Текст книги "Золотая жила (Записки следователя)"

Автор книги: Иван Василенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Был субботний день, на работу я пришел рано. Около прокуратуры стояла женщина средних лет, худенькая, просто одетая. Увидев меня, пошла навстречу.

– Вы следователь? – робко спросила.

– Да, я, проходите, пожалуйста, – ответил я.

Зашли в кабинет. Прикрыв за собой дверь, она остановилась у порога, осмотрела кабинет и тут же произнесла:

– Удивились, почему я так рано?.. Я уже приходила вчера. Вас трудно застать… Знаю, вы ведете дело об утильщиках.

– Слушаю вас.

Она спохватилась, будто очнулась, и нерешительно произнесла:

– Пора уже утильщиков прибрать к рукам. Я вам кое-что подскажу… Ах, да, я и не представилась. Извините, зовут меня Клара Ивановна.

Тут она опять запнулась, пристально посмотрела на меня и продолжила:

– Председателя артели «Красная Звезда» знаете? Так я его бывшая жена. Нечестный он. Потому и разошлись.

А дальше она рассказала следующее.

…Прожили они чуть ли не пятнадцать лет. Первые годы будто все ладилось. Позже появились у него женщины. А став председателем артели, он зазнался, у него появились лишние деньги. Это насторожило ее. Попыталась добиться от него правды – не получилось… Как-то вечером в отсутствие мужа по телефону позвонил мужчина, назвался Львом и попросил передать мужу, чтобы тот приготовил две тысячи рублей и ждал дальнейших указаний. Она пыталась узнать, что это за деньги, но он бросил трубку. Рассказала об этом мужу. Тот сразу встревожился, а затем махнул рукой, мол, не беспокойся – ошиблись номером. В ту же ночь звонок повторился. Голос был тот же: шипящий, заикающийся. Трубку передала мужу, тот, перекинувшись несколькими словами, оделся, взял с собой деньги и ушел. Вернулся утром. На вопрос, где был, только сдвинул брови, буркнул: «Не твое дело». Но она догадалась. Ровно через неделю снова тот же голос… И снова муж уходил. Позже так исчезли из дома золотые часы, серебряные ложки, облигации…

Клара Ивановна затихла, открыла сумочку, достала носовой платок, вытерла глаза.

– Ну-ну, продолжайте, – попросил я.

Но она не спешила. Вновь полезла в сумочку, порылась там и положила мне на стол записку.

– Вот, подкинули…

Я прочитал:

«Ждем пять кусков. Положи на старом месте, не то – сядешь надолго. Император».

– Потом звонки прекратились, – снова заговорила Клара Ивановна, – и я успокоилась. Но вскоре они последовали один за другим, причем с разными угрозами, что, мол, если муж не принесет деньги, то его посадят. Выход был один – выключить телефон. Так я и сделала. Тогда мне под дверь подсунули эту записку.

Оставшись один, я внимательно прочитал записку. Она была написана печатными буквами, химическим карандашом. Я еще раз прочитал протокол допроса Клары Ивановны. А может, это месть? Бывает, что люди расходятся, а затем долгие годы пишут, обливая грязью друг друга.

Мы встретились с Тутовым.

– Говоришь, Император? Такая кличка где-то проходила, – он стал вспоминать.

– Может, поручим району, пусть займутся сами? – предложил я.

– Поручать другим нельзя, – озабоченно произнес Тутов. – Сами они ничего не сделают. Я вот думаю, с какой целью они шантажируют Дунаева…

Решили выделить на это дело новых оперативников.

Переговорили с Кларой Ивановной. Она пообещала нам помочь. Первым делом решили засечь телефон Императора. Из первых попыток ничего не вышло – Император звонил из автомата. Но однажды он позвонил с квартиры Нечко, работавшего в артели «Красная Звезда» грузчиком, ранее судимого за аферы. Сделали у него обыск и изъяли на огромную сумму различных облигаций, которые тот скупал по дешевке. Кроме того, были обнаружены золотые часы, принадлежавшие Дунаеву, серебряные ложки, шесть сберкнижек на предъявителя и разные клише на изготовление печатей и штампов. Самого Императора дома не оказалось. Впустила нас в дом его мать, семидесятилетняя старушка.

Задержали его на рынке при продаже поддельных документов. Привели ко мне на допрос. Это был мужчина лет сорока, обрюзгший, без единого волоса на голове, с шипящей картавой речью. Конечно, он все отрицал. Пришлось произвести эксперимент. Дунаева узнала его по голосу. Оказалось, Император и Золотарь вместе отбывали срок в колонии. Золотарь вернулся позже, и Император изготовил ему фиктивную трудовую книжку.

Теперь Император уже не запирался, стал охотно рассказывать о своих проделках. О том, как он «кинул» Дунаева, то есть сделал «операцию» по извлечению у него нетрудовых денег. Он также назвал случаи, когда лично видел, как Дунаеву вручал деньги Кирюхин. Путем шантажа он вынудил Дунаева передать ему чуть ли не девять тысяч рублей.

Таким образом, дело стало продвигаться вперед. Но сам источник, откуда черпались деньги, был еще неизвестен. На удивление всем, новая ревизия никаких недостач не выявила. Повсюду в артели были излишки.

На следующем допросе Император дополнил свои показания. Он рассказал о Дунаеве больше, чем мы знали, и даже то, что тот передавал деньги на хранение Золотарю.

Встал вопрос об аресте Дунаева. Доказательства его вины уже были. В это время Дунаев хотел повеситься: нашел глухую посадку, привязал к дереву веревку с петлей, залез на дерево… Но веревка оказалась слабой, не выдержала его грузного тела.

Золотарь после отсидки изменился: осунулся, почернел, согнулся…

– А чего там, я человек маленький… Мне давали – сохранял. Знают мою честность. Чужого не беру.

– Кто приносил? – спросил я его.

– Это резонный вопрос. Император, Дунаев, Ленька Грибанов, бухгалтер Кирюхин… Все они отпетые жулики!

Ну и ну! Они жулики, а кто он?

Так бывает всегда: воруют вместе, делят на равные доли, клянутся в верности, но стоит одному из них угодить за решетку – и забываются старые клятвы, каждый-готов проглотить другого, выгородить себя, а остальных утопить в ложке воды.

И Золотарь, и Император, и тот же Грибанов уже побывали в заключении и, казалось, должны были бы усвоить золотое правило: сколько веревочке не виться, а конец придет, но выводов не сделали.

Преступники, как говорится, «посыпались», а нас это не радовало: удалось разоблачить далеко не всех дельцов.

Хотелось знать, что скажет организатор всей этой аферы Дунаев.

А он выглядел жалким, обиженным. Мол, не выдержал клеветы, хотел уйти в «потусторонний мир». На первом допросе вел себя так, словно только сейчас следователь открыл ему глаза на то, что говорили его подчиненные.

– Нахалы! Опозорили всех! Да как они посмели на меня, на мою работу! – вспыхнул он. – Я им верил, как себе! А они, мерзавцы!

– Деньги от них получали? – спросил я.

– Что вы имеете в виду? – вытаращил глаза Дунаев.

– Ну скажем, взятки? Долю от похищенного?

– Да как вы смеете подозревать меня, ответственного работника, в таких темных делах! – вскочил он. – Я… Я все делаю… достаю. Планы выполняю…

Пришлось сделать ему очную ставку с Кирюхиным.

– Не отказывайтесь, Степан Саввич! – медленно произнес Кирюхин. – Я же давал вам лично… Помните, золотые часы?

– Ты что, белены объелся? Какие часы? – не выдержал Дунаев.

– Вам – часы, а паспорт остался у меня. Следователь забрал его, – продолжал Кирюхин. – Не коробьтесь, Степан Саввич, деваться некуда… Закрылась ваша лавочка!

– Перестаньте выслуживаться перед следователем! Я чист! – взбеленился Дунаев. – И не жаль меня? Я ведь тебя на работу пристроил! Забыл, как у меня в ногах ползал?

– А кто заставил нас воровать? Вы что мне говорили? Мол, у вас расходы, не хватает зарплаты.

– Цыц, сукин сын! – набросился на Кирюхина Дунаев.

– Раз так, я вам напомню о тысяче, – вскочил Кирюхин. – Помните, в желтом конверте передал?

– Признаю… Было дело, ехал в командировку… Всего двести рублей… Растратил на благо артели, ради плана.

– Тысячу я дал в машине, – перебил Кирюхин. – Шофер видел…

– Ты же, мерзавец, и меня надул, там было всего двести рублей…

Следствием была полностью доказана вина Дунаева как организатора и вдохновителя компании дельцов.

Когда увели Кирюхина, Дунаев смягчился:

– Что со мной будет? С работы снимут! Жене неприятности!

– С должности вас уже сняли. Что же касается вашей бывшей жены, то беспокоиться нечего, она честный человек.

Следствие продолжалось. Собравшись в моем кабинете, Тутов и другие мои помощники готовились к окончательному наступлению.

А чуть позже Дунаев и его компания предстали перед судом.

ЗОЛОТАЯ ЖИЛА

В работе мне везло. Правда, часто это везение сопровождалось трудностями, недосыпанием и занятыми выходными днями, но такова уж наша работа.

Как правило, мне поручали так называемые скучные дела, побывавшие уже в руках других следователей.

Вот и сейчас новое дело, «фруктовое», как его назвали. Дело о лимонах, апельсинах, яблоках, грушах и винограде. О товаре скоропортящемся. Два-три дня полежит такой товар – часть его приходит в негодность. На базах составляются акты на гниль, которую затем вывозят на свалку.

Как проверить правильность списания фруктов на гниль? Ведь их уже нет в наличии, остались только документы. Масса документов!

Ушел домой поздно, спал плохо. Утром зашел в гастроном, там как раз продавали лимоны на штуки. Стал в очередь. Купил пять штук по разной цене. Стоимость одного лимона зависела от его объема, то есть калибра. Спешат реализовать. Нашел директора магазина, маленького, круглого, краснощекого.

– Почему нарушаете правила торговли?

– Спешим, а то погниют, – улыбнулся тот.

– Так красть легче, – вырвалось у меня.

– Что вы, что вы? У нас – все честно! – обиделся директор. – Ну, съедят лимончик. Не больше. Кислятина… зубы сводит…

По пути на работу я зашел в бюро товарных экспертиз к знакомому эксперту Тихомирову Юрию Ильичу. Выложил ему на стол свою покупку и сказал:

– Определи цену!

Юрий Ильич посмотрел на меня, надвинул на глаза большие очки в роговой оправе и стал разглядывать лимоны.

– Лимоны разные, – стал объяснять. – Калибровка не одинаковая, и цена разная. Самый малый – нестандартный – продается на вес – два рубля пятьдесят копеек за килограмм. Остальные же…

– Погоди-погоди, дорогой. Я покупал все на штуки, – остановил я его. – Самый малый за двадцать пять копеек.

Юрий Ильич снял очки, подышал на стекла и стал протирать их носовым платком. Его старческие глаза блеснули любопытством.

– Мил человек, надули тебя торгаши! Да-да, чего улыбаешься? Тебя, следователя, надули, – продолжал он, акцентируя на последнем слове. Я ничего ему не ответил, хотя и обиделся.

Ушел я из бюро в удрученном состоянии.

«Надули, надули! Следователя!» – гудели в моей голове тяжелые слова. Зашел в другой гастроном – там было то же самое: вовсю шла торговля.

При мне в машину садились продавцы с корзинами.

– Куда это вы? – спросил я шофера.

– К проходной завода. Там скоро смена. Вмиг разберут.

Здесь тоже продавали все лимоны на штуки. И самые маленькие тоже.

Директора на месте не оказалось. Я нашел заведующую отделом Тамару Алексеевну Тугодум, полную цветущую женщину лет тридцати пяти.

– Плодосекция гастрономторга отпускает нам лимоны всегда поштучно, – стала она объяснять.

– А по правилам торговли как? – остановил я ее.

– Слыхала, будто нестандартные лимоны должны продаваться на вес, – насупилась она. – Спросила директора, он возмутился: «Делай, что тебе сказано, а то и этого не получишь». Вот так и торгуем…

По пути зашел к директору торга Туткевичу. Это был мужчина высокого роста, плотного телосложения, высокомерный, с гордой осанкой. В противоположность всему этому голос у него был слабый, писклявый.

Директор внимательно смотрел на меня подпухшими серыми глазами с мутноватой роговицей, кивал головой и в такт этому тряс правой ногой, отчего вибрировал стол и позвякивала ложечка в стакане с чаем.

– Так всегда. Следователи почему-то думают, что все работники торговли жулики, – криво и надменно улыбнулся Туткевич.

– Я этого не говорил, но обстоятельства заставляют так думать.

– А в чем дело? Говорите, примем меры, – стушевался Туткевич.

– В магазинах торга фрукты продаются с рук, без кассовых чеков, – объяснил я.

– Ну и что? В исключительных случаях это допускается, – уже раздраженно ответил директор. – Очередей не будет. А покупатель что: пришел – взял, без суеты, без очереди.

Я промолчал.

– Что у вас там еще? – спросил Туткевич.

– Нестандартные лимоны продаются как стандартные, по повышенным ценам.

– Ну уж этого не может быть. Плодосекция вне подозрений. Там работают честные и преданные делу люди.

Говорить дальше не имело смысла. Видно было, что директор защищает своих подчиненных.

Наступила пауза.

– С вашего разрешения я проверю кое-какие документы плодоовощной базы и магазинов, – сказал я.

– Пожалуйста, это ваше право. Но и там у нас люди подобраны опытные, – заверил директор.

– У нас, у следователей, такой девиз: доверяй, но проверяй, – улыбнулся я.

«Надули вас, товарищ следователь!» – с новой силой зазвучали у меня в ушах слова эксперта, когда я, попрощавшись, вышел из кабинета.

В помощь мне дали двух молодых ребят из ОБХСС – Виктора и Александра, а также опытного бухгалтера-ревизора Митрофана Тищука, пенсионера.

Собрав бригаду у себя в кабинете, я рассказал о покупке мною лимонов, заявлении эксперта и о продаже цитрусовых без оприходования выручки по кассе.

Задания каждому из них дал письменные. Виктору – установить наблюдение за плодоовощной базой, Александру – проверить образ жизни продавцов, их связи с плодоовощниками. Сам с ревизором углубился в документы. А их было – горы. Система гастрономторга – сложная. Каждые сто килограммов фруктов обволакивал ком различных документов – спецификаций, товарных ведомостей, справок, приходных и накладных всевозможных фактур, актов на списание и заключений специалистов.

– Вы посмотрите на акты, по которым списаны тонны фруктов, – негодовал ревизор. – По-моему, это фикция. Только привезли фрукты, а на второй день комиссия уже делает списание гнили.

Действительно, на базе была создана специальная комиссия, которая состояла в основном из работников базы и одного представителя торга. На первый взгляд, акты были в порядке. В них имелись даты, было указано количество фруктов, подлежащих сортировке, количество гнилья. Каждый акт подписывали не менее шести человек. Но я обратил внимание на то, что акты подписывали люди, которые на базе уже не работали. Может, механическая ошибка? Акт составили раньше… Некий Боярчук поступил на работу в ноябре, а акт составлен еще в мае. Вызвал Боярчука. Тот ответил: «Подписывал акты сразу пачкой. Кладовщик Ранецкий успокаивал: не бойся. Здесь все в ажуре… Комар носа не подточит».

Как выяснилось, акты на списание гнили подписывали и другие рабочие, не читая их, слепо веря составителям этих документов – товароведам Старчевскому, Булаху, кладовщику Ранецкому и заведующему базой Прыткому.

Вера Игнатьевна Волосюк работала в торге инспектором торговли, но до этого ей пришлось поменять много мест работы. По образованию она фельдшер, но по специальности работала всего полтора года. Ее почему-то потянуло в торговлю. Работала вначале кассиром в магазине, затем на базе весовщиком, кладовщиком в Днепрохозторге, экспедитором в управлении торговли и наконец инспектором торговли в торге «Гастроном». Принимал ее на работу лично Туткевич. Зачем принял он неспециалиста? В корыстных целях? А может, просто по знакомству?

Как оказалось потом, Туткевич подбирал людей, следуя пословице: ворон ворону глаз не выклюет.

Волосюк – женщина средних лет, крашенная блондинка, одета модно, держится свободно.

– Да, все так и было, – заявила на допросе. – В актах все указано верно. Я подтверждаю. Я ведь представитель торга.

Что она говорит неправду, было видно уже с первого вопроса.

– Почти все члены комиссии заявляют, что они акты подписывали пачками, не читая их, – остановил ее я.

– Этого не было. Я лично контролировала.

– Послушайте, за один раз вы подписали сразу сорок таких актов. Одной и той же ручкой. Как вам удалось сразу сверить все цифры?

– Это неправда. Я хорошо помню – такого случая не было.

– Вот посмотрите акты. Все они вместе и подшиты в один отчет. – Я положил перед ней пачку документов.

Волосюк вздрогнула, затем медленно стала листать акты.

– Да, мои подписи… Но я их подписала последней.

Несколько минут она молчала, затем снова затвердила:

– При сортировке фруктов я всегда присутствовала.

– Не всегда. Вот документ за двадцать седьмое октября. Ваша подпись? – Я показал ей новый документ.

Она тяжело вздохнула и едва разжала губы:

– Моя.

– В это время вы загорали в Анапе. По путевке туда ездили.

– Не помню… Не может быть! – вскочила она с места.

Я позвал ревизора. Показали ей приказ на отпуск и корешок путевки.

– Документы липовые, а вы их подписали, – не выдержал Тищук. – Что, за хорошие глаза? Или как?

Это обстоятельство ошеломило ее. Глаза ее наполнились слезами.

Она понимала – ее разоблачили окончательно. Отступать некуда. Улики против нее весомые. Но говорить сразу не хотела. Решила поторговаться.

– А что мне будет?

– Суд решит, – ответил я.

И она стала рассказывать: комиссия существовала формально, лишь на бумаге. Никакого контроля со стороны торга за сортировкой поступающих на базу фруктов не было. Акты она подписывала по указанию Туткевича. О деньгах, которые ей платили за эту липу, вначале умолчала.

Это были только первые шаги. Нужно было определить количество излишне списанных на гниль фруктов, учитывая в комплексе все документы.

– Трудное это дело. И нам с вами придется нелегко, – заявил я ревизору. – Ведь по всем партиям поступающих фруктов составлялось заключение товарных экспертиз. Правильно ли они вообще составлялись? Соответствуют ли выводы экспертов фактическому состоянию фруктов?

– Какой же выход? – забеспокоился Тищук.

– Выход есть, – похлопал я его по плечу, – наш с вами труд…

Поздно вечером Александр обратил внимание на серую «Волгу», которая подкатила к гастроному № 9. Из машины выскочили двое мужчин и пошли прямо в кабинет Матинчука. Не прошло и десяти минут – в машину был погружен большой ящик лимонов.

Шофер сел в кабину и включил мотор. Вскоре Матинчук вышел с незнакомым мужчиной, они попрощались.

Матинчук вернулся обратно, а пассажир направился к машине.

– Трогай, – приказал водителю.

– Не спешите, разрешите путевку, – словно из-под земли вырос Александр. – Я сотрудник ОБХСС.

Незнакомый мужчина оказался одним из экспертов, проверявших ранее плодоовощную базу и магазин. Фамилия его была Донченко.

При осмотре машины, кроме лимонов, был обнаружен мешок с мандаринами и апельсинами.

– Где взяли?

– Там, где брали, их уже нет, – буркнул Донченко.

– Куда заезжали? – спросил Александр у водителя.

– Вожу не первый раз, с базы и из магазина, – сказал водитель.

– Мне? – недовольно буркнул Донченко.

– Да не вам! Жене вашей, а вы будто не знали?

Показания Донченко оказались весьма интересными.

Во всех случаях фрукты поступали на склад плодосекции плодоовощной базы торга. Там они должны были оприходоваться по качественному состоянию. На каждую партию поставщик давал удостоверение по качеству. Но эти документы плодосекцией не признавались, и фрукты оприходовались как несортированные или же нестандартные. В соответствии с этим стоимость фруктов значительно занижалась. После этого на базу приглашались эксперты бюро товарных экспертиз. Они-то и завершали махинации, начатые плодоовощниками. Качество фруктов они определяли выборочным путем, осматривали всего несколько ящиков из партии. Тут-то им и подсовывали гнилье. Так на базе создавались значительные излишки фруктов. Но излишки – это мертвый капитал. Следствию предстояло установить, каким образом и через какие магазины они шли в продажу.

Вызываю на допрос Ранецкого и Прыткого. Оба в один голос: «Примитивщина. Сортность определяется на глаз… Нет никаких приборов. Бывало, и ошибались».

– В свою пользу? – перебил их я.

– Товарищ следователь, нам и так несладко приходится, – заюлил Прыткий. – Хранилища старые, температурный режим не соблюдается, поставщики бросают плоды, роняют ящики на землю. А битые фрукты сразу гниют. Вот и получаем в основном гнилье.

– А нам что, на свою шею этот хомут вешать? – вскочил Ранецкий. – Зарплата и так маленькая, еле деткам на молочишко хватает.

Спорить с ними было бесполезно. Я и сам понимал: излишки излишками, а сбыт их надо искать. Из всего было видно – на базе орудует преступная группа. Голыми руками их не возьмешь. Вызвал специалистов, подключил ревизоров. Сам же стал изучать транспортные документы. Перевозка фруктов с базы в магазины производилась транспортом автопредприятий города. За перевезенные грузы рассчитывался торг. Решил начать проверку путевых листов за последний месяц. И тут же разочаровался. В путевках значились тонны-километры, а какой именно груз перевозился, указано не было. Преднамеренно ли это делалось?

К путевым листам прикладывались справки с подписью работников магазинов, подтверждавших получение грузов.

Выбрал несколько магазинов. Стал проверять. И тут же новый ребус. Путевка и справка подтверждали перевозку груза, а в магазинах приходных накладных, датированных тем же днем, что и путевка, не оказалось.

Начали сличать первые и вторые накладные – здесь было все в порядке. Бились несколько дней. И тут нам на выручку пришел Виктор.

Посещая базу, он обратил внимание на корзины, куда кладовщик выбрасывал испорченные накладные и копировальную бумагу. Часть этих бумаг он извлек и принес нам.

Мы, в свою очередь, сверили записи на них с накладными, принятыми магазином. Под одним и тем же номером значились две накладные. А это значило, что фрукты высшего сорта подменялись низшим. Полученная разница в сортности изымалась из выручки.

Поздно вечером явился Александр. Его рассказ нас заинтересовал.

«Каждый день, в одно и то же время, на базу приходит старичок, незавидный, плюгавенький, с палочкой и плетеной корзиной. Вначале мне было его жаль. Какой, подумалось, несчастный человек. Затем что-то в нем насторожило. Вышел к нему Старчевский. Поздоровались и тут же ушли в подсобку. Думаю: пришел попросить лимончик к чаю. Что здесь особенного, не обеднеет, если даст. Сколько тех фруктов гниет. Горы актов составлено. Хотел уже было уйти, но возвратился. А тут старик. Чуть было лбами не столкнулись. Вижу: в корзине лежат не лимоны, а какие-то свертки. Старик тем временем вышел за ворота и пошел по улице. Я за ним. Он пошел быстрее и стал оглядываться. Человек явно чего-то боится. Дальше стал петлять по городу. С трамвая в троллейбус, а затем в такси. Вскоре старику уже и палка надоела, он ее бросил под столбом. Я подобрал ее. Потом старик шмыгал из подъезда в подъезд. А дальше зашел в дом № 7 и как в воду канул».

…Ожидал его Александр допоздна и укорял себя за оплошность. Утром второго дня он пошел к тому дому, куда зашел старик вечером.

Ждать пришлось недолго. Старик вновь появился, но уже не один, а с мужчиной в сером костюме и велюровой шляпе. Они вышли со двора на улицу, некоторое время постояли, поговорили и разошлись.

Александр чуть было не вскрикнул. Неизвестный мужчина оказался Булахом, товароведом из плодосекции. Решил и дальше пойти за стариком. Неожиданно тот шмыгнул в стоявшую у обочины «Волгу». Александр успел запомнить номер автомашины: 48–52. Машин рядом не было, и он ругал себя за нерасторопность – не заказал машину.

И вдруг из-за угла вынырнул «Москвич». Александр остановил его и предъявил водителю удостоверение.

– Извините, что задержал, я по важному делу. «Волгу» надо догнать.

– Догнать «Москвичом» «Волгу» вряд ли удастся, – буркнул шофер. – Ладно, попробуем!

Через несколько минут езды «Волга» остановилась у сберкассы. Старика в машине не было.

– Сбежал, – вслух огорчился Александр.

В это время открылась дверь сберкассы и оттуда вышел старик.

Преследование длилось более трех часов. За это время «Волга» останавливалась у восьми сберкасс. «Это уже любопытно, – подумал Александр. – Значит, старик кладет деньги в сберкассы. Чьи же деньги? Не свои, конечно».

С помощью старшины милиции, автоинспектора, старика задержали в момент передачи сберкнижек Булаху.

При этом, запутывая следы, старик попытался швырнуть сверток в урну.

– Погоди, папаша, здесь сорить не разрешается, – остановил его Александр.

В свертке оказалось восемь сберегательных книжек на предъявителя на довольно крупную сумму.

– Сберкнижки ваши?

– Эх, если бы мои были! Разве я бросал бы их так! – обескураженно посмотрел на него Рюмин (так назвался старик).

– Гражданин Рюмин, откуда вы взяли эти сберегательные книжки?

– Не помню! – крикнул старик.

– Ну что же, придется задержать вас для выяснения всех обстоятельств.

Тот кивнул и тяжело опустился на урну. Спустя некоторое время привстал и сказал:

– Веди к следователю.

На допросе он признался:

– Мне что, я уже на пенсии, просили люди, и я отвозил деньги в сберкассу. Обещали один процент. Все же я рискую. С деньгами хожу, без охраны. Я же никого не обобрал…

– А деньги-то чьи?

– Деньги? Наши, советские…

– Кто вам их давал?

– Хм, это совершено резонный вопрос. – Рюмин задумался, почесал подбородок. – Тайна вкладов охраняется законом, гражданин следователь, – сказал тихо.

– Понимаю, понимаю. Это ведь вкладов. А кто давал вам деньги – не тайна?

– Пардон, дайте подумаю, – вздохнул Рюмин, потирая лоб тыльной стороной ладони. – Вертятся они вот перед глазами, а я никак… Ну, Косоглаз, Ленька из Мандриковки, Санька с Севастопольской, Митька из Кайдак. Фамилий не знаю. Да это и не требовалось. Вклады были безымянными.

– На предъявителя, значит? – поправил я его.

– Кажись, – буркнул Рюмин.

После допроса мы с Рюминым поехали по городу, и он указал дома, куда заходил за деньгами. Нужно было немедленно действовать. Операция была проведена быстро. Обыски сделали одновременно у Ранецкого, Булаха, Старчевского, Прыткого, Мотанчука, Бурулева, а также у Рюмина.

Денег было изъято около семидесяти тысяч рублей, кроме сберегательных книжек на предъявителя. Например, только у одного Ранецкого их было сто двадцать шесть штук на сто тридцать восемь тысяч рублей, наличными – девять тысяч, облигаций трехпроцентного займа на тысячу двести рублей. Значительные суммы Ранецкий передал на хранение своим родственникам, проживающим в Одессе, Запорожье, Киеве.

У сына Ранецкого было изъято девять тысяч рублей наличными и восемнадцать сберегательных книжек с остатком вкладов свыше восьми тысяч рублей.

Младший Ранецкий развел руками: не хотел выдавать своего отца, который так щедро одаривал его долгие годы. В день свадьбы преподнес ему небольшой свадебный подарок – особняк стоимостью около двадцати тысяч рублей. А невестке – бриллиантовое колье стоимостью свыше восьми тысяч рублей.

Делаю очную ставку.

– Это все по наследству от бабушки, не подумайте, что краденое, – начал старший.

– Не морочьте голову, – перебил я его, – ваша бабушка умерла еще до войны. А вклады в сберкассы вы начали делать уже работая на плодоовощной базе.

– Да? – удивленно спросил Ранецкий-младший.

– А вы не удивляйтесь, вас придется арестовать за укрытие заведомо краденого.

Теперь вскочил Ранецкий-старший:

– Вам мало одной жертвы? Мне что, я уже прожил свой век. Его не… Я все расскажу…

Три дня он тянул, пришлось делать еще одну очную ставку – со свахой, и только после этого он начал давать подробные показания.

…У «бедного» Рюмина было изъято ни много ни мало – двенадцать сберегательных книжек на восемнадцать тысяч рублей, наличными шесть тысяч рублей и облигаций на восемь тысяч. Кроме того, одиннадцать золотых монет царской чеканки, шесть золотых часов, кольца и серьги с бриллиантовыми камнями. Вот вам и один процентик, уплаченный плодоовощниками за усердие и добрую службу.

– Лимончики, апельсинчики – золотая жила! – вскричал Тищук, увидев на столе гору изъятых ценностей.

Допрашиваю Рюмина. Пожилой, грушевидная голова с низким лбом, длинный утиный нос, жидкие седые волосы, жесткая седая щетина на лице.

– Я больной человек… Не сажайте меня, пожалейте бедного старика… – говорит он плачущим голосом.

Я слушаю его и думаю о том, как непросто было ему зарабатывать проценты.

Каждый день нужно было объехать все сберкассы, а их по городу вон сколько. Соблюсти конспирацию: не попадаться на глаза одному и тому же кассиру и долго не задерживаться в сберкассе. Правда, приходные кассовые ордера он оформлял заранее еще дома, заполнял графы собственноручно.

Вести расчеты, брать деньги, закупать облигации подсчитывать проценты, разносить сберкнижки своим клиентам…

– Жить надо было… Вот я и трудился. Конечно, перепадало и мне. Они – мои клиенты – первоклассные специалисты… умеют экономить, непьющие…

– Сколько же вы всего сдали денег в сберкассы? – спросил я.

Рюмин пожал плечами.

– Точного учета не вел… Может, около полумиллиона.

В действительности эта цифра была значительно больше.

Установить это помогла малограмотность Рюмина. Заполняя приходные кассовые ордера, он делал одну и ту же ошибку. Писал вместо «тысяча» – тыща, вместо восемьсот – «восесот». Используя это, мы дополнительно выявили в сберкассах города еще пятьдесят тысяч рублей, которые затем суд обратил в доход государства. А сберегательные книжки так и не нашлись. Но следствие продолжалось. Разоблачена была только часть группы «апельсиновых королей». Нам уже были известны два магазина, через которые реализовывались излишки. Но по размаху хищения, по ценностям, которые мы изъяли у плодоовощников, магазинов должно было быть значительно больше. По нашим подсчетам, общая сумма похищенного составляла свыше трех миллионов рублей.

По документам больше всего фруктов было направлено в магазины № 7 и № 9, которыми руководили Мотанчук и Бурулев. Но эти дельцы избрали очень оригинальную и довольно надежную защиту.

Как на допросах, так и на очных ставках они категорически отрицали какое-либо участие в хищении.

– В их делах – не в курсе… Ничего не знаю. Фрукты привозили по документам. Продавали. Выручку забирали инкассаторы. Вот и все, – сказал Мотанчук.

– Все уже проверено. Зря упираетесь, – остановил я его и пригласил Тищука с документами.

– Смотрите, в документах одна липа, – стал возмущаться тот, показывая накладные Мотанчуку.

– Не знаю. Я в магазине не один. Есть заместители, продавцы. Товар принимают они, и они же расписываются за него. Моих подписей там нет.

– Резонно. Кто составлял отчеты? – не отступался от него Тищук.

– Ну, я, – буркнул Мотанчук уже серьезно.

– Выручку забирали вы?

– Не всегда.

– Вот расписка, – вмешался я. – В ней значится, что вы двенадцатого ноября от продавца Семеновой приняли восемьсот сорок два рубля. Кто ее писал?

– Допустим, я, – встревожился Мотанчук.

– Так вот, эта сумма на приход по магазину не взята.

– Не может быть!

Осмотрев документы, Мотанчук убедился, что ревизор говорит правду, и тяжело опустился на стул.