Текст книги "Родники мужества"

Автор книги: Иван Выборных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Для осуществления задуманного для нас к тому времени создались и весьма благоприятные условия. Фашисты теперь уже вообще отказались от попыток опрокинуть дивизии нашего корпуса в Сиваш. Установилось более-менее спокойное противостояние. С нашей стороны продолжалось накопление сил на плацдарме. А гитлеровцы полностью перешли к позиционной обороне.

Взятие Уржина решено было поручить полку из 257-й стрелковой дивизии. Им командовал подполковник В. Крысов.

Накануне командир полка и офицеры его штаба провели тщательную рекогносцировку местности, еще раз уточнили имеющиеся разведданные. А они свидетельствовали о том, что Уржин достаточно сильно укреплен, обороняет его фашистский гарнизон силою тоже до полка. Гитлеровцы довольно удачно расположили вокруг поселка огневые средства, перекрыли все дороги и подходы к нему. Неплохо была организована и противотанковая оборона: на всех танкодоступных направлениях стояла артиллерия и вкопанные в землю САУ.

Штаб дивизии в свою очередь произвел расчет сил и средств. По всему выходило, что успех может быть обеспечен лишь хорошей огневой поддержкой атакующих подразделений полка. Поэтому полковник А. Г. Майков тут же распорядился стянуть к Уржину несколько артиллерийских и минометных батарей. [49]

Был также разработан четкий график ведения огня, время его переноса в глубину, способы взаимодействия со стрелковыми ротами и батальонами.

Большую работу при подготовке к взятию Уржина провели и политработники, партийные и комсомольские активисты полка. В батальонах прошли митинги и беседы под лозунгом «В бой за воду, за освобождение Уржина!».

Возможно, для современного читателя такой лозунг и покажется недостаточно серьезным, надуманным. Но для всех нас, видевших в те дни воду даже в неспокойных коротких снах, этот призыв ни в каких других разъяснениях не нуждался.

– Уржин будет нашим! – поклялись бойцы.

Перед началом атаки подполковник Крысов заранее согласовал с командирами батальонов меры по охране захваченных водоисточников. Особое значение придавалось тому, чтобы около них не создавалось толчеи.

Поддержание порядка у водоисточников опять-таки возлагалось на политработников полка.

Наступило утро. И в назначенный час заговорили наши батареи. Снаряды и мины с воем обрушились на вражеские позиции, вспахивая траншеи, поднимая в воздух перекрытия блиндажей. Первыми же залпами были уничтожены многие огневые точки противника, его противотанковые средства.

Вслед за артиллерийским ударом в атаку поднялись стрелковые цепи. Фланговые батальоны начали обходить Уржин справа и слева, чтобы отрезать пути подхода к врагу резервов.

Противник попытался организовать сопротивление, даже начал подтягивать к переднему краю подразделения своего второго эшелона. Но все было тщетно. Советских воинов уже ничто не могло остановить. Враг был разбит, отброшен от Уржина. Мы получили то, что хотели, – воду.

* * *

Уже после войны мне довелось встретиться с одним из непосредственных участников битвы на плацдарме за Сивашом – Гавриилом Евдокимовичем Середой. Мы разговорились, вспомнили общих знакомых. Я знал, что Г. Е. Середа в те незабываемые месяцы был парторгом [50] батальона в 91-й стрелковой дивизии. Я несколько раз бывал у Гавриила Евдокимовича, проверял работу возглавляемой им парторганизации. И вот теперь...

– Бои за Сивашом, – говорит Гавриил Евдокимович Середа, – помню хорошо. Помню тяжелейшие условия, в которых мы находились в те дни. Местность – как ладонь, не из чего соорудить даже сколько-нибудь пригодную землянку. А ведь пробыть на плацдарме нам пришлось всю зиму. И это под постоянным артиллерийским обстрелом врага!

Зачастую не удавалось даже обогреться – не было топлива. Весь курай, что был поблизости, мы сожгли в первые же дни. А потом приходилось добывать его на нейтральной полосе. И люди, ползавшие за ним, нередко попадали под обстрел. Но убитых или раненых заменяли другие, курай все равно приносили. Без него было бы совсем худо.

Остро давала о себе знать и нужда в пресной воде. Хорошо, если шел дождь или снег. Можно было хоть немного утолить жажду. А то целыми днями, бывало, сидели без глотка воды.

Имелись трудности и с организацией питания. Пищу привозили на передовую лишь по ночам. Походные кухни подразделений гитлеровцы часто засекали и накрывали артиллерийским и минометным огнем. Так что и ели мы далеко не каждый день.

В первые дни укрывались от непогоды в так называемых «лисьих норах», которые отрывали в стенках окопов. Было в них тесно, сыро и конечно же холодно. Однако мы обживали их, как могли.

Мне как парторгу необходимо было как можно чаще общаться с бойцами. А от окопа к окопу приходилось передвигаться или ползком, или короткими перебежками. Так и работали...

Помню, был в нашем батальоне комсорг Сережа. Называл я его всегда по имени, поэтому и не запомнил фамилии. Обходился я с ним, как с сыном. Жили мы в одной землянке, в роты и взводы ходили вместе. Очень ждал Сережа того дня, когда окончится война, часто мечтал вот об этом, послевоенном времени. «Тогда, – говорил он мне, – вы обязательно приедете к нам, мы будем вам очень рады!» Во множественном числе он говорил далеко не случайно. Ибо твердо верил, что выживет на этой [51] страшной войне. Выживет и обязательно женится на своей любимой девушке, которая, я это знал, чуть ли не каждый день присылала ему на фронт теплые письма. Вот в эту-то будущую семью и приглашал меня Сережа.

Однажды мы возвращались с ним из роты в батальон. Как всегда, шли по траншее, дно которой по щиколотку оплыло солончаковым месивом. Потому-то Сергей и настаивал идти верхом. Сперва я, естественно, отговаривал его. Мол, опасно. Но потом все же уступил просьбе. Выбрались мы из траншеи и пошли посуху, продолжая свой разговор. Вдруг Сережа прервался на полуслове, как-то странно согнулся, схватившись за живот. Да, его ранило. Шальной пулей...

Идти дальше он не мог. Уложил я его на плащ-палатку и потащил волоком к штабу батальона. А там уж набежали медсестры, санитары. Каждый старался хоть чем-то помочь парню. Любили его все. Ну, переложили Сережу на носилки и понесли к переправе. В тыл отправили, значит... С тех пор и не знаю: остался ли он в живых? Хочется верить – остался...

Это лишь один из множества эпизодов, какими изобиловала жизнь на плацдарме. Но, несмотря на трудности и лишения, на постоянную смертельную опасность, бойцы и командиры мужественно защищали этот клочок крымской земли, терпеливо ждали часа, когда, накопив силы для решающего наступления, наши войска безостановочно устремятся к берегам Черного моря и сбросят-таки фашистов в его волны.

* * *

Итак, мы удерживали плацдарм, укрепляли его и ежечасно наращивали силы для новых, еще более сокрушительных ударов по врагу.

В этих условиях с повестки дня не снимался вопрос наведения еще более надежных, мостовых переправ. Ведь та, что уже функционировала, – паромно-лодочная, не могла обеспечить всевозрастающие объемы наших грузоперевозок. А для успешного ведения наступательных действий требовалось создать, как минимум, хотя бы трехкратное превосходство сил и средств над противостоящим противником.

Разумеется, командованием фронта эта задача решалась заблаговременно, еще в процессе начальной разработки [52] оперативно-стратегического плана по освобождению Крыма. Уже тогда в инженерно-саперных частях полным ходом шла подготовка к строительству надежных переправ через Сиваш. В частности, предусматривалось наведение здесь мостов повышенной грузоподъемности, которые могли бы обеспечить доставку войскам всего необходимого: и нужное количество артиллерии различных калибров, и танков, и боеприпасов, и продовольствия, и медикаментов, и, наконец, воды, которой даже в отбитом у врага Уржине все же было недостаточно.

В славной эпопее боев за освобождение Крыма строительство мостов через Сиваш и связанный с этим труд инженерно-саперных подразделений составил, я бы сказал, особую, едва ли не наиболее яркую страницу. Я лично наблюдал, как самоотверженно трудились саперы, как под артиллерийским огнем и постоянными бомбежками врага они героически восстанавливали поврежденные опоры, доставляли материалы с берега на берег. Да, каждый погонный метр моста стоил им невероятного напряжения всех моральных и физических сил, многих человеческих жизней.

Расскажу хотя бы вкратце, как разворачивались и велись эти работы. Сразу же обмолвлюсь, что восстановить в памяти отдельные подробности тех времен мне помогли бывший командир 7-й инженерно-саперной бригады полковник П. Бесценный и его коллега, начальник штаба 12-й штурмовой инженерно-саперной бригады Д. Борисов.

Итак, в приказе о наведении переправ через Сиваш, подписанном командующим 4-м Украинским фронтом генералом Ф. И. Толбухиным, было довольно четко определено, где и к какому сроку заготовить строительные материалы, куда и каким способом доставить их. Начальником строительства тем же приказом был назначен командир 12-й штурмовой инженерно-саперной бригады полковник П. Павлов. При этом штаб бригады выполнял и функции штаба всего строительства.

Как и положено, специалисты произвели вначале инженерную разведку Сиваша. Разработали проект моста, причем в трех вариантах. Высказали свои соображения по организации намеченного строительства, а также по прикрытию объекта от воздействия артиллерии и авиации противника. [53]

Для ускорения дела 12-й бригаде был придан ряд других инженерно-саперных частей и подразделений, в частности, 63-я инженерно-саперная бригада, инженерный батальон из 7-й бригады и несколько строительных отрядов.

Вся трасса будущего мостового перехода была разбита на районы. Первый из них – северный – включал в себя две трети перехода, южный – оставшуюся треть моста. Кстати, эту треть возводила 63-я инженерно-саперная бригада, которой командовал тогда подполковник Г. Н. Поплавский.

Оба района были разбиты еще и на участки, на каждом из которых работало по батальону. По такому же принципу отряжались строительные подразделения и на гать. Ее укладывали инженерный батальон майора Ростовцева из 7-й бригады и один из полков 346-й стрелковой дивизии.

Как уже говорилось, все эти работы велись под непрерывным воздействием вражеской дальнобойной артиллерии и авиации. Выпадали дни, когда фашистские стервятники делали по пять-шесть налетов, стремясь любой ценой прорваться сквозь довольно плотный огневой заслон к переправе. И нередко им удавалось разрушить какое-нибудь уже собранное звено моста.

И все-таки работа не прекращалась. С берега тотчас же подавались новые секции. А строителей, выбывших из строя, заменяли их товарищи.

Снова подчеркну, что противовоздушная оборона строительства моста была довольно эффективной. Наши зенитные средства успешно отражали вражеские налеты, и немало фашистских стервятников нашли свой бесславный конец в волнах «гнилого моря».

Как я уже говорил, проект строительства моста имел три варианта. По одному из них предполагалось возводить его на рамных опорах. По второму – опорную часть собрать в виде клеток из рельсов. Третий же вариант предусматривал использование наплавных средств.

В основу был взят первый вариант.

Серьезное внимание уделялось и срокам строительства. На учет был взят каждый час. «Ни минуты простоя и промедления» – таков был девиз саперов, ибо они отлично понимали, что от быстроты их работы зависели темпы [54] сосредоточения войск на плацдарме, а значит, и успех всей предстоящей наступательной операции.

Секции моста собирались на берегу в специальных, тщательно замаскированных местах. А по ночам их в готовом виде транспортировали к переправе и сразу же начинали стыковку. Словом, вскоре настил был готов, и по нему на плацдарм непрерывным потоком устремились колонны боевых машин.

Последней по мосту прошла инженерно-саперная бригада полковника Павлова. Ей были поставлены новые задачи.

* * *

И вот здесь мне хочется сделать небольшое отступление, чтобы познакомить читателей с некоторыми строителями мостовой переправы через Сиваш. Начну это знакомство с командира 12-й штурмовой инженерно-саперной бригады полковника П. Г. Павлова. Это человек удивительной судьбы. Да, в дни боев на Сиваше мы все называли его полковником Павловым. Но настоящая фамилия у него была другая – Панчевский. Павловым этот болгарский интернационалист стал на своей второй родине – в СССР, куда он прибыл в 1923 году после подавления в Болгарии народного вооруженного восстания.

Панчевский сразу же вступил в ряды молодой Рабоче-Крестьянской Красной Арми и затем всю свою оставшуюся жизнь посвятил службе в ней. Окончил в СССР военно-инженерное училище, затем – академию.

Но вот в далекой Испании вспыхнул контрреволюционный франкистский мятеж. Павлов-Панчевский в составе группы добровольцев едет туда, чтобы помочь революционному испанскому народу в борьбе с фашизмом. Здесь он уже носит фамилию Дунайского, участвует в боях в составе соединений генерала Лукача.

Первая задача, полученная им, – возведение укреплений в районе университетского городка Мадрида. С ней он справляется блестяще. Затем молодой военный инженер строит укрепления под Хармой, что на реке Эбро, около Гвадалахары.

В 1937 году он возвращается в Советский Союз, где продолжает службу в Красной Армии.

С началом Великой Отечественной войны Павлов (будем теперь называть его только этой фамилией) отправляется [55] на фронт. Он участвует в строительстве оборонительных рубежей близ Вязьмы, на шоссе Минск – Москва. Затем следуют Ельня, Наро-Фоминск...

Нелегким испытанием для полковника Павлова была и постройка трехкилометрового моста через Сиваш. И он, как всегда, справился с порученным делом: мост под его руководством был возведен всего лишь за двадцать дней!

Добрые слова хочется сказать и в адрес командира 7-й инженерно-саперной бригады полковника П. X. Бесценного. Петра Харитоновича всегда отличали деловитость, широкий кругозор и величайшее мужество. Подчиненные были буквально влюблены в своего комбрига, старались во всем подражать ему. Здесь мне хочется назвать некоторых из них. Ибо я твердо уверен, что это будет лучшей аттестацией самому П. X. Бесценному, воспитавшему таких героев.

Образцом организованности, высоких боевых, моральных и деловых качеств был в бригаде командир 121-го батальона майор А. С. Ростовцев. Он стал комбатом в 25 лет. Инженер по образованию, Александр Сергеевич проявил себя не только как грамотный специалист, но и как бесстрашный командир. Он постоянно находился там, где труднее, спокойно давал необходимые указания, внимательно выслушивал просьбы, деловито вел подсчеты сделанного, давал распоряжения на следующий день. Проявлял постоянную заботу о личном составе батальона, следил, чтобы его люди были своевременно накормлены, обсушены, обеспечены медицинским обслуживанием, имели время на отдых.

Хорошим помощником комбата был и начальник штаба этого батальона И. К. Емченко. До войны Илья Константинович работал техником одной из шахт в городе Енакиево. Очень деятельный человек, он остался таким же и на войне. Его почти невозможно было застать в штабной землянке. Он всегда находился там, где нужна была его помощь, дельный совет. Кстати, в период строительства моста И. К. Емченко получил два ранения, но отказался идти в госпиталь.

Командир саперной роты старший лейтенант Федор Ярмош в свое время сражался в соединении, которым командовал легендарный Г. И. Котовский. После же гражданской войны стал мелиоратором. Именно эта-то специальность [56] и помогла ему впоследствии стать неплохим военным инженером.

Большой любовью и уважением среди личного состава батальона пользовался и двадцатичетырехлетний капитан П. И. Ларин. Он ушел на фронт в суровую осень 1941 года с третьего курса Иркутского горного института. Вначале командовал взводом, позже стал заместителем командира батальона. При строительстве моста через Сиваш Петр Иванович был тяжело ранен в голову осколком бомбы. В безнадежном состоянии его на самолете отправили в тыловой госпиталь. Но каково же было удивление и радость, когда спустя несколько месяцев капитан Ларин вновь вернулся в свой родной 121-й батальон!

Герои саперы... Они действительно сделали для нас невозможное. И недаром комбриг Бесценный, когда представитель штаба фронта спросил у него, кто из его подчиненных заслуживает награды, ответил:

– Все!

И это не было преувеличением. Правоту полковника подтверждала сама жизнь.

* * *

В середине ноября при очередном воздушном налете на переправу одна из бомб попала в курсирующий по заливу понтон (ведь действовала еще и понтонно-лодочная переправа) и вывела из строя всю его команду. Окружающие кинулись спасать оставшихся в живых бойцов, выносить их на берег, где им можно было оказать медицинскую помощь.

Был доставлен на берег и старший команды понтона сержант Г. Воробьев. Положение его было крайне тяжелым, и он отлично понимал это.

– Слушай, земляк, – сказал сержант своему другу Антонову, тоже сержанту. – Выручай. Теперь тебе за двоих воевать придется.

Антонов, молча пожав руку Воробьеву, прямо из медсанбата направился к переправе. С этого-то часа и началась непрерывная шестидесятичасовая вахта его команды. Шестнадцать рейсов через Сиваш совершили подчиненные сержанта Антонова! В период отливов, когда понтон то и дело застревал на мели, бойцы команды тащили его едва ли не волоком. Соленая вода разъедала кожу на руках, засасывал ил, но ни один из них не дрогнул, не прекратил работу. [57]

Немало хлопот выпало в эти дни и на долю медицинских сестер. В труднейших боевых условиях эти хрупкие девушки словно бы не знали устали и робости. Смело бросались и в ледяную воду, и под разрывы снарядов и бомб. И не было ни одного случая, чтобы кто-нибудь из пострадавших не получил своевременной и квалифицированной медицинской помощи. Я помню многих из этих геройских сестричек. Среди них – Нина Кононенко, Вера Ссрдобольская, Маша Свеженцова, Нина Никонова...

И должно быть, им, этим всегда спешившим на помощь к людям девушкам, гораздо тяжелее, чем другим, было видеть, как вблизи переправы с каждым днем все росли ряды могильных холмиков. На дощечках – имена знакомых и незнакомых им бойцов и командиров: капитан Ланзберг, сержант Юдин, красноармейцы Дурников, Марусенко, Стриганов... Всех трудно и перечесть.

Да, шла война. Жестокая, кровопролитная...

Но вернемся снова к наведенному саперами мосту. Кстати, его строительство завершилось 9 декабря. О том, сколько на это было затрачено труда, красноречивее всяких слов говорят сухие цифры. Леса на мост ушло 3200 кубических метров, рельсов – 500 тонн, фашин – 4740 штук. Кроме того, в тело дамбы было уложено 200 тыс. кубометров грунта и сверх того еще 60 тыс. мешков с землей.

Мост строился, оборонялся, получал повреждения, восстанавливался. Полковник Бесценный как-то подсчитал, что только за первые четыре месяца его эксплуатации фашисты сбросили на мост свыше 4 тыс. авиабомб. Официально было зафиксировано около 2 тыс. попаданий в него артиллерийских снарядов. А общая протяженность разрушенных, а затем восстановленных участков составила 1235 погонных метров.

О том, в каких условиях эксплуатировался наведенный мост, очень подробно информируют нас записи дневника комендантской службы переправы. Я воспользуюсь лишь сведениями за декабрь – первый месяц его работы:

«11 декабря, 20 часов. Налет 75 бомбардировщиков противника. Мост разрушен в пяти местах. Повреждено 128 погонных метров полотна. Движение восстановлено в 13.00 14 декабря...

14 декабря, 21 час. Налетом 34 самолетов разрушено [58] 36 погонных метров моста. Движение восстановлено в 22.00...

17 декабря. В 13, 16 и 17.30 – три следующих один за другим налета авиации противника. Общее число бомбардировщиков – 156. Мост разрушен в девяти местах. Выведено из строя 226 погонных метров полотна. Движение восстановлено к 22 часам 19 декабря...

20 декабря. Налетом 45 самолетов противник разрушил мост в 2 местах. Повреждено 56 погонных метров моста. Движение восстановлено к 16 часам 21 декабря...

27 декабря, 17.30. 45 самолетов противника разрушили мост в трех местах. Повреждено 88 погонных метров мостового полотна. Движение восстановлено в 18.00 30 декабря...»

Из приведенных дневниковых записей нетрудно представить, в каких сложных условиях приходилось работать саперам, как тяжело им было под непрерывными бомбежками врага обеспечивать выполнение графика грузоперевозок.

* * *

Но, несмотря ни на что, мост действовал! По нему шли на плацдарм свежие части и подразделения, доставлялось вооружение, боеприпасы, продовольствие. А на северный берег эвакуировались раненые.

С наведением моста наши полки и дивизии получили возможность меньше отрывать людей на переноску грузов, а следовательно, начали активнее вести боевые действия. Заметно повысился и моральный дух личного состава, окреп его наступательный порыв. Мы, политработники, чувствовали это очень хорошо и активнее готовили бойцов к решающим схваткам с врагом.

Вместе с тем все отчетливее становилось и то, что для создания на плацдарме сильной группировки войск, способной в короткий срок сокрушить довольно мощную оборону гитлеровцев и затем повести стремительное наступление в глубь Крымского полустрова, пропускная способность уже имеющейся переправы недостаточна. Необходимо было навести еще один, более грузоподъемный мост. По уже разработанному проекту военных инженеров в его основу должна была лечь насыпная дамба в комбинации с наплавными конструкциями.

Командование фронта вскоре пополнило инженерно-саперные силы на Сиваше и новыми частями, и средствами [59] механизации. Закипела работа. Для второго моста предстояло переместить 32 тыс. кубометров грунта, построить большое количество деревянных секций, спустить на воду понтоны, вспомогательные суда. Откосы мостовой дамбы предстояло одеть в специально изготовленные для этой цели камышовые маты и щиты, чтобы тем самым уберечь насыпь от размыва волнами «гнилого моря».

Саперов и на этот раз ждали тяжелейшие испытания, причем такие, каких никто не мог и предугадать.

А случилось вот что. Когда отсыпали первые 700 метров дамбы, решено было испытать ее на проходимость тяжелых машин. По земляной гряде пустили танк, наказав механику-водителю гнать броневую машину на предельно возможной скорости. Танкист так и делал. Но через 400 метров танк все-таки встал, сев днищем на глину. Стало понятно, что надежда обойтись только подручными материалами не оправдалась. Требовался щебень, без него дамба все равно не выдержит запланированной нагрузки.

Срочно скомплектовали бригады для добычи гальки и приготовления из нее каменной крошки.

Но и на этом испытания не закончились. 12 февраля на Сиваше разыгрался невиданный доселе десятибалльный шторм. Огромные волны обрушились на насыпь, размывая ее.

Люди попытались приостановить адскую работу стихии. Но все их попытки ни к чему не приводили. Труд сотен бойцов и командиров рушился буквально на глазах.

Вот тяжелые водяные валы сорвали наплавной мост, встроенный в дамбу, и развернули его поперек переправы... Несколько человек смыты волной. Их с трудом удалось спасти.

Через час разбило и второй участок моста, разбросало понтоны. Их начали цеплять якорями, удерживать тросами, лишь бы не упустить, не растерять в просторах «гнилого моря»...

А вот и еще более тревожный доклад: большая группа бойцов осталась на крохотном островке, а точнее, на участке еще не размытой части дамбы. К этому островку удалось пробиться лишь на следующий день, снять-таки с него пострадавших.

Пять суток не утихал на Сиваше невиданный шторм. [60]

Дамба оказалась почти полностью размытой. Были потери и среди ее строителей.

Но неудача не остановила мужественных воинов. Они знали, что новый мост через Сиваш должен быть построен во что бы то ни стало.

* * *

Пришлось начинать все сначала. И опять враг то и дело обрушивал на переправу артиллерийские и бомбовые удары, пытаясь помешать работе саперов. Но сооружение моста не останавливалось ни на час. Его грузоподъемность доводилась до нескольких десятков тонн. Укреплялась дамба.

Переправа через водную преграду – довольно сложный участок фронтовых коммуникаций. Вот почему мы, политработники корпуса, да и армии в целом, уделяли большое внимание этому горячему участку. Архивные документы и поныне сохранили горячее дыхание тех дней и, думается, помогут читателю более полно представить себе ту обстановку.

Передо мной один из таких документов, хранящийся в личном архиве. Он датирован 28 марта 1944 года. В нем говорится о работе политотдела армии на переправах через Сиваш. Читаю, и в памяти оживают картины прошлого:

«С 23 февраля по 12 марта группа сотрудников политотдела в составе подполковника Мельникова, майоров Позднякова, Забирченко, Дмитриева, Шевченко, капитана Шатунова работала по обеспечению бесперебойного движения транспортов и переброски войск и боеприпасов через Сиваш.

Каждый из названных товарищей на своем участке не только являлся представителем политотдела, но и был наделен правами и властью представителя штаба армии. Это позволяло им на месте принимать действенные меры для поддержания порядка и устранения недостатков в работе переправ».

«По приезде на место 23 февраля, – говорится далее в документе, – вся группа в течение 4 дней работала по наведению порядка на переправе № 2... Первый день показал, что переправа не готова к пропуску непрерывного потока войск и техники. Много было неорганизованности. Отсутствовала четкость в работе командиров, плохо было [61] организовано руководство работой саперных батальонов, образовывались пробки и задержки на гати и мосту. Около контрольно-пропускных пунктов было большое скопление машин, не соблюдалась маскировка».

Да, тогда представителями политотдела, действовавшими в тесном контакте с командирами, дело было поправлено. Определен строгий порядок движения войск и техники, разработаны инструкции для каждого поста и комендантского участка.

Казалось, вот теперь-то можно и вздохнуть спокойно. Но, как назло, наступила оттепель, гать развезло, движение по насыпи снова застопорилось. Командование отдало приказ во что бы то ни стало восстановить гать к 5 марта.

«В связи с новыми задачами, – гласит этот же документ, – по-новому были расставлены и силы работников политотдела. Подполковник Мельников и майор Шевченко были посланы на гать... Майор Поздняков отправился для наведения порядка на лесозаводе и обеспечения бесперебойной доставки леса для строительства... Майоры Забирченко, Дмитриев и капитан Шатунов занялись организацией переправы продовольствия и боеприпасов на лодках А-3 и понтонах...»

Но обратимся к тем местам архивного документа, в которых характеризуется конкретная работа политотдельцев, командиров и бойцов героической сивашской переправы.

«На строительство гати, – отмечается в нем, – были поставлены 1180 осб, 58 шисбр, три стрелковых батальона из 1164 сп 346 сд и другие подразделения... Политработники этих частей провели беседы с личным составом о выполнении боевого приказа, агитаторы рассказывали об отличившихся бойцах и доводили до сведения всех результаты работы и выполнения норм за каждую смену. В батальонах выпускались боевые листки с показом борьбы саперов и стрелков за выполнение боевых задач...

Политработники все это время находились на своих местах. Особенно активную работу вели зам. комбата по политчасти капитан Кондрашов и работник политотдела 7-й инж. бригады капитан Сергеев».

И вот итог их работы: «С 4 на 5 марта за 8 часов через гать прошло 500 единиц транспорта». [62]

Да, мостовые переправы действовали. Но ни на час не прекращалась переброска через Сиваш боеприпасов, продовольствия на табельных лодках А-3 и на других мелких плавсредствах.

Кстати сказать, поначалу эти лодки были вообще незаменимыми. И мы, политработники, коммунисты подразделений, приложили немало усилий, чтобы активизировать действия «лодочников», внушить им, что до наведения мостов они едва ли не главные снабженцы плацдарма всем необходимым.

В первое время через Сиваш курсировало всего лишь восемь А-3 и десять малых надувных лодок. За сутки они могли перевезти 10–15 тонн грузов. Этого было конечно же мало. Поэтому мы мобилизовали всех работников политотдела на поиски новых плавсредств, годных для доставки грузов.

И их усилия увенчались успехом. Уже к 10 марта на воду было спущено 35 лодок. Количество перевозимых грузов увеличилось до 100–120 тонн в сутки.

Каждое суденышко делало в среднем по 3–4 рейса в сутки. Но были и такие команды, в частности экипаж кандидата в члены ВКП(б) сержанта Золочевского, которые пересекали в те горячие дни «гнилое море» по 80–85 раз. А красноармеец Федосов сделал даже 102 рейса.

Но особенно радовали нас успехи понтонеров. К 1 марта 1944 года они ввели в действие 4 понтона и 3 парома. На них всего лишь за неделю на южный берег было переправлено 501,5 тонны боеприпасов, 165,9 тонны продовольствия, 94 орудия, 100 автомашин и 103 тонны прочих грузов.

А 8 марта был собран 60-тонный паром для переброски через Сиваш танков. Работники политотдела еще накануне провели с личным составом понтонного батальона митинг, на котором нацелили бойцов и командиров на четкую и бесперебойную работу. Ведь танки так ждут на плацдарме!

Одновременно политотдельцы помогли командирам организовать комендантскую службу, добиться того, чтобы у мест погрузки и выгрузки танков поддерживался образцовый порядок.

Рейс с первым танком проделало подразделение понтонеров под командованием старшего лейтенанта Чайки. [63]

Потом за Сиваш было переправлено еще 30 боевых машин. И это до того, как вступили в строй мостовые переправы.

С каждым днем насыщалась и противовоздушная оборона переправ. Сюда вскоре доставили внушительное количество зенитных пулеметных установок и плашкоутов для их размещения. А в той части залива, где стояли сорокатонные плоскодонные суда со строительным материалом, необходимым для восстановления мостового полотна в случае его повреждения, небо охраняли батареи 76-мм зенитных пушек.

И фашистские стервятники вскоре поняли, что период их безнаказанных действий закончился. Достаточно сказать, что из 202 воздушных налетов в 187 случаях «юнкерсы» вынуждены были отказаться от прицельного бомбометания. За короткое время советские зенитчики уничтожили в небе над Сивашом 85 вражеских самолетов и 41 повредили. Для гитлеровской группировки в Крыму это был весьма ощутимый урон.

А между тем по всему чувствовалось, что противник уже теряет надежду ликвидировать плацдарм на южном берегу Сиваша, сбросить в море наши войска. Ведь наши силы здесь были уже далеко не те, что в первые месяцы. Располагая двумя постоянно действующими переправами, мы сумели за сравнительно короткий срок сосредоточить на плацдарме 10 стрелковых дивизий, 43 артиллерийских полка, один танковый корпус, танковый полк и противотанковую артиллерийскую бригаду.