Текст книги "Родники мужества"

Автор книги: Иван Выборных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Конечно, не очень-то удобно поучать командира полка в присутствии его комбатов. Но и мириться с таким шапкозакидательским настроением подполковника тоже было нельзя. Поэтому я, подчеркнув, что каждый из собравшихся здесь должен четко выполнять все приказы и распоряжения своего командира полка, в то же время указал, что с взятием двух названных высот бой за Севастополь далеко не закончится. Своей кульминации он достигнет именно в городе, где враг будет упорно защищать каждый дом, каждую улицу. Потому-то и надо готовиться к бою со всей ответственностью, не надеясь на легкий успех.

Смотрю, подполковник Серин потупился смущенно. «Ничего, – думаю, – переживешь. Зато в следующий раз не будешь настраивать подчиненных командиров на бой-игру. Это же может в большую кровь вылиться». [95]

А теперь хочется сказать несколько слов о штурмовых группах. Необходимость их создания, понятное дело, вызывалась спецификой предстоящих боевых действий. Ведь мы готовились вести их на сильнопересеченной местности, против оборонительных заслонов врага, сведенных в цепь опорных пунктов. И здесь просто необходимо было иметь сильные, но в то же время и мобильные ударные подразделения, способные действовать как в составе своих полков, так и в отрыве от них, самостоятельно.

Штурмовые группы были незаменимы и в уличном бою. Ведь здесь масса войск могла бы создать только тесноту, скученность, привести к лишним потерям. А штурмовая группа легче управляема, гибка, способна незаметно просочиться там, где полк и даже батальон вряд ли пройдут без острой и затяжной схватки.

Из каких же сил состояла эта группа? Как правило, в нее входила стрелковая рота со средствами усиления: саперными отделениями, расчетами станковых пулеметов и противотанковых орудий, связистами, санитарами. Главная ставка здесь делалась на легкую артиллерию, ибо орудия приходилось перекатывать только на руках. Но эти орудия могли вести борьбу и с танками, и с долговременными огневыми точками.

Следует сказать, что каждая штурмовая группа получала и красные флаги. Они предназначались для водружения на отбитых у врага господствующих высотах, на крышах городских зданий – словом, повсюду, где наши бойцы добивались успеха. А сам вид развевающихся флагов, естественно, вдохновлял воинов на новые ратные подвиги.

Перед началом штурма Севастополя в войсках армии царил необычайно высокий патриотический подъем. Везде проходили партийные и комсомольские собрания. Десятки, сотни бойцов изъявляли желание стать коммунистами или членами ВЛКСМ. И лучшие из лучших удостаивались этой чести.

В полки и дивизии армии и нашего корпуса приехали представители прессы. По этому поводу, помнится, у меня с генерал-майором Д. И. Станкевским произошел даже такой разговор:

– Сущая беда, товарищ полковник, с этими корреспондентами, – жаловался комдив. – Лезут прямо в огонь. Непременно, видите ли, им надо в бою лично участвовать. [96]

А я ведь за них в ответе. Может быть, хоть вы, товарищ полковник, на них как-то подействуете?

– Тут уж ничего не поделаешь, – пожал плечами я. – Корреспондент имеет законное право, даже обязанность, писать о том, что видел сам. С чужих слов вряд ли правдоподобно получится.

Словом, вопрос, поднятый комдивом, так и остался открытым. Больше того, следовало не опекать корреспондентов, а, напротив, всеми силами помогать им. Пусть славят героев Крыма.

Кстати, двое наших гостей были из газеты «Правда». Это Леонид Соболев и Иван Золин. Армейская газета тоже была представлена в корпусе двумя своими корреспондентами – Алимом Кешоковым и Кайсыном Кулиевым. Как и правдисты, они мечтали войти в Севастополь вместе с передовыми частями. И вошли. Но, к сожалению, не все. Во время штурма Сапун-горы один из них – Кайсын Кулиев, был ранен в ногу и его пришлось эвакуировать в тыл.

Но об этом рассказ еще впереди. А пока... Пока правдист Иван Иванович Золин сидел в одном окопе с пулеметчиком Кузьмой Москаленко и торопливо записывал в блокнот воспоминания последнего о том, как он еще в сорок втором сражался на этих высотах, защищая Севастополь. А вот сейчас вернулся, чтобы освободить его.

* * *

И вот наступил день 7 мая 1944 года. С утра мощная артиллерийская канонада сотрясла вокруг и воздух и землю. Вражеские позиции сразу же заволокло дымом и пылью. Над нашими боевыми порядками тут же пронеслись эскадрильи краснозвездных штурмовиков. Они тоже начали обрабатывать передний край обороны гитлеровцев...

В назначенный час в зенит рванулись сигнальные ракеты. Вскипело многоголосое «ура». Наши полки и дивизии двинулись вперед.

Казалось, после такого огненного ада они не встретят особого сопротивления. Но, видимо, крепко сработали фашисты свои доты и дзоты. Ожили их пулеметы, подали голос орудия и минометы. Штурмующим батальонам вскоре пришлось залечь.

Создалось критическое положение. Ведь любое промедление грозило новыми неоправданными потерями. Это хорошо [97] понимал и командир 1166-го полка подполковник А. П. Чистяков, батальоны которого штурмовали Сапун-гору. А вот теперь залегли перед ней.

Опасную заминку заметили и на КП дивизии.

– Чистяков! – крикнул в трубку генерал Станкевский. – Почему залегли? Вперед, немедленно вперед!

Голос комдива будто подхлестнул подполковника. Решение пришло мгновенно. Схватив автомат, Чистяков по ходу сообщения бросился в батальон, который находился на самом острие атаки.

Здесь бойцы торопливо орудовали лопатами, окапываясь. Казалось, под таким плотным огнем их просто невозможно оторвать от земли.

Но вот среди них показалась высокая стройная фигура их командира полка. Не кланяясь пулям, он бросился вперед, крикнув на бегу:

– За Родину! Ура-а!

Его клич тут же подхватили бойцы батальона. Они дружно поднялись и ринулись за подполковником. Теперь уже ничто не могло остановить их...

Вот Чистякова обогнал красноармеец Кузьма Москаленко. В его руках уже не пулемет, а развевающийся на ветру красный флаг. Его он должен водрузить на вершине горы. Должен! Но... Москаленко вдруг покачнулся и упал, выронив флаг. Но его древко тут же подхватил бежавший рядом красноармеец Агапов. Пуля нашла и его – он был ранен. Однако флаг продолжали нести к вершине. Его передавали из рук в руки, его рвали пули и осколки, но он по-прежнему гордо реял впереди наступающих цепей. И ни один из бойцов не хотел отстать от красного стяга, он вел их к вершине Сапун-горы...

В этом бою не раз отличался уже знакомый читателю комбат X. Гатажоков. Вместе со своими бойцами он врывался во вражеские траншеи, огнем из автомата и гранатами разил гитлеровцев. Следуя примеру любимого комбата, чудеса отваги и мужества проявляли и бойцы.

Вот, например, как описал один из подвигов, совершенных при штурме Сапун-горы, Леонид Соболев в своей статье «Дорогами побед». Она была напечатана в «Правде» 13 мая 1944 года. В ней говорилось: «Высота безымянная, расположенная возле Сапун-горы, встречала батальон жестоким огнем. И там, спасая от него товарищей, ринулся на амбразуру дота красноармеец Н. А. Афанасьев. [98] Он был убит, но тело героя закрыло амбразуру, и рота прорвалась».

И подвигов, подобных этому, в те дни было совершено немало.

Высота Сахарная головка... Ее штурмовали подразделения 263-й стрелковой дивизии генерала А. И. Пыхтина. И в частности, батальон 995-го стрелкового полка.

...Яростный огонь врага заставил бойцов снова залечь. И тогда вперед рванулся красноармеец Басан Бадминов. Где ползком, а где и короткими перебежками, укрываясь за валунами, усеявшими склон высоты, он все ближе и ближе подбирался к вражескому дзоту.

Вот до амбразуры, из которой яростно строчил пулемет, осталось метров пятнадцать, не больше. Басан чуть привстал и швырнул в нее связку гранат. Но одновременно и сам упал: фашистская пуля в последний момент сразила героя. Но путь батальону был открыт...

– Фактов героизма у нас много, – докладывал мне потом начподив 263-й стрелковой дивизии полковник Д. Я. Артюхин. – И заметьте, подвиги совершают воины многих национальностей.

И рассказал несколько таких случаев.

...До траншей противника оставалось всего каких-то 90–100 метров. Нужен был еще один бросок, один рывок, и судьба боя будет решена. Но слишком уж плотен пулеметный огонь. Даже головы не поднять...

Но вот из залегшей цепи во весь рост встает красноармеец казах Бекеш Тайшинов. С криком «Ура!» он бросается вперед. И этого оказалось достаточно, чтобы воины, презирая смерть, дружно последовали за героем. Траншеи наши!

...Во время одной из атак тяжелое ранение получил узбек Хайдер Хосянов. Но герой не покинул поле боя, а дрался с врагом до тех пор, пока не потерял сознание. Уже раненный, он уничтожил из автомата несколько фашистов.

Такими воинами можно было только гордиться.

* * *

Фронтовая дружба... Высочайший смысл заключен в этих словах. Это трудно описать. Это надо видеть. Видеть, как из одной фляги целый взвод утолял жажду на Сиваше. Как одну цигарку курили пять, а то и шесть человек. [99]

Как ели бойцы из одного котелка. И как отдавали свою жизнь за товарища.

Один из штурмовых отрядов был у нас полностью комсомольским. Командовал им башкир капитан Иван Григорьевич Подольцев. Храбро воевало это подразделение.

В период боев за Севастополь штурмовому отряду капитана Подольцева была поставлена задача во что бы то ни стало занять одну из высот, которая, главенствуя над местностью, использовалась гитлеровцами для сдерживания наступления едва ли не всей 263-й стрелковой дивизии.

Задача была не из легких. Ведь высота даже на первый взгляд представляла собой довольно крепкий орешек. Опутанная многоярусными рядами колючей проволоки, утыканная огневыми точками врага, она к тому же была защищена и довольно плотными минными полями.

Но приказ есть приказ. Его нужно выполнять.

Первое, что сделал Подольцев, это вызвал саперов и приказал под покровом темноты обезвредить мины и проделать проходы в проволочном заграждении. Затем штурмовики с приданной им батареей 45-мм пушек тихо вошли в эти проходы и обрушили на врага неожиданный удар. Гитлеровцы в панике бежали с высоты.

Но с рассветом фашисты решили выправить создавшееся положение. Они бросили на закрепившуюся на высоте штурмовую группу капитана И. Г. Подольцева четыре танка и до батальона пехоты. Завязался жаркий бой. Артиллерийский расчет в составе комсомольцев Н. Кузнецова, В. Глазова и С. Акельжанова первым открыл огонь по фашистским бронированным машинам.

Сразу же загорелось два вражеских танка. Остальные, не выдержав поединка с советскими артиллеристами, попытались было повернуть назад, но тоже были подбиты. Пехота же, оставшись без поддержки танков, залегла. И тут наши бойцы, ведомые членом ВЛКСМ лейтенантом В. Карповым, ринулись в контратаку. Гитлеровцы дрогнули, начали поспешно отступать. И больше уже не делали попыток вернуть высоту.

Но это, так сказать, хроника боя. А если более детально...

...Даже раненые здесь не выпускали из рук оружия. А один из них, комсомолец И. Дроздов, раненный в бедро, подполз к пулемету, расчет которого был выведен из [100] строя, и открыл по гитлеровцам губительный огонь. 50 фашистов нашли в этом бою смерть от метких очередей отважного воина.

Не менее мужественно сражались и остальные бойцы штурмовой группы. Во время контратаки особенно отличились такие комсомольцы, как Г. Конюкан, С. Акельжанов, X. Чистоклетов и В. Бельский. Действуя штыком и прикладом, они в рукопашной схватке уничтожили более 20 гитлеровцев и захватили исправный пулемет.

Отбив атаку врага на высоту, штурмовая группа капитана Подольцева вскоре ворвалась на городскую окраину. И тут в районе вокзала фашисты снова предприняли против нее мощную контратаку. Погиб И. Г. Подольцев. Ранен командир одного из взводов лейтенант В. Карпов. Командование взводом взял на себя старший сержант С. Акельжанов.

Этот молодой комсомолец-казах в недалеком прошлом был хорошим разведчиком. Имел на счету 4 захваченных в плен «языков». Грудь отважного воина уже тогда украшали орден Красного Знамени, два ордена Красной Звезды, орден Славы третьей степени и многие медали. Возглавляемый им взвод нанес немалый урон фашистам.

А при штурме высоты Сахарная головка отличился автоматчик из 997-го стрелкового полка Михаил Буряк. Когда огонь двух фашистских пулеметов преградил путь его батальону, Михаил, умело используя каждую складку местности, пополз вперед и гранатами подорвал их. Затем, первым ворвавшись во вражескую траншею, уложил из автомата еще около десятка гитлеровцев. Всего же в этом бою Буряк записал на свой личный счет 23 фашиста.

* * *

Итак, несмотря на ожесточенное сопротивление гитлеровцев, наши войска не только выбили их с гряды высот, охраняющих подступы к Севастополю, но и ворвались на окраины города. В стане врага вспыхнула паника. Вот, например, какими докладами немецких офицеров своему высшему командованию был в те дни буквально заполнен эфир:

«Нужны подкрепления. В батальоне осталось двадцать человек!..»

«Русские врываются в третью траншею!..»

«Фланг открыт... Подразделения неуправляемы!..» [101]

Эти доклады перехватили, подключившись в радиосеть противника, капитан А. Федин и радист М. Герасимов.

В этой обстановке командующий армией генерал Я. Г. Крейзер приказал генералу К. П. Неверову, командиру находящегося во втором эшелоне 10-го корпуса, немедленно вступить в бой, чтобы максимально развить успех, достигнутый передовыми соединениями.

Почти одновременно была введена в бой и 279-я стрелковая дивизия В. С. Потапенко. Она также находилась во втором эшелоне, но не армии, а 1-го гвардейского корпуса.

Бои разгорелись с новой силой. В этот период особенно отличилась 2-я рота 1001-го полка, которой командовал старший лейтенант Г. И. Бирюков. Одной из первых ворвавшись на окраину Севастополя, она, завязав уличные бои, уничтожила 130 фашистских солдат и офицеров, а 50 взяла в плен. В качестве трофеев ротой было захвачено 6 вражеских пушек, 4 миномета, 8 пулеметов, 2 склада с продовольствием и фуражом, а также склад с боеприпасами.

В конце концов враг не выдержал нашего натиска и начал поспешно отступать в сторону Херсонеса. Побудило его к этому опасение оказаться в окружении. Ведь с выходом войск 1-го гвардейского стрелкового корпуса к бухте Южная, с которым тесно взаимодействовали части 263, 346 и 279-й дивизий, это стало едва ли не реальностью.

Кстати, прорыв 1-го гвардейского корпуса к бухте Южная значительно облегчил действия 2-й гвардейской армии в Бертеневке, северной части Севастополя.

Да, шли кровопролитнейшие бои. А вокруг, несмотря на войну, бушевала крымская весна. Ведь было уже начало мая, период цветения. И мириады опавших белых, розовых и желтых цветочных лепестков ложились на землю, кружились над склонами гор, устилали свежие холмики братских могил. И нес ветерок пьянящий аромат горных трав и прогретой земли.

И бывало, что, готовясь к очередному броску в атаку, потянет носом боец этот аромат, крякнет умиленно и расслабленно, прижмурит глаза. Но тут же замотает головой, отгоняя от себя невоенное наваждение. Рано, рано расслабляться. Воевать еще да воевать! [102]

И рвались войска к морю, гудели дороги, ревели моторы самолетов, оглашались горы и долы раскатистым грохотом пулеметных очередей, уханьем пушек. Такими и остались в моей памяти заключительные дни боев в Крыму: грохот, гул, прогорклый запах пороха и вместе с тем ослепительно яркое солнце, цветение земли, бездонная лазурь неба и моря.

Севастополь был очищен от немецко-фашистских захватчиков 9 мая 1944 года. Но на этом бои за освобождение Крыма не закончились. Остатки 17-й гитлеровской армии сгрудились на его юго-западном мысе – у Херсонеса. Там врагом еще раньше была создана оборонительная линия, которую он называл эвакуационным обводом. Здесь-то противник и попытался задержать продвижение наших частей и соединений.

Одновременно сюда, к Херсонесу, срочно стягивались все его морские транспортные средства, чтобы в последний момент забрать остатки разбитой 17-й армии и переправить их через море. Но суда, стянутые к Херсонесу, так никуда и не ушли. Большинство из них были потоплены кораблями Черноморского флота, действия которых активно поддерживала и морская авиация.

Что же касается остатков 17-й немецко-фашистской армии, то с ними покончили части и соединения Приморской армии, с которой тесно взаимодействовал 10-й стрелковый корпус нашей армии. Таким образом, спустя всего три дня после освобождения Севастополя на Крымском полуострове не осталось ни одного вражеского солдата.

* * *

...Севастополь праздновал свое освобождение. Горожане, как исстари водится на Руси, встречали долгожданных советских воинов хлебом-солью. Не знаю, каких усилий им стоило отыскать эти столь драгоценные по военному времени продукты, но и хлеб и соль все-таки были.

Их несла на чистом рушнике немолодая уже женщина, из-под платка которой выбивались пепельно-седые волосы. Она шла впереди огромной массы людей. И пусть хлеб у нее в руках был далеко не сдобным, а соли и была-то всего одна щепотка. Но, право же, мне не доводилось еще видеть человека более растроганного, чем командир полка подполковник Л. И. Серин. Ведь именно ему выпало принять этот приветственный старорусский дар. [103]

– Спасибо, родные, безграничное спасибо! – произнесла женщина, протягивая хлеб-соль и склоняя голову. Хотела еще что-то сказать, но Серин обнял ее, бережно поцеловал в морщинистую щеку.

– И вам, мамаша, великое спасибо! – с волнением выдавил он из непослушных губ. – Спасибо и вам, люди добрые! И... простите. Простите, что мы раньше не пришли. Знаем ведь, как вам тут пришлось...

Да, в Крыму фашисты похозяйничали основательно. Помнится, пользуясь выпавшим нам как-то свободным временем, мы решили устроить поездку по крымскому побережью. Побывали в Гурзуфе, Ялте, Алупке... И немало наслышались здесь о «делах» гитлеровских оккупантов. Так, все здравницы, в которых перед войной отдыхали советские трудящиеся, были отданы в полное ведение фашистских офицеров, а многие крымские дворцы стали собственностью приближенных фюрера.

Но теперь все вновь вернулось к своим законным хозяевам – рабочим, колхозникам, интеллигенции Советской страны. Верилось, что на этих лазурных пляжах вскоре вновь зазвенят голоса счастливой пионерии, вспыхнут костры Артека.

Конечно, многие санаторные здания лежали тогда в руинах, зияли проломами мертвые лечебные корпуса. Но мы знали, что придет время и они поднимутся из руин. Главное ведь то, что золотой крымский берег, вот это синее море снова наши!

И мы гордились тем, что свершили. Верили, наш народ по достоинству оценит подвиг своих сыновей, вернувших Родине Крым.

Так оно и случилось. Уже после войны на Сапун-горе взметнулся ввысь обелиск Славы, на граните которого золотом высечены такие слова:

Слава вам, храбрые, слава, бесстрашные,

Вечную славу пост вам народ.

Доблестно жившие, смерть сокрушившие,

Память о вас никогда не умрет...

Но это будет. А пока еще шла война... [104]

Глава четвертая.

В состав 1-го Прибалтийского...

Итак, 17-я армия вермахта перестала существовать. На крымскую землю пришел долгожданный мир. Вернулись к своим обычным делам органы Советской власти, приступили к работе военные комиссариаты. К ним сразу же потянулись длинные очереди мужчин призывного возраста. Натерпевшись лиха за время вражеской оккупации, люди изъявляли горячее желание стать в строй, чтобы с оружием в руках мстить ненавистным гитлеровцам за все их злодеяния.

Наши командиры также помогали военкомам в организации призывных комиссий, медицинских пунктов, в распределении новобранцев по воинским частям.

Забот с пополнением хватало. Ведь в подразделения подчас поступали сугубо штатские люди. Большинство из них не имели ни малейшего представления о военной службе, не знали, как пользоваться оружием, эксплуатировать боевую технику. И наша задача состояла в том, чтобы в предельно сжатые сроки привить молодым бойцам необходимые навыки, хотя бы первоначально подготовить их к предстоящим испытаниям.

С этой целью командование, штаб корпуса в срочном порядке организовали в полках инструктажи командиров батальонов, рот и взводов. С ними была отработана единая методика занятий, доведены до них схемы тренировок. Внимание командиров, кроме того, обратили на необходимость подбора знающих свое дело, требовательных сержантов, тех, которые могли бы научить своих новых подчиненных умелым действиям на поле боя.

Свое совещание провели и мы, работники политотдела корпуса. На нем решили привлечь к разработке тематики [105] политических информации и бесед таких опытных пропагандистов, как майоры Г. Здюмаев, Н. Гуля, подполковники Н. Птецов и И. Писарский. В план агитационно-массовых мероприятий включили беседы об успехах советских войск в операциях 1943–1944 годов, о разгроме немецко-фашистской группировки в Крыму, о замечательных делах тружеников тыла, обеспечивающих армию и флот всем необходимым для боя. Большое внимание было обращено и на доведение до воинов всех фактов зверств фашистских оккупантов на крымской земле. К этим беседам привлекли очевидцев, чудом уцелевших от расправ. И надо сразу отметить, что их рассказы производили на бойцов глубокое впечатление, пробуждали в сердцах жгучую ненависть к врагу, поднимали боевой дух.

И пожалуй, не было ни одного занятия или политической информации, на которых бы новобранцам не рассказывалось о славных боевых традициях их полка, батальона, роты и даже взвода, отделения. Назывались имена героев, раскрывались совершенные ими подвиги.

Нередко перед слушателями выступали и сами отличившиеся в боях воины. На личном примере они довольно убедительно показывали, на что способен храбрый, умелый и дисциплинированный красноармеец.

В трудах и заботах время летело очень быстро. Ведь, бывало, только встанешь, и сразу же в машину. Так целый день и мотаешься по дивизиям и полкам. Подчас и о еде не вспомнишь. Ибо сосала душу постоянная тревога: как бы не расслабились люди. Ведь сейчас выстрелов нет, бомбежки тоже. Вокруг тишь да покой. К тому же и солнышко пригревает. Море ласковое рядом. В этих условиях недолго в эдакое отпускное состояние впасть. Дескать, отосплюсь, отгуляю за все лишения, пережитые на сивашском плацдарме...

Что греха таить, некоторые поддавались этому настроению. И бойцы, и даже командиры. И нам, политработникам, в тесном содружестве с командирами приходилось время от времени изгонять из душ людей расслабленность, тыловое настроение, заставлять проводить занятия без послаблений и упрощенчества, с полной отдачей.

Ну а в свободное от занятий время... Здесь тоже не было места скуке. Мы демонстрировали воинам кинофильмы, организовывали спортивные соревнования, беседы [106] и лекции. Словом, нам удалось сохранить в подразделениях порядок и высокую организованность, наладить качественное проведение боевой учебы.

А между тем сводки Совинформбюро доносили до нас все новые и новые радостные вести с фронтов. Мы внимательно слушали их, и каждый мысленно задавал себе один и тот же вопрос: а когда же наступит наш черед?

И он, этот черед, наступил. Случилось это в начале июля. Первым делом в составе нашего корпуса произошли некоторые изменения. Так, 33-я гвардейская стрелковая дивизия, прошедшая вместе с нами через весь Крым, была вновь отозвана в подчинение 2-й гвардейской армии. Остальным же корпусам и дивизиям приказали погрузиться в вагоны и быть готовыми совершить марш по железной дороге. Куда? Об этом мы могли лишь догадываться. Пункт назначения держался пока в строжайшей тайне.

* * *

Два эшелона, вместившие в себя штаб корпуса и связанные с ним службы, двигались несколько в отрыве от основной массы войск. Вскоре они втянулись на территорию Украины. Но здесь не задержались, а повезли нас дальше, к северу. Из всего этого мы сделали соответствующие выводы и перестали вглядываться в топографические карты, на которых были отмечены южные фронты. Наш пункт назначения был, выходит, где-то дальше, севернее.

Шли дни. А эшелоны по-прежнему грохотали по стальным путям. Не тратя времени даром, мы прямо на ходу проводили в вагонах партийные и комсомольские собрания, заседания парткомиссий, на которых рассматривали дела о приеме в партию новых членов. Нам очень хотелось еще до начала боев создать полнокровные парторганизации в каждом подразделении, провести с парторгами рот семинары.

Каждое утро в вагонах, где следовал личный состав, проводились и политические информации, на которых командиры и бойцы знакомились с последними событиями на фронтах, с внутренним и международным положением нашей страны.

Затем следовали два часа чисто боевых занятий. В течение их воины изучали материальную часть и тактико-технические данные своего оружия, теоретически знакомились [107] с правилами ухода за ним в полевых условиях. Эти занятия были особенно нужны молодым солдатам-крымчанам, которые пока еще не имели боевого опыта.

И вот наконец войска прибыли в свои районы выгрузки. Что касается управления корпуса, то наши эшелоны выгрузились под Витебском.

Прямо со станций дивизии своим ходом направлялись к линии фронта. Предстояло совершить 400-километровый марш и уже 18 июля быть в местечке Утена, что на территории Литвы.

Это расстояние части и соединения корпуса преодолели ровно за десять суток. В иные из них бойцам и командирам приходилось отмерять по пятьдесят и более километров. Это, естественно, стоило им неимоверного напряжения сил. И думается, в успехе марша не последнюю роль сыграла и проведенная нами подготовка к нему. Мы, политработники, сумели-таки пробудить в сердцах воинов высокий порыв, немало сделали для укрепления дисциплины в подразделениях, организации взаимовыручки. Потому-то в период этого перехода у нас не было отставших подразделений, даже отдельных бойцов. Наиболее закаленные воины помогали своим молодым сослуживцам обрести так называемое второе дыхание, нередко брали у них оружие, вещмешки, давая товарищам возможность отдохнуть и перебороть переутомление.

Двигались мы большей частью ночами, строго соблюдая при этом меры светомаскировки. Политработники не подкачали и здесь. Они снова и снова объясняли бойцам необходимость строгого соблюдения дисциплины марша, рассказывали, к чему может привести даже короткая вспышка фары. И получалось, что на десятки километров растягивались колонны, а бросишь взгляд вдоль них – ни одного высверка, ни одного огонька цигарки. И только на привалах, набросив на головы плащ-палатки, воины позволяли себе сделать одну-две торопливые затяжки.

Объективности ради следует сказать, что вражеская авиация донимала нас не очень-то сильно и во время дневных переходов. Налеты, правда, были, иногда довольно интенсивные. Но наши зенитчики давали врагу достойный отпор.

Разведывательные же самолеты, так называемые «рамы», висели в небе постоянно. Но на них мы почти не обращали внимания. [108]

На исходе десятых суток прибыли наконец в заданный район сосредоточения. И сразу же получили приказ командующего 1-м Прибалтийским фронтом генерала армии И. X. Баграмяна, согласно которому мы должны были уже в ночь на 20 июля сменить войска генерала А. П. Белобородова и занять участок фронта, ограниченный на правом фланге Салос-озером и населенным пунктом Ильчис, на левом – поселком Шишкиняй и озером Рубиняй. С этого-то рубежа 51-я армия и должна была, развивая успех уже имеющегося прорыва, к исходу 22 июля освободить город Паневежис, после чего наступать на Шяуляй.

* * *

Боевые действия, которые вели в тот период войска 1-го Прибалтийского фронта, имели большое оперативно-стратегическое значение. Вот что скажет о них позже германский генерал Ганс Фриснер в своей книге «Проигранные сражения». В ней автор приводит доклад фюреру в связи с продвижением советских войск в Прибалтике:

«Обстановка на фронте группы армий «Центр» уже позволяет говорить о серьезной угрозе южному крылу группы армий «Север». Противник всеми силами будет пытаться сохранить прежнее направление удара – на Ригу. Это практически означает, что группа армий «Север» будет изолирована. Противник уже сейчас ведет наступление крупными силами на второстепенном направлении... Если это наступление будет успешным, весь восточный участок фронта группы армий «Север» окажется под угрозой.

Трезво оценивая обстановку, можно сделать только один вывод: для спасения группы армий «Север» необходимо, оставив достаточно сильные арьергардные группы, способные вести сдерживающие бои, отвести армии в следующих направлениях: армейскую группу «Нарва» – в направлении Таллина, откуда в зависимости от развития обстановки эвакуировать ее морским путем в Ригу, Лиепаю или Клайпеду...»

Содержание этого доклада говорит само за себя. Да, фашистские войска в тот период действительно оказались в крайне тяжелом положении.

У нас также имелись свои проблемы. Ведь мы отлично понимали, что бои в Прибалтике будут нелегкими. Враг [109] располагает здесь немалыми силами. По данным нашей разведки, он имеет до 800 тые. человек личного состава, примерно 1200 танков и самоходных установок, почти 400 боевых самолетов, около 7 тыс. единиц ствольной артиллерии, много другой техники.

Конечно, мы тоже располагали не менее мощными силами. Наши войска к тому же имели богатый боевой опыт и были способны решать любые задачи. Но не могло не беспокоить и то обстоятельство, что в нашей армии было все же около тридцати тысяч новобранцев, влившихся в нее еще в Крыму. Разумеется, первоначальную подготовку они прошли – на нее мы потратили целый месяц, – когда еще стояли под Севастополем. Там учили людей действиям во время атаки, ведению огня из личного оружия, метанию гранат, борьбе с танками противника. Но это, как говорится, были всего лишь азы военной науки. Главную школу – школу фронтового опыта – новички еще не проходили. И тут было над чем серьезно подумать.

А в предстоящей наступательной операции войскам 1-го Прибалтийского фронта нашей армии отводилась немалая роль. Командование, учитывая, что 51-я уже проявила себя как объединение, довольно стойкое в обороне и имеющее богатый опыт наступательных действий, приняло решение выдвинуть нас на главное направление. Тут уж нужно было готовиться основательно.

Немало беспокойств при подготовке к наступлению приносило и вот еще какое обстоятельство. Если в боях по освобождению Крыма мы имели дело с мирным населением, оторванным от своей страны оккупацией лишь на какие-то два года, то здесь, в Прибалтике, нам предстояло действовать на территории, где советская власть просуществовала до войны всего-навсего один год. И конечно же за столь короткое время население не успело еще по-настоящему освоиться с новым укладом жизни, немало людей продолжало оставаться в плену буржуазных предрассудков, закрепленных теперь еще и фашистской демагогией.