Текст книги "Лисянский"

Автор книги: Иван Фирсов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Между тем занятия в Морском корпусе продолжались, как и прежде, с той разницей, что поступавшие сведения о боевых действиях на Черном море будоражили дремавшую прежде среду кадет и гардемарин. В кругу офицеров вполголоса поговаривали, что следовало бы не забывать о северном соседе, который под боком. Но все внимание императрица по-прежнему уделяла южным границам, где главнокомандующим назначила своего любимца Потемкина. Потому и поторапливала отправить эскадру Грейга в Архипелаг. В то же время до нее доходили сведения о том, что шведский король Густав III, как она сама писала Потемкину, «в намерении имеет нос задирать». Действительно, неуравновешенный и недалекий король Швеции, которого за глаза называли сумасбродом и тупицей, имел далеко идущие намерения. Разглагольствуя о «рыцарском долге» возмездия за поражение своего предка, он мечтал о возрождении «великой северной державы Карла XII». Момент был подходящий: Россия была вовлечена в войну на южных рубежах, а главное – король чувствовал поддержку британского льва. Правительство Питта все сильней тревожило усиление русских на Черном море, откуда рукой подать до Средиземного моря. Англия немедля заключила союз с Пруссией против России, открыто помогала Турции и подстрекала Швецию к войне с Россией.

Настаивая на отправлении эскадры в Архипелаг, Екатерина невольно ослабляла оборону столицы с моря. Густав III намеревался как раз нанести основной удар со стороны моря…

Балтийскую эскадру адмирала В. Чичагова хотели усилить двумя фрегатами, решили приступить к строительству 12 галер, но галеры не грибы…

К графу Чернышеву пришел расстроенный президент коммерц-коллегии граф А. Воронцов.

– Я получил свежую оказию из Лондона от брата. Послушайте, ваша светлость: «Я только что узнал, что Швеция снаряжает 12 кораблей и 5 фрегатов. У нас остаются в Кронштадте корабли гнилые и без матросов. Не лучше было бы, если бы эскадра Грейга осталась, чтобы удержать шведского короля…»

К мнению посла в Лондоне следовало прислушаться. С. Воронцов за 5 лет успел разгадать основные механизмы британской дипломатии.

– Я и сам понимаю, граф, – отвечал Чернышев, – но матушку-государыню с наскока не убедишь. Нынче что матросов, штатных офицеров на кораблях в некомплекте более сотни. Я уже распорядился графу Голенищеву готовить без промедления к досрочной аттестации гардемарин…

В конце марта в Морском корпусе в одночасье поднялась суматоха. Капралы и фельдфебели гоняли служителей. Драили медные ручки и подсвечники, натирали паркет, мыли окна, выбивали ковры. Назавтра ожидали директора корпуса. Обычно адмирал извещал о своем прибытии заранее, за неделю-другую. Нынче прислал срочно курьера лишь накануне. Правда, его задержал в пути остаток ледохода в Невской губе. Пришлось добираться через Ораниенбаум.

В полдень весь состав Морского корпуса построился во фронт на плацу. Приняв доклад от своего помощника, капитана 1-го ранга Федорова, адмирал не спеша обошел весь строй. Немного задержавшись около выпускных классов гардемарин, он остановился в центре плаца. Сухопарый, подвижный, в ладном парике, он, как всегда, выглядел подтянутым и несколько озабоченным:

– Ведомо вам, господа гардемарины и кадеты, что супостат Оттоманская Порта нарушила договор прошлой осенью, и пытается отторгнуть исконные земли российские.

Заложив руки за спину, он сделал несколько шагов вдоль строя, как бы собираясь с мыслями:

– Нынче недруги наши оживились и на берегах Балтийских, матушка-государыня повелевала посему пополнить корабельный состав. Однако офицеров и рекрутов нехватка великая.

Директор подошел к правому флангу, где выстроились выпускные гардемаринские классы.

– Посему ея императорское величество высочайшим указом предписали в нынешнем году произвести выпуск господ гардемарин сверх срока, без стажирования.

В рядах старших гардемарин загудели. Адмирал выждал, пока не установилась тишина, и закончил:

– Не уповайте, что все в легкости произойдет. Испытаны будете по всем предметам, после чего выпущены «за мичманов». Кампанию проведете в должностях офицерских и ежели аттестованы будете, вас произведут в мичманы…

На следующий же день начались экзамены. Проверяли строго, никакой поблажки выпускникам не делали, но и не «заваливали». Экзамены еще не закончились, а выпускникам начали давать денежное довольствие на пошивку новых мундиров. Все швальни в городе работали день и ночь, без воскресного отпуска.

В мае 1788 года состоялся офицерский выпуск. Гардемарин произвели «за мичмана», и все они тут же получили предписание на корабли. Лисянский обрадовался – его определили на фрегат «Подражислав» вместе с Пашей Карташевым.

Часть кораблей находилась на Кронштадтском рейде, другие в Ревельской эскадре, третьи готовились к походу на Средиземное море. В суматохе сборов Лисянский не забыл навестить Курганова.

– Ну вот и дождался праздника пятнадцатилетний капитан, – с грустью сказал премьер-майор и улыбнулся, – впрочем, по календарю тебе и пятнадцати не исполнилось.

Юрий, покраснев, согласно кивнул. Жена Курганова поставила на стол пирожные.

– Пуще всего остерегайся на первых порах кичливости. Будь строг, но справедлив со служителями, – посоветовал Курганов.

Прощаясь, жена Курганова перекрестила Лисянского и, всплакнув, поцеловала, а ее супруг проговорил:

– Пуля, она дура, матушка. В пороховом дыму, ядро ли, картечь ли, не разбирает чинов, крушит равно и матроса, и адмирала. Однако береженого бог бережет, – он перекрестил и обнял Юрия. – Ступай на фрегат, Отечество нынче в беде. Супостат на юге и здесь, на Балтике, норовит куски полакомей от России оторвать. Авось, Господь не допустит.

Захлопнулись двери Морского корпуса, кончилось школярство. Во многом поднаторел гардемарин за четыре года. Познал точные науки, освоил языки иноземные, обучился морскому делу. 14-летнего Юрия Лисянского ждет жизнь. Теперь он будет отвечать не только за себя, но и за подчиненных матросов, а случится, и за жизнь корабля. С сожалением расставался он с Кургановым, правда, теперь он обрел верных друзей – Мишу Баскакова, Иринарха Тулубьева, Пашу Карташева. Завидовал Ананию. Старший брат выпустился в прошлом году и уже шел на корабле из Архангельска в Кронштадт. Ублажало то, что он, Лисянский, по старшинству выпуска стоял намного выше некоторых великовозрастных гардемарин, например Крузенштерна. В приказе о выпуске от 27 мая 1788 года подпрапорщик Лисянский значился следом за своим дружком, сержантом Иринархом Тулубьевым. Старшинство при выпуске в те времена давало преимущество по службе, при назначении на должность, при награждениях. Об этом Юрий вспомнит пятнадцать лет спустя.

В дыму пороховом

Швеция, низведенная Петром Великим до положения второстепенной державы, давно вынашивала замыслы, как вернуть потерянное величие. Но для этого надо сокрушить грозного соседа. Дело ускорила Порта: за три миллиона пиастров Густав III вступил в союз с султаном.

На исходе мая, получив сведения о нападении шведов на пограничные посты в Финляндии, Екатерина II все же приказала адмиралу Грейгу отправить три корабля в Средиземное море. Видимо, императрице весьма хотелось повторить успех Чесменского сражения. Тогда победа русского флота на много лет озарила славой ее трон. А славолюбия ей было не занимать, как метко подметил в те времена тайный советник князь Щербатов. И хотя второго июня в Петербурге заволновались, получив донесение: «Шведский флот в составе двадцати с лишним вымпелов покинул свою главную базу в Карлскроне и вышел в море в неизвестном направлении», тем не менее императрица своего решения не изменила.

Пятого июня три русских 100-пушечных линейных корабля – «Саратов», «Три Иерарха», «Чесма», имея на борту 500 человек сухопутного войска, под флагом вице-адмирала фон-Дезина снялись с якоря. Адмирал Грейг выслал следом для наблюдения за шведским флотом три фрегата. «Мстиславец» направился к Карлскроне, «Ярославец» – к Свеаборгу, «Гектор» – к Аландским шхерам.

Тем временем шведская эскадра встретила отряд фон-Дезина. Командующий приказал не салютовать шведам. С 1743 года русско-шведский трактат отменил взаимные салюты. На флагмане шведов герцог генерал-адмирал Карл Зюдерманландский вызвал своего флаг-офицера:

– Садитесь в шлюпку и передайте русскому адмиралу, что я требую салютовать флагу флота короля Швеции.

Через полчаса шведский офицер передал фон-Дезину требования герцога.

«Шведы явно и нагло ищут повода к столкновению, – размышлял вице-адмирал. – У нас три вымпела, у них двадцать восемь».

– Передайте его высочеству, что у меня нет никаких оснований салютовать шведскому флоту, однако, учитывая, что его высочество является братом короля и приходится родней нашей государыне-императрице, русские корабли из уважения к родственным отношениям произведут салют.

Не успела шлюпка пройти полпути, как загремели залпы. Герцог самодовольно ухмыльнулся, но, узнав ответ русского адмирала, скис. Известие об этом случае стало известно в Петербурге 20 июля. На следующий день курьер из Стокгольма привез сообщение: король Густав выслал из Швеции русского посланника Разумовского.

На что же рассчитывал король и какие цели преследовал, развязывая войну?

Учитывая отвлеченность русской армии в войне с Турцией, зная об ослаблении Балтийского флота и незащищенности границ России, Густав основной удар решил нанести на море. Вначале он намеревался разбить главные силы русских в Финском заливе и открыть путь к Петербургу со стороны моря. Блокируя остатки русских кораблей в Кронштадте, Густав намеревался затем высадить у Ораниенбаума или Красной Горки 20-тысячный десант. Эти войска и должны были захватить Петербург. На севере, в Финляндии, предполагалось действие отдельных армий, чтобы оттянуть силы от русской столицы. Самонадеянный король бахвалился придворным:

– Мы быстро захватим Финляндию, Эстляндию, Лифляндию по пути к Петербургу. Мы сожжем Кронштадт, затем я дам завтрак в Петергофе для наших прекрасных дам. Наши десанты сомнут русских у Красной Горки и Галерной гавани, а затем я опрокину конную статую Петра.

Положение в самом деле было угрожающим. Императрица нервничала. Своему секретарю Храповицкому она пожаловалась:

– Правду сказать, Петр I близко сделал столицу.

Екатерина II лукавила. При Петре столица стояла на том же месте, однако войска и флот были всегда начеку. Устремив все внимание на южные рубежи, она недооценила опасность. Между тем угроза была явная.

Финляндская граница была, по существу, открытой – вдоль нее расположились редкие слабовооруженные крепостные гарнизоны. Морские силы оскудели – ушел отряд фон-Дезина, вслед покидала порт эскадра Грейга. А ведь шведы готовили главный удар на море.

Потому-то на Непременном Совете граф Безбородко доказывал:

– Мыслимо ли дожидаться ухода Грейга? За сим Карл под стенами Кронштадта объявится, беды не миновать.

Ему вторил адмирал Василий Чичагов, назначенный командовать оставшимися силами на Балтике. Вызванный срочно в Царское Село, он бесхитростно докладывал:

– Корабельный флот назначен весь в Архипелаг. Когда Грейг уйдет, дай бог, в линию придется выставить – и пяти кораблей не сыщешь.

Оставалась надежда на Кронштадт. Но и главный командир Кронштадтского порта вице-адмирал Пущин подтвердил общее мнение:

– Ежели пойдет неприятель с десантом, то уж какой бы арсенал ни был, без людей ничего не поможет. Совершенная беда, когда Грейга из здешнего моря упустим.

Внезапно вскрывшаяся слабость обороны столицы повергла Екатерину в растерянность, и, опомнившись, она распорядилась: эскадру Грейга, направленную в Средиземное море, вернуть, а фон-Дезина задержать хотя бы в проливах. И все равно Балтийский флот уступал шведам и по количеству линейных кораблей и фрегатов, и по готовности их к боевым действиям. Однако Густав III плохо знал характер русского человека. А уроки предков не пошли шведам впрок.

На сухопутье первой на пути шведских войск в северной глуши стояла крепость Нойшлот. Небольшой гарнизон при крепости во главе с комендантом, одноруким премьер-майором Павлом Кузьминым, состоял из престарелых и инвалидов. Крепость обложили, сутки сокрушали бомбами из тяжелых мортир. Шведский генерал мечтал, что обреченный гарнизон капитулирует без боя и предложил отворить ворота.

– Рад бы отворить, – ответил парламентеру Павел Кузьмин, – но у меня одна лишь рука, да и в той шпага.

Шведы пошли на штурм, но так и не смогли одолеть горстку русских людей.

В народе поднимался и множился гнев против незваных пришельцев. «Подъем был так силен, что солдаты полков, отправляемых к границе, просили идти без обычных дневок, крестьяне выставляли даром подводы, и до 1800 добровольцев поступили в ряды рекрут», но войск для обороны по сухопутному фронту не хватало, «а потому из церковников и праздношатающихся набрали два батальона, а из ямщиков – казачий полк».

Однако исход войны зависел от успехов Балтийского флота. Потому Балтийская эскадра с началом военных действий была подчинена адмиралу Грейгу. Бывший офицер английского флота четверть века состоял на русской службе. Он входил в небольшую плеяду иноземных моряков, верой и правдой служивших своему новому Отечеству. Немало иностранцев служили России по корысти. Пользуясь издавна покровительством двора, они получали почести не по заслугам, наживались беззастенчиво. К примеру, в Морском корпусе иноземные учителя получали за одинаковый труд в 3–4 раза больше, чем их русские собратья ^[17]. Грейг не относился к их числу. Добросовестный служака безупречной службой снискал заслуженную симпатию флотских офицеров. Назаурядные способности проявил он в Средиземноморской эскадре адмирала Спиридова. Чесменская победа принесла ему заслуженную славу и награды.

Эскадра Грейга получила новую задачу – действовать против шведского флота…

38-пушечный фрегат «Подражислав» в начале мая еще стоял в Купеческой гавани. Грузили последние пороховые заряды, пушечные ядра, мешки с сухарями, запасы продовольствия. В первое воскресенье на борт поднялись два гардемарина с нехитрыми баулами. Едва успели обратиться к вахтенному матросу, как увидели направляющегося к ним капитан-лейтенанта. Карташев толкнул Лисянского в бок: «Командир».

Выслушав гардемарин, капитан-лейтенант Федор Ломен пригласил их в каюту и вызвал старшего офицера.

Нынешняя кампания началась рано и сулила неспокойную жизнь.

Шведы, по слухам, что-то затевали, но императрица вовремя отставила эскадру Грейга в Архипелаг. Остальные корабли под флагом адмирала Василия Чичагова вытянулись на Кронштадтский рейд. Завтра к ним присоединится «Подражислав».

– Знакомьтесь, Ксенофонт Петрович, – Домен представил вошедшему лейтенанту гардемарин. – Отведите им каюту. Они будут править службу за мичманов. На вахту с завтрашнего дня, на «собачку» пока не ставить, пусть вначале на якоре поднатаскаются.

«Собачкой» прозывали самую трудную вахту – с полночи до 4 часов утра.

Наутро команду подняли по авралу, спустили шлюпки и катер. Завели буксирные концы с носа и кормы, оттянулись от стенки, и фрегат медленно двинулся на внешний рейд.

…Пошла вторая неделя якорной стоянки «Подражислава» на рейде Красной Горки. Все корабли на Балтике подчинили адмиралу Грейгу, и они стянулись на Красногорский рейд.

Лисянский уже самостоятельно правил якорной вахтой, отрабатывал постановку и уборку парусов на фок-мачте. Домен назначил его командиром фок-мачты. Карташева определили на бизань-мачту. Среди мачтовой команды больше трети оказалось рекрутов-новобранцев. Пришлось с ними повозиться. На реи пока их не посылали, расписали на марса-фалы, гитовы и гордени. Работа с ними не такая рисковая – внизу, на палубе…

В последних числах июня адмирал Грейг получил высочайший указ. «Господин адмирал Грейг! – писала императрица. – По дошедшему к нам донесению, что король шведский вероломно и без всякого объявления войны начал уже производить неприязненные противу нас действия… По поручению сего вам повелевается тотчас же, с божьей помощью, следовать вперед, искать флота неприятельского и оный атаковать».

Адмирал Грейг вызвал флаг-офицера:

– Поднять сигнал «Капитанам немедля явиться на флагман».

Домен возвратился с флагманского линейного корабля «Ростислав» перед обедом. На вахте стоял Лисянский.

– Пригласите офицеров в кают-компанию, – отрывисто бросил на ходу командир, – и сами будьте. Оставьте за себя унтер-офицера.

И сразу же прошел в кают-компанию. Озабоченно оглядел собравшихся вскоре офицеров.

– Получен высочайший указ. Шведы-таки мерзавцами оказались – атаковали наши крепости без предупреждения. Нынче высочайшим манифестом объявлена война шведам. – Ломен не спеша обвел взглядом офицеров. – Завтра поутру снимаемся с якоря. Эскадра идет в море на поиск неприятеля, чтобы сразиться с ним. Наше место в ордере – в передовом дозоре, следом за «Надеждой Благополучия». «Подражиславу» вменены репетичные обязанности. В остальном будем действовать по обстановке, следуя сигналам флагмана.

Командир жестом пригласил офицеров:

– Прошу к столу.

День 28 июня выдался маловетреным, временами наступал штиль. Корабли один за другим снимались с якоря и медленно выстраивались в походную колонну.

Закинув голову, Грейг недовольно поглядывал на клотик фок-мачты, там едва колыхался брейд-вымпел. Солнце клонилось к горизонту, а последние корабли только что выбрали якоря. Пора начинать движение.

– Сигнал по эскадре – курс «Вест»! – отрывисто скомандовал адмирал.

Собственно, эскадра уже который час, вытянувшись в кильватер, следовала на запад, «ловила ветер», подворачивая на 1–2 румба влево-вправо. За дозорными кораблями, несколько поотстав, следовали 17 линейных кораблей. Флагманский 100-пушечный «Ростислав» шел головным в кордебаталии ^[18]. Авангардом командовал контр-адмирал фон-Дезин-младший, арьергардом – контр-адмирал Козлянинов. Двадцать шесть вымпелов насчитал в строю Юрий Лисянский.

Долгие сумерки сменялись короткими летними ночами. Слабый ветер то заходил к осту, то изменял направление на южные румбы. В наступающих вечерних сумерках 5 июля на фоне заходящего солнца появились контуры острова Гогланд.

– Справа берег! – донеслось с салинга.

Изредка поглядывая на открывающийся остров, капитан-лейтенант Ломен пристально осматривал горизонт. Где-то там по курсу, невидимая еще, дефилирует вражеская эскадра. «Главное, не упустить момент, вовремя обнаружить ее и оповестить флот».

– Отправляйтесь-ка отдыхать, Юрий Федорович, – не отрываясь от трубы, проговорил командир, – вам заступать после «собачки».

Четвертые сутки этот настырный юнец не сходит с юта. Больше молча поглядывает на паруса, рулевого. Иногда обращается с вопросом к штурману, смотрит на картушку ^[19]компаса. Сменившись с вахты, он уже через час-другой появляется на квартердеке ^[20]. Его однокашник, напротив, едва сдав вахту, отправляется спать в каюту, и его не видно на палубе до следующей вахты.

Слова командира возымели действие, Лисянский нехотя спустился на шканцы.

Ночью флагманскому кораблю просигналил фонарем шедший из Кронштадта с грузом оружия транспорт «Слон». Приблизившись, командир «Слона» лейтенант Сологуб передал в рупор:

– Три часа тому назад встретил прусского «купца», его капитан передал, что к весту за Гогландом повстречал шведскую эскадру. Более двадцати вымпелов насчитал.

Эскадра Грейга продолжала движение на запад. В четыре часа на вахту заступил Лисянский.

– На румбе вест-зюйд-вест, ветер ост-зюйд-ост, совсем слабый, – зевая, сдал вахту мичман. Он перечислил выставленные паруса на мачтах.

– Вахту принял, – козырнул недовольный Лисянский, оглядывая обтянутые паруса. Огорчение вызвал стоявший чуть в стороне старший лейтенант Чупрасов. Ему поручил Ломен «опекать» гардемарин во время вахты. Лисянский, стараясь не ударить лицом в грязь, пристально всматривался вдаль. Вдруг он увидел, как на «Надежде Благополучия», лениво разворачиваясь, бойко поползли вверх на фалах сигнальные флаги.

– Сигнальщики, – крикнул Юрий дремавшим впереди на мостике матросам, – приготовиться репетовать сигнал!

Едва успел он поднять зрительную трубу, чтобы прочитать сигнал, как с салинга донесся выкрик:

– Вижу неприятеля на горизонте, слева десять!

Лисянский уже различил черные точки, мерцавшие далеко-далеко на горизонте, освещенные первыми лучами восходящего солнца.

– Сигнал «Вижу неприятеля на румбе вест» отрепетован! – доложили сигнальные матросы, одновременно поднимая на фалах набранный сигнал.

– Позвольте разбудить капитана? – обратился Лисянский к старшему офицеру.

Тот, довольный расторопностью вахтенного начальника, согласно кивнул. Лисянский послал посыльного разбудить капитана и доложить, что обнаружен неприятель. Повернувшись на корму, он радостно доложил старшему офицеру:

– Флагман сигнал принял и отрепетовал.

Спустя полчаса эскадра подвернула влево и легла на курс сближения со шведами. Теперь уже можно было сосчитать вымпела неприятеля. Их оказалось тридцать.

«…В четверг 6 июля около полудни, – доносил Грейг, – увидели шведский флот в 15-ть линейных кораблей при 40 и 60-ти пушечных рангов, в 8 больших фрегатов и в 5 меньших фрегатов, и 3-х пакетботов, в то же время сделан от меня сигнал: «Прибавить паруса и гнаться за неприятелем».

Грейг решил ускорить сближение с неприятелем боевого ядра и развернул колонну линейных кораблей в строй фронта. Наступил полдень. Артиллерийские расчеты откинули порты, подкатили орудия, разнесли ядра и заряды.

К Грейгу подошел капитан-лейтенант Одинцов:

– Ваше высокопревосходительство, до неприятеля не менее полутора-двух часов ходу. На пустой желудок голова и руки плохо слушают друг друга.

Грейг молча посмотрел на вымпел, вскинул зрительную трубу:

– Добро. Поднять сигнал: «Командам обедать, но поспешно».

Около четырех пополудни шведская линия стала видна со всей отчетливостью во главе с флагманом «Густав III».

Неожиданно шведы начали маневрировать, изменяя галсы ^[21]. Грейг не торопился принять решение. Бой надлежало принять по всем правилам морской тактики.

Прежде всего он, как положено, скомандовал фрегатам и малым судам отойти к осту и держаться в готовности за линией баталии, не мешая маневрам основных сил эскадры решать исход сражения.

Когда стало очевидно намерение шведского флота – выйти на ветер, Грейг решил не производить перестроение в прежний порядок для сокращения времени маневра из строя фронта, и скомандовал сразу развернуться в «линию для боя». Теперь в авангарде оказался контр-адмирал Козлянинов, а в арьергарде – фон-Дезин. Лисянский, внимательно следивший за развертыванием эскадры, увидел, что по неизвестной причине корабли арьергарда не приняли сигнал флагмана. «Иоанн Богослов» вдруг повернул обратно. За ним потянулись «Дерись» под командой Вальронда и «Виктор».

Грейг, обычно сдержанный, оглянулся на корму, крепко выругался и прокричал:

– Повторить сигнал с позывными «Богослову», «Дерись», «Виктору». Выстрелить пушку для понятия.

Время уходило, шведы заканчивали перестроение. Грейг прикинул, что у шведов немалое преимущество в орудиях, а тут на беду четыре корабля его арьергарда вне дальности огня.

– Спускаться на неприятеля. – Теперь вся надежда на Козлянинова.

Шведы первыми открыли огонь. В 17 часов корабли авангарда сблизились почти на пистолетный выстрел, дали картечный залп по шведам, сражение началось. Флагман авангарда «Всеслав» лихо атаковал головной шведский корабль. Пороховой дым постепенно окутывал обе линии кораблей.

«Подражислав» с другими фрегатами, подобрав паруса, медленно лавировал, временами ложась в дрейф. В любой момент по сигналу флагмана он готов был вступить в бой или прийти на помощь другим кораблям. Весь экипаж был настроен на боевой лад. Мачтовые матросы стояли наготове у вант и ловко выполняли подаваемые команды. Канониры на опердеке ^[22]расположились у пушек, разложили в порядок заряды и ядра и ждали лишь команды для открытия огня. Как только на «Ростиславе» подняли сигнал построения в линию для боя, фрегат немедленно отрепетовал сигнал флагмана.

Увидев, что корабли арьергарда двигаются в противоположную сторону, Ломен вскипел и приказал повторить сигнал флагмана с выстрелом из пушки, чтобы обратить внимание незадачливых капитанов. Но те продолжали уходить от линии баталии.

Ломен подозвал Лисянского, кивнул в сторону арьергарда, пояснил пагубность действий командиров.

– Запомните, гардемарин, – несколько раздраженно говорил он, – неисполнение сигнала флагмана в бою равносильно измене долгу. Неважна первопричина их лиходейства, но другие от сего в беду попадут.

Ломен, взяв за локоть, перевел Лисянского на другой борт.

– Нынче авангарду, по милости фон-Дезина, придется туго. Поглядите, – он протянул трубу Лисянскому, – каждому кораблю Козлянинова выпадает сражаться с двумя, а то и тремя шведами.

В это мгновение совсем рядом, вырвавшись из клубов порохового дыма, засвистело шальное ядро и, чиркнув по фальшборту, шлепнулось в воду. И все же иногда слабый ветерок раздвигал облака дыма, и Лисянский силился охватить панораму сражения.

Тем временем «Всеслав» сокрушил-таки головной неприятельский корабль, и он, спешно спустив шлюпки, под буксирами потащился за линию сражения. Досталось и флагману шведов от «Ростислава». По бортам и за кормой корабля волочились на вантах перебитые стеньги и реи, и он тоже покатился под ветер. А вот и вся шведская эскадра по его сигналу стала склоняться под ветер, не желая продолжать сражение…

Грейг, будто не понимая намека – разойтись по-хорошему, азартно вступил в схватку с вице-адмиральским кораблем «Принц Густав». Командир «Ростислава» капитан-лейтенант Одинцов картечными залпами изрешетил его паруса, рангоут и корпус. В наступавших сумерках было видно, как пополз вниз кормовой флаг.

Победа воодушевляет – с «Ростислава» донеслось русское «ура!».

В зрительную трубу стало видно, как с «Ростислава» спускают шлюпку и она несется к сдавшемуся «Принцу Густаву».

Спустя полчаса шлюпка доставила на «Ростислав» плененного вице-адмирала Вахтмейстера – адъютанта короля Густава III, командующего авангардом шведской эскадры.

Утомленный Грейг сидел на юте в раскидном кресле. Когда шведский адмирал приблизился, он медленно поднялся. Вахтмейстер, держась с достоинством, отрекомендовался, обозначив все титулы, начиная с графского, чины и должности.

– Я выполнил свой долг перед королем, но более сражаться смысла не вижу, – с плохо скрываемой досадой произнес он по-английски и протянул Грейгу шпагу и вице-адмиральский флаг.

Грейг холодно посмотрел на плененного, немного помолчав, сказал:

– Флаг сей как свидетельство капитуляции неприятельского корабля принимаю, – ответил он, наконец, по-русски и передал флаг капитан-лейтенанту Одинцову.

Обратившись к Вахтмейстеру по-английски, Грейг продолжал:

– До скончания военных действий, начатых королем вашим, объявляю вас, адмирал, пленником державы Российской. Вы сражались храбро и честно, как подобает моряку. Потому возвращаю вам шпагу.

Он протянул шпагу Вахтмейстеру. Тот с поклоном принял ее и пошел следом за конвоиром в отведенную ему каюту.

В наступившей темноте еще тут и там слышались раскаты и ярко сверкали вспышки редких залпов и отдельных выстрелов. Но становилось постепенно ясным, что сражение завершается. И только далеко к северу глухо доносились многочисленные пушечные выстрелы. Грейг еще не знал, что это отбивается от яростных атак находившийся в окружении 74-пушечный корабль «Владислав». Один против пяти. С перебитыми такелажем и рангоутом корабль потерял управление, и его ветром снесло в середину шведского боевого порядка. Не получив помощи арьергарда, «Владислав» ожесточенно сопротивлялся, получил десятки пробоин в надводной части, потерял убитыми и ранеными более двухсот человек и в конце концов был вынужден сдаться.

Грейг еще не знал об этом; воодушевленный пленением Вахтмейстера, в темноте показал последний сигнал – «Гнать неприятеля!»

Ему ответил лишь один капитан 1-го ранга Муловский, остальные корабли получили сильные повреждения, а некоторые по невнимательности не разобрали сигнала.

В это время к Грейгу явился офицер с «Владислава» с просьбой о помощи.

Идти на выручку с двумя кораблями против полутора десятка было бессмысленно.

Грейг питал надежду предпринять погоню с рассветом, к тому же ветер ночью посвежел. Однако когда рассвело, стало очевидно, что сделать это не удастся. Шведы, воспользовавшись темнотой, кое-как привели в порядок корабли и, поставив паруса, уходили на север.

Одинцов разбудил Грейга.

– Видимо, спешат в Свеаборг, – сказал адмирал, – и все-таки генеральной линии мы достигли – неприятеля к Петербургу не допустили. Однако сражение могло быть успешным, если бы не странные действия арьергарда.

Из всеподданнейшего донесения адмирала Грейга:

«Трех капитанов за слабое исправление должности в сражении 6 июля я уже сменил, а именно командиров фрегатов капитанов 2-го ранга Коковцева, Обольянинова, Вальронда и отослал их при рапорте в Адмиралтейств-коллегию для исследования. На вакансии их определил на корабль «Дерись» – Федора Ломена, на фрегат «Подражислав» – капитана-лейтенанта Гревенса».

На «Подражиславе» приняли сигнал адмирала – «Командирам прибыть на флагман». Тем временем эскадра легла в дрейф. На кораблях подсчитывали боевые потери, меняли перебитые снасти, латали паруса, сбрасывали за борт перебитые реи и стеньги. Некоторые корабли получили серьезные повреждения. «Всеслав» потерял перебитыми почти все стеньги на мачтах, число пробоин в бортах доходило до 120. Ломен возвратился с «Ростислава» в хорошем настроении. Сразу пригласил в кают-компанию офицеров.

– На совете адмирал с похвалой отозвался о мужестве и храбрости офицеров и матросов, особо превознес экипажи «Всеслава», «Ростислава» и их капитанов, а также контр-адмирала Козлянинова. – Улыбка неожиданно сошла с лица Ломена. – Только омрачены ныне успехи баталии пленением «Владислава». Случилось сие за небрежением и худыми действиями командиров арьергарда. Адмирал отрешил тех капитанов от должностей.

Слушая командира, Лисянский переглянулся с Карташевым. Накануне возвращения командира они как раз возмущались тем, что Вальронд и другие не увидели сигнал флагмана. «Подражислав» долго репетовал сигнал и обращал внимание пушечными выстрелами.

– Приказано мне, – продолжал Ломен, – принять под команду линейный корабль «Дерись». К вам же на «Подражислав» определен капитан-лейтенант Гревенс Карл Ильич. Прежде он был капитаном транспорта «Смелый».

Перемена в командовании произошла быстро. Уже вечером прибыл новый командир, и они с Ломеном всю ночь просматривали корабельные журналы и документы, вызвали офицеров, шкиперов, боцмана, спрашивали о разночтениях. Рано утром, после побудки, они обошли все палубы и помещения корабля. Перед подъемом флага Ломен попрощался с экипажем и представил нового командира.