Текст книги "Сердце дьявола"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

***

Боря с удовольствием посмотрел, как упал оперативник. Усмехнулся. Присев на корточки, он принялся вытирать окровавленное лезвие о штанину Левиных джинсов, бормоча громко:

– Тук, тук, тук. Кто пришел? Э-эй, маленькая поганая сучка, ты слышишь меня? Было три, стало две! Он знал, что она слышит. Ему ничего не стоило отыскать эту шлюху и расправиться с ней. Но, раз уж он решил переиграть их, то надо сделать это по всем правилам. Строго по плану. Иначе его выигрыш не будет стоить и ломаного гроша.

– Тук, тук, тук, я иду… Боря выпрямился и направился в комнату.

***

– Мишку-то? Газеева? Помню. Как не помнить. Обязательно. – Разбитной, веселый бородач оскалился в тридцать два зуба. – Мы же с ним учились в институте, в одной группе. Через парту сидели. Потом здесь вместе работали. Четыре года. Инженер толковый. Звезд с неба, конечно, не хватал, но мозгой шевелить умел, а это уже немало. По нынешним-то временам. Волин и Саша стояли в кабинете известного здания на Шаболовке. Комната оказалась сплошь заставленной разнообразной электроникой. Честно говоря, столько аппаратуры в одном месте Волин видел впервые в жизни.

– Нравится? – спросил бородач. – Мне тоже, – и заржал могильно, сраженный собственной остротой.

– А вы когда в последний раз видели вашего приятеля? – поинтересовался Саша, тоже оглядываясь не без любопытства.

– Мишку-то? Да месяца два назад. Он забегал по делу, – бородач присел к небольшому столику, заваленному платами, пестрыми детальками, микросхемами. Здесь же, на столе, громоздился включенный компьютер, на экране которого моргала недоигранная партия «Линий». Бородач лениво передвинул пару шариков и развернулся к гостям. – Побыл часок. Про бизнес свой рассказал. К себе звал. В банк. У них там техники много. Тоже ремонтировать кому-то надо. Хорошие деньги предлагал.

– Отказались?

– Здесь интереснее. А на жизнь мне и так хватает. Пока безлошадный. В смысле, бессемейный. Вот женюсь, тогда, может, и приму предложение. Там видно будет.

– А что за дело, если не секрет? – спросил Волин.

– Что?

– Вы сказали, что Михаил заходил к вам по делу.

– А, да, верно. По делу. Да, ерунда, пустяк. Запись ему надо было одну подчистить. То ли с подругой он беседовал по телефону. То ли с любовницей. Записал, да шумновато получилось. Подчистили маленько. Сказал: на память. Было что оставлять, – бородач снова заржал.

– Голос у этой подруги-любовницы какой был?

– Ну-у-у-у, ребята. Такие вопросы… Это вам у Мишки лучше спросить. Захочет – расскажет.

– Товарищ, – вдруг с неприкрытой злобой подступил к бородачу Саша. – Мы к вам не потрепаться по-дружески пришли. – В глазах у него зажегся неприятный огонь, которого Волину раньше видеть не приходилось. – И вы будете отвечать на наши вопросы, независимо от того, нравятся они вам или нет. Понятно? – Пораженный внезапной агрессивностью оперативника, бородач растерянно взглянул на Волина, затем на Сашу. – Я, кажется, задал вопрос!

– Понятно, понятно, – разом стирая улыбку с губ, ответил бородач.

– Хорошо, что понятно. А теперь отвечайте, и живенько. Какой голос был у его любовницы?

– Низкий. С хрипотцой. Контральто.

– Хорошо. Что-нибудь еще он просил? Бородач криво усмехнулся:

– Стиральную машину починить.

– Пошутите еще раз, – твердо пообещал Саша, – отправитесь в КПЗ за мелкое хулиганство. Вместо аппаратуры своей будете заниматься уборкой улиц. В течение двух ближайших недель. Так понятнее? – Бородач промолчал. – О чем еще он вас просил?

– Фразу ему разложить.

– Что за фразу? И как разложить?

– «Я тебя ненавижу», – угрюмо ответил бородач.

– Ух, – прищурился Саша. – Кого это он так?

– С магнитофонной записи, – продолжал бородач. – Женский голос. То же самое контральто. Через синтезатор и еще… там… короче, через кое-какую аппаратуру. Да ну. Просто клюнуло ни с того ни с сего. В порядке бреда.

– А вы не спросили, зачем ему это нужно?

– Да ему подруга наговорила, когда они поссорились. А он, как аппаратуру увидел, давай, говорит, фразу перемонтируем. Задом наперед пустим, или звуки местами поменяем. Вроде розыгрыша. Чтобы смешно было. Разложили на звуки, перемонтировали. Возились целый час. Получилась фигня какая-то. Не смешно. Выбросили. Все.

– Для розыгрыша это как-то чересчур, вы не находите? – спросил Волин.

– У богатых свои причуды. И потом, слово «розыгрыш» каждый понимает по-своему. Одни по телефону незнакомым людям хамят, другие – фразы монтируют. Кому что нравится.

– Раскладка на звуки у вас осталась?

– Есть, по-моему, в компьютере. Сейчас посмотрю, – бородач пощелкал клавишами, запуская нужную программу и загружая файлы. – Вот она. На экране возникла картинка: динамик, под ним черная полоса, на которой выделялась ярко-желтая дорожка, сплошь состоящая из островерхих шпилей. Под черной полосой – серые клавиши, обозначенные непонятными значками.

– Можно разложить на отдельные звуки, – пояснил бородач, – и поменять их местами в произвольном порядке. Можно сделать голос выше или ниже. Разные «примочки» есть.

– А распечатать это… этот график можно? – спросил Волин.

– Почему нет? Тут все можно. – Бородач пощелкал клавишами. Стоящий на соседнем столике принтер загудел, выплевывая лист. – Хотите – возьмите на память.

– Ножницы есть? – спросил Саша.

– Конечно. Бородач протянул ножницы. Оперативник аккуратно обрезал «график», срезая мелкие «зубцы» и оставляя только самые мощные «провалы» и «пики».

– Семь, – констатировал он.

– Естественно, – согласился бородач. – По количеству слогов. Так всегда и бывает. Саша достал из кармана карту Москвы, развернул ее, наложил сверху «график», спросил, не оборачиваясь:

– Михаилу вы тоже такую распечатали?

– Да, принтер проверяли.

– Понятненько, – оперативник все подгонял и подгонял картинку, пока самый первый пик не пришелся на нужную точку. – Так. Тютелька в тютельку. Ладожская – Пашина – Лера – Галло – Наташа. Все сходится. Остались еще две точки. Черт, карта слишком мелкая. Проектор бы сюда и карту покрупнее. Раз в десять. А лучше в двадцать.

– А лучше бы он нам на месте все показал, – заметил, словно между делом, Волин.

– Неплохо было бы.

– Давай пока хотя бы район.

– Шестая точка – проспект Мира. Сухаревская площадь. Здесь здоровый участок накрывает. Панкратьевский переулок, часть Сретенки. Хрен его знает, где он тут появится.

– А седьмая?

– Волгоградский проспект, в районе метро «Пролетарская».

– Знаю те места. Живу там. И, кажется, Рибанэ снимала у нас в доме квартиру.

– Вот там-то он скорее всего и объявится.

– Понял. – Волин пожал руку бородачу. – Спасибо. Вы нам очень помогли. Тот покосился на Сашу, мотнул головой:

– Да ерунда. Не стоит благодарности.

– Стоит, стоит, – Саша тоже пожал ему руку. – Хорошо, что ты эту схемку догадался приберечь. Молодец. Хвалю. И непонятно было, то ли серьезно он говорит, то ли издевается. Когда Волин и Саша вышли, бородач вздохнул, вновь устроился за столом, запустил игрушку и пробормотал себе под нос:

– Во работенка. Не пыльная. Знай себе с бумажками ковыряйся. Так им за это еще и деньги платят…

***

Маринка пришла в себя всего на несколько секунд. Она почти ничего не чувствовала, и это ощущение неуправляемости собственным телом было ужасным. Невозможность пошевелить ни рукой ни ногой, невозможность открыть глаза, невозможность говорить. Лицо превратилось в мягкую восковую маску. Слишком мягкую. Мышцы – как желе. Единственное, что она могла, – слышать и этим цепляться за окружающую ее действительность. Хотя, если уж быть до конца откровенной, не совсем понимала, зачем это ей. Вокруг, в чернильной темноте, плавали призрачные голоса. Привидения, бестелесные, воздушные, обсуждали ее будущее, тихо разговаривая где-то совсем рядом, почти над ухом:

– Ранения серьезные?

– Ничего страшного. Жить будет.

– Крови много…

– Эта сволочь специально постаралась. Для жизни не опасно, но очень болезненно и кровь хлещет фонтаном.

– Когда мы сможем поговорить с ней?

– У-у-у, капитан, с этим вопросом не ко мне. К врачам.

– А вы кто? Ветеринар, что ли?

– Я – фельдшер.

– Ну а по опыту-то?

– Не знаю. Девушка в шоке… Во всяком случае, не раньше, чем дня через два-три. Маринка с облегчением кувыркнулась в темноту, где обитали призраки. Темнота окутала ее теплом, обняла мягкими, пушистыми лапами, закрыла, словно огромной подушкой, лицо. Наверное, это и называется смертью. Маринка отдалась во власть темноты. И ей не было страшно. Только спокойно и легко.

***

Пилюгин наблюдал за тем, как фельдшеры проносят мимо носилки. Бледность девушки не могла скрыть даже импортная косметика. Лицо Марины не слишком отличалось по цвету от простыни, покрывающей ее тело. Капитан уже побывал в квартире и увидел все, что хотел увидеть. В частности, трупы Бори Газеева и Левы Зоненфельда. Он не сомневался в том, чья это работа. Конечно, с большой натяжкой, если следствие проявит редкостную тупость и слепоту, можно было бы составить следующую версию: боролись, опер пустил братцу две пули в бок, разворотив половину грудной клетки, – еще бы, с такого-то расстояния! – а тот, из последних сил, перерезал Леве горло. Только у любого здравомыслящего человека сразу же после ознакомления с протоколом осмотра места происшествия возникнет вопрос: а как этот оперативник оказался в прихожей? Если сумел дойти – не иначе как тоже из последних сил, – то почему лежит ногами к входной двери, а не к комнате? Повернулся, прежде чем умереть? Выбирал, где почище и помягче? И почему следы крови только в прихожей и в комнате, а в коридоре их нет? Пилюгин огляделся. М-да. Он умудрился перехитрить сам себя. Убийство опера в присутствии брата Бори наводит на определенные размышления. Теперь за Мишей устроят настоящую охоту. От Газеева отвернутся все. И друзья, и высокие покровители. И, конечно, эти самые покровители воспользуются случаем, чтобы отвести вину от себя. Кто приказал освободить маньяка? Капитан Пилюгин. Кто подписал бумаги на освобождение? Он же. Дальше можно не продолжать. В хорошем случае отделается увольнением. В плохом – сроком. Солидным, солидным сроком. Что он может сделать в создавшейся ситуации? Ответ напрашивался сам собой: нужно поймать маньяка и тем самым свести на нет все разговоры. И чем быстрее это случится, тем для него, Пилюгина, лучше. И уж совсем хорошо, если удастся поймать Мишу Газеева на месте преступления. Тот, конечно, окажет сопротивление, а там уж… Вопрос номер два: каким образом это осуществить? Ну здесь, как говорится, нет проблем. Ежу понятно: не мог Боря Газеев сам решиться на такое. Подбил его старшой, не иначе. Нужно позвонить ему на сотовый и сообщить о случившемся, упомянуть ненароком о том, что девицу увезли в «Склиф», приехать туда и подождать, пока Миша заявится навестить бывшую возлюбленную. Пожалуй, решил Пилюгин, так он и сделает. Капитан сходил в кухню, затем спустился следом за фельдшерами на улицу, окликнул одного из медбратьев:

– Когда доставите потерпевшую в больницу, скажите врачу, чтобы определили ее в отдельную палату. Фельдшер пожал плечами. Ему-то было абсолютно безразлично, в какую палату определят Марину. В общую, в отдельную. Какая разница? В общей даже спокойнее.

– И скажите, я здесь закончу и подъеду. Минут через тридцать.

– Ладно, скажу, – снова пожал плечами медик.

– Ну и хорошо. Поезжайте. Оба фельдшера забрались в красно-белый «РАФ». Микроавтобус фыркнул и укатил, а Пилюгин направился к ближайшей телефонной будке. Миша оставил ему номер своего «специального» телефона, на который следовало звонить только в самом экстренном случае. Капитан зашел в будку, вставил карточку, набрал номер.

– Да? Слушаю. Голос у Миши был очень бодрым. Он явно не спал. Ждал звонка от братца?

– Миша, у нас проблемы.

– Что случилось?

– Только что в твоей квартире обнаружены трупы Бори и опера, который сегодня приезжал в «777». Курчавый такой…

– Какого Бори?

– Твоего брата! Черт побери, Миша, думаешь, я стал бы звонить тебе из-за каких-то посторонних людей? Миша несколько секунд ошалело молчал. Впрочем, Пилюгин не сомневался относительно искренности братских чувств.

– Что с ним?

– Две пули из «макарова» в грудь. Уложили наповал. Оперу перерезали горло. У тебя в квартире, как на бойне. Слушай, ты должен срочно уехать. Не важно куда, но лучше бы подальше. Никто не поверит, что это не твоя работа. Полагаю, Сан Саныч теперь не станет даже разговаривать с тобой.

– Борька… – пробормотал Миша. – Как же так, а? Ну как же так-то? Черт, Борька…

– Слушай, Миша, прекрати истерику! С Борей я все улажу. Насчет похорон там, и все такое. А ты собирай чемоданы и уезжай! Прямо сейчас! Сию секунду. О Марине я позабочусь.

– Что с ней? – Голос у Миши стал каменным.

– Ничего страшного. Порезали слегка. Врачи говорят: жить будет. Произнося это, Пилюгин улыбался. Он сыграл как по нотам. И Миша попался. Уже попался.

– Где она?

– Увезли в «Склиф». Я подъеду туда часика через два, когда закончу здесь с формальностями.

– Я тоже должен туда подъехать, – решительно сказал Миша.

– Убедиться, что все в порядке. Может быть, надо заплатить врачам.

– Ты уже подъезжал сегодня на переговорный пункт, – рявкнул Пилюгин, запуская руку под пиджак и механически поглаживая кончиками пальцев ребристую рукоять «макарова». – Забыл, чем это кончилось? Уезжай немедленно. Через час за тобой станет охотиться вся милиция Москвы. Через два ориентировка на тебя будет у каждого вокзального мента. О твоей подруге я позабочусь, обещаю.

– Приезжай в «Склиф». Немедленно. Я буду там через… сорок минут. Привезу деньги. Для тебя и для врачей. Пилюгин понимал, самое главное сейчас – не перегнуть палку. Не спугнуть его.

– Миш, ей-Богу, не стоит этого делать, – сказал он. – Деньги ведь можно передать и через кого-нибудь.

– Будь там через сорок минут! – отрубил Миша и повесил трубку. Пилюгин вышел из будки, вдохнул полной грудью, посмотрел, улыбаясь, в небо. Все сошлось. Все просто отлично. Мало того, что ему удастся прикрыть зад, так еще и денег на этом заработает. О таком только мечтать. Капитан вернулся к подъезду, поднялся на третий этаж, предупредил коллег из группы о том, что ему нужно срочно уехать. Сказал сержанту-пэпээсовцу:

– Поехали, отвезешь меня.

– Куда? – поинтересовался тот, без особого энтузиазма поглядывая на заносчивого опера с Петровки.

– В «Склиф». – И добавил увесисто: – Оцепление здесь сейчас на хрен не нужно. Ночь. Все спят. Поехали.

– Что случилось? – спросил кто-то из оперативников.

– Есть информация, что убийца попытается избавиться от последнего свидетеля.

– От девчонки?

– Правильно, – Пилюгин кивнул.

– А сведения надежные? – усомнился собеседник. – Часа же еще не прошло после убийства-то.

– Агентов надо расторопных иметь, – назидательно ответил Пилюгин.

– Может, вызвать парней из группы захвата?

– Пришли к «Склифу» человек пять. И пусть не светятся – встанут где-нибудь в сторонке.

– Хорошо, – кивнул тот.

***

Волин позвонил дежурному уже из «Волги». Хорошая машина, начальственная. В простых-то телефонов не было. Только в «РАФах», часто использовавшихся в качестве «передвижных кабинетов». Тут уж, хочешь не хочешь, а телефон положен, но обычные легковые автомобили ими не оснащались. Эту «Волгу» группа Волина получила только потому, что «РАФ», разбитый Сашей, ждал ремонта в прокуратурском гараже. Иначе пользоваться бы группе микроавтобусом. Волин связался с прокуратурой. Дежурный, бодро схвативший трубку, узнав, кто звонит, мгновенно скис.

– Что случилось? – спросил Волин, предчувствуя самое худшее.

– Только что сообщили. Зоненфельд погиб в схватке с бандитом.

– Как погиб? Саша резко повернулся к Волину. Спросил одними губами:

– Левка? Лицо Волина окаменело. Он кивнул автоматически.

– Сообщили, вроде Борис Газеев попытался проникнуть в квартиру Газеева-старшего, очевидно, с целью убить эту девушку… Рибанэ, – четко рапортовал дежурный. Он, в общем, не видел большой разницы между Левой и любым другим сотрудником прокуратуры. И, наверное, был прав. Когда погибает человек, это всегда плохо. – Зоненфельд застрелил его, но и сам погиб. Подробности пока не сообщали. Следственная группа еще работает.

– Что с Рибанэ?

– Ранена. Отправили в институт Склифосовского.

– Понятно. Еще сообщения были?

– Звонили с Петровки, насчет материалов дела. Волин посмотрел на часы: начало первого. Все, его время вышло. Саша не вникал во все эти процессуальные хитрости. Он просто достал из кобуры пистолет, передернул затвор. Волин повернулся к шоферу:

– На Сухаревку, к институту Склифосовского. Саша спокойно сунул оружие в карман пальто, поинтересовался без всякого выражения:

– Рибанэ увезли в «Склиф»?

– Да, – кивнул Волин.

– Он нарочно не стал убивать ее в квартире, – продолжал рассуждать вслух оперативник. – Рассчитал, что среди ночи пострадавшего с ножевыми ранениями повезут именно в «Склиф». Таким образом, Рибанэ оказывается в нужной ему точке.

– Видимо, да.

– Этот ублюдок – окончательный психопат, раз решил пожертвовать братом ради своего б…ского плана.

– Да, – согласился Волин.

– Если его арестовать, он рано или поздно выйдет на свободу и вновь примется за свое.

– Наверное. Мы не можем знать этого точно.

– Мне и не нужно знать этого точно. Я не собираюсь проверять. Просто пущу ему пулю в башку. Волин вздохнул, посмотрел на шофера, сказал:

– Ты ничего этого не слышал. Тот кивнул, спросил, неприятно усмехнувшись:

– Чего слышать-то, если вы всю дорогу молчите?

– Ты все правильно понял, старик, – ровно сказал оперативник. – И поднажми, пожалуйста. Как бы нам не опоздать.

***

Девушка открыла глаза, когда медицинская сестра начала срезать пропитавшуюся кровью водолазку и наложенные бригадой первой помощи бинты. Дернулась, попыталась сесть.

– Тихо, тихо, тихо, – успокаивающе зашептала сестра. – Лежите, лежите. Раненая посмотрела по сторонам. На лице ее отразился испуг.

– Где я? – спросила она шепотом.

– Все в порядке. Вы в больнице. Здесь вас никто не обидит. Девушка, морщась, подняла руку, с изумлением взглянула на плотно перевязанные запястья. Грудь ее тоже оказалась стянута кольцом бинтов.

– Что со мной? Я порезалась?

– Вы ничего не помните?

– Нет. Девушка тряхнула головой, из ее груди вырвался сдавленный стон. Она подняла руку и коснулась пальцами головы. Волосы были обрезаны. Очевидно, это сделали ножом, не особенно заботясь о сохранности кожи.

– Больно? – участливо спросила медсестра.

– Очень, – прошептала девушка. – Что случилось? Меня затянуло в бетономешалку? Медсестра с удивлением посмотрела на нее. Она ожидала чего угодно – плача, стонов, истерики, но только не юмора, пусть даже и «черного».

– Сейчас вам лучше поспать.

– У вас есть зеркало?

– Нет.

– Даже маленького?

– Даже маленького. Маленькое зеркальце у медсестры было, но она не стала давать его девушке, чтобы та не увидела собственного, сплошь покрытого небольшими порезами лица.

– Лицо сильно болит. Скажите, только честно…

– Да?

– Я ужасно выгляжу?

– Нет. Большая часть пострадавших, которых доставляют сюда посреди ночи, выглядит гораздо хуже, чем вы.

– Ноги у меня в порядке? – встревожилась девушка.

– Ноги в порядке. Но вот водолазку придется разрезать. Тут ничего не поделаешь.

– Режьте, – прошептала девушка. – Только джинсы не трогайте. Это мои любимые. Я все-таки попытаюсь их снять.

– Хорошо. Конечно. Медсестра едва заметно улыбнулась. Женская психология. Даже в такие моменты думать о вещах и собственной красоте. Она быстро и ловко разрезала водолазку и бинты, осторожно сняла клочья одежды, лифчик, обнажив плечи, грудь и шею девушки, сплошь покрытые небольшими ранками. Обработала порезы раствором, вновь наложила повязки. Теперь раненая выглядела, как мумия. Не без помощи медсестры ей удалось сесть. Негнущимися пальцами она расстегнула ремень на джинсах, попыталась их снять, сморщилась.

– Я помогу, – предложила сестра. Девушка опустилась на банкетку, перевела дыхание, попросила:

– Не могли бы вы оставить меня на минуту одну?

– Давайте лучше я поставлю ширму. Вдруг вам станет плохо.

– Поставьте. Медсестра развернула ширму так, чтобы банкетка оказалась отгорожена от остальной части кабинета. Девушка с трудом стянула джинсы, надела пижамные штаны. Они оказались велики размеров на пять, но других все равно не было. Присела на банкетку, прошептала:

– Никогда не думала, что процесс разоблачения может оказаться настолько болезненным.

– Бывает и хуже, – заметила медсестра, откатывая ширму в сторону.

– У меня не было.

– Полежите пока. Сейчас врач заполнит карту, а потом я отвезу вас в палату.

– Хорошо, – девушка послушно вытянулась на банкетке.

***

Пилюгин выбрался из «Жигулей» и посмотрел на часы. Им удалось добраться до «Склифосовского» за десять минут с небольшим. Времени еще – вагон и маленькая тележка. Справа от входа припарковалась темная «Волга». Капитан подошел ближе, постучал в окно. Дверцы открылись, и из салона выбрались пятеро парней. Каждый одет в свободную куртку, под которой виднелись легкие черные бронежилеты. Свободные же штаны. На плечах укороченные «клины».

– Капитан Пилюгин, – представился Пилюгин.

– Капитан Фролов, – негромко произнес один из спецназовцев.

– Такое дело, капитан, – Пилюгин оглянулся на темное здание больницы. – Только что сюда доставили раненую девушку. Она – главная свидетельница по делу о маньяке-убийце. Слышали уже, наверное? – Спецназовец кивнул утвердительно. – Так вот, у нас имеются серьезные опасения, что этот маньяк может прийти сюда, чтобы убить ее. Ваша задача: надежно закупорить все входы-выходы. Я поднимусь в палату. Обо всех подъезжающих машинах докладывать по рации. Ваш позывной – Патруль, мой – Верхний. Если он придет, я вам сообщу. Трое поднимаются наверх, двое остаются внизу. Попытается выйти – ввиду особой опасности маньяка начальство дало разрешение открывать огонь на поражение.

– Может, кто-нибудь из ребят поднимется вместе с вами? – предложил спецназовец. – Так оно будет надежнее. Вдвоем его скрутить – не проблема.

– Капитан, – губы Пилюгина вытянулись в жесткую узкую линию. – Вы хотите довести раненую до инфаркта? Девушка в шоке после случившегося. Представьте на секунду, что она почувствует, если к ней в палату ввалится один из ваших парней с автоматом наперевес. Ладно, если она все еще без сознания, а если придет в себя и поднимет крик на всю больницу? Да в тот момент, когда убийца будет входить в палату? Неизвестно, как он отреагирует. Вдруг захватит заложников из числа обслуги или, того хуже, больных? Короче, занимайте позиции и следите за тем, чтобы никто не покинул здание. Если он появится, я вызову вас по рации. Пилюгин направился к дверям приемного покоя. Капитан-спецназовец повернулся к своим парням, скомандовал:

– По местам, ребята. Один из ребят, мрачно глядя в спину удаляющемуся Пилюгину, сплюнул на асфальт и буркнул себе под нос:

– Козел. Остальные молча согласились. И правда, козел, чего там.

***

Палата располагалась на двенадцатом этаже. Сестра помогла раненой перебраться с кресла на постель. Погасила свет, спросила напоследок:

– У вас есть родственники, которым нужно сообщить о том, что вы здесь? – Девушка молча покачала головой. – Может быть, друзья или знакомые? – И снова отрицательное покачивание головой. – Совсем никого?

– Нет.

– Так не бывает.

– Бывает, – вздохнув, прошептала раненая.

– Знаете что? Поспите-ка, – предложила медсестра после короткой паузы. – Поспите, поспите. Сон пойдет вам на пользу. Вот увидите, к утру кого-нибудь вспомните. Раненая кивнула, соглашаясь, улыбнулась едва заметно – чуть-чуть, самыми краешками губ, и все равно поморщилась, – закрыла глаза, а уже через секунду задышала ровно. Сказывался пережитый шок. Не каждый день ее режут ножом. Да так, что больно смотреть. Медсестра вышла. Как только за ней закрылась дверь, девушка открыла глаза. Она не сделала попытки встать. Просто лежала, глядя в потолок. Несмотря на введенный анальгетик, тело болело. Раны саднили. Голова раскалывалась. Крадущиеся шаги в коридоре. Кто-то подошел к двери, остановился, прислушиваясь к происходящему в палате. Девушка даже не попыталась что-то предпринять. Она просто повернула голову и смотрела в сторону двери. Створка приоткрылась, и в светлом прямоугольнике проема появился черный мужской силуэт. Человек оглянулся и вошел в палату, на цыпочках приблизился к кровати, еще раз оглянулся на дверь, наклонился, чтобы увидеть ее лицо. Девушка спокойно закрыла глаза. Мужчина запустил руку за отворот пальто и достал из недр одежды большой кухонный нож. Стараясь двигаться как можно тише, незнакомец наклонился и положил нож у кровати. Когда он выпрямился, девушка уже смотрела на него, без всякого выражения, как смотрят на ничего не значащего жучка или букашку.

– А-а-а, – мужчина от неожиданности отступил, но тут же засмеялся нервно. – Как вы меня напугали.

– Что вы здесь делаете? – шепотом спросила девушка.

– Я… пришел помочь вам, – Пилюгин оглянулся на дверь в третий раз.

– Помочь в чем?

– Человек, который пытался вас убить, Михаил Газеев, на свободе. Мы были вынуждены отпустить его под давлением сверху. Но мне стало известно, что он хочет расправиться с вами. Я пришел, чтобы защитить вас. Девушка продолжала смотреть на незнакомца. Ни один мускул не дрогнул на ее лице.

– Откуда я знаю, что вы тот, за кого себя выдаете? Вдруг именно вы пришли сюда, чтобы убить меня, а потом свалить вину на Михаила? – спросила она шепотом.

– Как вы могли такое подумать? – тем же сдавленным шепотом воскликнул Пилюгин, старательно изображая возмущение.

– Меня столько раз пытались убить за последнюю неделю, что я могу позволить себе думать все, что угодно и о ком угодно.

– А почему мы шепчемся?

– У меня повреждено горло, – ответила девушка. – Я не могу говорить громко. А почему шепчетесь вы, мне неизвестно.

– За компанию, – усмехнулся Пилюгин. – Я, кстати, работаю на Петровке. У меня есть документы. Показать?

– Не надо, – девушка едва заметно сморщилась. За все время разговора она ни разу не шелохнулась. – Где работаете – там работаете.

– Патруль – Верхнему. Вижу темный «Форд». Останавливается у приемного покоя. В салоне только водитель, – ожила вдруг в кармане пилюгинского пальто рация. – Выходит. Высокий мужчина. Темный костюм, темное пальто. В руке «дипломат». Идет к приемному покою. Какие указания, Верхний? Пилюгин поднес передатчик к губам:

– Пропустите его и будьте начеку. Как понял?

– Понял тебя, Верхний. Пилюгин повернулся к девушке, приложил палец к губам, показывая: «Ни звука». Достал из кобуры пистолет, передернул затвор.

– Это он, – прошептал Пилюгин.

– Почему вы не вызвали подмогу? – спросила девушка. Черт, подумал капитан. Надо же было этой б… очнуться. Не могла она в шоке еще пару часиков поваляться? Что теперь делать? Ведь трепанет, что он убил Газеева в отсутствие непосредственной угрозы для жизни. А может быть, ее тоже? Того. Психопат убил очередную жертву, но был застрелен сотрудником МУРа в момент совершения преступления. Наверное, так и придется поступить, если не произойдет какой-нибудь приятной случайности. А если он не пойдет сюда, а решит переждать у лифтов? Ребята засветятся, он скроется. Кто знает, что ему стукнет в голову после всего этого и где его придется тогда искать. Пилюгин прислушался, понизил голос до сдавленного шепота:

– Похоже, это он. Сделайте вид, что спите. Девушка повернула голову и прикрыла глаза.

***

В общем, пройти через охрану оказалось гораздо проще, чем Миша ожидал. Сто «баксов» и компанейское:

– Командир, ну ты войди в мое положение-то. Невесту только что сюда привезли. Какая-то сволочь ножом порезала, а я даже толком не знаю, как она, что с ней. Может быть, нужно чего. Лекарства, из продуктов что-то. Да я наверх даже не пойду, ты мне с врачом дай поговорить. В результате всех этих уговоров, подкрепленных зелеными хрустящими купюрами, Миша добрался до двенадцатого этажа. Молодой парень, врач, сопровождавший его, указал на торцевую дверь в дальнем конце коридора.

– Вашу невесту определили в отдельную палату. Можете заглянуть, но не думаю, что лишние волнения пойдут девушке на пользу. К тому же она вряд ли способна разговаривать.

– Да мне бы хоть одним глазком. Я же через три часа улетаю. Вернусь только через две недели. И, главное, отменить-то поездку теперь уже нельзя. Врач покачал головой. Он, видимо, не принимал подобных отговорок. Нельзя? Все можно, когда необходимо. А вот необходимо или нет, каждый уже решает сам. В силу совести и глубины чувства. Присутствие близкого человека иногда помогает получше любых лекарств.

– Зайдите. Только ненадолго.

– Хорошо. Миша направился к палате. Он надеялся, что Виктор уже приехал. Конечно, Пилюгин не станет таскаться по всей больнице в ожидании его, Миши, приезда. Наверняка будет ждать в палате. Он подошел к нужной двери, нажал на стальную, отполированную до блеска чужими ладонями ручку и шагнул в палату. Комнатка освещалась только уличным фонарем. Свет бил в потолок, рассеивался, почти не разгоняя вязкий полумрак. После ярко освещенного коридора Миша почти ничего не видел. Оглянулся с порога. Врач ни разу не посмотрел в сторону палаты. Стоял у поста медсестры, навалившись на стойку локтем, в позе вальяжного повесы, говорил что-то негромко, посмеивался обольстительно. Миша прикрыл за собой дверь. В полумраке он разглядел лежащую на больничной койке девушку. Услышал ее ровное, спокойное дыхание. Миша сунул руку за пазуху, сделал еще шаг к кровати и в этот момент услышал справа громкое:

– Патруль – Верхнему. Подъехала черная «Волга». В салоне водитель и двое пассажиров. Выбираются из салона. Бегут к приемному покою. Какие указания, Верхний?..

***

– Патруль, задержи обоих. Здесь я справлюсь. Ситуация под контролем.

– Понял тебя, Верхний, – сказал в микрофон капитан-спецназовец и жестом показал своим: «Пошли». Волин и Саша бежали к приемному покою, когда из-за гранитного пандуса, поднимавшегося справа от входа, появились две фигуры с автоматами в руках. Еще двое вынырнули откуда-то слева. Ни Саша, ни Волин так и не поняли, где они прятались. Место было открытым. В спину им уставился еще один ствол. Капитан-спецназовец поднялся из-за багажника «Волги». Волин и Саша оказались на открытом, простреливаемом с трех сторон месте.

– Стоять! – крикнул один из спецназовцев. – Руки за голову! Двое побежали вперед, пока их товарищи держали пару на мушке. Саша первым понял, что произошло, и остановился. Следом за ним остановился и Волин. Оба подняли руки.

– Руки на затылок! – приказал все тот же голос. Двое подбежали к задержанным, толкнули их к стене.

– Руки на стену, ноги на ширину плеч!