Текст книги "Смоленский поход (СИ)"
Автор книги: Иван Оченков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
– Не называй меня господином, девочка, ведь она хоть и не слишком хорошо, но понимает наш язык. Для всех ты моя дочка, так велел наш кайзер.
– Да, простите отец. Но по моему никто не верит в эту басню, а русские солдаты дорогой на меня только что пальцами не показывали. Скажите мне, разве то, что я принадлежу их государю, не значит, что мне должны оказывать хоть каплю уважения?
– Это странная страна Лизхен. Здесь многое по-другому, нежели у нас в Германии. Иоганн говорил мне, что если ты будешь на виду, здешние аристократы могут причинить тебе вред. Поэтому он велел пока тебя спрятать. Радуйся, наш государь заботится о тебе. Скоро у тебя будет свой дом, в котором ты будешь полновластной хозяйкой. Если вокруг будут жить только немцы, то никто из них не посмеет сказать тебе ничего дурного. Напротив они будут добиваться твоей дружбы, ведь ты фаворитка самого русского кайзера!
– А когда приедет его жена?
– Послушай, она ведь еще не приехала. К тому же она вдвое старше тебя. Такие люди как наш Иоганн женятся на женщинах своего круга, тут уж ничего не поделаешь. У них должны быть наследники с безупречной родословной, чтобы было кому оставить их государства. Но если ты будешь благоразумной девочкой, то сможешь обеспечить свое будущее и получить при этом столько любви, сколько ни одной принцессе не снилось. Тс, кажется, хозяйка смотрит на нас.
Действительно, Алена, закончив распоряжаться разгрузкой, подошла к немцам и с интересам прислушивалась к их разговору. Фридрих с Лизхен тут же замолчали и поклонились ей.
– Пойдемте за мной, я покажу комнату, где вы переночуете, – обратилась к ним боярышня, – за лошадей не беспокойтесь, о них позаботятся. Ваш груз, также, никто не тронет.
– Благодарю вас, добрая госпожа, – отвечал ей Фридрих, – у вас красивый дом.
– Спасибо, это терем друга моего брата. Мы тоже недавно переселились в Москву и не успели обзавестись собственным двором.
– Мы постараемся вас не стеснить.
– О, я только рада новым людям, но жена хозяина скоро родит, поэтому постарайтесь ее не беспокоить.
– Конечно, ваша милость.
– Мы пришли, вы переночуете в этой горнице. Если что-нибудь понадобится дайте мне знать.
– Простите, госпожа, – замялась Лизхен, – я не знаю устройства русских домов. Где мне можно помыться?
– Вечером мы будем топить баню, я пришлю за тобой служанку.
– Ой, а это правда, что у вас мужчины моются вместе с женщинами?
– Правда... если это муж и жена, но у тебя ведь нет еще мужа?
– Нет, конечно.
– Вот и хорошо, а чистая рубашка у тебя есть?
– Разумеется.
– Прекрасно, тогда не забудь ее.
День клонился к закату, когда за Лизхен пришла служанка и знаками позвала ее с собой. В жарко натопленной бане было почти темно, поскольку свет пробивался лишь в небольшое окошко под прорубленное почти под потолком и затянутое бычьим пузырем. Вместе с госпожой и ее гостьей мылись еще служанка и две девочки с любопытством разглядывавшие новую знакомую. Юная маркитантка никогда до того не бывала в русской бане и ей все было любопытно. Непривычно большой жар и странный обычай хлестать друг друга веником, привели к тому, что девушка едва не сомлела. Но вовремя заметившая это Алена обдала ее водой из шайки и помогла выйти на воздух. Служанка скоро увела девочек и Лизхен осталась одна с боярышней.
– Тебе нравится русская баня? – Спросила Алена.
– Пожалуй, да, – смущенно улыбнулась маркитантка, – а можно что-нибудь попить?
– Да, вот квас.
– Ой, какой странный напиток, – поморщилась Лизхен.
– А что вы обычно пьете?
– Пиво.
– Хм, – задумалась Алена, – про пиво я не подумала, хотя подожди. Попробуй вот это.
С этими словами боярышня наклонилась и достала откуда-то небольшую сулею и протянула своей новой подружке.
– Что это?
– Пей, тебе понравится.
– Ум, вкусно, – почти простонала маркитантка, – а что это?
– Медовуха, пей еще, она вкусная.
Девушка не заставила себя просить дважды и с блаженной улыбкой снова приложилась к горлышку. Алена немного насмешливо посмотрела на разомлевшую немку и что-то спросила.
– Что? – вернулась к реальности Лизхен, не расслышав, что ее спрашивает боярышня.
– Ты ведь не дочь Фридриха?
– Почему вы так говорите? – попробовала было отрицать маркитантка, но чувствуя себя обессиленной быстро сдалась, – да, вы правы, я сирота.
– А что случилось с твоими родителями?
– Их убили разбойники.
– Прости, я не хотела...
– Ничего, вы ведь не знали.
– А как ты попала к Фридриху?
– Когда это случилось, я убежала и несколько дней пряталась в лесу. Потом меня нашли рейтары, и госпожа Анна взяла меня к себе.
– Кто такая эта госпожа Анна?
– Маркитантка в рейтарском обозе, а господин Фридрих был там возничим.
– И он тебя удочерил?
– Нет, он был, конечно, добр ко мне, но я прислуживала госпоже Анне. Она воспитывала меня и учила всему, что надобно знать маркитантке.
– Зачем?
– Я думаю, она хотела продать меня какому-нибудь знатному и богатому господину. Опытные маркитантки часто так делают.
– И что было потом?
– Когда наш эскадрон перешел на службу к вашему царю, она подарила меня ему.
– Как это, кто пустил ее к царю?
– Оказывается, они были знакомы раньше и когда нас взяли в плен, она предложила меня ему.
– Вас взяли в плен?
– Да, два молодых воина охранявших вашего царя. Одного звали господин Михаэль, а другого... кажется Фёдор, да, Фёдор Панин.
Услышав это, боярышня от неожиданности рассмеялась.
– Федька взял вас в плен? Ой, не могу, Аника-воин, маркитанток в полон взял...
– Да, мы очень испугались, когда они с господином Михаэлем достали пистолеты и направили на нас.
– Но зачем это им было нужно?
– Госпожа Анна – подруга командира эскадрона Карла Гротте. Она уговорила его потом, перейти на вашу сторону и его величество щедро ее наградил.
– За что наградил, за то, что эскадрон перешел, или за тебя?
– Наверное, за то и за другое. Я не знаю, я всего лишь бедная девушка.
– Да, конечно, извини. А скажи мне ты была с...
– С вашим царем? – вдруг пьяно хихикнула Лизхен, – а зачем вы спрашиваете, вы хотели бы быть на моем месте?
– Что! – задохнулась от гнева боярышня, – да как ты смеешь!
Но маркитантка ее не слышала и, потянувшись, попробовала встать, однако ноги ее подкосились и она снова опустилась на лавку.
– Какой коварный русский напиток, – снова хихикнула она, – я совершенно не чувствую ног.
– Ох, горе ты мое, пойдем, помогу тебе до горницы дойти.
Алена перекинула руку Лизы через плечо, чтобы поддержать и лица девушек оказались рядом. Сдув прядь волос с лица, маркитантка взглянула ей в глаза и горячо заговорила.
– Да, ваша милость, я была с ним! Он такой красивый, сильный, ласковый и нежный мужчина, что любая женщина готова на все ради него. И я тоже!
Уложив Лизхен на постель, боярышня бессильно опустилась на лавку, кусая губы. Сердце ее, казалось, готово было выскочить из груди, а щеки покрыла мертвенная бледность. Тяжёлый вздох вырвался из груди девушки, и она готова была дать волю слезам, но вдруг совсем рядом раздался голос Маши.
– Аленушка, а вы по-каковски с Лизой разговаривали? – Девочка стояла рядом с ней, с любопытством разглядывая свою наставницу.
– Ты что здесь делаешь?
– Я от Лукерьи убежала. Ой, ты что плачешь! Она тебя обидела?
– Нет, Машенька, нет. Ничего она меня не обидела, это я сама себе понапридумывала и совсем не плачу.
– А почему у тебя слезы?
– Это так, пройдет.
– Ты не сказала, по-каковски вы с ней говорили?
– По-немецки Машенька.
– А, знаю, так наш Ваня разговаривает с дядей Каролем.
– Ваня?
– Ой, я же обещала ему, что не буду его так на людях называть! Ты меня не выдашь? А то он будет сердиться.
– Нет, Машенька, что ты, я никому не скажу.
– Вот и хорошо. Ты не думай, Ваня, ой, опять... так вот, он совсем не злой. Он даже когда меня ругает, у него глаза смеются.
– Да я знаю, он не злой.
– Аленушка, а ты его любишь?
– Кого?
– Как кого! – удивилась вопросу Маша, – Ваню конечно.... Ой, опять!
Хотя считается, что женские глаза находятся на мокром месте, но Алена Вельяминова после смерти матери плакала всего дважды. Когда умерла приютившая ее тетя, и когда государь в шутку пообещал выдать ее замуж за своего придворного. А еще сегодня.
***
В Митавском замке тихо как в склепе. Хотя он полон людей съехавшими на день рождения своей герцогини, потомки ливонских рыцарей сидят тихо как мыши под веником. Герцогская охрана тоже старается не высовываться и на карауле стоят мои люди. Я со своими приближенными держу совет в выделенной для меня зале. Федька и Мишка сидят у нарочно открытой двери и поглядывают в коридор, а Вельяминов и Михальский по очереди докладывают мне о случившемся за день.
– Все тихо вокруг, – говорит Корнилий, – но долго это не продлится, так что надо уходить к Риге.
– Кой черт нас сюда вообще принес, – бурчит Никита, – один хрен они с нами против Жигимонта не пойдут.
– И не надо.
– Как это?
– Да так, нам главное чтобы поляки с литвинами подумали, что мы с ними сговорились. А там пока они разберутся меж собой, нас уж и след простынет.
– Не удержим Ригу?
– Да какое там, контрибуцию бы без потерь утащить и то за благо.
– Ты же говорил, что попробуешь на Новгород у свейского короля сменять?
– Попробую, конечно, только если Гонсевский за нас примется, то дай бог ноги унести.
– А если подмогу вызвать?
– Откуда? Если из Смоленска, то покуда туда гонец доскачет, да пока Черкасский раскачается, то нас тут с потрохами съедят.
– А если у короля Густава подмогу попросить? До Стокгольма то морем всего ничего!
– Светлая мысль! Может получиться, конечно, но только тогда король может решить, что ему нужны и Рига и Новгород.
– Думаешь?
– Знаю! Причем если даже мой брат Густав Адольф и не догадается, то канцлер Оксеншерна ему точно подскажет.
– Чего же делать?
– Да есть одна мысль...
– Ой, государь, не тяни жилы!
– Разделиться надобно. Кого-то с половиной отряда оставить в Риге, чтобы держался крепко, а остальным уходить. Если Рига продержится, пока я буду с королем переговоры вести, то считай дело сделано. С победоносной армией, да зная, что у меня деньги есть, даже Оксеншерна не заартачится.
– Оставь меня, государь, – горячо заговорил Никита, услышав мой план, – я сдюжу! Буду руками и зубами держаться, а сдюжу!
– Прости Никита, не получится у тебя. Не сговоришься ты с рижанами, а без них не выстоять, тут немец нужен. К тому же я без тебя в Москве как без рук.
– Фон Гершова оставишь?
– Больше некого.
– Вы все правильно говорите, ваше величество, – вмешался Михальский. Но большинство людей у нас русские и им нужен русский командир.
– О чем ты?
– Простите, но у московитов есть одна особенность. Если дело станет плохо, то они обвинят во всем иноземцев. Поэтому говорю, нужен командир из русских чтобы они ему доверяли.
– Пожалуй ты прав, немцев у меня маловато. Только половина драгун и мекленбургские кирасиры.
– От кирасир на стенах мало толку. Нужно оставить в Риге казаков, они неплохо бьются в обороне. Затем драгун, они почти пехота и половину рейтар.
– Рейтары на стенах?
– Большинство ваших ратников рейтары лишь по названию. Они обычные русские дворяне и смогут сражаться на стенах не хуже иных и прочих.
– Уж не хочешь ли ты их возглавить? Если так, то сразу нет! Мне без тебя не выбраться отсюда.
– Я понимаю, государь, но боюсь, что наш друг Кароль один не справится без Никиты. А вот вдвоем у них может получиться.
– Черт, ты меня без ножа режешь! С кем я останусь?
– Государь, – привлек мое внимание бдительный Федька, – слышно идет кто-то.
– Кого это еще нелегкая принесла?
Нелегкая принесла моего дорогого дядюшку герцога. Фридрих Герхардович выглядел немного растерянным и вместе с тем взвинченным.
– Мой дорогой Иоганн Альбрехт, я получил некоторые известия из Риги и не знаю что думать... Ее, правда, захватили ваши войска?
– А вы всерьез думали, что день рождения моей тетушки единственная причина моего появления?
– Боже мой, но как? Это ведь не какая-то захудалая мыза чтобы захватить ее с ходу.
– Совершенно неважно как именно я взял ее, куда важнее, что об этом подумают в Варшаве.
– О чем вы?
– О вас дядюшка и вашем герцогстве.
– Боже, какое коварство! Вы желаете представить все так, будто я был с вами в сговоре?
– Нет, не желаю, и даже буду все громогласно отрицать, но именно так подумают и в Литве и в Польше и, боюсь, вам не удастся их разубедить.
– Но что мне делать?
– Думать, дорогой дядюшка, думать. Только быстрее, ибо время стремительно утекает.
– Вы собираетесь начать здесь боевые действия?
– Не совсем, лично я пробуду здесь недолго, дождусь подкреплений из Москвы, оставлю сильный гарнизон и покину ваши гостеприимные края.
– Гостеприимные, – горько вздохнул герцог.
– Да, знаете, сколько преподнесли мне рижане в благодарность за то, что я не стал разорять их прекрасный город? Миллион талеров!
– Сколько? – задохнулся тот.
– Миллион, – довольный произведенным эффектом повторил я. – Жаль, конечно, что не все наличными, но я из них вытрясу все до последнего гроша.
– А как скоро прибудут ваши войска?
– Очень скоро, держу пари, что Гонсевский не успеет собрать до той поры сколько-нибудь значимых сил.
Сорокачетырехлетний герцог немного распрямил силу и задумчиво взглянул на меня. "Ну, давай сволочь, шевелись, посылай гонцов в Литву!" – подумал я, благожелательно улыбаясь.
– Вы еще погостите у нас?
– К сожалению, нет. У меня дела в Риге, которые нельзя доверить никому, однако обещанный провиант вы можете послать туда. Более того, я настоятельно рекомендую вам поторопиться с этой отправкой.
– Да, конечно-конечно...
Озадачив родню выполнением практически невыполнимой задачи – остаться нейтральными в предстоящей заварушке, я вернулся в Ригу. Бедные лошадки, скоро я их совсем загоняю! В городе было все спокойно, что даже немного настораживало. Расположившись в Рижском замке, я вызвал к себе магистрат в полном составе для проведения окончательных переговоров.
– Мы рады приветствовать вас, ваше величество, – склонились в поклоне ратманы.
– По вашим физиономиям этого не скажешь, – усмехнулся я в ответ, – как наши дела?
– Необходимая сумма почти отсчитана, государь, – вышел вперед фон Экк.
– Чудесно, а что значит почти?
– В городе не так много серебра, – немного замялся бургомистр.
– Ничего не имею против золота, друг мой, надеюсь, вы не хотите попросить у меня отсрочки?
– Именно об этом мы и собирались просить у ваше величества.
– Сколько уже собрано?
– Сто двадцать тысяч талеров серебром и тридцать три тысячи золотых дукатов. Кроме того собрано почти десять тысяч марок серебра.
– Хм, это примерно на...
– Восемьдесят тысяч талеров, – тут же пояснил фон Экк.
Я испытующе взглянул на рижского бургомистра пытаясь понять, в чем именно он меня обманул. На первый взгляд все было неплохо, но искреннее выражение преданности на его лице не оставляло сомнений, надул подлец!
– Вы хорошо потрудились, друг мой, а какая монета преобладает?
– Наша рижская, ваше величество, талеры, шиллинги, гроши. Дукаты тоже местные.
– Ах да, у вас же свой монетный двор, любопытно было бы взглянуть.
– Почтем за честь.
– Что же, я доволен вами господа. Если все пойдет и дальше столь хорошо, то я возможно не стану обналичивать ваши чеки на оставшиеся суммы. Вполне возможно, что на эти средства я сделаю заказы здешним мастерам. Россия большая страна и ей требуется много оружия, а изделия ваших мастеров совсем не дурны. Кроме того, полагаю, через ваш порт могли бы идти и прочие русские товары. И кстати, не только русские. Я ожидаю в самом скором времени значительное увеличение транзита товаров из Персии. На наше счастье персы постоянно воюют с османами, так что торговый путь по Волге может оказаться весьма востребованным.
Скепсис, отразившийся на лицах ратманов, был настолько явственным, что его можно было бы намазать на хлеб. Ну, ничего-ничего, Москва тоже не сразу строилась.
– Не задерживаю вас более господа, – отпустил я их и обернулся к Каролю, – еще есть дела?
– Да, государь, к вам просится на прием некий господин Отто Райх.
– Кто таков?
– Купец из Ростока, член братства черноголовых.
– Какого-какого братства?
– Братство святого Маврикия, здешнее объединение холостых купцов.
– Здешнего объединения холостых купцов из Ростока, – проговорил я про себя, однако! Ладно, разберемся. Что-нибудь еще?
– Что делать с Юленшерной?
– Он жив?
– Пока да, правда не может говорить, но врачи утверждают, что его жизнь вне опасности.
– Живучая сволочь. Кстати, где он?
– Здесь в замке, за ним ухаживает госпожа Буксгевден.
– Э...тетушка Мария Констанция?
– Нет, мой кайзер, Регина Аделаида.
– Какого черта?
– Бедная девушка так просила разрешить ей, что я не нашел в себе сил отказать.
– А что об этом думает старый барон?
– Господин Отто не в восторге, но они собирались объявить о помолвке. Молодая фройлян заявила, что хотя и не давала клятв перед алтарем, но не намерена от них отступать.
– И достался же такому мерзавцу такой бриллиант! Но ничего, долго это не продлится. Карл Юхан давно заслужил виселицу и скоро с ней познакомится.
– Ваше величество, могу я просить о вашем снисхождении к этому человеку?
– Проклятье! Откуда у тебя такие идеи?
– Ну... – замялся фон Гершов в ответ.
– Лёлик, посмотри мне в глаза!
– Государь, я просто не хочу чтобы...
– Прекрасные глаза Регины Аделаиды стали печальными, так?
– Да, – обреченно мотнул головой командир моей гвардии, – но как вы догадались?
– О боже, парень, да ты же самый близкий мне человек, я тебя насквозь вижу... Ладно, глаза у тебя сейчас, как у Болика тогда...
– Ваше величество, я никогда не предам вас!
– Не сомневаюсь, дружище, но, по-моему, ты собираешься предать себя и эту славную девушку.
– Почему вы так говорите?
– Святые угодники! Скажи мне, велики ли твои шансы, если Карл Юхан останется жив?
– Я не хочу и не могу получать преимущество таким образом!
– Вот как? Похоже, ты серьезно увлекся, раз совсем не думаешь о себе. Но попробуй взглянуть на дело с другой стороны. Мы ведь с тобой прекрасно знаем что за человек этот граф Юленшерна. Скажи мне, хорошо ли будет, если Регина Аделаида достанется этому негодяю? Не хочешь думать о себе, побеспокойся хотя бы о ней! Ладно, пошли, навестим нашего заключенного.
Всякий орденский замок, в свое время, задумывался не только как военное укрепление, но и как тюрьма для непокорных. Рижский не был исключением, и потому в нем не было недостатка в специальных помещениях. В одном из них, более менее, светлом и располагался Карл Юхан. Очевидно, эта комната изначально предназначалась для содержания важных персон, и минимальный комфорт в нем наличествовал. Молодой ярл лежал на кровати с перевязанным горлом и слушал, как его невеста читает ему довольно увесистую книгу. При нашем появлении девушка поднялась и, подойдя к изголовью своего подопечного, склонилась в реверансе.
– Рад видеть вас в добром здравии, фройлян, – поприветствовал я Регину Аделаиду, игнорируя ее жениха.
– Здравствуйте, ваше величество.
– Славная нынче погодка, не находите? Право, чем сидеть взаперти лучше бы прогулялись по свежему воздуху.
– Благодарю вас, но я не могу оставить бедного господина Юленшерну.
Я отметил про себя, что девушка не назвала своего подопечного по имени или женихом, стало быть, особой близости между ними нет.
– Бедный господин Юленшерна, – проговорил я, упирая на слово "бедный", – сам выбрал свою судьбу и последует по ней без вашей помощи.
– Не будьте столь жестокосердны! – горячо воскликнула девушка, – любой брат вступился бы за честь своей сестры подобной ситуации.
– Что простите?
Юная фройлян прикусила губу, после своих слов, а Карл Юхан отчаянно вытаращив глаза, пытался что-то сказать, но из его горла вырывались лишь хрипы.
– Незачем так кричать, мой друг, – соизволил я обратить внимание на заключенного, – здесь нет глухих! Не знаю что и, самое главное, как вы рассказали госпоже Буксгевден о наших взаимоотношениях, но с удовольствием бы послушал эту историю.
На лице Карла Юхана было написано: – "хрен вы от меня что узнаете", а его невеста плотно сжала губы и смотрела в сторону. Обойдя вокруг кровати, я увидел грифельную доску, вроде тех, что используют школяры. В моей голове тут же мелькнуло подозрение и я, сделав шаг вперед, схватил Карла Юхана за руку. Как и следовало ожидать, пальцы его были испачканы во время написания очередного пасквиля.
– Отдаю должное вашей изобретательности, дружище! Может быть, просветите меня, что именно я сделал с Ульрикой?
– Простите, но мне не доставят удовольствия эти подробности, – твердо проговорила Регина Аделаида.
– Похоже, что мне тоже, однако, как я узнаю, в чем именно меня обвиняют. Я настаиваю фройлян.
– Право мне очень неловко, но граф сказал, что вы соблазнили его сестру, но отказались жениться на ней. Поэтому, чтобы избежать скандала, ее были вынуждены отдать замуж за старика.
– И вы поверили?
– Простите, ваше величество, но я видела, как бесцеремонны вы можете быть с женщинами!
– Боже, какая низкая ложь! – глухо воскликнул молчавший до сих пор фон Гершов. – Я был на королевском балу, когда познакомились его величество и госпожа Ульрика. Но она к тому времени уже была замужем за господином Спаре!
– Это правда? – Спросила девушка глядя на Кароля.
– Клянусь всем святым, что у меня есть!
– Но почему?
– Кароль, дружище, – вступил в разговор я, – расскажи госпоже Буксгевден о том как мы познакомились с графом Юленшерной. Ей это может быть интересным.
– Когда мы впервые плыли в Швецию, – начал свой рассказ померанец, – его величество был еще принцем. Но когда на наш корабль напали пираты, мы вступили в бой и отбили на падение, захватив в плен их вожака. Этим вожаком оказался господин Юленшерна.
– Не может быть, – прошептала девушка.
– Но все так и было!
– Боже мой, – закрыла она лицо руками, – я не верю!
– Странно, – хмыкнул я, – в его рассказ вы отчего-то поверили сразу.
– Простите, ваше величество, но у вас довольно скверная репутация!
– Это верно, и я обязан этим людям подобным вашему жениху. Противостоять в открытую мне они не могут, а потому распускают сплетни. Обычно я не обращаю на них внимания, но на этот раз господин Юленшерна, как мне кажется, перешел границы. Пожалуй, я познакомлю вас с его сестрой, с тем, чтобы вы из первых уст узнали, кто именно ее развратил.
– Что вы хотите этим сказать?
– Ничего, кроме того, что ваш жених приписал мне свои подвиги!
– Я не верю ни одному вашему слову.
– Да ради бога! Можете мне не верить, можете не верить моим людям. Можете не верить даже бедняжке Ульрике, но посмотрите в глаза человеку, которого полагаете своим женихом. Смотрите-смотрите, как они забегали! О какую шутку сыграл с Карлом Юханом всемогущий господь, как никогда ему нужны услуги его лживого языка, но он не может ими воспользоваться. А вот его глаза не могут лгать столь свободно. Посмотрите в них внимательнее, в них проглядывает его черная как копоть адского пламени душа!
Регина Аделаида в смятении последовала моему совету, и что-то во взгляде молодого ярла заставило ее вздрогнуть. Отшатнувшись, она повернулась ко мне и с сомнением спросила:
– Его сестра сама вам рассказала об этом?
– Что вы, фройлян, какая женщина признается в таком. Просто случилось так, что я стал невольным свидетелем их с братом разговора. Именно поэтому я знаю все эти грязные подробности.
– О, господи, – простонала она, – и за этого человека меня собирались выдать замуж!
– О, дорогая фройлян, вы, слава богу, не знаете и половины подвигов этого господина!
– Довольно! Не желаю ничего слушать! Выпустите меня отсюда!
– Господин фон Гершов, – пожал я плечами в ответ, – пожалуйста, сопроводите домой госпожу Буксгевден.
Выйдя из камеры или точнее палаты, где содержался Карл Юхан, я посмотрел вслед Каролю, опираясь на руку которого шла плачущая Регина Аделаида.
– Все же не казните его, – обернулась она ко мне.
– Обещаю, фрояйлян, – громко воскликнул я в ответ, и добавил про себя, – казнь это слишком просто!
Дождавшись, когда они вышли, я собрался было последовать их примеру, но мое внимание привлек шум дальше по коридору.
– Что это? – спросил я у часового.
– Ведьма, мой кайзер, – пожал плечами стражник.
– Какая еще ведьма, я же приказал отпустить Эльзу!
– Нет, ваше величество, это не Эльза, вы ведь ее оправдали. Это вдова Краузе!
– Краузе? Ах, да обвинительница, а почему решили, что она ведьма?
– Но ведь она всплыла на испытании водой!
– Резонно! И что, она всегда так кричит?
– Когда как.
– Ну, так пойдем, проводишь.
– А вы не боитесь, ваше величество?
– Кого?
– Да ведьму же!
– Послушай, парень, ты женат?
– Нет, мой кайзер, а отчего вы спрашиваете?
– Видишь ли, в чем дело, дружок, добрые феи и злые ведьмы, на самом деле одни и те же женщины. Иногда это зависит от их возраста, иногда от настроения, но, на самом деле, никакой разницы нет. Ты понимаешь меня?
– Пожалуй, что да.
– Ну, вот и отлично, пойдем.
– Как прикажете.
Камера вдовы Краузе была куда менее презентабельной. Постелью ей служила охапка соломы, а стола и вовсе не было. Сидящая на цепи в углу женщина с всколоченными волосами, мало напоминала ту обвинительницу, которая едва не отправила на костер соперницу в любви.
– Н да, до чего ты себя довела Ирма, – припомнил я ее имя, – только посмотри, на кого ты похожа. Случись суд прямо сейчас, никто не усомнится что ты ведьма.
– Это вы, – обратила вдова на меня свои потухшие глаза, – пришли посмотреть на ту, которую погубили?
– Ну, ты из себя невинную то овечку не строй! Ты же чуть ни в чем неповинную девушку не спалила.
– Что вы понимаете, ваше величество, – вздохнула она, – вы ведь не знаете ничего!
– Так расскажи.
– Зачем вам?
– Ну, кому-то ведь надо узнать всю эту историю, почему бы не мне? Говори, я выслушаю тебя.
– Меня выдали замуж еще совсем девчонкой, ваше величество. Я уж и не помню, когда это было. Помню только, что мой муж Петер был ровесником моего отца. У него не было наследника и он, как видно, надеялся, что я смогу ему дать его, но просчитался. Виноватой в этом он счел меня и за те годы, что мы прожили с ним, не было ни дня, чтобы он не упрекнул меня в этом. А когда господь, наконец, прибрал его, то я была уже не той прежней хохотушкой Ирмой...
– Ты еще не стара и могла бы найти себе мужа.
– Вы думаете, его так легко найти? Будь я по моложе или побогаче может, нашелся бы человек, а так.... Так что, когда после стольких лет, ко мне стал захаживать рыбак Андрис, мне показалось, что у меня вторая молодость началась. Вам смешно, наверное, слушать меня?
– Разве я смеюсь?
– Не знаю, зачем я рассказываю это, вы ведь еще молоды и, к тому же, мужчина. Вам не понять меня.
– Отчего же, я прекрасно понимаю и тебя и Андриса. Он верно молодой и здоровый парень и охоч до женской ласки. Но если залезть под юбку к девушке, то ее родные могут заставить жениться, так что он решил походить к веселой вдовушке.
– Веселой вдовушке? Вы полагаете, что я шлюха?
– Нет, Ирма, я полагаю, что ты дура. Парень приходил к тебе поразвлечься, но с чего ты решила, что у вас случится что-то большее?
– Да, вы правы, но я ничего такого не думала, а просто жила одним днем...
– Но тут появилась Эльза.
– Да, тут появилась эта проклятая вертихвостка. Она молода и красива, Андрис только раз увидел, как она вертит задом и совсем на меня смотреть перестал.
– И ты не нашла ничего лучше как обвинить ее в колдовстве?
– Боже мой, – всхлипнула женщина, – но что мне было делать?
– Скажи мне, Ирма, а если бы Андрис и дальше на тебе не женился, ты бы всю деревню на костер отправила?
Ответом мне были лишь потоки слез. Таковы уж некоторые представительницы прекрасной половины человечества, если им не удалось затопить мир кровью своих жертв, они постараются затопить его своими слезами.
– Вот что, Ирма, – обратился я к ней, перед тем как выйти, – я велю прислать тебе воды и хочу, чтобы ты привела себя в порядок. У меня есть для тебя работа. Ту неподалеку лежит больной, а я не хочу, чтобы он умер раньше времени. Ты будешь ухаживать за ним, и если будешь стараться, я прикажу тебя помиловать.
– Конечно, ваше величество, – встрепенулась она, – конечно, я буду стараться. А кто этот человек?
– Как и ты, служитель сатаны!
***
После обеда я решил посетить рижский монетный двор. Бургомистр фон Экк, узнав о моем желании, вызвался меня сопровождать. После того как я увидел первую монету со своим именем, проблема изготовления денег занимала меня все больше и больше. Как изготовляют деньги в Москве, я примерно представлял. В принципе любой человек может прийти на монетный двор со своим серебром, чтобы обменять его на монеты. Это может быть слиток, или иноземные талеры, все равно. Серебро взвесят, расплавят, выжгут примеси и, затем, вытянут из него проволоку, которую разрубят на куски. Полученные кусочки положат на штамп, второй поставят сверху и ударом молота расплющат. В результате получится мелкая и неказистая монета более всего напоминающая крупную рыбью чешую. Неудивительно, что в Европе подобные деньги не котируются, не смотря на довольно чистое сырье, уж очень вид непрезентабельный.
В Риге все обстояло немного иначе. Серебро здесь тоже проверяли, но переплавляли не на проволоку, а на монетные листы. Из этих листов специальным инструментом вырубали монетные заготовки в виде правильных кругляков. А вот дальше технология была похожа, заготовка укладывалась на один штамп, сверху прикладывался второй, удар молотом и монета готова. Впрочем, качество штампов было не сравнимым с московским.
– А если мастер ударит немного криво? – поинтересовался я, понаблюдав за работой.
– Значит, монета будет немного кривая, – пожал плечами минцмейстер Мепе, проводивший для меня экскурсию, – но это редкость, наши работники опытны и хорошо знают свое дело.
– А можно мне попробовать? – неожиданно спросил я.
– Что, простите?
– Я хочу вычеканить одну монету, это возможно?
– Сделайте одолжение!
Скинув камзол на руки сопровождавшим меня людям, я закатил рукава рубахи и вооружился довольно увесистым молотком. Короткий размах – удар, и вот готова монета. Придирчиво осмотрев полученный результат, качаю головой. Чеканщик я неопытный и кругляшок получился явно кривоватым.
– А что это за монета, каков ее номинал?
– Это дрейпелькер или полтора гроша, – пояснил мне один из работников.
– Плохо получилось, – посетовал я.
– Вы, немного неровно держали штамп и слишком сильно ударили, – пожал тот плечами, – с неопытными мастерами так бывает.
– Жалко, серебро все-таки!
– Это не серебро, это билон.
– Что, какой еще билон?
– Чеканить одну монету, хоть талер, хоть грош, стоит одинаково, – стал объяснять мне он, – оттого мелкие монеты чеканить не выгодно. Но мелочь тоже нужна, и потому для них используют билон, в нем меньше серебра.
