Текст книги "Сердце дьявола"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

– И что было нужно этому Боре?

– Один общий знакомый уехал, оставил посылку, попросил этого Борю передать. Сказал, что срочно.

– А что, утром нельзя было позвонить? Если этому Боре не спится, так теперь и все остальные должны полночи козлами скакать?

– Ты опять ревнуешь?

– Ни капельки.

– Нет, ревнуешь. – Наташа повернулась на бок, чмокнула его в щеку. – Просто этот Боря очень ответственный человек. Ему сказали срочно, он прямо с вокзала и позвонил, – она прильнула к Саше всем телом, забросила ногу на его бедро, погладила живот, опустила руку еще ниже.

– Эй, эй, эй! Полегче, полегче. Мне же вставать в шесть, – «возмутился» Саша.

– А если очень хочется? Вдруг ты завтра жениться раздумаешь? – прошептала Наташа серьезно. – И я тебя больше не увижу?

– Я? Да никогда. Мое слово – кремень. Можешь у вашего управляющего спросить. Он знает. – Саша открыл глаза. – Значит, так, ты завтра во сколько заканчиваешь?

– В пять, – Наташа улыбнулась, но в улыбке этой было больше задумчивости, чем радости. – В воскресенье у нас короткий день.

– Завтра в пять я заеду за тобой, и мы поедем в загс подавать заявление. Надеюсь, ты с этим Борей не после работы встречаешься?

– Нет, утром, по дороге в банк.

– Вот и отлично. Загс где-нибудь поблизости есть у вас?

– Одна остановка на автобусе, – по-прежнему серьезно ответила она.

– Во повезло-то, – он засмеялся. – Значит, еще и на автобусе прокатимся? Класс. Только паспорт не забудь взять, а то заявление не примут.

– Как скажешь, – ответила Наташа и прижалась к нему еще теснее.

***

Маринка проснулась от жуткого ощущения присутствия постороннего. Кто-то был в квартире. Кто-то чужой. Не Мишка. Его бы она узнала. Да и с чего бы Мишке прятаться? А этот человек прятался. Он не производил ни малейшего шума, однако Маринка кожей чувствовала его присутствие. Ей не хватило смелости сразу открыть глаза. Она только приподняла веки. Ровно настолько, чтобы сквозь завесу ресниц увидеть комнату. Через узкую щель между шторами пробивалась острая полоска серого света, рассекающая спальню, словно лезвие фантастического ножа. На столике моргали секундами электронные часы, показывая половину шестого утра. В комнате, кроме нее, никого не было, и все же Маринка несколько секунд лежала абсолютно неподвижно, напряженно вслушиваясь в тишину. Вот скрипнула половица в коридоре. Или ей это показалось? «А может, это всего лишь отголосок кошмарного сна?» – подумала она вдруг. Никто не смог бы проникнуть в квартиру совершенно бесшумно. А уж если бы кому-нибудь приспичило копаться в замке, она бы непременно проснулась. Сон у нее всегда был чутким, а уж в таком состоянии тем более. А может быть, это не отголосок сна, а сам сон? Что, если она все еще спит? Маринка медленно открыла глаза, повернула голову. Нож лежал там, куда она положила его ночью. Осторожно протянув руку, Маринка ухватилась за пластиковую рукоять здоровенного, мощного тесака, потянула к себе и… замерла. Что это? На зеркальной поверхности лезвия, словно трещины, разбежались засохшие коричневатые дорожки. Крохотные зубчики – фирменная импортная заточка – забиты чем-то белым. Это кровь? Откуда? Что происходит? Маринка отбросила одеяло и села. Пружины матраса заскрипели. Негромко, но все-таки. Тот, кто находился в квартире, должен был как-то отреагировать на пробуждение хозяйки. Попытаться сбежать или… или напасть на нее. Второго Маринка не очень боялась. Нож в руках придавал ей уверенности. Страх наполнял отчаянной, безумной отвагой. Странно, Маринке никогда еще не приходилось резать даже кур, но сейчас она без колебаний вонзила бы широкое лезвие в любого, кто попытался бы приблизиться к ней. Она сбросила ноги с кровати и встала. Вид у нее был не то чтобы грозный – пижамный костюм не слишком способствует созданию устрашающего облика, – но достаточно решительный для того, чтобы заставить незваного гостя задуматься: а стоит ли? Первым делом Маринка подошла к окну и, отодвинув край занавески, опасливо осмотрела улицу. Честно говоря, больше всего она боялась, что вернулся телохранитель. «Четверки» не было. Если бы Боря уже вернулся, то скорее всего поставил бы машину либо в самом дворе, либо на углу. Ему ведь нужно контролировать подъезд. Он побоялся бы парковаться слишком далеко, чтобы ненароком не упустить жертву. Значит, Боря все еще сидит в милиции. Тогда кто находится в квартире? Второй? Но как ему удалось войти? Маринка осторожно, на цыпочках, пошла к двери спальни. Вроде бы снова что-то скрипнуло? Страх сдавил горло когтистой лапой. Он был холодным и мерзким, как раздавленная лягушка. Маринка судорожно сглотнула и снова пошла к двери. Поджилки у нее тряслись. Перед глазами плыло от страха. Ее всегда удивляли импортные триллеры. Она никогда не понимала, почему герой или героиня, прекрасно осознавая степень опасности, не бежали сломя голову, а шли вперед, как полные кретины? Зачем они лезли в жуткие, заросшие паутиной и пылью подвалы и заброшенные дома? Ей казалось это глупым и надуманным. Теперь она поняла, «зачем» и «почему». Поведение героев оказалось даже более точным, чем она могла себе представить. Их страх был настолько мощным, что не позволял стоять на месте. Надо было идти вперед, пока не столкнешься с неведомой опасностью лицом к лицу. А потом драться, чтобы победить или умереть. Но только не стоять пассивно, даже не зная, с какой стороны подкрадывается смерть. Лучше идти. Так создается хотя бы слабое ощущение того, что ты способен контролировать ситуацию. Стоять на месте стократ страшнее. Поэтому шли они. Поэтому же шла Маринка. Выставив перед собой нож, дрожа от ужаса, каждую секунду вытирая рукавом катящийся по лицу пот. Достигнув двери спальни, она толкнула створку, и та, постукивая колесиками по алюминиевым направляющим, откатилась в сторону, открывая гостиную. Теперь Маринка поняла, откуда взялось это ощущение чужого присутствия. По гостиной плыл табачный дым. И это был дым не ее любимого «Фила Морриса» и не Мишкиного «Парламента», а чего-то невероятно дешевого и потому особенно вонючего. Воспоминание детства. Так, или примерно так, пахла «Прима», которую смолил ее «любимый» папочка. «Беломор», «Прима», «Астра». Вот что это было. Дерьмо. И пахло оно, как дерьмо. Маринка ненавидела этот запах. Он ассоциировался у нее с запахом грубых мужских рук, срывающих с нее одежду, кислой, протухшей капусты и железнодорожных шпал, пропитанных гудроном. С запахом животной злобы и кипятящегося в огромном тазу белья, вечной нищеты и бессмысленного отчаяния, водки и бесстыдной, разнузданной похоти. С запахом детства. Именно им сейчас и пахло в дорого обставленной гостиной. Детством. Чистилищем. На журнальном столике стояла большая хрустальная пепельница. В ней дотлевала сигарета. Маринка подошла ближе. Без фильтра. Сигарету прикурили, положили в пепельницу, и она тлела, наполняя комнату душным омерзительным запахом. Рядом с пепельницей квадратная красная пачка из дешевого картона. По красному полю безвкусно-убогие, отвратительные своей претензией на эстетство, буквы: «Прима». Те самые сигареты. Маринка выпрямилась. Похоже, она сходит с ума. Этого не могло быть. Просто не могло быть. Ее отец не знал, не мог знать, где она. За восемь лет Маринка не написала ему ни одного письма. В кухне заскрипел стул. Он был там, хотелось ей этого или нет. Непонятно как, но ему стало известно, где она. Он вернулся, и ад вернулся вместе с ним. Маринка подняла нож на уровень груди и сказала, стараясь, чтобы голос ее звучал сильно и ровно:

– Уходи! Снова скрип стула. Так скрипят края сломанной человеческой кости, когда их трут друг о друга. Она-то это знает. Помнит. Крадущиеся шаги в коридоре. От кухни до комнаты ровно восемнадцать шагов.

– Оставь меня в покое! Уходи! Маринка вдруг с безнадежной обреченностью поняла: если он сразу не пройдет к двери и не уберется вон, ей придется его убить. Иначе просто не получится. Она не может снова впустить его в свою жизнь. Что угодно, но только не это. Если он не уйдет… Если он хотя бы заглянет в комнату… Шаги все ближе и ближе…

– Я прошу тебя, уходи! – помимо желания в ее голосе прорезались умоляющие нотки. – Оставь меня в покое! Он уже был за дверью. Тень его легла на порог. Еще шаг и… Маринка растерянно опустила нож. Миша стоял, засунув руки в карманы пальто, и пристально смотрел на нее.

– Это ты? – спросила Маринка растерянно. – А где?..

– Кто? – холодно поинтересовался он. – Кого ты ждала?

– Я… никого… – Маринка перевела взгляд на истлевшую окончательно сигарету, на открытую пачку «Примы». – А чьи это сигареты?

– Хороший вопрос. Я тоже хотел бы знать, чьи это сигареты? Кто здесь был? – Он улыбнулся жестко и безжизненно. – Я вообще хотел бы понять наконец, что происходит в моем доме? И чем скорее, тем лучше.

– Ты имеешь в виду эти сигареты?

– Да, черт возьми! Их тоже! Но не только.

– А… что еще?

– А ты, конечно, не догадываешься? – саркастически спросил он.

– Нет.

– Брось нож. – Вид у Миши был жуткий. Напряженный, страшный. Маринка послушно разжала пальцы, и нож с глухим стуком упал на ковер. Миша быстро подошел к ней, наклонился, поднял нож с пола. Посмотрел на отливающее ртутным серебром лезвие, затем взглянул на Маринку. – Зачем тебе понадобилось вооружаться?

– Я подумала, если придется защищаться…

– От кого? – вдруг заорал он. – От кого защищаться? Здесь стальная дверь, три сейфовых замка! Их невозможно открыть, не имея ключей! От кого здесь, – Миша обвел рукой вокруг себя, – защищаться, скажи мне? Маринка смотрела на него со страхом. Ее трясло. Она вдруг разглядела в нем знакомые черты. Черты детства. «Снимай это!!! Немедленно снимай!!!»

– Я только… – прошептала она.

– Что ты «только»? У тебя «крышу сорвало»! Ты это понимаешь или нет? Защищаться! А может, нож тебе понадобился вовсе не затем, чтобы защищаться? Маринка отступила, смятение на ее лице сменилось откровенной паникой.

– Я не понимаю…

– Ах, ты не понимаешь? Ты не понимаешь? Так я тебе сейчас объясню! – Миша схватил ее за запястье, сжал так, что кисть мгновенно онемела. Даже пальцы перестали шевелиться. – Пошли, я сейчас все тебе объясню! – Он потащил Маринку за собой в коридор, мимо ванной и туалета, к кухне. – Смотри! Вот что я имею в виду! – Миша ткнул пальцем, но Маринка и сама уже увидела. Все вокруг – стены, пол, мебель – в зловещих бурых потеках. По кухне разбросаны изрезанные куски мяса. Кровавые дорожки, словно неведомые змеи, сползали по белым деревянным панелям вниз, до пластиковых плинтусов, собираясь кое-где в небольшие лужицы. А на противоположной стене – Маринка сразу уперлась в нее взглядом – плясала небрежная корявая цифра:

4.

– Теперь понимаешь? – продолжал орать Миша, тыча ножом в сторону стены. – Вот об этом я говорю! Об этой дерьмовой цифре и об этом дерьмовом мясе! Посмотри, – он ткнул нож едва ли не Маринке в лицо, – лезвие в крови по самую рукоять! Этим ножом резали мясо! То самое мясо, мать его, которое валяется сейчас во всех углах! Маринка медленно повернула голову и посмотрела на его перекошенное яростью лицо.

– Он хочет свести меня с ума, – тихо сказала она. Настолько тихо, что не расслышала даже сама себя. Зато Миша расслышал очень хорошо.

– Он? Кто это он? Опять всемогущий Боря? Перестань морочить мне голову! Никакого Бори не существует!

– Прекрати на меня кричать, – вдруг четко и очень спокойно произнесла Маринка, глядя в пол.

– Что? – Миша даже задохнулся от возмущения. – Это ты мне говоришь?

– Тебе, – ответила ровно она. – Не смей повышать на меня голос.

– Вот это да! – праведному возмущению Миши не было предела. – Вот это я понимаю! Нормально! Я возвращаюсь домой и что же вижу? Моя квартира залита кровью от пола до потолка, в пепельнице догорает чей-то окурок, но вместо «извини» мне говорят «не ори»! Не произнося ни слова, Маринка повернулась и пошла в спальню. Достав чистое белье, она переоделась, натянула джинсы и джемпер, вытащила из-под кровати объемистый баул и начала собираться. Абсолютно молча Маринка извлекала из недр шкафа свои вещи и запихивала в сумку.

– Ты куда это? – Миша появился на пороге спальни. Маринка, не обращая внимания на его присутствие, продолжала набивать сумку вещами. – Я с тобой разговариваю. – Никакой реакции. – Ты никуда не уйдешь, пока я не получу ответов на все вопросы. Маринка застегнула «молнию» на сумке, не без труда взвалила баул на плечо и пошла к двери. Скомандовала на ходу, негромко, но решительно:

– С дороги. Миша криво ухмыльнулся:

– Поставь сумку и сядь. Сначала ты мне скажешь, кто здесь был, чьи сигареты лежат на столике в гостиной и куда подевался твой телохранитель? Маринка продолжала идти к двери с таким видом, будто Миша был сделан из воздуха и она могла запросто пройти сквозь него. С прежней недоброй ухмылкой на губах он подождал, пока Маринка окажется на расстоянии вытянутой руки, и ленивым движением, почти не размахиваясь, закатил ей звонкую пощечину. Маринку отшвырнуло к стене. Баул сполз с ее плеча. На уголке губы выступила алая капелька крови. Кончиками пальцев она растерла кровь по подбородку.

– Так понятнее? – спросил Миша. – Попробуешь еще раз демонстрировать характер – прибью, как муху. Ты с кем, думаешь, дело имеешь, тварь психованная? Маринка подняла баул. Двигалась она со спокойствием и обстоятельностью хорошо отлаженного механизма. На лице ее не осталось и следа от недавнего страха. Придерживая сумку одной рукой, Маринка вновь шагнула к двери. В этом движении вдруг мелькнуло нечто такое, что по спине у Миши поползли неприятные мурашки. Однако он ничем не выказал своего страха. Наоборот, ухмыльнулся еще шире и, поигрывая ножом, сказал негромко:

– Не нарывайся. Если не хочешь, чтобы я еще раз тебя ударил, поставь сумку на пол и отойди к кровати. Или, может быть, тебе нравится, когда делают больно? Маринка подошла ближе и, почти не сбавляя шага, точно и очень сильно ударила его кулаком свободной руки в пах. Миша с шумом выдохнул. Глаза его полезли из орбит, колени подогнулись. Нож вывалился из разжавшихся пальцев. Миша опустился на корточки, зажимая промежность обеими руками. Маринка остановилась и футбольно ударила его ногой в лицо. Миша охнул. Из носа у него, заливая губы и подбородок, хлынула кровь. Он упал, грохнувшись затылком о буковый наборный паркет. Маринка наклонилась, подобрала нож и сунула его в сумку. Опустилась на одно колено, схватила хлюпающего разбитым носом Мишу за волосы, приподняла, прошептала очень спокойно и очень страшно:

– Запомни хорошенько, ублюдок. Никто – слышишь, никто! – не имеет права прикасаться ко мне, если я этого не хочу. Ты понял? – Ошалевший от боли Миша только послушно тряхнул головой. – Вот так. – Маринка разжала пальцы, и он снова стукнулся затылком. – Попробуешь подойти ко мне еще раз – шею сверну. – Она поднялась и пошла через гостиную в коридор. На пороге Маринка остановилась, повернулась и поинтересовалась спокойно: – Кстати, дорогой, где ты сегодня ночевал?

– Я… В гостях, – промычал Миша невнятно.

– Теперь принято выгонять гостей в пять утра? Не дожидаясь ответа, Маринка вышла в коридор, сняла с вешалки пальто, надела сапоги. Отперев хваленые сейфовые замки, она вышла на лестничную площадку, прикрыла за собой дверь и нажала кнопку вызова лифта.

***

– Никаких следов крови ни в салоне, ни в багажнике не обнаружено, – негромко докладывал эксперт. – На сиденьях присутствуют микрочастицы одежды, но это вам вряд ли поможет. Мы, конечно, могли бы провести лабораторное исследование частиц и сделать сравнительный анализ. Допускаю даже, что частицы эти с вещей одной из жертв, но, – эксперт вздохнул, – вам не удастся построить обвинение, опираясь только на косвенные улики. Опять же, исследование и анализ займут не меньше двух суток. Волин уже понял, что проиграл. Задержанного придется выпускать. Нет даже формального повода для дальнейшего содержания телохранителя под стражей. Ни малейшей зацепки.

– Я понял, – сказал он. – Спасибо за помощь.

– Не за что, – ответил эксперт. – Как быть с анализом частиц? Вы выпишете постановление о назначении экспертизы или…

– Конечно, – кивнул Волин. Он понимал: даже если удастся доказать, что жертвы садились в машину, что дальше? Телохранитель тут же заявит, что «левачит» в свободное от охранной деятельности время. Подвозит и женщин, а как же? Ему не все равно? Лишь бы платили. Может, и этих девушек подвозил. Что тогда вменить ему в вину? Нарушение налогового кодекса и закона об индивидуально-трудовой деятельности? То-то он повеселится. На косвенных доказательствах дела не «сошьешь». Опять же, кто и когда назначал экспертизу? На каком основании? Где постановление? Телохранитель был прав. Любой мало-мальски грамотный адвокат тут же докажет, что в ходе расследования были допущены грубейшие нарушения уголовно-процессуальных норм, положения о назначении судебных экспертиз и – до кучи, чего уж там – злоупотребление служебным положением. При соответственной поддержке сверху подсудимого освободят из-под стражи через пять минут после начала судебного заседания. Нет, на этом его не поймаешь. Тут нужны доказательства покрепче микрочастиц. И все же соответствующее постановление Волин выписал. Если им удастся получить веские доказательства причастности телохранителя к убийствам трех девушек, «четверку» все равно будут досматривать. Тогда заключение экспертов может послужить неплохим подспорьем. Эксперты забрались в свой «РАФ» и уехали, а Волин направился в дежурную часть. Телохранитель уже сидел на деревянной лавочке, закинув ногу на ногу, с крайне независимым видом. Покачивал мыском туфли и болтал с дежурным за конторкой. При появлении Волина он радушно улыбнулся и громогласно объявил:

– О, вот и товарищ следователь пожаловали. Доброе утро. Как спалось? Ах, да. Вы же всю ночь глаз не сомкнули. Все корпели над обвинительным заключением. Надеюсь, оно удалось? Волин остановился за низкой оградкой.

– Не совсем, к сожалению. Приношу вам официальные извинения за необоснованное задержание. Вы свободны. Жалобу можете направить в райпрокуратуру, на имя главного прокурора. Всего доброго.

– Райпрокуратура, – повторил телохранитель, поднимаясь и застегивая куртку. – Почти как просто рай. Небожители. – Он поплотнее замотал шею шарфом. – Вообще-то, я уже думал никакой жалобы не направлять, но раз вы сами настаиваете… – Телохранитель посмотрел на дежурного, затем перевел взгляд на Волина. – Это ведь вы ведете дело о маньяке? Не так ли?

– Откуда вам это известно? – быстро спросил тот.

– Мне много чего известно, – хмыкнул телохранитель. – Давайте выйдем на улицу, перекурим. Волин пожал плечами. Что он потеряет, поговорив с этим парнем? Ровным счетом ничего. Зато найти может очень и очень многое. Все зависит от того, как пойдет разговор.

– Пойдемте. Они вышли на улицу, остановились рядом с «четверкой». Телохранитель через стекло осмотрел салон, усмехнулся.

– Что вы искали у меня в машине?

– С чего вы взяли, будто мы что-то искали?

– Бросьте, Волин. Я же бывший мент. Неужели вы всерьез думали, что ваши люди сумеют перетрясти мой рыдван и я этого не замечу? Что вы искали? Следы крови? Нож? Лоскутья одежды? Женские волосы? Волин смотрел на телохранителя и молчал. То, что этот парень знал, с кем имеет дело, и ничем не выдал этого на протяжении ночи, явилось для него, Волина, полной неожиданностью. Откуда он знал фамилию, понятно. От тех же сыскарей с Петровки. О машине либо догадался, либо у него действительно имелся в загашнике ловкий фокус. Волоски между сиденьями и прочая ерунда. Это значения не имело. Но вот то, что он пошел на разговор…

– Вы думаете, что этих девушек убил я? – продолжал телохранитель.

– Ну зачем же так сразу?

– Думаете, думаете. Не тратьте понапрасну время. Я их не убивал.

– У вас есть алиби?

– На какой день? На вчерашний – нет.

– Вечер понедельника.

– На какой час?

– С десяти до двенадцати вечера.

– Понедельник, с десяти до двенадцати вечера… – Телохранитель прищурился. – Где же я был-то? Ах, да. В понедельник я весь вечер просидел в гостях у одного из бывших коллег.

– Он может это подтвердить?

– Надеюсь. Мы не слишком много выпили. Телохранитель продиктовал телефон и фамилию приятеля. Волин записал в ежедневник.

– Что искали ваши друзья в квартире погибшей алкоголички Веры и ее сожителя? – поинтересовался он.

– А, – он безнадежно махнул рукой. – Ничего не искали. Хотели задать ей пару вопросов. Но опоздали.

– Относительно чего? Телохранитель задумчиво пожевал губами.

– Мне кажется, справедливости ради, вопросы должны быть обоюдными. И вообще, вы передо мной в долгу.

– Это еще почему?

– Ничего себе! Ни за что ни про что продержали всю ночь в клетке, в компании каких-то дегенератов, и еще спрашиваете?

– Но существует такое понятие, как тайна следствия. Я не могу отвечать на ваши вопросы.

– Да? Ну как знаете. В таком случае, и я не могу отвечать на ваши. – Телохранитель обошел машину, забрался за руль, опустил стекло. – Вас подвезти? Волин покачал головой:

– Я на служебной.

– Тогда всего хорошего.

– И вам всего доброго. «Четверка», презрительно фыркнув бензиновым выхлопом, покатилась по узенькой улочке. Волин несколько секунд смотрел ей вслед. Странная складывалась ситуация. В принципе он был заинтересован в сотрудничестве. Телохранитель что-то знал. Обмен информацией мог оказаться полезен, но Волин сначала должен был проверить алиби этого человека. Почему-то же телефонная незнакомка назвала именно телохранителя Борей. Какие-то причины должны быть. Подобными обвинениями просто так не бросаются. Волин посмотрел на часы. Начало девятого. Он прошел к микроавтобусу, забрался на переднее сиденье. Шофер сопел сладко, привалившись головой к стеклу. Волин намеренно сильно хлопнул дверцей. Шофер мгновенно выпрямился, залупал глазами.

– Поехали, – сказал Волин и вздохнул.

***

«Четверка» свернула с проспекта во двор. Телохранитель поспешно выбрался из салона и побежал к нужному подъезду. Хорошо еще, что жильцы не успели обзавестись домофоном. Никого он еще не спасал, но хлопот… Он вбежал в подъезд, помчался вверх по лестнице. Несколькими секундами позже телохранитель уже стоял перед дверью и давил на звонок.

– Кто? – донесся из динамика гундосый голос Миши. Телохранитель поднял голову, давая возможность миниатюрной телекамере запечатлеть свое лицо.

– А, это ты… – Щелкнули замки. Миша, прижимая к переносице мокрый платок, шагнул в сторону, пропуская телохранителя в квартиру. – Заходи.

– Где она? – спросил тот.

– Кто?

– Марина.

– Хрен ее знает. Посмотри, что эта полоумная дура сделала с моим лицом. Миша повернулся к свету, убрал от лица мокрый платок. Переносица его превратилась в плоскую лепешку, глаза заплыли. Вокруг них наливались благородной чернотой внушительные синяки.

– Солидно, – оценил «моральный и материальный ущерб» телохранитель. – Чем это она тебя? Кастетом, что ли?

– Ногой врезала, стерва, – буркнул Миша, снова пряча разбитое лицо под платком.

– За что?

– Да так, поскандалили малость.

– По причине?

– Ты в кухню загляни. Телохранитель прошел в кухню, остановился на пороге, присвистнул.

– Это серьезно. И куда она пошла?

– Черт ее знает. – Миша поморщился от боли. – Я даже ничего сделать не успел. Собрала вещи, хлопнула дверью, и все. Сказала, если я еще раз к ней подойду, она меня убьет.

– Ты ее ударил? – Телохранитель посмотрел на Мишу в упор.

– Что?

– Я спросил, ты ее ударил?

– Слушай, не лезь не в свое дело. Я твой начальник и не обязан перед тобой отчитываться. К тому же это наши проблемы.

– Ты ударил ее? Миша смутился и, старательно скрывая свое смущение, принялся промокать платком все еще слегка кровоточащий нос.

– Ну, переборщил немного. Но ты меня-то тоже пойми, я возвращаюсь от знакомого, вхожу в квартиру, в пепельнице дымится сигарета. «Прима», представляешь? В кухне все кровищей забрызгано, и Маринка с тесаком посреди комнаты. Нож весь в крови, у нее глаза квадратные, несет что-то… Я думал, она меня хочет порезать. Струхнул маленько, вот и сорвался. Дал пощечину. Тоже мне цаца, уже и по щеке шлепнуть нельзя. Телохранитель поджал губы, произнес медленно, с расстановкой:

– А ты помнишь, как в позапрошлом году пошел слушок, что кто-то тебя «заказал»? Помнишь?

– Ну и что? – проворчал Миша. – Это же совсем другое дело.

– Ты прав, это совсем другое дело, – прошипел вдруг охранник, меняясь в лице. – Ты помнишь, как звонил мне среди ночи, умолял привезти побольше людей и рыдал, когда я сказал тебе, что троих парней вполне достаточно? Помнишь, как ты собрал вокруг себя роту здоровенных «быков» с пушками и все равно боялся из дома даже нос высунуть? Помнишь? – С каждым сказанным словом голос телохранителя набирал силу, становился все громче и злее. – А помнишь, как ты орал, если кто-то обращался к тебе с вопросом? Как ты жрал водку литрами, сидя на этой самой кухне, чтобы заглушить страх, и вопил, что лично «завалишь» этого парня, если он хотя бы на километр подойдет к твоей квартире, а потом обмочился в штаны, когда один из моих ребят слишком сильно хлопнул дверью? Ты это помнишь?

– Меня «заказали» профи, – тоже повысил голос Миша и старательно захлюпал носом. – А тут какой-то мозгляк…

– Не было никакого «профи»! Никто тебя не «заказывал»! Это ты тоже помнишь, надеюсь! А «мозгляк», охотящийся за твоей подругой, уже отрезал головы троим женщинам, убил квартирную хозяйку и ее кавалера. А сегодня ночью он перерезал горло здоровому бугаю в «777» и едва не добрался до Марины! Если бы ты видел, в каком она была состоянии, когда я привез ее домой, то не посмел бы ее и пальцем тронуть! Мишка помолчал, утирая кровь, пробормотал угрюмо:

– Я же не знал. Телохранитель прошелся по комнате, присел в могучее кресло, посмотрел на стоящего у дверей Мишу:

– Тебе хоть известно, куда она могла пойти?

– Понятия не имею. Просто хлопнула дверью, и все.

– Подруги какие-нибудь у нее есть? Знакомые, у которых она может переночевать?

– У нее сегодня рабочий день. То есть ночь. Она две через две работает.

– Это я знаю. – Телохранитель выглядел хмурым, как грозовая туча. – Только боюсь, что «Боря» доберется до нее раньше, чем она – до работы.

– Вас послушать, так этот Боря прямо гений злодейства. Откуда ему знать, куда она пошла? Даже я этого не знаю.

– Поверь, «Боря» знает о ней гораздо больше нас. И куда она пошла, ему тоже известно, уверяю тебя.

– Ты-то откуда знаешь, что ему известно?

– Чувствую. Я всегда чувствую.

***

Боря, прямо в куртке и кроссовках, плюхнулся на скрипучий ветхий диванчик, с наслаждением вытянул руки вдоль тела. Он слышал, как ходит по квартире Володя. Слоняется от нечего делать из кухни в комнату и обратно. Вот подошел к дивану, остановился, посмотрел на лежащего Борю. Нервно поинтересовался:

– Ты уверен, что она придет?

– Уверен, – ответил Боря равнодушно.

– Ты попадешься, – вдруг сказал Володя, развернулся и снова пошел в кухню. – Там слишком много народу.

– Не каркай. Вчера не попался и сегодня не попадусь. Ты ведь все хорошо продумал. Или нет? Боря даже головы не поднял, просто чуть заметно повысил голос, придал ему угрожающие интонации. Володя вернулся, снова подошел к дивану.

– Я-то хорошо все продумал. А вот ты подведешь нас под монастырь. Что ты все время лезешь на рожон? Зачем ты убил этого охранника вчера?

– Он мне мешал.

– Теперь там постоянно будет крутиться милиция.

– Ну и что?

– Ты сорвешь нам весь план. В конце концов, это не только твое дело, но и мое. Эта шлюха мешает мне не меньше, чем тебе.

– Тебе, – брезгливо протянул Боря. – Ты – никто. Урод. Если бы не я, до сих пор бы сопли по роже размазывал. Ты ничего не можешь. Сколько там времени? Володя послушно метнулся в кухню, посмотрел на часы-ходики, так же трусцой вернулся обратно.

– Десять минут девятого. Тебе не пора?

– Успею. Боря еще немного полежал с закрытыми глазами. Ему действительно было пора, но он не спешил, чтобы этот мозгляк, Володя, понял, кто тут старший. Временами он становился слишком уж самостоятельным. Борю это раздражало. Посчитав, что в достаточной степени проявил твердость характера, Боря открыл глаза и сел. Володя стоял рядом и выжидательно смотрел на него.

– Где моя сумка?

– Вот, – Володя указал на лежащую у дивана сумку.

– Червяк, – раздраженно сказал Боря. – Ты – червяк, Вовчик. Первый раз он назвал своего сожителя по имени. Володя вздрогнул и посмотрел на него, пытаясь понять, что скрывается за этим обращением. Боря равнодушно зевнул, наклонился, подхватил сумку, похлопал по карманам, пробормотал:

– Куда я ключи задевал? А, вот они. Достал связку – на тонкий кожаный ремешок были нанизаны ключи самого разного профиля и размера. Небольшой английский – от первой квартиры, которую снимала эта шлюха, четыре внушительных, сейфовых, – три от квартиры педика Миши и один от этой, среднего размера – от машины… Боря встал, потянулся, привычно забросил сумку на плечо и вдруг подмигнул Володе.

– Сколько осталось? Всего-то навсего четыре. Четыре поганые сучки. Было бы о чем говорить. Какие-то ср…е три дня, и все. – Володя улыбнулся, Боря улыбнулся тоже. Впрочем, улыбка тут же сползла с его губ. – Я пошел, – сказал он. – Через сорок пять минут эта шлюха будет у банка. А ты никуда не выходи. Будь здесь.

– Хорошо, – пробормотал Володя.

***

Наум Яковлевич Чигаев, психиатр, дожидался Волина в дежурной части. Саша и Лева стояли по другую сторону окошка и разговаривали негромко, обсуждая вчерашний обыск в квартире Баева. Судя по всему, к единому мнению относительно наиболее вероятной кандидатуры убийцы они так и не пришли. Лева настаивал на версии «сотрудник «777», Саша же утверждал, что наиболее вероятный кандидат – Баев. Чигаев с серьезным видом слушал доводы обеих сторон, вникая в ситуацию. Волин вошел в фойе, впустив волну холодного воздуха. Лева, Саша и Чигаев дружно повернули головы.

– Здравствуйте, – кивнул им Волин. – Пойдемте в кабинет. На ходу он взглянул на электронные часы, висящие над конторкой дежурного. Двадцать восемь минут девятого. Если бы не чертова пробка у Маяковской, удалось бы приехать минут на пятнадцать раньше. Волин терпеть не мог опаздывать. Войдя в кабинет, он сразу направился к столу. Чигаев и Лева устроились на стульях, Саша привычно взгромоздился на подоконник. Достав из шкафа посмертные фотографии трех убитых девушек, Волин протянул их психиатру.

– Меня очень интересует ваша оценка происходящего. Попробуйте дать психологический портрет этого человека. Не просто заключение относительно его психического состояния – оно уже не вызывает сомнений, – а полную, развернутую оценку. Насколько это возможно, конечно.