Текст книги "Наши марковские процессы"

Автор книги: Иван Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Иван ПОПОВ

НАШИ МАРКОВСКИЕ ПРОЦЕССЫ

(страховой триллер о младших научных сотрудниках)

1. ПОНЕДЕЛЬНИК

– Эй, Лука, это что за дамочка тут прошла только что с твоим шефом? – спросил старик-вахтер, стоявший, прислонясь к стенке у входа в институт, и гревшийся на припекавшем обеденном солнце.

– Я не Лука, а Фома, – ответил Фома. – Какая «дамочка»?

– Красивая барышня, – сказал вахтер. – Русая, длинноногая и вот с такими «буферами». Профессор-то этот, Дамгов, всё с красотками ходит, с фигуристыми, но эта была… Где он такую отхватил, а? К нам в институт такие дамочки не ходят – нашим не по карману… Разве что к тем – из «Ятагана»…11
  ятаган – кривая турецкая сабля; здесь – название фирмы


[Закрыть]

– Стой! – пришел в себя Фома. – А ты когда видел моего шефа?

– Да вот, только что в институт прошел с красоткой с этой вместе – и минуты не прошло. А что?

«Появился!» – рассвело на душе у Фомы. Всю сонливость с него как рукой сняло, он двумя прыжками преодолел ступеньки перед входом и метнулся по коридору к кабинету профессора. «Вот это шанс выпал, – думал он. – А не задержись я купить газету, застал бы его у самого входа…» И вдруг Фома с досадой хлопнул себя по лбу ладонью и помчался назад. Забыл спросить о самом главном.

– Эй, а как выглядит мой шеф, как мне его опознать? – крикнул он, но на площадке перед входом никого не было.

Вахтер исчез. Фома осмотрелся по сторонам: в вахтерской было пусто, на дворе не видно было ни одной живой души. Лишь несколько облезлых псов – все в белых пятнах, словно послерадиационные мутанты – слонялись между припаркованными у фасада машинами – блестящими лимузинами людей из объединения «Ятаган» и старыми, заржавленными, а то и на чурбачках, трабантами22
  трабант – марка относительно недорогих легковых автомобилей, выпускавшихся во времена социализма в бывшей ГДР (Германская демократическая республика, находилась на востоке нынешней Германии)


[Закрыть] да москвичами сотрудников института.

«Чудеса в решете, – подумал Фома. – Как это мужчина в теле, шестидесяти с лишним лет, смог за считанные секунды провалиться сквозь землю?»

«Уж не превратился ли он в собаку? – промелькнуло у него в голове. Или, может, – в розовый куст?»

Он внимательно пригляделся к розовым кустам, но ни один из них не походил больше остальных на заколдованного злым волшебником вахтера: все были одинаково скрюченные, заросли бурьяном и всем своим видом словно просились на пенсию.

– Чертовщина какая-то, – сказал вслух Фома и вернулся в коридор.

Перед кабинетом шефа с табличкой «Проф. Владимир Дамгов, начальник отдела теории хаоса» он остановился и прижался к двери ухом. Убедившись, что изнутри не доносится никаких звуков, он раза два-три постучал и лишь затем нажал на ручку замка – не желая застать шефа в деликатном положении с «дамочкой».

Дверь, однако, оказалась заперта. Тогда Фома отомкнул ее своим ключом и заглянул внутрь: в кабинете никого не было, результатов не дал даже осмотр под столом и за спинкой широкого кожаного дивана…

Он вновь вышел в коридор, замкнул кабинет и, не спуская глаз с фойе перед лестницей: вдруг там случайно пройдет та русая «дамочка», – стал обдумывать свою дальнейшую тактику.

Но обдумать, как и всегда в институте, ему не дали: чья-то ладошка вдруг легонько шлепнула его по правому плечу. Фома обернулся направо, но там никого не оказалось; потом повернул голову в обратную сторону и увидел свою коллегу Марию.

– Привет, Лука! Ты чего глаза вытаращил, словно тебя обухом ударили?

– А…. э-э-э… Это ты? – проговорил Фома, чувствуя, что действительно выглядит, как будто его обухом ударили. – Шефа ловлю. И потом я не Лука, а Фома.

– А, ну лови тогда, – сказала Мария. – Удачной ловли.

– Да как его ловить, когда я не знаю, как он выглядит!

– Что?.. – не поняла Мария, но потом вспомнила. – А, точно. Ты по барам порасспрашивай – есть люди, которые его знают.

– Да я целый год уже расспрашиваю! И все разное болтают. Одни твердят, будто он высокий, крепкий, с плешивой и вечно потной макушкой, другие – что низкий и толстый, как бочка, и в очках на семь диоптрий. А Генка с лазерной техники так вообще рассказывал, что он инвалид в коляске…

– Ну-ну, верь больше Генке, – саркастически заметила Мария. – Не знаешь, что ли, как его зовут? Багдадский врун.

– Да так я ему и поверил…

– Погоди, так раз ты не знаешь, как твой шеф выглядит, какой смысл его ловить тогда? – заметила Мария. – Ну, поймаешь – а как узнаешь, что это он? Пошли-ка лучше в подвал, в бар – джину выпьем… Обед ведь уже, а мне что-то так выпить хочется…

И не дожидаясь ответа, она схватила Фому за рукав рубашки и потянула к лестнице.

– Можно, – не возразил Фома, но в следующий миг его осенило. – О, придумал! Его только что видели с какой-то жутко красивой «дамочкой» – русой, длинноногой и с большими «буферами». Вахтер так сказал.

– Ну и что? – не поняла Мария. Сама она была низенькой, смугленькой, «буферов» у нее не наблюдалось, так что под описание она не подходила ни по одному из показателей.

– Очень просто, – разъяснил Фома. – Обойду сейчас весь институт и поищу эту русую «дамочку». Если она и впрямь такая раскрасавица, как вахтер описал – как можно ее не найти? Она же будет выделяться на фоне всего живого, что по институту бродит. Как меченый атом у физиков. А отыщется меченый атом – рядом – по крайней мере, по идее – должен двигаться и мой шеф, – и неважно, как он выглядит. Сложнее правда будет, если вокруг «дамочки» побольше мужчин увивается, но надеюсь – случай не тот…

– А если эта «дамочка» в «Ятаган» поднялась? – предположила Мария.

При этом предположении оптимизм у Фомы моментально испарился.

Научно-производственное и страховое объединение33
  В России научно-производственными объединениями (НПО) называются фирмы и институты военно-промышленного комплекса. (прим.авт.)


[Закрыть] «Ятаган» – финансовая шапка института – занимало три верхних этажа здания, и простых смертных вроде Фомы туда близко не подпускали: охрана была весьма толстошее скроена и не принимала никаких возражений.

«Профессора-то – рыбы мелкие, нечего им наверху у боссов делать, – для собственного успокоения предположил он. – Шеф, скорее всего, где-то на нижних этажах, но вот где… Может, у академика Новосельского – шефа института?»

«А зачем это Дамгову вести женщину к академику? Что он – сводник ему, что ли?» – раздался в голове у Фомы какой-то наглый внутренний голос.

«А ты-то откуда знаешь, что не сводник?» – сцепился с первым внутренним голосом второй, не менее наглый.

Фоме некоторым усилием воли удалось разнять внутренние голоса, он обернулся налево, чтобы возразить Марии, но, к своему удивлению, обнаружил, что рядом с ним никого нет и коридор вообще пуст. Пока он разговаривал сам с собой, его коллега испарилась неизвестно куда и как, не оставив после себя никаких материальных следов – не ощущался уже даже запах ее духов.

Фома потряс головой, словно пытаясь прогнать от себя какое-то видение или навязчивую мысль.

«Ну все, хватит время терять, – одернул он себя мысленно. – Искать надо по порядку. Снизу-вверх, комната за комнатой.»

Вопреки ожиданиям, он довольно скоро справился с первым этажом, потратив на него едва ли и несколько минут. Лишь в одной лаборатории, принадлежащей кафедре биохимии, довелось ему лицезреть работающих людей; на дверях остальных висели огромные железные замки, а некоторые были опечатаны – страхователем «Ятаган», если судить по печати. Обошел он и институтские кафе и бары, которых только на этом этаже было три, заглянул в пивную. Людей всюду было хоть пруд пруди – просто диву даешься, откуда столько народу в институте: одни обедали, другие пили кофе, третьи – пиво или водку, за столами велись светские разговоры, но жутко красивой русой девушки, как ее описал вахтер, видно нигде не было. Часто из разговоров до Фомы доносилось, как обсуждают какой-то приказ академика Новосельского: весь институт в полном составе должен-де первого числа следующего месяца явиться на Орлов мост44
  На Орловом мосту в г.Софии – столице Болгарии – при освобождении от турецкого ига (1878г.) горожане встречали хлебом и солью русские войска. Позднее – в 1941г. – на том же мосту встречали хлебом-солью немцев, а потом – в 1944 г. – Красную армию


[Закрыть] – в десять часов утра, с букетами цветов в руках – дабы на том мосту повстречать Валютный Совет, который должен в это время прибыть. «Опять дурость какая-то,» – сказал он себе и отправился на следующий этаж.

Его он обыскал еще быстрее. По какому-то стечению обстоятельств на втором этаже собрались главным образом кабинеты профессоров и академиков, причем из разных отделов, кафе было только два, один большой зал для заседаний – и всё. К тому же обитые двери всех кабинетов были замкнуты, зал для заседаний – тоже: можно было подумать, что все профессора забастовали или их, не дай Бог, повыгоняли на субботник – вскопать клумбы перед институтом. Шефы «Ятагана» любили порядок и следили за тем, чтобы клумбы были всегда вскопаны, трава выкошена, а розы цвели согласно описи: белые – белым, красные – красным, и так далее.

Все же в одном из кафе этого этажа Фома на некоторое время задержался. Там что-то отмечали его коллеги из отдела коммуникационной техники: сдвинули вместе несколько столов, уставленных тарелками с закуской, и распивали ливанское виски. Виновника торжества звали Стефчо; увидев торчащего в дверях Фому, он тут же сунул ему в руку пластмассовый стакашек и плеснул выпивки.

– По какому поводу? – спросил Фома. – День рождения, наверно? Или свадьба?

– Не-а – развод, – ответил счастливый Стефчо.

– А-а, ну тогда поздравляю, – сказал Фома. – Свободный, значит, теперь гражданин…

Празднующие, видимо, заседали давно, – может, еще с утра, с начала рабочего дня, – так как градус веселья уже пошел на спад. За столами велись лишь кроткие разговоры на футбольную тему, причем на уровне группы Б, чему Фома немало подивился: последний тур в группе А прошел весьма скандально, в Кюстендиле55
  Кюстендил – город в Болгарии


[Закрыть] поколотили судью, матчей проданных тоже хватало, и вообще поле для комментариев открывалось широкое, а мужчины за столами, похоже, уже все про элитный футбол пропереобсуждали, раз до самой группы Б скатились. «И когда успели, – озадаченно подумал Фома, – сегодня ж ведь только понедельник?» С этой мыслью он опрокинул в себя налитое пойло – вкус у того был гадкий, словно гнали его с грязных носков – и вышел с целью продолжить розыски на третьем этаже.

В первом проверенном там баре ничего необычайного также открыть не довелось. Здесь шел научный совет: люди из отдела финансов и статистики сидели за длинным столом, уставленным дымящимися пепельницами, кофейными чашками и пивными бутылками, и лениво переругивались, – разыскиваемой же им русой «дамочки» среди утомленных серых фигур статистиков обнаружить, естественно, не удалось. Зато в следующем заведении Фому приловили две его коллеги – Майя и Веска, – распивавшие коньяк в компании нескольких незнакомых мужчин и женщин и моментально возжелавшие усадить его за стол.

– Не могу, тороплюсь, у меня работа, – оправдывался он.

– Работа? Что такое – «работа»? Работы не бывает! Бывает защита кандидатской диссертации. А работы – нет…

Тут Фома заметил и притулившуюся между рюмок и тарелок с закуской саму кандидатскую диссертацию, о которой они говорили – в пружинном переплете и могуче озаглавленную: «О некоторых особенностях слюноотделения у таможенников села Калотина66
  Калотина – приграничная деревня, где находится главный контрольно-пропускной пункт болгарско-югославской границы


[Закрыть] в условиях страховой демократии». Под заголовком в скобках черным фломастером было приписано «и валютного совета», дальше шло имя кандидата – какого-то Красимира (фамилию загораживал чей-то стакан с выпивкой), а в самом низу виднелось название научного подразделения: «Отдел быстрых снов ИХСТБ при НПСО «Ятаган» и национальном фонде им. Димитра Общего».

– А-а, защиту, значит, обмываете, – догадался Фома, и мысль эта его слегка озверила. – И кто же этот свежеиспеченный кандидат? – осведомился он. Все показали на самого счастливого и пьяного члена компании – коротко подстриженного типа с подозрительно глупым выражением лица.

– Скажи мне, кандидат, что означает «ИХСТБ»? – спросил Фома.

– А? – ответил тот.

– «ИХСТБ», на кириллице тебе говорю! Вот тут написано, на обложке. И над козырьком у входа пять букв светится, – сейчас-то они, конечно, не светятся, сейчас только реклама «Ятагана» светится, – но этими буквами тоже выложено – ИХСТБ. Институт ХСТБ…

– Что ты привязался к человеку! – расшумелись вокруг стола. – Отстань со своими глупостями!

Но Фома не унимался:

– Что означает это сокращение? Хозяйственный Совет и Трудовые Будни? Или Христианское Спасенье, Теология и Бром? А? Скажи!!!

– Да откуда я знаю! – отбивался кандидат. – Пишут ИХСТБ, и все. А что означает – никто не знает… А ты сам не знаешь, случайно?

– Знал бы – не спрашивал бы, – проворчал Фома, ощутив в конце концов, что ведет себя не так, как надо. – Но я знаю, что не знаю, а ты и этого не знаешь…

– Браво! – воскликнул кандидат. – Ты – наш ведомственный Сократ. Во всяком институте есть хоть один экземпляр…

Фома сделал вид, будто не расслышал оскорбления, но тут разжужжались остальные за столом:

– Слушай, ты! Чего пристал со своими вопросиками умными, а? Приспичило ему докопаться, что' «ИХСТБ» означает… Что надо, то и означает! Да хоть бы и ничего не означало – тебе-то какая разница?.. Может, это – секретное название! Как там?… «Страховая тайна». Тут один вот ходил-ходил, выспрашивал все про страховые тайны, выспрашивал, а потом как пришли страхователи, как застраховали его по всем правилам – больше не выспрашивает…

– Да вы извините, я же без злого умысла, – дал задний ход Фома, – просто интересно стало… Ведь такая уйма народу в институте такую уйму времени работает, а никто не знает, как расшифровывается его название…

В ответ донеслось:

– Ты бы еще спросил, почему фонд им. Димитра Общего77
  Димитр Общий – антигерой болгарского освободительного движения XIX в. Организовал ограбления турецких почтовых караванов, затем был арестован и на допросах выдал турецким властям весь революционный комитет.


[Закрыть] так называется!

Фома с удивлением осознал, что и впрямь никогда раньше не задумывался над этим в довольно-таки любопытным вопросом, но лишь пожал плечами и направился к выходу, а Майя и Веска прикрикнули ему вслед:

– Вечно ты, Лука, с вопросиками своими гадкими! Все веселье нам только испортил! Беги давай, верши свою работу – чтоб тебя крокодилы в зоопарке съели!

Фома напомнил им, что он не Лука, а Фома, и что в зоопарке все крокодилы уже давно стали вегетарианцами: готовятся твари жить в условиях валютного совета, – и вышел.

Но в следующем баре – третьем по счету на этом этаже – он нарвался на кое-что пострашнее крокодила, а именно – на Генку из отдела лазерной техники. Ко всему прочему Генка распивал пиво с двумя Жорами – Большим и Маленьким; увидев их, рассевшихся за угловым столиком, Фома тут же дал задний ход и попытался улизнуть, но в дверях столкнулся с барменом Асеном, который нес два ящика пива. С ящиками Асен был, по крайней мере, раза в два тяжелее него, поэтому Фому отрикошетило назад в бар, где он довольно-таки больно ударился локтем о стенку; Генка тут же крепко-накрепко его ухватил и усадил на стул между собой и Жорой-маленьким. Жора-маленький и угощал сегодня: продал одному добру молодцу зараз четыре кило казенного тротила, – и принес Фоме пива, несмотря на его сопротивление и крики:

– Мне некогда, я шефа своего ловлю, я его упущу!

– Как, опять? – театрально удивился Генка.

– А шефа у тебя, случайно, не Михаль звать? – вмешался Жора-большой. – Сказка такая была для маленьких, как там кто-то за Михалем гонялся.88
  болгарская поговорка «ловить Михаля» означает: заниматься чем-то бессмысленным, гоняться за ветром, за миражом


[Закрыть] Уж не ты ли в ней главный герой?

– Идиоты! Его видели, как он вошел… двадцать минут назад, с какой-то русой красоткой – вот такой! – И Фома руками показал внешние атрибуты красотки.

– А-а, ясно, – махнул рукой Генка. – У профессоров период размножения начался. Это, знаешь – сезонно, вот они и мечутся сейчас во все стороны…

– А ты когда его видел? – спросил Жора-маленький.

– Не я. Вахтер его видел.

– Какой вахтер?

– Я не знаю, как его звать, – старый такой и толстый, в зеленом пиджаке, как у лесника.

– Такого вахтера у нас нет, – авторитетным голосом заявил Жора-маленький. – У нас все – тонкие, скрюченные, дунешь – упадут. Не иначе, он тебя вокруг пальца обвел…

– Ты-то откуда знаешь?

– Я их всех знаю, как никак – начальник им.

– Хватит чушь-то пороть, – поднял его на смех Генка. – Еще и пяти бутылок не выпил, а уже сам не соображаешь, что' несешь, Ты такой же шеф вахтерам, как я – Мирослав Мирославов-Груша…99
  намек на реально существовавшего криминального «авторитета» Стефана Мирославова по кличке «Груша». Был убит в 1995 г.


[Закрыть]

– Да ладно вам, это не важно, – сказал Жора-большой, – все равно, шеф Фомы не настоящий. Это – вымышленный герой, как Дед-Мороз, а то и Снегурочка, и существует лишь в его больной фантазии…

– Ересь! Ересь! Фома, не слушай его. Шеф твой существует, но он просто-напросто призрак. Как те, что витают по английским замкам.

– А ты, чучело, видал такие призраки, чтобы расписывались в ведомости за зарплату, а? – спросил Фома. – И в протоколах научных советов, да и командировочные ему выдают – сам их видел, собственными глазами…

– И институт наш не замок, – прибавил Жора-маленький. – Призраки только в средневековых зданьях витают..

– Так, значит, по-твоему, в зданиях коммунизма призраков нет? А не Солженицын ли сказал, что коммунизм – это второе средневековье?

– Ну-у… не верится мне что-то, чтобы профессор Дамгов призраком коммунизма был: слишком уж мелкого масштаба злодейства он совершал, чтобы на такое звание-то претендовать…

Тут только до Фомы дошло, какие глупости здесь несут, он отпил свое пиво до половины, встал и сказал, что он тоже призрак, а, может даже, и сатаноид, и уходит на розыски своего шефа.

– А ты знаешь, что с сатаноидами-то раньше делали? – бросил ему вдогонку Генка. – На кострах жгли.

– И осиновым колом – в зад, – добавил Жора-маленький. Говорили и еще что-то, но Фома уже не слышал, так как очутился в коридоре.

Тут он с легким удивлением обнаружил, что обыскал уже всё – остальные два кафе на этаже были закрыты. Погрузившись в раздумья: то ли еще раз пройтись по барам, то ли спуститься вниз – поговорить с вахтером, – Фома бросил взгляд на пыльную доску объявлений: приколотые к ней листочки извещали о юбилейной конференции по ядерной физике памяти Мирослава Мирославова-Груши, о ежегодных наградах за вклад в науку имени Мирослава Мирославова-Груши, о новых задачах конкурса молодых программистов на Ассемблере,1010
  Ассемблер – один из языков программирования


[Закрыть] посвященного М.М.-Г., и так далее… Сам М.М.-Г. висел, – вернее, не сам он, а портрет его висел – на противоположной стене: огромных размеров, метра три в высоту, наверно; придворный художник «Ятагана» изобразил его во всем белом, на фоне личного черного мерседеса, и из-за белого костюма потонувшая в жире шея и косматая харя над ней казались еще страшнее. Батька-основатель «Ятагана», символ национальной страховой мощи и святой покровитель института, Мирослав Мирославов-Груша скончался года три-четыре тому назад от снайперской пули в лоб, но всякий раз, проходя мимо его портрета, Фома задавался вопросом: и что же это за пуля такая сверхпробивная оказалась, что от такой ядреной башки не отрикошетила?.. Под портретом, над цоколем стены, расклеены были через один синие и белые плакатики; белые сообщали о прибытии Валютного совета: в какой именно час ступит нога его на Орлов мост,– а синие рекламировали достоинства нового вида страховки: «Страхование загробной жизни».

* * *

Вдруг откуда-то со стороны лестницы раздался сильный звон и здание слегка тряхануло; Фома поспешил туда, где почти сразу же образовалась толпа зевак, и выяснил, что это с троса оборвался лифт и упал в подвал. Лифт также был во владениях «Ятагана», простые смертные – сотрудники института ездить на нем даже и не мечтали, и Фома вместе с остальными любопытными начал спускаться по лестнице в подвал – поглазеть на жертв происшествия. Знакомый голос сзади прокомментировал:

– Это все потому, что лифт рассчитан на четырех человек, я повторяю, четырех человек, а не четырех «бугаев»…

Фома обернулся, увидел, что это – его знакомый Ивайло из отдела нечистой математики, и только было завел с ним разговор, как снизу понеслась удалая молодецкая ругань и упомянутые Ивайло четыре человека, то бишь «бугая», живые-здоровые, показались на лестничной площадке подвала.

– Нет, ну ты посмотри! – зашушукались сзади в толпе. – Им хоть бы что! Ну ладно, что не сломали себе ничего, но как они сотрясения мозга смогли избежать, вот я чего понять не в состоянии…

– Мозга? – ехидно переспросил голос Ивайло. – Кто сказал «мозга»?

Но в этот момент четыре провалившихся в подвал «бугая» стали подниматься по лестнице, перескакивая через две ступеньки подряд и ясно давая понять всем простым смертным, что какое-то там падение в шахту лифта абсолютно не может сбить их с панталыку. При их появлении зеваки мигом прыснули в разные стороны, стараясь смотреть куда-нибудь в сторону или на потолок; «бугаи» пересекли мраморное фойе и в дверях накинулись на вахтера.

– А ну говори, сын бараний, где тут у вас техник по лифтам! – взревел один из «бугаев» и схватил его за шею.

Вахтера (того самого, что Фома застал при входе, – пенсионера в зеленом пиджаке, как у лесника) покинул дар ума и речи, он завел глаза к потолку, словно читая уже про себя отходную молитву; видя, куда повернуло дело, толпа ударилась в паническое бегство, и последнее, что успел заметить Фома, – это как разъяренные телячьим мычанием вахтера четверо «пострадавших» со всей силы хлобыстают его об стенку.

Фома догнал кинувшегося к вычислительному центру своего отдела Ивайло и схватил его за плечо.

– А, привет! – ухмыльнулся Ивайло. – А я звонил тебе тут вчера, да не дозвонился. Мой шеф на премию тебя выдвинул: ты, наверно, помнишь, как зимой нам написал тот алгоритм…

– Пошли сядем-посидим в каком-нибудь кафе, – предложил Фома, – а то я сегодня столько времени по институту бегаю – ноги даже заболели.

– Пошли, – сказал Ивайло и хотел ввалиться в первую же дверь справа по коридору, не замечая, что это – бюро обмена валюты.

Фома остановил его:

– Подожди, это ж не кафе – таблицу курсов валют не видишь, что ли?

– А? – открыл от изумления рот Ивайло и недоверчиво воззрился в таблицу. – Правда. А я список валют за листинг1111
  листинг – распечатанный на бумаге текст программы


[Закрыть] программы на ассемблере принял. Как похоже: в одной колонке трехбуквенное сокращение, а в другой – число… Подумал: решение задачи с конкурса имени М.М.-Г. Ну, что нового у тебя?

– А что у меня может быть нового? – уныло пожал плечами Фома. – Суперкомпьютера еще нет. А раз его нет, то и нового ничего нет…

– Ты же вроде говорил, что там только гарантии какие-то уладить осталось – для министерства внутренних дел? Что, вроде, машина пароли банковских счетов раскодировать не может…

– Да это еще три месяца назад уладили, – ответил Фома. – Сильно ты с информацией поотстал. Но потом возник вопрос с оплатой: вроде не могли через банк деньги перевести, – и пришлось моему профессору да еще нескольким из фонда Димитра Общего везти их в Штаты в чемоданах, – по этой линии еще месяц потеряли. Потом что-то там со штатовскими таможенниками судили-рядили – не для военных ли целей машина, – мы же ведь все в черных списках, сам знаешь. А сейчас компьютер застрял – представь себе только – на румынской таможне. Шеф звонил мне неделю назад по телефону – в Румынию трезвонить замотался: дескать, вообще не понятно, каким ветром туда нашу машину занесло. Молодцы из фонда и те постарались помочь ее сюда доставить – послали людей на место: «зелененьких»1212
  «зелененькие» – (разг.) американские доллары


[Закрыть], кому нужно, сунуть, чтобы ее пропустили…

В этот момент они дошли до первого бара на этаже, взяли по пиву и расположились за одним из угловых столиков.

– У меня такое ощущение, – задумчиво проговорил Ивайло, отхлебнув пива, – что все это дело с твоим суперкомпьютером – сплошной спектакль. И никто вообще не собирается его сюда доставлять. А тебя просто разыгрывают…

– Тогда зачем меня вообще взяли? – возразил Фома. – Зачисляют программистом на суперкомпьютер, платят зарплату, приносят руководства по программированию на параллельных машинах – а суперкомпьютер брать и не собираются?.. Глупо как-то у тебя получается. Нет, машина-то, я думаю, все-таки придет. Плохо только, что, пока она придет, я тут свихнусь от безделья.

– А что плохого в безделье? – не понял Ивайло. – Наш общий предок Вуте1313
  Вуте – популярный герой болгарского фольклора, в том числе синоним лентяя. Есть такой анекдот: спросили у Вуте, почему он копает сидя, а он ответил: «А лежа не получается». Другой анекдот: Вуте говорит: «Я, как срочную работу увижу – спать ложусь. Коли она сильно срочная – так другой ее кто-нибудь за меня сделает. А коли никто не сделает, значит не такая уж она и срочная»


[Закрыть] сидя копал, а как срочную работу видел – спать ложился , а ты злишься, что свершить ничего не успел. Одумайся, вспомни заветы предков! Денег мало – это точно, но это ж совсем другое дело…

– Да дело не в деньгах. Если хочешь знать, мне под Новый год и премию выдали. А я ни строчки программной еще не написал.

– Ну, Лука, ты, видать, и в самом деле свихнулся, если таким положением недоволен…

– Я не Лука, а Фома.

– А, извини. Но все равно, у меня дела ничуть не лучше: спишь до обеда, задницу по барам протираешь, а в конце года – премии. Но на меня еще всякую дичь грузят – вот в начале месяца думал: закончим этот проект последний и передышка будет, а профессор меня к социологам каким-то батрачить шлет. Ужас.

– А что ты там делаешь, для социологов этих?

– А я откуда знаю, что я им делаю – я смыслю, что ли, в социологии-то? Они мне объясняли-объясняли, что им конкретно нужно, полдня у меня отняли, так ведь у них же все сплошь расфуфыренные термины, которые я слушаю, будто с Марса свалился: «фантазм», «симулякр», «деконструкция»… и все такое прочее… Слушаю-слушаю, потом голос подаю: «эй, ребята, поймите: я эти словечки в зоосаду не проходил…» – в детсаду, то есть, конечно, – «…так что вы мне по-французски-то голову не морочьте, а слушайте, что я вам скажу. Вам нужна модель на основе марковских процессов?1414
  марковские процессы – термин из теории вероятностей, означает один из видов случайных процессов, теория которого была разработана русским академиком Марковым. (прим.авт.)


[Закрыть] Сдается мне, вам что-то такое нужно, – у нас, у программистов, нюх на эти дела.» А они и слыхом не слыхивали про марковские процессы, и спрашивают: «Это что за процессы такие? Не в честь ли Марко Тотева?1515
  Марко Тотев – реально существовавший человек – символ полной невезучести в Болгарии (как Мерфи с его «законами»). Жил в конце XIX в.


[Закрыть] Или просто от «Марко» – нарицательного имени осла?..» Так что ни я не знаю, чем занимаются они, ни они не знают, что делаю я, но отчитываться-то в работе надо – считается, что работаем вместе…

– Конвейерно, – наобум сказал Фома.

– Да, что-то в этом роде, – согласился Ивайло и вдруг хлопнул себя по лбу. – Вот идиот! Чуть о самом важном не забыл! Я ж тут в сети нашей статью одну по нашему с тобой вопросу обнаружил. Совершенно случайно наткнулся – просто в какие-то захолустные директории1616
  директория (или папка) – один из видов размещения информации на компьютере.


[Закрыть] забрел…

– Ты про какой это наш вопрос говоришь? – не понял Фома.

– Как про какой? Про самый главный! Мы ж его с тобой раньше все обсуждали: «Общая теория Института». Откуда взялся, для чего служит, почему такой идиотский и кому это выгодно…

– А! – До Фомы наконец дошло, что имеет в виду его коллега, он мигом ожил и потер руки. – Дай-ка взглянуть на эту статью! Она на бумаге у тебя или в файле только?

– Вывел на принтере. Сейчас принесу, покарауль пока пиво, чтоб никто не выпил.

Фома пообещал Ивайле покараулить пиво, тот вышел и через минуту вернулся со стопкой сложенных пополам листов.

– Вот, – гордо объявил Ивайло, словно показывая шедевр искусства, и разогнул листы. – Начало можно пропустить – там все про известное, что и дети знают: что в отделе лазерной техники новые боевые лазеры разрабатывают для нужд страховой индустрии – по закону-то, они ведь еще несуществующими считаются, так что значит, и не запрещены; что в отделе коммуникационной техники для той же страховой индустрии делают устройства для подслушивания сотовых телефонов; что на кафедре финансов и спотолкистики…

– Финансов и статистики, – поправил его Фома.

– Да-да, я ее имел в виду – там тоже одни заказы «Ятагана» исполняют. Что биохимики в подвале гонят новые синтетические наркотики…

– А про мой отдел что-нибудь есть? Теории хаоса?

– Да нет, вроде.

– Жалко… Если тут что и не дает мне покоя – так это, что у меня ни малейшего представления, чем мы занимаемся в отделе теории хаоса. Шеф ненаблюдаем по определению, коллеги все скрываются где-то – даже у кассы в день получки ни один на глаза не попадался, а в ведомости – вот такой список… Для чего будем использовать суперкомпьютер, какие задачи на нем запускать – и того не знаю…

Фома замолчал, увидев, что Ивайло совсем его не слушает, а перелистывает статью и что-то ищет.

– Вот здесь интересное начинается! – сказал наконец Ивайло, показав на параграф, отмеченный сбоку толстым красным карандашом, и начал читать вслух:

– «Известно, что современное общество развивается в направлении все более глубокой специализации отдельных его членов во все более узких областях жизни. То же верно и для науки. Сегодня практически не бывает ученого, который знал бы всё о своей науке в целом; каждый специализируется по какой-нибудь узкой проблематике. Но из этого следует, что решение любой мало-мальски интересной задачи требует привлечения большого числа узких специалистов, знания которых в типичном случае не имеют никаких точек соприкосновения. Образуется «интеллектуальный конвейер» – каждый научный сотрудник выполняет свою операцию в рамках общей задачи, не имея никакой возможности обозреть и уразуметь ее в целом.

Возникает проблема: как координировать научный конвейер? Специалист, по определению, не видит дальше забора своего собственного участка. Когда его ставят координировать более широкий участок конвейера, он автоматически оказывается некомпетентным. Или, по принципу Питера:1717
  Лоуренс Дж. Питер (1919-1990) – канадский учитель и социолог. Автор книги «Принцип Питера». Суть принципа: во всякой иерархии каждый служащий имеет тенденцию достигать своего уровня некомпетентности


[Закрыть] все руководящие кадры в науке превысили уровень своей компетентности . На практике их решения носят чисто случайный характер, а сами они не только ничего не решают, но в типичном случае вообще не имеют представления, чем конкретно занимаются и чем именно руководят.

Таким образом, чем выше стоит в научной иерархии какой-либо кадр, тем некомпетентнее ему дозволяется быть. Для профессора вполне в порядке вещей не иметь и понятия, чем он занимается; доценту пусть не совсем ясно, но он все же должен догадываться, подозревать что-то о предмете своей деятельности… Но, ко всеобщему ужасу, наблюдения в Институте показывают, что даже младшие научные сотрудники находятся в полном неведении относительно того, для чего их держат на работе. Ко всеобщему ужасу – потому что именно на самом нижнем уровне – у младших научных сотрудников – фактически и вершится вся работа, которая на верхних этажах иерархии лишь переливается из пустого в порожнее. А если и на самом нижнем уровне не знают, что делают, то это ясно говорит о том, что в Институте не делается ничего…»

– Погоди-ка, – перебил Фома своего коллегу. Его терзало смутное ощущение, будто он уже читал эту статью, и даже как будто представлял себе ход мыслей автора. – Как-то раз я слышал, как Генка из лазерной техники что-то похожее, вроде, болтал, но не уверен…

– Возможно, – не стал возражать Ивайло, нашел следующий помеченный карандашом отрывок и продолжал:

– «Таким образом получается, что наука – это система, в которой каждый отдельный ученый, даже гений, представляет собой лишь элементарную информационную клетку, вроде нейрона в человеческом мозгу – полужидкого триггера в информационных цепях, отвечающего лишь за свои элементарные операции и абсолютно неспособного обозреть всю систему в целом. Но в таком случае спокойно можно посчитать, что всякая достаточно большая научная организация, – например, наш Институт, – является своеобразным сверхинтеллектом, нечеловеческим разумом, роль информационных клеток в котором играют отдельные сотрудники. И когда любой служащий произвольного ранга – от вахтера до академика Новосельского, от аспиранта до члена научного совета, – приступает к своим обязанностям, он, сам того не подозревая, включается в мыслительный процесс гигантского нечеловеческого интеллекта, имя которому – ИХСТБ… Интеллекта, зародившегося в обитых кабинетах и залах заседаний, интеллекта абсурдного, всепроникающего, почти всемогущего, но вместе с тем примитивного и негибкого, – и до такой степени чуждого человеческому, что даже самые недвусмысленные его проявления мы обычно склонны рассматривать как глупость или злую волю руководства, искать за ними какие-то трансцендентальные или чисто земные объяснения. Признать же их за проявление деятельности иного разума, преследующего свои эгоистические цели, трудно чисто психологически…»1818
  последний отрывок с некоторыми косметическими изменениями заимствован из статьи А.Лазарчука и П.Лелика «Голем хочет жить» (1987). (прим.авт.)


[Закрыть]