Текст книги "Вопрос любви"

Автор книги: Изабель Вульф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

«Но даже несмотря на то что он стоит в поле таких прекрасных цветов, он кажется несчастным и печальным…»

– Я знал, что должен вернуться. Наверное, ты можешь сказать, – продолжал он, – что это все случайность. Что один турист просто забыл свою «Санди семафор» на столике кафе, ее сдуло ветром, а мне просто попалась конкретная страница со статьей о тебе. Но с другой стороны, это похоже на знамение…

– Это и есть знамение, – тихо сказала я. – Тебе не нужно специально убеждать меня в этом. А зачем ты приехал, Ник?

– Чтобы… поговорить с тобой… Объяснить все. Я не мог сделать этого раньше, но теперь все изменилось и я могу попытаться объяснить… почему я сделал то, что сделал.

– Что ж, я определенно заслужила объяснения, – с горечью произнесла я. – И должна сказать, приятно наконец узнать, где же ты задержался на три с лишним года. О, и благодарю тебя за звонок в Национальную консультативную сеть по поиску пропавших без вести, потому что я наконец перестала бродить по набережной, заглядывая под картонные коробки, и видеть кошмары о том, что ты лежишь, мертвый, в канаве – в дренажной, я бы сказала теперь, – как поначалу считалось. Жаль, что ты сделал это через три месяца, а не через три дня, не так ли? Так ты, значит, слышал меня по радио?

– Да. Я купил маленький приемник и настроил «Радио-4» на длинной волне. И позвонил в консультативную сеть.

– Но мне передали также, что ты не хочешь ни видеть меня, ни разговаривать со мной… Я не могла помять этого. Если ты мог позвонить им, почему не мог позвонить мне?

– Я пытался. Дважды. – Я вспомнила те два безмолвных звонка. – Но каждый раз останавливал себя, потому что знал: если поговорю с тобой, даже несколько секунд, завяжется диалог и мне неизбежно придется вернуться. А я был не готов. Я хотел вернуться, когда придет время…

– Ясно, – тихо сказала я. – Значит, пришло время. Я полагаю, ты считаешь, что совершаешь что-то замечательное, снизойдя до возвращения теперь, когда ты как сыр в масле… – У меня болело горло. – Рассказав мне, где… на хрен… тебя… носило… – Я вскинула руки к лицу. – Ты разбил мою жизнь… Я почти не выходила из этой вот квартиры… с трудом одевалась… Я не спала… Я превратилась в развалину… это напряжение… я даже есть не могла…

– Прости, Лора, – пробормотал он. – Мне очень жаль.

Я покачала головой:

– Можешь извиняться хоть до конца жизни – этого все равно будет недостаточно. Ты изувечил меня, – сказала я. Горло раздирали едва сдерживаемые рыдания. – Ты оставил после себя жуткий беспорядок – мне пришлось сталкиваться с повседневными трудностями, не говоря уже об агонии этих трех месяцев, когда я не знала даже, жив ли ты вообще. Я ходила по квартире ночью, ломая руки.

– Прости, – повторил он. В его глазах блестели слезы.

– Тебе незачем было исчезать, – выла я. Я протянула к нему руки, словно в мольбе, переплетя и вытянув пальцы. – Ты просто мог сказать: «Слушай, Лора, я больше не хочу быть с тобой. Давай расстанемся».

– Но я не понимал этого. Я только чувствовал собственную… боль. Она была изматывающей. Я стал беззащитным, что ли… Во-первых, мой отец умер вот так…

– Это тебя все равно не оправдывает, – всхлипывала я. Слезы струились по моему лицу. – Ничто не может тебя оправдать. Ничто не может оправдать того, что делает с людьми бесконечное ожидание.

– Я не разговаривал с ним два месяца, я сердился на него и хотел помириться, но не знал как. Все надеялся, что он позвонит мне и скажет: «Эй, Ник, давай пообедаем», – но он так и не звонил, и я не звонил, а потом он просто упал с лестницы и умер. А я не мог спокойно жить, думая, что в последний раз, когда мы виделись, я был зол на него. – Левой рукой Ник закрыл лицо. – Я так хотел хотя бы еще один раз почувствовать его объятия… – Он снова плакал. – Но у меня не было возможности. А потом ты потеряла ребенка, а я стал винить себя еще и за это – и ты тоже. Ты помнишь, что сказала мне, Лора, – эти ужасные, ужасные слова…

– Я знаю, я знаю, прости. Это неправильно.

– Тут, наверное, и в самом деле была моя вина, но на меня слишком много навалилось – все сразу. А мы ведь видели ее… это было тяжелее всего, что мы ее видели и она махала нам ручкой… – Он уронил голову в ладони.

– Нам не повезло, Ник. – Слеза скатилась в уголок рта. – Такое не могло произойти из-за аварии – удар был неопасным. Я плохо чувствовала себя в тот день, да к тому же наши преждевременные опасения… так что, может быть, этому было суждено произойти. Мы уже никогда не узнаем…

Я услышала, как он застонал.

– Меня… донимало чувство вины и угрызения совести. Мой отец, мой ребенок… я не мог… справиться с этим, Лора. Просто не мог справиться.

– Мы могли бы попробовать еще раз, наконец. Но ты ушел. И шансов у нас больше не стало – вот поэтому я и затаила зло на тебя. Я чувствовала себя дважды отверженной. Мне казалось, я никогда не оправлюсь.

Мы сидели в тишине, раздавленные тяжестью эмоций. Я смотрела в пол.

– В газете писали, что ты теперь с Люком, – сказал он. – Я помню, ты что-то говорила о нем.

– Я была с Люком. Но больше нет. А ты? – срывающимся голосом спросила я, посмотрев на него. Я утерла слезы. – Как твоя личная жизнь? Наверное, в палатке это… сложно, – с горечью добавила я.

– Я больше не живу в палатке. Я там жил всего несколько месяцев. Теперь я живу в небольшом домике на ферме. Теперь я там начальник.

– Ого. Здорово.

– У меня есть собака – родезийский риджбек. Она очень добрая.

– Ты всегда хотел собаку… мы не могли ее завести, потому что оба работали. Это было бы неправильно.

– Лора… – Откуда-то взялось пятно на ковре. Надо заняться им. – Есть еще кое-что, что я хотел тебе сказать.

– Что? – спросила я. И вдруг почувствовала ужасную усталость.

– Ну… у меня есть спутница жизни. Аннека.

– Поздравляю. Надеюсь, вы с ней будете жить счастливо, вместе шагая между тюльпанами. Я бы предложила себя в качестве подружки невесты, но мы еще не разведены.

– Она очень приятный и милый человек.

– Ну, это просто замечательно, Ник, рада слышать. Надеюсь, вы будете счастливы и, самое главное, надеюсь, что ты НИКОГДА не поступишь с ней так, как поступил со мной. – Я снова посмотрела на пятно на ковре. Понадобится пятновыводитель. Как эта штука называется? Ах да. «Ваниш». И как это я забыла?

– У нас есть ребенок.

А может, будет достаточно смыть теплой водой. Если посильнее потереть.

– Ей десять месяцев, – продолжал он. Нет, лучше без моющих средств. А то еще цвет «съест». – Ее зовут Эстелла.

– Очень милое имя. – Я посмотрела на него. – Наверное, в честь какого-нибудь сорта тюльпанов, да? «Эстелла ринвельд»?

– Да, так и есть.

Но теперь все изменилось…

– Значит, ты поэтому теперь можешь… говорить о том, что произошло, так?

– Да. Я чувствую, что… не знаю. Вернулся к жизни… Мне казалось, что все, что я любил, умирало. Вот поэтому мне и нравилась работа на ферме – я знал, что в каждой луковице есть жизнь, которая, свернувшись комочком, под моим пристальным вниманием ждет, когда же сможет раскрыться.

– У тебя есть ее фотография?

Он сунул правую руку в задний карман и достал бумажник, из которого извлек маленькую фотографию. Ник протянул ее мне. Девочка рядом с огромной вазой, полной красных и белых тюльпанов. Красивое улыбчивое лицо и копна темных блестящих волос.

– Похожа на тебя. – Интересно, а наша дочь была бы такой же? – Очень миленькая. – Наверное, была бы. – А твоя спутница – Аннека – знает обо мне? Ты ей рассказал?

– Только две недели назад. Потом показал статью. Она очень рассердилась, что я ей ничего не говорил. Сказала, что я должен ехать назад; сказала, что я лишил тебя свободы и теперь должен вернуть ее обратно.

– Что ж… она права.

Он встал.

– Наверное, я пойду.

– Где ты остановился?

– В гостинице возле Бейсуотер.

– А вещи? Я почти все сохранила, несмотря на то что ты мог подумать из той статьи. Они упакованы и лежат в свободной комнате.

– Они мне теперь не подойдут.

– Это правда. Ты очень похудел, Ник.

– Это неплохо – просто я постоянно на воздухе.

– А твои книги? Твои картины?

– У нас нет места. Делай с ними что хочешь.

– Я отдам их в «Оксфам». Нет. У «Суданиз» теперь есть свой благотворительный магазин. Отнесу твои вещи туда.

– Только я бы хотел взять фото своих родителей.

– Конечно. Я принесу.

Я ушла в свободную комнату и вернулась с сумкой.

Он забрал ее.

– Спасибо.

Я дала ему бумагу.

– Напишешь свой адрес – куда можно выслать бумаги о разводе? Процедура займет пару месяцев.

Он вытащил ручку из кармана и начал писать.

– Никлаус Геринг? – прочла я вслух.

– Так меня там знают. Это всего лишь перевод моего имени. Там никто не знает Ника Литтла.

– А ты? – спросила я.

– А я теперь знаю…

– Ты получишь свою долю за квартиру, – сказала я, когда он надел куртку. – Завтра выставлю ее на продажу.

– Тебе не обязательно ее продавать. Живи здесь, если хочешь.

– Нет. Спасибо, но я не хочу. Она испорчена. В любом случае тебе понадобятся деньги – у тебя ведь ребенок.

– Где же ты будешь жить, Лора?

– Пока не знаю. Наверное, пока буду снимать жилье. Так что… – Он взял свою сумку. – Ну… Что сказать? Спасибо, что заехал. – Мы вышли в холл. – Сегодня, кстати, наша годовщина.

Он мигнул.

– Точно. Прости. Я забыл…

– Не важно, – сказала я. – Пустяки.

Он поднял руку, чтобы открыть дверь.

– Не думай обо мне плохо, Лора. – Я не ответила. – Может быть – кто знает, – свяжемся как-нибудь. – Он грустно улыбнулся.

Я покачала головой.

– Нет, Ник, – сказала я. – Не свяжемся.

Эпилог

Шесть месяцев спустя

Последняя пятница октября. Мы с Томом сидим в кухне на Мурхаус-роуд, послеполуденное солнце льется сквозь незакрытую заднюю дверь, а Фелисити и Хью наверху собирают вещи, чтобы отправиться на уик-энд, что случается у них редко. Мы остаемся с Оливией, как уже было двумя неделями раньше, и нам это очень нравится. По радионяне – которая по каким-то причинам всегда включена – мы слышим, как Флисс хлопает дверями и гремит в спальне, открывая шкафы и выдвигая ящики, а Оливия поет йодлем в своей кроватке.

– ВсеХОРОШОмоямилая, – слышим мы. – Мама-УЖЕидет. А, вот ты где, Хью, достань мне мою сумку с гардероба – и что ты думаешь об этой маломерочке, а? Купила вчера в «Агнесс-Би».

– Ммм – великолепно, – услышали мы. – Великолепно, особенно теперь, когда ты потеряла последний упрямый четвертый стоун. – Мы услышали чмокающие звуки, визги Фелисити и взволнованные крики Оливии.

– ВсеХОРОШОмилая, – говорит Флисс. – ВсеХОРОШОмоясладкаямамаспапойпростоИГРАЮТ.

– А ты и правда здорово поправилась тогда, Флисс.

– Да. Но ты посмотри на меня сейчас!

– Сдобная мамочка… ммммм. – И снова визги.

– Надо бы тебе почаще флиртовать с моими подружками, Хью, – говорит Флисс. Нет лучшего средства заставить женщину сбросить вес.

– Но я не хочу флиртовать с твоими подружками, – отвечает Хью. – Я хочу флиртовать с тобой… мммм. Надеюсь, у нас в «Чьютон глен» кровать под балдахином.

– Теперь ей следует следить за весом, – говорю я Тому. – Теперь она знает, что Хью поддается искушениям. И это лучшее, что могло случиться с ней.

– Я теперь такая худая, – гордо говорит Флисс, – что смогла бы, наверное, надеть даже обноски Хоуп.

– Насчет этого не скажу, но она определенно может носить твои.

– Это точно – она таакая огромная, что можно подумать, у нее будет четверня.

Недовольство Фелисити из-за того, что Хоуп забеременела с первой попытки, усиливается радостью от того, что на пятом месяце Хоуп раздуло до невероятных размеров и теперь у нее лицо похоже на дыню, а ноги – на футбольные мячи. Почему-то Фелисити это кажется справедливым.

– А я всегда знала, что она изменит свое мнение в этом смысле, – заявляет она. – А Майк – какой молодец, так долго терпел. И не проявлял ни малейшего интереса. Он и сюда почти не приходил – вообще не интересовался Оливией, – я даже обижалась на него. А ведь у некоторых мужчин действительно напрочь отсутствует тяга к детям. Они даже не подозревают, ЧТО теряют.

Я улыбнулась Тому, который теперь знает всю подноготную этой истории.

– Молодец парень, – слышим мы поддакивания Хью. Я листаю журнал Фелисити «Мать и дитя». Открываю на пятой странице и вижу Оливию в прыгунках «Тиддли-тоуз». – В смысле он и к этой программе по укачиванию младенцев приготовился, к которой потом присоединилась Хоуп…

– Вот как раз это на нее и повлияло, – встряла Флисс. – И теперь она в положении.

– …так еще и решил пожертвовать тремя годами карьеры, чтобы приглядывать за малышом самому, на тот случай если у нее не до конца проснется материнский инстинкт.

– Ну, с меня хватит трехлетнего перерыва, – говорит Флисс, когда я листаю страницы. – А то я скоро начну биться в истерике.

– Даже смешно, ведь теперь ты можешь позволить себе не работать.

– Ага. Смешно, честное словно. – Мы слышим громкий смех.

Я гляжу на фотографию Хью и статью, посвященную «БурпаБиб», который он придумал, разработал и продал по лицензии «Мозеркейр», «Асде», «ЙоЙо Маман Бебе» и «Литл Урчин», а еще огромной сети в США под названием «Бебис-ар-аз», где продажи просто бьют все рекорды. В статье мимоходом сказано, что деловой партнер Хью, Шанталь Вейн, обручена со старшим вице-президентом «Бебис-ар-аз» и переезжает в США.

– Как романтично! – говорю я Тому. – Их свела детская отрыжка.

Дальше в статье говорится, что Хью сейчас занят разработкой новой серии продуктов для детей, включая облегающие тканевые подгузники с гортексным внешним слоем и вкладышем под названием «Топ-Ботс», которые можно спускать в туалет.

– Да, я в истерике, – снова говорит Флисс. – И я счастлива.

– Ну, чем ты занимаешься сейчас, как раз то, что надо, – говорит Хью. Фелисити, помимо того что занимается теперь не только разработкой продукции и пиаром у Хью, работает в Эн-си-ти преподавателем для будущих матерей, где с удовольствием часами разглагольствует о малышах, только теперь перед благодарной публикой. А еще она работает над пилотным выпуском новой программы об уходе за детьми, «Разговор о детях», запускать которую будет «Трайдент», а вести – она. Том говорит, у нее подходящая внешность – как я всегда и думала. Это будет первая программа такого рода на телевидении.

– Ладно, Хью, – мурлычет она. – Я готова. Только ребенка поменяю.

– Не надо ее менять, – тут же отзывается Хью, словно по команде. – Мне этот ребенок нравится.

– ПойдеммояСЛАДЕНЬКАЯдевочка. – Мы слышим, как булькает Оливия, сопротивляясь тому, чтобы ее ставили на столик для переодевания. – Ну, не надо ерзать, малышка. Эти твои подгузники просто прелесть, Хью, – говорит Фелисити. Они используют опытные экземпляры «Топ-Ботс». – Какой же ты умный, дорогой, у тебя такие замечательные идеи!

Наступила тишина.

– Я так люблю тебя, – говорит Хью.

– И я тоже очень тебя люблю, – отвечает Фелисити.

– А мы любим тебя, милая, – говорят они.

– Алататдобейлирлгоягоя, – отвечает Оливия.

Пять минут спустя они уже стоят внизу. Флисс и Хью открывают бутылку шампанского, и мы все выпиваем по бокалу, кроме Хью, потому что ему вести машину; мы показываем им, какую квартиру с садиком собираемся покупать на Стэнли-сквер, в четверти мили отсюда. Мы умалчиваем о цене – просто Том получает очень приличные роялти от продажи формата за границу, преимущественно из Штатов.

– Выглядит очаровательно, – говорит Флисс. – Три спальни, еще одна спальня с ванной, да еще и кусочек Стэнли-сквер-гарденс.

– Да, – радостно говорю я.

– А тут отличная площадка для игр, – добавляет она. – С качелями, песочницей и маленькой каруселькой.

– Ну… это тоже нас привлекло, – говорит Том. – Мы думаем, что она может… пригодиться.

Теперь мы наскоро показываем им наши канадские фотографии, которые мы с Томом привезли из поездки десять дней назад. Это фотографии с видами Монреаля, его родителей на фоне их дома, нас с Кристиной на прогулке по ботаническому саду, нас с Томом на горе Монт-Рояль, а еще снимки из путешествия на озеро Мемфремагог, которое находится в двух часах езды на юг.

– Как красиво! – говорит Флисс. – Какие насыщенные цвета деревьев…

– Это было чудесно, – говорю я. – Находится в двадцати милях от Вермонта. У родителей Тома там шале. Уже несколько лет.

– Каких-нибудь животных видели? – спрашивает Флисс. – Там, по-моему, должны быть медведи?

– Да, – говорит Том. – И олени.

– И орлы, – говорю я. – Мы видели очень хорошего орла.

– Очень «хорошего» орла? – говорит Хью, прищуриваясь.

– Да, он был очень хорош – его можно было разглядеть очень хорошо. А еще я видела страуса.

– Страуса? – переспрашивает Флисс.

– Страуса распознать труднее, – говорит Том. – Хотя такая возможность не исключена.

– А еще несколько слонов, – добавляю я.

– Индийских, – поясняет Том.

Флисс закатывает глаза:

– Выпейте еще шампанского, сладкая парочка. Ладно, нам надо идти, если мы не хотим опоздать к обеду. Пока, сладкие щечки. – Она несколько раз смачно целует Оливию в щечку, а Хью треплет волосики на ее головке. Ее личико искривляется и становится ярко-красным от разочарования, когда она понимает, что ее родители куда-то уходят, слезки льются из ее словно скомканных глазок. Я беру ее и несу в гостиную, чтобы она посмотрела телевизор и отвлеклась.

– Что будем смотреть? – спрашивает Том, когда я качаю Оливию на коленях. Она перестает плакать, а он смотрит на стопку детских кассет и дисков. Достает коробку с «Фимблз». – Посмотрим «В поисках Фимблз»?

– Нет, недавно смотрели.

– А «Веселые Фимбли-Бимбли»?

– Гммм… Это другое дело.

– А «Сверкающие звезды и другие блестяшки»?

– Может быть, помнишь, Флорри поет там милую песенку про снежинку?

– Да, только давай посмотрим вот эту серию – «Чувствуй, как Фимблз».

– Давай.

Я и сама чувствую себя в стране Фимблз, ведь мы с Томом и засыпающей Оливией в пятницу вечером, в конце недели приятных хлопот, сидим и смотрим «Фимблз», и у нас с ним есть по бокалу шампанского. Диск заканчивается, и Оливии пора спать. Я осторожно поднимаю ее, а Том заводит ее музыкальный модуль, который наигрывает колыбельную, и она засыпает за секунду, с мишкой под бочком. А мы с Томом спускаемся вниз и по радионяне слышим, как она посапывает и вздыхает во сне; я достаю из холодильника ужин и думаю о том, как я счастлива. Как я снова счастлива теперь, когда травма, причиненная исчезновением – и возвращением – Ника, осталась в прошлом.

Я наливаю Тому еще бокал шампанского. Он садится за кухонный стол и разглядывает наши фотографии.

– А ведь это была чудесная поездка, – говорит он.

– Чудесная.

– А ты знаешь, когда мы спускались к озеру Мемфремагог и когда сидели и смотрели на закат солнца у горы Оулс-Хед, я хотел спросить у тебя кое-что.

– Угу.

– Один вопрос.

– Ясно.

– Только у меня все как-то не получалось… А потом на следующий день мы пошли на вершину Медвежьей горы, и перед нами открылся потрясающий вид на все озеро и красно-золотую долину – я снова хотел задать тебе этот вопрос. Но снова не задал. Так что, думаю, я мог бы задать его тебе прямо сейчас. Это один из очень серьезных для меня вопросов. На самом деле, – он поднимается, – он настолько серьезный, что я лучше прошепчу тебе его на ушко. – Он подходит ко мне, встает рядом, чуть нагибается и обнимает за талию, а затем подносит губы к самому уху. Я чувствую, как мое тело наполняется теплом.

– Это очень серьезный вопрос, – говорю я.

Он с нетерпением смотрит на меня:

– И?..

Я улыбаюсь:

– Мой ответ – да.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.