![](/files/books/160/oblozhka-knigi-protiv-chernogo-barona-265456.jpg)
Текст книги "Против черного барона"
Автор книги: Иван Спатарель
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
Белые вороны
Утро 7 июня 1920 года только начиналось, когда на аэродроме Аскания-Нова приземлился «ньюпор». Мы ожидали возвращения летчика Иншакова с юга, но прилетел он с запада. Оказывается, уже успел побывать в Чаплинке. Причем не вымпел там сбросил, а сел и лично доложил начальнику штаба Перекопской группы войск о результатах разведки.
Выпрыгнув из кабины, Василий Иншаков подбежал ко мне. И всегда-то подвижной, он сейчас просто кипел, распаленный увиденным в полете.
– Товарищ командир! – начал летчик. – Никогда такого не видел! Их как сельдей в бочке! Хоть с закрытыми глазами стреляй – все равно ни одна пуля не пропадет. Я сбросил бомбы прямо в гущу вражеских войск.
– Товарищ Иншаков, – успокоил его я. – Давайте присядем, и вы доложите обо всем по порядку.
Мы сели на траве, я достал карту, и Вася начал докладывать. От его рассказа мне стало жарко.
Иншаков появился над перешейком как раз в тот момент, когда из ворот Перекопской крепости выкатывалась многотысячная масса пехоты – не меньше трех дивизий. Впереди двигались броневики и танки. Врангелевцы перешли в наступление по всему фронту. Их артиллерия вела бешеную стрельбу по переднему краю и ближайшим тылам наших войск. С залива белых поддерживали огнем миноносцы и крейсера. Южнее Турецкого вала сосредоточилась врангелевская кавалерия.
Что мог сделать один красный летчик на стареньком «ньюпоре»? Он снизился, сбросил две бомбы на передовые цепи белогвардейцев и открыл по ним огонь из пулемета. Бил до последнего патрона. Но главное – Иншаков своевременно обнаружил участки, на которых противник начал прорыв, определил районы сосредоточения его основных сил.
С тех пор прошло почти полвека. Теперь из многочисленных документов мы хорошо знаем, как готовилось и осуществлялось это генеральное наступление Врангеля. Какую серьезную угрозу оно представляло для молодой Советской Республики, ясно всем.
Но был человек, который и тогда, задолго до начала событий, предвидел их опасность, требовал принятия «точнейших и энергичнейших» мер. Еще в марте 1920 года Владимир Ильич Ленин решительно ставил перед Реввоенсоветом Республики вопрос о добитии белогвардейцев в Крыму…
Наступление черного барона началось в тот момент, когда 1-я Конная под командованием Буденного и Ворошилова осуществила знаменитый прорыв польского фронта. Врангель рассчитывал на легкую победу, поскольку главные силы Красной Армии находились не против него, а на западе и были скованы ожесточенными боями. Одновременно он стремился помочь польским интервентам, ставшим его союзниками. Недаром В. И. Ленин называл панскую Польшу и Врангеля двумя руками международного империализма.
Стараясь ввести нас в заблуждение, черный барон несколько раз имитировал высадку своих войск в черноморского порту Хорлы. А начал наступление выброской 6 июня десанта на побережье Азовского моря. Высаженный в Кирилловне корпус генерала Слащева имел тройное превосходство над обороняющимися здесь красными частями. Как потом стало известно из документов, ему поставили задачу – окружить дивизии нашей 13-й армии, расположенные на Чонгарском полуострове, и захватить Мелитополь, с тем чтобы перерезать единственную железную дорогу, ведущую в Крым.
Наше командование стало спешно перебрасывать резервные части для разгрома десанта. Но 7 июня – уже на Перекопском перешейке – перешли в наступление главные силы белогвардейцев. Первым под прикрытием броневиков и танков устремился в атаку корпус генерала Кутепова, составленный из отборных офицерских дивизий – марковской, корниловской и дроздовской. С моря его поддерживали мощным огнем английские и французские корабли.
Одновременно на чонгарском направлении двинулся на соединение с десантом Слащева корпус генерала Писарева.
Как указывает военный историк И. С. Коротков, армия Врангеля насчитывала тогда более ста тысяч человек. Непосредственно в июньском наступлении участвовало свыше тридцати тысяч. А мы, по свидетельству бывшего командующего Юго-Западным фронтом Маршала Советского Союза А. И. Егорова, имели против черного барона лишь ослабленную 13-ю армию, насчитывавшую двенадцать тысяч бойцов. Нельзя забывать и о подавляющем превосходстве белых в технике, вооружении, особенно в авиации и военно-морском флоте.
Врангель стремился максимально использовать эти преимущества. Планы его были обширными: разгромить 13-ю красную армию, захватить Левобережную Украину и соединиться с легионами панской Польши. Затем овладеть богатой людскими и продовольственными резервами Северной Таврией, Донбассом и Донской областью, в которой он видел главный источник пополнения своих войск казачьими частями.
На этот раз врангелевцам удалось вырваться из «крымской бутылки». На всех этапах тяжелой борьбы с ними красные летчики сражались стойко и самоотверженно. Своими подвигами они вписали немало страниц в героическую историю советских Военно-воздушных сил.
Быть может, кто-нибудь недоверчиво скажет: «Ну что могла сделать горстка летчиков из 3-го истребительного, 13-го Казанского авиаотрядов и авиагруппы перекопского направления? Ведь к началу врангелевского наступления мы имели всего около пятнадцати исправных самолетов. Это какая-то капелька на необъятном фоне тех грозных событий…»
Отвечу так: «Из капелек и состоит море».
Много интересного можно рассказать о славных делах красных летчиков. Но иногда скупые исторические документы убедительнее всяких слов. Поэтому приведу выдержки из нескольких боевых донесений периода с 31 мая по 7 июня. Это время кануна вражеской атаки с Чонгарского полуострова, высадки десанта генерала Слащева и разгара вражеского наступления.
Вернувшись 31 мая из полета на разведку, командир 3-го истребительного отряда Ингаунис сообщил: «Чонгарский мост исправлен». Чонгарский мост связывал Крым с Северной Таврией. Далее летчик доносил, что к линии фронта по проселочным дорогам движутся колонны вражеской кавалерии численностью до тысячи сабель каждая, и подчеркивал: «Общее впечатление таково, что все войска противника, находящиеся на Чонгарском полуострове, сосредоточены в районе ст. Джимбулук».
Остается уточнить: эта станция находилась всего в шести километрах от переднего края.
2 июня, после разведывательного полета, командир 13-го Казанского авиаотряда Межерауп доложил: в северной части Чонгарского полуострова, а также непосредственно у станции Джимбулук обнаружено пять новых артиллерийских батарей и два бронепоезда. В тот же день летчик 13-го отряда Крекис заметил на перегоне Джимбулук – Сальково третий бронепоезд белых.
5 июня над нашими войсками, оборонявшими побережье, появился белогвардейский самолет-разведчик. Навстречу «хэвиленду» поднялся на «Ньюпоре-24» летчик Ингаунис. Вот что он сообщил после полета: «…над станцией Мелитополь вступил с ним в бой, атаковав его два раза. После чего противник… стал уходить в южном направлении… Но был вторично атакован в районе деревни Мариенфельд… Бой… происходил беспрерывно до деревни Петровское, где заставил самолет противника снизиться… Ввиду израсходования всех патронов я вынужден был вернуться на свой аэродром».
Позже я разыскал в архиве и белогвардейское донесение об этом воздушном бое. Командир врангелевской боевой авиагруппы полковник Антонов сообщал:
«5 июня важная разведка удалась не везде ввиду атаки нашего самолета самолетом противника». Далее полковник указывал, что «красный атаковал над Мелитополем шесть раз», но, мол, врангелевскому летчику повезло: он «удачно маневрировал»…
6 июня в десять часов утра к песчаной косе, вдающейся у деревни Кирилловка в Азовское море подошел караван судов. Началась высадка десанта Слащева. Он состоял из двух пехотных дивизий, конной бригады и артиллерийской части. Белогвардейцы очень торопились, надеясь выбраться на берег незамеченными. Но вскоре над ними появился маленький «Ньюпор-17» с красными звездами. Его пилотировал комсомолец Юлиан Крекис. Беляки открыли огонь из всех видов оружия. Но Юлька, как мы любя называли молодого летчика, не испугался. Сделав круг над караваном, он сбросил бомбы, а потом начал бить из пулемета. Врангелевцы вынуждены были прекратить высадку.
Вернувшись через двадцать минут на аэродром, Крекис доложил Межераупу:
– У Кирилловки белые снова высаживают десант. Судов и пехоты в три раза больше, чем было в апреле…
Он сказал так потому, что и апрельский десант обнаружил первым.
Через час группа из четырех самолетов – трех «ньюпоров» и «сопвича» – под командой Петра Межераупа нанесла по десанту первый бомбовый удар.
Вот выдержка из сообщения самого командира:
«По местам скопления пехоты и пароходов противника сброшены два с половиной пуда бомб и произведен обстрел из пулеметов, вызвавший панику среди неприятельских войск. Самолеты были обстреляны орудийным огнем…»
В тот день летчики 3-го и 13-го авиаотрядов совершили еще два штурмовых налета на врангелевцев. Они прижали их к берегу и «обрабатывали» с воздуха до самого наступления темноты.
Донесение о высадке десанта было послано командующему 13-й армией Коровину без промедления. Но из-за плохой связи оно, к сожалению, прибыло в Александровен лишь вечером.
Зато Ю. В. Саблин – начальник 46-й стрелковой дивизии, прикрывавшей выход из Крыма с Чонгарского полуострова, – сразу же узнал о десанте. Этот отважный человек любил и ценил авиацию, постоянно поддерживал связь с летчиками. Получив сообщение Межераупа, Саблин первым бросил против десанта одну из своих бригад. Генералу Слащеву не удалось нанести внезапный удар в тыл пашей 46-й дивизии.
7 июня, перед самым началом наступления корпуса генерала Писарева, Феликс Ингаунис дважды ходил в разведку. Во время одного из вылетов ему пришлось провести воздушный бой с двумя самолетами противника. Смелыми атаками он обратил их в бегство.
Задания летчику давал лично Саблин. Таким образом, начальник 46-й дивизии получил самые свежие данные о противнике, который предпринял вылазку с Чонгарского полуострова.
Когда Феликс Ингаунис вел неравный бой с двумя белогвардейскими самолетами, у нас, в Аскании-Нова, из разведки возвратился Василий Иншаков. Он доложил, что Врангель начал наступление под Перекопом.
Зная хватку генерала Ткачева, я сразу же подумал, что он обязательно организует поддержку своих наступающих войск с воздуха. А может быть, пользуясь превосходством в авиации, попытается нанести удар и по нашему аэродрому…
Что делать, если у нас всего семь исправных машин? Подумав, я решил использовать их группами по три самолета. Инщакова оставил для ведения разведки. Одно звено должно было вылететь на бомбежку и штурмовку наступающих беляков, другое – находиться на аэродроме в готовности к отражению воздушного противника. Его летчики подвесят бомбы и вылетят через час, когда с задания возвратятся товарищи из первой группы. Так и будут работать, сменяя друг друга.
Я приказал собрать летный состав. Разъяснил, что будем бомбить и штурмовать противника в районе, хорошо знакомом нам по предшествующим полетам. А это очень важно: летчикам придется выбирать цели в момент боевого соприкосновения наших и врангелевских частей. Чтобы не поразить своих, надо быть исключительно внимательным. Учитывая, что пехота противника движется к переднему краю большими плотными колоннами, я приказал бомбить ее с высоты не более пятисот метров. Техническому составу дал распоряжение создать на аэродроме необходимый запас горючего и боеприпасов.
Через несколько минут я повел на задание первое звено. Со мной вылетели Николай Васильченко и Василий Вишняков…
Прежде чем рассказывать об этом вылете, дам краткую характеристику врангелевской авиации. Ее возглавлял небезызвестный генерал Вячеслав Ткачев – сын царского офицера, один из ближайших помощников черного барона. Весь свой опыт он вложил в подготовку белых летчиков к наступлению.
К 7 июня Ткачев располагал двадцатью пятью «хэвилендами». Из них только два самолета действовали на другом направлении. Остальные были брошены против нашей Перекопской группы. Кроме того, белые имели пять малых машин различных типов – «Ариэйт», «Анасаль» и «Вуазен». Они использовались для разведки и корректировки артиллерийского огня.
Качество самолетов у белых было несравненно лучше, чем у нас. Мы летали в основном на «ньюпорах» постройки 1915–1917 годов, к тому же изрядно потрепанных в двух войнах. Они имели на вооружении «Де Хэвиленд ДШ-9» выпуска 1919 года. На наших машинах стояли устаревшие моторы «Рон» мощностью от восьмидесяти до ста двадцати лошадиных сил, а на их – новенькие «Сидлей Пума» в двести сорок сил и даже четырехсотсильные «Либерти». Естественно, что красные самолеты уступали белым и в скорости, и в продолжительности полета, и в бортовом оружии, не говоря уже о бомбовой нагрузке.
Как стало известно потом, Ткачев перед началом наступления распределил свою авиацию следующим образом: в десант генерала Слащева направил два «хэвиленда», в Чонгар для поддержки наступления корпуса генерала Писарева – 8-й авиаотряд, насчитывавший около десяти самолетов, в Армянск, на Перекоп, – 1-й добровольческий авиаотряд имени генерала Алексеева, 3-й авиаотряд, 4-й авиаотряд полковника Шебалина и 5-й авиаотряд. Сюда же на «хэвилендах» прилетели сам Ткачев и его ближайшие помощники.
Артподготовка, которую белые начали ночью, закончилась в семь часов тридцать минут утра. Генерал Ткачев с летнабом подполковником Никулиным сразу же вылетел на разведку. Как только они вернулись, в воздух поднялась первая группа «хэвилендов», за ней – вторая, третья… Бомбардировщиков наводили на цели специальные самолеты-разведчики, сменявшие друг друга. Действуя с небольших высот, врангелевцы старались рассеять контратакующие цепи красноармейцев, бомбили нашу артиллерию и отходящие по дорогам обозы, совершали налеты даже на Чаплинку, где находился штаб Перекопской группы войск.
Вспоминая решающие дни наступления – 7 и 8 июня 1920 года, – Ткачев потом писал: «Белые за два дня операции в Перекопском районе сбросили четыреста пудов бомб и налетали сто пятьдесят боевых часов». Он подчеркивал, что в первый день группы, сменяя друг друга, находились над полем боя с девяти утра до двух часов дня.
Несмотря на бомбовые удары и обстрел с воздуха, наши наземные войска стойко обороняли каждый рубеж. Это признавали даже сами врангелевцы. Вот что говорилось в утренней сводке за 7 июня, подписанной заместителем Ткачева по оперативной части офицером генштаба Доставаловым:
«Противник проявляет крайнее упорство, в особенности на фронте корниловцев; артиллерия противника сопротивляется особенно упорно, отходя с цепями и обстреливая в упор наши танки и броневики. Сожжены два танка и разбиты два броневика».
– Более поздняя сводка белых сообщала о потере их пяти танков и четырех броневиков от огня артиллерии и ручных гранат.
Эти донесения много лет спустя, видимо, вспомнились и генералу Врангелю. В своих мемуарах «Белое дело» он писал:
«Красные оказывали отчаянное сопротивление. Особенно упорно дрались латышские части. Красные артиллеристы, установив орудия между домами в деревнях Преображенка и Перво-Константиновка, в упор расстреливали танки…»
То, о чем тревожно докладывали в своих донесениях белые летчики, Васильченко, Вишняков и я видели тогда собственными глазами.
Над полем боя наше звено появилось примерно в то же самое время, когда Ткачев вылетел на разведку. Мы вполне могли с ним встретиться…
Перед Владимировкой мы развернулись и со снижением пошли на Перво-Константиновку. Внизу разгоралось упорное сражение. На грунтовой дороге, ведущей к Перво-Константиновке, завязалась рукопашная схватка. Сюда от Перекопа скакали эскадроны врангелевской кавалерии. Севернее Преображенки паши артиллеристы прямой наводкой били по неприятельским броневикам. Из-за Турецкого вала вели огонь вражеские тяжелые орудия. Вдали, на синей глади Перекопского залива, отчетливо вырисовывались вражеские военные корабли.
Нет, мы не были простыми наблюдателями. Сначала нанесли бомбовый удар по колонне вражеской пехоты, скрытно пробиравшейся берегом Сиваша к Перво-Константиновке. За Преображенной налетели на офицерский батальон, который шел в атаку строем, как на параде. Атаковали его трижды. Сбросив бомбы, снизились до ста метров и начали бить из пулеметов. «Психические» роты смешались, рассыпались и залегли. Они так и не дошли до тоненькой цепочки наших оборонявшихся бойцов.
Развернувшись над Преображенной, мы взяли курс на Перекоп. При подходе к Турецкому валу заметили большую колонну вражеской пехоты и конницы. Били по ней из пулеметов до последнего патрона.
Возвращаясь в Асканию-Нова, повстречали звено Карла Скаубита. Пока все шло по плану…
После посадки мы, осматривая самолеты, обнаружили в них немало пулевых пробоин. Но заделывать их было некогда. Наземные войска ждали нашей помощи.
Перед очередным вылетом я зашел в штаб узнать, нет ли новых приказов. Меня встретил комиссар Савин.
– Только что разговаривал по телефону с Чаплинкой, – весело сказал он. – Хвалят действия вашего звена и летчиков из Балтазаровского. Просят вылетать почаще. А то, мол, белые вороны начали наседать…
Савин не успел договорить. От сильного взрыва стены дома дрогнули, в окнах задребезжали стекла.
Мы с комиссаром выскочили на улицу.
В небе к аэродрому неслась четверка черных «хэвилендов» с белыми хвостами. Они шли в новую атаку.
– Это из отряда Шебалина, – заметил Савин. – Помните, в телеграмме о бомбежке Херсона говорилось, что налетали самолеты, рули у которых окрашены в белый цвет…
Мы побежали к самолетам. Николай Васильченко уже успел взлететь и бросился наперерез «хэвилендам». Его дерзкая атака сбоку снизу ошеломила врангелевцев. Строй их развалился. Они сбросили бомбы, не долетев до аэродрома. Потом развернулись и на полной скорости стали удаляться на юг. Но Васильченко все же успел дать по замыкающему «хэвиленду» длинную пулеметную очередь.
– Отпустите в Балтазаровский, – уже в который раз попросил меня Савин. – На «сопвиче» летать буду, бомбить, стрелять… Самому хочется сразиться с беляками в воздухе.
– Нет, Иван Дмитриевич, – возразил я, – сейчас не могу. Ты в Аскании-Нова нужнее.
Как только моторист подготовил возвратившийся самолет Васильченко, мы снова всем звеном поднялись в воздух. Перед вылетом я предупредил Васильченко и Вишнякова – третью часть патронов не расходовать: на обратном пути, возможно, придется вести воздушный бой.
Сразу после взлета мы снова встретились со звеном Скаубита. Оно возвращалось домой. Покачиванием крыльев поприветствовали друг друга…
Мы собирались штурмовать вражескую конницу в районе Перво-Константиновки, но ее почему-то там ее оказалось. Да и свежие пехотные подразделения противника двигались не сюда, где шел бой, а куда-то западнее села. Все это показалось мне странным. Уж не просочились ли беляки где-нибудь, миновав наши опорные пункты?
Сбросив бомбы на скопление врангелевской пехоты, мы развернулись на обратный курс. На полпути к аэродрому я заметил кавалерийский отряд. Как только мы появились над ним, кавалеристы спешились, положили коней и сами залегли. Новая загадка. Разве это не красная конница? Ведь здесь же наш тыл. Почему же кавалеристы боятся своих самолетов? Или не заметили звезд на крыльях?
Снижаться всем звеном не хотелось. Но и пролететь, не проверив своих сомнений, тоже было нельзя. Я решил так: пусть Вишняков с Васильченко идут домой, а сам спущусь, посмотрю. Пока они будут готовиться к очередному вылету, успею вернуться.
Качнув крыльями, я дважды махнул рукой в сторону аэродрома. Ведомые поняли мой сигнал и полетели дальше.
Отдаю ручку от себя, и «ньюпор» переходит в крутое планирование. Земля стремительно приближается. Неподалеку от проселочной дороги хорошо вижу более полусотни коней рыжей масти и прижавшихся к ним кавалеристов. Вдруг они, как по команде, вскочили и, вскинув винтовки дали по мне залп. Заметив, что все конники в погонах, я открыл огонь из пулемета. Испуганные кони понеслись в разные стороны…
Беру ручку на себя, и самолет послушно переходит в набор высоты. Вторую атаку делать не стал. Нужно было как можно быстрее предупредить своих о прорыве белых.
Через несколько минут на другой дороге обнаруживаю еще большую группу врангелевцев: эскадрона два кавалерии, броневик, артиллерийскую батарею и около двадцати подвод. Они тоже движутся к Аскании-Нова, спешат, хотят застать наших врасплох.
Внезапно прямо перед собой вижу черный «хэвиленд» с белым хвостом. Он идет на юг, гораздо ниже и поэтому не замечает меня. Решаюсь атаковать. Как учил Крутень, главное – внезапность.
Атакую врага сверху сбоку. До него не более ста метров. В вырезах кабин хорошо видны головы летчика и летнаба. Еще секунда, еще… И в этот момент оттуда в мою сторону хлестнула огненная струя трассирующих пуль. Заметили!
Целясь, оттягиваю пластинку гашетки. «Хэвиленд» резко разворачивается на меня и тоже открывает огонь.
Мы стремительно сближаемся и расходимся левыми бортами. Между нами метров пятьдесят. Гляжу и глазам своим не верю: рядом, совсем рядом, в вырезе кабины, – перекошенное злобой лицо Шебалина. Я машинально вскинул левую руку и погрозил ему кулаком. Он – тоже… На какую-то долю секунды наши взгляды встретились. Мы узнали друг друга. Я рванул «ньюпор» вверх вправо. Он бросил «хэвиленд» вниз.
Иду во вторую атаку. Теперь нападаю снизу сзади. Стараюсь держаться точно за хвостовым оперением «хэвиленда», чтобы летнаб не стрелял. А про себя думаю: «Вот и встретились, господин полковник! А, господин Шебалин? Бывший господин!»
Боясь перебить стабилизатор и рули глубины своего самолета, летнаб «хэвиленда» действительно вскоре прекращает стрельбу. Но тут Шебалин закладывает крутой вираж и разворачивается мне навстречу. Снова строчит его пулемет.
Зная, что «ньюпор» легче, маневреннее «хэвиленда», ухожу свечой вверх и снова атакую. Вдруг мой пулемет замолкает. Заглядываю в коробку пулеметной ленты – она пуста. Вот досада! И зачем столько патронов затратил во время первой атаки… Обрадовался: «знакомого» встретил…
Все ближе оперение вражеской машины. Шебалин не выдерживает и гонит «хэвиленд» вниз, к земле. Длинные трассы, вылетающие из летнабовской кабины, проносятся выше моего «ньюпора».
Если бы враги знали, что у меня не осталось ни одного патрона… Тогда бы они показали свою смелость! Нет, нельзя испытывать судьбу! Разворачиваюсь и, описав широкую дугу, беру курс на аэродром. Два чувства переполняют душу. Радуюсь, что заставил Шебалина удрать. Уверен: он с горечью вспомнил наш последний разговор. Другое чувство – тревожное: врангелевцы прорвали фронт и быстро движутся на север, растекаясь по Таврии. Они уже недалеко от Аскании-Нова.
Едва я, приземлившись, вылез из кабины, ко мне подбежал Савин. Думалось, что я огорчу его своим сообщением. А получилось наоборот: он первым меня ошеломил.
– Из разведки вернулся Иншаков, – торопливо заговорил комиссар. – Видел белую кавалерию. Она уже возле Григорьевки, в пятнадцати километрах отсюда. Получен приказ немедленно перелетать в Нижние Серогозы. 16-й отряд уже в Каховке. Связь со штабом войск прервана. Все…
Савин помолчал, нахмурившись, и предложил:
– Иван Константинович! Я мигом соберу людей и займусь отправкой технического имущества. А вам лучше позаботиться о перелете.
Я согласился. Быстро определили, кому что нужно сделать.
Карлу Скаубиту я приказал возглавить четверку самолетов. Сразу после взлета требовалось найти белогвардейскую колонну войск, ближе других подошедшую к Аскании-Нова, и разбомбить ее. Только после этого можно было уходить в Нижние Серогозы. С другим звеном я решил улететь последним.
Перед вылетом Скаубит попросил разрешения ненадолго отлучиться. Он ходил на кладбище попрощаться с дорогой ему могилой сына. Вернулся оттуда суровый. Взлетел, собрал группу и взял курс на юг.
Около двух часов дня комиссар доложил, что обоз со штабным и аэродромным имуществом тронулся в путь. Понимая, что в Серогозах Савин будет нужнее, чем здесь, я велел ему выехать туда на автомашине, вместе с механиками и мотористами. На прощание мы крепко обнялись с комиссаром.
Возвратился на мотоцикле Морозов, которого я посылал разведать дорогу на Чаплинку. Он сообщил, что и оттуда к нам движется большой отряд белой конницы.
А надо было решить еще одну задачу. В сараях стояли пять неисправных самолетов. Остались небольшие запасы горючего, бомб, патронов. Что с ними делать, если повозок и лошадей нет? В раздумье я подошел к грузовому автомобилю, в кузове которого сидели мотористы, готовившие к вылету последнее звено, и сказал, обращаясь к своему механику:
– Товарищ Ильинский, попробуйте достать транспорт и спасти самолеты. Знаю, что это очень трудно, но попытайтесь. Если не удастся, сожгите все имущество. С вами остается группа красноармейцев…
– А почему мне вы даете такое задание? – удивился Костя. – Есть ведь начальники…
– Из оставшихся здесь вы один – коммунист. Потому и прошу вас.
Худощавое лицо механика заметно побледнело. По-человечески мне стало жаль Ильинского. Но сознание долга было сильнее жалости.
После недолгого раздумья Ильинский выпрыгнул из кузова автомашины и побежал к сараям. А меня уже тревожили иные мысли: сумеет ли Скаубит выбрать хорошую посадочную площадку, успеет ли наш обоз проскочить мимо белых, вывез ли комиссар Кожевников базу из Сокологорного?
Уверенный, что группа Скаубита выполнила свою задачу, я повел звено на запад, в направлении Чаплинки. Оттуда, как доложил Морозов, тоже приближалась врангелевская конница. Надо было задержать ее продвижение.
Вскоре мы действительно заметили на дороге вражеский эскадрон и с ходу сбросили на него бомбы. Кавалеристы спешились, но взбесившиеся кони вырывались и мчались в степь. Мы снизились до стометровой высоты и стали косить беляков из пулеметов.
После наших атак от неприятельского эскадрона осталось лишь несколько десятков трупов на дороге. Остальные врангелевцы разбежались по степи.
Перед тем как взять курс на Нижние Серогозы, мы развернулись и пролетели над своим прежним аэродромом. Там, возле сараев, увидели несколько искалеченных наших самолетов. Людей возле них почему-то не оказалось. Куда же ушел Костя Ильинский с группой красноармейцев? Прощай, Аскания-Нова! Мы еще вернемся!
Наша армия отступала. Но не так, как хотелось бы черному барону. Имея большое превосходство в людях и технике, он надеялся, что дивизии красных в панике побегут. Но просчитался. Наши части отходили медленно, упорно дрались за каждый выгодный рубеж.
Почти месяц продолжались кровопролитные бои. Наконец белые выдохлись и, понеся огромные потери, остановились. Фронт проходил теперь по Днепру, южнее Александровска, а далее выгибался дугой на северо-восток, до Бердянска.
Попытка Врангеля разгромить 13-ю армию и соединиться с польскими интервентами провалилась. Донбасс по-прежнему оставался в наших руках.
Генерал Ткачев в первые дни наступления рассчитывал уничтожить нашу авиацию на аэродромах. Главные бомбардировочные удары он нацеливал по авиагруппам, расположенным в Сокологорном и Аскании-Нова. Однако и этим планам белогвардейцев не суждено было сбыться.
С началом наступления 8-й врангелевский авиаотряд перелетел в Чонгар для поддержки корпуса генерала Писарева. Но после первых же воздушных боев с красными летчиками беляки потеряли охоту к полетам. В прорыве с Чонгарского полуострова они почти не участвовали.
Правда, основные силы вражеской авиации, возглавляемые лично Ткачевым, действовали очень активно, обеспечивая прорыв кутеповского корпуса под Перекопом. И только исключительное мужество позволило красным летчикам отбить все удары численно превосходящего противника. Старенькие «ньюпоры» и «сопвичи» становились грозной силой, когда их пилотировали такие бесстрашные бойцы, как Гуляев, Васильченко, Захаров, Вишняков.
В тяжелые дни отступления красные летчики делали все возможное и даже невозможное. 3-й и 13-й отряды, меняя аэродромы, продолжали боевые полеты из Мелитополя, Федоровки и Александровска. Наша авиагруппа активно действовала из Нижних Серогоз, Никополя, Ново-Каменских хуторов.
От такой интенсивной работы наши латаные и перелатанные самолеты стали один за другим выходить из строя. В некоторые дни мы поднимали в воздух лишь по одному «ньюпору». Этим-то и воспользовался генерал Ткачев. Особенно тяжелым ударом для нас оказался разгром белой авиацией сводного конного корпуса Жлобы.
Механики и мотористы группы трудились днем и ночью, стараясь возвратить в строй как можно больше боевых машин. Уменьшить превосходство врага в самолетах нам помогали и коммунисты-подпольщики, действовавшие в авиационных частях белых.
Расскажу о двух таких случаях. Первый произошел в 6-м истребительном отряде, созданном Ткачевым после получения от союзников очередной партии новеньких «спадов».. Это подразделение было укомплектовано лучшими летчиками.
И вот в разгар тренировочных полетов вдруг начали выходить из строя моторы. В воздухе лопались коленчатые валы. Группа патриотов хорошо потрудилась при сборке самолетов. Не сделав ни одного боевого вылета, 6-й истребительный авиаотряд прекратил свое существование. Белогвардейская контрразведка замучила нескольких мотористов. Но истинных виновников случившегося ей так и не удалось найти.
О безвестных героях, которые помогали нам, я услышал уже после разгрома Врангеля. Сам видел на аэродроме и брошенные белогвардейцами «спады».
Еще больше обрадовал меня случай, происшедший в Каче, в белогвардейской авиашколе, переведенной сюда с Северного Кавказа. Все попытки Ткачева наладить здесь подготовку новых летчиков ни к чему не привели. Начались странные взрывы и пожары в воздухе, поломки самолетов на земле. Боевой отряд Качинской школы авиации, состоявший из нескольких контрреволюционно настроенных летчиков-инструкторов, тоже не смог принять участия в летней кампании. В машинах, на которых они летали, обнаруживались все новые и новые дефекты. Позже стало известно, что диверсии, рискуя жизнью, осуществляли качинские большевики-мотористы под руководством мужественного человека и блестящего знатока авиамоторов товарища Ионина.
Наша авиационная техника, как я уже говорил, была старой и изношенной. Ремонтировалась она наспех, в полевых мастерских.
Белогвардейцы же располагали прекрасными стационарными ремонтными базами. Их 1-й авиапарк находился в Симферополе. Здесь, в цехах авиационного завода «Анатра», производились сборка новых и капитальный ремонт старых самолетов и моторов всех марок, включая «хэвиленды». Врангелевцы готовились даже начать выпуск своего самолета конструкции Федорова – ДФ-1 с мотором «Бенц».