Текст книги "Кленовый лист"

Автор книги: Иван Ле

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

8

Судьба соединила двух саперов при выполнении их боевой задачи с водителем генеральского авто. Счастливо соединила. Саперы теперь будут смелее выполнять ту задачу в ужасных условиях военного тыла. Виктор умел прекрасно чувствовать окружение и хорошо ориентироваться на местности. Боевое задание генерала касалось именно этого районного городка и его мостов. Даже ценой собственной жизни, приказывал генерал, эта задача должна быть выполнена!

Неожиданные темпы войны чрезмерно усложнили саперам выполнения боевой задачи. Начались бурные, полные тревог и опасности военные приключения.

Когда комендант городка погнал своих солдат вслед за советской эмкой, Витя, выткнувшись из густых ветвей, шепотом произнес к саперам:

– Внимание! Немедленно менять позицию!

Комендантские солдаты бегом удалялись в овражек. Саперы, как встряхнутые груши, соскочили с деревьев и, передохнув, осторожно оглядываясь вокруг, молча побежали дальше, будто пытались напрямик опередить автомашину. Виктор не спешил слезать с дуба. Он слышал натужный рев мотора, который, затихая на ​​расстоянии, словно рассказывал ему о настроениях беглецов.

«Боевая» – коротко охарактеризовал Марию Иосифовну, кивнув головой. Спустился по толстому стволу на землю, снял автомат с шеи, притаился возле дуба. Глазами следил за комендантской погоней, вслушивался в собачьи старания угодить злому коменданту.

А мотора эмки уже не слышал. Пробежал к саперам, которые послушно ожидали его.

– Ложись, – скомандовал им и еще раз внимательно огляделся.

Далеко по трассе, которой проехали и они в этот городок, шла колонна немецких грузовых автомашин. Водители дисциплинированно держали дистанцию, двойные задние колеса поднимали хвосты пыли. Один за другим проходили грузовики, вызывая шоферскую зависть Виктора, оставшегося без машины, как говорится, на произвол судьбы.

По какой-то интуиции Виктор считал выстроившиеся грузовики. Считал автоматически, потому что в то же время напряженно перебегал с одной мысли на другую, искал разгадку своего положения, стремился как-то помочь и саперам выполнить их боевую задачу. Что-то изменить в своем положении к лучшему пока не мог. Не знал, надо ли беспокоиться, что отпустил ту отчаянную, оскорбленную жену генерала с авто, в котором полно советской детворы?

Детей жалко! Наши, советские дети, несчастливо выброшенные судьбой на распутье опасной, ужасной войны, начатой ​​неслыханным беззаконием – нарушением межгосударственного соглашения о ненападении. Но когда нарушено одно соглашение, то можно ли ожидать от такого нарушителя какого-то соблюдения международной этики в отношении мирных, несчастных детей? Хищник законов не признает.

Замер, удалившись, комендантский шум. Только гул войны слышно впереди. Переключив внимание, Виктор услышал значительно более близкие звуки от колонны фашистских автомашин и выразительные шумы железнодорожной станции за лесом. Виктор забрал саперов, и они бегом направились в глубь леса. Как своих хозяев радушно принимал их советский лес. Словно призывал, приглушая удаленный шум войны. Партизаны обходили отдельные деревья, группы деревьев, кусты боярышника. И не заметили, как отклонялись от своего направления, приближались к большой трассе. Трудно было бежать вверх в лесу, каждый раз натыкаясь на преграды, огибая их.

Виктор оглянулся на саперов. Под грудью у обоих проступали выразительные пятна пота. Каждый из них в одной руке держал винтовку, а другой поддерживал тяжелую сумку боевого вооружения подрывников. Теперь у них в этой сложной ситуации есть и командир – шофер самого генерала. А при командире выполнять свою боевую задачу каждому бойцу свободнее. От того он становился вдвое сильнее и отважнее.

Бежали долго, настойчиво. Надо было как можно быстрее изменить местоположение, чтобы сбить врагов со следа. Ночью они должны были наведаться к желобам для связи с Марией Иосифовной.

"Не устали ли они в этом беге?» – невольно мелькнула мысль как отклик на увиденные мокрые от пота гимнастерки.

Однако ни сомнений, ни колебаний на лицах саперов Виктор не заметил.

И не заметили, как снова приблизились к той же большой дороге. Правда, были значительно дальше от райцентра, но при том же шоссе. По нему-то и они так неожиданно проскочили эмкой почти до привокзальной опушки, нужной саперам. Едва успели тогда юркнуть в лес, заметая следы.

Трассой шла одиночная машина, – наверное, последний немецкий грузовик отстал от колонны. Но, присмотревшись, увидели, что это советский ЗИС с на скорую руку нарисованным черепом и военным номером. Но это не так ошеломило Виктора: ЗИСов советских было немало в колхозах и учреждениях. Виктору показалось, что он узнал водителя за рулем. Вздрогнул от каких-то смешанных чувств. Поруганное фашистскими знаками советское авто, водитель с дорожного участка...

Может, водитель заметил их, советских бойцов, в гуще лесной, что так вдруг замедлил ход? Поворот дороги не дал проследить за ним дальше. Но не было сомнения, что ЗИС замедлил ход и около густого придорожного кустарника будто повернул в лес. Значит, заметил! Почти возле первых кустов кустарника с авто послышался приглушенный выстрел. Возможно, это был взрыв газов в выхлопной трубе. Но Виктор внезапно остановил саперов и повернул с ними в балку, возле которой они только что пробежали.

– Выхлоп газов или выстрел, товарищи? – спросил он, переводя дух.

– Какой там выхлоп! – уверенно возразил Константин Старовойтенко.

Его в тон дополнил Телегин:

– Без сомнения, выстрел из советского нагана! Дурак играет, или какое-то недоразумение.

Виктор бросил заинтересованный взгляд на младшего сапера, который так уверенно определил не только выстрел и марку оружия, но и свое мнение по поводу характера выстрела. Даже встрепенулся от какого-то подсознательного предположения. Но оно было такое неопределенное, мимолетное: мелькнуло и исчезло.

– С советского нагана? Но ведь это фашистское авто, – пытался хоть так оспорить утверждение саперов.

– Мало ли их захвачено теперь ими в таком бешеном и неожиданном нападении? А выстрелить из трофейного... Может, и я не удержался бы этого, если бы впервые схватил в руки какой-то парабеллум?

Рассуждения Телегина окончательно успокоили возбужденного Виктора. Он осмотрел дорогу и лес вокруг. На каких-то пять или шесть километров отбежали они назад, подальше от того районного центра с гитлеровской комендатурой. К нему так рвались оба саперы, так как нужно было выполнить боевое задание генерала.

Опять выстрел с той же стороны леса. ЗИС, видимо, вырвался из кустарника и, петляя между деревьями, понесся прямо в гущу, выехал на холм, с которого только что сбежали наши герои. Невольно присели за кустом боярышника перед овражком, напряженно вслушиваясь. Авто неслось вперед, углубляясь в лес дальше от дороги. Рев мотора удалялся, медленно затихая. Слышно было, как после первой растерянности от выстрела или по другой причине водитель безопаснее выбирал путь в чаще.

«Что же это такое?» – разгадывали все трое. Мало им своих забот, на тебе еще и какого-то заблудившегося водителя на авто советской марки. Кроме того, Виктор невольно поймал себя на мысли, что один водитель, пусть и фашист, не страшен им троим. А в положении беженцев им очень бы пригодилось это авто с фашистскими знаками. Они смогли бы свободно проехать мимо вражеской комендатуры в городке, догоняя эмку Марии Иосифовны.

– Знаете, друзья, по-моему, неплохо бы... – размышляя, сказал Виктор саперам.

– Справимся ли мы с… грузовой техникой в ​​фашистском аду? – почти не думая, спросил Старовойтенко в том же тоне. Он удивил Виктора не так сомнениями в водительских способностях генеральского водителя, как необычным проникновением в его молниеносную идею. Генерал знал, каких саперов посылать на ответственное задание!

– Как ты догадался? – искренне поинтересовался у сапера.

– В нашем положении иного мнения быть не могло, – сказал и Телегин. – Авто, да еще и с фашистскими знаками, это же абсолютная гарантия выполнения нашей задачи!

– Совершенно верно, товарищи, – абсолютная гарантия выполнения приказа генерала! А кроме того, так хочется отомстить им, особенно этому проклятому гитлеровском коменданту. Пошли следом!

Идти было не близко, пришлось немало потратить времени. Загадочный ЗИС прорвался прямо в необжитые глубины леса, очевидно пытаясь скрыться подальше от людских глаз. Зачем, с какой целью? Искать партизан и ловить их на приманку в виде ЗИСа?..

Даже в груди похолодело.

– Стойте, товарищи! Не ловушку ли придумали нам гитлеровцы! – остановился Виктор.

– Какую ловушку, кому? Вроде бы пустое авто.

– Пустое, – сказал и Телегин. – Хотя борта в ЗИСа высокие.

– Правильно. Добрый десяток автоматчиков ляжет в кузове, и ничего с дороги не заметишь. Слышали же: забеспокоились эсэсовские комендатуры, отряды по борьбе с партизанами объединяют в прифронтовых тылах.

Молчали мгновение, лежа в лесном кустарнике. Ни дорожного шума, ни железнодорожных гудков уже не было слышно даже при внимательном прислушивании. Увлекшись преследованием, они и не заметили, как далеко углубились в эти дебри. Шумел-гудел только лес вокруг, будто эхом повторяя выразительный шум отдаленной войны.

– Что же будем делать? – как-то подчеркнуто не по-своему отозвался молодой сапер Лука Телегин. – Надо же как-то и нам выполнять задание. Гоняем, носимся по этим чащам лесным, а мосты стоят себе, служат гитлеровцам, будь они прокляты.

– Служат, чертовы мосты, – подтвердил и Старовойтенко.

А генерал, возможно, проклинает своих неискусных саперов-подрывников, трусами обзывает... Потому что на этом направлении уцелели мосты, они забиты так войсками и техникой врага.

Да и что теперь делать в такой ситуации, когда в том советском авто, скажем, проехало с десяток эсэсовских автоматчиков.

– Давайте, товарищи, выберем более удобную позицию. Надо иметь за спиной густой лес, хоть бы какую-то защиту нашего тыла.

– Все равно... живыми не дадимся! – сказал Старовойтенко. И первый же встал искать ту удобную позицию.

По всем правилам безопасности пробирались в самые густые заросли в поисках хоть каких-то оврагов. И вдруг одновременно припали к земле, замерли в кустарнике. Все трое отчетливо услышали треск веток.

Виктор осторожно поднял голову и осмотрел местность, сколько можно было видеть сквозь густые ветви. Никакой тропы, даже звериной, не было. Внимательно прислушивался, и показалось ему, что слышит чье-то тяжелое дыхание. Тихо отвел предохранитель автомата.

Опять треснули ветки. Еще и еще затрещали. Виктор осмотрел обоих саперов: их винтовки заметно дрожали в напряженных руках, головы прилегли к прицелам.

Кто-то идет густой кустарниковой балкой. Не идет, а крадется, как к своей жертве, приближается к партизанам. Неужели с дерева фашист видел их и дал направление автоматчикам?

Действительно – автоматчик. Серая фашистская форма на нем, полная сумка через плечо и в руках автомат наизготовку.

Но он только один и смотрит куда-то на другие кустарники. Значит, их не заметил до сих пор. Пропустить, чтобы выстрелом не выдать себя остальным, которые продвигаются вслед за ним на определенной дистанции.

Виктор молниеносно рисовал себе план действий фашистского отряда автоматчиков: веером разошлись на какое-то расстояние от авто, пощупают один круг, перейдут к другому... Решил: потрогал одного, другого сапера и пальцем дал знак наклониться, прислушиваться, но не стрелять. В голове уже созрел молниеносный план. Сам будет защищаться, завяжет бой, а их отошлет. У них такая задача...

Автоматчик тоже, видно, что-то услышал, потому что с предосторожностью смотрел вокруг, поводя автоматом. Ясно, что он не уверен, откуда услышал те угрожающие звуки. Оглядывался ли бы так автоматчик, если бы знал, что по первому зову сюда бросится целый отряд его товарищей?

– Бросай автомат, стреляю! – почти шепотом крикнул Виктор, отводя ладонью звук. Ему важно было испытать врага на звуковую реакцию, ведь гитлеровец наверняка не знает языка. Все равно отбиваться придется на жизнь или смерть.

Удивительно: фашист тотчас отбросил, автомат и поднял руки вверх. Оглянулся, показал Виктору свое лицо, взволнованное, растерянное, но не воинственное. Виктор удивленно раскрыл глаза...

Еще в то утро накануне гитлеровского нападения на приграничье, где стояли войска генерала Дорошенко, водитель дорожного отдела не находил себе места от грызущего раскаяния. Такую девочку, дочь генерала, предательски вывез и отдал в грязные лапы дорожного техника. Чувствовал же, что в этом деле кроется нечто постыдное для него и страшное для невинного ребенка. Сколько раз ему приходилось подвозить девочку. Не ее ли мать защищала Вадима, когда его, сына жестокого кулака Шестопалько, чуть не сняли с работы? Защитила. Оправдает, мол, доверие...

«Что она думала, странная женщина? Ведь знала... Мать! Если водитель охотно подвозил иногда ее ребенка, кленовым листком забавлял, то готова была собой поручиться. Таковы матери! У меня тоже осталась мама...» – горько думал Вадим Шестопалько.

Но не хватило ему времени додумать все до конца. Тяжкий проступок камнем лег на душу. Ночью, перед рассветом, фашистские танки прорвались где-то слева. Войска генерала Дорошенко с боями отошли в глубь страны.

На следующий день гитлеровцы застали Шестопалько при машине в дорожном отделе... Застали безоружного, как и других водителей. Но некоторых из тех других сразу же сняли с машин, куда-то грубо повели как преступников. А его нет! Вадиму Шестопалько открыта дорога в жизнь. Ему даже улыбались, заглядывая в свой список. Сразу же заговорили с ним на немецком языке: «Гут, гут!» Хорошо или плохо поступил, настойчиво изучая еще и вне школы этот иностранный язык! Мать советовала, на учителя растила, оставшись без хозяина-кулака.

«Измена!» – еще в то утро пришло безошибочное определение своей роли и положения в этой ужасной для родного края войне. А измена кончается смертью. Позорной, черной смертью бешеного пса... И это в каких-то двадцать два года! Другие – герои, а ты – червяк. Сын кулака, потомок позора...

Удивительно, что эти мысли отчетливо проступили в голове Вадима только после того, как он по приказу техника отвез генеральское дитя далеко в чащи пограничного леса. Проступив, царапнув совесть парня, они тлели без затухания, даже когда спал, и превратились в рану. Волком раненым выть требовала совесть юноши. И... решил лечить рану молодой души этим отчаянным актом.

Сначала прокрадывалась какая-то надежда. Пан или пропал! А если и пропадать, так с музыкой, которую услышал хоть бы один советский человек. О, та музыка!

И, поехав в авто как гитлеровский солдат, увозя с собой на сиденье офицера-гестаповца со свастикой и адамовыми костями на рукавах, окончательно решился.

Отправились с автобазы вместе с обозом грузовиков, предназначенных для доставки снарядов на передовую. Вывозить должны были где-то с железнодорожной станции. Значит, будет время продумать свое намерение до конца. Специально открыл даже переднее стекло, угождая гестаповцу, потому что в кабине стояла жара. Офицер не понял, что это преднамеренный жест. Кашлянув несколько раз от пыли, эсэсовец приказал отстать от автомобильной колонны. Даже пояс, на котором висела кобура с маузером, расстегнул для удобства, положил на сиденье.

«Удивительно, как же они доверяют кулакам, если даже кулак-водитель его нисколько не беспокоит! Свой...» – придавило стопудовое убеждение, ледяной глыбой упало на разогретые раскаяния и стремления юноши.

А лес с обеих сторон, а день сменялся прохладным вечером. На сон потянуло самоуверенного эсэсовца, повисшего горбатым носом. Водитель заглянул в закрытые глаза гестаповца. Вдруг вспомнилось, что где-то за этим районным центром, где как раз грохочет война, живет в селе его тетя-вдова – материна сестра. Никогда у нее не был, потому что она не признавала родства, родную сестру называла кулачкой. А мать же бывало «такой хорошей тетей» называла ее, все в гости к ней посылала. «Признаешься, – говорила, – тетей назовешь…» Неужели и в эти страшные для края дни тетка будет такой же жестокой с племянником, сыном кулаков? Только бы найти дом.

Только искоса еще раз глянул на гестаповца, расквасившегося на сиденье в сладкой дреме. И, словно молнией, его больно резануло непоседливое решение: «Умирать, так с музыкой!»

Резко повернул руль влево, влетел в первые кусты придорожных зарослей. На впадине заиленного дождями кювета авто подпрыгнуло, офицер моргнул глазами. В тот же миг лихорадочно ощупал левой рукой место, где должен был лежать маузер. Но… кобура была пустая. Взмахнул рукой, едва осознав страшную реальность. Авто углублялось в лесные чащи.

– Вас ист… – только и успел промолвить эсэсовец.

Вадим Шестопалько выстрелил из офицерского маузера просто ему в лицо. Авто в это мгновение хоть и сбавило ход, но не стояло, целиться было сложно. Да и сосну, стоящую по ходу, надо было объехать.

Выстрел не был точным, окровавил щеку, напугал. Эсэсовец сгоряча схватился за ручку двери, дернул ее. Мог бы выскочить, если бы действовал более решительно. А он после первого испуга, почувствовав, что живой, успел прийти в себя, решил сопротивляться. Залитый кровью, оставил дверь, повернулся к шоферу. Тогда и прозвучали те два выстрела, которые услышал Витя и его саперы…

– Ну вот вам и весь мой рассказ, товарищи партизаны.

Вадим, одетый в гитлеровский мундир, умолк, давяще глотал слюну. Опустил голову, ждал приговора партизан, потому что обе винтовки были нацелены прямо ему в грудь, готовые ежеминутно приковать гитлеровца к толстой сосне. Маузер был в руках Виктора.

– Та-а-ак… А ты знаешь, что Мария Иосифовна здесь вместе с нами партизанит? Командир отряда она! – сказал Виктор, как-то болезненно ломая в голове перепутанные мысли, симпатии, разочарования и ярость.

– Тогда... стреляйте! Я сын жестокого кулака, врага советского народа. Но я... советский гражданин, я...

– Ты тоже враг.

– Нет! – решительно покачал головой Шестопалько. – Я не враг. Я скрыл автомашину, чтобы вернуть нашим. Убил фашиста. И теперь пойду...

– Куда?

– К черту в зубы! Буду убивать их, гадов, чтобы намостить с их трупов эту пирамиду Хеопсову. Может, тогда наше советское правосудие... помилует меня!

Шестопалько, как наказанный ребенок, долго держался, сжимал зубы и все-таки заплакал. Просто отвернулся, дал волю слезам, не закрывая ладонями глаза, не ударяя себя в грудь кулаками. Только округлились глаза, взгляд перескакивал с Виктора на саперов. А щеки расписывались унизительными полосами слез, как у младенца.

И опустились винтовки саперов. Этот убедительный плач не показался им игрой врага.

– Пропасть бы тебе, подлому! – брезгливо сказал старший в этой группе сапер Кость Старовойтенко. – Может, и правда, товарищи, проверим? Если это правда...

– Нам ли здесь разбираться самим? – сомневался Телегин. – Если он по-человечески, то и мы... Пригодился бы такой и нам в отряде.

– Ладно. Пойдем, покажешь...

– Покажу. ЗИС я загнал в овражек, чтобы только самому найти после войны.

– Найдешь и для войны... Пойдем показывай, пока не вечер. Идти будешь впереди. Если приведешь на гестаповцев, первая пуля тебе.

– Один он. На убитого приведу.

Под двумя направленными на него винтовками повернулся и повел. Где-то глубоко родилась надежда, шершавая и колючая, как судьба проклятого. Но – надежда!

Совсем стемнело, заходила летняя ночь. Теми же нетоптаными тропами в гуще лесной Виктор и двое саперов отправили Шестопалько на отчаянное испытательное для него боевое задание.

Переждали группу авто на дороге, осторожно вышли из спасительного кустарника. Рискуя жизнью, решили проверить преданность Вадима Шестопалько. Настороженно вслушивались, спешили на дорогу к цементному желобу, условленному пункту встречи с Шестопалько.

Пробегая, наткнулись на два трупа гитлеровцев. Вспомнили, оглядываясь на убитых, и поняли только сейчас те два выстрела Марии Иосифовны в разведке, после которых ей пришлось так рискованно убегать с детьми. А убежала ли?..

Добежали и нырнули в метровый желоб под высокой насыпью рокадной автомагистрали. Может, именно по ней и отступали с боями войска генерала Дорошенко? Но если бы действительно отступали именно здесь, то, видимо, сделали бы все, что следует с теми мостами. А мосты стоят.

Что здесь промаршировала война, видно было из червоточин в земле от авиабомб и снарядов. Но это была война гонки: кто кого опередит. Дав тяжелый, непосильный для пограничных войск бой вражеским танковым частям, стремительно наступавшим, Дорошенко должен был вывести свои войска в другие места для соединения с регулярными силами линии фронта. Но здесь ли проходил генерал, имея на плечах врага, или где-то вброд перебирались его войска, маневрируя в лесах по бездорожью? Мосты остались целыми.

Рокадная магистраль повреждений почти не претерпела.

По ней все время неслись в обе стороны военные машины с солдатами, а больше – с боевой техникой врага.

– Да-а, братья-саперы, генерал надеялся на вашу помощь! А мосты целые стоят... – жаловался Виктор.

В обе стороны то и дело мчались авто.

– Здесь совсем удобно поджидать нашего Шестопалько, – продолжал Виктор уже в желобе. – И все же придется сделать разведку до тех ваших объектов. Вы уверены, что там было заложено все необходимое?

– За каким бы чертом нас посылали сюда, если бы той уверенности не было у командования! Я же сам и закладывал с ротным. Под шоссейным мостом закладывал старшина.

– И я со старшиной там орудовал. Это за селом, перед самым лесом, – сказал и Телегин.

– Генерал знал, кого посылать на это боевое задание... Ну вот что, минеры: оружие надо оставить в том кустарнике. Особенно винтовки.

– Как же без оружия воевать?

– Хитростью. В случае какой-то неожиданной угрозы это не так уж и плохо. Отступаем! Ведь мы же в тылу врага.

– Воевать все равно должны!

– Воевать должны, это правда, – соглашался Виктор с мнением Телегина. – Но в этих условиях воевать надо разумно. Слышал, Вадим говорил, что у них приказ – уничтожать на месте советских партизан?

– Если бы разобраться разумному фашисту, то мы и не партизаны, а армейские саперы. Боевые саперы, товарищ командир! Задача еще не выполнена.

– А выполним любой ценой!

– И все же теперь мы – партизанская группа. Отрезанные от своих частей... Мы должны воевать в любых условиях! – продолжал Виктор.

– Отнеся оружие в перелесок?

– Да, Костя. В этом случае, отнеся. Партизан действует так, как велят условия.

– Так, может, лучше караулить по одному в этой дыре, а остальные будут сидеть где-то в перелеске, – предложил Старовойтенко.

На том и сошлись. По предложению Старовойтенко померялись на штыке, кому первому оставаться в желобе. Пришлось самому младшему из них – Луке Телегину. Итак, он остается в желобе, а двое с оружием при первой возможности уходят к густому кустарнику. Тот кустарник тянулся вдоль дороги, ведущей на железнодорожную станцию. Заодно решили следить за движением на станцию. К тому же той дорогой можно было дойти и до крутых берегов реки, через которую перекинут железнодорожный мост!

То, что гестаповцы могут искать здесь партизан, выпало из головы. Большой, типично партизанский лес лежал по другую сторону дороги. Бескрайний и густой, он опирался на реку, за которой на десятки километров тянулся дальше до границы. Именно в этом лесу и будут искать фашисты.

Партизаны проскочили в перелесок, неся винтовку и минное снаряжение Телегина. Меняться условились через каждый час, пока не появится Шестопалько.

– А если он и вовсе не появится? – высказал мнение Старовойтенко.

– Не может быть!.. – нервно возбужденным голосом возразил Виктор. И только через минуту спокойнее добавил: – Черт их разберет, этих кулаков, которые умеют так искренне каяться.

– И клясться.

– Да, и клясться жизнью. Но не будем себя терзать плохим. Отдохните, товарищ Старовойтенко. Вам идти вторым на пост.

Сапер только вздохнул и лег, не головой под куст, а ногами. Виктор молча одобрил эту предусмотрительность. Партизаны! Странное и не совсем привычное слово. А сколько в нем содержания – тревожного и героического, сколько опасности и ярости!

«Пар-ти-заны» – чуть ли не вслух сказал Виктор еще раз. И тоже присел за кустом так, чтобы все время не спускать глаз с части дороги с желобом. Ночь сгущалась, победив предвечерние сумерки. Затухали и отдаленные выстрелы пушек. То ли это все еще удаляется фронт, то ли войска обеих сторон сделали передышку перед следующим, еще более горячим боем.

Только дорога все еще не стихала, была забита машинами, мотоциклами, пушками, даже танками. Виктор вздрогнул от внезапного упоминания о боевой задаче саперов: перекрыть эту военную артерию врага. Перекрыть, зажать в кулаке и наслать на него нашу авиацию. Но пересечешь ли? Видимо, по неразрушенной железной дороге сюда подвозят технику, боеприпасы. Недаром же дорогой от станции особенно густо идет на автомагистраль тяжелая военная техника.

Посмотрел на часы. Стрелки четко светились, приближалась пора смены.

– Товарищ боец! – тихо сказал, как условились они, не называя имени. – Товарищ боец, на пост.

Старовойтенко поднялся спросонья.

– Значит, все-таки без оружия? – спросил он, зевнув.

– Без оружия. Скажите, пусть быстро скрывается в первых кустах, а я встречу.

– Есть, капитан! – откозырял Старовойтенко. Это была дружеская шутка, Виктор хорошо это понял. А как мобилизует эта фраза! «Есть, капитан!» – сказал Старовойтенко и, словно сам ободренный этой фразой, встал на ноги, двинулся на пост. За ним прошел и Виктор к краю кустарника. Все их вооружие: две большие сумки саперного снаряжения для выполнения боевой задачи, винтовки, автомат, даже противогазы – все осталось в густом кустарнике.

Маленький перерыв в движении на магистрали. Старовойтенко рванул и без остановки добежал до желоба, который даже ночью чернел, как разинутая пасть зверя. Сапер упал и ловко пополз бороздой к желобу, скрываясь от ярких лучей из фар новой группы авто.

Пересекся свет встречных автомашин именно на желобе. Но как ни всматривался Виктор, сапера не увидел в борозде.

– Ну, повезло! Кажется, проскочил... – не совсем уверенный в этом, вслух успокаивал себя Виктор.

И вдруг оборвал мысль.

Грузовое авто, которое шло откуда-то из райцентра, остановилось, немного не доехав до желоба. Снопы света из фар убийственно застыли вдоль дороги, освещая место над желобом. Виктору показалось, что гитлеровцы в последний момент заметили, как Старовойтенко вползал в его отверстие.

Из кузова выскочили шестеро солдат с автоматами наготове, из кабины шофера вышел, видно, старший, офицер или нет, трудно было понять. Что-то скомандовал солдатам и посветил фонариком вниз по насыпи. Туда и бросились солдаты.

Вот они вышли из света, разбрелись за насыпью. Виктор напряженно следил за солдатами, пока мог их видеть. Кого-то ищут. Кого же?.. Неужели?

Страшная догадка, что водитель Шестопалько все же наслал на них гестаповцев, бросила Виктора в ужасный холод и в жар одновременно.

А солдаты рыскали с другой стороны насыпи, Виктору их не видно было. Да и офицер с фонариком спустился вниз, но уже по эту сторону насыпи, и направился к желобу. Вот фонарик бросил свет в желоб, светящееся пятно на мгновение остановилась и нырнуло в отверстие...

Офицер замахнулся револьвером, что-то крикнул. К желобу прибежали еще трое солдат. Почему же не убегают саперы в то отверстие на противоположной стороне? Там же лес, не освещенный фарами.

Окружены!

С позорно поднятыми руками медленно вышли из желоба оба советских сапера. Бессильная ярость сковала волю Виктора. Что сделать, как спасти товарищей, так предательски выданных кулаком. Их забрали без оружия, без сопротивления, как трусов, скрывающихся во время опасности.

– Ну, мразь, за эту измену ты заплатишь жизнью! – в яростном замешательстве похвалялся Виктор. И ужаснулся: при том же подлому кулаке они говорили и о боевом задании саперов.

Не мог отвести глаз от своих несчастных друзей. Первые шаги пересекла страшная измена. И все из-за отсутствия боевого опыта, неосторожной жалости и малодушия.

Саперов провели под насыпью ближе к авто. Ослепительно светили фары. Что-то кричал офицер, угрожая револьвером, саперов толкали солдаты. Виктор напрягал слух, а услышать ничего не мог. Только видел, как привязался к ним фашист, как размахивал кольтом. А когда гитлеровец ударил-таки Телегина револьвером в лицо и сапер упал, Виктор побежал к оружию, не думая о том, что его могут услышать, бросятся в перелесок, обнаружат оружие...

Лихорадочно рылся, готовя оружие, и бежал назад, к своему наблюдательному пункту. Никаких других соображений – только месть гитлеровцам. На мгновение остановился на том же месте, осмотрел все вокруг.

Оба сапера лежали уже на земле, офицер толкал носком ботинка кого-то в бок... Виктор дальше не мог терпеть, поднял оружие, прицелился, искал голову врага на пропавшей в темноте мушке автомата. Решительный, яростный...

В этот момент к месту происшествия подошел встречный «Оппель» и, не разминаясь, остановился, ярко светя фарами.

Немецкий офицер выскочил уже из этого «Оппеля», стройный, надменный, энергичный. Что-то крикнул просто в группу разгоряченных неистовством палачей, и они внезапно вытянулись перед старшим офицером-штурмовиком. Он прибыл так неожиданно, действовал решительно.

Виктор опустил автомат, вынужден был переждать, чтобы хоть немного понять, что же там происходит, к чему идет. Ведь этот старший офицер прекратил пытки саперов, что-то велел солдатам. Те послушно и быстро подняли саперов с земли и поставили на ноги. Забинтовали Телегину голову, вытерли Старовойтенко. Ясно, что этот второй эсэсовец решил забрать саперов и повезти с собой. Абсолютно логичны для разумного офицерского действия.

«Повезет в военный штаб», – мелькнула мысль у Виктора. К лучшему ли это? Повезут, все равно допрос начнут вести из-под нагайки.

А на трассе раздавались приказы старшего офицера. В скрещенном свете фар двух машин саперов подвели к этому второму «Оппелю», велели садиться в кузов. Старовойтенко первым схватился за борт и, встав на заднее колесо, полез в машину. Телегина подсадили.

А первый «Оппель» быстро развернулся, взял солдат, которые уже положили в кузов два трупа – застреленных Марией Иосифовной конвоиров Бори, офицер сел в кабину и, козырнув этому старшему, быстро двинулся прочь.

Так что же это такое? Вдруг потух свет в этом втором «Оппеле». Напрягая зрение, Виктор едва различил, что из кабины вышел и водитель. Что-то сказал в кузов к саперам. Виктор чувствовал, что лопается его запредельное напряжение, начинается какое-то безумие. Хоть бы слово услышать! Стрелять? Куда, в кого?