Текст книги "Голгофа"

Автор книги: Иван Дроздов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Юрист продолжал:

– Нет, вы посмотрите, что там в Лондоне сказал этот идиот с туберкулезной фамилией. Он призвал на Россию сбросить десантную дивизию и отнять у нее все атомные бомбы. А?.. Вам это нравится или не очень? Ведь теперь языкатые коммунисты скажут: вот видите, что они за люди, эти Кохи! И разве Сталин был не прав, приказав в 1937 году похватать всех и сунуть в лагеря?.. А как же поступить с ним, если он на русских хочет кинуть десант с автоматом? А мне в будущем году надо снова избираться в Думу. Люди на меня посмотрят и скажут: о, это же Кох!.. И его мы избираем в Думу!..

К нему подошел Бутенко, присел к изголовью. Заговорил тревожно и решительно:

– В Англии, о которой вы говорите, начинают процесс.

– Какой процесс?

Тетя – Дядя был красный и тяжело дышал, у него держалась повышенная температура, глаза воспаленно блестели. И несмотря на это, он охотно поддерживал разговор, жадно ловил каждое слово.

– А все дело в том, что наш новый премьер объявил: внешние долги платить нечем, кредиторы пусть подождут. Тогда хитрые англичане составили список российских олигархов, чьи деньги хранятся в их банках, и на весь свет объявили: деньги эти грязные. Забирайте их и расплачивайтесь ими. А не то вклады олигархов арестуем и раздадим кредиторам. Смекаете, к чему я клоню. В банках–то Англии два сапфировских миллиарда заложены. Тю–тю эти миллиардики. Проснемся завтра утром, а их уж Митькой звали.

Тетя – Дядя покраснел еще сильнее. Смотрел в потолок и молчал. Видно, в эту минуту его мощный финансовый ум прокручивал варианты своих неминуемых потерь. Он опекал все миллиарды Сапфира, по сути был их негласным тайным совладетелем – два миллиарда сумма астрономическая. Из нее он качал многие миллионы и оплачивал свору жадных чиновников и волчью стаю журналистов. Потерять эти два миллиарда равносильно для него лишиться ноги или руки.

Не сказал, а выдохнул:

– Мне бы поскорее поправиться, я докажу, что деньги у Сапфира законные, все сделки его юридически обоснованы.

– А пассажирские теплоходы? – тихонечко возразил Качалин.

– Теплоходы? Что теплоходы?.. Я сам проворачивал эти сделки. Они были старые, изработали свой ресурс. Их Сапфиру продали на металлолом.

Тетя – Дядя приподнял голову и лежал на локтях. В глазах его от напряжения и страха проступили слезы.

Качалин не щадил его:

– На каждый теплоход выписан технический паспорт: они почти новые, всего лишь пятнадцать процентов износа. Сейчас они под другими именами бороздят моря и океаны и приносят владельцам колоссальный доход. Газеты пишут, что таких роскошных, комфортабельных, скоростных и надежных теплоходов не имеет ни одна страна.

Юрист злобно смотрел на Качалина.

– Вам было поручено разобраться с документами. Шахт платил деньги.

– Я и разобрался. Мне передали ваш приказ уничтожить документы, а я…

Он достал из кармана бумаги, взмахнул перед носом юриста:

– Видите: пригодились! – и спрятал их в карман.

Юрист прошипел, как кобра:

– Это же подлость!

И отвернулся к стене.

Качалин проговорил:

– По отношению к вам. А по отношению к государству – честный поступок.

– Ладно. Хватит лозунгов! Что вы предлагаете?

– Для начала переведите все счета на имя Бутенко Николая Амвросьевича. А потом мы посмотрим, что делать с деньгами. Они должны принадлежать тем, у кого украдены, то есть народу. Но поскольку ныне государство – это вы, мы подождем решать их судьбу. Вам же поручаем защитить их юридически и не позволить зачислить в разряд грязных.

– Что я буду иметь от нового хозяина?

– То же, что и имели.

– Я имел сто миллионов в год.

– Хорошо. Имейте свои сто миллионов.

– Когда я должен оформить операцию?

– В течение недели. Иначе будет поздно. Мы можем потерять все до копейки, а вы к тому же – пойдете и под суд.

– Ладно. Сегодня же нужные распоряжения передам в Москву – в свою контору. Через неделю вам…

Он смерил взглядом сидящего у изголовья Бутенко.

– …по электронной почте сообщат уже такую хорошую новость, – я бы тоже хотел слышать такое, – что становитесь хозяином всех вкладов Сени Сапфира.

Качалин сказал:

– Вынужден предупредить: если с вашей стороны последует какой–либо обман, – ну, скажем, утаите хоть один вклад Сапфира, – я тогда считаю себя свободным…

Он снова вынул свои документы:

– Передать их в прокуратуру и написать в патриотические газеты.

Тетя – Дядя застонал негромко, махнул рукой:

– Идите, пожалуйста.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Операцию «Газ» готовили десять дней. Саша была на седьмом небе. Ведь ее включили в группу, составлявшую план боевых действий. За столом секретной комнаты гаража подолгу сидели Сергей Качалин, Павел Огородников, Олег и Саша. Тут же готовили себе еду, а если задерживались допоздна, то Александра, привыкшая ложиться рано, укладывалась здесь же на диване. Поспав часок–другой, снова подсаживалась к столу, и они все вместе продолжали работать. Качалин, хотя и ставил задачу «не пролить и капли крови», но по всем другим признакам операция носила характер вполне боевой.

На большой крупномасштабной карте, где был обозначен каждый отдельно стоящий дом, стайка берез или одинокий дуб, наносили маршруты следования «черных ястребов». Каждой группе бойцов давалось конкретное задание.

Олег держал связь с братом Василием – начальником охраны латышей. Обещал приехать «со своей девчонкой», но только в то время, когда будут на месте хозяева замка, потому что якобы имел к ним «секретное поручение».

Наконец, час настал, и операция началась.

Командор и Олег ехали в машине – бронированном «Форде», Саша и Павел Огородников в нейтральной штатской одежде следовали за ними на мотоциклах.

Олег по сотовому телефону держал связь с Василием. Тот сообщал, что братья–латыши на месте и пробудут в замке несколько дней. Они веселятся, много пьют и с радостью примут гостей.

К замку подъехали вечером. Октябрьское небо недовольно хмурилось, гоняло из края в край тучи, грозило разразиться дождем.

Навстречу к ним вышел Василий – могучий рослый парень лет двадцати пяти, в синем берете и кожаной куртке. На крыльцо, приделанное к громадному кузову военной машины, оборудованной здесь под жилье, высыпала вся команда, человек восемь. Василий пригласил гостей в вагон, где был накрыт стол с угощением. Здесь узнали, что родные братья Олег и Василий в частную охрану перешли из московской милиции, где служили в одном отделении.

Пили вино, коньяк, но пили понемногу – Василий боялся латышей, которые за пьянство уволили уж не одного бойца.

Олег спрашивал:

– Сколько они вам платят?

– Жадные, мерзавцы! Сами деньги гребут лопатой, а нам отстегивают гроши. Я как начальник получаю пятьсот долларов в месяц, а ребята – по триста.

– А домой отпускают?

– Нет, живем безвыездно.

– Ну и дураки! Я получаю три тысячи в месяц, а мои ребята по две.

– Ну–ну! Не треплись.

– Ей–те крест! На, посмотри. Вчера за прошлый месяц получил.

Вынул из кармана пачку долларов.

Саша сказала:

– Переходите к нам в бригаду. Оплата такая же, как и у юриста. Ну, решайте. Вас тут девять – всех и возьмем.

– А что это за бригада?

– Объясню позже. Свяжусь со своим начальником и, если он согласится, тогда и расскажу, что это за бригада.

Качалин улыбнулся, – ну и девка! Впрочем, подумал: «А хорошо бы таких ребят захороводить. Деньги у нас есть; пусть уж лучше народу служат, чем этим хищникам». И еще подумал: «Деньги–то мы у латышей отнимем – из них и платить будем».

Сказал ребятам:

– Дело у нас простое: молодых парней учить меткой стрельбе, разным приемам борьбы.

– А–а–а, все ясно. Вы из тех, которые на мотоциклах. Приезжал тут один, наверное, из ваших. Отряд у них «черные ястребы» называется. Говорил, что много у них бойцов, что будто бы и весь край наш партизанским скоро будет. Пошли бы мы в эти отряды, да нам деньги нужны. У нас семьи, отцы–матери, а вон у Николая жена и двое детей, у Дениса девочка недавно родилась.

– Да какие же это деньги? – подливала масла в огонь Александра. – Я вот девица, а в отряде мне вон сколько платят…

Вынула из куртки толстую пачку долларов, – недавно ей Качалин дал, – бросила на стол.

– Вот это деньги. А вы крохи со стола этих жалких латышей клюете, – и рады. Помнили бы хоть и о том, что вы русские. Полководец Суворов, когда его солдаты взяли крепость Измаил, воскликнул: «Мы русские – какой восторг!..» А вы тут двух пигмеев караулите. Да кому нужны эти латышские жулики, вся доблесть которых в том и состоит, что где–то русские деньги украли и акции Газпрома на них купили. Да газ–то этот наши русские люди на далеком ледяном Ямале добывают!..

Глаза Василия – темные и круглые, как у совы, воспламенились, он с восторгом смотрел на сидевшую против него Александру, щеки его покрывались румянцем. И Денис, и Николай, и все остальные ребята не отрывали глаз от нее. Всех заражала ее страстность и убежденность, гордость за свою национальность, которую теперь унижали с экрана телевизора. Помнят они, как похожая на раздавленную жабу образина что–то шамкала толстыми губами, а потом назвала русских свиньями, а диктор бородатый с носом хищной птицы и с грузинской фамилией бросил им с экрана оскорбление, назвав Россию «страной дураков» – все это они сейчас вспомнили, и у них под сердцем закипела обида и желание что–то делать, как–то отомстить этим нелюдям. Вот теперь, кажется, позови их эта удивительная девушка в какой–то партизанский отряд, и они бы разом все встали под ее знамена.

Василий набрал номер телефона, негромко заговорил:

– Оленька, милая, принеси нам вина и чего–нибудь этакого, вкусненького.

И минут через десять к ним вошла совсем юная, очень хорошенькая, но с печатью неизбывной грусти на лице девушка. Саша подумала: «Оля! Та самая».

И Олег едва заметно кивнул Саше: да, это она, та самая Оля, которую купили братья–латыши.

Оля расставила на столе бутылки, разложила по тарелкам яблоки, бананы, две большие кисти винограда. Сказала:

– Хозяева пьяные, так я у них в холодильнике взяла. У них там всего много.

Ребята пили вино, а Саша отвела Олю в задний отсек жилища, сели там на чью–то кровать.

– Давай знакомиться, – заговорила Александра, – меня зовут Саша. Расскажи, как ты тут живешь?

– Вначале хотела бежать, а потом смирилась. Вот ребята… Они мне как братья.

– А дома?.. У тебя есть родители?

– Мама и бабушка. Мама больная, у нее не ходят ноги, живут на бабушкину пенсию, а теперь вот и пенсию не платят. Я им посылаю – на мои деньги и кормятся. А за квартиру все равно платить нечем.

– Сколько же тебе платят?

– Пятьдесят долларов.

– Только–то! Так это же гроши.

– И на том спасибо. Я очень боюсь, как бы и эту малость не отказали.

Саша взяла ее за руку:

– Хочешь жить со мной? У меня квартира – здесь, недалеко, в деревне, и есть квартиры в Москве и Петербурге. А еще моя мама живет в Дамаске – там у нее целый отель. Жить нам есть где. А платить я тебе буду двести долларов, а то и триста. Есть у меня деньги. Будем мы как сестры. Одной–то мне скучно. Ну как, согласна?

Оля кивнула. В глазах у нее отражалась радость и надежда на лучшую жизнь.

Они подошли к столу, и Саша, как заправская дама, попросила налить им сладкой воды.

Ребята уж изрядно подпили, но Качалин и Павел Огородников сохраняли абсолютную трезвость. Они знали: впереди предстоит серьезная операция. И они уже думали, как ее начинать, но тут, что называется, на ловца и прибежал зверь. В кузов–комнату вошел младший из братьев – Ланис. Он был пьян. Сказал:

– Кто тут приехал по мою душу? Где Олег?

Покачиваясь, разглядывал ребят, остановил взор на Александре. Протянул к ней руки:

– О–о–о!.. Хороша птичка!

Саша встала и смело шагнула к нему навстречу.

– Здравствуйте! Мы с вами встречались.

– Да? Где же?

– В Москве, в казино. Там, где была и Оля.

– Прекрасно! Я сразу увидел: вы оттуда, из казино. Туда приглашают самых, самых… красивых. И молодых…

Он пощелкал пальцами:

– … ну таких… еще не созревших. А вам уже есть пятнадцать?

– Скоро будет семнадцать. Я старая.

– Ничего, ничего, ты мне подходишь. Я люблю и таких, созревших. Это как вот эта… кисть винограда, когда она спелая. А?.. Ну, иди сюда, иди.

Язык его заплетался. Он крепко вцепился в руку Александры.

– Пойдем со мной. Мы оставим тут Олю, она их всех любит, а мы пойдем в дом.

– Я хочу выпить, – сказала Саша. – Налейте… вот этого коньяка. И себе тоже, я одна не буду.

– И себе – вот видишь. Ну, поехали!..

Он опрокинул рюмку, а Саша, прикоснувшись к влаге, поперхнулась, закашлялась, уронила голову на стол.

«Ну Александра! Ну шельма!» – покачивал головой Сергей, а остальные не знали, что и думать. Впрочем, Олег ее понимал и боялся, как бы с ней что не случилось.

Саша накинула куртку и протянула латышу руку.

– Пойдемте. Они тут курят, а я не переношу дыма.

И повела его к выходу, Качалин хотел было ее остановить, но подумал: «Что–то она затеяла. Не буду мешать». И все–таки решил их проводить.

Саша зашла в автомобиль, стоявший тут же, вынула из мини–багажника бутылку вина, пригласила латыша. Тот с радостью залез в салон и выпил поднесенный ему стакан. Вино содержало изрядную дозу снотворного, – латыш еще несколько минут бормотал что–то, протягивал к Саше руки, а потом примолк – и надолго. Саша негромко захлопнула дверцу, пошла на крыльцо, где ожидал ее Качалин.

– Не девка, а дьявол! Я бы не хотел встать у тебя поперек дороги.

Скоро в кузов к ребятам пришел и второй брат. И с ним была проделана примерно та же операция, и скоро оба незадачливых миллионера сидели в одном салоне и спали мертвецким сном.

А тем временем к замку с потушенными фарами со всех сторон приблизились десятка три «черных ястребов». Качалин передал им по телефону:

– Ребята! Вы не понадобились. Операция завершена. Марш–марш домой!..

Василий пригласил всех на второй этаж. Он прихватил кейс с фирменными бланками и печатью братьев–акционеров – об этом его попросил Качалин, выгреб изо всех столов деньги и драгоценности, а потом, показав Качалину на очень большой сейф, стоявший в глухой комнате на первом этаже, сказал:

– Здесь у них много денег и всяких дорогих вещей – золотые столовые и чайные приборы, и даже посуда. Но сейф очень тяжелый.

– Заберем! – сказал Качалин. – Нужны толстые доски, ломы, деревянные бруски.

– Есть трубы.

– Тоже годятся.

При помощи труб и деревянных брусков выволокли из дома сейф и погрузили на мощный «Джип». Потом закрыли двери замка, вырубили свет во всех помещениях и на пяти машинах, в том числе и на двух «Мерседесах» латышей, тронулись по грунтовой дороге в Сосновку.

Оля ехала с Качалиным, а Саша и Павел следовали впереди на мотоциклах.

Была полночь, когда Качалин и Павел Огородников на руках, точно это были мешки с картошкой, занесли латышей в гараж и уложили спать на двух диванах в секретной комнате. Качалин знал, что после такой дозы снотворного раньше двенадцати часов дня они не поднимутся. Вынул у них из карманов маленькие пистолеты и газовые баллончики, сказал Василию и Олегу:

– Мы будем всю ночь работать, а ты, Павел, устрой ребят на ночлег. Потом приходи сюда – работа и тебе найдется.

Повернулся к Саше:

– Павел проводит вас домой.

– Нет! Я тоже буду с вами… работать!

– А Оля?

– Олю устрою: положу вот здесь на стульях.

– А я спать не буду. Вон газовая плита, буду готовить вам чай, кофе.

Качалин отечески улыбнулся, махнул рукой:

– Ладно. Оставайтесь с нами. Ночью все равно запроситесь домой.

Он бросил на стол кейс и открыл его. То, что они увидели, поразило всех. Объемный чемодан был до краев набит деньгами, главным образом, долларами.

Василий бросал косые взгляды на чемодан. Он и вообще испытывал нетерпение и какую–то тайную необъяснимую тревогу. Ждал, когда Качалин начнет делить добычу, но тот не торопился этого делать, а вел себя как чиновник, официальный представитель властей. Наконец, Василий не выдержал, спросил:

– Что вы собираетесь делать с этими деньгами?

Качалин откинулся на спинку стула, смотрел на него с недоумением и, как показалось Василию, недружелюбно.

Василий продолжал:

– У меня такое впечатление, что вы деньги намереваетесь куда–то засунуть, но я хотел бы вам заметить: деньги эти – наша добыча, в основном – наша. Ведь отвечать–то за все это и за них вот… – он кивнул на спящих латышей, – придется нам, и, в основном, мне. Или вы думаете, что это не так?..

Голос его был хрипловатым, он сильно волновался.

Олег опустил голову, ему, видимо, было стыдно за брата, а Саша порывалась что–то сказать, но порыв свой сдерживала, ждала, что скажет Качалин. И Качалин сказал:

– Я бы не хотел считать, кто в этой нашей операции больше сделал, кто меньше, но в одном вы правы: вы и ваши товарищи круто обошлись с этими… – Качалин кивнул на латышей. – И, конечно, борьба с ними еще не окончена. Но я думаю лишить их права грабить русских людей; мы у них акции отнимем. Что же до этих денег… вот они, вы можете ими распорядиться.

И подвинул кейс с деньгами к Василию. Сам же разложил на столе бланки, печати, извлеченные из кейса, стал составлять тексты необходимых документов. К утру они были составлены, осталось их подписать. На запасных экземплярах сам заделал подписи латышей – это на случай, если они откажутся подписывать документы о передаче акций на имя Качалина Сергея Владимировича.

Но операция «Газ» закончилась значительно быстрее и проще, чем ожидалось. Латыши, проснувшись, огляделись, и один из них, видимо, старший, спросил:

– Где мы находимся?

И, смерив взглядом присутствующих и увидев среди них Василия, обратился к нему:

– Василий, почему мы здесь и кто эти люди?

– Мы все – заложники, – сказал Василий.

– Заложники? Но я не вижу чеченцев. Разве русские берут людей в заложники?

В разговор вступил Качалин:

– Вы не люди, а преступники. Обманным путем приобрели акции. Эти акции стоят десять миллиардов долларов, а вам их продали за сто тысяч. И все, кто вам это устроил, уже в тюрьме. Теперь и до вас добрались.

– Вы следователь?

– Да, следователь.

– Задавайте свои вопросы. Запираться не станем. Мы знаем, что акции нам устроили жулики и готовы всех их назвать поименно.

– Называйте.

– Но вы обещаете учесть на суде наши чистосердечные признания?

– Да, обещаю.

И братья подробно рассказали о том, как они приобрели акции и кто им в этом помог, и сколько денег, и кому они сейчас ежемесячно «отстегивают» от своих доходов. Качалин тщательно записал показания и дал им подписать все листы. Латыши обрадовались, что все оборачивается для них не так уж и плохо, и, когда пришел юрист, составили документы о передаче акций и всей недвижимости «черным ястребам» и оформили это как куплю–продажу. Однако все было устроено так, что ни фамилий, ни места сделки латыши не узнали. И они теперь вполне подпадали под старинную аттестацию, которую дал им русский народ: как у латыша – нет ни шиша.

Братьев накормили и напоили, а ночью Павел Огородников в сопровождении двух своих бойцов отвез незадачливых олигархов на станцию, где им купили билеты и отправили в Ригу.

На следующий день Василий после долгих размышлений принес в секретную комнату кейс с деньгами и сказал:

– Сергей Владимирович! Мы вступаем в отряд сосновских «черных ястребов», признаем вас за командира, а потому берите деньги и поступайте с ними по своему усмотрению. Одно только условие: мы не получали зарплату два месяца, просим ее нам выплатить.

В комнате находились Саша и Оля, и Павел Огородников, и Олег. Качалин пригласил их к столу и сказал:

– Поступим по–божески: два–три года вам придется служить в нашем отряде – до тех пор, пока мы не прогоним из России оккупантов. Вы получите по тысяче долларов на каждый месяц. Итак, тридцать шесть тысяч на брата. На десять человек – триста шестьдесят тысяч. Вот – получай полмиллиона.

Двинул в сторону Василия деньги. И дальше развивал свои мысли:

– Но вот прошли три года, вы вернулись с войны – куда пойдете? Учиться. В институт. Пять лет вам надо кормить себя и семью. Сколько потребуется на брата?

Василий, едва сдерживая волнение, пожал плечами:

– Ну, это уж слишком…

– Что слишком? Вы к тому времени заслужите еще и не такой награды. Итак, сколько вам понадобится? По десять тысяч в год. Итого – по пятьдесят тысяч. Умножим на десять ваших орлов – полмиллиона. Получай и эту долю. А вот это, из тех же расчетов – нашей Оленьке.

То была лишь небольшая часть находившихся в чемодане денег.

– Остальные, – сказал Сергей, – пойдут в кассу «черных ястребов».

В тот же день вся команда Василия собралась в секретной комнате и Сергей рассказал им, как живут «черные ястребы», чем они занимаются, предложил создать особую группу под командой Василия.

Александра и Олег допоздна задержались у Павла Огородникова; вначале ужинали, а потом Саша помогла ребятам приготовить урок английского языка. В двенадцатом часу вышли на улицу и направились домой к тете Лизе.

– Меня поразила новость, что Василий ваш брат. Что же вы раньше молчали?

– А кому и зачем я должен был об этом говорить?

– А хотя бы и мне. Это же так интересно: родной брат! И такой сильный, умный, красивый.

– Что ты хочешь этим сказать? Он умный, красивый, а ты…

– И вы умный и красивый. И даже очень. Я вам давно об этом говорила.

– Ну, во–первых, ты мне об этом не говорила, а во–вторых, не надо так в глаза смеяться. Нехорошо это и на тебя не похоже. Ты со всеми деликатная и скромная, а мне говоришь такие вещи.

Олег и сам не помнит, как в разговорах с ней перешел на «ты» и ее просил отвечать тем же, и она соглашалась, но продолжала обращаться к нему на «вы».

Его упрек огорчил Сашу, она замкнулась и не находила слов для ответа. В самом деле: чтой–то она так «распоясалась» и говорит с ним как с маленьким. Да и с детьми Павла она не говорила таким тоном, и вообще развязность, болтливость не были ей свойственны. Хотела бы как–то поправить свое положение, но решительно не видела для этого средства. И только краснела от сознания неловкости и бессилия, и слышала, как все чаще и сильнее стучит ее сердце.

У калитки дома остановились. Олег вдруг спросил:

– Ты любишь Качалина?

– Качалина? Он слишком важный. Ему много лет.

– Я тоже думаю, что он для тебя староват, – обрадованно согласился Олег.

– Но с чего ты взял, что я должна кого–либо любить?

Теперь и она говорила ему «ты».

– Да я и не знаю, что такое любовь. Качалин мне нравится. Для меня он представляет собой идеал мужчины: все умеет, все знает… И если любить, то, конечно, уж такого. Но вот узнала тебя – и ты мне кажешься сильным и умным. И ты мне нравишься, но любить?.. Может, ты скажешь мне, что это такое – любовь? Я теперь молодая, но вот подрасту, и передо мной так же возникнет эта проблема. А я и знать не буду, что оно такое, эта самая любовь?

Саша и от этих своих словопрений стала краснеть, – чувствовала, как жаром занимаются щеки, и даже будто кончики ушей потрескивают от внутреннего электричества. Опять глупо и опять развязно, но уж выскочили слова и разлетелись, как испуганные воробьи, – их не поймаешь. Олег же никакой глупости в ее словах не услышал. Продолжал выговаривать то, что кипело у него под сердцем.

– Я, Саша, люблю тебя. И если ты скажешь, что не можешь ответить мне взаимностью, то я этого не переживу. Ты лучше не отвечай пока, а только знай, что я тебя полюбил так сильно, что и не знаю, как теперь жить буду.

Саша в один миг сделалась серьезной. И никаких глупых слов ей говорить не хотелось. Впервые в жизни она услышала такое признание, – и от кого? От Олега, который сразу же, еще в первую встречу, ей понравился. Она бы, наверное, и влюбилась в него с первого взгляда, но был Качалин, и нежное чувство к нему, словно струя холодной воды, гасило всякое новое впечатление от парней. Они все на фоне Сергея казались не вполне развитыми и несерьезными; этот же сразу показался ей настоящим и вполне взрослым. Но, главное, он был статен и хорош собой, он был начальник команды и от него веяло спокойной силой, неброской, неторопливой уверенностью во всем, что он делал. Она еще подумала: «Женат ли он, а если нет – есть ли у него девушка?» В душе встрепенулось чувство зависти к сопернице, которая им завладеет.

И вот теперь он признается ей в любви!

От чая она отказалась. Ушла к себе и легла спать, но сон долго к ней не приходил. Она волновалась, но это было радостное волнение. В сердце ее еще оставался Качалин, но в той новой жизни, которая перед ней так заманчиво открывалась, ему уже места не было.

Неожиданно для всех героев нашей повести Качалин принял решение: команду Василия отправить в соседнюю Тверскую область с заданием налаживать там молодежное движение по борьбе с так называемой организованной преступностью. Им были дадены деньги для покупки в районных центрах домов и устройства гаражей с секретными комнатами и ходами – по типу гаража сосновского. В беседе с Василием Сергей сказал:

– Никакого насилия и тем более крови: мы представители народа и справедливость восстанавливать будем законным путем. Помогайте прокурору и милиции, тогда и не будет к вам претензий.

За образец предложил взять операцию «Газ». И заметил, что вся она от начала до конца проводилась по принципу «и овцы целы и волки сыты».

И уж совершенно неожиданным было предложение Олегу. Ему Качалин сказал:

– Для вас есть одно деликатное и в высшей степени важное задание: вам и еще трем вашим бойцам я поручаю охрану Александры. Я уже имел сигнал: ее хотели выкрасть и держать в заложниках. Мама у нее богатый человек, живет в Сирии – об этом прознала кавказская мафия и решила на ней поживиться.

Олег спросил:

– Мафия знает ее адреса – московский и петербургский?

– Думаю, знает. Ее бы надо увезти в какой–нибудь район, и там, кстати, вы бы занялись созданием молодежных бригад по типу «черных ястребов».

Олег на это сказал:

– Я согласен, но как Александра? Не хотелось бы против ее воли.

– С Александрой все улажено. Она не только согласна, но даже обрадовалась такому предложению.

Качалин многозначительно посмотрел на Олега, и будто бы чуть заметно улыбнулся. Он уже догадывался об отношениях молодых людей и, видимо, создавал для них благоприятные условия. Так его понимала и Саша. И хотя ей было грустно сознавать тайную причину качалинской стратегии, но она вспомнила фразу, которую в таких случаях повторяла ее мама: «Видно, не мое». И тем как бы призывала себя покориться воле Божьей. Саша хотя и не без душевной горечи, но и с явным чувством светлой грусти и радости покорялась обстоятельствам. Ведь у нее был Олег. Он рядом и поедет с ней, куда позовет их судьба.

Ее мама была верующей, ходила в церковь и дочери своей говорила: «Мы православные, моя девочка, как деды наши и прадеды».

В Дамаске есть небольшой православный храм, они обе там не однажды были. И Саша научилась креститься, знала четыре главных христианских молитвы. И себе она говорила: «Как это хорошо – побывать в церкви и послушать проповедь батюшки. Я каждый раз выхожу из храма будто обновленная». Сейчас она тоже подумала: «Схожу в церковь, поблагодарю Бога за то, что он дал мне Олега».

Сашу радовала и предстоящая перемена; манили новые места, новая жизнь, новые люди. Она уже представляла, как будет выбирать себе дом, как его обставит, приберет. В ней неожиданно и для нее самой проснулась хозяйка, ей очень захотелось свить гнездо, теперь уже свое собственное.

В тот же день Олег пошел в больницу и попросил юриста рассчитать всю команду охранников. Тетя – Дядя долго смотрел на него круглыми выпуклыми глазами и не мог понять, что ему говорит главный охранник. Потом вскинулся на подушке, почти вскрикнул:

– Он мне говорит! Да ты сошел с ума! У нас договор.

– Я расторгаю договор. В газетах пишут, что во всех банках мира ищут грязные деньги новых русских, составляют списки…

– Какие списки, черт вас побрал! У меня нет денег – ни грязных, ни чистых. Я нищий, как сто бомжей! Я не боюсь, а он боится. Никуда я вас не отпущу!

– Господин Мангуш! (Он требовал, чтобы его так называли). Я благодарю вас за предоставленную нам работу, и мы старались служить исправно, но теперь уходим. До свидания.

– Как уходим! Вы что, уходите все? Но я вам не уплачу расчетных. Куда вы пойдете без денег?

Олег повернулся в дверях, спокойно проговорил:

– На деньги мы не рассчитываем. Вы теперь всем русским не платите за работу – мы постараемся исправить это положение.

– Что же вы сделаете? – выкрикнул юрист, совсем потерявший самообладание.

Олег тихо проговорил:

– Поставим вас на место.

И вышел. Взял за руки двух своих товарищей, стоявших у двери больницы, сказал:

– Хватит охранять этого паука. Займемся делом.

Через два часа они на двух машинах покидали Сосновку. На новеньком «Форде» впереди ехали Олег и Саша.

А еще через час из Сосновки выехала машина, где за рулем сидел Качалин. Эта направилась к домику лесника.

По своему сотовому «дальнобойному» телефону Нина Ивановна получила радостную весть: путешественники возвращаются. Спустилась со второго этажа вниз и доложила об этом Аверьянычу и Соне. Бутенко дома не было; он по целым дням или охотился, или на озере ловил рыбу. Дома его раздражала Соня. Она только и говорила о том, как ей становится лучше, как она уже шевелит ногами и даже пытается приподняться и наступить на них. Просит Николая приподнять ее, и он приподнимает, терпеливо возится с ней, и хотя видит, как ей с каждым днем становится лучше, но Соня ему надоедает и он оставляет ее попечению Аверьяныча и двух служанок, Авдотьи Степановны и ее дочери, восемнадцатилетней Маши.

Аверьяныч терпеливо подбирает сорта грибов, чтобы они были и помягче, поморщинистее, мелко их разминает в пальцах и затем заваривает и томит. Потом он просит Авдотью Степановну или Машу, или Николая Амвросьевича долго втирать эликсир в больные места. Потом готовит компрессы, и так, чтобы влага впитывалась в тело на протяжении всей ночи. При этом Аверьяныч все время разговаривает со своей пациенткой, говорит ей ласковые, утешительные слова: «Вы еще молодая, красивая, вам жить да жить. И ноги нужны будут. А как же без ног? Ну разве это жизнь, когда ноги не ходят. Хотя бы и меня взять. Случись такая напасть, чтобы ноги отнялись, – да что же я тогда бы и делать стал? У вас еще характер хороший, – можно даже сказать, сильный характер, а свались такое горе на мужика – он бы и жить не захотел. Потому как мужик в сравнении с бабой куда как слабее. Это он на вид такой резвый, хорохорится и силу показать хочет, а случись беда какая, тут он и раскиснет. Нет у него внутри крепости, как у вас, к примеру».

Софья такие слова слушает внимательно; и если Аверьяныч монолог свой затянет, станет долго плести кружево своего простонародного речения, Соня даже глаза зажмурит от удовольствия, будто она кошка, и кто–то гладит ее по спине, а то и задремлет ненароком. Она, конечно, не знает многих тайн психологического воздействия на сознание человека, а то и еще глубже – на подсознание, но этим самым подсознанием, видимо, слышит пользу доброжелательных, мудрых бесед своего врачевателя. Она каждый раз после его сеансов, а затем после тщательного втирания снадобья чувствует необычный прилив сил. Ей хочется потянуться, как бы расправить крылья, словно она хочет подняться в воздух. И по ногам слышит живительный ток, и поднимает их над полом, а затем наступает на них и, опираясь на ручки кресла, поднимается. И раз, и два, и бессчетно раз, пока не устанут руки. Стоять она еще не может, но откуда–то изнутри организма так и рвутся силы, чтобы поднять ее.