Текст книги "Тайна двух океанов"

Автор книги: Иван Охлобыстин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

ПЕРЕМЕНА МАРШРУТА

Вернувшись на командный пункт, командир повернул к дежурному офицеру, женщине, озабоченное лицо:

– Распорядитесь, пожалуйста, Евгения Юрьевна, немедленно созвать ко мне командный состав подлодки и пригласите начальника научной части. И сами, конечно, приходите.

– Есть, товарищ командир, созвать командный состав, начальника научной части и самой прийти!

Через несколько минут вызванные условными сигналами из своих кают, диспетчерских, из разных отсеков подлодки один за другим торопливо проходили в дверь командирской каюты неизменно серьезный Ахмед, упитанный начальник акустической части лейтенант Чижов, руководитель научной части профессор Лордкипанидзе и старшина водолазов Скворешня.

Каюта командира состояла из двух частей. Левая, отделенная портьерой, служила спальней. В правой части, более обширной, посередине находился большой рабочий стол. В углу на небольшом столике помещалось несколько главнейших навигационных приборов, автоматически показывавших то же самое, что и приборы в центральном посту управления. Тут же стояли шкафы, наполненные книгами. Стены были увешаны большими картами рельефов дна Атлантического, Тихого и Индийского океанов.

Все уже уселись вокруг стола на легких удобных стульях, однако капитан, не приступая к делу, продолжал с нетерпением посматривать на дверь.

– Где же главный механик? – обратился он к Скворешне.

– Сказал, что идет немедленно.

Дверь отодвинулась, и в каюту вошел, слегка согнувшись под входной аркой, главный механик Горелов.

– Прошу прощения, Николай Борисович, – проговорил он, пробираясь к свободному стулу у стены. – Меня задержали по дороге к вам.

Капитан кивнул головой.

– Так вот, товарищи, какое дело,– начал он, – я получил сейчас приказ Главного штаба. Согласно этому приказу, маршрут подлодки значительно меняется. Через Гибралтар она не пойдет.

Все молча и с удивлением смотрели на капитана.

– Не пойдем к Гибралтару? – удивленно спросил зоолог.

– Да, конечно, в связи с нашим невольным участием в недавнем инциденте с «Диогеном», – проговорил капитан и продолжал: – Дело, однако, не ограничивается переменой курса. Приказ требует соблюдения максимальной секретности похода – категории А. Поэтому предупреждаю вас, товарищи, что подлодка не только не будет заходить в какие-либо порты, но будет избегать всяких встреч с судами, приближения к берегам, подъемов на поверхность. Подлодка будет все время находиться в боевом подводном положении. В связи с этим я строго запрещаю какие бы то ни было действия, которые могут обнаружить подлодку. Глубина хода будет все время не меньше трехсот метров. В ночные часы запрещается пользоваться световыми прожекторами и открывать щиты иллюминаторов.

– А как же с научными работами? – с беспокойством спросил зоолог.

– Они не пострадают, Арсен Давидович. Наоборот, если хотите, можно увеличить число глубоководных станций и обследовать также экваториальную и южную Атлантику, часть Антарктики, южную и тропическую части Тихого океана. От Гибралтарского пролива и Гвинейского залива придется отказаться.

– Значит, мы пойдем Магеллановым проливом? – спросил Горелов, шлифуя пилкой ногти на левой руке.

– Возможно,– ответил капитан. – В нашем распоряжении имеется, кроме того, и путь вокруг Африки. Некоторая разница в расстоянии не имеет значения.

Зоолог собрал бороду в кулак.

– Жаль, – вздохнул он. – Подводный Гибралтарский хребет, два встречных течения в проливе – верхнее из Атлантического океана и нижнее из Средиземного моря – очень важные темы в нашей океанографической программе. Впрочем, надеюсь, они с лихвой будут перекрыты проблемами новых областей. Я сейчас же приступлю, Николай Борисович, к составлению плана работ экспедиции по новому маршруту.

Не откажите сообщить его мне. – И зоолог, вытащив из кармана блокнот и карандаш, приготовился записывать.

– Я вам потом передам его, Арсен Давидович, – мягко отказал ему капитан.

– Понимаю, – согласился ученый и тут же испуганно спросил: – Но первая-то наша станция, в Саргассовом море, остается в программе?

В каюте послышался легкий смех.

– О да! – усмехнулся капитан. – При любом маршруте «Пионера» ваш шедевр не придется исключать.

– Отлично! – удовлетворенно кивнул головой ученый. – Когда же мы прибудем туда, Николай Борисович?

– Часов через десять. Но надо не только прибыть туда – необходимо также отыскать подходящие места для ваших работ на разных глубинах, что-то вроде подводного плато или подводной горы. А это не так просто для Саргассова моря, которое на всех картах показано с огромными глубинами – больше шести тысяч метров… На этом, товарищи, мы закончим.

– Во всяком случае, завтра мы уже сможем приступить к работе, – потирая руки, говорил зоолог, направляясь к двери вместе с остальными участниками совещания.

СРЕДИ ДРУЗЕЙ

Заботливый зоолог так старательно сделал Павлику перевязку на голове, больше всего пострадавшей при падении на айсберг, что из-под бинтов виднелись только нос, рот, глаза и одно ухо.

– Ну вот, – погладил зоолог свою замечательную бороду, завязав последний узел на темени пациента. – Собственно, если делать все по правилам, то следовало бы тебя, бичо, положить здесь на койку денька на два. К слову, меня зовут Арсен Давидович. Разве тебе плохо было бы тут? Но ты не улежишь! – с огорчением добавил он.

Днем они вместе вышли из госпитального отсека в узкий коридор и, обойдя центральный пост, пошли мимо диспетчерских кают главного механика, главного электрика, начальника акустической части, потом мимо кают командного состава и команды. Стены коридора были отделаны дорогим лакированным деревом. По потолку проходили толстые и тонкие трубы, окрашенные в различные цвета.

– Как в «Хилтоне», Арсен Давидович, – сказал Павлик зоологу, проводя на ходу пальцем по лакированным стенкам коридора.

– Зови меня просто Профессоре. Меня так здесь все зовут, – ответил тот и добавил: – Ты этого нигде, ни на одной подлодке не увидишь, только у нас.

В самом конце коридора находилась столовая – большая каюта со сводчатым потолком, уставленная небольшими столиками и красивыми стульями вокруг них. Каждый столик стоял на одной толстой круглой тумбе и был накрыт скатертью с круглым вырезом в центре. В вырезах поблескивал черный лак, а кругом на скатертях были расставлены обеденные приборы, хлеб на тарелочках, поставцы. Каюта была залита мягким светом ламп из матовых полушарий, вделанных в потолок. Ее стены были украшены репродукциями полотен Моне и Ренуара, картинами с морскими пейзажами и сценами из жизни морского флота, статуэтками на полочках и постаментах, небольшими аквариумами с плавающими в них тропическими рыбками. Был час обеда, и в столовую входили все новые и новые люди. Чуть не задевая головой за матовые полушария в потолке, к Павлику и Лорду подошел Скворешня и занял место возле них.

– Здравствуй, найденыш! – послышался вдруг среди шума знакомый звонкий голос.

В дверях стояла Багрова.

– Ты что? Паломником из Мекки возвращаешься? – засмеялась она, приближаясь к столу, за которым сидел Павлик со своими друзьями. – Вон какую чалму накрутил тебе Арсен Давидович! Ну, как дела? Здоров, молодец?

– Вы замужем? – неожиданно поинтересовался мальчик.

– Нет пока, – застигнутая врасплох, ответила девушка.

– Тогда я готов на вас жениться, – сообщил Павлик и добавил: – Мне папа обещал на свадьбу купить океаническую яхту и вертолет. Кататься будем. Соглашайтесь – дело верное.

Багрова не успела еще осознать сказанного нахальным малышом, как в столовую вошел капитан Воронцов, командир подлодки. Все встали. Командир жестом разрешил «вольно», и все шумно уселись на свои места.

– Как дела, Павлик? – спросил капитан, остановившись возле мальчика и положив руку на его забинтованную голову. – Ты теперь у нас надолго останешься, потому что ни заходить в порты, ни встречаться с судами мы не можем. Надо тебе, голубчик, поскорей научиться ориентироваться под водой по компасу и по радиопеленгам. Придется тебе привыкать к нашей жизни. Да, вот еще – мы связались с берегом. Твой отец жив и здоров. Он в курсе, что ты у нас. Так что знакомься с экипажем. Это лейтенант Багрова Евгения, – и он показал на женщину-офицера. – Остальных ты уже всех знаешь или еще узнаешь.

– Хорошо, капитан,– смущенно и радостно ответил Павлик. – Я буду стараться.

– Не «хорошо», а «есть, товарищ командир!». Салага! – поправил Скворешня под общий смех.

– Спокойней, Скворешня, – весело предостерег его Чижов. – У «салаги» папа владеет четырьмя металлургическими предприятиями. Мальчику на завтрак в школе дают больше, чем ты за полгода получаешь.

– У меня папа раньше был геолог, – попытался оправдаться Павлик. – Он честный человек. Он за свой счет на Урале джазовые фестивали проводит.

– Кто же против! Мы все любим джаз, я в юности был «растаман», – поддержал ребенка капитан и с укором заметил Чижову: – А ты брось свой казарменный юмор.

– «Растаманы» любят регги, – поправила капитана Багрова.

– Ну, тем не менее… – отмахнулся тот.

Как только капитан сел за свой стол рядом с зоологом, комиссаром и старшим лейтенантом Багровой, на всех столах, в центре, открылись круглые отверстия и показались, поднимаясь снизу, стопки поставленных одна на другую тарелок с первым блюдом.

Столовая наполнилась приглушенным гулом голосов, звоном посуды, шутками, смехом, разговорами.

КЛОЧОК БУМАГИ

После обеда Павлик, закрыв за собой дверь, сразу очутился в тишине и мягком матовом свете безлюдного коридора. Тускло поблескивали лакированные стены и переборки, впереди виднелась перспектива вырезных арок, по сторонам в каждом отсеке на дверях белели эмалированные дощечки с синими надписями. Павлик прошел уже два отсека, когда впереди послышалось щелканье автоматического замка дверей и затем приглушенный ритмичный скрип обуви – грузные шаги большого удаляющегося человека.

«Скворешня», – решил Павлик и прибавил шагу, чтобы нагнать своего спасителя.

Вдали, сквозь арки двух отсеков, пятно ярко освещенного снизу люка потемнело. Кто-то спускался в машинное отделение. Павлик взглянул на дощечку ближайшей двери: «Главный механик Федор Михайлович Горелов».

На полу, у двери, белел маленький лист целлулоида. Он был совершенно неуместен в этом блестевшем чистотой коридоре, он резал глаза Павлику, уже привыкшему к образцовому порядку на подлодке. Павлик почти непроизвольно нагнулся и поднял бумажку, чтобы бросить ее в первый же люк мусоропровода.

На бумажке промелькнули цифры, значки, обрывки слов, обычных здесь, на морском судне: «„…гассово море… точные координаты…" – прочитал Павлик. – Надо будет спросить Ахмеда». И продолжал читать: «…7° 46' 36" сев. широты и 5 …бина шестьсот пятьдес… Красные пояса …цать шестого мая …чно восемнадцать час… не забудьте гидро… Кро…»

Кто-то осторожно взял Павлика за локоть и наклонился над обрывком целлулоида.

Павлик поднял глаза. Над ним, перегнувшись почти пополам, стоял Горелов.

– Это я только что… только что нашел…

Горелов улыбнулся и взял обрывок из рук Павлика, выпрямился, вгляделся в бумажку и спросил:

– Где же ты нашел ее, Павлик? А впрочем, какая-то чепуха! Прости, пожалуйста, что я помешал тебе… Что за глупости! Но пойми, дружище, это секретная лаборатория. Опускаюсь в люк, оглянулся и вижу – ты нагнулся у двери моей каюты, поднял бумажку и читаешь. А это, оказывается, такая чепуховина! – Он опять посмотрел на лоскуток бумажки, повертел между пальцами и рассмеялся: – Ох уж мне эта конфиденциальность, всю грязь соберешь. Ты куда сейчас направлялся?.. Знаешь что? Я иду в электролизное отделение. Ты там бывал? Наверно, нет! А там очень интересно. Пойдем со мной. Я тебя все объясню. Меня зовут Федор Михайлович, как Достоевского, только я романов не пишу, но в остальном я тоже большой фантазер. Хочешь конфетку? – И он протянул мальчику «Золотой ключик».

– Я не люблю «Золотой ключик», – отказался тот. – Я им однажды у папы в банке подавился и чуть не умер. Меня вверх ногами один папин телохранитель пять минут держал, а другой по спине бил.

– Согласен, – кивнул Горелов. – «Золотой ключик» – это одна из самых опасных конфет на свете. Но вот лично я люблю опасности.

Он положил конфету себе в рот, а фантик ловко бросил вместе с обрывком карты в мусоросборник, круто повернулся и зашагал по коридору. Павлик молча последовал за ним.

Они спустились в люк по винтовой металлической лестнице и попали в залитый светом нижний коридор, тоже разделявшийся водонепроницаемыми переборками на отдельные отсеки. Из каждого коридорного отсека направо и налево открытые двери вели в машинные отсеки.

Горелов, держа Павлика за руку, повел его в первую дверь направо. Они вошли в большой светлый отсек, уставленный высокими машинами и аппаратами.

– Это генераторный и трансформаторный отсек, – объяснил Горелов.

Они прошли под аркой переборки в следующий отсек с баллонами сжатого воздуха, а за ним – в заметно более узкий и низкий отсек.

– Да, Федор Михайлович,– вежливо кивнул головой Павлик,– мы уже как будто видели только что эти машины в первом отсеке…

И, собравшись с духом, Павлик намеревался уже извиниться и сказать, что он очень благодарен, что все это страшно интересно, но что он очень спешит на перевязку и даже, наверно, опоздал, и Арсен Давидович будет очень недоволен, и поэтому он просит разрешения уйти… Но как раз в тот момент, когда он почти открыл уже рот, чтобы сказать все это, Горелов подошел к противоположной переборке и возле наглухо закрытой арки нажал зеленую кнопку слева. Дверь тихо отодвинулась в сторону и скрылась внутри толстой переборки. В открывшейся арке показался новый отсек, еще более низкий и узкий, с закругленной внешней стеной; по всему было видно, что Горелов с Павликом приблизились уже почти к последней, самой узкой, кормовой части подлодки.

Павлик здесь никогда не бывал и даже не догадывался о существовании за последней переборкой еще других отсеков. В нем вдруг разгорелось любопытство, и он сразу забыл о своем намерении уйти.

Горелов вошел в новый отсек, согнувшись под невысокой аркой, и позвал:

– Входи, Павлик! Здесь не каждому удается побывать. Входи скорее, нельзя оставлять дверь открытой.

Павлик не заставил себя дважды просить. Едва он вошел в отсек, Горелов нажал кнопку у входа, и дверь быстро задвинулась. Павлик все же успел заметить необычайную толщину переборки, отделявшей этот отсек от остальных помещений подлодки.

– Почему вы так быстро закрыли дверь, Федор Михайлович? – спросил Павлик, осматриваясь вокруг.

Ничего особенного в оборудования отсека он не заметил. На полу в два ряда стояло много герметически закрытых длинных металлических ящиков. По обеим сторонам каждого из них помещалось по небольшому кубическому ящику, соединенному с длинным ящиком изогнутыми трубками и проводами. Кроме того, в каждый длинный ящик входили с обеих сторон толстые провода и трубы различных диаметров. На ящиках и стенах отсека разместились многочисленные, разнообразных форм и систем приборы.

– Мы сейчас в камере электролиза воды,– ответил Горелов, внимательно рассматривая показания приборов на ящиках. – Постучи по перегородке пальцем… Слышишь, какой глухой и тупой звук? Это указывает на большую толщину переборки. Она достигает четырех сантиметров толщиной! Не думай, что это мало. Переборка сделана из такого твердого сплава, что взамен него потребовалась бы переборка из титана толщиной не менее полуметра. Ну что, интересно, малыш? – улыбаясь, спросил Горелов, незаметно протягивая руку к висевшему у него на поясе футляру с электропарализатором. – Кстати, как зовут твоих родителей?

– Андрей Сергеевич и Анна Алексеевна, – ответил ребенок, проводя пальцем по холодной стене.

– Анна! – вслух повторил Горелов и отвел руку от футляра на поясе. – Анна – это самое красивое имя на свете!

– Федор Михайлович! Скажите, пожалуйста, а может ли «Пионер» дать задний ход?

– Может.

– Все, я опоздал, – неожиданно вспомнил ребенок. – Перевязка.

– Тогда беги скорей, только не ударься опять обо что-нибудь! – улыбнулся Горелов, еще раз повторил: – Анна… Заходи ко мне в пять, я тебе кое-что покажу.

– О'кей! – на ходу крикнул мальчик.

ФЕХТОВАНИЕ

Как и договорились, ровно в пять Павлик постучался в каюту Горелова.

– Входи, – раздалось из-за двери.

Ребенок нажал на клавишу сбоку, и дверь бесшумно отъехала в сторону.

Механик в белом халате, накинутом поверх спортивного костюма, сидел за синтезатором и наигрывал какую-то мелодию.

Мальчик тихо присел на свободное кресло под иллюминатором.

– Знаешь, – не оборачиваясь, сказал Горелов, – в детстве я очень хотел стать музыкантом. Впрочем, и в юности я хотел стать музыкантом. Но я родом из семьи потомственных моряков, и мои родители настояли на том, чтобы я стал тоже моряком. Но я, признаться, не люблю море.

– Почему?! – невольно воскликнул Павлик. – Оно такое красивое!

– Море – это мир одиночества. А я и так одинок, – грустно признался механик. – Меня выручает музыка. Вот послушай. – И он запел, аккомпанируя себе на синтезаторе:

 
Я качался в далеком саду
На простой деревянной качели,
И высокие темные ели
Вспоминаю в туманном бреду.
Я от жизни смертельно устал,
Ничего от нее не приемлю,
Но люблю мою бедную землю
Оттого, что иной не видал.
 

– Красивая песня, – признался мальчик, когда отзвучал последний звук. – Только очень грустная.

– Да, очень грустная, ее написал один очень одинокий человек, – вставая, согласился Горелов и предложил: – Пойдем!

– А куда? – спросил у него Павлик.

– Сегодня ты будешь присутствовать на полуфинале, – ответил тот.

– Полуфинале чего?

– Чемпионата нашего экипажа по эксклюзивному фехтованию.

– Вы тоже будете участвовать?

– Я – нет, – усмехнулся механик. – Я уже вышел в финал. Во всех отношениях.

– Это ваша жена? – уже покидая каюту, кивнул на висящий над столом портрет молодой женщины и поинтересовался Павлик.

– Скорее дама сердца, – неохотно ответил Горелов.

Они вышли в коридор и зашагали вперед. Перед кают-компанией механик завернул направо и нажал клавишу у соседней двери. Дверь плавно опустилась вниз, открыв взору мальчика довольно просторный зал со стенами, обитыми темным деревом. Пространство освещалось звездообразной лампой под самым сводом. Пол зала покрывал темно-серый плотный материал, похожий на войлок.

– Присаживайся, – показал мальчику на скамью у стены Горелов.

– Что будет происходить? – заинтересовался тот.

– Объясню все по ходу, – шепнул механик.

В зал вошел Ахмед и так же молча сел у противоположной стены.

Через несколько секунд после его появления в зал так же без единого слова вошли Лорд и капитан в белых халатах и с темными футлярами в руках.

Зоолог позволил себе нарушить тишину, только когда увидел Павлика.

– Как вы думаете? – обратился он к капитану. – Не повредит ли это психике мальчика.

– Думаю, нет, – после секундного размышления ответил тот.

– Что ж, тогда начнем, – согласился Лорд, положил свой футляр на столик в углу и начал собирать что-то из нескольких металлических частей.

Капитан в противоположном углу так же раскрыл свой футляр и извлек из него меч.

– Это точная стилизация под испанский меч четырнадцатого века, – начал тихо рассказывать Павлику механик, – только материал лезвия превосходит дамасскую сталь в полторы тысячи раз. Шедевр. Режет сталь как масло.

– А у Профессоре? – спросил ребенок, восхищенно разглядывая фантастических форм клинок в руках Лорда.

– Тоже своеобразный шедевр, – проинформировал Горелов, – примерно тот же материал. Чуть мягче, но имеющий парадоксальную способность к регенерации, иначе говоря – восстановлению. Называется «крыло ангела». Его сделали по заказу Лорда и из его же материала в Туле.

– Начнем! – предложил капитан и сбросил с плеч халат.

– Начнем, – повторил Лорд, так же освободился от халата и вышел на середину зала.

Капитан подошел к нему, встал лицом к лицу и напомнил:

– Третья труба.

Откуда-то из скрытых в стенах динамиков раздались монотонные перестуки барабанов, время от времени перекрываемые гулким звуком охотничьего рога.

Когда рог отзвучал трижды, противники отступили друг от друга на несколько шагов и начали бой.

Диковинное оружие Лорда тут же, словно маятник, рассекло воздух у самого лица капитана, но было отклонено встречным ударом снизу.

– Это опасно? – с замиранием сердца наблюдая за поединком, полюбопытствовал мальчик у механика.

– Для неопытного человека смертельно, – кивнул он, но тут же успокоил: – И Лорд, и капитан очень опытные бойцы. Им практически ничего не грозит.

Тем временем темп поединка увеличивался. Лорд и капитан кружили по залу, то и дело нанося друг другу удары. Однако ни тот, ни другой не могли преодолеть защиту противника.

– А вы тоже умеете так? – спросил Павлик.

– Да, немного, – улыбнулся Горелов. —Я уже говорил тебе, что мне удалось выйти в финал. Тот, кто сегодня победит, станет моим следующим противником. Прошлым был Ахмед. Как видишь – он жив. Так что не беспокойся.

В этот момент Лорд предпринял очередной выпад. Он словно скользнул по настилу под ноги капитана, стремительно вращая своим оружием. Казалось, еще мгновение и клинок зоолога перерубит капитану ноги. Но неожиданно тот, сильно оттолкнувшись от пола, взмыл под потолок, сделал сальто в воздухе и встал на то же место. Зоолог ударился спиной о стену, но тут же вскочил на ноги и занял оборонительную позицию. Капитан сделал шаг в его сторону, держа меч на вытянутой руке перед собой, а вторую заложив за спину.

– Академическая атака, классика победы, – шепнул мальчику механик.

Очевидно, Лорд ожидал подобного исхода и, щелкнув чем-то на своем оружии, разделил лезвие надвое. Теперь у него в руках мерцали два коротких клинка.

Капитан сделал еще шаг навстречу и нанес первый удар. Зоолог парировал его. Еще удар. И снова меч был отбит в сторону. Темп нарастал с такой скоростью, что вскоре Павлик не мог уследить за игрой клинков. Все кончилось неожиданно.

После очередного стремительного выпада капитана его меч замер, уткнувшись самым кончиком лезвия в переносицу Лорда. Тот устало улыбнулся и опустил свое оружие. Капитан убрал меч и поклонился зоологу. Тот ответил тем же.

– Здорово! – восхищенно сказал Павлик.

– Да, это очень здорово, – согласился Горелов и добавил: – Ты прости, я сейчас должен переговорить с капитаном.

– Конечно, – ответил мальчик, встал с места и подошел к Лорду.

– Так как тебе, мой юный друг, наши упражнения? – весело поинтересовался тот, убирая свое оружие в футляр.

– Я переживал, – признался тот.

– Напрасно, – похлопал его по плечу Лорд. – Мы здесь не для кровопролития, а лишь для поддержания формы.

– Но капитан все-таки победил? – лукаво улыбнулся Павлик.

– У него великолепная техника, – нехотя признался зоолог и, словно оправдываясь, добавил: – И потом, побеждать капитана безнравственно.

– Понимаю, – еще лукавей заулыбался Павлик.

– Нечего тут понимать, бичо, пойдем, я тебе кое-что дам, – позвал его за собой Лорд.

Они прошли коридором до каюты зоолога и вошли внутрь.

Каюта Лорда вся была заставлена колбами с какими-то диковинными моллюсками и завалена непонятной для несведущего человека аппаратурой.

– Вот, – ученый протянул мальчику плоскую пластикового коробочку с экраном.

– Что это? – не понял тот.

– Простыми словами – это высокочастотный тепловой датчик, – объяснил Лорд, щелкнул на коробочке клавишей, и экран засветился неоновым светом. – Видишь эти линии? – Он ткнул пальцем в экран. – Это стены. А эти красные точечки – люди. Видишь, они двигаются?

– Зачем это мне? – не понял Павлик.

– На первое время, пока ты еще не освоился на лодке, чтобы не потеряться. Аналог карты, только электронный, – терпеливо проинформировал Лорд.

– Слушайте, ну у вас тут и «навороты»! – восхитился мальчик. – Мне папа всю новую электронику покупал, но такого!..

– Это нельзя купить за деньги, – засмеялся зоолог. – Во-первых, это военная аппаратура, то есть секретная. Во-вторых, все сделано по индивидуальному заказу. Например, этот датчик сконструировал лично Ахмед. Он великолепный инженер, плюс по первому образованию еще и врач. В свое время ему предлагали возглавить целый институт, но он не мог оставить море. Понял?

– Понял! – с готовностью кивнул заинтригованный мальчик.