Текст книги "Диана де Пуатье"
Автор книги: Иван Клулас
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)
ВРЕМЯ УСТУПОК
В 1558 году Джованни Соранцо, за три года до того сменивший на посту посла Джованни Капелло, подводил итог порученной ему миссии [505]505
«Relazioni degli ambasciatori veneti[…]», ук. соч., série I, vol. II, стр. 399–470: Relazione di Francia del Clarissimo Giovanni Soranzo tornalo ambasciatore da quelle corte net 1558.
[Закрыть] . Франция тех времен – процветающая страна, богатая благодаря сбалансированной внешней торговле, в которой экспорт и импорт давали по полтора миллиона золотых экю в год. Жители королевства этим весьма гордились. Послушаем описание посла:
«Французы, как правило, обидчивы, горды и нетерпеливы, что видно во время войн, когда после первого порыва они внезапно застывают чуть ли не в полном бездействии. Люди сии куда щедрее за границею, нежели у себя дома. Когда пообвыкнешь приноравливаться к их настроениям, то обычно находишь неизменно вежливыми. Поелику возможно они неприятностей избегают. Главное же свойство французов – обыкновение крайне мало думать. А потому часто принимаются скоропалительные решения, и сие приводит к тому, что, едва успев закончить какое-нибудь предприятие, они понимают, какую допустили оплошность, и раскаиваются, однако мощь государства столь велика, что дозволяет всякого рода ошибки…» [506]506
Там же, стр. 406. Посол представляет интересующие сенат сведения о ресурсах Французского королевства и о доходах Короны.
[Закрыть]
В том же 1558 году, одиннадцатом году его правления, Генриху II исполнилось 39 лет.
«Король высок ростом, весьма хорошо сложен и приспособлен для всяческих утомительных упражнений. Он отличается крепким здоровьем и не страдает никакими болезнями, не считая мигрени, которую пытается побороть с помощью пилюль. Король смугл и темноволос, но по всей шевелюре уже пробивается седина. Мускулатура его на диво развита, но, коли не поостережется, постоянно занимаясь физическими экзерсисами и не ограничивая себя в еде, очень скоро станет тучным. Черты продолговатого лица несколько грубы, глаза – маленькие и светлые. Обликом слегка меланхоличен, ибо король и впрямь таков от природы, однако он также проникнут величием и доброжелательностию. Во всем, что касаемо еды, питья и сна, он крайне сдержан, ест и пьет очень мало.
Распорядок дня государя всегда одинаков: он рано встает, собирает узкий круг советников и заседает с ними в течение двух часов, потом присутствует на богослужении и публично завтракает. Затем еще два часа дает аудиенции. Именно в это время он принимает послов. Помимо французского говорит по-испански и по-итальянски. После аудиенций король с небольшой свитой удаляется в апартаменты мадам де Валентинуа, где проводит около часу, а далее играет в пель-мель, мяч или посвящает время иным упражнениям. После обеда на публике король идет к королеве, где собирается большая часть придворных и дам, и с удовольствием беседует с ними более часу [507]507
Там же, стр. 424–425.
[Закрыть] […].Король предпочитает солдатскую компанию обществу утонченных мыслителей. Он любит войну и охоту, по большей части – на оленя, и выезжает на нее два-три раза в неделю. Любит он также музыку и охотно внимает ей при пробуждении и отходя ко сну. Король не склонен ни к строительству, ни к коллекционированию драгоценностей или ковров. Однако ходят слухи, что, когда все войны закончатся, он выстроит большой дворец» [508]508
Среди прочих достоинств короля посол отмечает его прекрасную память: он держал в голове все текущие дела и никогда не забывал никого, с кем хоть однажды повстречался.
[Закрыть] .
Дипломат продолжает галерею портретов:
«У королевы Екатерины не в меру широкое лицо, но пропорциональная фигура. Она весьма щедра, многим покровительствует, и особенно итальянцам. Все ее любят, а она более всего любит короля: думает лишь о том, чтобы оставаться подле него, и ради этого готова превозмогать любую усталость. Король разделяет с королевой все почести, но также доверяет ей тайны, особенно после того, как коннетабль угодил в полон, и не пренебрегает советами супруги. То, что королева подарила государю десять детей, в немалой степени объясняет подобную привязанность» [509]509
Там же, стр. 430. Прежде чем приступить собственно к ее портрету, посол указывает, кто были родители королевы, приводит точную дату ее рождения (13 апреля 1519 года – она на тринадцать дней моложе короля), а также дату вступления в брак. За этим абзацем следует описание королевской семьи: детей, «незаконнорожденной дочери, нареченной Дианой, сначала супруги Орацио Фарнезе, затем Монсеньора де Монморанси, сына коннетабля», далее идет сестра короля, ученая Маргарита, герцогиня де Берри, принцы крови и, наконец, герцог Гиз, кардинал Лотарингский и коннетабль. Следом за ними приводится портрет Дианы.
[Закрыть] .
В этот трудный период Диана обладала огромным влиянием на короля, значительно большим, чем влияние герцога Гиза или кардинала Лотарингского [510]510
Там же, стр. 437–438. Письмо Дианы послу в Стамбуле Жану де Лавиню (от 3 марта 1558 года), изд. в кн.: J. Guiffrey, ук. соч., стр. 150–151, показывает, что она интересовалась отношениями со странами Ближнего Востока: она даже оказывала покровительство авантюристам и фальшивомонетчикам.
[Закрыть] .
«Мадам де Валентинуа, подобно им, пользуется благорасположением Его Величества. Ей шестьдесят лет. Мадам давно овдовела, а некогда была супругой великого сенешаля Нормандии. Герцогиней же стала по воле Его Величества в самом начале царствования. Эта дама была изумительно красива и в молодые годы открыто любима королем, но, хотя с течением времени их любовь по-прежнему сохранилась нетленной, оная ни разу не проявлялась прилюдно ни единым бесчестным поступком, могущим нанести урон репутации монарха.
Имя сей дамы Диана, посему Его Величество сделал своим символом полумесяц, присовокупив к нему девиз „Totum donee compleat orbem“,а также избрал ее цвета – черный и белый – своими, каковые носит сам и предписывает носить своему окружению.
Герцогиня слывет особой крайне осмотрительной и превосходной советчицей. Король разделяет с нею все свои секреты. По ходатайству мадам де Валентинуа он куда легче раздает привилегии, нежели иным путем. Частично от нее зависит и распределение церковных бенефиций. Сия дама воочию выказывает любовь и величайшее почтение королеве. В случае болезней и иных нужд она совершенно предается в распоряжение государыни и ее детей и преданно служит им всеми своими силами. А потому, хоть королева некогда, а возможно, и ныне испытывает некоторую ревность, она хотя бы внешне никак не может не воздавать герцогине хвалы и не держаться с нею весьма любезно. Вдобавок Ее Величество знает, что, поступая таким образом, делает приятное королю».
Диана неизменно выказывала крайнее недоверие к коннетаблю, поскольку тот пытался удалить от нее короля. Зато с Гизами, напротив, герцогиня была очень дружна, так как те ее уважали и были связаны с ней родством.
«Эта дама весьма богата, ибо король сделал ей немало щедрых подарков. Будучи неимоверно алчной, она стремится накопить как можно больше, пуская в ход любые средства. Состояние герцогини унаследуют две дочери – единственные ее дети, одна из которых замужем за герцогом Буйонским, а другая – супруга сеньора д’Омаля».
Внешне в королевском «тройственном союзе» царил мир. После скандала, разразившегося из-за связи Генриха с леди Флеминг, король стал тщательно скрывать свои временные увлечения. По словам Брантома, ему очень ловко удавалось ускользнуть от надзора Дианы и королевы [511]511
P. de Brantôme. «Recueil des dames»ук. соч., II, IV, стр. 574–575.
[Закрыть] :
«Весьма склонный к любви, но также крайне почтительный к дамам и скрытный, а следовательно, любимый и тепло принимаемый ими, когда порой вместо собственной постели ему случалось предпочесть ложе ожидавшей сего дамы, король пробирался туда лишь по тайным галереям Сен-Жермена, Блуа и Фонтенбло, пользуясь скрытыми лесенками, закоулками и мало кому известными ходами своих замков, а плюс к тому Генриха II неизменно сопровождал доверенный лакей [Пьер де Гриффон], шествовавший впереди с рогатиной и факелом в руках. А король шел следом, прикрывая лицо плащом или держа под мышкой ночную рубашку и шпагу. Возлегши же с дамою, он клал свою рогатину у изголовья, а Гриффона выставлял у крепко запертой двери, где тот либо дежурил, либо спал».
Имена этих не слишком стойких красавиц нам неизвестны, за исключением одной из последних «второстепенных» любовниц. Николь де Савиньи. родившей в 1558 году мальчика, в очередной раз нареченного Генрихом, но так и не признанного королем. Эта дама была замужем за Жаном де Вилем, сеньором де Сен-Реми, и в отношении отцовства навсегда остались сомнения. Впрочем, позже Генрих де Сен-Реми получил от короля Генриха III в дар 30 тысяч экю и право включить в гербовую символику три золотые лилии. Ему суждено было стать предком графини де Ла Мот-Валуа, авантюристки, прославившейся историей с колье королевы в царствование Людовика XVI [512]512
I. Cloulas, «Henry II»,ук. соч., стр. 441.
[Закрыть] .
Что касается Екатерины, то ее, по-видимому, тайные похождения короля беспокоили гораздо меньше, чем знаки любви, по-прежнему публично расточаемые им Диане. Однако она старалась скрывать ревность, чтобы не отдалить от себя мужа. Однажды Екатерина напишет своей старшей дочери Елизавете, ставшей королевой Испании: «Я так его любила, что всегда боялась». В распоряжениях государственному секретарю Бельевру, которого она в 1584 году посылала к другой дочери, Маргарите, надеясь помирить ее с ветреным супругом, Генрихом Наваррским, Екатерина позволила себе сделать еще одно признание: «Я радушно принимала мадам де Валентинуа, ибо король [вынуждал меня к тому], и при этом я всегда давала ей почувствовать, что поступаю так к величайшему своему сожалению, ибо никогда жена, любящая своего мужа, не любила его шлюху, а иначе ее не назовешь, как бы особам нашего положения ни было тягостно произносить подобные слова» [513]513
I. Cloulas, «Catherine de Médicis»,ук. соч., стр. 472.
[Закрыть] .
Однажды ненависть Екатерины проявилась столь явно, что герцог де Немур предложил плеснуть кислоты в лицо ее соперницы. Позже он напомнил об этом королеве – государственный секретарь Клод д’Обепин упоминает этот случай в письме к своему брату, епископу Лиможскому: «Королева долго смеялась, увидев поверх бумаг письмо герцога Немурского с сими подчеркнутыми строками, напоминающими, как она желала прибегнуть к его услугам в те времена, когда ее так гневила мадам де Валентинуа, что впору было плеснуть герцогине в лицо дистиллированной азотной кислоты – вроде бы в шутку, от которой однако та навеки осталась бы изуродованной. Таким образом Ее Величество якобы надеялась отвратить от оной особы своего покойного супруга, но сие так и не было исполнено, ибо королева успела переменить решение. Прошу вас, сожгите это письмо сразу же по прочтении» [514]514
Dr. Cabanès, «Légendes et curiosités de l’ Histoire»,3 série, Paris, 1914. стр. 83–91: «Une tentative de vitriolage au XVI siècle: maîtresse et femme de roi».
[Закрыть] .
К мукам ревности присовокуплялись тревоги о будущем. Вынужденная быть в первую очередь матерью и лишь потом – королевой, Екатерина рассчитывала, что дети укрепят ее власть в противовес фаворитке. В августе 1555 года она получила от короля разрешение принять в Блуа мага и ясновидца из Салон-де-Прованса Мишеля де Нотр-Дама, называемого Нострадамусом и опубликовавшего в марте того же года свои знаменитые «Центурии».Королева попросила Нострадамуса составить гороскоп для королевских детей Франции. В замке, где они жили в то время, Екатерина повелела возвести над башней дю Фуа небольшой павильон, откуда можно было наблюдать за звездами. На двери выгравировали надпись «Uraniae sacrum»,обозначившую его как «Храм Урании»,богини Неба. Позже, в октябре 1559 года, Екатерина при посредничестве Кома Руджиери вопросила магическое зеркало в своем замке Шомон-сюр-Луар и якобы видела сыновей, которые появлялись и кружили вдоль рамы столько раз, сколько лет им суждено было править. Еще будучи дофиной, она просила известного астролога, епископа Читтадукале Люка Горика вопросить звезды о будущем царствовании своего супруга. Предсказания Горика, опубликованные в Венеции в 1552 году, рекомендовали Генриху проявлять особую осторожность, когда его возраст приблизится к сорока годам, ибо именно тогда ему будет угрожать серьезное ранение в голову [515]515
О вере королевы в астрологические предсказания см.: I. Cloulas, «Catherine de Médicis»,ук. соч., стр. 364 и сл., и Dr. Cabanès, ук. соч., стр. 78–81.
[Закрыть] .
Надеясь отвратить опасность, Екатерина обратилась непосредственно к магии пентаграмм. Она приказала изготовить медаль-амулет, отвращающую беды, экземпляр которой сохранился в Кабинете медалей Французской национальной библиотеки [516]516
I. Cloulas, «Catherine de Médicis»,ук. соч., стр. 366–367. Превосходное разъяснение приведено в кн. P. Béhar, «Les langues occultes de la Renaissance»,Paris, 1996, стр. 63–89.
[Закрыть] . С одной стороны изображен бородатый король, одетый на античный лад и сидящий под балдахином со скипетром в правой руке и закрытой книгой – в левой. У его ног сидит готовый взлететь орел. Напротив короля обнаженная женщина с головой птицы держит в правой руке длинную стрелу, а левой показывает королю круглое зеркало. Это небесная Венера, то есть сама Екатерина, пытающаяся поймать и сохранить любовь Юпитера – Генриха II. Вокруг пятиконечной звезды бегут каббалистические надписи, переведенные с иврита латиницей. Их расшифровал Пьер Беар: «Явись мне, о Господь. Отринь во мрак и ужасни непосвященного. Даруй мне, молю тебя, силу».Слева от женской фигурки видна заглавная «Н», увенчанная надписью «Анаэль»,под ее ногами – две буквы под коронами «К» и «F», а под когтями орла – «А» в короне, еще несколько букв и имя «Оксиэль».Все изображение поделено на две части знаком в форме стилизованных песочных часов. Буквы под коронками могли обозначать Генриха и его сыновей – Франциска, Карла и Генриха, который при крещении был наречен Александром. «Н» могло обозначать также и Франциска Анжуйского, младшего сына Екатерины, крещенного как Эркюль (Hercule). На оборотной стороне звезды обнаженная женщина держит в правой руке яблоко, а в левой – расческу – символы супружеской любви и чистоты. Четыре имени духов – Хагиэль, Ханиэль, Збулеб и Асмодель, а также другие каббалистические надписи окружают фигуру женщины: «Молю тебя, медаль. Даруй мне твои чудодейственные свойства. Заклинаю тебя. От женщины чуждой сохрани моего супруга!»Жан Фернель д’Амьен, первый врач короля Генриха II, якобы был вдохновителем рисунков на этой медали, призванной защитить королевское потомство и сохранить Екатерине верность мужа. Современники знали о существовании талисмана, но ничуть этому не удивлялись: первое издание «Журнале де л’Этуаль»воспроизводит его изображения. У королевы было множество и других амулетов в виде драгоценностей и античных фигурок. Таков был ее способ борьбы с соперницей, чью власть она приписывала таинственному эликсиру или колдовству.
Будучи крайне суеверной, Екатерина верила, что звезды предсказывают все важные события, и, несомненно, Диана, как и король, разделяли ее мнение. Начиная с 6 марта 1557 года в течение двенадцати дней небо над Европой озаряла необычайно яркая комета. Она двигалась к восьмому градусу зодиакального созвездия Весов. В монастыре Юст Карл V расценил этот небесный феномен как знак своей скорой кончины, но также и указание на то, что грядущий год будет весьма пагубным для его давнего врага – Франции [517]517
A. G. Pingré, «Cométographie ou Traité historique et théorique des comètes»,Paris, 1783–1784.
[Закрыть] .
Разгром и пленение Монморанси 10 августа 1557 года под Сен-Кантеном Эммануилом-Филибером Савойским, генералом Филиппа II Испанского явили тому подтверждение. Отозванный из Италии герцог Гиз лелеял надежды на реванш Франции. Его брат герцог д’Омаль, зять Дианы, также не желал смириться с поражением. Он доказал это, изгнав в октябре из Бресса барона де Полвилье, пытавшегося отвоевать эту провинцию для герцога Савойского. Первый успех, казалось, подтверждал, что судьба вновь благоприятствует Гизам. Это обрадовало двор, где возникло нечто вроде священного союза между королевой, Дианой и кардиналом Лотарингским, который высказывался от имени своих братьев [518]518
I. Cloulas, «Henry II»,ук. соч., стр. 470–472.
[Закрыть] .
По возвращении с фронта король приказал всем губернаторам провинций исполнять приказы герцога Гиза, как если бы они исходили от самого монарха. Таким образом, герцог распоряжался всеми ресурсами страны, в то время как его брат, кардинал Карл Лотарингский, в отсутствие коннетабля сосредоточивал в своих руках всю административную власть. Ссылаясь на то, что враг существует и в пределах государства, он способствовал преследованию протестантов. После облавы, устроенной в Париже 4 сентября, 400 кальвинистов были захвачены во время собрания на улице Сен-Жак. Кардинал заставил парламент побыстрее вынести приговор, хотя в списке арестованных фигурировали вельможи, придворные дамы и даже служанки королевы. Подобная суровость могла лишь обрадовать герцогиню де Валентинуа, как и Гизы, убежденную, что в этот момент крайней опасности необходимо поддерживать религиозное единство [519]519
Там же, стр. 556–559: мученики с улицы Сен-Жак.
[Закрыть] .
Итак, в Королевском совете царило полное единогласие, когда король Генрих II принял решение провести отвлекающий маневр, напав на Кале, владение супруги Филиппа II Испанского Марии Тюдор, вместе с мужем объявившей войну Франции. Возврат французской территории, попавшей в руки англичан 210 лет назад, в 1347 году, позволил бы стереть унижение от сен-кантенского разгрома. Герцог Гиз мастерски организовал осаду города. За пять дней он сумел взять замок, а потом и город, который англичане покинули 8 января 1558 года.
Французы, войдя в Кале 9-го числа, захватили богатую добычу, оцениваемую в миллион с лишним золотых экю. Все это было разделено между солдатами и офицерами, за исключением герцога, который не оставил себе ничего [520]520
Там же, стр. 477–481: завоевание Кале герцогом Гизом.
[Закрыть] . Однако требовалось, чтобы за этой славной победой следовали новые. Пока шла осада Кале, в Париже собрались Генеральные штаты, и 5 января их попросили предоставить королю чрезвычайную финансовую помощь в размере трех миллионов золотых экю [521]521
Там же, стр. 481–484.
[Закрыть] . Лишь одно духовенство предлагало миллион помимо десятины, обычно уплачиваемой Короне. Король на заседании суда 15 января вознаградил Церковь, издав эдикт, вводивший в королевстве Франции инквизицию, «для искоренения ересей и ложных учений». Третье сословие, под впечатлением приятной новости о падении Кале, согласилось внести остаток требуемой суммы в обмен на отмену кое-каких прочих налогов. А тем временем в Париже 10 января в присутствии короля, королевы, дофина, вельмож и придворных дам состоялось торжественное богослужение в Сент-Шапель. После того как Гиз завершил изгнание остатков англичан с территории Кале, 25 января Генрих II отправился туда праздновать победу. Герцог-победитель попросил для себя лишь один дом в городе, который и получил, а плюс к тому – земли, приносившие в год 7–8 тысяч ливров ренты.
Звезда Гизов стояла в зените, и Диана, их родственница, грелась в лучах славы. В последний четверг накануне Великого поста, 17 февраля, купеческий старшина и эшевены Парижа устроили ужин в честь короля и герцога Гиза. Ратуша сияла праздничным убранством [522]522
Там же, стр. 486.
[Закрыть] . Стены были украшены богатыми драпировками и, как значится в решениях муниципалитета, «множеством триумфальных знамен, на которых имелись гербы короля и королевы, Монсеньора дофина, Монсеньора де Гиза, кардинала Лотарингского, Хранителя Печатей, Мадам Маргариты и Мадам де Валентинуа, с девизами по-латыни, прославляющими короля и господина герцога, в память о взятии Кале». Диана попала в число триумфаторов. Она восседала за почетным столом, к которому были допущены 26 дам из числа буржуазии, дабы вознаградить парижских нотаблей за щедрый вклад в финансирование кампании. Выгнать из зала толпу любопытных оказалось невозможно. После пиршества некоторый беспорядок, вызванный восторженными изъявлениями любви подданных к своему королю, не позволил начать представление аллегорической пьесы, написанной поэтом Жоделем, для чего был подготовлен специальный театр. Народу набилось столько, что и о танцах не могло быть и речи. Короля и двор сопроводили на верхний этаж, где трапеза продолжалась до одиннадцати часов вечера. После отбытия короля толпа рассеялась, и эшевены, так и не успевшие поужинать сами, узрели, что ратуша полностью разграблена. Сержанта и отряд лучников послали с требованием к артистам вернуть богатые ткани из шелка и парчи, а заодно и роскошные сценические костюмы, однако труппа успела улизнуть, оставив лишь скверную маску, не стоившую и пяти су.
Этот парижский праздник на один вечер объединил народ и принцев, чтобы вместе порадоваться поражению англичан и воздать должное геройству герцога Гиза. Вскоре за этим последовало торжественное событие – женитьба дофина на Марии Стюарт. Этот союз являл собой наиболее надежное средство обеспечить французам поддержку шотландцев в борьбе против англичан. При этом он тесно связал семью Гизов, дядей юной королевы, с французским королевским домом. Диана, благодаря дочери тоже вошедшая в число королевской родни, ощутила, что ее престиж еще более возрос. Она присутствовала в Большом зале Нового Лувра 19 апреля 1558 года на церемонии обручения Марии и Франциска и благословения их кардиналом Лотарингским, а потом, в воскресенье 24 апреля, – на свадьбе в соборе Парижской Богоматери. После обеда и свадебного бала в епископстве двор отправился на ужин во дворец Сите: парламент освободил место, собравшись на заседание в Августинском монастыре. Королевские дети и семейство Гизов участвовали в маскарадных играх. Герцоги Орлеанский и Ангулемский, сыновья герцогов Гиза и д’Омаля, а также другие юные принцы оседлали 12 искусственных лошадок, украшенных золотой парчой и серебристой тканью, запряженных в экипажи с многочисленными пилигримами, тоже разодетыми в золото и серебро и усыпанными сверкающими каменьями. Пилигримы распевали гимны и псалмы в честь новобрачных и их свадьбы.
Затем в зал, покачиваясь как на волнах, вплыли шесть кораблей, затянутых золотой парчой и пурпурным бархатом, с серебряными парусами – все они ловко создавали иллюзию движения судна по морю. На борту каждого корабля – принц, который, делая круг по залу, выбирал даму и помогал ей подняться на мостик. Герцог Лотарингский выбрал свою невесту Клотильду Французскую, король Наваррский – королеву Жанну д’Альбре, свою супругу, герцог де Немур – принцессу Маргариту, принц де Конде – герцогиню де Гиз, король – королеву-дофину, а король-дофин – свою мать, королеву.
Следствием укрепления союза с шотландцами стал новый всплеск военных действий на Ла-Манше. Попытки Марии Тюдор объединить свой флот с нидерландским и испанским провалились из-за штормов и бурной активности нормандских корсаров.
Перемена обстоятельств позволила французам создать видимость переговоров о мире в Маркоэне близ Камбре по случаю визита герцогини Лотарингской, приехавшей повидать своего сына Карла, воспитывавшегося при французском дворе [523]523
Там же, стр. 490.
[Закрыть] . В воскресенье 16 мая в окружении мадам д’Аршо, графа д’Эгмонта и Антуана Перроно де Гранвель, министра Филиппа II, она встретилась с сыном, которого сопровождали граф де Водемон, его опекун, кардинал Лотарингский и герцог д’Омаль, его кузены, а также государственный секретарь д’Обепин. Кардинал Лотарингский выставил на первый план интересы религии и общественного спокойствия, потом упомянул о возможности территориальных уступок и брака между Елизаветой, старшей дочерью Генриха II, и доном Карлосом, принцем Астурийским, сыном Филиппа II. Кардинал предложил оставить Франции Савойю и Пьемонт, соглашаясь уступить Эммануилу-Филиберу Савойскому герцогство Миланское и графство д’Асти. В крайнем случае Генрих II мог бы пожертвовать Савойей и Брессом при условии, что сохранит Пьемонт. Зато герцог Савойский получил бы руку Маргариты Французской, сестры Генриха II. Среди территорий, которые должна отдать Испания, король Франции в первую очередь упоминал Наварру.
Эти предложения не устраивали Гранвеля. Он отверг их и отказался даже обсуждать вопрос о принадлежности его господину герцогства Миланского и Наварры. Зато он напомнил, что Франции следует вернуть империи три епископства, герцогу Мантуанскому – Монферрат, генуэзцам – Корсику, а герцогу Флорентийскому – захваченные в Тоскане города.
Из встречи ничего не вышло, разве что Гранвель коварно подбросил кардиналу сведения о том, что перехвачено письмо от д’Андело его брату Колиньи вместе с несколькими книгами, изданными в Женеве. У испанского министра якобы не вызывало сомнений, что во Франции готовится крупное отречение от традиционной религии в пользу кальвинистской реформы, так что королю Франции самое время прекратить войну с Испанией, если он хочет установить в своем королевстве религиозный мир.
Вернувшись к Генриху II в замок Монсо, кардинал поспешил дать отчет о переговорах с Гранвелем. Д’Андело, вызванный королем, подтвердил свое полное согласие с учением Кальвина о том, что месса – профанация и гнусная людская выдумка. Король, услышав то, что для него было ужасающим кощунством, побелел от гнева, схватил со стола чашу и швырнул в д’Андело. Тяжелый предмет ранил дофина, сидевшего за королевским столом. Тогда король выхватил шпагу, намереваясь лично наказать дерзкого, но одумался и приказал своему главному камердинеру де Ла Бурдезьеру немедленно арестовать д’Андело и препроводить в Mo, епископскую тюрьму, откуда вскоре тому предстояло отправиться в королевскую крепость Мелен. Этот инцидент, укрепивший враждебность Дианы к реформе, нанес коннетаблю удар через его племянника и укрепил позиции Гизов [524]524
Там же, стр. 491.
[Закрыть] . Монарх немедленно заменил д’Андело Блезом де Монлюком, который должен был стать правой рукой Франсуа де Гиза во главе королевской инфантерии. Герцог 24 мая представил королю план новой военной кампании. Выйдя из Шалона в Шампани, он рассчитывал с востока атаковать армию Филиппа II, состоявшую из немцев, фламандцев и испанцев.
Военные действия начались в июне с осады Тионвиля. Гиз находился в центре расположения войск, а герцог де Немур – в авангарде. Маршал Пьеро Строцци получил приказ по мере надобности доставлять подкрепления. Присоединившись к Гизу во время финального приступа, он был ранен из аркебузы в область сердца. Гиз предложил умирающему обеспечить себе вечное спасение, помолившись Иисусу Христу, но маршал воскликнул: «О каком Иисусе вы мне тут бормочете?! Я отрицаю Бога. Мой праздник закончен». Герцог удвоил усилия, пытаясь вернуть его на путь благочестия, умолял просить Бога о прощении, ибо «в сей же день предстанет перед Ликом Его». «Но, черт возьми, – возразил Строцци, – я буду там, куда отправляются все прочие покойники вот уже шесть тысяч лет!» И с этими полными безверия словами Строцци умер, оставив Гиза в великой скорби [525]525
Там же, стр. 494. О гибели Строцци рассказано в кн.: «Mémoires»de Vieilleville, éd. Michaud et Poujoulat, Nouvelle collection des Mémoires pour servir a l’Histoire de France, vol. IX, Paris, 1838, стр. 264–265.
[Закрыть] .
Рассказ об этом отважном, а то и поучительном прощании с жизнью, достигнув двора, привел в отчаяние Екатерину: в лице кузена она потеряла неутомимого защитника своих интересов в Тоскане. Между тем военная кампания на севере бурно развивалась. Тионвиль капитулировал 23 июня, и французы заняли несколько маленьких городов. К несчастью, 13 июля маршал Поль де Терм, губернатор Кале, потерпел жестокое поражение при Гравелине.
Чтобы победить злую судьбу, французам необходимо было предпринять мощное контрнаступление в Нидерландах. С этой целью герцог Гиз присоединился к своему брату д’Омалю на границах Шампани. Обоих принцев сопровождали их наследники – старший сын герцога Гиза принц де Жуанвиль и старший сын герцога д’Омаля, который, будучи внуком Дианы, принял титул графа Сен-Валье. Одному еще не исполнилось и восьми, другому было десять лет, но оба приняли «боевое крещение» из рук де Монлюка, вручившего им копья.
В Реймсе, куда перебрался двор. Диана узнала новости о своих родственниках и друзьях. Некоторые посылали подарки: ее подруга Маргарита де Бурбон, герцогиня де Невер, отправила Диане майеннские окорока, добытые ее мужем, герцогом – губернатором Шампани. По этому поводу Диана написала письмо, признаваясь, как она ценит вкусную еду: «Мадам, сегодня получила майеннские окорока, любезно присланные вами, за что покорнейше благодарю и уверяю, что они пришлись весьма кстати, ибо я очень люблю такое мясо». Похоже, герцогиня была крайне далека от забот о ходе военных операций. Но при всем доверии к Гизам, ее волновали опасности, которым подвергался отправившийся на фронт король. Диана посылала ему образки, освященные в шартрском соборе Богоматери, и шарф своих цветов [526]526
J. Guiffrey, ук. соч., стр. 151–152, письмо Дианы к герцогине Неверской, Реймс, 29 июля 1558 года и стр. 224–225, письмо Генриха II к Диане, отправленное из лагеря Пьерпонт 10 августа 1558 года: «Мадам, вчера я получил ваши письма, доставленные Менардьером, а также ладанки из Нотр-Дам де Шартр; они прибыли весьма вовремя, поскольку завтра я собираюсь уехать, с тем чтобы к середине августа добраться до Мондидье, где рассчитываю на успех, чтобы быть достойным носить присланный вами шарф. Не буду ничего писать ни о наших врагах, ни о жизни в лагере, поскольку поручил рассказать обо всем лично подателю сего. В заключение хочу сообщить, что отправлю к вам Ла Менардьера в ближайшие же дни, с тем чтобы он в деталях поведал вам, как решаются вопросы относительно Седана и [герцогини де] Буйон, что позволит мне не задерживать более вашего внимания, разве только с тем, чтобы умолять вас не забывать того, который всегда любил и всегда любить будет только вас. Г.».
«Умоляю вас, моя милая, носить этот перстень в знак любви ко мне».
Ладанками из Нотр-Дам были металлические медальоны квадратной формы с отверстиями по углам, чтобы их можно было пришить к одежде. С одной стороны на них была изображена Дева с Младенцем, а с другой – ее хитон, который несут двое клириков, облаченных в стихарь; это одеяние было доставлено из Константинополя и передано в дар Шартрскому собору королем Карлом Лысым в 876 году. Считалось, что эта реликвия способна защитить от опасностей войны. В знак благодарности за эти амулеты, а также за шарф король пообещал Диане позаботиться об интересах ее дочери, герцогини де Буйон, и послал ей в подарок перстень, который добавился к многочисленным драгоценностям, подаренным Диане королем.
[Закрыть] .
Генрих, обосновавшись в замке де Марше, устраивал там военные советы, пытаясь следить за продвижением своих войск, которые, форсировав Корби, заняли Амьен, дабы перекрыть испанцам путь через Сому. Обе армии разделяла равнина протяженностью пять-шесть лье. Герцог де Немур во главе части легкой кавалерии тщетно пытался выманить неприятеля из лагеря. А Эммануил-Филибер упорно придерживался оборонительной тактики. Чем полагаться на превратности военной удачи, он предпочитал предложить переговоры и, возможно, вернуть свои владения. Сам испанский король готов был согласиться на сделку. Его пленник коннетабль де Монморанси не отказался бы сыграть роль посредника. Арест д’Андело пугал следовавшим за этим неотвратимым ростом влияния его соперников Гизов. Коннетабль добился от испанцев временного освобождения под честное слово, чтобы предложить Генриху II возобновление мирных переговоров. Однако вскоре он вернулся в плен, не получив от своего господина иного ответа, кроме заверений в неизменной его любви и приязни.
Король устал от тщеславия Гиза и властного темперамента кардинала Лотарингского. Что до Дианы, то она считала роль своего зятя д’Омаля подле братьев слишком незначительной. Из этих соображений она решила сблизиться с Монморанси. Предложив королю начать переговоры для освобождения старого друга коннетабля, герцогиня обеспечила себе его благодарность. Она уже выбрала, какую награду хочет получить за этот шаг: брак своей внучки, Антуанетты де Ла Марк, дочери покойного герцога Буйонского, с Генрихом де Монморанси-Дамвилем, вторым сыном коннетабля. В своем стремлении к мирным переговорам Диана нашла поддержку у королевы Екатерины, которая жаждала окончания военных действий, ибо потеряла надежду на благоприятный поворот судьбы в Италии. Под совместным давлением жены и любовницы Генрих II был сильно раздражен упрямством Гиза, жаждавшего во что бы то ни стало продолжать войну. В одном из дружеских писем король изливал душу коннетаблю: «Я умру счастливым, увидев восстановление доброго согласия, а наиболее любимого и почитаемого мною человека в сем мире – на свободе. И ради этого не страшитесь обсуждать любой выкуп, сколь бы велик он ни был». И еще: «Сделайте все возможное, дабы мы обрели мир […]. Ничто не доставит мне большего удовольствия, нежели добиться крепкого мира и увидеть вас свободным». Таким образом, он дал коннетаблю своего рода карт-бланш.
Переведенный из Энгьена в Уденард в июле 1558 года, Монморанси целую неделю совещался со своим товарищем по плену маршалом де Сент-Андре. В конце концов тот согласился с позицией коннетабля. Принц Оранский, узнав, что король готов начать переговоры, принял обоих парламентеров в Лилле. Пленники встретились там с самим принцем Оранским, графом д’Эгмонтом, епископом Аррасским и Руи Гомесом, графом де Мелито. С этим последним Монморанси завязал дружеские отношения и ходатайствовал перед французскими властями, чтобы тот мог «передать все необходимое» супруге, принцессе д’Эболи, оставшейся в Испании у Филиппа II. В середине сентября Генрих II отправил секретаря по финансовым вопросам Клода де Л’Обепина заложить основу переговоров. Он передал 6 октября соответствующие прерогативы своим полномочным представителям, главные из которых – Монморанси и де Сент-Андре. Испанцы же, хотя оба миротворца и продолжали считаться пленниками, дозволили им свободно перемещаться из лагеря в лагерь для вящего ускорения переговорного процесса [527]527
О пленении Монморанси и его участии в переговорах см.: F. Decrue, ук. соч., т. II, стр. 206–209; I. Cloulas, «Henry II»,ук. соч., стр. 499–501.
[Закрыть] .
Коннетабль прибыл в Бове 17 октября, чтобы доложить своему господину о ходе обсуждений. После этой трогательной встречи Генрих писал старому другу, дабы засвидетельствовать ему свою привязанность: «Друг мой, это письмо выполнит долг, который сам я исполнить не мог, когда прощался с Вами, ибо сердце так стеснилось в груди, что я был не в силах ничего Вам сказать. Умоляю Вас верить, что никого в мире сем так не люблю, а потому мне более нечего Вам предложить, ибо, коль скоро сердце мое принадлежит Вам, думаю, Вы поймете, что я не пожалею никаких благ и сделаю все возможное ради счастия вновь Вас лицезреть». В другом письме король добавляет: «Вы принесли мне столько радости и удовольствия, какие только осуществимы, и я не чаю их вновь испытать, доколе не увижу Вас совершенно свободным» [528]528
Там же, стр. 501: письма Генриха II сохранились во Французской национальной библиотеке, Ms. fr. 3139.
[Закрыть] .
