сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
— Просто предположила наихудший вариант и умножила на бесконечность, — Джинни обреченно вздохнула, пожала плечами, словно смиряясь с неизбежным. — Сейчас я принесу нам огневиски, а после ты мне все расскажешь. — Она строго прищурилась. — Детально.
Спорить Гермиона не стала.
И спустя несколько минут, когда они перебрались в ее комнату, рассказала о случившемся в рождественские каникулы, а также то, что последовало после. До этого Гермиона не подозревала, насколько тяжелыми могут быть секреты, но теперь, расставшись с одним, не могла остановиться. Благодаря чему рассказ ее занял почти час, в ходе которого Джинни пришлось опустошить не один бокал.
Поэтому было крайне обидно в конце длинного откровенного монолога услышать неинформативное:
— Ты и Драко Малфой…
— Верно, — кивнула Гермиона, стараясь распознать настроение подруги. — Мы выяснили это еще час назад.
— Твоя Амортенция пахнет чертовым Драко Малфоем, — трагично заключила Джинни, но, заметив рвущийся протест, бодрее добавила: — Не могу не признать, за последний год этот засранец стал весьма привлекательным. Я бы даже сказала… — она поморщилась, заставив себя произнести: — сексуальным. Не то чтобы это меняло очевидный, всеми признанный факт того, что он самая известная задница в Хогвартсе, но… Дело ведь не только в этом?
Гермиона задумалась, старательно выискивая нужные слова, затем ответила:
— Понимаешь, Малфой похож на книгу с особо запутанными и неизученными рунами. Большую часть времени он выводит меня из себя, сбивает с толку, но если разобраться… У нас оказалось больше общего, чем можно предположить. Мне нравится проводить с ним время, спорить о разном, обсуждать книги… — она запнулась, заметив, что Джинни закатила глаза, но, проглотив обиду, продолжила: — Нам обоим было одиноко в Рождество, и поначалу я думала, что дело лишь в этом, а после каникул случившееся не будет иметь значения. Только вот когда я его увидела…
Она замолчала, припомнив, как он смотрел на нее в Хогвартс-экспрессе, а после — с противоположного конца Большого Зала. У нее перехватило дыхание, сжалось сердце, закружилась голова. Толпа вокруг исчезла, и они вновь остались одни в целом замке. Словно все остальное сжалось до размеров снежка и значило не больше растаявшего снега.
— Так почему вы скрываетесь?
Вопрос Джинни застал ее врасплох. И когда Гермиона постаралась ответить, хоть самой себе, поняла, что не может.
Все случилось само собой. Она помнила, как шагала рядом с Драко на следующее утро после возвращения. Помнила также теплое чувство внутри, поразительную беззаботность. И не только собственную. Из-за того, как неожиданно и крепко он схватил ее за плечи, она обронила книгу. Малфой поднял учебник, виновато улыбнулся. Пальцы Гермионы почти коснулись его протянутой руки, когда на горизонте вдруг возникли посторонние. Вся та магия разлетелась на осколки, обратилась в пыль под их ногами, потому что ухмылка на его лице имела эффект отрезвляющего контрзаклинания. Как и то, что, возвращая книгу, он холодно бросил: «Поаккуратнее, Грейнджер».
И она подыграла. Не только в тот раз. Далеко не только в тот раз…
***
Характеризуя отношения с Драко Малфоем в своей голове, Грейнджер неизменно представляла ежедневное катание на американских горках во время масштабного землетрясения. Если, конечно, можно назвать отношениями то, что происходило между ними вот уже месяц. Сама Гермиона больше склонялась к слову «безумие». Или «наваждение». Найти достаточно точное определение порой было весьма и весьма затруднительно.
Все ее одинокие часы спокойствия, все свободное время, что она обычно проводила в библиотеке, превратились в нескончаемую игру в прятки. А иногда — в откровенную погоню.
Гермиона чувствовала себя героиней шпионских фильмов, заведя глупую привычку озираться по сторонам, словно за ней постоянно следили. Что являлось не таким уж большим преувеличением, ведь в проклятом замке невозможно найти хоть какое-то подобие укрытия. Даже в комнате Драко, куда то и дело ломились его слизеринские приятели, отпускающие неуместные шуточки насчет противоположного пола, квиддича и докучливых профессоров.
Еще вчера она уговорила Малфоя выбираться через окно высокой гриффиндорской башни, а все потому, что кто-то настойчиво стучался в дверь. А неделю назад и вовсе заставила прятаться под кроватью и выслушивать, как Джинни подробно описывает волшебные каникулы, проведенные с Гарри в доме его покойных родителей.
До этого Гермиона не замечала за собой особого актерского мастерства, но, как выяснилось, напрасно. Разыгрывать ненависть рядом с Малфоем, когда поблизости появлялся посторонний, с каждый разом получалось все лучше. Хотя, возможно, причина крылась в давних привычках. Их публичные препирательства и раньше разносились по коридорам громкими криками и обоюдными оскорблениями. Теперь же казалось, будто древние стены трещали, разрывались от их ссор, а всякий, кто оказывался поблизости, испуганно ускользал подальше.
Только вот никто не знал: после, наедине, следовало не менее пылкое примирение. Пропорциональное тому, насколько горячей выходила фальшивая ссора.
Точно. Наваждение. Не иначе.
Тот факт, что Драко добровольно развешивал вместе с ней украшения, тоже был замаскирован идеально сыгранным презрением на его губах. И только Грейнджер давалось разглядеть, как его серые глаза выпытывали у нее обещание скорой благодарности. Которое она с готовностью передавала через заговорщический прищур, незаметно касаясь Малфоя при любом удобном случае.
И несколькими часами ранее подобный расклад не казался проблемой. Напротив. Гермиона еще никогда не чувствовала себя такой живой и довольной. Целый месяц она не думала, не анализировала, не взвешивала каждый шаг. Так почему, стоило рассказать о происходящем вслух, все сразу трансфигурировалось в проблему? Почему ее волнуют глупые определения и сомнения именно сейчас, перед дурацким праздником? И почему, черт возьми, ей так хочется задушить Дафну Гринграсс?
Определенно, все обстояло сложнее, чем в рождественскую ночь.
***
Драко тихо наблюдал, как Забини все глубже и глубже погружается в порочно-сахарное царство всех влюбленных. И с удовольствием посмеялся бы над тем, с каким усердием он организовывает незабываемый вечер для Пэнси, если бы сам не был одержим похожими идеями.
Три дня. Вот все время, что имелось у него в запасе. И если изначально цифра выглядела утешительно, вскоре Драко понял: ему не хватит и трех месяцев.
«Нечто приятное» звучало просто и однозначно лишь до того мгновения, как он попытался дать расплывчатому понятию более четкие формы и завернуть во что-то настолько же розовое, как помада на губах широко улыбающейся Дафны Гринграсс. Что ж, если подумать, до этого девушки сами усиленно старались привлечь его внимание. Все силы, наоборот, уходили на то, чтобы отвязаться от нежелательных повторных встреч и предложений.
То были хорошие времена. Спокойные. Пустые…
Времена одиноких пробуждений, мимолетных встреч и холодного безразличия в измотанной душе.
Времена без Грейнджер. Возвращаться к которым чертовски не хотелось.
Они как раз вышли во внутренний двор замка, где, несмотря на прохладную погоду, толпились ученики, играющие в плюй-камни. Тусклые лучи солнца лишь изредка пробивались сквозь густую туманность наверху, окрашивая еле заметным свечением аккуратно выложенные дорожки под ногами. Гермиона подышала в замерзшие руки, повыше натянула гриффиндорский шарф, и Драко вдруг захотелось прижать ее к ближайшей стенке, завернуть в свою мантию и целовать, пока не согреется.
Однако на сегодняшнее дежурство уже имелись иные планы.
— Знаешь, Грейнджер, я помню, на втором курсе ты чрезвычайно интересовалась этим праздником, — заметил Драко, осторожно прощупывая зыбкую почву и, скривившись в отвращении, добавил: — Кажется, даже послала валентинку Локхарту.
— А ты в в тот год был высокомерным, мерзким придурком, — она пожала плечами.
— Ты не ответила на вопрос, — он сощурился.
— Какой именно?
— Почему тебя раздражает этот день сейчас? — уточнил он нарочито-беспечным тоном.
Она замедлила шаг.
— Почему тебя это волнует?
— Банальное любопытство, — отмахнулся он. — И, кстати, может, хватит уже отвечать вопросом на вопрос?
Ее взгляд сделался подозрительным, будто она все не могла решить, стоит ли ему верить, но, в конце концов, ответила:
— Я изучила историю, — ее тон сделался менторским, и Драко измученно вздохнул, прикрыв веки. — Согласно легенде, все началось тогда, когда жестокий римский император Клавдий II пришел к мысли, что от одинокого мужчины будет больше пользы на поле битвы…
Улучив минуту, Малфой заманил Грейнджер к скамье, ведь ее исторический экскурс обещал быть весьма продолжительным и детальным, поудобнее устроился на жестком дереве, решив потратить время на обдумывание нового плана. Очевидно, вся эта вычурная банальность в виде писем, сердец, цветов — дохлый номер.
Может быть, библиотека? Лирическая баллада? Сердце огнедышащего дракона?
Мордред. В рождественскую ночь было значительно проще…
— …Но вскоре Валентина поймали, посадили в сырую темницу, а затем казнили. И угадай когда! Верно, это случилось четырнадцатого февраля! — заключила тем временем Гермиона.
Со стороны ее воодушевление можно было принять за агрессию, в их случае играющую на руку, что нельзя сказать о необъяснимой ненависти Грейнджер ко Дню всех влюбленных. Интересно, связано ли это с мерзким недоумком Уизли? Вероятно, с долбаным Крамом? Или?..
— Драко, у тебя такое лицо, словно я только что сказала, что Санта Клауса не существует. Не думала, что ты чтишь этот праздник.
Он поморщился.
— Конечно нет. Просто учитывая твою любовь к традициям, мне казалось… — он пожал плечами, — что ты не прочь поучаствовать во всем этом… веселье.
— Веселье? — она хмыкнула с необычайным презрением, закатила глаза. — Все это больше напоминает какой-то стародавний ритуал или всеобщее безумие. Вообще-то я не против самого праздника, просто все эти послания, цветы и прочая мишура становятся неважными уже на следующий день, — подтвердила она его опасения. — Еще неделя, о них и вовсе забывают. До следующего года, когда все повторяется. И так по замкнутому кругу. Год за годом. Века.
— Звучит скучно, — согласился Драко. — Но…
Договорить он не успел. Как из ниоткуда перед ними возникла высокая стройная тень, а следом и сама хозяйка — Дафна Гринграсс, с ослепляющей, будто знойное солнце, улыбкой на губах и едким, приторно-сладким запахом цветочного парфюма.
— Вот ты где! — ее цепкий взгляд скользнул по нему острым коготком. — А я тебя повсюду искала…
И, не дожидаясь каких-либо приглашений, опустилась на скамью между ним и Грейнджер.
— Вообще-то, как ты могла заметить, я занят, — нахмурился Малфой и кивнул в сторону возмущенной Грейнджер.
Дафна округлила глаза в притворном изумлении и печально ахнула:
— Бедняжка… — обратилась она к нему, затем осуждающе ткнула пальцем в Грейнджер: — Она опять тебя пытает? Вот почему у тебя такой измученный, печальный вид? — и, игнорируя предостерегающие знаки Малфоя, продолжила: — Ты весь год страдал из-за этой скучной заучки, изводившей тебя дурацкими списками, которые ты грозился сжечь вместе с ее жуткими волосами. Помню, даже собирался попросить Макгонагалл сместить себя с должности, лишь бы избавиться от ежедневных пыток в виде ее ужасного, дотошного общества.
— Не представляю, о чем ты, — возразил Драко. Лицо Гермионы от этой маленькой спасительной лжи ничуть не посветлело, поэтому пришлось добавить: — К Макгонагалл я точно не обращался.
— Разумеется, — фыркнула Гринграсс, и, видит Салазар, если бы можно было сжигать дотла силой мысли — она бы давно превратилась в пыль под ногами. — Для подобного ты слишком терпеливый, благородный и… — она зачем-то облизнулась, — мужественный, — и перешла на кокетливый полушепот: — Впрочем, ты исключительно хорош и опытен не только в этом…
Когда ее пальцы потянулись к его галстуку, Драко отпрянул, из-за чего едва не упал со скамьи.
— Какого черта ты делаешь, Гринграсс? — вскипел он, теряя самообладание. — Что тебе от меня нужно?
— Мне бы хотелось обсудить главное наедине, — наглая ведьма выразительно нахмурилась в сторону притихшей Грейнджер. — Послушай, книжный червь, ты не могла бы исчезнуть? Как видишь, у нас тут намечается серьезный разговор.
— Она никуда не пойдет, — отрезал Малфой.
— Почему это? — удивилась Дафна.
Гермиона выжидательно приподняла бровь, явно недовольная происходящим.
— Потому что… — начал он объяснять, растерянно замялся, изображая несформировавшийся ответ неопределенным жестом. И выпалил: — Я не обязан перед тобой отчитываться и объяснять свои мотивы, Гринграсс! Грейнджер останется, и точка.
В воздухе повисло напряжение. Малфой мог поклясться, что физически ощущает его всем телом. Буквально. А еще — зыбучие пески под ногами, засасывающие его все глубже и глубже… И прежде, чем он нашел, за что зацепиться, заметил, как Гермиона поднялась со скамьи и начала быстро складывать тетради в сумку.
— Что это ты делаешь, Грейнджер?
— Не хочу мешать вашей милой беседе, — огрызнулась она и стремительно зашагала в сторону замка.
— Но мы ведь не закончили разговор! — окликнул ее Драко. — А как же организация торжественного вечера?
Грейнджер не обернулась.
Проклятие.
— Наконец-то она ушла… — вздохнула Гринграсс. Голос ее доносился откуда-то издалека, как рой надоедливых пчел, скребущих по тонкому стеклу его нервов. — Как ни прискорбно, некоторые никогда не поймут, что мешают другим, заставляя чувствовать неловкость и зевать от скуки. Но я спасла тебя. И ты можешь меня отблагодарить. Сегодня ночью, к примеру…
— Какого хрена, Гринграсс?! — поинтересовался Малфой, нависнув над ней устрашающей статуей гнева. — Что тебе, черт возьми, от меня надо?!
— Понимаешь…
— Нет, не понимаю! — перебил он ее лепет. — Ты бесцеремонно вторглась в мои тщательно составленные планы, разрушила их своим длинным языком и теперь смеешь говорить о благодарности? Ты хоть представляешь, каких трудов мне стоит сдерживать желание тебя задушить?!
— Ты такой грубый, — обиженно заметила она.
— Находишь? — процедил он сквозь стиснутые зубы.
Гринграсс медленно кивнула.
— Знаешь, уже ходят слухи…
— О чем это ты?
— Не я одна заметила, что в последнее время ты какой-то странный, — Дафна пожала плечами, отвечая на его мрачный взгляд: — Не участвуешь в наших вечеринках, где без тебя, кстати, царит сплошная скука; развешиваешь по замку какой-то мусор; усиленно не замечаешь моих знаков внимания, хотя раньше никогда не возражал против них. — Она подозрительно сощурилась: — Ты с кем-то встречаешься, Драко?
Да. Нет. Возможно. Почти. Скорее всего. Не знаю. Надеюсь…
— Моя личная жизнь тебя не касается.
— Значит, это правда, — разочарованно вздохнула Гринграсс. — А ведь Пэнси меня предупреждала… — Малфой напрягся. — Говорила, что ты достаточно серьезно увлекся какой-то загадочной, коварной ведьмой с красивыми волосами и богатой фантазией. — Он сделал мысленную пометку четвертовать болтливого Забини, предварительно скормив его длинный язык Венгерскому хвосторогу.{?}[Венгерский хвосторог (англ. Hungarian Horntail) — порода больших черных драконов, судя по названию, распространенных в Венгрии.] — Зря я ей не поверила.
Дафна печально облокотилась на спинку скамьи, всматриваясь в небо. Вообще-то там уже не было ни облачка, только зимнее солнце, скупо греющее заснеженные дорожки, и парочка ворон, но Гринграсс сидела с таким видом, будто прямо над ней лил дождь и бушевали грозы.
Смотреть тошно.
Посчитав тему исчерпанной, Драко уже сделал несколько шагов в сторону замка, когда она заговорила:
— Наверное, дело в атмосфере праздника, — очевидно не зная ничего про подлинную историю треклятого Валентина. — Сидела у окна, наблюдала за падающими пушистыми хлопьями снега и вдруг поняла, что всего через неделю День всех влюбленных, а мне не с кем пойти на вечеринку, некому послать шоколад или нелепую валентинку. Затем подумала о тебе, вспомнила, как нам хорошо было в прошлом году, все те вещи, которые мы вытворяли… — она мечтательно улыбнулась. — Не знаю, как выразить словами, но… Может, тебе знакомо подобное чувство?
— «Чувство» — расплывчатое понятие, — буркнул Драко.
Гринграсс обреченно кивнула, уставившись в пустоту. Ему бы оставить все как есть; уйти; догнать Грейнджер, желательно прежде, чем в ее упрямую голову проникнут необоснованные подозрения. Но что-то — вероятно, пресловутое праздничное настроение — заставило Драко, вздохнув, подсказать:
— Слышал, Нотту тоже не с кем пойти на вечер.
***
