сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)
— А ты так и осталась хладнокровной стервой, — отпарировал Драко, скрещивая руки на груди. — Так что я не собираюсь обсуждать мою личную жизнь с тобой.
Пэнси бесстрастно пожала плечами и глубоко вдохнула аромат цветов.
— Мы уже этим занимаемся, а судя по твоей кислой мине, помощь тебе не помешает.
— Тебе что, больше нечем заняться?
— Нет, — честно ответила она. — Давай же, Драко, не будь таким засранцем…
Собственно, почему бы и нет?
И он поведал о своей тайне во второй раз. С самого начала, куда мысленно погрузился вслед за воспоминаниями. Пэнси слушала внимательно, не перебивая, так что спустя пару минут увлеченный Драко уже забыл о сковывающей неловкости и красочно поведал все подробности волнительного месяца, возможно, лучшего в его жизни.
Пока не добрался до событий последних дней. Тогда его вновь переполнили злость, ревность и возмущение, вспыхнувшие подобно костру под порывом ветра.
— Она сама назвала этот чертов день скучным! — он вскочил с места, не в силах усидеть на месте. — Сама уверяла, что ненавидит весь этот несуразный розовый мусор, который становится ненужным уже спустя сутки! И в кои-то веки мы с этой упрямой ведьмой хоть в чем-то согласны! Так с чего вдруг она обиделась?
Закончив гневную тираду, он вальяжно опустился обратно на диван и потянулся к шоколадным конфетам, но Пэнси молниеносным движением ударила его по руке.
— Эй! — возмутился он. — Я только что открыл перед тобой душу, а ты отказываешься делиться конфетой?
Однако она осталась непреклонна.
— Блейз подарил их мне, — и, не обращая никакого внимания на его недовольство, вернулась к прежней теме: — Вы с Грейнджер так наивны и категоричны в своих суждениях… — она вздохнула. Почти с сожалением. — Думаешь, кому-то по-настоящему нравится вся эта вульгарная дрянь, украшенная нелепыми сердечками? — она покачала головой, заметив его многозначительный взгляд на букет в руках и полупустую коробку с шоколадом. — Позволь раскрыть тебе глаза. Блейз дарит мне розы не из-за цвета или каких-то там традиций, а потому что на четвертом курсе я поранила палец и долго кричала, проклиная острые шипы и того придурка, бросившего меня за час до Святочного бала. — Драко виновато откашлялся. Очевидно, Пэнси будет напоминать ему тот случай вечно. — Заметь, на этих, — она продемонстрировала длинные стебли, — ни единого шипа.
— У конфет, полагаю, тоже есть какая-то трогательная предыстория? — поинтересовался он.
— Угадал, — кивнула Пэнси и прикусила губу, как если бы сдерживала невольную улыбку. — Он дарит мне шоколад, потому что обещал любить, даже если растолстею, постарею или трансфигурируюсь в злобного дракона. И я собираюсь по-своему отблагодарить его сразу же после вечера ко Дню всех влюбленных.
— Избавь меня от подробностей, — попросил он, обдумывая ее слова. — Я и так понял, куда ты клонишь.
Она недоверчиво вздернула бровь, оценивающе прицеливаясь прямо в душу, после чего встала, поглядывая на часы, и направилась к выходу.
— Надеюсь, — бросила она через плечо. — Потому что праздники пусть и проходят, но не воспоминания.
***
Стоя напротив высокого зеркала, Гермиона скептично разглядывала свое отражение.
Платье мягко обнимало изгибы тела, обнажая ключицы и шею. Полупрозрачный серебряный покров, вышитый тонкими нитями, переходил в сапфировые волны, почти доходившие до каменных плит под ногами. Волосы заплетены в косу стараниями Джинни, на губах бледно-вишневая помада, а в глазах — очевидное нежелание появляться на дурацком вечере, где, кроме всего прочего, ей придется внимательно следить за пьяными влюбленными парочками.
За-ме-ча-тель-но.
Скорее всего, она будет единственной гостьей, заявившейся в гордом одиночестве. Той, что будет стоять со скучающим лицом, явно не вписываясь во всеобщее веселье, и отсчитывать минуты до конца, когда наконец сможет вернуться в свою тихую комнату, взять учебник по углубленной нумерологии, приготовить крепкий кофе и забраться под теплое одеяло, прихватив с собой кота. И не думать. Абсолютно. Ни о чем. До тех самых пор, пока из груди наконец не исчезнет это противное чувство тоски и разочарования.
Гермиона гордо приподняла голову, стараясь придать себе вид если не радостный, то хотя бы уверенный. Пожав плечами, потому что получилось весьма спорно, она спустилась в Большой Розовый Зал — миниатюрное воплощение праздника и ее долгих стараний. До мероприятия оставалось достаточно времени, чтобы убедиться в том, что все готово. Чем Гермиона и занялась, достав из сумочки дневник с длинным списком обязанностей:
● Цветочные гирлянды из вьющихся диких роз, обрамляющие оконные рамы; летающие купидоны с колчанами полных стрел; зачарованные хлопушки с сюрпризом, которые взорвутся и покроют пол сердцами в полночь ✔
● Волшебные фонарики, парящие под потолком вместо свечей; ароматические лампы ✔
● Огромный шоколадный фонтан; не менее внушительный торт; сахарные леденцы, ириски и топленая карамель из «Сладкого Королевства» ✔
● Вишнево-клубничный сок; красный пунш с маленькой алкогольной добавкой; неизменный тыквенный сок… ✔
Не успела она дойти до середины, как подпрыгнула, расслышав за спиной шаги, и обернулась.
— Что ты здесь делаешь, Малфой? — она с недовольством уставилась на него, мысленно проклиная себя за глупые вопросы.
— То же, что и ты, Грейнджер: организую дурацкий вечер. Если не забыла, это входит в мои обязанности.
— С каких пор тебе есть дело до обязанностей? — она раздраженно скрестила руки на груди, пытаясь не выдать, как больно уязвил бездушный холод в его голосе.
— Должно быть, с тех самых, как связался с тобой, — он скопировал ее позу.
Последующие несколько секунд они сверлили друг друга взглядами. На этот раз вся злость, сквозившая в воздухе между ними, была отнюдь не притворной. Словно они вернулись на месяц назад, когда их связывали лишь взаимная неприязнь и вынужденное сотрудничество. И от этой мысли настроение Гермионы вконец испортилось. Она отвернулась, повыше вздернув подбородок, сверилась с часами и шепотом выругалась, поглядывая в сторону дверей:
— Да где всех, черт возьми, носит…
Затем расслышала безрадостный смешок.
— И что это мне напоминает? — пробормотал Малфой, отвлеченно разглядывая плитки под ногами.
Отвечать Гермиона не собиралась, хоть прекрасно знала, куда он клонит. Минутой раньше думала о том же: тот самый Большой Зал; одинаковые обстоятельства; аналогично тягостное молчание, а также неловкость оттого, что приходится находиться с Малфоем наедине. В День всех влюбленных. А еще нечто новое. Вероятно, опасение, что он понимает ее чуть лучше, чем прежде, или даже слышит мысли. Может, трепет. Потому что как бы она ни отгоняла непрошеные воспоминания, рождественская ночь безжалостно ломилась ей в голову. В душу.
Вместе со всем теплом, нежностью и счастьем…
Почувствовав, как щиплет в глазах, Гермиона решительно зашагала к алкогольным напиткам. Она взяла один из бокалов, с остервенением отцепила от ножки нить с глупым розовым сердечком и, швырнув нелепое украшение подальше, опустошила содержимое до дна. Ведь совсем не собиралась повторять тот же унизительный потоп из слез и прискорбных сожалений.
— Отлично, теперь мне можно кое в чем признаться, — Малфой обреченно вздохнул за ее спиной, за что она сразу же одарила его подозрительным взглядом.
— Признаться? — она нахмурилась, обуреваемая недобрыми предчувствиями
— По всей видимости, я частично поспособствовал массовому опозданию гостей, — он пожал плечами
— Что именно ты сделал, Малфой? — в ее обманчиво-спокойном голосе слышалась угроза. Но он этого не заметил.
— Всего лишь напутал с цифрами, когда указывал время. На час.
— Что?! — она приподняла брови, не до конца веря в услышанное. — Мерлин, я ведь не требовала ничего сверхъестественного! Как вообще возможно напутать с цифрами?
— Послушай, Грейнджер, тебе стоит успокоиться…
— Успокоиться? — взорвалась Гермиона. — Да ты… Ты!.. — она осуждающе ткнула в него указательным пальцем, затем беспомощно замолчала, не в силах выбрать наиболее точный эпитет к переполнявшему негодованию.
И сдавленно прорычала.
В тот самый миг снежные комья градом посыпались с потолка, закружились в воздухе холодным вихрем. Спустя минуту Большой Зал был усеян тонким покровом волшебного снега.
— Какого черта? — процедила Гермиона, смахнув с одежды мокрые снежинки.
Малфой невозмутимо пожал плечами, точно не замечал, в какой беспорядок превращается все кругом и как портится ее прическа, на укладку которой она, между прочим, потратила не меньше часа.
— Почему тебе доставляет такое удовольствие все портить? — требовательно спросила она, не замечая ни тени раскаяния на его высокомерном скучающем лице. — Неужели тебе так жизненно необходимо превращать в ничто все мои старания? Я подготавливала зал несколько дней! Ты хоть представляешь, как сложно мне было? И не смей говорить, что я утрирую, драматизирую или сгущаю краски! — опередила она его попытку вставить слово. — На тебя нельзя положиться даже в таком незначительном вопросе, как организация дурацкого праздника! Впрочем, сама виновата, раз поверила в твои лживые слова и обещания, — Гермиона заметила, как он раскрыл рот, почти выплюнул привычное «заткнись», однако выслушивать не собиралась. Она была слишком зла и расстроена. — Тебе абсолютно наплевать на всех, кроме себя! От тебя одни проблемы. Нет, не так. Ты состоишь из проблем. Ты сам — проблема. Поэтому ты обожаешь создавать проблемы. Уверена, даже твоя Амортенция пахнет сплошными проблемами и сопутствующим дерьмом!
— Ты пахнешь не так уж плохо, Грейнджер.
Смысл его слов добрался до затуманенного злостью сознания прежде, чем с языка слетела очередная колкость, и Гермиона замерла на месте, как если бы ее пригвоздили к месту так, чтобы она оказалась не в силах выдавить ни слова. Просто продолжала смотреть и ждать. Чего именно, сама не знала. Возможно, смешка, потому что, если бы проклятый Малфой рассмеялся ей в лицо, она бы вырвалась из оцепенения. Что уж там. Стихийные бедствия — и те вызвали бы в ней меньшее потрясение.
Драко оставался серьезным. Он решительно молчал, сощурившись и оборонительно сложив руки на груди — как делал каждый раз во время споров, давая понять: он совершенно точно не заберет назад ни слова. Пусть и выглядит при этом до страшного злым, смущенным.
Сердце взволнованно забилось о ребра, и тогда Гермиона ахнула, пораженная неожиданной догадкой.
— Ты сделал это специально.
Вместо ответа Драко потянулся к бокалу и налил себе огневиски. Кажется, он мысленно перебирает череду ругательств, в то время как она изумленно разглядывает помещение.
Зал выглядел как снежный стеклянный шар, который встряхнули. Вместе с Гермионой и всеми ее мыслями. Сильно. Так, что закружилась голова и Гермиона почувствовала, как в груди что-то затрепетало.
— После того как ты высмеяла этот праздник и весь прилагающийся к нему розовый мусор. До того как узнал, что ты считаешь «нас» неправильным, а меня — проблемой, портящей тебе жизнь.
Она виновато прикусила губу, вспоминая свою гневную тираду. И все-таки.
— Мне казалось, ты думаешь так же, — и отвела взгляд в сторону, потому что все еще не могла отделаться от липких сомнений. — Когда нас увидели вместе после рождественских каникул, ты притворился, что ничего не изменилось, мы прятались, лгали, никогда не обсуждали происходящее, и то, что сказала Гринграсс…
— К черту Гринграсс, — оборвал он ее на полуслове. В его голосе звучала еле сдерживаемая злость. — К черту весь этот долбаный замок вместе с его обитателями и твоими поклонниками!
— Почему ты…
— Нет уж, Грейнджер, ты и так достаточно наговорилась, — он осуждающе ткнул в нее пальцем. — Сейчас мой черед, так что заткнись и слушай. — Что-то в выражении его серых глаз заставило ее послушаться. Что-то мягкое, несмотря на видимую грубость и нетерпение. — Знаешь, ты удивительно недогадлива для самой умной ведьмы столетия, и мне очень жаль, что я, занятый собственными страхами, этого не заметил. Мне также жаль, что ты приняла мою растерянность за сомнение и углубилась туда со свойственной лишь тебе одной дотошностью. В свое оправдание могу сказать: у меня нет списков с советами о том, как вести себя в подобных обстоятельствах, у меня никогда не было никого, ради кого мне бы хотелось его завести. Зато есть другой, длинный, где описаны все ошибки моей жизни. И чтоб ты знала, Грейнджер, той ночи в этом списке нет. Всех последующих тоже. О чем я и собирался сообщить до того, как ты все испортила, — он раздраженно щелкнул ее по носу и вздохнул, поглаживая переносицу, собираясь с мыслями.
— Вообще-то…
— Дай договорить, — оборвал он ее, нервно махнув рукой, и поспешно продолжил: — Я не мастер милых признаний и красивых слов. Мы оба знаем, что мне лучше удаются убийственный сарказм и смертоносная ирония, а потому, если собьешь меня сейчас, я, скорее всего, забуду всю тщательно подготовленную речь, а ты никогда не узнаешь, что там было. — Он дождался ее медленного кивка. — Помнишь, я говорил, что счастье как конец книги? — еще один кивок. — Так вот, я передумал.
— То есть ты признаешь, что я оказалась права, а ты…
Он прикрыл ей рот ладонью.
— Не знаю, что нас ждет дальше, не знаю, какой будет конец, но это и неважно. Потому что я готов рискнуть ради нашей истории, — Драко наклонился к ее лицу, отчего целый рой испуганных, взволнованных бабочек затрепетал внутри нее, и прошептал под ухо: — Ты мое «долго и счастливо», Гермиона, — и провел кончиком носа вдоль щеки. — Надеюсь, ты плачешь от избытка радости, — вздохнул Малфой, стирая большим пальцем дорожку слез на ее щеках. — Потому что, если нет, мне придется пустить в ход секретное оружие.
— Мерлин… — всхлипнула Гермиона. — Что еще ты придумал?
— Закрой глаза.
Она прикрыла веки, после чего в тишине послышался щелчок, а следом — звуки знакомой музыки.
Той самой. Их музыки.
Ее сердце пропустило медленный, оглушительно громкий удар и замерло. Драко коснулся ее губ своими. Неспешно, до мурашек под кожей, и очарованная Гермиона сразу же вспомнила их самый первый поцелуй. Со вкусом зимы, Рождества и теплого шоколада; мягкого, точно нетронутый снег и его волосы под дрожащими пальцами; долгого, словно кругосветное путешествие и недельная разлука; волнительного, как их последующая близость и все сокровенные разговоры.
Незабываемого.
Гермиона обхватила его за шею, углубляя поцелуй и чувствуя, как Малфой притягивает ее еще ближе, пробегается пальцами вдоль спины, скользит еще выше — к лопаткам. Одним ловким движением распускает ее длинные пряди, сразу же зарываясь в них рукой, и тихо шепчет, не отрываясь от ее губ:
— С Днем святого Валентина, Грейнджер.
***
Возможно, действительно было что-то особое, необъяснимо-волшебное в самой атмосфере этого праздника. Разумеется, не заурядно-напыщенная атрибутика, смехотворная суета, и уж точно не безвкусные валентинки. И все же…
Сейчас, наблюдая за улыбающейся Грейнджер, изучающей музыкальную шкатулку, которую он еще на каникулах нашел среди фамильных ценностей, Драко не исключал, что когда-нибудь сможет полюбить этот ужасный, бесконечно долгий день.
У них оставалось всего несколько минут до всеобщего торжества, поэтому он протянул Гермионе руку, не отводя пронзительного взгляда, пока она наконец не согласилась на приглашение.
— Мне казалось, ты ненавидишь День святого Валентина не меньше меня.
— Верно, — его ладонь оказалась на ее талии и повела в медленный такт. — Более того, я искренне верю, что нужно быть полным кретином, чтобы участвовать во всем этом балагане, — он вздохнул, осматривая осуждающим взором развешанные сердечки, покружил Гермиону вокруг себя и вновь притянул к себе. — Но я хочу разделить этот отвратительный день с тобой.
Она приобняла его за плечи, шепча в плечо:
— Через пару минут сюда вломится весь Хогвартс. Я почти слышу изумленное перешептывание, — она нервно усмехнулась. «Перешептывание», «изумление» — слишком мягкие определения тому, что их ждет. «Сплетни», «громкие», «скандальные» — вот более подходящие. — Тебя это не пугает?
— Напротив, — он наклонился, коснувшись носом ее макушки. — Мне будет спокойнее, когда все твои таинственные поклонники узнают, с кем будут иметь дело, если продолжат к тебе приставать.
Гермиона приподняла голову навстречу его лицу.
— Сердце Гринграсс будет разбито, — она изобразила печальный вздох.
— О, мы разобьем много сердец, — пообещал Драко. — Представь лицо Поттера.
— И всех твоих слизеринских дружков, — засмеялась Гермиона, затем внезапно ахнула и поморщилась, будто проглотила сочный лимон: — О Мерлин, твои родители…
