Текст книги "Соколы"

Автор книги: Иван Шевцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

Итак, два маститых; художника-однофамильца Герасимовы – Александр и Сергей – по-разному отнеслись к молодому Илье Глазунову.

Спустя много лет Илья Сергеевич с горечью напишет: «Пятнадцать лет меня не принимали в Союз художников… Шесть раз прокатывали злобствующие академики на выборах в члены-корреспонденты. Последний раз было в 1995 году». В девяносто пятом, когда Глазунов уже создал и возглавил свою, Российскую Академию живописи, ваяния и зодчества! Но об этом речь пойдет ниже.

Илья Сергеевич не только большой художник-мастер. Природа наградила его сильным характером, волевым и целеустремленным. Тернист его жизненный и творческий путь. Немногие могли бы выдержать испытания, выпавшие на его долю. Ему был брошен вызов черной дьявольской силой Зла, и он стоически принял этот вызов и победил. Его не сломили и не подмяли, потому что за ним стояли Правда и Добро, неколебимая любовь к своему многострадальному Отечеству и беззаветное служение во благо ему. Он продолжал творить, не обращая внимания на брюзжание, лай, инсинуации и клевету злопыхателей. Он скрупулезно, до самых глубинных корней постиг историю России, добрался до истоков, до духовных сфер язычества и православия. К истории Отечества обращались многие художники России как в прошлые века, так и в наше время. Среди многочисленных картин исторического жанра есть талантливые полотна, правдиво отображающие отдельные яркие страницы минувших лет. Сюжетную основу их, как правило, составлял частный эпизод. Глазунов мечтал о монументальном произведении с глобальным вселенским обобщением, где бы просматривалась вся история великого народа, его взлеты и падения, победы и поражения, триумф и трагедия, где зритель мог бы встретиться лицом к лицу с подлинными персоналами, творившими историю государства Российского, вершителями судеб народа. Он хотел выразить свое видение истории, свою личную правду о деятелях, творивших историю, в том числе о Ленине и Сталине, о царях династии Романовых, о выдающихся ученых и полководцах, творцах литературы и искусства. Он заявляет свое кредо: «Думая о смысле творчества и задачах искусства, я сделал для себя вывод, что главное в искусстве – это личное отношение художника к миру». Но как все это разноплановое во времени и пространстве слить воедино, совместить на одном холсте, сдвинув пласты истории? Он дает волю своей дерзкой неистощимой фантазии.

Глазунов – эрудит во всемирной истории искусств. Он знает творения великих мастеров кисти. Он проник в тайны их живописного мастерства, постиг магию красок, гармонию композиции. Он прилежный ученик, но не подражатель. От творец, новатор и экспериментатор, который не боится риска. Его пылкая фантазия строит необычную, непривычную композицию, которой не знала всемирная живопись. На фоне русских святынь – исторических памятников, он собирает несметное число людей, весь русский народ, в первых рядах которых мы видим знакомые лица православных святых и князей: Ломоносова и Достоевского, Пушкина и Суворова, Чайковского и Петра Великого, убиенного царевича Алексея и Тургенева, Державина и Нахимова и многих, многих знакомых нам лиц, написанных кистью маститого портретиста. В таком ключе созданы три монументальных полотна: «Мистерия XX века», «Вечная Россия» и «Великий эксперимент».

Картины трудно описать или передать изустно их содержание. Живопись нужно смотреть, чтобы прочувствовать и понять эмоциональный заряд. Три выше названные творения Ильи Сергеевича обращены не столько к чувству, сколько к разуму зрителя. В них заложено философское начало, которое, присуще вообще творчеству Ильи Глазунова. Вспоминаю свое впечатление. Персональная выставка в Манеже. Я попал туда на пятый день после ее открытия. Но как и в день открытия, «колонна» желающих попасть на нее тянулась аж от Москвы-реки. Это было, действительно, столпотворение. Люди часами стояли в очереди, которая двигалась непростительно медленно. Подобный людской поток наблюдался лишь в Мавзолей в советское время. Но тот поток двигался быстрей, хотя и был нескончаемым. Невольно возникал вопрос: что заставляло людей, эту пеструю, разношерстную толпу выстаивать часами под палящим солнцем не за хлебом и колбасой, а за духовной пищей? Реклама? Нет, ее не было. Людскую молву нельзя считать рекламой. Значит, авторитет художника, его всенародная популярность и признание. Люди жаждали правды, той самой обнаженной, о которой говорили между собой шепотом. Огромная толпа у главной «вселен-. ской» картины, выставленной в центре зала, – это понятно, естественно. Там споры, радостное удивление, восторг, недоумение и даже непонимание. Мол, это что-то невиданное и неслыханное, такого еще не было! Дерзкий вызов властям. Равнодушных не было. Но меня поразило то, что большая группа зрителей толпилась у скромной жанровой картины с ироническим названием «Ваше здоровье». На холсте одна фигура: мужчина средних лет в шапке-«треухе», небрежно наброшенной на голову, в старом изрядно поношенном ватнике, словом, работяга, каких можно встретить сколько угодно хоть в городе, хоть на селе. Добродушное, изрезанное морщинками лицо, тихие, ласковые, с затаенной скорбью глаза, открытый доверчивый взгляд, обращенный к зрителю, граненый стакан с водкой и огурец в трудовых руках. «Будьте здоровы», – говорит он зрителю, и кажется, вы слышите его голос, тихий, мягкий, искренний. Все написано так просто, незатейливо, видено вами в жизни десятки раз, и человека этого вы тоже видели, встречали, даже можете вспомнить его имя. Он не герой, не плакатный ударник, он один из миллионов рядовых трудяг, кого искусство соцреализма обходило стороной, как не типичных. Не производит он впечатления униженного и оскорбленного. Глазунов смотрит на него глазами своего кумира Федора Достоевского. Его герой – это сама правда, обнаженная, без ретуши, с горчинкой. И потому она притягательна, берет за душу и возмущает разум, «не жажда нового волнует умы, а потребность в правде, и потребность эта огромна», – говорил Виктор Гюго. Жажда правды и влекла в Манеж тысячный людской поток.

Как общепризнанный мастер психологического портрета, Илья Глазунов был приглашен в институт имени Сурикова заведовать портретной мастерской. Появление его в высшем художественном учебном заведении, где уже начали прорастать ядовитые сорняки абстракционизма, было отмечено откровенной неприязнью как среди части преподавателей, так и со стороны студентов. Последние устроили каверзную обструкцию: перед приходом Ильи Сергеевича в учебный класс они рассыпали там нафталин, что должно было означать, – мол, твое искусство – вчерашний день, и мы его не приемлем. Конечно, такой прием не обрадовал Глазунова. Но и не смутил, не опрокинул: за плечами был опыт борьбы, и не с таким приходилось сталкиваться. Как ни в чем не бывало, он приступил к занятиям. Вскоре студенты почувствовали не только личное обаяние учителя, но и силу его могучего таланта, высокий профессионализм. И поняли бесплодность авангардистских увлечений, стали всерьез заниматься настоящим искусством. Высокая эрудиция в вопросах искусства, целеустремленность и твердость в отстаивании своих убеждении, бескомпромиссный патриотизм учителя импонировали ученикам. Студенты искренне полюбили своего профессора и были признательны ему за то, что он не только научил их живописному мастерству, но осветил их души высоким служением Отечеству и правде, добру и справедливости, о которой так страстно говорил Достоевский: «Высшая и самая резкая характеристическая черта нашего народа – это чувство справедливости и жажда ее».

Из портретной мастерской профессора Ильи Глазунова вышло немало талантливых художников, таких как Виктор Шилов, Иван Глазунов, Лейла Хасьянова, Юрий Сергеев, Михаил Шаньков, Виталий Шведул, которые впоследствии придут в созданную их учителем Российскую Академию живописи, ваяния, зодчества и сами в звании профессоров станут учить и воспитывать новое поколение русских художников-реалистов.

С душевной болью и тревогой Глазунов наблюдал, как хиреет и вырождается великое русское искусство под сатанинским напором американско-израильской псевдокультуры. В художественных вузах свирепствует бесовщина «авангарда», вытесняется и опошляется реализм, объявленный «нафталинным». И самое неприятное – это никакого серьезного отпора со стороны патриотической общественности, если не считать отдельных реплик в малотиражной печати. На телеэкранах перед миллионной аудиторией бесновались поклонники «нового мышления». И тогда Глазунов принимает неслыханно дерзкое решение: создать свое высшее учебное заведение со статусом Академии.

Да, это было неслыханно: не государство, а частное лицо, художник-одиночка, даже не член Академии художеств, собрался открыть художественную академию. Многим это по казалось абсурдом. Отучилось это в «переходное время, в 1987 году, когда Иуда Горбачев затевал свою «перестройку». Он не мог поддержать подобную инициативу, поскольку это было созидание. А гены Горбачева настроены на разрушение. Не поддержал Глазунова и «властелин» Москвы В. Гришин. «Как? Зачем?! В Москве уже есть художественный институт имени Сурикова, в Ленинграде имени Репина». Илья Сергеевич обосновал свою идею: те, мол, художественные вузы – всесоюзные, и попасть туда русскому, даже очень талантливому, порой невозможно. Он это знал по собственному опыту. Во всесоюзные вузы на льготных условиях поступала молодежь союзных республик. Российская квота не могла удовлетворять всех желающих. Нужен российский художественный вуз, в который бы поступали все на общих основаниях без всяких льгот и привилегий. Отказ Горбачева и Гришина можно было воспринять, как провал в последний инстанции и потерять всякую надежду. Так поступили бы многие. Но только не Глазунов. Он не из многих. Он – личность особая. Его целеустремленная настойчивая натура борца не позволяла ему отказаться от благородного замысла, в который он верил в котором не сомневался. Бороться, отстаивать, убеждать! – было его девизом. В конце концов есть же, или должны быть и в правительстве умные, понимающие головы, небезразличные к русской культуре. Гришин далек от культуры, к тому же он не русский. Горбачев – это вообще непонятное явление, человек в маске. Ну, а другие там «наверху?» Он продолжал «стучаться» к другим. И достучался. Его поддержали три влиятельных члена Политбюро: секретарь ЦК Егор Лигачев, председатель правительства России Виталий Воротников и председатель правительства СССР Николай Рыжков. Нужно было получить здание для Академии. Глазунов попросил то, в котором еще до семнадцатого года помещалась Школа живописи, ваяния и зодчества на Мясницкой улице. Когда-то это было престижное учебное заведение, в котором учились многие выдающиеся русские художники. Теперь это историческое архитектурное сооружение, построенное гениальным Казаковым, было напичкано десятками разных контор и учреждений, не имеющих никакого отношения к искусству. Освободить здание было непросто: надо было выселенным предоставить новое помещение. Многие не желали покинуть обжитые, насиженные места, тем более в центре города рядом со станциями метро «Чистые пруды» и «Тургеневская»,

Наконец, освобожденное здание требовало серьезного ремонта. Только благодаря недюжинным организаторским способностям Глазунова удалось проделать колоссальную работу по созданию Академии в 1989 году, и самый разгар горбачевской сатанинской ломки начать занятия со студентами. В труднейших условиях разгула духовной бесовщины, разрухи и предательства Илья Сергеевич осуществил свою мечту, создав не просто еще один художественный вуз, а зажег светлый очаг возрождения национальной культуры, духовности и православия. Туг невольно приходит на память имя великого патриота Михаила Ломоносова, создавшего первую российскую Академию наук. Фактически Илья Глазунов совершил подвиг во имя будущего русской духовности и национального самосознания. Если бы не было выдающего живописца Глазунова, все равно в историю отечественной культуры было бы вписано имя создателя Российской Академии Живописи, Ваяния, Зодчества. Да, это подвиг, о котором не трубили произраильские СМИ, занятые воспеванием маркзахаровых, рязановых, гердов и гафтов. Естественно, ректором Академии был назначен Илья Сергеевич.

В Академии учится 400 студентов – живописцев, скульпторов, архитекторов, искусствоведов. Срок обучения – шесть лет. Здесь готовятся специалисты высокой квалификации, творцы возвышенного и прекрасного. В стенах Академии царит атмосфера духовности и православия, патриотизма и добродетели. Тут не только учат, тут воспитывают. Тон учебной и воспитательной деятельности задает ректор. Его авторитет высок, а его творческие и гражданские позиции составляют особую реалистическую школу – школу Глазунова, где каждый ученик разделяет эстетические и идеологические взгляды своего учителя. Илья Сергеевич не скрывает своего отношения к тому, что происходит сегодня в нашем Отечестве. Он говорит: «Сегодня, смотря телевизионные передачи и видя, что творится вокруг, когда наша великая держава становится колонией Америки и Европы, сколько раз, приходя к храму Василия Блаженного, мы вглядываемся в бронзовые лица Минина и Пожарского – спасителей Отечества – и взываем к их памяти, надеясь, что Россия на нынешнюю страшную смуту ответит явлением новых Мининых и Пожарских». Он верит в будущее России и вселяет эту веру в сердца своих учеников и последователей.

Через шесть лет после начала учебного года состоялся первый-выпуск питомцев Академии, а в Манеже в 1993 году открылась выставка Глазунова и его учеников. Все повторилось, как и прежде: бесконечный поток зрителей, плотной цепью окольцевавший длинное здание Манежа, но в залах уже меньше споров и больше восторгов. Любителей живописи поражало мастерство учеников Ильи Сергеевича. Поражало и радовало: из орлиного гнезда вылетели мощные орлята, вобравшие все лучшее от своего учителя, но не ставшие его эпигонами. У них свой полет, свой стиль, но общий путь – реализм, правда и возвышенная в своей гармонии красота восприятия мира, нравственное начало и духовный патриотизм. Всеобщее внимание привлекал огромный холст. Под ним выразительное название «Распни его!» и имя автора – Иван Глазунов. Сын. Содержание картины – Иисус перед казнью. В центре две фигуры – в терновом венце и со связанными руками на фоне грозовых, тревожных туч, написанных с профессиональным совершенством, обреченный Спаситель. Внешне он такой земной, человечный, с сочащимися кровью руками. Но сквозь внешнюю обреченность просматривается исполинская сила духа и неодолимая вера, и уже что-то неземное, вселенское видится в напружиненно-собранной фигуре и просветленном взгляде, отрешенному от проходящего и устремленном в вечность. Напротив него – холодная, словно статуя, фигура Пилата с оловянными глазами на равнодушном лице. А вокруг толпа обезумевших иудеев, по-звериному ревущих: «Распни его!» Совершается всемирная трагедия. Разъяренная, ослепленная ложью чернь, жаждущая крови, совершает судьбоносное преступление.

В этой эмоционально насыщенной картине молодой художник проявил себя не только блестящим живописцем, но и зрелым мастером композиционного решения. Приходится удивляться и радоваться, что этот шедевр создал 24-летний художник. Свое творческое кредо Иван Глазунов определяет так: «Искусство для меня – это хождение по канату, вечный поиск баланса, где в центре гордыня, а справа и слева все те же «что» и «как» кому и ради чего ты служишь». И еще: «…нам нужна русская картина, русская не в том смысле, что изображать мы будем бояр и богатырей, а в том, что мы должны давать четкие оценки добру и злу, соблюдая русскую честность, отзывчивость, национальное самосознание».

Иван Глазунов честно служит России во имя ее благоденствия, верный наказу своего отца. Выше приводилось высказывание Ильи Сергеевича о том, как трудно писать небо. В этом отношении его сын успешно справился с «трудностями»: в пейзажах Ивана Глазунова написанное с блеском небо занимает главенствующую роль. В Академии профессор Иван Ильич Глазунов возглавляет класс исторической живописи.

Образу Ииуса посвящено другое монументальное полотно – дипломная работа Виталия Шведула «Напутствие Спасителя ученикам». На картине Христос изображен среди двенадцати апостолов, характерные образы которых выписаны с психологической глубиной. Блестящий портретист, участник многих выставок на родине и за рубежом, Шведул работает преподавателем в Академии.

Серьезный интерес к библейским сюжетам в Академии находит поддержку и поощряется самим Ильей Сергеевичем. Преподаватель Академии профессор Михаил Шаньков – художник широкого диапазона, также обратился к библейской теме, создав интересную, колоритную по живописи картину «Христос в Гефсиманском саду». Но на выставке в Манеже особое внимание зрителей привлекала его картина «Остановка». Простой, незатейливый сюжет – группа москвичей столпилась ранним морозным утром на остановке в ожидании троллейбуса. Кто из нас не видел в натуре такой сюжет, кто сам не стоял на остановках общественного транспорта? Подумаешь, невидаль какая! – скажет иной. Но почему-то толпятся те же москвичи-зрители у этой картины, чем-то она манит и притягивает, задевает какие-то тонкие струны души. На остановке около трех десятков пассажиров. Но это не безликая толпа. Это люди, человеки, индивидуумы. У каждого свой характер, свои заботы, своя жизнь и судьба. Всмотритесь в их лица, написанные с тонким проникновением в душу. Вглядитесь в их позы, манеры, в одежду. В каждом из них свой неповторимый и сложный мир, созданный чарующим колдовством красок, таинственной игрой теней. Даже бронзовый Гоголь в глубине двора в предрассветной синеве создает особый колорит в этой дивной гармонии. Это большое, нетленное искусство, звонкая пощечина хулителям и разрушителям нетленного. Никакой «авангард», никакие формалистичные кривляния и манифесты не в силах вытеснить, заменить восходящее из глубин истории реалистическое искусство правды, гармонии прекрасного и духовно возвышенного. Живопись Михаила Шанькова и его коллег, из Академии Ильи Глазунова радует и обнадеживает: «Бесконечно правы те художники, которые ставят свободу творчества превыше всего. Но не существует свободы от природных корней, от Отечества, от традиций, от того, что народ твой почитает, как «святыню» – говорит Михаил Шаньков.

Большой интерес зрителей вызвала живопись Виктора Шилова. Перед его картинами слышались произносимые в полголоса вопросы: «Это что – сын Александра Шилова?» Нет, не сын, и даже не родственник. Просто однофамилец.

Ученик Ильи Глазунова (учился в его портретном классе в институте имени Сурикова) Виктор Шилов – художник яркого самобытного дарования. Трагедийный мотив пронизывает главные его картины, посвященные гибели А Пушкина, С.Есенина, сына Петра Великого царевича Алексея. Художник сумел заглянуть в души своих героев в последнюю трагическую минуту их земного бытия, донести до зрителя роковое мгновение между жизнью и смертью. В выше названных картинах каждый мазок, тщательно продуманный и взвешенный, несет смысловую нагрузку. Смертельно-холодный синий колорит на кафтане Петра, и еще более усиленный во всей композиции смертельно раненого Пушкина. В этих картинах особый, глубокий смысл художник вкладывает в положение рук. Через них, через судорогу пальцев, открывается душевная драма. Если глаза – зеркало души человека, то руки – зеркало его характера и физического состояния. Глаза и руки – главные составные в образе человека. Вспомните руки Достоевского в изображении Перова. Они главенствуют, они – центр портрета. Писать руки трудно, как и облака. В этом отношении Виктор Шилов преуспел. Даже в обычном портрете Петра выразительно написанная рука передает внутреннее состояние царя-самодержца. В Академии профессор Виктор Шилов заведует кафедрой живописи, рисунка и композиции. Он много знает, много умеет. Ему есть, что передать начинающим художникам – питомцам Академии.

Если б меня спросили какому жанру из работ художников Глазуновской Академии я отдаю предпочтение, – исторической картине, в том числе и жанровой, портрету или пейзажу, я бы затруднился ответить. Во всех жанрах там есть сильные мастера, есть и подлинные шедевры Работы портретистов поднимаются до классических высот. Да это и понятно: сам ректор – отменный портретист, и многие из нынешних преподавателей Академии учились в его портретном классе в институте имени Сурикова, как например, Лейла Хасьянова, отличный портретист, тяготеющая к декоративным элементам. Среди ее работ выделяются «Портрет мальчика с собакой», «Женский портрет в русском костюме» и портрет актрисы Л.Гриценко. Ее кисти принадлежит большое историческое полотно – «Княгиня Евпраксия», полное трагизма и духовного величия. В Академии Лейла Хасьянова заведует кафедрой академического и анатомического рисунка, преподает и руководит мастерской портрета. Живописный портрет по сути своей универсален: и в жанровой и в исторической картине он берет на себя большую нагрузку, высвечивая характер персонажа. Часто успех картины зависит от того, насколько глубоко и ярко выражен образ человека.

Доставляют радость и пейзажи, созданные художниками Академии. Особенно выделяются работы декана живописного факультета Игоря Лапина своим затаенным торжественным лиризмом. Его пейзажи средне-русской природы, изумительные по цветовому настрою, насыщены божественной тишиной, покоем, умиротворением. Золотистые березы, глядящие в прозрачные заводи зеркало первого, еще тонкого льда таят в себе нечто сказочное, молитвенное, вечное. Как и его коллеги, Игорь Лапин многогранен. Его портреты полны мягкой теплоты и задушевности.

В этом очерке я не касаюсь творчества других одаренных мастеров Академии, таких, как Александр Устинович, Владимир Штейн, Юрий Сергеев, Дмитрий Слепушкин. Все они составляют не только творческое ядро академии, но и цвет современного русского реализма в живописи.

…Заочно с Ильей Сергеевичем Глазуновым мы были знакомы давно. Я знал его работы с 1957 г. по выставке в ЦДРИ, он читал нашумевший в свое время мой роман-памфлет «Тля». Личное знакомство состоялось в конце марта 1997 года на квартире художника. Там я встретил и выдающегося скульптора Анатолия Бичукова, с которым был знаком раньше. В Москве Анатолий Андреевич изваял два, на мой взгляд, очень удачных памятника: Сергею Есенину, установленный на Тверском бульваре, и у Трубной площади сотрудникам милиции, погибшим при исполнении служебного долга. В Академии Народный художник России Бичуков заведует кафедрой ваяния.

Был поздний вечерний час. Илья Сергеевич возвратился с деловой встречи, связанной с финансированием Академии. Разговор с государственным чиновником, видно, был нелегким, это чувствовалось по возбужденному состоянию знаменитого много курил – сигарету за сигаретой. На бледном лице, осененном возбужденными голубыми глазами, лежала печать усталости, которую он старался скрыть за оживленным разговором, веселой шуткой, озорной, остроумной прибауткой. Рассказывал, как трудно вести деловой разговор с чиновником, далеким от искусства и даже культуры. «Особенно, если чиновник к тому же и подлец, – рассказывал Илья Сергеевич. – Уж лучше дурак, чем подлец. С дураком проще: тому дал конфетку, он и рад, и доволен, и считай – дело сделано. С подлецом трудно. На то он и подлец, чтобы делать другим подлость».

Несмотря на усталость, художник возбужден, в нем клокочет огонь души, его энергия восхищает, как и эрудиция, которую он и не пытается скрывать. Он работает с увлечением, с жаром, на износ, совсем не думая о последствиях для своего здоровья. Для него теперь главное – его детище, Академия. На нее направлены все физические и духовные силы, организаторский талант. Трудно, ох как трудно удержаться на плаву, в адово время израильской оккупации, когда тонут крупнейшие предприятия и учреждения, наука, культура. А он и его, Академия держатся. Мне нравится его категоричность, даже резкость в оценке тех или иных явлений или личностей. Мы обсуждали широкий круг насущных проблем и вопросов. Меня радовало, что по большому счету, по глобальному вопросу– кто враг России, кто виновен в ее последней трагедии? – мы – единомышленники, как, впрочем, и по многим другим проблемам.

Мы говорили о пришельцах, выдающих себя за божьих избранников, и их верных лакеях русских по крови, но ненавидящих русский народ, разного рода иванов рыбкиных, михаилов ульяновых, викторов астафьевых и прочих солженицыных. Вспомнили их откровенно мерзкие слова: «На свете нет нации более презренной, более чуждой и ненужной, чем русский народ» (Солженицын). «Русский народ– вор, пьяница, дурак, матерщинник… неразвитый народ… отсталый народ» (В Астафьев).

Мы говорили о монархии и православии, о роли русской православной церкви в духовном возрождении России, о разрушительных деяниях экуменизма, который исповедует Священный Синод и сам Патриарх, об иудаистских «агентах влияния», проникнувших в православие. Вспомнили при этом Глеба Якунина и Александра Меня. Говорили о сектантах, заполонивших страну, об их зло вредной деятельности, которую правительство не пресекает, а Дума не спешит принять соответствующий закон.

Глазунов – убежденный монархист и глубоко верующий христианин. Монархические и православные пристрастия явно выражаются в его личном творчестве и в творчестве его учеников. Виктор Шилов говорит: «Каждый человек должен быть верующим. Художник – истово верующим. Вера, которая не знает расстояний, объединяет людей. Преображая мир, она преображает нас, живущих в нем».

С Глазуновым можно спорить, соглашаться или не соглашаться, его точку зрения можно не принимать, но нельзя не уважать его убеждения, в которых он тверд и непоколебим. Например, я не вижу в России перспектив для монархии, но спорить с Глазуновым по этой проблеме не собираюсь. Так же и в отношении отдельных лиц. Илья Сергеевич не приемлет Павла Корина и Аркадия Пластова – очень разных, непохожих друг на друга, выдающихся русских живописцев. У Глазунова к ним не столько профессиональные, сколько «личностные», гражданские претензии.

Мы единодушны в отношении мемориала на поклонной горе– бездарного, русофобского сооружения, оскверняющего память победителей в Великой Отечественной войне.

В тот вечер Илья Сергеевич пригласил меня посетить Академию, что я и сделал 23 марта. В Академии Глазунов познакомил меня со своими коллегами – профессорами и доцентами, с цветом русского реализма в живописи, рассказал о трудностях, с которыми приходится сталкиваться почти ежедневно, о ремонте здания, произведенном только на одну треть. Во время беседы с преподавателями я воочию ощущал их патриотический настрой, духовное единомыслие, верность реалистическим традициям русского искусства; объединительным центром, «духовником» их является сам ректор. От него исходят благотворные импульсы к преподавателям, а от них – к студентам. Тогда же Глазунов пригласил меня присутствовать на защите дипломов очередной группы выпускников. Я с благодарностью принял это предложение. Мне очень хотелось увидеть, с каким творческим багажом вступает в большую жизнь молодое племя живописцев, насколько прочно хранит оно принципы и традиции своих наставников. С Ильей Сергеевичем мы договорились через неделю, еще до защиты дипломов, встретиться в его мастерской. Но случилось непредвиденное: на третий день после посещения Академии я оказался в военном госпитале на целых две недели. И там, в госпитале, из телевизионных новостей узнал печальную весть: Илья Сергеевич Глазунов помещен в Центральную больницу с обширным инфарктом.

Уже после выписки из госпиталя мне удалось присутствовать в Академии при защите дипломов. Это был истинный праздник и триумф реализма – искусства правды, гармонии и красоты, величия духа. В прекрасном, светлом, со вкусом оборудованном актовом зале, заполненном главным образом молодежью, восемнадцать юных живописцев представляли государственной комиссии свои дипломные работы. Глядя на них, я вспомнил слова Николая Рериха: «Искусство имеет цель творить и создавать красоту, будить человеческий дух и бороться с его низшей природой, поднимать и возвышать человека, улучшать и облагораживать его нравственный облик, скрашивать его жизненный путь и вдохновлять на подвиги добра и справедливости». Именно такое искусство я увидел в тот майский солнечный день в Российской Академии Живописи, Ваяния, Зодчества. Перед началом заседания волновались не только дипломанты, волновались и их наставники. Особенно волновалась Лейла Хасьянова: из 18 выпускников 8 шли по ее классу портрета.

К сожалению, в этом торжественном акте не участвовал Илья Сергеевич: когда пишутся эти строки, он все еще находится в больничной палате.

Первым представил свой большой холст Дмитрий Родин «Изгнание торговцев из храма». Центральная фигура – Иисус. Картина написана уверенной кистью зрелого мастера. Глядя на нее, я думал: далекая, библейская история, а как современно звучит она в сегодняшней России, где бесчинствуют жирующие на награбленном торгаши, где культ наживы вытеснил духовность, опошлил прекрасное, благородное. И еще подумалось: нет ли «перебора» в библейских сюжетах? Образ Иисуса проходит главенствующим в уже упомянутых мной картинах Ивана Глазунова, Михаила Шанькова, Виталия Шведула. Наверно, так и должно быть: в России идет возрождение православия, это видно по тому, как тянется к храму молодежь, освобожденная от пут атеизма. Ей надо помочь, в том числе и произведениями искусства.

Сильное впечатление произвела на меня дипломная работа Дмитрия Волкова «Лермонтов на Кавказе». И опять же мысли обращаются к трагедии сегодняшнего Кавказа. Но образ великого поэта, изображенного на скалистой круче на фоне удивительного неба, восхищает достоверностью и глубиной характера.

Хотелось бы отметить еще два диплома юных художниц Веры Глазуновой «Великая княгиня Елизавета Федоровна» и Натальи Кургузовой «Патриарх Тихон». Героиня картины Веры Глазуновой – дочери Ильи Сергеевича – вдова убиенного революционерами Московского губернатора Великого князя Сергея Елизавета Федоровна совершила нравственный подвиг. После гибели супруга она посвятила всю свою жизнь благотворительности. Многофигурная композиция построена мастерски, тонкая игра света и теней выявляет трагический образ, высокий дух и благородство женщины-героини. Трудно представить, что эту большого размера картину написала хрупкая, тоненькая, как тростиночка, юная девушка.