчерпала. Но оставался запасной вариант: – А как твоя неделя?

– Без математики. Меня в Харьков позвали, – сказала Лера, потом подумала, отпила чаю, закашлялась и потянулась за салфеткой.

– В каком смысле позвали? – ухватился за «Харьков» Кир.

– Работать.

– Тоже макароны?

– Смеешься? – спросила Лера с улыбкой.

– Иногда мое чувство юмора мало совместимо с воспитанностью, да?

– Значит, все-таки смеешься.

– Обиделась?

– Нет. Что делать будем?

– Я думаю, что в прошлый раз мы с тобой достаточно культурно выросли, потому предлагаю сегодня все-таки сходить в кино.

– Грандиозный план!

– Тебе понравится, – подмигнул ей Кир. – Возьмем попкорн, кофе или колу… Ты вот к Вуди Аллену как относишься?

– В целом, положительно.

– А раз положительно, то у нас что-то из его нового. И в том случае, если я начну засыпать, ткнешь меня в бок.

– Зачем? – удивилась Лера.

– Спать в кинотеатре возле красивой девушки неприлично. А с Алленом у меня сложные отношения. Либо нравится, либо дрыхну.

– Обещаю разбудить тебя, когда то, что тебе не понравится, закончится.

– Не факт, что не понравится, – смутился Кирилл, испытывая мучительное чувство, что они не Аллена обсуждают, но все-таки продолжил: – Процентов семьдесят вполне даже ничего…

– Не оправдывайся. Мне тоже не все у него нравится.

– Мне стало значительно легче. Как чай?

– Вкусный, спасибо.

– Что ты больше любишь: чай или кофе?

– Да я как-то не выбираю. Нам не пора?

– Ну, можно уже двигать. Не спеша. А чай какой больше нравится: черный или зеленый?

– Травяной, – буркнула Лера и поднялась, ухватившись за куртку.

Кирилл подоспел в очередной раз и, будто отвоевывая у нее свои права, выдернул оную из Лериных рук.

– Я помогу, – твердо сообщил он.

– Спасибо, – послушно оделась Лера.

Кирилл стащил с вешалки ее шарф и улыбнулся:

– А это доверишь или сама?

– На ком тренируешься? – она протянула руку за шарфом.

– На сестре. Она у меня – девушка придирчивая.

– Сколько ей?

– Восемь.

– Ясно, – Лера сосредоточенно кивнула. В глазах Кирилла она не сильно отличается от восьмилетней сестры, если вызывает желание заматывать ее в шарф. – Я сама.

– Сама так сама, – пожал плечами Вересов, протянул ей предмет гардероба, послуживший почти яблоком раздора, хотя он этого и не заметил. И сам надел куртку. – Ты когда-нибудь в RoсkBro бывала?

– Нет. Это что?

– Антикинотеатр. Увидишь, короче.

– Далеко?

– Нет, минут десять прогулочным шагом. Но нам надо идти еще медленнее. А то придем рано.

– Да у меня быстро и не получится, – кивнула Лера на юбку до пят. – Самая что ни на есть прогулочная.

– Черт, а я хотел тебя на мотоцикле потом покатать, – хмыкнул Кирилл.

– Ну… – она замялась, – сегодня вряд ли… Придется прогуливаться.

Прогулка к кинотеатру оказалась очень короткой. Кирилл все еще не оставлял попыток поговорить. Лера изо всех сил старалась его в этом поддерживать, выныривая из шарфа и отвечая на все его вопросы. Охотно, но немногословно, боясь сказать что-то совершенно не к месту. Вернее, не к их встречам, названия которым она так и не смогла придумать. И расспрашивать его в свою очередь не решалась из опасений, что ее заинтересованность станет заметной.

Обычная дверь в обычном подъезде на втором этаже обычного многоквартирного дома, распахнутая перед ее носом, стала почти спасением. Пока Лера осматривалась, Кирилл со знанием дела ринулся куда-то, где, судя по планировке, в обычной квартире предполагалась кухня.

– Вересов. На два лица! – весело провозгласил он.

Барышня, сидевшая за письменным столом, явно была с ним давно знакома. Улыбнулась и кивнула:

– О! А вы первые. Кроме вас, еще три человека планируется. Придется чуть подождать. Раздевайтесь, проходите.

– Спасибо, Алён, – разулыбался ей в ответ Кирилл и повернулся к Митрофанушке: – Раздеваемся, проходим.

Та снова принялась разматывать себя, мысленно задавшись вопросом, зачем выбрала именно этот шарф, когда в шкафу было еще полдесятка менее проблемных.

– А где зал? – спросила она, отвлекаясь от бессмысленных теперь уже размышлений о собственном наряде.

– Там! – он махнул рукой куда-то за спину. Разоблачившись и повесив куртку на самую обыкновенную вешалку, торопливо помог и ей. Потом быстро взял за руку и повел из «кухни» за шторку – в «гостиную».

Только гостиная представляла собой не вполне обычное зрелище. Комната была полностью обита черным ковролином и совсем не пропускала свет. Потому единственным освещением здесь служила электрическая лампа. Ярким контрастом были белый экран во всю стену и ярко-синие кресла-мешки, расставленные по гостиной в количестве не менее пятнадцати штук. А может и более.

– Поближе? Подальше? – спросил Кирилл.

– Поближе… наверное. А так, – она кивнула на мешки, – удобно?

– Мне – да, – он повел ее к креслам в первом ряду, ближе всего к экрану. – Падай!

Что она и сделала, в буквальном смысле слова плюхнувшись в кресло в своей неудобной для подобных движений юбке.

– Теперь я тоже валяюсь на полу, – подняла она глаза на Кирилла.

– Не боись, встать я тебе помогу, – рассмеялся Кир и упал рядом. – Я Аленку попросил кофе нам сделать. Принесет. Больше ничего не хочешь?

– Вообще-то я хочу попкорн, но с кофе, пожалуй, будет не очень, – рассмеялась Лера.

– Еще не поздно отменить кофе!

Ок. Отменил. Заказал ей попкорн, который, пока готовился, распространил по всему кинотеатру теплый аромат жареной кукурузы. Вскоре подтянулись еще двое зрителей. Где потерялся третий – осталось загадкой, ответ на которую никого не интересовал.

Несмотря на звуки, льющиеся из колонок, было слышно жужжание проектора и мерный хруст, иногда сливавшийся в трехзвучный аккорд. Впрочем, у второй парочки шорох попкорна иногда прекращался и становился совсем иными звуками.

«Неудобно же!» – удивлялась Лера и осторожно взглядывала на Вересова.

Тут же ловила на себе его прямой взгляд. Но он немедленно отворачивался, утыкаясь обратно в экран. И отправлял в рот следующий глоток кофе.

«Ну хотя бы не спит», – думала Лера и снова сосредотачивалась на фильме.

А голова Кирилла в скором времени поворачивалась обратно к ней. Яркие вспышки света, отражавшиеся на ее светлой коже, будто околдовали его. Или ее профиль. Очень такой аккуратный профиль, если не считать носа, который был чуть длиннее, чем следовало бы, чтобы считаться красивым. Но Вересову нравилось. А еще ему было странно – дурацкое ощущение, что он опять попал в старший класс и влюбился в Митрофанушку. Тихую, спокойную Митрофанушку, которую рука не поднимется обидеть. А уж как подступиться к ней, вообще неизвестно.

Кирилл фыркал про себя, и снова обращал внимание на фильм. Стоило признать, готовиться можно было и к худшему. Вуди Аллен оставался верен себе, и его едкая ирония сейчас была как нельзя кстати.

– Понравилось? – спросил он позднее, когда они стояли вдвоем в подъезде, а Кирилл шарил по карманам в поисках зажигалки.

– Понравилось, – ответила Лера. – И кинотеатр понравился. Необычно… Как дома. Спасибо, что вытащил.

Развернутость реплики Кирилл оценил. Кажется, это было самое длинное, что она сказала за то время, что они возобновили знакомство. Бросил искать зажигалку, улыбнулся.

– Мне тоже здесь нравится. В прошлом году Новицкий на свой день рождения сюда привел. Теперь бываю. Можно будет еще сходить, если захочешь – каждый пятый сеанс бесплатно. Очевидная выгода.

– Я учту, – кивнула Лера.

Больше она ничего не успела сказать. Кирилл резко наклонился к ней и захватил своими губами ее губы – с привкусом воздушной кукурузы.

Губы Леры шевельнулись в ответ, ладонь ее скользнула вдоль его руки. Но уже в следующее мгновение она отстранилась, и та же ладонь звонко ударила Вересова по щеке.

– Ты очумел? – прошептала она.

– По всей видимости, – опешив, проговорил Кирилл севшим голосом.

– Бывает, – сказала Лера и стала спускаться по лестнице.

– Стой! Ты куда?

– На воздух.

– Ааа… – протянул он и пошел следом.

На воздухе было холодно. Что благотворно действовало на алеющую щеку. Впрочем, последнее беспокоило его меньше всего. Его больше интересовало другое, что он немедленно озвучил:

– Я тебя обидел?

Лера поправила капюшон, натянула перчатки и спокойно сказала:

– Нет.

«Лучше бы обидел…» – уныло подумалось Вересову. Но вслух он проговорил:

– Пошли ужинать?

Она снова помедлила, прежде чем ответить.

– Пойдем.

Ужинали странно. Он уже не пытался безостановочно говорить. Мрачно смотрел в тарелку. И анализировал. Себя. Ее. Случившееся. Наверное, это было неправильно – раскладывать на молекулы ядерной установкой последний час их свидания – в ее-то присутствии. Но с собой он ничего не мог поделать. Его здоровый азарт становился нездоровым, а этого Кирилл хотел меньше всего.

Лера не трофей.

И Лера – не Кудинова, чтобы зажимать в раздевалке.

Борясь с искушением спросить у нее, какого черта она уже второе воскресенье подряд посвящает его персоне, если даже целоваться не желает, Кир иногда бросал на нее взгляд. Дурацкая теория, что целоваться она не умеет, была отброшена за несостоятельностью. Им по двадцать пять лет. И даже если допустить, что ее боевое прошлое несколько менее богато событиями, чем его, бредовость этой мысли была очевидна.

В конце концов, Вересов не выдержал. Посмотрел на Митрофанушку. И негромко спросил:

– Можно тебя проводить?

– До остановки.

Кир заметно скрежетнул зубами и вернулся к еде. И только потом с удивлением понял, что злится. Он злится на Митрофанушку. Глупо и необоснованно! Потому что она не захотела его поцелуя!

Его напряженность передалась и Лере. Она из последних сил сдерживалась, чтобы не сорваться с места и не убежать. Но мысль о том, что она и так выглядит в его глазах дурой, а побег лишь докажет, что она круглая идиотка, заставляла ее оставаться на месте, заканчивать ужин, а после идти рядом с ним, пока он ее провожал.

– Я не должна была… – неожиданно сказала она, растеряв половину слов. – Но и ты не должен был…

Преодолев стойкое желание повторить опыт, Кирилл вскинул брови и, как мог, спокойно проговорил:

– Ну и чего лопочешь? Я тебя поцеловал. Тебе не понравилось. Все просто. Я понятливый.

– Хорошо, – ответила Лера.

Хотя что во всем этом было хорошего, она вряд ли смогла бы сказать.

«В следующий раз будешь умнее и скажешь «нет», когда снова позовет, – подумала она и тут же возмутилась: – Следующего раза не будет. Он же не мазохист!»

– Мой автобус, – пробормотала Лера, печально радуясь этому подарку небес.

– Пока, – пожал плечами Вересов, рассматривая ее расстроенное лицо.

– Пока.

Глядя, как она скрылась за дверью автобуса, Кирилл потянулся за сигаретами. Потом медленно поплелся за своим мотоциклом, брошенным где-то под «Скворечником». И задумчиво наблюдал, как под светом фонарей серебрится снег.

В Зазимье гнал. Может быть, даже слишком гнал. И понемногу успокаивался. Собственная реакция его удивляла. Это было не похоже на него – так беситься из-за отказа. Но и поделать с собой Кирилл не мог ничего.

Когда подъезжал к дому, понимал, что нифига не остыл. Но то, что пора заканчивать со всем этим, было очевидно.

Поставил коня в гараж. Вошел в дом. И чуть не подпрыгнул от громкого голоса Ярослава Сергеевича Закревского, возвещавшего на весь дом:

– Она вторую неделю с ума сходит! У нас уже даже Чан научился ходить на цыпочках, а кролик, который ходит на цыпочках – жуткое зрелище! Про детей молчу – лишнее слово сказать боятся. Марина, ты охренела?

– Я не нарочно! – раздался писк Мары.

Кажется, ареной сражения по-прежнему была кухня.

– Обороты сбавь, – послышался голос Максима с явно уловимыми нотками раздражения.

– Обороты? – рявкнул Закревский. – Знаешь, это не про тебя книжку написали!

– Ты всегда был склонен к звездной болезни. Что тебя не устраивает? Почти пиар-кампания.

– Я тебе позвонила только, чтобы сказать, что мне очень жаль! И очень стыдно! – снова принялась увещевать Марина.

– Стыдно? Знаешь, Марин, я всегда считал тебя неглупой женщиной! Но, согласись, в данном случае ты… Черт! Вересов, закрой уши!

– Лучше ты закрой рот.

– Не ссорьтесь! – заорала Мара. – Это я во всем виновата! Но я не хочу быть виноватой еще и в том, что вы ругаетесь!

Повисло молчание. Кирилл напряг слух, чувствуя, как улыбка расползается от уха до уха. Все-таки папахен тот еще рыцарь. Даже если дама сердца неправа. Господи, Марина бывает неправа!!!

– А мы не ругаемся, – было заметно усилие, с которым Закревский заставлял себя успокоиться. – Да, Макс?

– Да, – невозмутимо подтвердил Вересов. Спокойствие было свойственно ему в разы больше, чем Ярославу. – Так в чем цель визита?

– Книжку хочу. Почитать. Согласитесь, право имею.

– Уверен, что такое читаешь? – поинтересовался Макс.

– Придется, а что делать?

– Ясно, – сказал Вересов.

– Ты знаешь, где она лежит, – теперь голос Марины был уставшим.

И мгновением позднее она в очередной раз пронеслась мимо Кирилла. Тот проводил ее взглядом. Мысленно хмыкнул. И подумал о том, что накосячила, она, видать, неслабо. Интересно, насколько сильнее его самого в одиннадцатом классе.

Продолжая мысленно забавляться, Кир вошел на кухню.

– Привет, – поздоровался он с порога.

– Давно не виделись, – пробурчал Закревский. Выглядел Ярослав Сергеевич взъерошенным и выжатым одновременно. – Дела как?

– Путем, – ответил Кир и привычно залез в холодильник. – Па, я отбивные умыкну.

– Да хоть весь холодильник забирай!

– Тогда еще и блины… с чем? С творогом?

– В ужин были разные. Алла Эдуардовна ждала, что ты придешь.

– Был занят устроительством личной жизни, – сообщил Кир, доставая тарелки из холодильника. – Всем спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – отозвался Закревский.

– До завтра, – ответил Макс и спросил Ярослава: – Может, девчонки сами разберутся?

– Ника не умеет разбираться, – устало вздохнул Слава. – Психовать умеет. Мне когда Марина по телефону объяснила все, так хоть немного голова на место стала. Думал, уже я чего-то натворил.

– Сильно тяжко? – усмехнулся Вересов.

– Да как тебе сказать… Собирался сегодня устраивать романтический ужин. Как раз по супермаркету шарился, когда Маринка позвонила – шампанское выбирал.

– Устаканится, – Макс потер лоб. – Сейчас принесу книгу.

Он вышел из кухни, с тем, чтобы вернуться через пару минут, и протянул Закревскому пресловутый литературный шедевр. Ярослав взял его в руки и повертел, рассматривая обложку.

– Ты смотри, даже в твердом переплете, – проворчал он.

– Перестань, – неожиданно устало сказал Макс.

Ярослав ничего не ответил. Он нахально уселся за стол и раскрыл книгу.

____________________

Надежда //для сбежавшего молока//

Глядя на сбежавшее молоко, распространявшее по кухне не самый приятный аромат, Лика пыталась понять, зачем вообще ставила его на огонь. Закрыла газ и, так и не вспомнив, ушла обратно в комнату. Там был телевизор, создававший иллюзию беззаботной жизни. В нем постоянно что-то происходило, но это не имело никакого значения, потому что происходило не с ней. О том, во что теперь превратилось ее существование, она думать больше не могла. Не хотела.

Она смотрела телевизор.

Впрочем, телевизор был спасением только наполовину. На ту половину, которая почти разучилась чувствовать. Вторая – будто бы замерла в ожидании.

Ожидание было вознаграждено.

Ровно в 17:15 в дверь позвонили.

Гости у Ларгиной были незваными, но частыми. Слесари, почтальоны, соседка – подъездная активистка. На этот раз оказалось менее увлекательно. На пороге стоял Краевский.

– Когда ты, дура, научишься смотреть в глазок, – негромко ругнулась Лика и дернула дверь обратно на себя.

Но его ладонь уже вцепилась в нее чуть повыше ручки, а нога оказалась в дверном проеме.

– Мне тоже интересно, когда. В целях безопасности это было бы полезно! – процедил Влад сквозь зубы.

– Ногу убери, – фыркнула Лика, продолжая дергать дверь.

– Мы оба знаем, что не уберу. Потому смирись и пусти меня в квартиру.

– Я тебя не приглашала!

– Я в курсе.

– Тогда зачем пришел? – она по-прежнему стояла на пороге, теперь скрестив на груди руки, и хмуро смотрела мимо Владислава.

– Узнал твой адрес. Ты хреново концы прячешь.

– С чего ты решил, что я прячусь? – невесело усмехнулась Лика.

– Ты сменила сим-карту, свалила из дома Ларгина, поменяла уже вторую квартиру, и твоя машина два месяца стоит в гараже. Реально, с чего я решил?

– Пользоваться арестованным имуществом не очень приятно, – она пожала плечами и зашла в прихожую. В конце концов, пока он сам не захочет уйти, она его точно не выгонит. К дракам Лика питала внушенное чувство отвращения. Оставалось только вызвать доблестных мальчиков в форме. Но, увы, не вариант. При наличии соседки-активистки.

Краевский прошел следом, закрыл за собой дверь. Обернулся. Скинул шузы – читай, явился надолго. И тяжелым взглядом окинул прихожую. От светлого потолка по желтым обоям к ламинату на полу. Потом глаза его задержались на ее ступнях в зеленых носках. И Краевский негромко хмыкнул.

– Неплохо устроилась, – отметил он.

– Как смогла. Чего ты хочешь?

– Поговорить.

– А если я не хочу?

– Знаешь, в данном случае мне похрен. Ты всегда чего-то не хочешь. Сначала Ларгина, потом меня, потом снова Ларгина. Моя очередь.

Из горла Анжелики вырвался странный звук, похожий на сдерживаемое ругательство.

– В компании моего мужа ты определенно лишний.

– О как! А я-то думал! Это хорошо или плохо?

– Это никак.

– Допустим. Этот сукин сын с тобой не связывался?

– Я не обязана перед тобой отчитываться. Ты не следователь.

– Слава богу, нет, – его губы растянулись в улыбку. Куда более мягкую, чем все, что было до этого момента. – Мы так и будем стоять здесь? Чаем не угостишь? Я, между прочим, с утра не ел.

– Еда в ресторане, – Лика развернулась и прошла в комнату.

Краевский нервно рассмеялся, откинул со лба челку и выдохнул. Краткие несколько мгновений, пока она скрылась из виду, чтобы прийти в себя. Он нашел ее. Нашел.

Все, что произошло с того мгновения, как он с подачи Соснова вытрусил на свет божий грязное белье Ларгина, не укладывалось в его голове. Впрочем, он и не пытался уложить. Смрад шел нехилый. Задержание, транслировавшееся во всех новостях, шуму наделало, как и ожидалось. Пожалуй, единственное из свершившегося ожидаемого. Остальное вышло из-под контроля почти сразу. Сначала выпущенный под залог Ларгин удрал за границу, потом Лику затаскали по допросам. И тогда же выяснилось, что львиная доля имущества супруга была записана на ее имя. Во всяком случае, стало ясно, почему он разводиться не желал и так отчаянно оттягивал это дело. Дооттягивался…

Потом Лика «сбежала». Нет, не за границу. Залегла на дно. Будто бы там он мог ее не найти.

Краевский снова посмотрел по сторонам. И после вошел в комнату. Туда, где вещал телевизор.

– Самородова Саньке разболтала, – проговорил он устало.

Лика вопросительно посмотрела на него, потом выключила телевизор. Устроилась в кресле, вытянув скрещенные в щиколотках ноги, и закурила.

Некоторое время он молча разглядывал ее нарочито расслабленную позу. Потом сел в соседнее кресло.

– Лик, это я фитиль поджег, от которого Ларгин жахнул.

– Тебе вручить орден? – хмыкнула она.

– Обойдусь. Если бы я его просто прикончил, тебя бы быстрее в покое оставили.

– Обвинение в убийстве – это весело, – рассмеялась Лика. – При нашей-то с ним жизни я была бы главной подозреваемой.

– Ты не допускаешь, что я джентльмен и пошел бы чистосердечно признаваться? – хохотнул он.

– Да какая разница, – вздохнула она, затянулась и выпустила дым в потолок. Прикрыла на мгновение глаза, отгородившись от всего: прошлого, настоящего, будущего. И вынырнула на поверхность. – Мне, правда, все равно. Я лишь хочу, чтобы вся эта бодяга поскорее закончилось…

Краевский встал с кресла. Медленно подошел к окну. Было высоко. «Восьмой этаж, Владислав Сергеевич», – мелькнул в его голове Санькин голос. Как она выпытала у Самородовой адрес, Краевский не спрашивал. У каждого джедая свои методы работы. Не стоит разглашать. Результат есть, и довольно.

Посмотрел на Анжелику и тихо проговорил:

– Я думал, сдохну, когда узнал, что ты к нему вернулась.

– Ну я же не сдохла, когда ты свалил в неизвестном направлении, – она зло раздавила окурок в пепельнице.

– Я был у родителей, – глупо сказал он, то ли оправдываясь, то ли веря, что что-то меняет в эту минуту. – Простудился и застрял. А когда вернулся, то уже… Я не знал, что мне делать, Лик… Я и сейчас не знаю, что мне делать. Ты сможешь меня простить когда-нибудь?

– Ты никогда и ничего мне не обещал. За что мне тебя прощать? – глухо спросила Ларгина.

– Я не смог… не сумел защитить ни тебя, ни нашего ребенка. Меня не было, когда я был тебе нужен.

– Моего ребенка, – упрямо сказала она. – И мне никто не нужен. У меня все в порядке. У меня всегда все в порядке.

– Я это заметил в больнице, – Краевский отлепился от подоконника и приблизился к ее креслу. Присел перед ним, почти касаясь ее коленей. И повторил то, что сказал многими неделями ранее, когда они виделись в последний раз: – Я люблю тебя, Лик.

Она замерла, боясь даже случайно коснуться его.

– И как давно?

– Не боись, не с первого взгляда.

– Я и не боюсь. Чего мне бояться?

– Дура! – рассердился он. – Да ты всего боишься! Себя, меня, любить, смотреть мне в глаза, даже дышать со мной одним воздухом в этой гребанной квартире! Я никуда не уйду, понимаешь? Я не исчезну! Я буду с тобой, если только ты позволишь, Лика!

Она резко дернулась и посмотрела в его черные, как наступившая за окном ночь, глаза. Раскинула тонкие руки на подлокотники и, сделав глубокий вздох, твердо сказала:

– Нет, не позволю.

Краевский зло усмехнулся и подался к ней. Прижал ее к спинке кресла, обхватив ладонями острые плечи. И горячо прошептал:

– Я тебе не верю.

– Твое право, – зашипела она в ответ, приблизившись к нему.

Он вцепился в ее губы своими, зло сминая их поцелуем. Скользнул по ним языком, проникая в ее рот. И лихорадочно ждал, как отзовется на его прикосновения ее тело – всегда отзывавшееся, всегда ожидающее его.

В этом он знал ее всю. Потому что знал о ней всё самое главное. И ждать ему почти не пришлось.

Она протяжно застонала, тело ее крупно вздрогнуло, и руки быстро заблуждали по его одежде в желании почувствовать кожу. Захватив край свитера, заставила снять и уже сама целовала его. Поняла, что и этого мало. Сорвала с себя рубашку. И, крепко прижавшись к нему обнаженной грудью, судорожно всхлипнула и затаила дыхание.

Теперь не выдержал он. Слишком долго, слишком давно не прикасался к ней. Хрипло вдохнул, втягивая носом ее запах. Разорвал поцелуй. Заглянул в глаза, одурманенные желанием. И знал, что его – сейчас такие же.

– Лика, – прошептал он. И все снова пришло в движение. Сжимал ее, тонкую, хрупкую, в объятии, скользил ладонями по спине. Сбегал пальцами к застежке брюк. Расстегивал пуговицы. Скользил по краю ее белья, проникая все дальше под ткань. И не мог оторваться от нее. Не мог заставить себя прекратить этот шквал. И не хотел его останавливать.

Его губы быстро спускались по шее к груди, прикусывая кожу, смыкаясь вокруг сосков. И еще ниже, лаская живот, впитывая ее запах там, где двигались пальцы.

Она прикрывала глаза и тут же распахивала их снова, боясь пропустить что-то значительное, то, что навсегда останется с ней. И отдавалась его рукам в нетерпеливом ожидании минут, когда они станут, наконец, единым целым.

Много позже, засыпая, обхватив ее руками, он снова заглядывал в ее лицо. Будто очень давно не видел ее вот такой. И тут же понимал: такой – не видел никогда. Она никогда не позволяла ему видеть. Откинул с высокого лба рыжую челку и коснулся пальцами лишь недавно зажившего окончательно шрама. Нахмурился. Тихо выдохнул:

– Я не отдам тебя.

И уткнулся носом ей в шею.

Она закусила губы и отвернулась, почувствовав, как по щеке на подушку скатилась слеза.

Утром он проснулся один. Пошарил рукой по постели, не найдя ее, открыл глаза и вяло улыбнулся, понимая, что она сбежала. Но теперь у него было кое-что важное, чего не было еще накануне. Теперь он знал, что она любит его. И значит, все было не зря.

Закревский захлопнул книгу и некоторое время смотрел прямо перед собой. Лицо его не выражало никаких эмоций, кроме крайней озадаченности. Потом он негромко булькнул и спросил:

– Выпить есть чего?

Вересов молча достал стакан, виски и поставил перед Ярославом.

Тот еще некоторое время повтыкал на бутылку. Потом все-таки налил, но руку с напитком до рта так и не донес. Вместо этого удивленно промолвил:

– Вообще-то она меня там без жены оставила почти!

– Почти не считается, – сказал Макс, налил себе и быстро выпил.

– Засчитано… Черт, Вересов! Будь Маринка мужиком, я бы ей точно морду набил!

– Она не мужик. Она молодая писательница с фантазией.

– Ты сам-то понимаешь, что она вычудила, а?

– Понимаю… Ты там Нику успокой… как-нибудь.

– Как-нибудь, – Закревский поднялся из-за стола. – Книжку-то с собой дашь? Хоть узнать, чем закончилось…

– Забирай, – махнул рукой Макс.

– Тогда бывай… удачи… а то вдруг она и про вас напишет.

– Да иди ты! – слабо огрызнулся Вересов и проводил Ярослава.

Медленно поднялся по лестнице и ввалился в спальню.

Мара лежала на постели, глядя в потолок. И на появление мужа отреагировала только тем, что протянула в его сторону руку.

Он присел на кровать, взял ее ладонь в свою и устало сказал:

– Я не спрашиваю, зачем ты все это выпустила. Но, черт, Мара, нафига ты позвонила Славке?

Она слабо всхлипнула и несчастным голосом прошептала:

– Я хотела извиниться. Ника трубку не берет… Я не знала, что он не знает!

– Теперь знает.

– Теперь знает, – повторила Мара. – Тираж хорошо расходится. Мозгунова злобствует. А я на этом все. В школу вернусь, наверное.

– Не городи чепухи. Ложись спать.

– Прости… Тебе это все тоже уже надоело и неприятно…

– Дело не в этом. Но однажды ты уже сделала, не подумав – написала… это. Зачем повторяться?

Она по-детски искривила губы – время шло, а эта привычка у нее все еще оставалась. Притянула его руку к лицу, прижалась щекой к ладони и тихо сказала:

– Люди иногда наступают на грабли по нескольку раз.

– Когда-нибудь обязательно надо остановиться.

– Ты намекаешь на то, что когда от эффекта грабель у меня вырастет шишка, я тебе разонравлюсь?

– Я намекаю на то, что тебе надо спать. Что предпочитаешь на сон грядущий?

– Тебя. И не только на сон, – вдруг усмехнулась Мара.

– Тогда двигайся! – хохотнул Макс и завалился рядом.