Текст книги "Смоленский поход (СИ)"
Автор книги: Иван Оченков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
Войдя в сопровождении рынд в зал заседания, я сталкиваюсь с первым испытанием. Мне не предложили кресла. То есть когда я вошел все, кроме короля, встали, чинно мне поклонились, потом дружно уселись, а я остался стоять. Густав Адольф недоуменно заёрзал на своем троне, похоже он такого не ожидал, а сам отдать необходимые распоряжения не догадался. На свое счастье, я сегодня оделся в европейское платье, а не в затканную золотом ферязь и богатую шубу на плечах. В черном камзоле проще стоять перед этими ухмыляющимися втихомолку рожами, а служащие мне единственным украшением орденские цепи намекают им, что они мне не ровня. Криво усмехнувшись, я одеваю на голову шляпу с вышитой на ней короной и складываю руки на груди.
Физиономии депутатов скучнеют, кроме меня в шляпе сидит только король и остальные не смеют покрыть голову в его присутствии. Это вам не Англия и не Франция где у пэров есть подобная привилегия.
– Ваше царское величество имеет просьбу к шведскому королю? – скрипучим голосом спрашивает спикер.
– У монархов не бывает просьб, – отвечаю я ему громко и отчетливо, – подданным они повелевают, а от иных требуют, равным же делают предложения!
– Какого же рода у вас предложение к королю Швеции?
– Я, царь и великий князь всея Руси, божьей милостью, Иван Федорович, и великий герцог Мекленбурга князь вендов, граф Шверина и Ратцебурга, господин земли Ростока и Штаргарда, предлагаю моему брату – королю готов, шведов и вендов Густаву Адольфу, заключить мир и союз, с тем, дабы была между нашими царствами братская любовь и вечный мир.
Нервно ерзавший до сей поры на троне король приободряется и так же громко провозглашает.
– Мы, божьей милостью, Густав II Адольф, король шведов, готов и вендов, с благодарностью принимаем предложение нашего брата царя и великого князя Иоанна Федоровича. Ничто не причинит нам большей радости, чем мир и дружба между нашими государствами.
– Значит ли это, что вы, ваше величество, отзовете свои войска из наших земель?
Сценарий заседания поломан напрочь и Густав немного зависает. Но тут ему на помощь приходит Глюк.
– Шведские войска находятся в Новгороде по приглашению царя Василия, для совместной борьбы с врагом, – заявляет он под одобрительный гул остальных депутатов.
– Мы, подтверждаем все прежние договоры, однако заявляем, что наш общий враг более не угрожает ни Москве, ни Новгороду, а потому в присутствии войск нашего брата нет необходимости.
– А что ваше величество хочет сказать по поводу Риги? – не выдерживает старый Юленшерна.
– Пока не прекратится позорная и незаконная оккупация наших земель, мое величество ни слова не скажет о Риге. Виданное ли дело, чтобы столь близкие родственники, как мы с его величеством, будучи в союзе, отнимали друг у друга земли без объявления войны!
По лицам депутатов видно, что они и не такое непотребство видели, но вслух сказать стесняются. Тем временем я продолжаю:
– Новгород и иные земли нашего царства разорены войной и смутой. Торговля находится в упадке, а ремесла почти прекратились. Земля в тех местах неплодородная и едва может прокормить немногих земледельцев. Чего нельзя сказать о богатой и процветающей Риге, через которую идет вся торговля с Литвой.
– К чему вы клоните, ваше величество?
– Я предлагаю прекратить эту глупую войну, которая не приносит ни славы, ни денег. Как показало недавнее восстание в Тихвине и героическая оборона Орешка, наши подданные никогда не смирятся с иноземным игом, но даже если это и случится, что получит в итоге шведская корона? Разоренные земли и ненавидящих ее подданных? Я же предлагаю Швеции союз против давнего врага. Лифляндия, Инфлянтское воеводство, Пильтенское епископство куда богаче Новгорода и Корелы и только ждут чтобы, освободившись от католического ига, упасть к ногам единоверного для них шведского короля.
Кажется, моя горячая речь имеет успех. Шведы традиционно недолюбливают католиков вообще и поляков в частности, и потому мысль отобрать у них богатые земли находит полное понимание среди депутатов. Заметив перемену в их настроении, Густав Адольф торжественно заявляет:
– Мы готовы немедленно издать повеление и отозвать наши войска из всех русских городов!
– Как только шведские войска оставят Новгород, Ивангород, Орешек, Невский городок и Корелу, а также Ям и Копорье, я передам нашему брату королю Густаву Адольфу вольный город Ригу, который я отвоевал у нашего общего врага короля Сигизмунда.
– На каких условиях? – ошарашено спрашивает меня спикер.
– Мы, царь и великий герцог по праву рождения и оттого пренебрегаем условиями, – несколько выспренно отзываюсь я. – мы делаем подарок нашему брату, чего тут не ясного?
– А Корела, – напряженно спрашивает Юленшерна, – ее нам передал царь Василий.
Его можно понять, мой шантаж касался только обмена Новгорода на Ригу, ни на что другое старый ярл не подписывался.
– Неужели Рига и прилегающие к ней земли стоят меньше чем занюханная Корела? – закидываю я удочку.
Однако Юленшерну не так просто смутить, кажется, в глазах его мелькают цифры и предводитель оппозиции выдает:
– Я полагаю, что Корела стоит не менее двадцати, нет сорока тысяч талеров! Кроме того шведская казна потеряла немалые средства осаждая Орешек и Ивангород, а также при восстании в Тихвине. Кто нам их возместит?
– Бог подаст, – тихо говорю я Юленшерне, но меня никто не слышит.
– Да, – кричат депутаты, – царь должен возместить нам расходы!
Я, вздохнув, оглядываюсь на Густава Адольфа. Тот незаметно пожимает плечами, дескать, я тебе говорил. На самом деле мы оговорили все детали заранее и, хотя переговоры пошли немного не так, как задумывалось, в результате мы пришли почти к тому, о чем договорились. Почти, потому что Густав сразу сказал, что риксдаг потребует денежной компенсации и что он готов спорить, что мне не удастся настоять на "мире без аннексий и контрибуций". В принципе, этого стоило ожидать. Швеция страна небогатая, денег ни на что не хватает.
– Какую сумму вы полагаете достаточной, чтобы удовлетворить шведскую корону? – Говорю я, делая вид что сдаюсь.
Члены риксдага начинают бурно совещаться, время от времени поглядывая то на меня, то на короля. Время от времени перепалка затихает, чтобы в следующее мгновение вспыхнуть с новой силой. Наконец, они приходят к единому знаменателю и торжественно провозглашают, что за освобождение Новгорода, Орешка и возврат Корелы хотят по пятьдесят тысяч риксдалеров за каждый, каковые должны быть выплачены в течении года. Как только деньги окажутся в шведской казне, шведские гарнизоны немедленно покинут русские земли.
– Откуда такие бешеные цены? – возмутился я, – если хотите получить хоть что-то смело делите их на три, иначе не получите никакой Риги!
Радостные ухмылки депутатов показывают, что у меня нет иного выхода, в противном случае они и Ригу заберут, и Новгород не вернут. Однако мне на помощь приходит Густав Адольф. Парень еще молод и откровенное барышничество своих подданных претит ему. В результате шведская сторона умеряет свои аппетиты до пятидесяти тысяч за все, а рассрочка увеличена вдвое.
– Пишите договор, – наклоняю я голову, – я подпишу его!
На лицах шведов загорается торжество. Они получают Ригу и деньги за незаконно удерживаемые русские территории, причем их войска будут гарантом выплаты. Особенно радостный оскал у старого ярла, поскольку он уверен, что обманул наглого герцога-странника, выполнив условия соглашения с ним и не поступившись при этом интересами Швеции. Как я уже говорил, все детали были оговорены заранее и текст договора почти готов. В готовый текст был вписан пункт о выплате компенсации шведской короне и вскоре мы с Густавом по очереди подписывали четыре экземпляра мирного договора. Два из них были на латыни, и по одному на шведском и немецком. По идее, надо бы еще на русском, но сам я полууставом писать не решусь, а никакого дьяка с собою не случилось. Впрочем, почти все договоры между европейскими странами сейчас пишутся на латыни, так что тут все в порядке. Вернусь в Москву – переведем. Вкратце пункты договора такие. Я получаю назад все русские земли в границах бывших при Годунове, а кроме того остров Котлин, где имею право построить любые укрепления кроме каменных. Шведы получают город Ригу и все окрестности, пятьдесят тысяч талеров и мы заключаем военный союз против Речи Посполитой, в рамках которого обязаны предоставлять друг другу воинский контингент не менее как в пять тысяч ратников. Руководство и снабжение экспедиционного корпуса возлагается на принимающую сторону, причем, размеры содержания определены заранее.
Последнее условие, впрочем, действует лишь в том случае, если Густав или я подвергнемся нападению, если же паче чаяния, мне или Густаву Адольфу взбредет блажь повоевать самому, то мы можем рассчитывать лишь на свои силы и наше дружеское расположение друг к другу.
Отдельно оговорены вопросы торговли и строительства флота. Торговать мы можем только через Швецию, для чего должны быть организованы торговые представительства в четырех шведских городах. Это Стокгольм, Выборг, Нарва и теперь уже Рига. Перевозить товар можно только на шведских судах. Единственное исключение – Мекленбург. В Ростоке также должен быть организован торговый двор, который может торговать с Русским царством напрямую, минуя шведов, однако, платя за это корабельную пошлину. Иметь морской флот запрещено, как и строить его на Неве, за это требование Густав Адольф лег костьми. Впрочем, ни флота, ни верфей пока нет, так что тут я по факту ничем не поступился. Отдельно оговорено название моего государства – Русское царство. В том числе есть пункт, что если третья страна в официальном документе поименует нас как-то иначе, то документ принят не будет. Так что поляки могут забыть о Московии, если, конечно, не собираются воевать вечно. Взамен, я обязуюсь поддерживать всеми доступными силами Густава Адольфа и его потомство на шведском престоле.
Перья скрипят и выводят на пергаментах витиеватые подписи. Один, другой, третий, четвертый... секретарь посыпает их песком, а хранитель печати скрепляет печатью. Теперь моя очередь прикладывать печать и я достаю из-за пазухи футляр с золотым кругляшом. С печатью вышла неувязка, большая государственная печать сейчас в Москве, хранителем ее является Шереметьев. Малая сгинула в смуту, а другой заказать я не удосужился, так что пришлось импровизировать. Когда светлая мысль об отсутствии печати пришла в мою темную голову, заказывать новую было уже поздно, не говоря уж о том, что делать это в чужой стране, славящейся традициями фальшивомонетчества, немного неразумно. Не мудрствуя лукаво, я вызвал с корабля монетного мастера Каупуша и озадачил своей проблемой. Тот ненадолго задумался, а потом спросил, что должно быть изображено на государственной печати. Тут пришла пора зависнуть мне, но поразмыслив, я решил, что на малой печати достаточно иметь герб, сиречь двуглавого орла, и мой титул. Объяснив мастеру, в чем отличие русского двуглавого орла от имперского и написав на латыни титул, я пытливо взглянул на него. Тот пожал плечами и попросил лишь материал для изготовления печати.
– Возьми Раальд, – сказал я, высыпая ему на ладонь рижские дукаты, – если сделаешь быстро, то я дам тебе столько же!
– Завтра у вас будет печать, – решительно ответил он.
– Так быстро?
– У меня есть кое-какие инструменты, так что с надписью проблем не будет, надо только вырезать птицу и святого Георгия на ее груди.
И действительно, к концу следующего дня донельзя уставший латыш подал мне золотой кругляшек с ушком для шнурка, приложив который к расплавленному для такой цели сургучу я получил четкий оттиск. Головы орла венчала императорская корона, вместо ездеца на гербе Москвы был святой Георгий, в рыцарских латах, втыкавший копье в дракона, а не в змея, а надпись по кругу гласила что "Иоганн Теодор – цезарь всех русских", но, в общем и целом, работа была изумительной. Похвалив Каупуша и отсыпав ему обещанное, правда, серебром, я уже наследующий день уже прикладывал ее к мирному договору.
– Как скоро шведские войска покинут мою страну? – Спросил я у вручавшего мне футляр с документами вице-канцлера.
– Как только ваше величество, выплатит причитающуюся по нему сумму шведской казне, – поклонившись, отвечал он.
– Считайте.
– Что?
Шведы с недоумением смотрели на вытащенный мною чек на пятьдесят тысяч талеров каждый в фуггеровский банк. Три недели назад я получил пять таких в магистрате города Риги в качестве погашения контрибуции. Первым не выдержал Густав Адольф.
– Что это? – требовательно спросил он у своего чиновника.
– Насколько я понимаю, ваше величество, это чек в банк Фуггера общей суммой на пятьдесят тысяч талеров, – любезно пояснил я.
– Не может быть!
– Кажется, все верно, – проговорил внимательно осмотревший чеки один из депутатов, – чек подписан рижским магистратом.
– Откуда он у тебя? – подозрительно спросил меня король.
– Там же написано, из Риги, – пожал плечами я.
– Ты взял контрибуцию?
В ответ я лишь пожал плечами, дескать, что за глупые вопросы.
– Иоганн, ты мне ничего не говорил!
– Так ты и не спрашивал, – снова пожимаю я плечами.
На лицах всех шведов, от короля до последнего стражника в дверях, написан немой вопрос: – "сколько ты взял в Риге?"
На моем лице, напротив, светится крупными буквами: – "Там еще много!" Однако обстановку надо как-то разрядить и я достаю последний козырь.
– Господа, а что вы знаете о торговле с Персией? – громко спрашиваю я.
– Вздор, – почти кричит епископ Глюк, – через Московию нельзя торговать с Персией, это всем известно!
– Да ну! – Улыбаюсь я, – а вот англичане прекрасно торгуют, и наживают на этой торговле огромные барыши. Впрочем, если вы не хотите чтобы ваши купцы торговали с Персией.... Кстати, кто-нибудь из вас знает, как выглядит шелковая нить?
Депутаты напряженно молчат. Шелковую ткань видели многие, а вот нить...
– Она очень тонкая, – задумчиво говорит Глюк.
Жестом фокусника я достаю из кармана небольшую катушку и показываю ее присутствующим.
– Как вы думаете, какова длина нити намотанная на катушку?
– Самое многое пятьдесят футов.
– Давайте измерим?
– Какая странная нить, – задумчиво спрашивает Глюк,– неужели...
– Это шелк, святой отец и сейчас вы в этом убедитесь, – заговорщицки подмигиваю я ему, усаживаясь на его кресло, – измеряйте-измеряйте!
***
Мое участие в подготовке поединка свелось к тому, что я назначил его на следующее утро после заседания риксдага. Не хотелось, чтобы исход, какой бы он не случился, влиял на переговоры. Переводчиком неожиданно выступил молодой человек, одетый по-европейски, но прекрасно говорящий при этом по-русски. Ранним утром мы собрались за городом, чтобы разрешить затянувшийся спор чести. Мы это я, Густав Адольф и по восемь человек от каждой стороны. Двое выступали в качестве секундантов, остальные свидетели. Для нас с королем принесли кресла. Видно подчеркнутое невнимание, проявленное ко мне в накануне, не осталось незамеченным. Впрочем, как и скандал с архиепископским местом, не говоря уж о досрочной выплате контрибуции. Когда Глюк, успевший измерить длину нити и поразившись результату, вернулся, он обнаружил что сижу на его месте и расписываю депутатам, какие именно золотые горы свалятся на Швецию, если мы немедля создадим торговую компанию для торговли с теплыми странами. Попросить меня уйти ему не хватило духа, впрочем, кресло ему вскорости принесли.
Дуэлянты в последний раз поклонились друг другу, затем разделись до пояса.
– Что они затевают? – Тихонько спросил меня Густав.
– Вот хоть убей, не знаю, – так же отвечал я ему.
Тем временем, дуэлянтам принесли оружие. Увидев, что Магнусон берет в руки шпагу, а Буйносов саблю я поморщился как от зубной боли. Похоже, шведы таки обманули моего рынду, но дальнейшее удивило меня еще больше. Поединщикам завязали глаза и сцепили между собой веревкой длинною примерно в сажень*.
– Божий суд, – ахнул я.
– Что, какой суд?
– Божий суд, Густав, так на Руси решают непримиримые противоречия. Что-то вроде вашего древнего хольмганга.
– Никогда не видел.
– Я тоже.
Наконец, все было готово. Дуэлянтам дали знак, и они застыли, пытаясь угадать, где их противник. Первым не выдержал швед, решив, что его враг прямо перед ним, он сделал выпад, но запнулся и натянул веревку. Семен тут же шагнул в его сторону, пластая перед собой саблей. На свое счастье запнувшийся Магнусон нагнулся, и сабля противника просвистела совсем рядом с его головой. Поняв, что промахнулся, Буйносов тут же отскочил в сторону и остановился.
– Нечестно, – задумчиво проговорил Густав Адольф, наблюдая как его придворный, пытается очередным выпадом проткнуть воздух – сабля в таком поединке лучше.
– Сам выбрал, – пожал я плечами.
Короткая веревка натягивалась всякий раз, когда кто-то из поединщиков пытался разорвать дистанцию, и показывала противникам, где искать друг друга. Магнусон довольно скоро это понял это и снова попытался достать своего врага выпадом, но беда в том, что его соперник был куда опытнее в подобного рода упражнениях. Казалось, князь Семен каким-то шестым чувством распознает все атаки своего противника и ускользает от него, тут же отвечая на удар ударом. Клинки уже несколько раз встречались, высекая искры, но наконец, сабля Буйносова нашла своего врага. Увернувшись от очередного выпада, князь чиркнул своего противника по ребрам. Сразу хлынула кровь, и швед опустился на колени. Сорвав с глаз повязку, он взглянул на рану и побледнел как смерть.
– Если не остановить кровь сейчас, он истечет ею, – хладнокровно высказал свое мнение король, – твой офицер победил. Надо бы запретить подобные дуэли, как ты думаешь?
Однако действо не было закончено. Увидев, что его противник не снял еще повязку, Магнусон вскочил и из последних сил попытался проткнуть своего врага. И тут случилось неожиданное. Трудно сказать, услышал Буйносов своего врага или почувствовал как-то иначе, но сделав, в последний миг, шаг в сторону, он снова взмахнул саблей, и лезвие ее ударило прямо в шею незадачливого шведа. Раздался хрип и бульканье выходящей с пузырями крови, надрезанная, но не перерубленная до конца шея скривилась, и Магнусон с неестественно наклонённой головой свалился на залитую собственной кровью траву. Какое-то время все видевшие кровавую развязку потрясенно молчали. Первым пришел в себя король.
– Ну-ка проверьте его повязку, – приказал он своим офицерам, – что-то этот русский слишком ловко машет своей саблей.
Проверка, впрочем, лишь подтвердила, что поединок был честным. Как не всматривались шведы сквозь повязку рассмотреть, что либо, было решительно невозможно.
– Это божий суд, Густав, – сказал я, вздохнув, – нам с тобой тут нечего делать.
– Тем более надо запретить такие поединки, – отозвался он.
– Это точно, слава богу, у нас они редкость.
– По твоему человеку этого не скажешь.
– Я и сам не ожидал такое увидеть, до сих пор мурашки по коже. Кстати, а кто этот молодой человек, что служил переводчиком секундантам? Я раньше его не видел.
– Не знаю, хотя если хочешь, сейчас выясним.
– Сделай одолжение!
Король отдал распоряжение и вскоре к нам с поклоном подошел переводчик. Внимательно осмотрев его, я отметил, что одежда его хотя и не роскошна, но добротна и подобрана со вкусом. Смотрит спокойно и почтительно, но без подобострастия.
– Как вас зовут?
– Савва Калитин к услугам ваших величеств, – еще раз кланяется он.
– Вы русский? – Удивленно спрашивает Густав Адольф.
– Я подданный вашего королевского величества, – с достоинством отвечает тот.
– Мы довольны вашей службой, – милостиво кивает в ответ король и поворачивается ко мне, дескать, спрашивай, чего хотел.
– В Швеции как оказался?
– При государе Борисе Федоровиче послан в свейский град Упсалу с тем, дабы наукам обучаться, – бойко отвечает он по-русски.
– Ну и как, обучился?
– Обучился, – выдерживает он мой взгляд, – степень бакалавра имею.
Мне все становится понятно, действительно, царь Борис посылал в разные страны учиться сыновей русских дворян, рассчитывая получить образованные кадры для своей администрации. Увы, начавшаяся смута не дала осуществиться планам. Денег русским студентам, понятное дело, никто не посылал, и большинство из них просто сгинуло заграницей. Во всяком случае, до сих пор известий о них у меня не было. Так что Савва тут первый, впрочем, он, кажется, смог прижиться на чужбине.
– Сам-то, из каких будешь, – спрашиваю нейтральным голосом, – родня осталась где?
– Не ведаю, государь, – качает тот головой, – может и жив еще кто. А сами мы из Новгородской пятины.
– Домой не тянет?
– Отрезанный я ломоть, государь, – твердо отвечает тот, очевидно, поняв куда я клоню.
– Чего так?
– Четверых нас сюда послали, чтобы значит науки превосходить. Учились прилежно, старательно. По гулящим девкам и кабакам не шлялись, думали вернемся, службу царству своему сослужим...
– Отрадно слышать, хотя насчет девок это вы зря, ну ты продолжай-продолжай.
– А когда смута началась, все прахом пошло. Ни кормовых, ни квартирных мы более ни полушки не видели, а долги копятся. В магистрате уж стращать начали, да тут, покойный ректор Ефим Снуре, пусть ему земля пухом будет, заступился. Не стали нас в долговую тюрьму определять, а напротив доучиться позволили...
– А как доучились?
– Ну, а как доучились то куда деваться? На Руси нас никто не ждет, там царей одно меняют, здесь тоже никому больно не нужны. Семка Куницын, тот, правда, сразу сбежал на родину, Матвей Фомин в солдаты подался, а где Автоном Кисляков пропал уж и не ведаю.
– Эва как, но сам вижу, не пропал?
– Не пропал, хотя трудно было. Нашел место, служил, старался... живу вот.
– В Москву со мной не поедешь, значит...
– Прости, государь, не поеду. Я уж и веру лютерскую принял и женился тут, сын вот есть...
– Сын это хорошо, Савва. Ладно, коли так, то неволить не буду. Разве что пообещай, что ежели дружков встретишь, то скажешь им, дескать, возвращайтесь, ждут вас там.
– Не просто вернуться будет.
– Не просто, однако я думаю в Стокгольме посольство постоянное организовать, и послу здешнему на сей счет укажу, так что поможет.
– Исполню, государь.
Когда переводчик ушел, Густав Адольф обернулся ко мне и сочувственно проговорил.
– Тебе, наверное, трудно без образованных помощников?
– Ты знаешь русскую речь?
– Немного понимаю, – скупо улыбнулся король.
– Мне надо быть осторожнее, – улыбнулся я.
– Ты и так осторожен, к примеру, не сказал мне ни слова о контрибуции, которую получил в Риге.
– Так ты, вроде и не спрашивал... тем паче, что выкуп с захваченного города дело обычное. Они мне заплатили, а я не стал отдавать его своим солдатам.
– Разумно, – согласился Густав, – к тому же, миллион талеров чертовски круглая сумма.
– Значительно меньше, дружище, и большая часть вот такими бумагами, какими я расплатился с твоими депутатами.
– Знатная получилась штука, – засмеялся Густав, – я в жизни не видел таких вытянутых рож у этих надутых пентюхов. А что ты будешь делать с остальными деньгами?
– Какими еще, остальными?
– Брось, не смотря на непогоду, много людей видело, как вы тащили огромные ящики к твоему дому.
– Ах, вот ты о чем... я полагаю потратить их на покупку разного рода товаров необходимых моему царству. В основном, конечно, оружия.
– В Швеции делают хорошее оружие!
– Намек понял, ты можешь рассчитывать, что твои подданные получат самые большие заказы. При некоторых условиях разумеется.
– Каких условиях?
– Мне необходимы мастера, инженеры, рудознатцы и много кто еще. Если ты отпустишь своих, то я не стану обращать внимание на то, что цены у голландцев выгоднее.
– Не лги своему другу, Иоганн, ты из тех, кто никогда не упустит своей выгоды!
– Выгода бывает разной, Густав. Голландцы вряд ли пришлют мне на помощь войска. А вот ты можешь!
– Пожалуй, в твоих словах есть резон. Ты долго еще пробудешь в Стокгольме?
– Не дави на больное место. Мне надо срочно возвращаться в Москву, пока моим боярам не показалось, что они прекрасно справляются без меня. Боюсь я даже не смогу отправиться в Мекленбург как собирался.
– В Мекленбург?
– Разумеется в Мекленбург, ведь там Катарина и мой сын. Я ведь его еще даже не видел и, похоже, не скоро увижу.
– Не торопись, возможно, это случится раньше, чем ты думаешь.
– О чем ты?
– Ладно, все равно интриган из меня так себе. Едва ты оказался в Стокгольме я послал весть об этом Акселю.
– Канцлеру Оксеншерне?
– Ну, да. Вообще-то, мы договаривались с ним об этом. Он предполагал, что ты можешь внезапно появиться в Швеции с каким-нибудь великим проектом. Правда никто не мог и подумать, что это будет Рига, но в целом, как видишь, он не ошибся.
– Тогда мне, напротив, надо бежать, пока нет Акселя!
– Да, но, держу пари, что моя сестра, узнав о твоем появлении, не усидит в Мекленбурге.
– И потащит с собой маленького ребенка?
– Ну, ты же хочешь увидеть сына?
– Очень хочу, Густав, просто до смерти!
– Я полагаю, до такой крайности не дойдет, – засмеялся Густав Адольф, – особенно если ты не будешь торопиться.
– Да я бы рад...
– Отлично, распоряжение оставить Новгород уже готово. У тебя есть человек которому ты можешь доверить проследить за его исполнением.
– Конечно, тамошний воевода князь Одоевский вполне справится.
– Хорошо, мой курьер отправляется завтра, пошлешь с ним своего человека?
– Благодарю! Кстати, вот Семку Буйносова и пошлю, пока он тебе всех дворян не порубил.
– Я вообще-то противник дуэлей, но не могу, не восхитится его мастерством. Если ты не возражаешь, я его награжу. Келейно разумеется, чтобы мои бретеры не знали.
– Нет, не возражаю. Кстати о награде, ты не мог бы наградить еще одного моего человека.
– Ну, смотря за что.
– Да, в общем, тоже за поединок.
– Хорошо, где один бретер, там и другой. Как его зовут?
– Тут такое дело, братец, зовут его Матвей Шемякин, но наградить надо его юного сына.
– Не понял.
– Как бы тебе объяснить, короче этот самый Матвей немного забыл жениться на его матери, а на Руси это проблема. К тому же других детей у него нет.
– А сам чего?
– Понимаешь Густав, по русским законам это юноша – никто. А теперь подумай, что скажут мои бояре, если я не поцарствовав и года, начну производить в нобили вчерашних крестьян?
– Я понял. Хорошо, будет его бастарду дворянская грамота.
Распрощавшись с королем, я подошел к русским дворянам, оживленно поздравлявшим уже переодевшегося Буйносова. Мой рында счастливо улыбался и молча выслушивал бурные восторги своих товарищей.
– Ну что же, князь Семен, за бой хвалю! Думаю, шведы надолго твою лихость запомнят. Как вернемся в Москву, я тебя пожалую! Но сейчас у меня для тебя другая служба есть.
– Служить тебе честь, государь, – с достоинством отозвался Буйносов, – а чего делать то?
– Завтра от короля Густава Адольфа в Новгород отправится гонец к губернатору Спаре. Повезет он ему повеление, города русские оставить и с войском возвращаться домой. Ты же, как пристав мой поедешь, проследить за порядком. Воеводе князю Ивану Никитичу Одоевскому я грамотку отпишу, чтобы помощь тебе оказывал, да Новгород по-прежнему ведал. Там еще где-то князь Семен Прозоровский с войском обретается. Пусть занимает городки и крепости какие шведы оставляют. Где надо стены чинит, людей в стрельцы набирает, потому как у нас хоть и мир со шведами, а с медведем дружись, а за топор держись.
– Все исполню, государь...
– Подожди кланяться это еще не все. Кто из вас грамоте русской горазд, дабы перевод мирного договора написать и в Новгород отправить, особенно в части касающейся торговли?
– Дык...
– Что совсем "дык", или все-таки есть грамотные?
– Государь, а может тому свею что на дуэли переводил челом ударить? Я чаю не откажет...
– Быстро соображаешь, но немного не туда. Впрочем, спасибо что напомнил, будешь в Новгороде, разузнай все про Калитиных, от которых сына Савву отправляли в Швецию на учение. Верх дном всю новгородскую пятину переверни, а сыщи! Внял ли?
– Сделаю, государь, – снова махнул головой Буйносов, – а он что же из наших?
– Ага, из них самых.
– Христопродавец! – Выпалил, помрачнев князь Семен.
– Еще не вечер, ты главное его родню найди. Тогда он, глядишь, еще Родине и послужит.
***
Возвращаясь домой, я заметил как буквально передо мной в калитку скользнула женская фигурка в белом чепце и с большой корзиной в руках.
– Что за женка тут проходила? – Поинтересовался я у караульных отдавая поводья своего коня.
– Так это Эльза племянница мастера монетного, – пояснили мне они, – говорит на рынок ходила?
– В смысле, говорит, вы по-немецки научились или она по-русски?
– Она, государь, худо, правда, но разобрать можно.
– Чудны дела твои господи!
Дуэль и последующие события разбудили во мне зверский аппетит. Король Густав Адольф пригласить меня на обед не догадался или, возможно, еще дулся за "обман" с контрибуцией. Из кухни доносился запах чего-то съестного, и я недолго думая направился туда. Как и следовало ожидать, там хозяйничала жена Каупуша и Эльза разбиравшие вместе содержимое корзины.
– Здравствуйте, добрые женщины, это вы тут хозяйничаете?
– Надо же кому-то готовить еду на эту ораву, ваше величество, – присели они синхронно в книксене.
– А что тут у нас, – полез я в корзину, не обращая внимания на женщин, – о, сыр, гусиная тушка, а это что?
– Ваше величество голодно?
– Чрезвычайно, – буркнул я, отрезая кусок от сырной головки, – а хлеб есть?
– Уже печется, скоро будет готов.
– Чтобы я без вас делал, наверное, умер бы голодной смертью, ну или отправился в трактир. Кстати, а кто платил за продукты?
– Мастер Раальд дал мне немного денег на продукты.
– Черт, что значит нет рядом не Фридриха ни Корнилия... сразу хозяйство в упадок приходит. Стоп, а чем питаются остальные?
– Ваши русские солдаты? Тех, кто были с вами во дворце, верно, кормили там, остальные варили здесь какую-то странную пищу здесь, пока мы не приехали.
– Хорош командир, ничего не скажешь, – вздохнул я и велел позвать капрала моих драгун.
– Вот что Генрих,– продолжил я когда тот я вился на зов, – ты ведь научился понимать русскую речь?
– Так точно, ваше величество, – вытянулся тот в ответ, – я ведь померанец. Мне и польский понятен и русинский, а теперь и московитский.
– Отлично, пока я занят другими делами ты будешь закупать продовольствие вместе с Эльзой. Она будет выбирать, а ты дашь ей помощников, чтобы поклажу таскали.
– Уж такой красавице я и сам возьмусь подсобить, – усмехнулся капрал.
– Не возражаю, только помни, что она служит мне, стало быть, за нее есть кому заступиться. Нет, если вы столкуетесь, так я возражать не стану, а вот насилия не потерплю.
