Текст книги "Морильское время"
Автор книги: Иван Ханлатов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)
Глава 7
Рассказ Константина Дмитриевича, несколько дополненный автором
Третьего апреля рудник работал по обычному графику. Внезапно поднявшаяся сильная метель поначалу не предвещала ничего плохого. Всё началось с дежурной машины, которая везла смену в насосную станцию на водохранилище. Она потеряла управление на скользком спуске и сбила опору электропередач – одну из двух веток, питавших рудник. Двое человек погибли, но на этом беды только начались.
Электричество для рудника – всё. «Хараелахский», за исключением вентиляционных стволов, питается от Главной подстанции, откуда электроэнергия расходится ко всем поверхностным потребителям. Сама же Главная запитана по двум вводам. Но второй ввод был как раз выведен в ремонт. Поэтому значительная часть рудника погрузилась во мрак.
Но это ещё не было катастрофой. Руководству очень не хотелось вводить план ликвидации аварии, поэтому пробовали решить проблему без лишнего шума. Прежде всего, попытались быстро восстановить второй ввод. Через пятнадцать минут собранная на скорую руку схема была включена, но впопыхах забыли, что в это же время велись работы в стволе на одном из высоковольтных кабелей, питающих подземную часть. Если бы всё делалось в рабочем режиме, то такого никогда бы не произошло: оперативная дежурная по электроснабжению не разрешила бы включение. Но в этой ситуации у неё не спрашивали – всё решали руководители рудника.
По счастливой случайности, электрики, ремонтировавшие высоковольтный кабель, не пострадали – его жилы, в целях безопасности, были замкнуты. Но при этом сеть включили в режиме короткого замыкания – как потом показало расследование, все защиты на Главной рудничной подстанции по так и не выясненной причине оказались отключены.
С этого момента отсчёт пошёл на секунды. Череда трагических совпадений раскручивала маховик катастрофы. Не сработали защиты на руднике – не сработали и на электростанции, что не удивительно – они были рассчитаны на гораздо большую силу тока короткого замыкания. По ещё одному трагичному совпадению на электростанции работали не все энергоблоки – там тоже велись ремонтные работы. Нагрузка на действующие энергоблоки оказалась чрезмерной. Диспетчер электростанции успел вручную отключить часть потребителей, прежде чем работающие энергоблоки вышли из строя. Электростанция, как говорят специалисты, «села на нули». Часть города и все горные предприятия оказались без электроэнергии. Но и это было бы не так катастрофично, если бы не другие трагичные совпадения, сопутствовавшие аварии.
Первым таким совпадением стал пожар на вентиляционном стволе «Хараелахского». Причину его установить также не удалось, хотя официальная версия довольно убедительна: из-за аварийных режимов около тридцати секунд подавалось пониженное напряжение. Обычные потребители, как правило, не страдают от таких «посадок». Но на вентиляционном стволе работали огромные высоковольтные двигатели, которые очень чувствительны к таким вещам – один из них загорелся. Пожар не смогли вовремя потушить из-за удалённости объекта, а также из-за отсутствия электроэнергии и связи. Когда пожарная часть узнала о пожаре на вентиляционных установках «Хараелахского», тушить там, по сути, было уже нечего.
Итак, связь не работала из-за сгоревших в стволе вместе с силовым кабелем телефонных линий. Электроэнергия же не подавалась сразу по трём причинам: из-за аварии на электростанции, из-за оплавившегося шинопровода на Главной подстанции и из-за сгоревших кабелей в стволе.
Из других рудников людей быстро эвакуировали. Сделать это на «Хараелахском» не смогли по причине отсутствия электроэнергии и наглухо законопаченной сбойки между рудниками. Энергетики не смогли сразу оценить всю тяжесть повреждений и обещали запустить электростанцию за 8-10 часов. Поэтому поначалу никто не переживал из-за оставшихся горняков. Сформированный штаб по ликвидации аварии спокойно руководил устранением неисправностей на кабельных и воздушных линиях, подсчитывал ущерб от пожара на вентиляционных стволах.
Но на самом деле электростанцию удалось запустить только почти через сутки. И когда напряжение пришло на рудники, то оказалось, что проблем гораздо больше, чем думали вначале. Многочисленные повреждения на Главной подстанции оказалось нереальным отремонтировать в короткий срок. Энергетики, белея от ужаса под тяжёлыми взглядами представительной комиссии и руководства компании, просили пять дней. И это – при наличии всего необходимого оборудования – оказалось, что силовые высоковольтные шинопроводы выгорели почти полностью. Кроме этого требовалось поменять сгоревшие в стволе кабели. А как это сделать без работающей подъёмной установки – вообще никто не знал. Трёх электриков, работавших с кабелем в стволе, подняли с помощью лебёдки только на вторые сутки. Но органы технического надзора строго запретили спускать на той же лебёдке других ремонтников, поэтому ждали полного восстановления электроснабжения.
Пытаясь как-то пробиться в шахту «Хараелахского», поначалу, как рабочий вариант, приняли восстановление забетонированной сбойки между рудниками. Но уже через несколько часов поняли насколько это нереально. На «Апрельском» после эвакуации определились такие проблемы, которые показались членам комиссии как бы ни серьёзнее хараелахских. Из-за того, что рудник остался на сутки без электричества и людей, на нём оказались подтопленными многие выработки. Причём настолько, что стали непроходимы для техники. Для людей – только вплавь. Ситуация по воде усугублялась с каждым часом. Воду на «Апрельском» откачивали на поверхность две насосные. Добраться до них удалось без проблем, но одна оказалась полностью скрытой под водой, а во второй – двигатели намокли, и о том, чтобы запустить их в ближайшие часы, не было и речи, равно как и о том, чтобы вести масштабные работы до запуска насосных установок.
Обычно в таких случаях настраивают специальные небольшие насосы, работающие на сжатом воздухе. Но и тут вышла незадача: трубопровод, по которому сжатый воздух подавался с поверхности, оказался повреждённым в нескольких местах. В обычной ситуации это бы не привело к большим проблемам – старый трубопровод постоянно «рвался», и его оперативно ремонтировали. Но тут была совсем другая ситуация. Рудник находился на аварийном режиме, и доступ в него имели только отряды горноспасательной части, а также аварийные бригады, которые допускались к работе только с санкции государственного инспектора. Их работа лимитировалась столькими оговорками, что и думать нельзя было о том, чтобы по-быстрому, чапаевским наскоком, решить все проблемы.
С этого момента началось соревнование двух рудников: кто быстрее сможет добраться до блокированных шахтёров.
По официальным прогнозам комиссии объективных причин для гибели людей не было. Договорились со СМИ, чтобы в новостях центральных каналов об аварии пока не сообщали. Родственников в городе убеждали, что, по сути, ничего страшного не произошло. Вначале обещали поднять людей через 12 часов, но потом это обещание регулярно продлевалось.
На самом деле, прогнозы для собственного пользования были не столь радужными. Опасались отравления людей выхлопными и шахтными газами, взрыва метана, обрушений кровли, банального удушья и сердечной недостаточности. Поговаривали, что вероятность массового спасения пострадавших оценивалась в 50 процентов через двое суток, и вдвое снижалась каждые последующие сутки.
Боря только слабо улыбнулся, откинувшись на борт выработки, когда услышал это.
Дальше, по словам Дмитриевича, оказывалось совсем уж просто. Фортуна всё же обернулась лицом к многострадальному «Хараелахскому» – первым удалось восстановить именно его. С «материка» самолётом привезли мобильную подстанцию на сто десять киловольт и подключили шахту, минуя всё неисправное оборудование.
– Говорят, аж из Казахстана припёрли. Только там такие нашлись, используются для питания небольших карьеров. Спецы на вентиляционном стволе практически в то же время запустили вентиляцию по временной схеме, – успел сказать начальник, когда звон гонга известил, что на горизонт пришла клеть.
Поднимались вдвоём. Двигались вверх удивительно медленно. Вместо привычного грохота слышался звук падающей воды и какое-то гулкое постукивание вдалеке. У Бориса мутилось в голове, и он держался из последних сил, прислонившись к стенке.
– Поступило распоряжение поднимать медленно, – пояснил Константин Дмитриевич, – боятся, что от быстрого подъёма может развиться кессонная болезнь. Либо сосуды у кого-нибудь не выдержат.
Он говорил и говорил, но Борису было всё равно. Единственное, чего ему хотелось, это куда-нибудь присесть. Или лучше – прилечь. В какой-то момент он присел на корточки у стенки клети, не обращая внимания на сырость и холод железа за спиной, и так ехал до конца.
По приезду на поверхность Константин Дмитриевич начал озираться, пытаясь кого-то отыскать. Но возле клети никого не было кроме рукоятчицы. Та, остановив клеть и открыв ворота, продолжила увлечённо болтать с кем-то по телефону. Он подошёл, что-то спросил у неё, пожал плечами, и побежал догонять Бориса, который брёл по направлению к раздевалкам.
– Странно, – сказал он, приблизившись к Борису, – должны были стоять представители комиссии. Фиксировать всех, кто пробыл эти дни под землёй. Я спросил, говорят, что все спустившиеся уже поднялись… Так что тебя как бы нет, – добавил с улыбкой, видя, что Борис не реагирует на его слова.
А герой наш чувствовал, что силы постепенно покидают его.
– Можно, я пойду в раздевалку? – спросил он слабым голосом, с опаской отмечая нарастающий шум в ушах, и чувствуя, как с каждым новым шагом ноги всё больше превращаются в вату.
– Да, конечно, иди, мойся… Давай фонарь, я сдам.
Борис поплёлся в раздевалку. Когда он сидел в шахте, то думал, что первым делом, если ему суждено подняться, посмотрит на солнце, снег и вольный воздух. И вот он шёл мимо окон, но не испытывал никакого желания смотреть куда бы то ни было. Впрочем, была ночь, и за окном можно было увидеть совсем немного. Окружающее пространство качалось и вздрагивало в такт его шагам, окружающие предметы казались нереальными. Вокруг летали чёрные мушки, а стены наплывали, словно пытались раздавить, лезли через глаза в мозг и вытесняли из него все мысли.
Но упасть в тот день ему было не суждено. Он благополучно пришёл в раздевалку, там положил на пол ватник, лёг на него и уснул.
Глава 8
Наконец, после обеда пришла новость: всех спасли. Точнее, не всех, пятерых не успели. Да ещё человек двадцать увезли в реанимацию. Андрея эта информация интересовала только потому, что любые подобные события могли прибавить работы и его отделу. Не будучи особенно искушённым в горном деле, он смутно представлял суть произошедшей аварии и всех дальнейших событий с ней связанных. Но знал, что длительное нахождение на большой глубине может быть очень опасным.
– Это всё равно, что заставить человека пробежать марафон, – рассказывал ему на днях Вадим из отдела «Б», специализирующегося на промышленных предприятиях. – Если у человека железное здоровье, и он тренирован, то большого вреда от марафона ему не будет. Так же и тут: выносливый сможет долго выдержать в условиях подземелья километровой глубины, но если какая-нибудь система даст сбой – всё… Только вот остановиться под землёй, как при беге, нельзя, – весело добавил он, убегая на вызов.
В общем, по его словам получалось, что работа на рудниках была просто каторгой. Постоянные длительные перегрузки организма даже при обычном нахождении под землёй довольно вредны. Чтобы как-то подстраховаться от неизбежных трагедий, проводились очень строгие медкомиссии, людей отбирали словно в космос. Но возникала другая проблема: как найти столько идеально здоровых работяг? Ограниченный рынок рабочей силы вступал в конфликт с требованиями безопасности труда и экономическими реалиями. Ситуация осложнялась ещё тем, что любой, даже самый здоровый рабочий, лет через пять гарантированно не мог бы пройти медкомиссию по вполне понятным причинам. Проводить ежегодную принудительную ротацию тысяч работников с семьями не вписывалось в концепцию развития города. Выход нашли чисто русский – снизить строгость медицинского освидетельствования. И волки сыты, и овцы целы. А если каким-то овцам это и не на пользу – пусть сами отвечают за свои решения.
Андрей про себя улыбнулся по поводу принятия решений, но не стал сильно углубляться в вопросы вредности работы в шахте, хорошо помня слова мудрого Афанасия Савельевича из Академии: «Никогда не проявляйте излишний интерес к работе других подразделений – можете попасть на крючок. Всё что вам понадобится – сообщат и так».
В общем, как бы то ни было, авария закончилась, и напряжение в коридорах спало. Коллеги из многочисленного отдела «Б» ещё бегали, решая какие-то дела, но большинство уже засело за отчёты и аналитические записки.
У Андрея же работа только начиналась. Словно круги по воде разойдутся последствия от аварии по городу. Он быстро созвал сотрудников и объявил план действий на ближайшие дни. После того как всех распустил, сидел ещё около часа, работал: анализировал ситуацию, делал прогнозы, намечал мероприятия. Затем быстро хлебнул кофе, посмотрел на часы и стал звонить водителю. Нужно было выезжать, встречать комиссию.
При выезде из города позвонила Вера. От её давешней язвительности не осталось и следа. Сейчас она была ласковой и покладистой. Намекала на то, что дома ждут приятные сюрпризы, наверно, чувствовала себя неловко после вчерашней перепалки.
Закончив разговор с ней, Андрей убрал трубку, блаженно потянулся и попытался расслабиться. Как-то само собой стало вспоминаться о том, как всё начиналось…
Глава 9
Ближе к обеду седьмого апреля он проснулся. С удивлением обнаружив себя на полу раздевалки, он постепенно вспомнил события последних часов. Состояние было не из лучших, как с тяжёлого похмелья. Болела голова, во рту – словно кошки нагадили. Впрочем, руки-ноги слушались, и на том спасибо. Немного удивившись, что его никто не потревожил в этом сравнительно оживлённом месте, Борис побрёл в душ смывать с себя пятидневную грязь. Долго стоял в оцепенении под горячими струями, вспоминая события последних дней. После душа не спеша вытерся, оделся в ставшие чужими и подзабывшие хозяина вещи. В раздевалке было удивительно пусто. «Хотя ничего странного, – подумал он, – наверно, рудник сегодня не работает. Пока всё восстановят после аварии…»
Сквозь запылённые стёкла весело пробивались солнечные лучики. Борис подставил им лицо. Как хорошо-то! Плевать на эти обшарпанные и проеденные грибком стены, на заторможенных людей, трижды в день заполняющих эту раздевалку. Но он-то жив!
Настроение было прекрасное. Конечно, ощущалась небольшая слабость в ногах и какая-то ноющая пустота в низу живота. Но в целом – нормально. Даже будто наступило какое-то прояснение в голове, как бывает у уставших людей, когда к ним приходит второе дыхание. Но почему никто не пришёл за всё время?
Вскоре выяснилось, что это не совсем так. И приходили, и пытались разбудить, но не смогли, а Константин Дмитриевич сказал сильно не усердствовать. Об этом Борис узнал у трёх весёлых мужичков из смены Семёныча – Василия, Додика и Гоги, которые, похоже, были искренне рады его видеть, полезли обнимать героя и предложили «по пятьдесят капель – за возвращение». Боря рюмку взял, но пить не смог – запах водки вызвал у него приступ тошноты и слабости. Съел маринованный огурчик и бутерброд, но даже от этой пищи так затошнило, что больше есть не стал.
Обрадованные новому собеседнику мужики наперебой рассказывали об аварии, о своих приключениях в связи с ней, и нынешнем дежурстве. Оказывается, рудник действительно не работает, и неизвестно когда ещё будет работать. Во всяком случае, нужно много чего проверить и сделать, чтобы инспекция разрешила вновь его запустить. На участках организованы «посты» из таких же как они горемык, чтобы в случае необходимости можно было решать с ними возникающие вопросы. А так как вопросов особенно не появляется, то и маются ребята. С других участков периодически приглашают людей в шахту – что-то показать или объяснить. Из них же ещё никто не ездил. Только Дмитрича пару раз спрашивали о расположении техники по горизонтам и о готовности её к работе.
– Но нет худа без добра – за дежурства обещали платить как за обычные смены, – продолжал самый говорливый, Василий, разливая жидкость по пластиковым стаканчикам, и не обращая внимания на то, что Борис слушает его вполуха. – А мы, видишь, как тут работаем? Два часа трудиться нам ещё осталось, потом смену сдадим – и отдыхать.
Потом зашёл начальник, немного осунувшийся, но довольный. Ему тоже предложили рюмочку, но он отказался. Рассказал, что к ним претензий особых нет. У машинистов буровых нашли списанные запчасти, есть ещё какие-то проблемы на других участках. Им же пока (тьфу-тьфу) везёт. Для Бориса – особая новость. Всем проведшим четыре дня под землёй распорядились дать неделю отгулов и премию. Какую, правда, он ещё не знает.
– Так что собирайся – и домой отдыхать! Хочешь, дежурку у диспетчера закажу? А то что-то видок у тебя – в гроб краше кладут.
– Конечно, краше, – обрадовался Василий, – там хотя бы бреют, а ты – с четырёхдневной щетиной – перебор.
– Нет, спасибо, – слабо улыбнулся Боря, – я на автобусе… А побриться – успею дома.
И уехал.
Глава 10
Познакомились они после концерта в Академии, в котором участвовали студентки МГАХ{7}. Когда представление закончилось, нужно было перевозить реквизит, поэтому выделили двух человек, чтобы не заставлять дюжину хрупких девушек на ночь глядя таскать тяжести.
Одним из этих двоих оказался Андрей. Вместе с крепышом Костей из другого факультета они быстро всё погрузили и отправились на большом бело-зелёном автобусе по направлению к Москве.
Девицы из факультета хореографии и балетоведения – народ живой. Весь путь был заполнен их болтовнёй и заливистыми колокольчиками смеха. Наверное, поэтому Андрей сразу выделил девушку, которая щебетала меньше других, не хрустела чипсами и даже не обернулась, когда позади с катастрофическими последствиями уронили стеклянную банку. У девушки было на удивление красивое худенькое личико, хранившее выражение уверенности и аристократичности, огромные серые глаза и совершенно простой курносый носик, который сглаживал строгое выражение лица, делая его милым и трогательным.
Быстро стемнело, как это обычно бывает в феврале, и Андрей в неясном свете искоса любовался её мягкими грациозными движениями, светлыми локонами, пребывающими в очаровательном, и, возможно, тщательно продуманном беспорядке. Ему очень хотелось познакомиться с девушкой, но что-то мешало просто заговорить о каком-нибудь пустяке.
Вскоре автобус въехал в город, помчался по пустеющим магистралям, разворачивая ленты уличных огней, затем немного попетлял по переулкам и остановился во дворе какого-то театра. Долго вызванивали охранников, потом переносили вещи в маленькую, заваленную всякой ерундой комнатушку на третьем этаже. Андрею, как назло, постоянно попадалась молчаливая девушка, которая оказалась далеко не такой худенькой, как показалась ему вначале. У незнакомки была отличная фигура, а грудь – просто примагничивала внимание. В какой-то момент Андрей даже вынужден был отвернуться, чтобы не выдать своим остекленевшим взглядом болезненное внимание к её вторичным половым признакам.
Девушка действительно была красавицей, Андрея можно понять. Но всё этим бы и закончилось, если бы, на беду, она не жила недалеко от Курского вокзала, куда водитель должен был доставить курсантов после разгрузки реквизита. Поэтому назад ехали втроём: он, Костя и девушка.
Андрей безуспешно пытался бороться с приступом косноязычия, нахлынувшим после того, как Вера (так звали их спутницу) села рядом, задев невзначай его предплечье тёплым бедром.
Костя же, гад, оказался изрядным балагуром. Он живописно и смешно рассказывал о своих недавних приключениях в Египте, получая заслуженные награды Вериного смеха. Андрей краснел в темноте, пытаясь вставить хоть что-то остроумное, и с ужасом понимал, что безвозвратно уходят драгоценные секунды невольной близости с этим прекрасным созданием.
Успевали, аккурат, на последнюю электричку, но случилось непредвиденное. На одном из перекрёстков раздался визг тормозов и в автобус врезался джип. Событие не слишком весёлое, но совершенно обыденное на зимних московских улицах. Несмотря на незначительность повреждений, было совершенно ясно, что автобус поедет дальше не скоро.
Водители, притоптывая на морозце, разглядывали бамперы и незлобно переругивались, дожидаясь стражей порядка. А ребята стали решать, что делать дальше. Оба курсанта ориентировались в Москве плохо. Последняя электричка уходила через семь минут, а, по словам Веры, до вокзала было больше километра. У молодых людей сразу возникла надежда успеть добежать. Но девушка не смогла внятно объяснить им, как попасть на Земляной Вал, так что этот вариант отпал.
И тогда произошло первое чудо: Вера улыбнулась, и предложила переночевать у них. Андрей не мог точно сказать, как воспринял эту новость Костя, но его собственное сердце радостно сжалось оттого, что он сможет быть рядом с Верой ещё несколько часов. И ещё ему в этот момент показалось, что перед тем, как предложить ребятам остаться, Вера выразительно посмотрела на него. Как бы мельком, как бы переводя взгляд с супермаркета на разбитый джип, но, всё же явно на долю секунды задержала взгляд на его лице. Это сразу же улучшило его подавленное настроение.
Что и говорить, предложение было заманчивым, но они были людьми рассудительными и сразу поняли, что в Академии не обрадуются их задержке. Отпроситься на выходные в Москву или любой другой город было не проблемой. Но в Академии любили порядок – если отпустили до ночи, значит должны прибыть до ночи. Обуреваемые противоречивыми чувствами, они посовещались и сообщили Вере, что всё же, наверно, не смогут принять её предложение, так как надо обязательно вернуться, пусть даже на такси.
И тут произошло второе чудо.
– Это не проблема, – сверкнул жемчужинами зубов сероглазый ангел, – папа договорится. Пойдёмте.
Ребята словно загипнотизированные пошли за девушкой, звонящей по сотовому родителям. По разговору они пытались определить, кто же такой её папа, попутно оценивая сквозь пальто достоинства девичьей фигуры.
Вера жила недалеко, и уже через пятнадцать минут молодые люди вошли в гулкий подъезд старого, но вполне ухоженного семиэтажного дома, поднялись на третий этаж.
Родители приняли их так, словно два замёрзших курсанта были их долгожданными гостями. По подтянутому папе, одетому в дорогой халат, было сложно определить, каков род его занятий. Вполне возможно, что он был военным, хотя – не факт. Мама, Анастасия Павловна, оказалась стройной женщиной неопределённого возраста с золотистыми волосами и безупречным туалетом – словно только что вернулась из театра. Она сразу ушла на кухню и стала готовить на стол.
Вера куда-то исчезла, а Костя и здесь не ударил лицом в грязь – сразу принялся втираться в доверие к маме. Андрей постепенно начинал ненавидеть этого невысокого крепыша, который стал напоминать ему юного Бонапарта не только внешностью, но и напористостью. Наполеончик оккупировал кухню, с готовностью предложил свою помощь и продолжал задушевно о чём-то беседовать с мамой, одновременно выполняя её поручение.
Андрею присутствие на кухне показалось излишним, и он прошёл с папой в гостиную. Вера не обманула – за несколько минут вопрос с опозданием был действительно улажен. Для этого отец сделал два звонка. С заместителем начальника Академии он был явно знаком: перебросился несколькими фразами, рассказал о происшествии и узнал, кто отмечает отсутствующих. Затем осталось только позвонить дежурному по Академии, чтобы сообщить о разрешении полковника Уварова курсантам Ишимскому и В-ву задержаться в командировке до четырнадцати ноль-ноль завтрашнего дня.
Потом все ужинали. У уставшего Андрея об этом событии сохранились только отрывочные воспоминания. Больше всего удивила дорогая посуда с пурпурно-золотыми каймами и пасторальными картинками в центре. Стол был не хуже чем на свадьбе у двоюродного брата Гены прошлым летом. Но Андрея это мало трогало. Словно в полусне он наблюдал за движениями губ Кости, убеждённо доказывавшего что-то Анастасии Павловне, отвечал на вопросы папы и несколько раз перехватил мимолётный взгляд Веры.
Когда всё закончилось, он быстро и с наслаждением погрузился в объятия морфея в гостевой комнате, не обращая внимания на отсутствие Наполеончика, продолжавшего развлекать дам.
Следующее утро выдалось морозным, но пасмурным. Костя был гораздо менее активен, возможно, просто не выспался. Папы не было дома. Пили кофе с мамой, выглядевшей так, будто всю ночь готовилась к этому событию и при этом совершенно не устала, и Верой, чуть уступавшей по блистательности маме, но зато более свежей и веселой, чем вчера. Одета девушка была в самый красивый халат, когда-либо выходивший из-под иглы портного: небесно-голубого цвета, лаконично скроенный и ненавязчиво подчёркивающий блестящими плоскостями шёлковой ткани естественные округлости хозяйки.
От чарующего запаха кофе и тёплых булочек, как по волшебству появившихся на столе, (а может, от близости двух блистательных женщин, кто знает?) Андрей погрузился в состояние эйфории, отзвуки которого ощущал ещё несколько недель. Его совершенно перестала волновать агрессивная конкуренция коллеги. Звуки казались исполненными необъяснимого очарования и мягкости, будь то волнующее глубокое контральто мамы, или внезапно звякнувшая ложечка – все они, казалось, только добавляют гармонии в окружающую атмосферу.
В довершение оказалось, что мама была хоть и не самой известной, но всё же оперной певицей. Костя пытался съязвить по поводу неосведомлённости Андрея, но то был не его день. Анастасию Павловну такое невежество ничуть не огорчило. Более, того, она пришла в восторг, узнав, что Андрей ни разу не был в опере. Она тут же взяла с него слово незамедлительно исправить данный пробел в культурном образовании.
Но всё хорошее рано или поздно заканчивается, вскоре курсантам пришлось собираться. Вера вызвалась проводить ребят на вокзал. От Андрея не ускользнуло, что она почему-то нервничает, но так как ничто не могло разрушить гармонию февральского утра, он не придал этому значения.
Шли молча, зябко ёжась от порывов холодного ветра. На вокзале быстро взяли билеты, и подошли к электричке, уже стоявшей на платформе. После коротких прощальных слов молодые люди зашли в полупустой вагон, заняли места. Андрей, у которого ощущение гармонии бытия начало перекрываться щемящим чувством ускользающего счастья, выглянул в окно, чтобы в последний раз взглянуть на стройную фигурку в чёрном пальто.
Вера стояла возле окна и смотрела на него. Вздёрнутый носик слегка покраснел от мороза, глаза блестели. И тут произошло третье и самое главное чудо: девушка вдруг виновато улыбнулась и махнула рукой, приглашая Андрея выйти из вагона. Тот не поверил своим глазам и посмотрел на товарища. Наполеончик сделал вид, что ничего не заметил.
– Я сейчас, – пробормотал Андрей и выскочил на улицу.
Вера, ещё больше покрасневшая, продолжала улыбаться.
– Спасибо, что проводили нас в Москву, – слегка сбиваясь, сказала она.
Что-то ещё хотела сказать, но махнула рукой. Достав из кармана маленький конвертик, вложила его в руку оторопевшему Андрею, встала на цыпочки, быстро прикоснулась к шершавой щеке тёплыми губами и растворилась в воздухе.
Андрей ещё какое-то время стоял, смотря в сторону улетевшему наваждению и напряжённо пытаясь понять: происходило всё это наяву или ему привиделось? Из состояния ступора его вывел удар захлопнувшихся за спиной дверей электрички. Он повернулся на звук, и ошалело посмотрел на закрытые двери, всё ещё пытаясь преодолеть ощущение нереальности происходящего. Но в тот день его ангел-хранитель, видимо, не спал: прежде чем электричка тронулась, двери на секунду открылись и впустили незадачливого курсанта в вагон.
