Текст книги "Не вернуться назад..."

Автор книги: Иван Кононенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Однако врач не выписал Колю из лазарета: рана хотя и не опасная, но для ее лечения требовались время и лекарства. Варов принял решение оставить Колю в отряде. В состав группы вместо него вошла радистка Клава Король.

До этого дня Клава больше года находилась в отряде. Несмотря на юный возраст – ей лишь исполнилось девятнадцать, она считалась опытным радистом и была на хорошем счету у командования. Поэтому можно было понять командира отряда, который без восторга пошел на то, чтобы заменить раненого Колю Клавой. Но Центр приказал оказывать содействие группе Варова во всем, в том числе обеспечить питанием к рации и выделить хорошего радиста. Не обрадовала и Клаву новость о ее переводе. Но приказ есть приказ, и его следовало выполнять.

– Товарищ командир, боец Король прибыла в ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы, – доложила Клава.

В палатке, кроме командира, находились Варов и Наталья Михайловна – заканчивали последние приготовления к отъезду. Они оглянулись. Перед ними стояла девчушка в курточке и солдатских сапогах. Из-под беретки выбивались каштановые волосы. Большие синие глаза смотрели внимательно и серьезно.

– Здравствуйте, товарищ Король, – сказал Варов и пожал ее маленькую руку. – Рад познакомиться. Это Наталья Михайловна. Будем вместе работать.

Наступило неловкое молчание.

– Рация в исправности, питание я получила, – первой сказала Клава.

– Очень хорошо. А теперь расскажите, пожалуйста, о себе. – Варов пригласил Клаву, указав ей на самодельный складной стул.

Собственно, рассказывать Клаве было не о чем. Родом из Полтавской области, отец и мать работали в колхозе. С сентября 1941 года не получала от них никаких вестей. Находились в оккупации. Перед войной окончила десять классов. Комсомолка. Добровольно ушла в армию. Училась в школе радистов, потом направили с группой в тыл. Группа выросла в крупный партизанский отряд, с которым прошла от брянских лесов до Житомирской области.

– Ну, вот и познакомились, – улыбнулся Варов. – А сейчас за работу. Нам нужно выехать засветло.

Партизаны выделили им лошадь с повозкой, на которую положили несколько мешков с ячменем. В одном из них была упрятана рация и питание к ней. Под видом эвакуированных двинулись в путь.

Винница для работы группы не подходила. Это было решено еще в отряде. Партизанские разведчики, которые побывали в городе, докладывали, что там эвакуированных и других приезжих не прописывали. Взрослых, мужчин и женщин, сгоняли в лагеря, грузили в товарные вагоны и отправляли на работы в Германию. По этой причине не подходил и Немиров. Районный центр оказался буквально забитым беженцами, вместе с которыми легко можно было попасть в какой-нибудь лагерь или в каменоломни.

Ночью остановились в небольшом селе. Осмотрелись. Село находилось неподалеку от районного центра. Отсюда до Винницы рукой подать. Вскоре нашли квартиру в малозаметном домике у самого леса. Семья – муж и жена, оба пожилые, занимали одну половину дома, другую – предложили приезжим. Рядом находился лес. Варов и его спутники решили: жилье им подходит.

Сразу же дали радиограмму в Москву: «Группа благополучно прибыла на место. Находимся в селе Воронец. Прописались в сельуправе, приступили к работе».

В ответной радиограмме группе предписывалось собирать политическую и военную информацию в своем районе. Кроме того, предлагалось приступить к выполнению задания по выяснению местонахождения гитлеровской ставки в районе Винницы.

3. Тайна Коло-Михайловки

Третье лето военной поры было на исходе. Только что закончились бои на Орловско-Курской дуге. Советские войска устремились к Днепру. Освобождалась Левобережная Украина. Гитлеровцы ожесточенно сопротивлялись, в исступлении и ярости зверствовали, жгли советские города и села, расстреливали мирных жителей. На оккупированных землях царили произвол, насилие и террор. Подбирая свои резервы и сколачивая банды из местных уголовников и националистов, оккупанты бросали их против партизан и подпольных групп, проводя жесткие карательные операции.

В этой обстановке группа Варова работала на главном стратегическом направлении действий воюющих сторон в тот период. Через Винницу в район Киева двигались вражеские резервы, в городах и селах скапливались войска. По лесам шныряли банды националистов. Всевозможные спецслужбы фашистов развили бешеную активность: сыщики, полицейские и провокаторы вынюхивали и хватали каждого, кто вызывал хоть какое-нибудь подозрение.

Но несмотря ни на что, работу надо было делать. И они работали день и ночь, буквально валились с ног. Наталья Михайловна и Василий Тимофеевич часто бывали в Виннице, Немирове, в соседних селах и поселках. Смотрели, слушали, наблюдали, устанавливали связи с нужными людьми, с местными коммунистами и комсомольцами, сколачивали патриотические группы, которые включались в активную борьбу с оккупантами и оказывали помощь в сборе разведывательной информации.

Добытые данные Клава Король ежедневно передавала в Москву. Часто выходить в эфир очень опасно. Но другого выхода не было: полученные сведения не терпели отсрочки. Юная радистка это понимала, и потому связь работала бесперебойно.

За короткий срок пребывания на новом месте группа информировала Москву о расположении в районе Винницы гитлеровских аэродромов, количестве и типах самолетов, воинских частях и их расположении и передвижении.

Варов установил контакт с действовавшими в этом районе партизанскими отрядами, которые оказывали группе большую помощь.

Однажды, будучи в отряде Цывинского, Варов встретился там с заместителем Ивана Григорьевича. В Киеве Варов имел дело только с Иваном Григорьевичем, но из разговоров с ним знал о его заместителе, тоже арсенальце, Иване Ивановиче.

Иван Иванович рассказал Варову, что в связи с обстановкой в районе Киева им тоже пришлось отойти немного на запад, в леса, и сейчас они взаимодействуют с винницкими отрядами.

– А знаешь, Варов, все-таки встретились мы с Вольфом-Таракановым на узкой дорожке.

– Ну? Интересно, как же это произошло?

– Слушай.

…Связной прибыл в отряд под вечер. Он сообщил командиру, что к Оксане только что приехал из Киева «гость», с ним неизвестный гестаповец и полицай из местных – по-видимому, «гость» прихватил его с собой для охраны собственной персоны. Они заказали хороший ужин, коньяк, украинскую горилку. «Гость» приказал позвать двоюродную сестру Оксаны – Шуру. Пили, болтали, танцевали под патефон. В селе в это время находился небольшой гарнизон из двадцати-двадцати пяти солдат с лейтенантом Вюрглером во главе. Вюрглера «гость» позвал в дом Оксаны.

Иван Григорьевич сразу же для страховки направил группу в засаду на шоссе. Второй группе поставили задачу захватить Вольфа и его собутыльников.

К окраине села подошли в густых сумерках. В леваде залегли. Иван Григорьевич послал двух разведчиков узнать, на месте ли гости. Медленно тянулось время в ожидании. Затихали последние звуки в селе. Если взойдет луна – это осложнит проведение операции.

Наконец появились разведчики. Они приволокли связанного Вюрглера с кляпом во рту и доложили, что гестаповцы полчаса тому назад уехали в Киев.

– Да, опоздали, черт возьми, – тихо сказал Иван Григорьевич. – Ну, ничего, далеко не уйдет. Этого где взяли?

– Он был еще у Оксаны, приставал к ней, – ответил разведчик. – От него последнее время Оксане жизни не было. Только и сдерживало, что боялся Вольфа. А сегодня разошелся.

Захватив с собой Вюрглера, группа Ивана Григорьевича отправилась в обратный путь.

Первая же группа кукурузным полем вышла к шоссе еще засветло. Засаду организовали на крутом повороте, у небольшого моста, где автомашины обычно снижали скорость. Для верности наискосок через мост положили бревно. Его можно было объехать на небольшой скорости. Шоссе это небойкое, движение по нему слабое. Пока партизаны сидели в засаде, проехало всего лишь две или три машины. Вскоре на дороге со стороны села появилась легковая машина. Она шла на большой скорости, с пригашенными огнями. Когда замедлила ход, партизаны увидели: впереди сидели шофер и полицай, на заднем сидении – Вольф с приятелем. Один партизан знал этого Вольфа в лицо еще с довоенной поры и не мог ошибиться. В то время когда партизаны выскочили из засады, появилась вторая легковая машина. Ничего не оставалось, как дать очередь из автомата и бросить пару гранат под «опель» Вольфа. Вторая машина дала задний ход, развернулась и быстро укатила. Когда партизаны подошли к лежавшей на боку машине, из нее вылез трясущийся от страха шофер. Вольф, гестаповец и полицай были убиты.

Изъяв документы у убитых, партизаны скрылись в темноте.

– Вот такая история получилась, – закончил свой рассказ Иван Иванович. – Правда, Иван Григорьевич остался недоволен, что не взяли живьем этого Вольфа-Тараканова. Одно утешает, что этот оборотень больше не будет поганить нашу землю…

– Хорошо. Если ты считаешь, что ехать к Мовчану нужно и даже необходимо, давай съезжу я или Клава. Почему обязательно тебе ехать? – не успокаивалась Наталья Михайловна.

– Василий Тимофеевич, давайте я съезжу? – с мольбой в голосе обратилась к Варову Клава. – Вы только что приехали, устали и снова собираетесь. Посмотрите на себя в зеркало…

– Дорогие вы мои, спасибо вам за участие и заботу. Но согласиться с вами не могу.

Варов встал из-за стола, прошелся по комнате.

– Клавой как радисткой я рисковать без разрешения Центра не имею права. Если мы ее потеряем, делать нам здесь нечего.

– В любом случае можно пойти к Цывинскому или Зайкову, попросимся в отряд. И будем воевать.

– Все правильно. Прикажут – возьмем автоматы и будем воевать. Но пока такого приказа нет, надо выполнять поставленную перед нами задачу.

На окраину Винницы Варов доехал на подводе, которую снарядили специально для него друзья-партизаны. Недалеко от переезда, на крутом повороте, где поезда обычно замедляют ход, Варов вскочил на подножку проходящего пассажирского поезда «Винница-Киев». Не доезжая до Киева километра три, он на ходу соскочил с подножки и пешком отправился в Дарницу. Переночевал у знакомого путевого обходчика, а рано утром товарняком благополучно прибыл в Лубны.

Наступило утро второго воскресенья августа. Из окрестных сел крестьяне торопились на рынок, несли на продажу свой немудреный товар. Варов пристроился к одной крестьянской компании и с ней вошел на базарную площадь. На рынке людей было немного, и это не нравилось. В большой толпе в случае чего легче затеряться и уйти незамеченным. Варов прошел по рядам раз-второй: Мовчана на рынке не оказалось.

В то время, когда он собрался было уходить, кто-то тронул его за рукав. Перед ним стояла женщина, в которой Варов не сразу признал жену Мовчана, Варвару Федоровну. На ней было старенькое пальто, стоптанные туфли, на голову накинута какая-то темно-коричневая вытертая шаль. С тех пор как Варов видел ее последний раз, она очень изменилась: похудела, обострились скулы, глаза, обрамленные густой сеткой морщин, смотрели печально и настороженно.

– Узнали? – тихо спросила она.

– Здравствуйте! – обрадовался Варов. – Что же Семен не пришел?

Женщина горестно покачала головой, повернулась и пошла вперед. Варов поспешил за ней.

– Нет моего Семена, – сказала женщина, когда они остановились у какого-то ларька. – Нет и не будет…

Она подняла на Варова глаза, полные слез, и продолжала:

– Вскоре после вашего отъезда в городе начались аресты. Да они и сейчас еще не кончились. Фашисты чуют свою погибель, вот и зверствуют: хватают всех подряд, а по ночам вывозят за город и там истребляют. Говорила я Семену: беги, спрячься где-нибудь, переждешь эту лихую годину, а потом вернешься. Так нет же, не послушался… Вот и досиделся…

– Когда это произошло? – хмуро спросил Варов. – Неужели связано с моим приездом к вам?

– Та нет, в тот день взяли многих. Это было, дай бог памяти, через неделю, как вы уехали, в среду, кажется. Взяли Семена на работе. К нам домой приходил один человек и сказал об этом. Побежала я к тюрьме, ходила до поздней ночи вокруг забора. Полицаи никого не пускают и передач не принимают, там таких, как я, было много – и городских, и сельских. Ходила я и на второй, и на третий день, да все без толку…

Она умолкла. Видно, тяжелый комок подкатился к горлу, мешая говорить. Она вытерла глаза краем шали.

– Потом я нашла того мужчину на станции, что приходил к нам, как Семена взяли. Он пообещал узнать, куда эти выродки запрятали моего мужа. Я кое-что продала, собрала, сколько могла, денег. Мужчина этот отдал их какому-то полицаю. Тот дня через два или три сказал, что Мовчана в тюрьме нет, его увезли в ту же ночь, на рассвете, за город. А туда известно зачем возят…

Она снова заплакала. Варов принялся ее успокаивать. Но она сама вдруг успокоилась и заговорила:

– За день до того, как его забрали, Семен сказал мне, чтобы в случае чего я ходила на рынок встретить вас. Он еще говорил, чтобы вы обязательно пошли на то место, которое знаете, и забрали там что-то. К нам пока не приходите.

– Хорошо, Варвара Федоровна, – сказал Варов. – Вы пока не очень убивайтесь. Может, Семена в Германию на работы отправили. Сейчас они многих угоняют в Германию. Им дармовые руки нужны.

– Конечно, что же еще делать, только надеяться и остается. Ну вы идите, Василий Тимофеевич. А то, не дай бог, что-нибудь с вами случится, – сказала она на прощанье и скрылась в рыночной толчее.

Варов тихо промолвил ей вслед «до свидания», медленно пошел в другую сторону.

Только на следующий день к вечеру Варов добрался к себе домой. Едва переступил порог комнаты, как к нему бросились Наталья Михайловна и Клава. Они тоже многое пережили, переволновались за него. В ту же ночь в назначенный час Клава передала в Москву привезенные Варовым сведения.

Задание это было важным и сложным. Варов помнил и думал о нем, еще когда они были в Киеве.

Варов любил, чтобы всегда и во всем была ясность и четкость. Когда накануне отъезда он зашел к начальнику отдела, то попросил по возможности полнее обрисовать подробности. Подполковник чуть заметно улыбнулся и ответил:

– Что я могу уточнить по этому вопросу? Имеются данные, будто в районе Винницы находилась какое-то время ставка гитлеровского главного командования на советско-германском фронте. Возможно, она находится там и сейчас. Несомненно, что Гитлер бывал там со своей свитой. – Подполковник умолк, достал тонкую папку с документами. – Вот, товарищ Варов, и требуется выяснить, где это логово находится. Не вообще в районе, а точные координаты, подходы и подъезды. И, разумеется, все, что с этим связано: охрана, режим, лица, допущенные к посещению. Идеальный вариант – если вы сумеете туда проникнуть.

– Понятно, товарищ подполковник. Есть ли что-нибудь по этому делу? – поинтересовался Варов.

– Дотошный ты человек, Василий Тимофеевич – полушутя-полусерьезно сказал начальник отдела. – Что у нас есть, я тебе в основном сказал; что получим – проинформирую потом. А сейчас возьми вот, прочти.

Варов принял от начальника отдела тонкую папку осторожно, впился глазами в лежавший сверху документ.

Там сообщалось, что в сентябре 1942 года в расположение партизанских отрядов Героя Советского Союза Емлютина прибыл человек, который проделал большой и сложный путь с Правобережной Украины в брянские леса и преодолел на своем пути немалые трудности. Человек этот был оборванный, голодный, смертельно усталый и прибыл к партизанам по поручению Винницкой подпольной партийной организации для установления связи с Большой землей. Он сообщил, что со второй половины июня 1942 года в Виннице находится ставка верховного командования германских вооруженных сил. Документ фиксировал: «Подготовка к переезду ставки в Винницу началась еще в декабре 1941 года. Укладывались подземные кабели и подвешивались толстые кабели на столбах взамен воздушных проводов. Вокруг Винницы к концу мая завершено строительство железобетонных укреплений, осуществлявшееся военнопленными под руководством специалистов из организации „Тодт“. На окраине села Стрижавки, в восьми километрах от Винницы, построен новый аэродром. Расширен старый в селе Калиновке. Из сел Стрижавка, Михайловка, Калиновка, Пятничаны, а также из прилегающих к городу хуторов жители выселены, там размещены немецкие гарнизоны.

10-15 июня 1942 года в Виннице был Гитлер и Геринг».

Варов взял второй документ.

Пленный Вернер Генер, унтер-офицер 11-й роты строевого полка особой дивизии «Великая Германия», рассказал: «Я служил писарем в штабе коменданта личной охраны Гитлера с января 1942 года. Когда я приехал в ставку Гитлера, она помещалась около Растенбурга, в Восточной Пруссии, и называлась „Вольфшанце“. В июне ставка переехала в район Винницы, куда-то севернее, к лесу. Точно я не знаю где, так как меня из Растенбурга направили в другую часть».

В третьем документе было сказано:

«Военнопленный лейтенант эскадрильи истребителей „Удот“ граф фон Эйнзидель сообщил, что командир его эскадрильи обер-лейтенант Бауэр 24 июля летал из Тацинской в Винницу в ставку верховного командования за получением ордена „Дубовой ветви“ к рыцарскому кресту».

Последней была небольшая справка, в ней указывалось:

«1. Возвратившийся из Винницы в июне 1942 года связной сообщил, что лично наблюдал в окрестностях города строительство дотов, дзотов, подземных ангаров и маскировочные работы.

Винницкий парк культуры почти полностью уничтожен, все деревья использованы для сооружений. Из окрестных сел выселено население.

2. Из Лондона в августе 1942 года сообщили, что, по полученным данным, ставка верховного командования Германии на востоке находится в Виннице.

3. В сентябре 1942 года перехвачена радиограмма, из которой видно, что в районе Винницы находится главное командование сухопутных сил Германии.

4. Получены данные, что 30 июля с юго-западного направления на Брест по железной дороге проезжал Геринг со свитой»…

– Прочитал? – спросил подполковник, когда Варов возвратил ему папку. – Интересно?

– Прочитал, интересно, – в тон ему ответил Варов.

– Вот, дорогой мой Василий Тимофеевич, сам понимаю, что мало и неконкретно, но пока большим не располагаю. Остальное требуется уточнить. Как это сделать? Будешь решать на месте. Вывески, конечно, там не будет. Да и Гитлер со своей камарильей, по-видимому, бывает там редко. Но если там расположен штаб оперативного руководства войсками на восточном фронте, то признаки будут. А какие признаки, ты сам знаешь, учить мне тебя нечего.

Да, легко сказать «будешь решать на месте». Попробуй тут реши. По-видимому, исходить нужно из тех данных, с которыми ознакомил его начальник отдела. Прежде всего приглядеться как следует к самой Виннице, к селам Стрижавке, Калиновке, Михайловке, к хуторам около этих сел. Местные жители должны знать кое-что, ведь не скроешь от людских глаз такое сооружение…

– Нужно понаблюдать за шоссе Винница – Житомир, организовать там засаду, взять «языка», – предложила Наталья Михайловна, когда Варов поделился с ней своими соображениями. – Конечно, нам самим этого не сделать. Договоримся с местными товарищами.

– Вообще-то мысль хорошая. Но понимаешь, Наташа, я хотел бы вначале послать надежного человека в Винницу. Хорошо бы найти местного, из Винницы или из близких сел. Разведать обстановку.

– Если ты не возражаешь, я сама съезжу в Винницу, там у меня была дальняя родственница. Насчет близлежащих населенных пунктов… можно ведь договориться с командиром отряда. Благо ты с ним сегодня встречаешься.

Наталья Михайловна побывала в Виннице не один раз. Кое-что узнала через родственницу. Но этого было недостаточно. Она обошла пешком весь город, посмотрела все своими глазами. В Виннице дислоцировались гитлеровские воинские части, размещались кое-какие учреждения. Но все это было не то. Признаков нахождения большого штаба, каким, по ее мнению, должна быть ставка, в городе не было. В разговоре с надежными людьми удалось установить, что хотя бы отдаленно напоминавшего штаб сооружения в Виннице не было с самого начала оккупации. Но за городом, в лесу, близ села Коло-Михайловки, находится запретная зона. Там проводилось большое строительство, работало много военнопленных, которых привозили из винницкого лагеря. Сейчас этот район сильно укреплен, там стоят войска, посторонних никого не пускают. Об этом в городе знали многие. Но что там – обычный ли гарнизон, воинские ли склады, санаторий, штаб армии, ставка, – никто не знал. Во всяком случае, не знали те, с кем встречалась Наталья Михайловна.

Добытые Натальей Михайловной сведения о воинских частях, гарнизонах, аэродромах, передвижениях войск, об обстановке передавали радиограммами каждый раз после ее возвращения из города. Передали и свое предположение об объекте в районе села Коло-Михайловки. Но точно еще сказать не могли, не хватало данных. Нужно было еще и еще работать над этим вопросом, использовать для этого и другие источники информации…

Партизан Сашко Кваша был родом из села Бондари и поэтому охотно откликнулся на просьбу Варова побывать в родных местах и выполнить ответственное задание.

Поначалу Сашко не знал, зачем его вызывает командир отряда, но когда вошел в землянку и увидел за столом, кроме командира, еще какого-то представительного дядьку, сразу понял, что дело серьезное. Командир сказал:

– Вот, Сашко, знакомься. Василий Тимофеевич хочет с тобой поговорить. Выслушай внимательно, как следует запомни и выполни все так, чтобы мне за тебя не пришлось краснеть.

– Есть, – громче, чем нужно, сказал Сашко.

– Ну, вы тут беседуйте, а я пойду, – сказал командир. – Разведчиков сейчас отправляю на задание, надо проверить готовность.

Крепко пожав протянутую руку Василия Тимофеевича, Сашко сел рядом, на табуретку, где только что сидел командир.

Василий Тимофеевич говорил тихим голосом, внимательно глядя в глаза Сашка. Он поинтересовался, где Сашко родился, где жил, кто его родители, давно ли в отряде, какие выполнял задания. Сашко подробно рассказывал о себе. Родился он в Бондарях, вернее, на хуторе около Бондарей. Жил с отцом и матерью, ходил в школу, а после школы пас коров – свою и тетки, родной сестры матери. Окончил семь классов. Учебу продолжил в Виннице, потому что в селе только семилетка. А хотелось после школы поступить в институт, выучиться на агронома. Но тут началась война, и все пошло кувырком. Оккупанты начали что-то строить в лесу, рядом с Бондарями и Коло-Михайловкой. Стали всех выгонять из села. Брать разрешали только то, что унесешь. Отец что-то заспорил. Тогда фашист наставил автомат и дал очередь. Убил сразу отца и мать. Сашко не было дома, он купался на речке. Когда прибежал домой, отец и мать лежали во дворе, соседи накрыли их рядном. Ночью он с хлопцами похоронил своих родных, поплакал на их могиле и ушел куда глаза глядят. Дня три бродил по лесу сам не свой, потом подался в Гайсин, к дядьку. Дядько и привел Сашка в партизаны. Вначале он колол дрова для кухни, носил воду. Был ездовым. Но потом Сашко добыл себе автомат и гранаты, спрятал их, чтобы не отобрали. Раз поехал с одним партизаном за водой для кухни, не утерпел, сунул автомат в солому на повозке. По дороге наткнулись на двух фашистов, те возились с мотоциклом, схватились за автоматы. Одного пришлось прикончить, другого вместе с мотоциклом привезли в отряд. Дядько – он уже стал командиром – похвалил обоих и приказал выдать Сашку винтовку, Сашко засмеялся и сказал:

– Не треба, дядьку, я уже достал оцю штуку, – вынул из повозки автомат.

– Ох, выпросишь ты у меня, Сашко, по одному месту, – хмыкнул дядько в усы, а потом добавил уже строго: – Больше я тебе не дядько, а товарищ командир…

Что было потом? Потом Сашка стали брать на задания. Взорвали несколько мостов, пустили под откос один эшелон. Вели бои с карателями. Как-то раз Сашка взяли в разведку, так и закрепили его за разведчиками. Страшно? Было страшновато вначале, а потом притерпелся, страх прошел.

– Ну хорошо, товарищ Кваша, – сказал Василий Тимофеевич, не подозревая, что по фамилии Сашка еще никто не называл в отряде. – Задание, которое мы вам поручаем, очень ответственно. Согласны ли вы выполнить его? Подумайте хорошенько. – Василий Тимофеевич как-то уж очень тепло посмотрел парню в глаза, положил свою большую ладонь на его плечо.

– Я согласен, Василий Тимофеевич, – твердо ответил Сашко.

Сашко долго не возвращался. На одиннадцатый день, на рассвете, он пришел в отряд. Коротко доложил командиру о результатах и, позавтракав, мгновенно заснул в землянке. Лишь поздно вечером Сашко встретился с Василием Тимофеевичем на дальнем маяке. Проговорили до самого утра. Василий Тимофеевич исписал целый блокнот, а когда прощались, он обнял Сашко, как сына, и расцеловал.

Всю дорогу в отряд Сашко напевал песни. Несмотря на бессонные ночи, валившую с ног усталость, у него было отличное настроение. С заданием он справился, по словам Василия Тимофеевича, прекрасно. Хотя Василий Тимофеевич и не говорил ему, кто он, но Сашко не такой уж простак, чтоб не догадаться. И вопросы его интересуют не простые: воинские части фашистов, штабы и даже штаб-квартира самого Гитлера. Сашко, конечно, не знал, но вполне допускал, что Василий Тимофеевич прибыл сюда или от командования фронта, или даже из Москвы.

А Варов в это время делился своими впечатлениями от поездки с Натальей Михайловной и Клавой.

– Откровенно говоря, – размышлял он, – я не ожидал, что этот Сашко так сработает. Ведь мальчишка еще. Ну сколько ему? Шестнадцать?

– Мал золотник, да дорог, – улыбнулась Наталья Михайловна.

– Дорог, – подтвердил Варов. – Ну что, радиограмма готова?

– Готова. – Наталья Михайловна передала Варову исписанные листы.

– Как там у нас с питанием, Клава?

– Питание пока есть, Василий Тимофеевич, но на всякий случай надо запросить, чтобы прислали со следующим самолетом.

– Хорошо. Тогда за дело?

Когда суммировали данные, собранные Варовым, Сашко и Натальей Михайловной, увидели, что получилась неплохая картина.

Прежде всего добытые данные свидетельствовали о том, что гитлеровской штаб-квартиры в самой Виннице нет. По всем признакам она находилась в запретной зоне, в восьми километрах севернее города, в лесу, близ села Коло-Михайловки. Подтвердить, что именно находится в этом лесу, могли только пленные. Но такого пленного еще предстояло захватить. С этим и отправился Варов к партизанам, взяв с собой справку и другие разведданные, которые улетавший на рассвете самолет должен был доставить по назначению, в Центр.

В справке по гитлеровской ставке были подробно изложены все данные, касающиеся запретной зоны и истории ее возникновения.

Вскоре после оккупации Винницы, примерно во второй половине августа 1941 года, рядом с селом Коло-Михайловкой появилась специальная группа гитлеровских военных специалистов. Спецы осмотрели лес и прилегающую к нему местность, провели съемочные и планировочные работы. В лесу и на опушке наметили строительные площадки.

Жителей окружающих сел, которые раньше пасли скот, косили траву, собирали в лесу сушняк для топлива, ягоды и грибы, не пускали даже на опушку. Но работавшие в поле крестьяне могли видеть, что делали в их лесу чужие люди. Пронырливым мальчишкам удавалось проникать и в лес.

В начале сентября прибыла большая команда оккупантов в черных мундирах с черепом и скрещенными костями на пилотках и фуражках. Это были эсэсовцы. Они заняли лучшие дома в селах, лес и прилегающую местность объявили запретной зоной. Жителей села Бондари переселили в Стрижавку. Затем пригнали крупную, в несколько тысяч, партию военнопленных из винницкого лагеря, которых загнали в скотные дворы колхозов Коло-Михайловки и Стрижавки. Там они и жили под открытым небом – оборванные, обросшие, голодные, под усиленной охраной. Крестьяне попытались было чем-нибудь их подкормить, дать что-нибудь из одежды, но охранники в черных мундирах не подпускали и близко к заборам с колючей проволокой, за которыми находились пленные.

На работу военнопленных выгоняли часов в пять утра, возвращались они в одиннадцать вечера. Ходили слухи, будто бы строили они какие-то убежища, укрепления, подземные сооружения, бункеры. Многие не выдерживали, от голода, непосильно тяжелой работы, жестоких побоев гибли ежедневно десятками. Умерших на телегах свозили к силосным ямам на окраине Коло-Михайловки и туда сваливали. Ямы оставляли открытыми. Их не успевали закапывать, так как туда непрерывно шел поток погибших. Около двух тысяч военнопленных были погребены в силосных ямах за время строительства. Потери постоянно пополнялись за счет военнопленных винницкого и других лагерей. В разгар строительства на работах было занято около десяти тысяч военнопленных.

После окончания работ, примерно в апреле 1942 года, всех оставшихся в живых военнопленных не возвратили в лагеря. Прошел слух, что их расстреляли…

Одновременно с началом строительства вокруг леса в радиусе до пяти километров были оборудованы наблюдательные посты, окопы, огневые позиции для орудий и пулеметов. День и ночь всюду сновали патрули. Мосты и перекрестки дорог от Винницы до Калиновки усиленно охранялись.

Гестапо с помощью местных старост и полицаев взяло на строгий учет жителей близлежащих сел – Коло-Михайловки, Стрижавки и Бондарей. На каждого жителя заполнялась анкета с подробными биографическими данными и выдавался пропуск.

Жителям запрещалось оставлять на ночлег кого бы то ни было, даже близкого родственника или знакомого из той же деревни.

Все дома пронумерованы, перед входом в каждую квартиру вывешивались списки проживающих с указанием их фамилий, имен, отчеств и дат рождения. Портим спискам полицаи и старосты при обходе домов проверяли всех жильцов дома.

Летом же 1942 года жителям запретили производить работы на прилегающих к лесу полях. То, что было посеяно раньше, убрали сами гитлеровцы. Скошенный хлеб перевезли в село, заставили крестьян обмолотить, потом зерно забрали и увезли.

Ходили слухи, что в Винницу приезжал Гитлер и еще кто-то из большого начальства. Где они останавливались, сколько здесь пробыли – никто из местных жителей не знал, даже те, кто служил у гитлеровцев и располагал более полной информацией.

Обобщая собранные данные, Варов напряженно думал: была ли это ставка, или она находилась в другом месте?..

Каждый день разведчики отряда ходили на задание с надеждой добыть нужного Варову «языка».

Мечтой о таком «языке» группа Варова жила с тех пор, как обосновалась на Винничине. Варов почти три недели находился в лесу, у партизан. В отряд партизанские разведчики Цывинского за это время доставили четырех пленных, захваченных в разных местах, в том числе недалеко от Винницы. Пленные охотно рассказывали о расположении своих частей, их численности, вооружении, сообщали сведения о командовании. Некоторые даже знали, какие задачи стоят перед их подразделениями и частью. Но ничего не ведали о запретной зоне, потому что никогда там не бывали.