355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Иван Наумов » Тени. Книга 1. Бестиарий » Текст книги (страница 4)
Тени. Книга 1. Бестиарий
  • Текст добавлен: 28 сентября 2016, 22:34

Текст книги "Тени. Книга 1. Бестиарий"


Автор книги: Иван Наумов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Глава 2
ОСТЕНДШТРАССЕ

Франкфурт-на-Майне, Германия

28 февраля 1999 года

Сквозь полуприкрытые веки Ян наблюдал за ритуальными танцами стюардесс. Обязательная программа с ремнём, маской и жилетом была выполнена на шесть-ноль за технику и пять-девять за артистизм. Низко и уютно гудели турбины. Чуть заметно качнуло – самолёт тронулся в путь к взлётной полосе.

Яна неудержимо клонило в сон. Опустить спинку кресла пока всё равно не разрешили бы, поэтому он хитро скособочился, отвернувшись к иллюминатору, и устроил голову на подголовнике – в таком положении можно было попробовать задремать.

Зарегистрировавшись одним из последних, Ян ожидаемо получил место в хвосте салона. Повезло, что у окошка. Плыли мимо другие самолёты, ангары и склады, радиомачты, сигнальные огни. Чуть покачивалось длинное тонкое крыло, и казалось удивительным, что через несколько минут оно примет на себя вес огромной алюминиевой сигары, заполненной электроникой, людьми, их багажом и горячими обедами.

«Интересно, а меня ищут?» – подумал Ян. – «И как это происходит? Наверное, есть специальная процедура: что делать, если задержанный решил не задерживаться у них в гостях. Штатный распорядок: Иванов туда, Петров сюда, птица не пролетит, мышь не проскочит… Однако я всё-таки здесь!»

Он не испытывал страха, но здоровенные кошки топтались по душе, норовя запустить в неё длинные когтищи. Виталий… А что – Виталий? Как он будет это «разруливать»? Вопросы клубились гуще, чем тяжёлые снеговые тучи за иллюминатором. Зима ещё не кончилась, Ян. Впереди всё не слишком-то радужно.

Он упустил момент выезда на взлётную и проснулся, когда самолёт уже мчался по полосе навстречу небу. Наклон – это оторвалось от бетона переднее шасси. Огромная машина словно присела на корточки и резко оттолкнулась. Навалилась тяжесть, мягко вжала пассажиров в кресла.

Самолёт стремительно набирал высоту, приближаясь к зыбкому ворсу нижней границы облаков. Детали пейзажа мельчали, превращаясь в миниатюрные декорации. Размашистый вираж – и крыло нацелилось на лежащую вдали Москву. Ян обернулся – в иллюминаторе напротив светилось белое марево. Пассажиры были молчаливы и сосредоточенны – как будто это они прокладывали курс и бдительно следили за приборами.

Ян снова уткнулся в своё окошко – и вздрогнул, потому что на середине крыла, там, где есть небольшой зазор между задранными элеронами, сидело, свесив ноги, прозрачное существо. Оно появилось из ниоткуда, соткалось из облачной влаги – дрожащий контур отдыхающего человека, опёршегося на отставленные руки. Его поза была столь расслабленной и беспечной, что все тревоги Яна сразу утихли, осыпались сигаретным пеплом.

– Привет, Стекляш! – одними губами Ян прошептал приветствие старому знакомому, прижался лбом к стеклу, улыбнулся.

Самолёт окунулся в подбрюшье облаков нижнего слоя, зацепив лохмотья водяной взвеси, молочно заблестело мокрое крыло, по иллюминатору снаружи поползли толстые упругие капли. Игнорируя здравый смысл и законы физики, прозрачный человек сидел, где сидел, явно не испытывая ни малейшего дискомфорта. Он повернул прозрачную голову к Яну и медленно кивнул…

– Пить что будете, я спрашиваю?

– Что?

– Сок яблочный, апельсиновый, томатный, минеральная вода, кола-фанта-спрайт?

Вырванный из дрёмы, Ян ошалело уставился на стюардессу.

– Или поспите? – вежливо спросила она.

В зале прилёта встречающих было немного, десяток-другой человек с картонками и листками. У предусмотрительных текст аккуратно распечатан, у остальных накорябан ручкой или фломастером. Среди скучных табличек новотелей и дойчебанков попадались и занятные. Яну понравились «Херр Аквариус, Пятая пожарная бригада», «Дычкин, Бочкин и партнёры», но первое место, вне сомнений, занял рукописный слоган «Пегий! Мы тут!».

Шагнув в сторону из потока, Ян остановился, выковырял из телефона московскую «симку» и вставил на её место «тэ-дэайнцевскую». [9]9
  TD1 – крупнейший оператор мобильной связи в Германии


[Закрыть]
Хотел перевести часы, но вспомнил, что сделал это ещё на подъезде к Шереметьево, отчего испытал повторное неудовольствие. Надо было блюсти традицию – глядишь, и не случилось бы никакой передряги. Взгляд, конечно, очень варварский, но верный. [10]10
  Иосиф Бродский «Письма римскому другу»


[Закрыть]

Хорошо ещё, что на влёте не проверили наличность. Имевшихся в кармане пятидесяти марок с мелочью точно не хватило бы для подтверждения платёжеспособности. Ян летал в Германию раз в месяц как минимум, и мультивиза в паспорте стояла далеко не первая. Никогда, ни разу, никому на паспортном контроле не приходило в голову проверить его карманные средства. Однако мрачная страшилка – любимая история визовиков любой турфирмы – про суровых пограничников, выворачивающих кошельки и «не пущающих» голодранцев в сытую Бундес Републик Дойчланд, всё-таки давала повод для подспудного беспокойства.

Ян даже оглянулся назад на сомкнутые створки дверей в зону выдачи багажа. И – поймал неслучайный взгляд. Равнодушный, «незаряженный», не в плюс и не в минус – лучик внимания от невзрачного встречающего с табличкой «Quo Vadis» в поднятой руке. Увидев, что Ян уставился прямо на него, мужчина не отвернулся, а просто расфокусировал взгляд – и не поймёшь, куда смотрит.

Сфера влияния шереметьевских ментов не распространяется на аэропорт Франкфурта, напомнил себе Ян. Утешение не слишком помогло. Прикосновение чужого внимания застыло на коже как невидимый клей.

Он направился к эскалаторам на нижний этаж. Задумавшись, едва не снёс белобрысую девчонку, раздающую листовки – не жалея себя, та бросилась ему наперерез.

– Лучший музей! – школьница тряхнула соломенными косичками и улыбнулась во все брекеты. – Удивительные пйедметы, заговойённые амулеты, истойия Атлантиды и пйедсказания будущего! Пйиезжайте, не пожалеете!

Смяв в кулаке аляповатый глянцевый флаер, Ян обогнул жизнерадостную представительницу рекламной индустрии. Теперь ещё и урна нужна. У эскалатора переминались с ноги на ногу давешние туристы-перегонщики. Задрав головы, они старательно читали все указатели, но пока что не преуспели. Ян свернул к ним:

– Не заблудились?

Старший обернулся первым:

– О! Малой! Это хорошо, что ты тут! Нам бы автобусы междугородние, в Гиссен надо.

Ян объяснил, как им выйти к остановкам и где купить билеты. Перегонщики кивали и внимательно следили за указующими взмахами его рук.

– Вот спасибо! Слышь, малой? Машинку-то не надумал присмотреть? А то давай «бэху третью» подгоним, а хочешь – «гольфá» годовалого. На востоке-то всё здорово повымели, а тут ещё есть, есть красавицы в тучных стадах! Короче, пиши телефон. Надумаешь – сразу к нам, к чужим не надо ходить, сам всё понимаешь. Эй, у кого ручка есть?

Ян не особо пытался отказываться, хотя ни о какой машине в Москве пока даже и не думал. Сунул перегонщику мятую шарлатанскую рекламку, подождал, пока тот распишет ручку и выведет на радужных полях телефонные номера.

Дружелюбно распрощались. Перегонщики устремились к автобусам в неведомый Гиссен, Ян спустился по эскалатору на железнодорожную платформу. Воздух пах бельгийскими вафлями и кёльнской водой.

Откуда-то вдруг притёк шумный поток японских туристов. Разноцветные пуховики, вспышки фотоаппаратов, смешной непонятный гомон. В какой-то момент в толчее приоткрылась узкая прореха, и на другой стороне платформы мелькнула белая табличка: «Quo va…», – но потом Ян понял, что это просто кафельная плитка, мозаичный узор на стене.

Всё это было странно и неправильно. Яна не оставляло чувство, что он что-то проспал и пропустил. Менты, таблички, Стекляш… В подошедшем поезде промелькнула девушка, очень похожая на Ингу, и Ян выкинул всё остальное из головы.

В вагоне было тесно, удалось примоститься только на жёрдочке шириной в четверть сиденья – остальное место похоронил под собой человек-гора в тирольской шляпке с пером, его чёрный чемодан формой и габаритами напоминал гроб. Несмотря на очевидный дискомфорт, Ян умудрился снова впасть в спячку.

В этот раз щедрое подсознание наградило его полновесным цветным сном. Правда, что-то не заладилось со звуком, и все события развивались в абсолютной противоестественной тишине. Ян-не-Ян, некий человек, глазами которого смотрел на окружающую нереальность условный оператор-постановщик, шёл по типичной рыночной площади типичного немецкого города. Проплывали мимо, не задерживаясь в памяти, знакомые логотипы и вывески, давно выученные наизусть рекламные плакаты, случайные витрины. Широко открывал рот уличный торговец, его яркий ларёк пах корицей и горячим шоколадом. Беззвучно смеясь, мимо прошмыгнула стайка школьниц.

Ян-не-Ян что-то искал здесь, и по тому, как его взгляд выделил из окружающего разноцветья нужное, стало ясно, что требовалась всего лишь телефонная будка. Наблюдать за миром чужими глазами было невероятно любопытно, ведь каждый человек осматривается по-своему, выхватывая из общего фона только важные лично для него детали. Ян-который-Ян, невольный зритель, поймал многоуровневое дежавю – словно встал меж двух зеркал: он вспомнил прошлый сон того же формата, а до него был ещё один, и ещё, и ещё… Настоящий сериал, немое кино с продолжением, и каждый раз обзор вёлся глазами вот этого конкретного персонажа, взрослого мужчины, занятого повседневными делами.

Ян-не-Ян перешёл заставленную жёлтыми и красными торговыми палатками проезжую часть – воскресенье же, догадался Ян-зритель, наверное, перекрывают движение, – остановился у телефонной будки, начал рыться в висящей на плече сумке. И вдруг – раз! раз! – бросил два коротких взгляда, один вдоль края площади, по задворкам рынка, и второй в стеклянную витрину, ловя в отражении всю панораму площади. Щёлк-щёлк-щёлк-щёлк! – словно регистратор зафиксировал всех прохожих, попавших в кадр, крохотная доля секунды на каждого, но даже Ян-зритель успел запомнить детали, и некоторое время спустя узнал бы любого.

Потом Ян-не-Ян вошёл под козырёк телефонной будки – чуть ссутулившись, из чего можно было сделать вывод о его достаточно внушительном росте. Снял трубку, быстро и ритмично нажал комбинацию клавиш, – «Кажется, Кёльн», – успел подумать Ян-зритель. Разговора всё равно не было слышно, и некоторое время в поле обзора попадала лишь мокрая стена дома, дырочки на микрофоне телефонной трубки и прозрачная крышка от стаканчика кофе на вынос, застрявшая поперёк водостока. Это был очень странный и скучный сон.

Зато завершился он ударно! Тишину разорвал звон – да не звон! – гулкий раскат грома, такой, что зубы зашатались в дёснах. Ян-не-Ян вскинул голову, и за мгновение до того, как выпасть из сна, Ян-который-Ян ухватил глазами Яна-не-Яна возвышающуюся над полотнищами торгового ряда колокольню с часами. От тяжёлого круглобокого колокола, затихающего после оглашения одиннадцатичасовой отметки, исходила последняя едва уловимая басовая вибрация…

– Entschuldigung Sie bitte! Entschuldigung! – виновато повторял человек-гора, нависнув над сидящим на полу Яном, и всё пытался приподнять его за локоть, а тот сначала даже не узнавал языка.

– Извините, я, наверное, задремал, – не унимался толстяк. – Толкнул вас ненароком, выпихнул… Простите за неуклюжесть!

– Ну что вы, – Ян поднялся из прохода, потирая ушибленный копчик, – это меня слегка разморило. Не стоит извинений.

Человек-гора сверхъестественным усилием воли ужался почти до габаритов сиденья, рассчитанного на среднего пассажира, и Ян полноценно сел рядом. Толстяк, похоже, намеревался поболтать, поэтому пришлось снова закрыть глаза.

Красные пологи, жёлтые пологи… Нет, это был уже не сон, а просто воспоминание – но такое чёткое и рельефное, что становилось жутковато. С Яном не впервые случалось подобное – блуждания по чужому миру в чужом теле, но всё-таки этот раз показался особенным. Около монетоприёмника на телефонном аппарате был скол, из-под шершавого оранжевого пластика виднелась полоска стали. Рядом с кнопками остался след от когда-то прилепленной, а потом отскобленной жвачки. На стекле будки проступала процарапанная каким-то терпеливым человеком кривоватая звезда. Всё это существовало само по себе, а не услужливо достраивалось на ходу под всё более пристальным вниманием Яна. Происходившее вообще мало походило на сон – слишком просто, конкретно, без эмоционально и бессюжетно. Как будто подглядываешь в щёлочку за чужим бытом.

Ян вытянул запястье из рукава, украдкой глянул на часы. Центрально-европейское время: одиннадцать часов три минуты ноль секунд.

Если ещё вернусь в то место, подумал Ян, надо будет обязательно попробовать выпечку у горластого мужика… Нет, шутки не получилось. Тёмная медленно расползающаяся по телу тревога – вот, что вышло. Словно от одной утренней проблемы отпочковалась другая, непонятная, и от того ещё более неприятная.

Никогда не надо дёргаться, вспомнил Ян присказку институтского приятеля, придёт время – пускай сами дёргают! В Шереметьево он, конечно, здорово разволновался, но не до галлюцинаций же! Впрочем, Стекляш на крыле самолёта и прогулка в чужом теле по незнакомому городу свидетельствовали об обратном.

Похоже, надо сразу ехать на Остендштрассе, прикинул Ян. Изначально он планировал заскочить на блошиный рынок, к копателям и в антикварный, но сейчас чувствовал, что просто не в силах. Земля, Земля, иду на маяк!

Выход со станции У-Бана [11]11
  U-Bahn – подземная дорога, метрополитен, имеется в большинстве крупных немецких городов


[Закрыть]
«Остендштрассе» располагался прямо в основании жилого дома. Мощёная плиткой пешеходная улочка, чахлые деревья в кадках, однообразные сероватые дома. Ян как-то прикидывал, с каким районом Москвы можно было соотнести здешние места – получалось, что с Черёмушками или Каховкой. Очень старая новостройка, не центр, но и не окраина.

Знакомой дорогой – шагай прямо и не собьёшься! – Ян дошёл до нужного подъезда. Поприпоминав минуту, без ошибок набрал код, поднялся по лестнице на один этаж. Сам не заметил, как заранее начал улыбаться. Кто ходит в гости по утрам… тарам-парам… тарам-парам…

При нажатии кнопки звонка зашёлся в художественном свисте искусственный соловей. На второй трели дверь распахнулась.

– Принц Ойген здесь живёт? – спросил Ян. – Ему посылка от голодающих подданных.

Невысокий сонный парень плотного телосложения окинул Яна скептическим взглядом.

– Вова, меня глючит! – крикнул он через плечо. – Молочка принеси, что ли!

Из кухонного проёма высунулась лохматая кудрявая голова.

– Массовые галлюцинации вызывают неудобные вопросы к вашему поставщику алкогольной продукции, херр Ойген. Давайте впустим этов квартиру и используем как вещдок. А то молока на вас не напасёшься.

– А вам, барин, поклон из Первопрестольной, – обратился к кудрявой голове Ян, понемногу вдвигаясь внутрь. – Передайте, говорят, Вальдемару: мол, помним, скорбим.

– И что, сильно скорбят? – поинтересовался Ойген, он же Женя, забирая у Яна из рук сумку.

– Не то слово! Пепел кончается, скоро нечем посыпать будет.

Ойген отставил сумку подальше в коридор, крепко пожал Яну руку, хлопнул по плечу:

– Привет, гонец с прародины! Да не сотрутся набойки твоих сапог-скороходов!

Вальдемар, он же Вова, вышел из кухни, протянул Яну руку через плечо Ойгена:

– Скорбь утихнет, а радость запомнится! Заходи! Мы к твоему приезду решили сделать русский обед!

По квартире разливался соблазнительный запах борща. Ян скинул ботинки, залез в пакет, выудил красивую фигурную бутылку текилы:

– Пойдёт?

Вальдемар удивился:

– К русскому-то обеду? Разумеется! Сейчас охладим чуть-чуть, пока ты руки моешь…

– Текила-борщ? – мечтательно протянул Ойген. – Бармены Франкфурта киснут от зависти!

Ян прошёл в ванную и сразу замёрз – окно-фрамуга, выходящее на улицу, было распахнуто, а на декоративной маленькой батарее кто-то завернул кран, так что помещение слегка напоминало вытрезвитель.

Фыркнув, полилась вода, закрутились счётчики. Учёт, порядок, нормативы расхода. Ужас. Подставив ладони под теплеющую воду, Ян поймал мурашку и покрылся гусиной кожей. Раз-другой ополоснул лицо, смывая с себя дорогу. Смыть бы ещё и Шереметьево, и оставленную в сейфе папку с деньгами, и вообще… Не хотелось грузить друзей своими заморочками. Ян намылил руки скользким жидким мылом, потом под краном долго оттирал его с пальцев. Непривычно мягкая вода, особенно после Москвы.

В коридоре послышались шаги.

– Ян!!!

Вальдемар обладал голосом повышенной проникающей способности, натренированным на детских утренниках и в неформальных сценических постановках. Раскатистый бронебойный баритон легко преодолевал железобетонные перекрытия, что уж говорить про хлипкую картонную дверь!

– Выручай, слушай! Срочно нужна рифма к слову «лирик»! Может быть, твой незамыленный слух поможет нам подобрать что-то достойное.

– А зачем вам? Рифма – какого назначения?

– Не слышим тебя, – пророкотал Вальдемар. – Чётче артикулируй.

– Я спросил…

– «Клирик» – не предлагать!

Ян ткнулся лицом в полотенце, быстренько промокнул воду, чтоб она не потекла за ворот, и открыл дверь.

Вальдемар стоял напротив, держа в руках две полных ёмкости:

– Ну, за встречу?

– Не остыла ж ещё!

– А это пробничек! Пробничек разрешается и так.

Ян осторожно принял налитую с верхом стопку:

– Вот так: с утра, в коридоре, без закуски…

– Три «нет», по всем пунктам, – Ойген мягким шагом, тоже стараясь не расплескать, подтянулся с кухни.

Принёс блюдечко с очищенным мандарином, горкой маринованных корнишонов и зачем-то тюбиком васаби.

– «Собери лайм из подручных средств»? – уточнил Ян.

– Не придирайся! Итак: закусь есть, в Москве время – два, в Петропавловске-Камчатском – как обычно, а что мы оказались в коридоре – так это уж где пробник застанет. Не зарекайся от встречи с ним, ибо! Ещё вопросы, или чокнемся уже?

– А лайм Грета привезёт, – сладким голосом сказал Вальдемар.

– Я что-то пропустил? – удивился Ян. – А Наташа разве…

– Не за пробником! – строго сказал Вальдемар. – А то у Ойгена аппетит пропадёт.

– Понял!

– Погоди! Пока процесс не затянул нас в темпоральный провал… – Ойген нахмурил брови, – ты сразу скажи, у тебя какие-то конкретные дела намечены, чтоб ко времени?

Ян сосредоточился. Ко времени были только Крутовы. Остальное – по наитию.

– В среду, – сказал он. – Туристов поеду катать. А до этого – так, по мелочи, как пойдёт.

– Вопросов больше не имею!

При соприкосновении сосудов те слегка сообщились, и текила всё-таки просочилась между пальцев.

– Рады тебе, – сказал Ойген.

– Превзаимно! – ответил Ян, осторожно выдыхая.

– Ну, чего встали в коридоре? – возмутился Вальдемар. – На кухню или в комнату?

В гостиной доминировал длинный чёрный диван, больше похожий на офисный атрибут, чем на что-то домашнее. Противоположную дивану сторону комнаты занимала заслуженная гэдээровская «стенка». Ойген снял квартиру без меблировки, и она с миру по нитке постепенно заполнилась, чем заполнилась.

– Задача следующая, – объяснил Вальдемар. – Мы тут долго обсуждали, чего нам, понаехавшим с Востока, не хватает в Неметчине, чтобы наконец-таки почувствовать себя здесь как дома.

– Да! – авторитетно подтвердил Ойген и вышел.

– Всё, вроде, есть: жильё, работа, компания, вот и паспорта уже даже получили, и имена как у бундесов, а что-то не то, какой-то некомплект. Ну, мы провели мозговой штурм…

– …и поняли: нужен герб! – Ойген вернулся с початой бутылкой «Столичной».

Тут же пояснил:

– Из морозилочки.

– Представляешь, Ян, – Вальдемар мечтательно повёл дланью, – входишь в нашу хрущёвку, поднимаешься к нашей двери, а над ней – герб! Сразу понятно становится: не абы кто тут живёт. Люди с родословной, с корнями. Не баронеты, конечно, но и не гастарбайтеры какие-нибудь.

– Начинаю понимать, куда рифма, – кивнул Ян.

Выпили. Встряхнулись.

– Она быстро закончится, – утешил всех Ойген, – а потом будет вкусная текила.

– В середине – как положено, символика: для меня – театральная маска, а что для Женьки – пока в обсуждении. Предлагали модем – не хочет. Предлагали сноп проводов с разъёмами – не угодишь! А вокруг лента вьётся, а по ленте – стихи. Первую строчку уже придумали: «Казахский физик и молдавский лирик…», а дальше никак. Надо же достойно завершить, и буквами такими а-ля готик написать.

– Какой «готик», когда всё по-русски? – уточнил Ян, забирая с блюдца последний корнишон.

– Их проблемы, – отрезал Ойген, – если прочесть не смогут. Мы же старались! И ещё: сверху часы, а на них – без пяти одиннадцать!

– А это почему?

– Ну, забыл, что ли? Мы же познакомились на бензоколонке! Стоим такие, я впереди, Вова чуть сзади, волнуемся, что в одиннадцать перестанут бухло продавать, здесь же орднунг, всё минута в минуту, а передо мной югослав, и какая-то у него ерунда там, типа за полный бак дали мало наклеек – знаешь такие, как марки, собираешь на карточку, а потом бонусы всякие – короче, перекрыл очередь наглухо! А мне ребята с Бремена звонят, наши, семипалатинские, но правильные такие казадойчи, [12]12
  В русскоязычной Германии – шутливое прозвище казахских немцев


[Закрыть]
всё по-немецки, и я с ними так же. Предлагают гешефт – то ли мутный, то ли сами не понимают, чего хотят. Отошёл я, короче, на шаг, и говорю им: мать вашу, пацаны, ну вы что тупите-то? А сам показываю тем, кто за мной в очереди – проходите, мол, разговариваю пока! Вова, значит, кладёт югославу руку на плечо и говорит: братушка, погоди с бонусами, а? Без пяти, закроют же сейчас!

– В общем, я бутылку купил, – подытожил Вальдемар, – а Женя не успел со своими гешефтами. Ну, не пропадать же человеку! Предложил ему преломить хлеба и питьё, пришли сюда. А я же тогда как раз жильё искал с кем-нибудь пополам…

– Да нет, слышал я вашу историю, – подтвердил Ян. – Просто она каждый раз новая, люблю следить за метаморфозами.

– Вот поэтому на часах без пяти одиннадцать, – сказал Ойген. – А также, потому что это как бы лёгкий левый уклон. Обеими стрелками. Чуть-чуть такой, без экстремизма.

– А с двух сторон герба – колосья, – добавил Вальдемар. – Чтобы всё по-настоящему.

– Наш ниспровергатель основ, – покосился на него Ойген, – поставил тут себе на звонок гимн Советского Союза. Полифония, конечно, так себе, но всё равно – узнаваемо. Во Франкфурте мало кто врубается, зато в Берлине – видел бы ты, как старушки шарахались!

– Хочешь послушать? – обрадовался Вальдемар, ища по карманам телефон.

– Давай, – согласился Ян.

– Вов, – Ойген аккуратно разлил по половинке.

– М? – отозвался тот, погрузившись в меню.

– А мне одному кажется, что нашего гостя гнетёт тяжкая кручина?

– Ага, в смысле, нет, не одному. Вот он сидит весь такой улыбчивый, а сам себе тихонько только и думает, как бы нас ненароком своими хлопотами не опечалить.

– Рассказывай давай, – велел Ойген.

Тут уж было не отказаться!

А потом остыла текила и доварился борщ, и комбинация этих компонентов превзошла все ожидания. И начало вечереть, и благодаря стараниям друзей Яну стало казаться, что горе – не беда. Уговаривать себя в таком ключе он мог бы и сам, а вот чтобы в это поверить – тут, конечно, понадобилась серьёзная дружеская поддержка.

Обсудили ситуацию так и эдак, прокрутили возможные варианты развития событий. Выходило, что надо просто подождать, пока Виталий даст зелёный свет на возвращение. Ну не в казённый дом же Яна определят за его страшные прегрешения! Подумаешь, собрал конверты! Все так делают, и никого ещё не расстреляли, что уж там. Вроде, Ян и сам всё это знал, однако стало ощутимо легче.

Потом Ойген поведал трагическую историю «про Наташу» – Ян и Вальдемар единогласно постановили, что всё к лучшему. Тем более, что на горизонте появилась загадочная Грета из Ганновера, без пяти минут психотерапевт, вопреки имени вообще не немка, а вполне наша, и, кстати, симпатичная на грани безупречной красивости! Ойген, что называется, считал часы и минуты до её завтрашнего приезда.

– Он даже всё пропылесосил! – сообщил страшную тайну Вальдемар. – А у нас интернет накрылся, так из Женькиного телефона эсэмэски уже на ковёр сыплются.

– Завтра будем лепить пельмени! – безапелляционно заявил Ойген. – Нужно произвести впечатление, что мы не пьянь какая-нибудь, а домовитые домохозяева с серьёзным подходом к домоводству.

– Какая ещё пьянь, скажешь тоже! – бодро завозмущались остальные.

– Мне сон был, – сообщил Ойген. – Про Ганновер!

– Ого, – оценил Вальдемар.

– А мне тоже снился город сегодня, – сказал Ян. – Только не знаю, какой. Зато я звонил по телефону в Кёльн.

– Почему в Кёльн?

– Потому что номер запомнил.

Друзья потрясённо замолчали.

– Я правда запомнил! Все цифры!

– Гонишь, – сказал Вальдемар. – А номер знакомый? Или похож на что-то?

– Первый раз вижу.

– Ян! – Ойген с трудом выдернул себя из дивана и поднялся в рост, крепко держась за рюмку. – Ты соприкоснулся с матрицей своего подсознания! Это очень ответственный момент! За новую веху в жизни!

И махнул в одиночку, присоединиться никто не успел.

– Что за матрица подсознания? – спросил Ян, собирая корочкой хлеба свекольный осадок со стенок пустой тарелки.

– Не торопись! Сейчас объясню. У меня есть хобби. Я собираю не туда попавших. Понимаешь?

– He-а, – честно признался Ян.

– Наоборот, – подсказал Вальдемар.

– Да. Не так. Наоборот, – длинные фразы давались Ойгену уже через силу. – Когда звонят. Позовите – кого там? – Ганса, к примеру. А Ганса тут нет. А я всегда спрашиваю: вы какой… номер набираете? Нету Ганса тут. Просто ошибка. Лишняя цифра. Или кнопка не нажалась какая-нибудь. Или запала и два раза набралась. Там разные варианты. Можно цифры местами перепутать. Можно промахнуться. По-всякому.

– Отдохни, – пощадил Ойгена Вальдемар, – я дальше расскажу. В общем, Женька стал собирать все такие звонки – записывать номера. В одной-двух цифрах от нас чего и кого только нету. Набери вместо первой тройки четвёрку – попадёшь в морг!

– Замечательно, – согласился Ян.

– Меняем последние две цифры – там живёт Лейла, ей полгорода звонит. Устали отбиваться. А если семёрку случайно нажать два раза, то можно послушать прикольный автоответчик: «Сунешься ещё раз, мерзавец – скажу брату, он тебе мозги вышибет!» Круто, а? Наш Женька, как человек творчески-технический, стал все результаты заносить в «матрицу присутствия». Вариантов ошибки, конечно, огромное количество, но так даже интереснее – коллекция никогда не заполнится до конца! Теперь мы знаем уже полсотни соседей по цифрам. Пойдём, покажу!

Путь до двери в спальню стал ощутимо длиннее, но они успешно преодолели штормящее пространство и заглянули внутрь. Всю стену в изголовье двуспальной кровати заполняла сложная паутинная схема, узлы которой были размечены цифрами и не всегда разборчивыми надписями.

– Преклоняюсь перед техническим гением! – сказал Ян.

Бессмысленные и глобальные проекты всегда его впечатляли.

– А ты позвонил уже? – спросил Вальдемар.

– Куда?

– В Кёльн, куда ещё?

– Зачем?

– У меня нет слов! – Вальдемар отлучился в коридор и притащил треснутый аппарат на длинном перемотанном изолентой шнуре. – Твоё подсознание выдало тебе важную информацию! На блюдечке с котомочкой… с койоточкой… короче, бери и звони!

Ян подумал, что наверняка забыл эти цифры. Усталость, алкоголь… Как бы не так! Комбинация так и стояла у него перед глазами. Вот Ян-не-Ян снимает трубку, протягивает палец…

– Не томи уже! – захныкал Вальдемар.

Ян прижал динамик к уху. Вслушался в писклявый гудок. Невинная затея почему-то вызывала беспокойство. Ему не хотелось набирать этот номер.

– Забыл всё-таки? – огорчился Вальдемар.

Ойген расползся по дивану и спал с открытым ртом.

– Ничего я не забыл, – немножко сердито ответил Ян, быстро нажимая кнопки.

И вздрогнул, когда на том конце сняли трубку…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю