Текст книги "Смоленский поход (СИ)"
Автор книги: Иван Оченков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
– Мы рады видеть вас после долгого отсутствия, Иоганн.
– Это радость взаимна, ваше величество, хотя ее и омрачает печаль по случаю отсутствия моей дорогой супруги с сыном.
– Да, ее отъезд весьма досаден, хотя причина для него весьма веская.
– Что же, надеюсь, наша разлука не будет вечной. Тем более, что необходимо как можно скорее показать царицу ее новым подданным, а перед тем уладить формальности.
– Что вы имеете в виду?
– Коронацию, ваше величество, царская корона, как и всякая другая предполагает коронацию. В России это называют венчанием на царство.
– Надеюсь, принцессе Катарине не придется менять вероисповедание? – постным голосом проговорил Глюк.
– Этот вопрос мы обговорим позднее, – дипломатично ответил я.
– Однако это очень важный вопрос, – глядя на королеву продолжал епископ, – насколько я помню, в брачном договоре не было пункта о смене веры.
– А вы хорошо осведомлены, ваше преподобие, в документах рылись? Что-то я не припомню, чтобы вы принимали участие в их составлении.
– Господин епископ, перед получением нового сана, был нашим викарием, – поджала губы королева.
– Это многое объясняет, – отвечал я, миролюбиво улыбнувшись, – однако нет никакой необходимости обсуждать этот вопрос в отсутствие самой принцессы. Кстати, если вы такой ревнитель буквы и духа брачного договора, то может, ответите мне, где находятся средства, выплата которых оговорена этим документом?
– Э, – промямлил потерявший апломб епископ, – я не уполномочен говорить об этих вещах.
– Какая жалость!
– Когда составлялся договор, вы, ваше величество, еще не были московским царем, – проговорил скрипучим голосом Юленшерна, – с тех пор много изменилось.
– Совершенно верно, только вот мекленбургским герцогом я быть не перестал, так что в этом смысле не изменилось ничего!
– Его королевское величество говорили, что вы хотите сделать какое-то заявление риксроду? – Перевел разговор на другую тему старый ярл, – не просветите ли какого рода это заявление?
– Дорогой граф, вы узнаете об этом первым.
Видя натянутые лица моих собеседников, король попытался разрядить обстановку.
– Графиня посмотрите, как стал одеваться наш друг, – обратился он к Эббе, – право он теперь похож на московитов больше них самих.
– Его царское величество прекрасно выглядит, – звонко отвечала девушка к вящему неудовольствию депутата и епископа, – в его нынешнем наряде чувствуется богатство и мощь его страны. Возможно, это убранство выглядит немного варварски, но оно прекрасно!
Заявление графини вызвало смех у короля и гримасу у королевы с епископом, а я посмотрел на Эббу с признательностью. Когда-то я помогал зарождавшемуся роману между ней и, тогда еще наследным принцем, Густавом Адольфом. В те времена наши отношения можно было назвать дружбой, и я был рад, что ее отношение ко мне не изменилось.
– Скажите, ваше величество, – продолжала она, – а женщины в вашей новой стране одеваются так же красиво?
– Гораздо более красиво, графиня, – отвечал я ей, – и вы в этом скоро убедитесь. Как только я вернусь в Москву, я прикажу придворным мастерам изготовить наряд достойный вашей красоты и отправлю его вам в подарок. Надеюсь вы примете его в память нашей прежней дружбы?
– Ну, разумеется, у меня ведь нет мужа, который мог бы мне запретить это сделать!
При этих словах Эббы, король немного поскучнел, а королева Кристина покрылась пятнами. Дальнейший разговор не заладился, и скоро мы разошлись в разные стороны. Пока в переговорах наступил перерыв, я вернулся к своим спутникам, глазевшим по сторонам немного ошалевшими глазами. Глядя на их неподдельное восхищение я подумал было, а не устроить ли парням экскурсию по дворцу, но меня снова отвлек старый ярл.
– Ваше величество, – проскрипел он, – я хотел бы узнать, что именно вы имели в виду, говоря о выступлении в риксроде?
– Хорошо, что вы сами пришли, граф, и мне не пришлось вас искать. Очевидно, вам известно, что я прибыл сюда из занятой моими войсками Риги?
– Да, а еще мне известно о предлагаемом вами обмене. Хочу сразу сказать, ваше величество, что я полагаю его неравноценным, и не намерен менять своей точки зрения!
– Это могло бы иметь крайне печальные последствия, но я надеюсь, что вы передумаете.
– Для кого именно они такие печальные, ваше величество, для вас или для вашего варварского царства?
– Для вашей семьи, граф.
– Что вы имеете в виду?
– Вам известно как именно я захватил Ригу?
– Нет, но зная вашу "изобретательность" и неразборчивость в средствах я могу себе это представить!
– Полегче, старый пират, не стоит увеличивать счет, накопившийся у меня к вашей семейке еще одним оскорблением! Так вот, она была взята без единого выстрела, если не считать того который сделал по мне ваш сын в присутствии целой кучи свидетелей. И если я не смогу при необходимости представить это как покушение на члена шведской королевской семьи, то вы меня крайне недооцениваете!
– Бросьте, господин-странник, вам не удастся обмануть меня. Мой сын сейчас в Нарве.
– Черта с два! Карл Юхан сейчас сидит в рижском замке на цепи. Впрочем, вам вероятно знаком его почерк? Вот его письмо, ознакомьтесь.
Письмо было написано моим пленником, как только я узнал, что он способен писать, то есть до фарса с венчанием. Ничего способного скомпрометировать меня там не было, но его отец убедился, что он в моих руках.
– Что вы хотите, денег?
– Э нет, на этот раз вы так легко не отделаетесь. Я хочу, чтобы вы и ваши сторонники в риксроде всеми силами поддержали обмен всех занятых Швецией русских земель, включая Новгород и Корелу на Ригу.
– Это невозможно!
– Значит, вам придется сделать невозможное. Потому что если над рижским замком не взовьется шведский флаг, вашему сыну придется распрощаться с головой.
– Вам не удастся осудить его в Швеции!
– Хотите поспорим? Впрочем, кто вам сказал, что мне непременно нужно решение шведского правосудия? Я вполне могу осудить его сам, могу заставить сделать это рижский магистрат, могу просто приказать удавить его по-тихому в каземате.
– Я обращусь к королю! Не хватало еще, чтобы шведских дворян казнили какие-то варварские царьки!
– Удачи! Но прежде хорошенько приготовьтесь, вам придется многое объяснить своему королю, при том, что никаких доказательств у вас нет.
– У меня есть письмо...
– Там где-нибудь написано мое имя? Или место где он содержится?
– Негодяй, но это вы его мне передали!
– Не кричите так, а то за оскорбление величества повесят не вашего сына, а вас!
– Вы слишком много на себя берете!
– Разве? Послушайте, я впервые столкнулся с вашей семейкой когда был принцем-изгнанником, а теперь я имперский князь, русский царь и муж шведской принцессы. Вы же и ваш недоумок-сын по-прежнему провинциальные дворянчики, путающиеся у меня под ногами. Однажды я неловко поставлю ногу, и славный род Юленшерна прервется. Но выход есть. Давайте, как можно скорее, осуществим этот обмен, и я покину Швецию, причем довольно надолго. Ей богу это всем будет выгодно, причем вам тоже.
– Каким образом?
– Святая пятница! Неужели это так трудно понять? Ну, во-первых, голова вашего непутевого сына останется на плечах. Во-вторых, этот обмен угоден вашему королю. Если вы его поддержите, его величество подумает что вы и ваш род не столь уж безнадежны. Или вы вечно собираетесь быть в оппозиции?
Наш разговор прервал королевский паж, передавший, что меня хочет видеть королева мать. Улыбнувшись на прощание старому графу, и ответив кивком на его поклон, я пошел за маленьким придворным. Покои ее величества располагались на прежнем месте и я, пока шел, размышлял на тему, выселит ли свою мать Густав Адольф в случае женитьбы или для его жены отведут какое-нибудь другое помещение. Так и не придя ни к какому выводу, я вошел к теще и внимательно осмотрелся. Убранство комнаты не претерпело никаких изменений со времен нашей последней встречи. Королева Кристина с грустным видом сидела в высоком кресле и, казалось, не замечала моего прихода.
– Вы звали меня матушка, – попытался я привлечь ее внимание.
– Ах, это вы Иоганн, я немного задумалась... кстати, раньше вы не называли меня матушкой.
– Наверное, это оттого что раньше я называл вас, ваше величество.
– Верно, вы при всем своем шалопайстве были воспитанным и почтительным молодым... принцем, помнящим о своем происхождении и понимающим свои обязанности.
– Вас огорчает ваш сын?
– Вы заметили? Впрочем, о чем это я, тут и слепой бы заметил, а уж вы и подавно.
– Могу я что-нибудь сделать для вас?
– Не знаю. Помните наш разговор в этой комнате два года назад? Вы тогда говорили что связь моего сына и графини Эббы совершенно нормальна и в ней нет ничего страшного.
– И готов повторить это сейчас. Ваш сын еще очень молодой человек и его потребность в любви совершенна нормальна.
– Вы что не понимаете, он ведь собирается на ней жениться!
– Вот как, простите, но мне так не показалось.
– Вы ошибаетесь, эта чертовка совсем его окрутила, и он уже спрашивал нашего позволения на этот брак.
– Как интересно, а что вы ему ответили?
– Вы издеваетесь? Разумеется, мы ответили категорическим отказом!
– Понятно.
– Что вам понятно? Иоганн, вы разумный человек и имеете влияние на нашего сына. Кроме того вы член семьи и обязаны, вы слышите меня, просто обязаны повлиять на него!
– Матушка, вы ставите меня в неловкое положение. Мы друзья с вашим сыном и я дорожу этой дружбой. Мне, знаете ли, не хотелось бы ее терять.
– Если вы его друг, то просто обязаны предостеречь его от ошибки!
– Но так ли уж велика эта ошибка? Давайте посмотрим на госпожу Браге без предвзятости. Она красива, умна, что немаловажно здорова и потому вполне может родить шведскому королевскому дому кучу наследников. Разве не в этом предназначение королев? Да-да, знаю, она не королевского рода, но ведь и Ваза не всегда были королями.
– Иоганн, все дело именно в этом! Вы верно не знаете о печальной судьбе короля Эрика вздумавшего жениться на простолюдинке!
– Брагге не простолюдины. Впрочем, я понимаю ваше беспокойство и, в определенной степени, разделяю его. Да, браки владетельных особ должны приносить и политические дивиденды. Такова уж наша доля.
– Слава богу, вы, в отличие от моего сына, это понимаете.
– Это да, но я понимаю и его, а также и малышку Эббу.
– Было бы что понимать, – фыркнула королева мать.
– Не скажите, Густав влюблен и хочет добра своей возлюбленной. И он и Эбба хорошо понимают, что после их связи ее репутация подмочена. Разумеется, пока она королевская фаворитка никто не посмеет ей что-нибудь сказать по этому поводу. Но как только король жениться она останется одна против людской молвы.
– Но это же не повод ему на ней жениться!
– Это не повод, это гораздо хуже. Это единственный выход, какой пришел в голову нашему доброму Густаву Адольфу. А поскольку он весьма упрям, то будет следовать по этому пути, пока не сломает на нем все препятствия. Или шею.
– Но что же делать?
– Нет ничего проще, надо найти другой выход.
– О боже, вы издеваетесь надо мной! Вы полагаете, мы не искали этот самый, другой выход?
– Тогда странно что вы его не нашли, ибо решение на поверхности. Графиню Браге надо выдать замуж, и дело с концом.
– За кого, – простонала королева, – вы же сами говорили о ее репутации. Из знати никто на это не пойдет, а что-то меньшее не устроит ее саму. К тому же у этой охотницы в силках сам король!
– Не все так плохо, матушка. Я, в отличие от вас, знаю Эббу. Во-первых, она девушка разумная, а во-вторых действительно любит вашего сына. Нужно лишь найти выход, который всех устроит. Поскольку Густав вряд ли откажется от связи с ней, поэтому потенциальный жених должен быть не слишком щепетилен, и при этом достаточно знатен, чтобы состоять при дворе.
– Вы полагаете, найдется человек согласный добровольно увенчать свою голову рогами?
– Если цена за это будет приемлема, то половина шведской знати выстроится в очередь на руку и сердце юной графини.
– Чтобы стать посмешищем в глазах представителей второй половины?
– Представители второй половины будут готовы пинками загнать своих жен в королевскую постель, если узнают эту цену.
– Не будет ли она в таком случае слишком велика?
– Нет, если он будет при этом человеком полезным.
– Но где взять такого человека?
– Ну, не знаю... вы лучше меня знаете шведскую аристократию.
– Иоганн, кого вы хотите обмануть? Называйте вашего кандидата.
– Господь с вами, ваше величество, вы приписываете мне способности, каких у меня отродясь не бывало. Единственно, я мог бы сказать вам, кого на эту роль пробовать не стоит совершенно.
– Говорите.
– Ну, не знаю, Карла Юхана Юленшерну например.
– Интересный выбор.
– Да нет же, я говорю вам, что этого не стоит делать, несмотря на то, что по ряду своих качеств он подходит почти идеально.
– Каких именно?
– Ну, он представитель одной из знатнейших семей в Швеции, стало быть, проблем с его пребыванием при дворе не предвидится. С другой стороны он жаден и беспринципен, так что выгоды подобного брака могут его соблазнить. При этом он достаточно безнравственный человек чтобы его не пугала двусмысленность положения.
– Хм. Почему же вы говорите, что он не подходит?
– Человек он совершенно пустой, но при этом деятельный. Обязательно совершит какую-нибудь глупость и скомпрометирует и себя и супругу и покровительствующего ему монарха. Тут нужен человек другого склада характера, скажем так, более верный шведской короне.
Королева мать нахмурила брови и глубоко задумалась, потом, очевидно приняв решение, встряхнула головой и внимательно посмотрела на меня.
– Иоганн, вы поговорите с графиней Браге об этом деле?
– Ну, если вы хотите все испортить, то я готов.
– Испортить?
– Разумеется, матушка. Я мужчина, а Эбба при всем ее незаурядном уме, все же женщина. Есть вещи, которые женщине может сказать только другая женщина. Другое дело, что когда Густав Адольф узнает о вашем, именно вашем, государыня, предложении, и придет ко мне, я мог бы расписать ему все выгоды и преимущества подобной комбинации.
– Пожалуй, в ваших словах есть смысл. Хорошо, я обдумаю все, что вы мне сказали. Кстати, почему вы сказали: "мог бы"? Ах, да, понимаю. Вы тоже что-то хотите взамен.
– Ну что вы, матушка, я никогда не посмел бы выставлять вам условия.
– Полно вам, говорите.
– Если бы вы через верных вам людей поддержали в риксдаге проект обмена Риги на Корелу и Новгород, я был бы вам чрезвычайно обязан.
– Вы полагаете мою поддержку необходимой?
– Я был бы рад любой поддержке. Меня поджимает время.
– Вы хотите уладить все дела, пока нет канцлера?
– Да, я не хотел бы участия Оксеншерны, но дело не только в этом. Мое положение в Москве тоже не самое лучшее. Сейчас после взятия Смоленска оно, конечно, упрочилось. Но в победоносных войнах есть и свой минус, мои новые подданные вполне могут потребовать, чтобы я решил новгородский вопрос также как и смоленский.
– Потребовать у царя?
– Мне ли вам объяснять, что власть монархов не бывает абсолютной. Всегда есть обстоятельства, которые невозможно игнорировать.
– Хорошо, хотя мои возможности ограничены, я поддержу вас.
– О большем я не смею и просить.
– Что вы намерены делать, когда уладите вопрос с обменом?
– Заберу Катарину и сына и отправлюсь в Москву. После военного и дипломатического успехов, наличие жены и наследника укрепит положение новой династии совершенно.
– Новой династии, – проговорила королева, будто пробуя эти слова на вкус.
– Господь не позволил стать царем вашему сыну, но, в любом случае, моим наследником будет племянник Густава Адольфа и ваш внук.
– Полно, Иоганн, я не виню вас в произошедшем. На все воля божья.
– Аминь.
Выйдя из покоев королевы, я поежился как после мороза. Разговор с тещей дался мне совсем не просто, и я почувствовал себя немного усталым. Однако мои испытания еще не закончились, перед выходом меня дожидался адъютант короля.
– Его величество изволит пригласить ваше величество для беседы, – торжественно проговорил посланник.
– Его величество изволит мое величество, – проговорил я, хмыкнув, – да вы просто Цицерон, друг мой! Ладно, показывайте дорогу, кстати, как вас зовут?
– Николас, ваше величество, Николас Спаре.
– Спаре, вы верно родственник новгородскому губернатору?
– Весьма дальний, ваше величество, я из другой ветви нашего рода.
– Понятно, не знал, что ваш род так велик.
– Он вовсе не велик. В нашей ветви я последний, как и господин губернатор в своей.
– Но у него вроде как были дети?
– Да, две дочери, Аврора и Кристина.
– Я помню только Аврору.
– Неудивительно, моя кузина Кристина еще совсем малышка. Они сейчас в Новгороде вместе с господином Спаре.
– Он взял с собой семью?
– Не всю, кузина Аврора сейчас при дворе, а вот госпожу Ульрику с малышкой дядюшка взял с собой. Ну, вот, мы уже пришли.
– Благодарю вас, друг мой.
Когда я вошел Густав Адольф стоял у окна делая вид что любуется окружающим пейзажем.
– Наконец то, – вскликнул король, обернувшись, – что королева мать хотела от тебя?
– Ее величество захотела вспомнить прежние времена, когда мы с вами были еще молодыми и беззаботными принцами.
– Ты серьезно?
– Более чем.
Король отошел было от окна, но потом передумал и, подвинув кресло к портьере сел в него. Ему явно было не по себе, и он определенно нервничал.
– Странно я думал, что она захочет обсудить с тобой...
– Твое намеренье жениться на графине Браге?
– Ты уже знаешь.
– Тоже мне секрет, – пожал я плечами и, отвернувшись от короля, громко спросил, – Эбба, вам не дует от окна? Ну-ну, не прячьтесь, что за ребячество, право.
– Как ты догадался?
– Густав, умоляю тебя, твое нежелание уходить от портьеры и ее шевеление в безветренную погоду... не бог весть, какая задача.
– Ты всегда был наблюдателен, – проговорил король, подав руку графине и помогая ей сесть.
– Так о чем, с вами говорила ее величество, – улыбнувшись, спросила Эбба, – я почему-то уверена, что воспоминаниями о былых временах дело не ограничилось.
– Все дело в том, милая графиня, что однажды королева мать уже имела со мной разговор о вас с Густавом. Это случилось, когда она узнала что у вас роман с ним, а не со мной, как полагали все придворные.
– Придворные до сих пор уверены, что король Густав отбил меня у герцога странника, – мягко улыбнулась девушка.
– Даже так?
– Не ожидал? – спросил король, взяв за руку свою возлюбленную и приложившись к ней губами.
– Ты же знаешь, что меня никогда не было в сердце Эббы.
– Вы так говорите, как будто сожалеете об этом, – не упустила случая пококетничать графиня.
– Сожалею? Нет, мне довольно вашей дружбы, которой я дорожу ничуть не менее чем дружбой короля.
– Мы знаем это, – пылко произнес Густав, – и очень благодарны тебе за все, что ты сделал для нас тогда. Но, увы, кажется, трудные времена никогда для нас не закончатся. Скажи нам, чего хочет королева?
– Прости Густав, но совершенно не важно, что хочет королева, чего хочешь ты или я. Мы с тобой не принадлежим себе, и ты знаешь это. Из Эббы получилась бы прекрасная королева, но подумай, прежде чем на что-то решиться, примут ли ее в этом качестве твои подданные?
– Мой народ любит меня!
– Нет, друг мой, тебя любит Эбба, тебя любит твоя мать, каждая по своему, конечно. Что касается твоего народа, то он ждет от тебя мудрого и справедливого правления. Кроме того, мнение народа никому кроме тебя не интересно. А вот нобили, будут считать Эббу выскочкой и как только им представится возможность, отыграются на ней и ваших детях.
– Детях?
– Да, черт возьми, от таких отношений бывают дети! И ты уже не мальчик, Густав, и должен понимать это.
– Я понимаю...
– Разве? Ты готов, что им будут тыкать в лицо происхождением матери? Или ты думаешь, что Сигизмунд и его отродье не воспользуются этим, чтобы оспорить их права на престол? Видит бог, Густав, я поддержу любое твое решение, и если понадобится не только словом, но и военной силой. Но решать придется тебе самому.
– Боже, почему все так, – графиня закрыла лицо руками, – почему мы не можем быть просто счастливы?
– Простите Эбба, я не хотел вас расстроить.
– Вы ни в чем не виноваты, ваше величество! Вы действительно наш друг и честно сказали нам всю правду в глаза. Но что же делать?
– Скажите мне, это предположение что я сделал о возможных детях... это ведь всего лишь предположение?
– Что? О нет, я не беременна.
– Следовательно, никакой необходимости спешить нет?
– О чем ты?
– Ну, если никакого пожара нет, то нет и необходимости пороть горячку. Если вы будете хоть немного соблюдать приличия, то королева мать со временем несколько успокоиться. Особенно если ты Густав, не будешь более испрашивать у нее разрешение на брак. Это, кстати, вообще плохая идея. Ты король и если полагаешь это необходимым и правильным, то делаешь то, что должно. Пройдет немного времени, твоя власть укрепится. Ты ведь сейчас проводишь военную реформу, не так ли?
– Да, именно так.
– Прекрасно, когда у тебя будет сильная и, самое главное, победоносная армия, ты сможешь сделать все что захочешь, ни на кого не оглядываясь.
После моих слов лица короля и Эббы немного посветлели, и я, решив что влюбленным есть о чем поговорить, откланялся. Выйдя из королевского кабинета, я снова наткнулся на Николаса Спаре.
– Друг мой, вы не подскажите, где запропастились мои спутники?
– Они ожидают ваше величество в малом зале. Прикажете проводить вас?
– Не стоит, я помню, где это находится.
Быстро пройдя дворцовыми коридорами, я попал в зал, где меня ожидала моя свита, и застал прелюбопытную картину. Вокруг рынд и московских дворян собралась группа молодых придворных и развлекала себя тем, что с любезными улыбками говорила им всякие гадости.
– Господа, обратите внимание какой варварский кинжал у этой бородатой обезьяны, – обратился к хихикающим друзьям один из представителей золотой молодежи, – право ей, наверное, очень хорошо сдирать кожу с бунтующих рабов.
Семен Буйносов, про которого говорил придворный, очевидно, чувствовал неладное, но сдерживался. Придворные шалопаи, тем временем, чувствуя свою безнаказанность, перешли на Романова.
– А это чучело господа, вы только на него посмотрите, вид как у теленка в стойле, ей богу.
– Интересные люди случаются при дворе моего брата Густава, – громко произнес я, оказавшись у них за спиной, – один хорошо разбирается в инструменте палача, другой только что оторвался от загона с телятами.
Представители золотой молодежи, услышав мою речь, в недоумении обернулись ко мне и несколько стушевались.
– Раньше, правда, во дворец трех корон не пускали ни учеников палача, ни скотников, – продолжал я, – но, как видно, наступили новые времена.
– Ваше величество, – начал было один из них, – мы не привыкли, чтобы к нам обращались подобным образом...
– Ты ведь Магнусон, верно? – узнал я его, – я тебя помню. Это ведь ты задирал моего офицера, когда у меня была свадьба с принцессой Катариной? Ван Дейк, кажется, тогда проколол тебе ляжку или что-то другое? Как я погляжу, с тех пор ты стал осторожнее и задираешь только тех, кто тебя не понимает.
– Что-то случилось, ваше величество, – подошел ко мне с вопросом камергер, как видно обеспокоенный происходящим.
– О, ничего страшного, друг мой. Этим молодым дворянам, как видно приелись придворные развлечения, и они жаждут попасть на войну. Представляете, они хотят вступить в мою армию волонтерами!
– Магнусон, Тиле и Фридрихсон хотят вступить в ваше войско? – недоверчиво переспросил камергер.
– А что в этом такого? Посмотрите на них, какие бравые парни! Неужели вы думаете, что мой брат Густав Адольф откажет этим храбрецам в такой малости?
Оставив озадаченных придворных, я повернулся к своим спутникам и тихонько скомандовал.
– Вот что, ребята, ноги в руки и домой, пока какой напасти не приключилось.
– Государь, – махнув головой, обратился ко мне Семен Буйносов, – мнится мне, что свеи какую-то неподобь говорили!
– И чего?
– Невместно спускать!
– Ополоумел, – шепчу, подойдя к нему вплотную, – они на шпагах дерутся, к коим с детства приучены. Был бы Кароль здесь или Ван Дейк, другое дело, а вам не сладить с ними, погибнете только зря.
– Ничто, мне телохранитель твой говорил, что оружие выбирать можно, а раз так, то хрен им, а не шпаги.
– Так то надо чтобы он тебя вызвал, а не наоборот.
– Делов-то!
Проговорив это, Буйносов вышел вперед и, сняв шапку, поясно поклонился придворным.
– Спасибо вам бояре, за почет, за ласку, за слова добрые! Не поминайте лихом, ежели чего, а будете у нас на Москве заходите, встретим хлебом-солью!
Договорив князь Семен приосанился, и, хлопнув Магнусона по плечу, как бы ненароком наступил ему на ногу каблуком. Припомнив, как звонко цокали каблуки Семки по брусчатке Стокгольмских улиц, я с сочувствием посмотрел на вытянувшееся лицо шведа.
– Ой, неловко как получилось, – сокрушённо вздохнул Буйносов, – ты это, боярин, не серчай! Я ненароком.
– Что себе позволяет ваш московит? – возмущенно прошипел швед.
– Он приносит вам свои глубочайшие извинения, мой друг, впрочем, если вам их недостаточно...
– Извинения, вы что издеваетесь?
В этот момент, стоявший до сих пор спокойно Романов, вышел вперед и оценивающе посмотрел на башмаки остальных придворных. Те, как по команде, дружно сделали шаг назад.
– Господин Магнусон, если вам недостаточно извинений князя, то вы всегда можете прислать ему секундантов.
– Непременно, ваше величество, мои секунданты сообщат о длине моей шпаги.
– С какой стати, милейший? Это вы вызвали его, так что выбор оружия за ним. Хотя если вы передумали, то...
– Ничего я не передумал! Мне все равно, на чем драться с вашим варваром!
– Полегче с "варваром", а то ведь не доживете до дуэли чего доброго...
Вернувшись домой, я, не говоря своим спутникам ни слова, потащил Буйносова за собой во двор. Тем временем, прочие дворяне, как видно расспросив их о том, что приключилось во дворце, гурьбой двинулись за нами.
– Ну что, Семен, покажи, как саблей владеешь, – хмуро проговорил я, скидывая на руки слуг шапку, ферязь и зипун.
Рында, не прекословя, вытащил саблю из ножен и с сомнением посмотрел на меня.
– Пораню государь, – промолвил он с робостью в голосе.
– Посмотрим, ну, нападай, чего мнёшься ровно девка перед сеновалом?
Вздохнув, князь взмахнул саблей и попытался атаковать. Но, очевидно, и впрямь боясь меня поранить, делал это крайне осторожно и оттого неуклюже. Впрочем, после того как я дважды с легкостью отбил его атаки немного оживился и начал махать саблей по-настоящему. Похоже, парень учился делу сабельной рубки всерьез, да к тому же был довольно ловок, но вот школы ему явно не хватало. Тут надо бы сказать, что я и сам далеко не фейхтместер. Учителя у принца, в свое время, были, конечно, не плохие, но мастером шпаги ни он, ни я не так и не стал. Незабвенный капрал Шмульке, учил меня больше конному бою, к тому же оружие рейтара – пистолет. Я все это прекрасно понимаю, а потому всегда стараюсь решить дело огнестрелом, кроме тех случаев когда, что называется, кровь ударяет в голову. Ну, или другая жидкость.
В общем, мой вердикт был таков, на шпагах, равно как и саблях, моему человеку сражаться не стоит. Все-таки искусство индивидуального поединка на Руси-матушке не слишком развито. Поляки недаром частенько пренебрежительно отзываются о состоянии фехтования в Москве, что впрочем, не мешает им время от времени быть битыми русскими ратниками в реальных боях. Обучение же шведских дворян заточено, как раз, на индивидуальный поединок один на один.
На чем еще можно драться? В принципе, на всём. Какого-то единого дуэльного кодекса еще не выдумали, просто шпаги привычнее и всегда под рукой. Можно попробовать двуручные мечи, благо я по привычке таскаю с собой свой ратсверт*. Можно на боевых секирах, потомкам викингов должно понравиться. Кстати, а почему бы не на бердышах? Уж вряд ли Магнусона всерьез учили драться глефой.
– На конях надо, – тихо говорит мне Романов, видя что я задумался.
– Чего?
– На конях драться. Конному саблей способнее.
– Ты что, Миша, романов рыцарских начитался? Хотя, чего это я, где бы.... Впрочем, мысль не дурна. На конях и с пистолетами! На ходу все одно во всадника попасть трудно, все же не пехотная терция.
– Надежа-государь, – отвлекает меня от раздумий уже Буйносов, – спасибо тебе, что о жизни моей печешься, а только дозволь, я сам все решу. Поединок так поединок, тут суд божий.
– Какой еще суд божий? В Москве на божьем суде вы бы за себя заместителя выставили.
– Отродясь небывало такого в нашем роду. Мы, князья Буйносовы, за себя завсегда сами бились!
– Эва как. Все же не дело ты задумал Семен, что я твоим батюшке с матушкой скажу, если что не так выйдет?
– Скажи, государь, что сын их ни своей родовой чести не уронил, ни царства твоего. А в животе или смерти, один токмо господь волен.
– Аминь!
–
*ратсверт – меч всадника.
На следующий день меня пригласили на заседание риксдага. Я раньше никогда не бывал в шведском парламенте, поэтом мне было интересно его устройство. Первоначально в нем должны были представлены четыре шведских сословия, то есть духовенство, дворянство, горожане и крестьяне. Однако, с той поры утекло не мало времени и состав риксдага, как и его полномочия довольно сильно изменились. Реформация отодвинула духовенство в сторону, разве что за архиепископом осталось его почетное место. Впрочем, случается, что пасторов избирают по сельской или городской курии. Дворянство тоже далеко не однородно. Есть крупные землевладельцы вроде Браге, Спаре и Оксеншерн, а есть мелкие, которых, если не принимать во внимание благородное происхождение, трудно отличить от зажиточных крестьян или горожан. Вождем последних, как ни странно, является Юленшерна. Этот род трудно назвать мелкопоместным, но вот такое у них хобби. Ну, если пиратство не считать. Горожане, как правило, представлены купечеством и цеховой верхушкой, а вот крестьяне самые обычные. Хотел было сказать, что среди нет крепостных, но юридически, свободные шведские крестьяне являются крепостными короля.
Раньше я полагал, что парламент у шведов двухпалатный и верхней палатой является риксрод. Однако все оказалось немного сложнее, дело в том, что риксрод это просто королевский совет. Было время, когда его члены избирались, но затем членство у некоторых родов стало наследственным, других назначает король, а сам орган стал чисто совещательным. Впрочем, все члены риксрода являются еще и членами риксдага, а мой старый знакомый епископ Глюк замещает сегодня захворавшего архиепископа и восседает на его месте.
Галерки для гостей нет, так что я ожидаю, пока меня пригласят в небольшой комнате рядом с залом заседаний. В ней довольно хорошо слышно как депутаты приветствовали своего короля, и как вице-канцлер зачитывал королевское послание. Что говорят по поводу предстоящего обмена не очень понятно, но, наконец, приглашают и мое величество.
