Текст книги "Золотая жила (Записки следователя)"
Автор книги: Иван Василенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Иван Василенко
ЗОЛОТАЯ ЖИЛА
Записки следователя
ЧУВСТВО МАТЕРИНСТВА
«Милая мамочка!
Пишет тебе Наташа. Я думаю, не забыли еще ту дерзкую девчонку… Спасибо за все, за напутствия и ласку, материнское сердце, теплоту души…»
Начальник женской колонии Александра Ивановна Федоренко прочитала письмо несколько раз и задумалась. Перед ней всплыли события недавних лет…
…Наташа росла без отца. Ей было шесть лет, когда его не стало. Ушел на войну и не вернулся. Жестокая война забрала родителей не только у нее, но и у тысяч других таких же детей. Потеря отца – горькая и невозвратимая. Наташа очень его любила. Каждый день встречала с работы. Выбежит за село, сядет у дороги, под одиноким дубом, и ждет.
Отец работал трактористом. Увидев его, Наташа бежала навстречу, расставляя ручонки.
– Ага, поймала, папочка! Игнатьич дорогой! (Так его величали все в селе).
Он подхватывал ее своими огрубевшими, пахнувшими керосином руками, усаживал на свои широкие плечи и нес домой.
– Ох балуешь ты ее, – часто говорила Виктория, его жена.
– Ничего… Пока я жив, пусть резвится. Не ровен час, уйду воевать, будет вспоминать, – отшучивался.
Мобилизовали Игнатьича на фронт неожиданно, ночью, когда дочь спала. На второй день она вышла как обычно за село встречать отца. Но он так и не появился. Возвратилась домой с заплаканными глазами, а увидев мать, вовсе разрыдалась.
– Игнатьич ушел воевать, – сухо ответила мать.
Но Наташа не сразу поверила этому. Она продолжала ходить к дубу. То место под широким ветвистым деревом стало для нее вторым домом. Что случится – она туда.
– Папочка, миленький, как я буду жить без тебя? – звала она, вглядываясь в глухую, темную даль.
В самом деле, жизнь у Наташи не сложилась. Получив похоронку, Виктория показала ее Наташе. Вместе плакали и долго переживали утрату.
– Что сделаешь – война, – успокаивала Виктория дочь. – Вон сколько пришло похоронок другим.
Но Наташа не соглашалась с такими словами. Она не могла смириться с тяжелой утратой. Слушая мать, отгоняла от себя печальные мысли.
– Может, пропал без вести – еще вернется, – утешала себя.
Время шло. Окончилась война. Отец не вернулся. Наташа притихла и уединилась. Все свободное время просиживала дома, закрывшись в своей комнате, подолгу всматриваясь в портрет отца, который повесила над своей кроватью.
– Доченька, ну чего ты так побиваешься, – успокаивала ее мать, – пойди на улицу, поиграй с детьми. Тебе легче будет…
Так прошел год. Трудный и напряженный. Наташа все чаще и чаще стала замечать в их доме Зиновия Яковлевича, заготовителя сельпо. С первых же дней она невзлюбила его. Со слов его дочери Лиды, с которой училась в одном классе, узнала, что Зиновий Яковлевич оставил их, что он часто пьянствует с кем попало. Поэтому при появлении его в доме Наташа сразу же убегала. Шла к своему дубу отвести душу.
«Хочет заменить мне отца? Своих детей оставил и лезет в чужую семью! Не бывать этому никогда!» – думала.
Как-то вечером она пришла домой раньше обычного (не состоялся кружок радиолюбителей). В доме было весело. Мать и Зиновий Яковлевич, уже выпив, громко смеялись, сидели за столом обнявшись. На столе – недопитая бутылка водки и закуска.
Первое, что увидела, была колбаса, нарезанная тоненькими кружочками. Захотела есть. Не попросила. Сдержалась. Оставив книги, выскочила из дома.
Пошла к своему дубу, наплакалась, а затем вернулась домой.
В окнах уже было темно. Не зажигая огня, стала раздеваться.
К ней подошла мать, обняла за плечи и ласково сказала:
– Ну чего ты, дочка, избегаешь Зиновия Яковлевича? Даже не поздоровалась с ним.
– А зачем он мне, и тебе тоже?
– Ошибаешься, дочка, он хороший, но несчастный человек.
– Хороший?! Своих детей покинул. Какой же он отец! Алкоголик! Эх, мама, мама! А что если папа вернется?
– Успокойся. Из могилы еще никто не вставал. А что касается Зиновия Яковлевича, ты мне свои штучки брось. Ты не знаешь его жизни. Есть такая поговорка: «Когда в доме нет тепла – мужья убегают!» Вот и он ушел из-за этого.
– Тепла? Пить ему не разрешали, вот и убег! – крикнула дочь.
– Лучше поешь, там картошка в мундирах…
– А колбасу всю сожрали? – не выдержала Наташа.
– Какую колбасу? – буркнула Виктория.
– Какую, какую! Я видела! Вот что, мама, прошу тебя, не пускай ты его сюда, иначе я убегу из дому! Совсем! – высказала свое решение.
– Не убежишь! Сама не проживешь, пропадешь! – крикнула мать.
До утра Наташа не сомкнула глаз. Что только не передумала за ночь. Утром собралась и ушла к соседке. Там как раз завтракали. Наталия Викторовна (тоже вдова – муж погиб на войне, осталось трое детей) пригласила за стол. Наташа отказалась, но ее усадили силой. Еду поделили поровну по ломтику сала, по кусочку хлеба, по кусочку сахара. Наташа это запомнила на всю жизнь…
Уже позже, через несколько дней, она спросила Наталию Викторовну, жалко ли ей своих детей.
– А как же, конечно, жалко, – ответила соседка. – Ведь родные, кровь моя.
– А моя мама не такая, как вы, – глубоко вздохнула.
– Почему же? Сердце матери – всегда с детьми. А матери все одинаковы, – попыталась заступиться за мать Наталия Викторовна, хотя все знала об их семье.
– Вчера был хахаль!
– Кто-кто? – переспросила соседка.
– Будто не знаете? – стала злиться девочка..
– Он ведь человек. Семейная жизнь у него не получилась. Что здесь страшного? Мама твоя еще молодая, – продолжала мягко.
– А вы?
Наталия Викторовна не ответила, и Наташа после долгой паузы заговорила с возмущением:
– Говорите, человек? Как-то принес колбасу. Вы думаете, они дали мне хоть кусочек?
– Значит, колбаса не мамина, – попыталась переубедить Наташу.
– У меня был день рождения. Вы думаете, мне подарили что-нибудь? – резко промолвила и отвернулась, чтобы не показать слезы, которые вот-вот готовы были брызнуть из глаз. – Смотрите, у меня платье вовсе прохудилось, – вздохнула, показывая поношенное, порванное платье, – а ему мать рубашку преподнесла. За какие заслуги?
– Может, он дал матери деньги на рубашку?
…Разговор был долгим. Но слова, сказанные Наталией Викторовной, так и не смогли убедить девочку в правоте ее матери.
– Сними платьице, я заштопаю, – вдруг предложила Наталия Викторовна.
Наташа махнула рукой.
– Не надо. Я сама. Понимаете… Обидно все же… Я ведь ее дочь. А кто он? Совершенно чужой человек…
Все последующие дни дочь не появлялась на глаза матери. Приходила домой поздно. Знала: после очередной пьянки мать засыпала мертвецки. Наташа палочкой открывала внутренний крючок, на цыпочках шла в свою комнату. Ставила будильник на половину шестого и клала его под подушку.
Как только начинали выгонять скот в стадо, она вставала, брала портфель с книгами и уходила из дому. Сначала шла к речке, умывалась, потом к соседке…
Теперь мать почти не заботилась о ней. Ей было некогда. Встречи и проводы Зиновия стали для нее главной заботой.
Однажды в субботний вечер Зиновий почему-то к ней не пришел. Виктория заволновалась, вышла на улицу. В это время мимо дома проходила Наташа. Виктория подошла к ней, схватила за руку и потащила во двор.
– Дочка, поговорить надо, – сказала строго.
– Пожениться решили? – вспыхнула та. – Что отцу скажешь, когда вернется?
– Доченька, ну послушай меня, – вытирая пересохшие губы, оправдывалась мать, – жизнь идет. Я не хочу быть в одиночестве. Страшно!
– Одиночество? А я? Почему ты считаешь себя одинокой? Я же с тобой… Пока…
– Пойми, Наташа, – умоляюще говорила, – войди в мое положение.
Дочь, не дослушав ее, убежала. Вернулась домой ночью. В доме огня не было. Зашла тихо и стала пробираться к себе в комнату.
– Погоди, милая, – сказал Зиновий Яковлевич, придерживая дверь. Тут отозвалась мать:
– Послушай, Наташа. Ну как ты живешь? Кому нужны твои фокусы?
– Всыпать бы тебе под первое число, – закричал Зиновий.
– А ты не ори! Я не твоя дочь! Можешь на своих орать, которых бросил!
– Ах ты гнида!
– Не хочу я тебя! Не хочу! – закричала Наташа.
– Ух ты! Я ей не нужен! Так ты мне тоже! – Зиновий шагнул к девочке и больно ударил ее по щеке.
Наташа не устояла на ногах, упала на пол. Затем вскочила, схватила со стола недопитую бутылку водки и швырнула ее в сторону Зиновия.
Но тот увернулся, и бутылка угодила в трюмо. С грохотом посыпались стекла. Наташа, увидев замешательство матери и Зиновия, прыгнула на подоконник, выбила оконную раму и убежала… Нашла на лугу копну сена, присела возле нее и горько проплакала до утра.
Пока было тепло, ночевала где попало. На сеновале, под стогом сена, под курятником. А позже на вокзале.
Мать с ног сбилась – искала ее всюду. С того вечера Зиновий как в воду канул. Виктория искала и его.
Наступили холода, и Наташа решила ехать к бабушке Ефросинии Марковне, матери отца. Прибыла туда ночью. Бабушка ее сразу не узнала; такая она была грязная, худая и оборванная.
– Боже мой! Ты, что ли, внученька?! – охнула старушка, всплеснув руками. – Откель ты? Как мать?
– Нет у меня больше матери!
– Померла?! – вскрикнула с болью бабушка.
– Замуж вышла. Может, и вы меня выгоните, как собаку?
– Свят, свят на тебя! – встревожилась Ефросиния Марковна. – Что ты такое говоришь?
Почти до утра они не спали. Ефросиния Марковна слушала неторопливый рассказ внучки, которая всхлипывала и глотала горькие слезы.
Спала внучка целый день, Ефросиния Марковна переживала, думала, как ей помочь. Сходила в школу. А вечером подсела к ней на кровать и, когда Наташа проснулась, сказала, что договорилась с директором о приеме ее в школу.
– Не хочу в школу! Надоело! – махнула рукой Наташа. – Перезимую у вас и уеду.
Но бабушка и слушать ее не хотела.
– Что ты говоришь! Куда? Чего ты в других местах не видела? Поживешь здесь. Дом есть, хозяйство… А умру я – все тебе останется…
Так и обосновалась у бабушки. Ефросиния Марковна жила бедно. Небольшой огородик, старая коза и пятеро кур – вот и все хозяйство. Пенсия маленькая, приходилось летом идти в колхоз подрабатывать. Дом уже старый, переживший не один десяток лет. В нем жил еще ее дед, затем муж и дети. Семья была большая, но жили дружно. Потом война унесла с собой сначала мужа Степана, а затем троих сыновей…
Наташа пошла в шестой класс. Училась вначале с охотой, но затем посыпались двойки, начала пропускать уроки. Ефросинию Марковну вызвали в школу.
– Что-то неладно с девочкой, – однажды сказал классный руководитель Николай Иванович, – учится на двойки. Ведет себя дерзко, подружилась с уличными парнями. Повлияйте на нее.
Однажды в сырую погоду Наташа, подняв воротник, ежась от резкого ветра, шла из школы.
На ее пути неожиданно встали парни. Один из них, ничего не говоря, вырвал сумку с книгами, а второй очистил карманы, отобрав у нее тридцать копеек.
Наташа возмутилась.
– Как вам не стыдно, кого грабите?
– Грабеж среди белого дня, – улыбнулся первый парень, по кличке Шкворень, как он затем представился ей.
– Ах, ох, мы пошутили, – ответил второй парень, старший на вид, по имени Павел.
– Знаем, ты живешь у бабушки Ефросинии, – продолжал Павел. – Ни с кем не дружишь. И тебе не скучно здесь, в чужом городе?
– С кем тут дружить? С вами? – нерешительно и боязно спросила. – Так… вы…
– Что, плохие парни? – перебил ее Шкворень. – Мы передовой авангард. Будем дружить!
Ответила не сразу. Думала о себе. В самом-то деле, она здесь одинокая. Не с кем даже поговорить. Бабушка старенькая, плохо слышит. Дочь соседки – Тамара, еще маленькая. А тут парни… Может, и вправду подружиться? Парни вроде бы ничего. Павел чернявый, высокий, немного сутуловатый, с чуть заметным пушком на верхней губе. Шкворень – низенький, мешковатый, с овальным лицом и красными щеками.
– Чего молчишь? Вот моя рука, – повторил свое предложение Павел.
– Наташа, – представилась, но руки не подала.
– Хорошее имя, – улыбнулся Шкворень. – Наташа Ростова!
– Значит, познакомились, – обрадовался Павел. – С нами не пропадешь.
В тот же вечер для скрепления дружбы парни угостили Наташу вином, которое пили прямо из бутылки. Она вначале отказывалась, но потом выпила. Парни тут же подарили ей шерстяную кофточку.
– Бери, бери. Будут деньги – отдашь, тебе же холодно, – убеждал Павел.
При второй встрече Шкворень от себя лично дал Наташе новые туфли. Белые, очень красивые.
– Ой, мальчики! Как вас и благодарить, – сияла. – Ведь это впервые в моей жизни!
Она не спрашивала у парней, откуда у них эти вещи. Хотя знала: они нигде не работали. Сидели на шее у родителей.
А дальше пошло, повело. Перестала учить уроки. Только из школы – сумку в угол, и из дому. Возвращалась поздно.
Ефросиния Марковна пыталась вызвать Наташу на откровенность, но та и слушать не хотела.
– Бабуля, оставь меня в покое. Я уже не маленькая, – сердилась.
Когда в доме появились чужие вещи, Ефросиния Марковна в всерьез забеспокоилась.
– Откуда они у тебя? – спросила, вся дрожа.
– Не волнуйся, бабуля. Я взяла напрокат. В каникулы поработаю – деньги верну.
– Чует мое сердце – неладно с тобой. Совсем от рук отбилась, – с тревогой промолвила Ефросиния Марковна.
– Я уже взрослая. Учусь жить…
А когда Ефросинию Марковну вызвали в школу и рассказали про внучку, старушка окончательно пала духом. Возвратясь домой, хотела поговорить с ней, но та нагрубила и убежала из дому.
Ефросиния Марковна – к соседям: просила остановить, вырвать девочку из-под дурного влияния, но было уже поздно.
Наташу, Павла и Шкворня задержали в магазине, куда они проникли с тем, чтобы совершить кражу.
Судили. Павла и Шкворня направили в колонию строгого режима (судимость у них была уже вторая), а ее – в детскую воспитательную колонию.
Через два года выпустили на свободу. Ехала в поезде. Познакомилась с Николаем, тоже следовавшим из заключения. Ехал он в Запорожье, хотя у него не было ни родственников, ни знакомых – круглый сирота.
– Поедем в Павлоград, к бабушке, поживем, дом у нее большой, – предложила ему. Он согласился.
Наташа не боялась, что в этом городе осталась о ней дурная слава. Она решила доказать всем, что может честно трудиться и жить. Но вышло не так, как хотелось. Бабушка умерла, хозяйство растащили, а дом еле-еле стоял: покосился, вот-вот рухнет. Все же остановились в нем – больше некуда было ехать. С помощью колхоза, соседей подремонтировали его и поженились. Решено было забыть прошлое, взяться за ум и начать новую жизнь. Наташа поступила на трикотажную фабрику, а Николай устроился кочегаром.
Жизнь вроде бы наладилась. Но это было только внешне. Николай продержался всего один месяц, оставил работу. Завелись у него дружки. Все началось с выпивок, игры в карты. Появились долги дружкам, платить было нечем. Зарплата у нее маленькая. Дома начались ссоры. И Николай с дружками взялись за старое, стали воровать. Наташа начала упрекать мужа, но тот ее избил. Дальнейшая жизнь их пошла под откос. Николай заставлял Наташу продавать ворованные вещи. Позже и она бросила работу…
Шайка с каждым днем все больше наглела. Вечером, когда люди ехали с работы, шли на «дело». Вытаскивали кошельки и передавали Наташе. Кто мог подумать, что молодая, модно одетая женщина – карманщица? Она была вне подозрения.
Но всему приходит конец.
Первой попалась Наташа, прямо на горячем. После передачи Николаем кошелька ее схватили за руку. Она бросила на пол кошелек, но это ее не спасло. Пассажиры выволокли ее на улицу, позвали милицию. На допросах она вела себя замкнуто. На вопросы следователя не отвечала. Все взяла на себя, не выдав своих дружков.
Ее судили одну. Осудили на три года, и вот опять колония…
На беседу к Александре Ивановне ее доставили ровно через неделю. Разговор был долгим и серьезным. Уже когда прощались, Наташа спросила:
– У вас дети есть?
Александра Ивановна, улыбаясь, ответила:
– Трое. Две девочки и мальчик.
– Вы хорошая мать. Завидую я вам, – сказала грустно. – А у меня нет матери.
– Как же, а Виктория Ильинична?
– Нет у меня матери, – помрачнела, – и бабушки тоже. Я одна-одинешенька на всем белом свете…
После этой встречи Александра Ивановна убедилась, что Наташу можно исправить. Убеждением и материнской лаской.
В один из дней Александра Ивановна привела на работу своих девочек. Побыв с ними и увидев отношение матери к детям, Наташа расплакалась. Она очень любила детей, хотела иметь ребенка, но Николай был против, и она вынуждена была сделать аборт.
После этой встречи она все чаще и чаще стала задумываться над своей судьбой.
– Отбудешь срок, поедешь к мужу? – как-то спросила Александра Ивановна.
К мужу? Не нужен он ей такой. Ведь это он толкнул ее на преступление.
Рукавом вытерла набежавшие слезы.
– Пожалела зря их. Когда посадили меня, даже передачки не принес. Почему у нас еще есть такие люди? – уже плачущим голосом спросила воспитательницу.
– Возьми себя в руки и докажи всем, что ты еще не пропащая.
Возвращаясь в камеру, сразу ложилась в постель, но долго не спала. Все думала. Ее напарница Любка не любила глухой тишины, приставала к ней с расспросами.
– Ну как, скоро завяжешь? – ехидно спрашивала.
– Эх, и дурочка же ты! Что ты понимаешь? – не выдерживала. – Ну что у нас за жизнь? Там свобода, а здесь… камера, распущенные женщины и баланда.
– Ого! Пропаганда? Понимаю, ты наседка! – вспыхнула Любка.
– Что ты петраешь! Заглохни. Ты же босячка, жизни не понимаешь!
В камере воцарилась тишина. Задумалась. О свободе. Думала ли об этом Любка? Нет, конечно. Та сразу же уснула и захрапела.
На очередную беседу Наташа уже пришла сама, без вызова.
– Ну как настроение? – спросила ее Александра Ивановна.
– Тяжело мне. Вся измучилась… Тоска заела… А вы? Кто вас заставил здесь работать? Я бы не выдержала. У вас дом, семья, а вы засиживаетесь здесь допоздна.
– Мой долг такой. Назначили – пошла. И не жалею. Трудно с людьми, но и горжусь своей работой. Сколько людей, уйдя отсюда, встали на верный путь и сейчас трудятся честно и благородно. Разве это не благодарность за мой труд? Смотри, сколько писем я получила от тех, кто был здесь. На, почитай, – и положила перед Наташей пачку писем.
Наташа взяла одно из стопки, вытащила из конверта и стала читать:
«…Уважаемая Александра Ивановна, здравствуйте! Пишет вам бывшая подопечная Зайлова Света. Может, уже и забыли. У Вас там их сколько. Так обещание свое я сдержала. Спасибо, что Вы помогли мне…»
– Это ерунда, – махнула рукой Наташа. – Агитация…
– Ошибаешься, девочка! Это написано от души, честно. Ты читай дальше.
– Это вам нужно, чтобы на меня повлиять, зарплату за то получаете.
– Дело не в деньгах.
– Не верю я в счастье, – крикнула Наташа. – Счастье, любовь. Вот здесь стоят они у меня, жгут душу, – и прижала руку к сердцу.
– Есть мудрое изречение: человек рожден для счастья, как птица для полета.
– А вы мужа любите?
Александра Ивановна улыбнулась и мягко сказала:
– Люблю. А ты своего Николая любишь?
Наташа опустила голову и тихо сказала:
– За что его любить? Он у меня отобрал все: молодость и жизнь! На что надеяться, все уже погибло!
– Нечего отчаиваться. Вся жизнь еще впереди. Зависит от тебя. Душа-то у тебя хорошая.
– Душа? – переспросила Наташа. – Может, и хорошая, но пользы от этого…
Вечером, когда улеглась спать, в голове шумело и все перепуталось. Всплывали непонятные мысли, и на них, словно морские волны, наплывали другие. Она вспомнила свой дуб. Как он там без нее? Как ни пыталась представить лицо отца, так и не смогла. И тут-то испугалась. Забыла, забыла дорогие черты его. Что же это? Она вскочила с кровати, прошлась между коек. Села у окна, За ним еле-еле пробивался серебристый свет. Там свобода. Как она хочет туда. И Наташа зарыдала. Проснулась Любка.
– Чего ты скулишь? Дрыхнуть не даешь.
– Молчи, босячка.
– Эх ты, жила! Хочешь стать чистенькой? Не отмоешься! Наколочки свои не снимешь, в паспорте штампик не выковырнешь и не вытравишь. Дважды судимая! Кому ты нужна, кроме Николая? Брось свои фортели и ложись спать! Одинаково свое воровство не бросишь! – Последние слова подчеркнула особо, со злобой и ненавистью.
– Нет, брошу, вот увидишь!
– Не ври! Это здесь все говорят: «завяжу». А там? До первого случая… Выйдешь, бац – и денежки! Бац, бац – чемоданчик. Живи, ни заботы, ни труда. Рестораны, шпана, кофеинчик. А ты запела – свобода, небо. Чепуха все это! Без денежек и небо серое, и ромашка завянет!
– Догнивай в этой дыре, а я не хочу!
Утром Наташа на работу не пошла, попросилась на прием к начальнику колонии. Была осунувшаяся, но глаза светились надеждой и радостью.
– Что с тобой?
– Я хочу свободы… Хочу туда, на воздух, к людям! Помогите мне! Я здесь погибну! Нет у меня больше терпения, – опустилась на колени, подняла голову и умоляюще, благоговейно, плачущим голосом произнесла:
– Мамочка! Вы добрая, ласковая, помогите мне!
Александра Ивановна подошла к Наташе, стала гладить по голове, как обычно гладила своих детей, и тихо сказала:
– Встань.
Наташа встала и, взяв руки Александры Ивановны, поцеловала их.
– Мамочка моя, мамочка!
Ома поверила Наташе. Это была настоящая, честная, откровенная душевная исповедь человека, перешагнувшего старое, прошлое и устремившегося в новую жизнь.
По представлению руководства колонии Наташу освободили досрочно.
«…Вы и только Вы, – продолжала читать письмо Александра Ивановна, – выжгли у меня затаенную злобу к людям, спасли меня от последнего падения. Не обижайтесь на меня. Возврата к прошлому никогда не будет. Чувствую, что влилась в жизнь и доказала всем, что могу жить честно. Нашла себе верного друга, у нас родилась дочка. Живем счастливо и радостно. Благодаря Вам, конечно. Целую Вас, моя родная мамочка!
Наташа».