Текст книги "Вопрос любви"
Автор книги: Изабель Вульф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
– Вряд ли. – Женщина лучезарно улыбнулась. – Но спасибо вам, Синтия. Мне стало гораздо легче. Пойдем, Динки.
Собака поскакала по улице, и Синтия помахала рукой на прощание.
– Еще один удовлетворенный посетитель? – поинтересовалась я.
– Да. Она приехала из Годалминга. Очень хотела меня видеть. – Я уловила приторный аромат ее «Мажи нуар». – Мне даже удалось подзаработать – сегодня я взяла больше, потому что сегодня Святая Суббота.
– Как мило с вашей стороны, что вы позволили ей прийти с собакой!
Синтия озадаченно посмотрела на меня:
– А, нет – это же собака-посетитель, вернее, клиент.
– В самом деле?
– Я диверсифицируюсь, знаете ли.
– В каком смысле?
– Оказываю психологическую помощь животным. Я поняла, что не использую свой дар в полную силу, если не стану ментально общаться с животными; так что недавно прошла двухдневный курс по усовершенствованию межвидового общения. Вы даже не представляете, каким он оказался информативным.
– Нет. Не представляю.
– В понедельник я вывесила объявление на сайте, и, к моему удивлению, поступило целых четыре заявки – две на сегодня, – так что можно будет не перебиваться с хлеба на воду, а даже выкинуть его. А наш сеанс с Динки прошел на удивление хорошо. Я настроилась на ее волны и определила проблему.
– И в чем она… заключалась?
– Ну… я не могу вам рассказать. Вы же понимаете – конфиденциальность и все такое…
– А, ну конечно, конечно.
– Но, – произнесла она низким голосом, – она переживает из-за своего биологического возраста, ведь ей уже почти пять, и это понятно, но ее владелица совершенно не принимает этого в расчет, и вот результат: Динки расстроена. Она рассказала мне, что не может спокойно смотреть на щенков. Однако если ей найдут симпатичного друга, у нее еще есть шанс стать мамочкой. Потому что иначе будет просто катастрофа. Лора, вы не должны допустить, чтобы такое произошло с вами, – добавила она. – Вам надо родить. – Она пробуравила меня взглядом. – Согласны?
Чертова курица! Я уже собиралась сказать Синтии, чтобы она держала свои неуместные высказывания при себе, как увидела, что из соседней двери выходит миссис Сингх. Она оперлась о стену, а потом положила ладонь мне на руку, как всегда глядя на меня с подкупающим, но слегка настороженным сочувствием.
– Я читала о тебе в газете, Лора. – У меня сердце екнуло. – Но… – Она склонила голову набок. – Я хочу, чтобы ты знала: я не поверила ни единому слову. Ни единому, – снисходительно повторила она.
– Я рада, потому что это сплошная ложь.
– Я знаю, ты бы не стала уводить чужого мужа.
– Спасибо вам, миссис Сингх.
– И я знаю, что мне не надо волноваться за Арджуна.
– Не надо.
– Я никогда не верю тому, что пишут в газетах, – сказала Синтия. – Мне слишком хорошо известно, какие они, эти журналисты. Бесчестные, низкие, лживые, двуличные… говнюки!
– Да, типичный портрет таблоидного журналиста, – согласилась я.
– Нет – любого! Они все такие! Поверь мне, они абсолютно все продажные, лукавые, морально извращенные… ублюдки! – Она так разбушевалась, что у нее на шее появились жилы, образуя подобие арочных контрфорсов. – Ладно… – Она сделала несколько глубоких вдохов через нос. – Ко мне через полтора часа придет взволнованная гвинейская свинья, так что мне нельзя терять форму.
Наблюдая за Синтией, поднимавшейся по ступенькам, я задумалась, за что она так взъелась на журналистов – наверное, когда она была актрисой, о ней тоже писали бог знает что. Но это было много лет назад. Когда она захлопнула за собой дверь, я выкинула ее выходку из головы, списав произошедшее на ее эксцентричное поведение, и продолжила заниматься садоводством.
Обустроив свой садик, я принялась за уборку в квартире. Вещи Ника я рассортировала еще в феврале, но забыла про свои. Так что, открыв гардероб, я решила отнести в «Оксфам» все, что не надевала с тех пор, как он ушел. Забравшись на стул, чтобы достать одежду с верхней полки, я приметила картонную коробку, стоявшую в самом дальнем конце, почти у самой стены. Я подтянула ее к себе и спустилась вниз. Весила она не много, ведь там лежала всего одна вещь: дорогая на вид сумка с сине-белыми полосками. Мое сердце бешено заколотилось. Я и забыла, что она там лежит. Внутри находились две вещи, на которые я больше не могла смотреть: слегка потрепанный экземпляр книги «Чего ждать, ожидая ребенка?» и завернутый в бумагу детский комбинезончик с мишками, который я не могла не купить и от которого теперь не могу избавиться.
«Вам надо родить, Лора…»
Да, с горечью подумала я, надо – я бы даже сказала, давно пора.
На сей раз Синтия была права.
К полудню воскресенья мне хотелось лезть на стену. Я проштудировала все газеты и, к своему удовольствию, обнаружила, что ни в одной из них нет ничего про меня, без всякого интереса посмотрела лодочные гонки, потом долго гуляла по Холланд-парку, задержавшись у клумб, словно заштрихованных рядами розовых и лиловых тюльпанов. Потом я решила, что с таким же успехом могу отправиться на работу. Точно так же посидеть там в тишине и одиночестве и составить вопросы к следующему сезону шоу – мы с Диланом подотстали. Ключ у меня был, и я позволила себе войти. Отрешенная от мира, уселась за свой стол. Развлечение было что надо.
«Какое море находится на глубине 1300 метров ниже уровня моря?» (Мертвое море.) «Из чего делают буйабес?» (Из рыбы.) «На каком сроке беременности можно определить сердцебиение плода?» (Пять недель.) «Как написать ноль римскими цифрами?» (Никак.) «Почему Люк бросил меня на целую неделю?» (Потому что он боится Магды.) «Какова химическая формула оксида углерода?» (СО.) «Какое золотое правило следует помнить, встречаясь с людьми, у которых есть дети?» (Что ты всегда будешь на втором месте.)
К своему удивлению, я услышала, как со скрипом открывается входная дверь.
– Привет, – изумленно произнес Том. – А что ты здесь делаешь? – Я почувствовала, что краснею, словно меня застукали за воровством канцелярских принадлежностей. – Сегодня же Пасха – я думал, у тебя… планы.
– Ну… – Я пожала плечами. – Ничего срочного… да к тому же нам с Диланом надо нагонять – успеть подготовить вопросы ко второму сезону. Вот я и подумала, что пора начинать. – Он кивнул и, скептически глянув в мою сторону, повесил куртку. – А ты? – в свою очередь, поинтересовалась я.
– А… У меня много работы. Надо проверить счета – пятое апреля уже на носу, – а потом еще отредактировать тезисы Ленина для Би-би-си-4, к тому же я хотел подумать насчет Канн – через две недели состоится фестиваль МИП-ТВ.
– А ты точно туда поедешь?
– Еще бы, я собираюсь продать права на шоу за границу.
– А есть интерес?
– Да, в Штатах, Франции и Германии, но я хочу заключить сделки лично.
Я стала вертеть ручку. Она принадлежала Нику. На ней был слоган «Суданиз»: «Маленький – да удаленький».
– В общем, – продолжал Том, – у меня есть чем заняться, и сегодняшний день отлично располагает к работе.
– Да, просто отлично.
– Тем более я почти не занят сегодня – как оказалось. – Я посмотрела на него. – Ну ладно. – Он как-то странно улыбнулся мне. – Я… оставлю тебя.
Он направился к узкой лестнице, ведущей в его кабинет на верхнем этаже, а я продолжила свое занятие, снимая с полки справочники и пролистывая их в поисках подходящих вопросов.
«Какая порода собаки была названа в честь самого большого мексиканского штата?» (Чихуахуа.) «Какая по счету в греческом алфавите буква «дельта»?» (Четвертая.) «Что представляет собой русская дача?» (Загородный дом.) «Где мой муж?» (Откуда я знаю.)
Я вдруг различила какие-то звуки и поняла, что звонит мой мобильный. Я порылась в сумке.
– Лора, это я. – Я бросила взгляд на часы: половина седьмого.
– Ты возвращаешься?
– В общем, нет – собственно, потому и звоню. Прости меня, я надеялся увидеться с тобой, но не могу уйти.
– Почему? Ты там сидишь с обеда. Пришла моя очередь, Люк.
– Но Фиби нехорошо, – он перешел на шепот, – и Магда места себе не находит из-за этого; она хочет, чтобы я побыл рядом, на тот случай если придется вызывать ветеринара.
– Ясно, – безучастно отозвалась я.
– Мне правда очень жаль.
– Не бери в голову, – холодно сказала я. – Я уже привыкла к разочарованиям.
– Ну прости, это все временно, я люблю тебя, Лора. СЕЙЧАС, МАГДА!!! Перезвонюпозже, – скороговоркой закончил он.
Послышались короткие гудки, я услышала, как скрипнула лестница.
– Ты все сидишь? – осторожно спросил Том.
– Нет. Я ушла час назад. – Он отшатнулся. – Извини, – пробормотала я, – что нагрубила. Я просто немного… устала. Ладно. – Я вздохнула. – Ты сделал то, что хотел?
– Нет, но самое трудное уже позади, так что… пожалуй, буду закругляться.
– Хорошо. Ну… а у меня все путем, так что я еще посижу. – Ни за что не признаюсь, что меня променяли на козу.
– Если только… Лора, можно задать тебе один серьезный вопрос?
– Гм? – Я посмотрела на него.
– Как ты относишься к выпивке? Если только ты, конечно, не собираешься куда-нибудь?
– Нет, не собираюсь, – кисло ответила я. – Выпить было бы неплохо – если еще что-нибудь работает.
– У Смитти всегда открыто.
– Точно. Смитти будет работать и на Рождество…
– И в Судный день.
– Значит, к Смитти… – Я взяла свою сумку.
– А я думал, ты уедешь на романтический уик-энд, – признался Том, когда мы уселись в «Карибской закусочной» Смитти на Олл-сэнтс-роуд несколько минут спустя.
Я потягивала пиво.
– Не повезло.
«Вставай, поднимайся, борись за права…» – зычно взывал Боб Марли.
– Ты разве не встречаешься с Люком?
«Вставай, поднимайся, не отступай…»
Я заерзала на стуле.
– Ну, в этот уик-энд получилось так, что, ну, Пасха, а у него…
– Не говори. Семейные обязательства.
Я кивнула.
– Вот я и бешусь.
– Я догадался. Нелегко, да?
– Да как-то… мудрено. – Я стала теребить скатерть.
– Мудрено – мягко сказано.
– Да, ты прав. Сказать по чести, этот уик-энд окончательно добил меня.
Том криво улыбнулся:
– Рассказывай…
– И у тебя тоже?
Он кивнул:
– От свиданий с теми, у кого есть дети, сплошное разочарование.
– Приходится проявлять терпение, да?
– Не просто терпение. Ангельское терпение. – Он заказал еще по кружке пива. – Если придется и дальше сносить столько гадостей, не останется ничего, кроме как выставить свою кандидатуру на причисление к лику святых.
Я разломила кружочек сушеного банана надвое.
– Что за гадости? Ты, конечно, можешь ничего не рассказывать.
– Я не против – на самом деле даже рад рассказать. Ты не возражаешь?
– Нет. Конечно, не возражаю. Мы же друзья.
– Да. – Я посмотрела на него. – И наверное, ты меня поймешь…
Он рассказал, что когда встретил Джипу, то она жила одна, муж бросил ее полгода назад ради другой. А вот теперь пытается все вернуть.
– Джина не видела его уйму времени. Но он прознал, что я ухаживаю за ней – у него и с другой все развалилось, – и вот теперь разыгрывает из себя примерного семьянина, а меня выставляет незваным гостем.
Звучало знакомо.
– И что он делает?
– Постоянно названивает, особенно за полночь или ни свет ни заря, – проверяет, с ней я или нет. Заявляется без приглашения. Иногда приходится бывать в квартире у Джины, когда надо посидеть с Сэмом, и шифроваться я не собираюсь, потому что ничего предосудительного не делаю.
– А Джина его впускает?
– Нет, держит на пороге.
– А он общается с Сэмом?
– В том-то и проблема. Джина говорит, что он может видеть Сэма каждое воскресенье, только не у него, потому что она считает его не слишком ответственным. Это означает, что видеться с ним он может только у нее дома.
– Что, в свою очередь, означает, что тебе там бывать нельзя.
– Именно.
– И они проводят время вместе.
– Точно.
– И тебе это не нравится.
– А кому бы понравилось? Когда мы познакомились, она была одна, а теперь начались эти «семейные мероприятия» – я их терпеть не могу.
– Да, это нелегко, – согласилась я.
– Сегодня они уехали к ее родителям. Поэтому я и пришел на работу – слишком разозлился, надо было прийти в себя. – Я кисло улыбнулась. – Джина говорит, что так Сэм чувствует себя в безопасности, ведь он видит, что его родители дружат, Это просто невероятно!
– Да уж, – посочувствовала я. – Том, а можно задать тебе один очень важный вопрос?
– Да, – ответил он.
– Почему ты встречаешься с Джиной?
– В самом деле, серьезный вопрос. Ну… она… мне нравится. Она красивая, очень умная, и я ей нравлюсь. А вообще… не знаю. – Он принялся вертеть свою подставку под пиво. – Я очень привязался к Сэму. И буду очень скучать по мальчугану, если у нас не срастется…
– Но и по Джине, наверное, тоже?
Он посмотрел на меня:
– Ну да, конечно. Просто меня бесит постоянное присутствие ее бывшего мужа. С другой стороны, он должен быть рядом, потому что он отец Сэма. – Том пожал плечами. – А я нет.
«Но ты отец другого мальчугана, – хотела сказать я. – Как быть с ним? По нему ты разве не скучаешь? Разве тебя не гложет совесть за то, что ты сделал? Разве не поэтому ты встречаешься с Джиной?»
Том сделал еще один глоток пива.
– Все… запутано. – Он посмотрел на меня: – А как бывшая Люка? Я вчера видел заметку о ней. Очередное дерьмо, надо полагать.
Я слегка кивнула:
– Притом отборное. Она бросила Люка за десять месяцев до того, как я встретила его снова.
– Вы знакомы?
– Нет.
Потягивая пиво, я подумала: как странно, что женщина, которую я даже никогда не видела, оказывает такое влияние на мою жизнь! Она как Бог – невидима, но вездесуща и, кажется, всемогуща.
– Как думаешь, вы когда-нибудь встретитесь? – спросил Том.
Я скорчила гримасу:
– Нет, если это будет зависеть от меня.
Он выглядел озадаченным.
– Но вчера ты говорила, что она нормальная.
– Я лгала. Правда в том, что она далека от нормальной. Она бросила Люка, но не хочет, чтобы с ним встречалась я. Ограничивает мои контакты с Джессикой и даже не знает, что мы уже познакомились. Она бессовестно претендует на все его свободное время – вот как сегодня, – чтобы дать мне понять, что он все еще «принадлежит» ей. Магда держит Люка за яйца, потому что она мать его ребенка. Она моя самая большая проблема.
– Но проблема-то вовсе не в ней. А в Люке. Он должен устанавливать границы.
– Ему это известно, и он хочет быть с ней построже, но опасается, что кончится тем, что будет реже видеть дочь.
– Но если он так не сделает, то будет реже видеть тебя. Он и об этом тоже должен заботиться, Лора, – вот я бы подумал. – Я посмотрела на него. – Это ведь он искал встречи с тобой, не так ли? Это он пришел на викторину. Это он настаивал на свидании. Мы все свидетели. Так что, какой бы мудреной ни была ситуация, это он должен соблюдать баланс.
– Каким образом соблюдать баланс в отношениях с неуравновешенным человеком? – спросила я. – Магда слегка… не в себе. Но я, с одной стороны, не могу критиковать Люка, потому что это было бы равносильно обвинению его в чрезмерной любви к собственному ребенку. И пусть лучше так, чем он будет проводить с ней меньше времени. Я хочу сказать, как представишь себе, сколько мужчин бросают свои семьи и детей, плюют на свои обязанности при первых же трудностях и даже не интересуются потом их судьбой, просто диву даешься, как можно поступать так… – На шее Тома появилось красное пятно. – …как муж Джины. Вот что я хочу сказать. Но… Люку это все дается трудно. Очень трудно.
Том кивнул:
– Я понимаю. Ладно. – Он взялся за меню. – Я проголодался, а у меня в холодильнике шаром покати. Надо поесть. Составишь мне компанию?
– Почему бы нет? Я ничего не ела с сегодняшнего утра.
– Что будешь?
Я подумала, что съела бы суп из тыквы, запеканку из батата и жареного цыпленка с горошком и рисом.
– Может быть, рыбные котлеты? – предложил Том. – Или красного луциана[52]52
Рыба.
[Закрыть]? Тоже ничего. Ну… что закажешь? – Он жестом подозвал Смитти. – Определилась?
– Да. Мне приправленную карри козлятину.
Глава девятая
В воскресенье ночью из Севильи позвонила Хоуп. Они только что поужинали в ресторанчике неподалеку от местного собора.
– Я играю весьма убедительно, – прошептала она. – Майк даже не подозревает, что я обо всем знаю.
– Как он себя ведет?
– Как обычно, только немного… раздражен. Ни с того ни с сего начал было рассказывать что-то, я даже подумала, что признается, но потом осекся, будто ему очень больно говорить об этом… – Она сделала паузу, а потом я услышала, как она приглушенно зашмыгала носом. – Ужасно сознавать, что это, может быть, последний наш совместный праздник.
– Ты уверена, что хочешь этого, Хоуп?
– Да.
– И ты готова к любым последствиям?
Я услышала, как она вздыхает.
– Готова.
– И ты готова поклясться, что никогда не станешь обвинять меня – что бы я ни обнаружила – и по затаишь на меня зло?
– Готова.
– Как бы горько ни было?
– Как бы горько ни было.
– Хорошо. Какой у него адрес?
– Тауэр-42 – бывшая Нэт-Уэст-тауэр, это на Олд-Броад-стрит, 25, – не промахнешься.
– А в какое время он обычно заканчивает?
– Примерно в половине седьмого. У них на первом этаже есть кафе, ты можешь там примоститься.
– Он меня не заметит?
– Нет, кафе расположено в закутке, за эскалаторами, но ты увидишь его, когда он будет уходить. А стены у здания стеклянные, так что ты с легкостью определишь, в каком направлении он пойдет.
И вот во вторник вечером я на метро доехала до Ливерпуль-стрит, а затем прогулялась до Олд-Броад-стрит, двигаясь в направлении, противоположном потоку людей, заканчивавших рабочий день и возвращавшихся домой. Стояла необычайно теплая погода, и я совсем не чувствовала себя белой вороной в своих темных очках. Слева от меня стоял огромный «огурец» – серо-зеленое здание фаллической формы, а прямо передо мной ввысь уходила Тауэр-42, ее окна отливали бронзой и золотом, отражая припозднившееся полуденное солнце.
Я вошла внутрь и направилась через необъятное фойе в кафе «Ритацца». Оттуда я стала наблюдать за входными вращающимися дверями. Я неторопливо попивала кофе, испытывая сильное желание оказаться сейчас где-нибудь в другом месте и больше всего – на закрытом показе у Люка. В половине шестого я позвонила ему и предупредила, что задерживаюсь, но постараюсь вырваться. Правду рассказать я не могла, но и лгать тоже не хотела.
Судя по тому, что было написано в брошюре о здании, Тауэр-42 называлась так потому, что в ней было сорок два этажа, и «Кляйнворт Перелла» располагалась на последнем. Я пришла на двадцать минут раньше, поставила мобильник на режим без звука – не хотела, чтобы он оповестил о моем присутствии, – и за чашкой латте принялась делать то, что делаю очень часто: обдумывать вопросы для нового шоу. «Какое здание самое высокое в мире?» («Сирс» в Чикаго.) «Как называется британский национальный совет по вопросам брака?» («Рилейт».) «Назовите датчанина, разработавшего дизайн здания Сиднейской оперы?» (Йорн Уотсон). «Сколько длится нормальная человеческая беременность?» (Сорок недель.)
Я взглянула на часы. Шесть пятнадцать. Я видела, как сотрудники организаций спускаются по эскалатору и выходят во вращающиеся двери. Некоторые сворачивали направо, к Ливерпуль-стрит, другие ловили такси. С моего наблюдательного пункта открывался отличный обзор. Разглядывая служащих в их темно-серых костюмах, шелковых галстуках и шарфах «Гермес», я силилась изобрести собирательное существительное для банкиров – что-нибудь вроде «интереса», «полоски» или «кредита». Внезапно мое сердце забилось сильнее. Майк. Он спустился с эскалатора. Я поднялась, пульс стучал как бешеный, и тут я поняла, что ошиблась. Я села, ощущая тревогу, как спринтер после фальстарта. Я успокоила себя, сделав несколько глубоких вздохов.
Хоуп была права. В этом здании работало множество привлекательных женщин. В основном двадцати – тридцати лет, все поголовно стройные, ухоженные и стильные. Соблазнительные. Интересно, а может, Майк загулял не в первый раз? Я почувствовала злость на него за унижение сестры – и на нее за то, что она втянула меня во все это.
Было уже половина седьмого. Я представила, как Майк убрался на столе, надел свою куртку, затем взял кейс, в котором лежало… Что бы там могло быть? Что-нибудь вызывающее из «Да Перла»? Серьги «Тиффани», подходящие к браслету? Я представила, как он идет к лифту. К тому моменту людей сильно поубавилось. Я стала тщательно разглядывать мужчин. Нет, проносилось в моей голове. Нет. Не он. Или он? Нет, не он. Нет… Нет… Нет… Точно нет… Нет. Я следила за обеими дверями, переводя взгляд от одной к другой; затем снова взглянула на эскалатор, на котором стояла очередная большая группа людей. Нет… Нет… Нет… Нет… Да!
Я отодвинула стул. Вот он. На сей раз точно. Я увидела, как он сходит с эскалатора, неторопливо пересекает фойе, проходит во вращающуюся дверь и поворачивает налево (что я увидела благодаря стеклянным стенам). Я направилась за ним. Я оказалась такой зоркой, что не удивилась бы, если бы сумела видеть еще и в рентгеновском спектре. Я последовала за ним по Олд-Броад-стрит, почти бегом, чтобы не отставать от Майка, который не замечал преследования в тридцати шагах от собственного носа. Передо мной проехал автобус, заслонив его от меня. Испугавшись, что потеряю Майка из виду, я ступила с тротуара на дорогу, не глядя по сторонам, и услышала, как засигналило такси.
– Тупая корова! – прокричал затянутый в лайкру мотоциклист, сворачивая со своего пути, чтоб увернуться от столкновения со мной. На противоположной стороне улицы я приметила темноволосую голову; Майк шел по Треднидл-стрит, мимо закусочной «Павароттиз» и «Королевского банка Шотландии» к роскошному зданию фондовой биржи в палладианском стиле. Я шла за ним, стараясь держаться естественно, несмотря на напряжение, которое испытывала, и увидела, что на станции «Банк» он заходит в метро. Я чувствовала себя наемным убийцей, преследуя его в отделанном черно-белой плиткой туннеле, уворачиваясь от остальных пассажиров.
– Эй вы! – недовольно проворчала женщина, которую я ненароком толкнула. Я пробормотала извинение, потом увидела указатель к «Централ-лейн». Но зачем Майку ехать на метро до «Централ-лейн» от «Банка», когда от Ливерпуль-стрит было бы ближе? Потом меня осенило: ему нужна линия «Ватерлоо» – «Сити». Я завернула за поворот и увидела, как он спускается по лестнице на платформу – по длинному широкому туннелю с пологими ступенями, и мне было хорошо видно его все время, пока он спускался вниз. Держась в сорока футах от него и дыша как загнанная лошадь, я размышляла: зачем ему «Ватерлоо»? Наверное, там он сядет на электричку, чтобы отправиться в пригород, а может, сойдет на станции «Клапхэм» или «Барнс». Интересно, сколько лет этой Клэр и как она выглядит? Мне она представлялась рыжеволосой девушкой лет двадцати пяти – сумасбродной и распутной. Полной противоположностью Хоуп.
Я спустилась по лестнице. А вот и Майк, идет к концу короткой платформы. Я слышала, как он шагает по мраморной плитке. Если бы он сейчас обернулся, то сразу заприметил бы меня, поэтому я спряталась за высокого полного мужчину в бежевом плаще. Послышался приглушенный грохот, потом нас достигла волна теплого воздуха, и наконец на станцию прибыл поезд. Двери откатились, на платформу высыпали пассажиры, и мы ринулись вперед.
«Не заходите за край платформы, – напоминал автоматический голос. – Не заходите…»
Краем глаза я видела, что Майк зашел в соседний вагон. Когда поезд тронулся, я следила за ним через стекло, стоя у средних дверей вагона. Я бы не сказала, что он выглядел радостным или возбужденным. Честно говоря, он казался мне печальным. Возможно, он чувствовал угрызения совести из-за своего предательства или, может, роман подходил к концу.
Мы вышли на «Ватерлоо», и я, понимая, как трудно будет не отставать от него здесь в час пик, почувствовала, что желудок скручивается в узел. Двери разомкнулись, и справа я увидела знак «Выход»; я немного постояла в вагоне, чтобы Майк прошел мимо. Он прошел, не заметив, что я стою на расстоянии нескольких шагов, а потом я отправилась следом за ним по платформе к лестнице. Теперь он был всего в пятнадцати футах; мы миновали указатель в сторону железной дороги и поднялись по ступенькам. У турникетов он остановился, ища свой билет. Потом, обогнав меня, ступил на эскалатор, а я встала на движущуюся ступеньку позади него. Сквозь стеклянную крышу пробивался солнечный свет. Наконец я почувствовала благодатный порыв свежего воздуха.
«Держите свой багаж при себе…» – раздался голос по радио.
Пробираясь сквозь поток людей, я с тревогой думала о том, что слева от меня выход к «Евростару»[53]53
Сеть скоростных железных дорог.
[Закрыть], а справа – к платформам Британской железной дороги, и запереживала, что у меня нет билета на поезд, да я и понятия не имела, куда направлялся Майк, когда вдруг поняла, что он не собирается идти к поездам. Майк шел к выходу. Обходя кучковавшихся пассажиров, я пошла за ним мимо «Боди-шоп» и «Делис де Франс», затем вошла в огромную каменную арку, а потом спустилась по лестнице. Я увидела указатель к Национальному театру. Должно быть, именно там он назначил встречу Клэр.
Впереди виднелся безразмерный холл кинотеатра «Лондон Аймакс», а слева – «Фестивал-холл». Рядом выстроились поджидающие своих пассажиров такси, черные и блестящие, словно жуки-рогачи, но Майк целеустремленно шел мимо. Он свернул на Йорк-роуд, проходя по переходу в «Шелл-центр». Тротуар был достаточно широким, и я, держась футах в сорока от него, без труда следила за своим объектом. Шел он уверенно. Решительно. Было ясно, что этой дорогой он ходил уже не раз. Теперь справа от нас был виден «Лондонский глаз», чьи стеклянные кабинки блестели в лучах заходящего солнца. Я с болью в сердце вспомнила Ника.
На перекрестке Майк остановился. Он ждал, пока переключится светофор, а я юркнула на ближайшую автобусную остановку, чтобы оставаться на безопасном расстоянии. А потом, когда у него над головой загорелся зеленый человечек, продолжила преследование. Оказавшись на другой стороне, он ускорил шаг; у меня закололо в боку и пересохло в горле. Справа от меня была Ратуша, и теперь я могла видеть Биг-Бен и Вестминстерский дворец, и его золотые башенки мерцали на солнце. Мы проходили по Вестминстерскому мосту; рядом громыхали автобусы, под ногами переливалась золотыми отблесками коричневая широкая река, а сильный ветер раздувал волосы.
Майк перешел на другую сторону, и, ожидая, пока транспортный поток иссякнет, чтобы можно было последовать за ним, я увидела, что он не собирается пересекать реку, как я решила. Вместо этого он пошел вперед. И теперь подходил к больнице Святого Фомы. Огибая ее по периметру, я подумала, что мимо нее он отправится куда-нибудь дальше по набережной, но, к моему удивлению, судя по указателям, он шел по направлению к главному входу, а спустя несколько минут вошел в раздвижные двери, вежливо пропустив пациента в зеленой больничной одежде и гипсе на ноге.
Какого черта Майк забыл в больнице? Это место вряд ли подходит для романтических встреч. Может быть, его подружка работает врачом или медсестрой и он приехал, чтобы встретить ее после смены? А может, он навещал друга. А может быть… да… может быть, он сам лечился от чего-то? Вот в чем дело, решила я, проходя мимо цветочной лавки. Неожиданно мне стало легче. Он болен и не хочет травмировать Хоуп. Только вот время странное для амбулаторного лечения, и потом: как быть с серебряным браслетом с золотым фермуаром в виде сердечка, на котором выгравировано «Клэр»? Только если болела эта самая Клэр… Да. Точно, убедила я себя, шагая вслед за Майком по коридору к северному крылу. Клэр здесь лечится. Вот почему он так печален. Она провела в больнице два месяца, так что дело, видимо, серьезное. Я представила себе ее впалые щеки и его слезы.
Он остановился у лифтов. Когда он нажал кнопку, я предусмотрительно испарилась из поля его зрения и укрылась в кафе. Я успешно проследила за ним столько времени и не хотела, чтобы он заметил меня теперь. А что я скажу, если все-таки заметит? По крайней мере здесь я имела хоть какое-то оправдание. «Наткнувшись» на него, изображу искреннее удивление, а потом скажу, что навещала подругу. Но Майк вряд ли заметил бы меня. Он не обратил внимания даже на тех восьмерых человек, которые ожидали лифта, и стал смотреть в пол. Послышался звон, люди потеснились, когда лифт открылся и пассажиры вышли на этаж, затем все вошли в кабину и лифт уехал. Вместе с Майком – и я не узнала куда.
Я бросилась к другому лифту. Он приехал через несколько секунд, я вошла внутрь и нажала сразу все кнопки. В лифте Майка было столько народу, что его лифт, наверное, останавливался на большинстве этажей, поэтому я должна была сделать так, чтобы и мой лифт ехал тем же маршрутом. Таким образом я могла успеть заметить его в коридоре всякий раз, как открывались двери.
«Второй этаж. Двери открываются», – провозгласил автоматический голос. Я выглянула из кабины. Майка не было видно. Двери закрылись, и я продолжила свое восхождение.
«Третий этаж. Двери открываются». Майка я не увидела, но ко мне вошли еще четыре человека, и я постаралась, чтобы они не затолкали меня в самый дальний угол кабины. Женщина в инвалидном кресле пристально посмотрела на меня, потому что я не собиралась двигаться с места – мне нельзя было оставлять свой наблюдательный пункт.
«Четвертый этаж. Двери открываются… Пятый этаж. Двери открываются… Шестой этаж…» Каждый раз, как лифт останавливался, я выглядывала в коридор, но Майка нигде не было. Я его потеряла…
«Седьмой этаж. Двери открываются». Двери раскрылись, и неожиданно я увидела его, в пятнадцати шагах слева от меня, стоящего у палаты – номера я не видела, потому что он его заслонял собой. Когда я вышла, он поднял руку и нажал на красную кнопку. Я спряталась за углом, и мое сердце застучало как бешеное оттого, что я оказалась так близка к разгадке, затем перешла к информационному щиту, притворяясь, что меня очень интересует прививка от кори, паротита и краснухи. Я украдкой бросила взгляд на Майка и увидела, что он снова нажимает на кнопку и утомленно вздыхает. Видимо, ему пришлось прождать достаточно долго. Он слегка ударил по стеклу правой рукой, а потом, словно увидев знакомого, оживился и помахал левой рукой. Дверь открылась, и к нему вышла медсестра в зеленой рубашке и шароварах.
– Привет, Майк, – донеслись до меня ее слова. – Как ты?
– Спасибо, нормально, Джули. Как она сегодня? – с волнением спросил он, заходя внутрь.
– В общем, без изменений. Но ей станет лучше, когда она увидит тебя. – На стене было написано: «Послеродовое отделение. Без вызова не входить».
Я подождала несколько минут, разглядывая плакаты, посвященные грудному вскармливанию и Эн-си-ти[54]54
Благотворительная организация, оказывающая всестороннюю поддержку молодым родителям.
[Закрыть]. Потом подошла к той двери. Я понятия не имела, что собираюсь делать, но помнила об одном: надо узнать больше. Однако я могла попасть внутрь только в качестве посетителя. И пока я раздумывала, как туда пройти, позади меня послышался звонок, открылись двери лифта и оттуда вышли мужчина с мальчиком. Мужчина держал в руках огромный букет белых тюльпанов, а мальчик сжимал большого плюшевого мишку с синей ленточкой на шее. Они подошли и встали рядом, а затем мужчина нажал на кнопку. Сквозь стеклянную панель я увидела, что к нам идет медсестра. Дверь открылась.
