Текст книги "История проституции"

Автор книги: Иван Блох

Глава вторая
Первичные корни проституции

Современная проституция по своей организации и по тем общественным формам, в которых она проявляется, представляет, в общем, продукт и пережиток классической древности, как мы это подробнее рассмотрим в следующей главе. Но первичными корнями своими она достигает до первобытных времен человечества. История первобытного мира и сравнительная этнология дают нам точку опоры для обнажения элементарных корней проституции, которыми она питалась всюду и во все времена, без которых она бы не возникла, и которые еще и теперь составляют глубочайшую сущность ее.

Рядом с высшей культурой, с быстро прогрессирующей цивилизацией, с ростом духовного развития отдельных личностей, как носителей культуры, проституция представляет архаическипримитивное явление, в котором ясно заметны последние остатки свободной и необузданной жизни первобытного человечества, находившейся под исключительным влиянием инстинкта – той элементарной сексуальности, которую Платон обозначил, как вечно живое «животное в человеке», независимое от всякой культуры и всякого духовного развития и сохраняющее своего рода самостоятельность и неизменность. Отсюда возникает известное противоположение культуре, дисгармония, которую, быть может, всего лучше можно выразить, если сказать, что физиологическое оказывает здесь патологическое действие.

Такого мнения придерживается, по-видимому, и Фиркандт,[87]87
  Alfred VierJcandt, Naturvolker und Kulturvolker. Ein Beitrag zur Sozial– psychologie. Leipzig 1896. S. 336.


[Закрыть] когда он говорит: «В особенности волнения и страсти, группирующиеся вокруг половых аффектов, с их нередко ужасными последствиями вплоть до самоубийств, обнаруживают в нашей совершенной культуре еще одну победу дикой природы. Если рассматривать современное состояние с точки зрения истории развития, то область произвольной психической жизни покажется нам подобной поздней надстройке верхнего этажа, в то время как в животной природе элементарных психических функций еще кроется наследие прежних времен, которое мы бы так охотно стряхнули с себя. Здесь нам снова бросается в глаза факт преемственности и его обоюдоострое значение. Выше мы уже указывали, как благодетельна и необходима для всей вообще исторической жизни связь поколений. Но действие ее столь же стеснительно в смысле радикального освобождения от прошлого, так как благодаря ей переживания и приобретения прежних поколений продолжают оказывать свое действие еще до самого отдаленного времени».

Первобытная история человека дает лишь скудные сведения о первобытной половой жизни, в которой коренится проституция, и последний пережиток которой она составляет. Главными нашими знаниями по этому вопросу мы обязаны сравнительной этнологии, объектом которой служат как культурные, так и первобытные народы.

Особенно важный материал для суждения о первобытных условиях половой жизни дает нам, как часть этнологии, сравнительная история нравов и права,[88]88
  Cp. две превосходные, напечатанные в одной книге статьи: Albrecht Dietcrich, Ueber Wesen und Ziele der Volkskunde, и Hermann Usener, Ueber vergleichende Sitten und Rechtsgeschichte– Leipzig, 1902.


[Закрыть] так как она указывает остатки первобытного состояния и в новейших учреждениях, обычаях и нравах и обнаруживает их преемственность в течение тысячелетий. Преемственность же эта в свою очередь дает возможность сделать обратные выводы относительно доисторических условий и связать их с немногими достоверными фактами, установленными пока для половой жизни первобытных времен. Таким путем удается доказать непрерывную связь явлений, первобытной половой жизни от доисторического периода до наших дней.

Вопрос о первобытных половых отношениях занимал еще поэтов древности и для нашей темы не безынтересно проследить их поэтические фантазии в этой области. Так, римский поэт Лукреций (98–54 г. до Р. X.) в пятой книге своего знаменитого дидактического стихотворения «О природе вещей», дает художественное изображение лишенного еще культуры первобытного человека, который бродит, подобно животным, разыскивая себе пищу, живет в пещерах и влачит свое существование, не зная еще ни одежды, ни огня:

 
«Люди тогда не умели еще ни с огнем обращаться,
Ни укрывать свое тело звериною шкурой и мехом.
Но проживали в лесах они, в горных пещерах и рощах,
И закрывали ветвями кустов свои грязные члены,
Если к тому принуждали дожди, непогода и ветры.
Люди совсем не пеклись об общественном благе, а также
Не было нравственных правил у них и защиты законов.
Каждый брал то, что ему как добычу судьба посылала,
Собственной силой, привыкнув хранить свою жизнь и здоровье.
В зарослях леса влюбленные тела сочетались Венерой,
И сочетались притом или вследствие страсти взаимной (cupido)
Или насилию и сладострастию (libido) мужчин уступая,
Или за плату, за желуди, вишни морские и груши»…
 

(Книга пятая, стихи 951–963, пер. Ивана Рачинского).

Мы видим, следовательно, что на заре рода человеческого поэт уже допускал, кроме чисто физической любви между полами, полового влечения (libido), еще и своего рода душевную склонность (cupido), и отмечает уже также первые намеки на проституцию, на продажную любовь.

По Горацию, вначале еще не было брака,[89]89
  Так нужно понимать выражение «incerta Venus» (книга 1, сатира 3, ютах 109). Cp. Q. Boratius Flaccus Satiren erklart von Hermann Schute. Berlin, 1881, стр. 43.


[Закрыть] а происходила только страстная борьба за половые наслаждения, во время которой более сильный оставался победителем и убивал остальных (книга 1, сатира 3-я, стихи 108–110, перев. Фета):

 
«… но смертью те погибали безвестной, которых
При беспорядочном и скотском утолении страсти
Сильный так убивал, как бык это делает в стаде».
 

Оба поэта допускают, следовательно, первобытное состояние половой жизни, соответственно первобытному вообще состоянию человечества. Только с развитием культуры развились, по их мнению, и более совершенные условия и брачное сожительство. Тем самым они, несомненно, гораздо более приблизились к истине, чем третий римский поэт, высказавшийся на этот счет, именно Ювенал. Последний верит в райскую невинность и целомудрие, в мирное брачное сожительство, которые выродились лишь впоследствии, под влиянием культуры. В начале своей знаменитой сатиры, описывающей это вырождение, он следующим образом изображает половую жизнь доисторических времен:

 
Думаю, что при царе Сатурне долго Стыдливость
Явно жила на земле, когда в пещере холодной
Помещался и крошечный дом, и огонь, и святыня.
И скоты, и хозяева в той же сени заключались:
Как лесную постель у горца жена настилала
Из ветвей и стеблей, да шкур с окрестных животных.
Ни с тобою, о, Цинтия,[90]90
  Цинтия – возлюбленная поэта Проперция, а оплакивающая смерть воробья Лесбия – возлюбленная поэта Катулла.


[Закрыть] не сходна, ни с тобою,
Коей смерть воробья омрачила блестящие очи!
А приносившая груди кормить детей здоровенных,
И грубее подчас желудями пресыщенного мужа.[91]91
  Сатиры Ювенала, перевод Фета (сатира VI, стихи 1-10).


[Закрыть]
 

Далее поэт описывает постепенное исчезновение целомудрия и порчу нравов позднейшего времени. В противоположность приведенным выше двум поэтам, Ювенал является, таким образом, типичным представителем сторонников «доброго старого времени» и теории вырождения, полная несостоятельность которой доказана новейшими исследованиями.[92]92
  См. об этом Блох, «Половая жизнь нашего времени и ее отношение к современной культуре», пер. врача П.И. Лурье-Гиберман, изд. журнала «Современная медицина и гигиена», стр. 406–413.


[Закрыть] А потому мы должны считать описания Лукреция и Горация более соответствующими реальным условиям действительности, чем описание Ювенала. Нельзя, однако, не признать, что и они также представляют лишь плод фантазии, точные же доказательства в них отсутствуют. То же самое приходится сказать и о некоторых современных описаниях первобытной половой жизни. Так, например, Поль Лакруа (Пьер Дюфур), очевидно, частью поддается влиянию Лукреция, когда он говорит о древнейшей истории человека:

«В состоянии естественной первобытности, когда люди еще только начинали отыскивать друг друга и соединяться в общества, беспорядочное смешение полов было неизбежным последствием их необразованности и грубости, которая еще не знала никаких других предписаний, кроме предписаний инстинкта. Глубокие потемки, в которых еще бродила душа человека, скрывали от нее простое знакомство с добром и злом.[93]93
  Половой аморализм первобытных народов отмечает Герхарт Гауптман в отдающейся всем и каждому Герзинде, которой он влагает в уста следующие слова:
«Я дитя – не вашей Евы,Не вашего Адама, и моиНе ели прародители от древаГреховнаго, а потому и яДобра и зла не различаю».  (Перев. А. М. Федорова).


[Закрыть] И все же там уже могла существовать проституция. Женщина без сомнения соглашалась уступить желанию мужчины, даже когда она не разделяла его страсти, чтобы получить от него кусок убитой им дичи или пойманную им рыбу. За блестящий камушек, сверкающую раковину или яркое птичье перо, она, не испытывая сама ни малейшего влечения или желания, предоставляла права любви дикому чудовищу. Эта дикая проституция старее всякой религии, всякого закона, и все же в эти времена детства народов женщина не уступала насилию, а действовала только сообразно собственной воле, собственному выбору и собственной жадности».[94]94
  Pierre Dufour (=Paul Lacroix), Geschichte der Prostitution. Gross-Lichterfelde. Bd. I, Teil 1, S. VII–VIII.


[Закрыть]

Это описание относится к первобытным людям, жившим еще изолированно. Для происхождения социальных союзов и групп, Бурдах,[95]95
  Karl Friedrich, Burdach, Die Physiologie als Erfahrungswissenschaft, Leipzig 1826, Bd. I, S. 360.


[Закрыть] по-видимому, раньше других построил теорию промискуитета, или, как он выражается, «пантогамии». За ним последовал Бахофен, который в своем знаменитом сочинении «Матриархат» допускал на низшей ступени человеческого существования совершенно свободное смешение полов и публичное совершение полового акта. «Наподобие животного удовлетворяет он свой природный инстинкт, без прочной связи с одной определенной женщиной, на глазах у всех».[96]96
  J. J. Bachofen, Das Mutterrecht, Stuttgart 1861, S. 10.


[Закрыть]

При этом Бахофен ссылается уже на исторические данные, на сообщения Геродота и Страбона о массагетах и других племенах, у которых господствовало половое смешение или другие вообще формы свободных половых отношений. Тем самым он вступил на единственный возможный путь для выяснения примитивных условий половой жизни при помощи фактов этнологии, которые позволяют нам бросить ретроспективный взгляд и сделать известные выводы. Сравнительная история и этнология дали нам с тех пор столько материала, что в настоящее время мы имеем уже до некоторой степени возможность использовать его для первобытной истории в узком смысле слова – для доисторического времени – и доказать при его помощи непрерывность в развитии человечества.

Закон развития имеет силу и для половой жизни. Насколько велико различие между современным культурным человеком и человеком ледникового периода, настолько же различна его половая жизнь от половой жизни неандертальского человека или pithecanthropus erectus.

Не подлежит, вероятно, сомнению, что в первых своих начинаниях, о которых мы ничего не знаем, человек еще действовал как существо, подчиняющееся одному только инстинкту, и что половой инстинкт его еще не обнаруживал тогда никакой дифференцировки, никакого разделения на телесное и духовное. Чисто животная «течка» соединяла оба пола и, как таковая, она связана была с известным временем, с периодом «течки», которая еще не подвергалась видоизменению под влиянием какого бы то ни было духовного элемента. В действительном существовании периодической течки у первобытного человека, тем менее можно, сомневаться, что существование ее и теперь еще можно доказать у таких диких народов, как австралийцы, которые, согласно общему мнению, стоят всего ближе к первобытному человеку.[97]97
  См. Otto Schoetensack, Die Bedeutung Australiens fur die Heranbildung des Menschen. In: Zeitschrift fur Ethnologie Bd. 33, Berlin 1901, S. 142; Friedrich von Hellwald, Die menschlrche Familie, Leipzig 1889, S. 134; Iwan Bloch. Половая жизнь нашего времени, стр. 24–25 (пер. Лурье-Гиберман).


[Закрыть]

Так как человек принадлежит к стадным животным,[98]98
  См. Eduard Meyer, Ueber die Anfange des Staates und sein Verhaltnis zu den Geschlechtsverbanden und zum Volkstum. In: Sitzungsberichte der KSnigl. Preuss. Akademie der Wissenschaften, Philosoph.-histor. Klasse vom 6. Juni 1907, XXVII, S. 508–538.


[Закрыть] то можно считать более или менее достоверным, что и периодическая течка разыгрывалась у него в пределах орды или стада. И так как всякие индивидуальные, душевные отношения еще отсутствовали, то нет основания сомневаться в действительном существовании полового промискуитета. Но его не нужно, разумеется, представлять себе, как одновременное дикое смешение полов, а только как общность полового владения внутри первобытной орды,[99]99
  Это не исключает, конечно, наблюдающейся и у животных «борьбы за самку», которая, напротив, именно и делает понятной частую смену составляющих пары индивидуумов.


[Закрыть] как свободу половых отношений, естественной предпосылкой которой является недифференцированность первобытного полового инстинкта. Дальше мы увидим, что остатки такого рода промискуитета можно проследить на протяжении всей истории вплоть до настоящего времени и что их можно объяснить только первобытными условиями.

Первобытный человек принадлежит тому времени, которое еще предшествовало доисторическому и от которого до нас не дошло никаких следов человека или человеческой деятельности. Доисторический период, напротив, дает нам осязательные точки опоры для воспроизведения человека каменного века. Здесь он является уже носителем культуры, пережившим богатое по содержанию и объему духовное развитие, и в его половой жизни уже, несомненно, тоже совершилось известное разделение между телесным и духовным элементами ее. Любопытна склонность человека каменного века к бросающимся в глаза и пестрым предметам, которые он применял как украшения, а соответственно, и как средства для привлечения другого пола, как например, разрисовывание тела красной железной охрой,[100]100
  М. Hoernes, Urgeschichte der bildenden Kunst in Europa. Wien 1898, S. 19.


[Закрыть] которое должно считаться прообразом той большой роли, которую еще и теперь играет красный цвет в половой жизни человечества.

Примитивный характер красного цвета и разрисовывания тела и их значение, как примитивной приманки другого пола, доказали впервые исследования Германа Клаатша в Австралии. По его словам, окраска кожи охрой первоначально должна была служить известной защитой для тела, и только вторично уже она приобрела значение украшения, после чего сделалась и половой приманкой. Такое же значение она имеет, надо думать, и у палеолитических людей Европы. Связь между первобытными нравами австралийцев и человека ледникового периода невозможно вообще отрицать.[101]101
  Vgl. H. Klaatsch, Ergebnisse meiner australischen Reise. In: Korres pondenzblatt der Deutschen Gesellschaft fur Anthropologie, Ethnologie und Urgeschichte, 1907, Bd. 38, S. 82–83.


[Закрыть]

Подобно тому, как на первобытное происхождение указывают румяна проституток, такое же наследие древнейших времен представляет и весьма распространенный среди проституток – как представительниц свободного полового наслаждения – обычай красить волосы в светлый цвет или ношение белокурого шиньона. Клаатш доказал, что волосяной покров первобытного человека был, вероятно, светлый; всего больше сходства с ним имеет, вероятно, среди антропоидов волосяной покров орангутанга. Светлым волосам тела соответствовали такие же волосы на голове. Клаатш нашел тому важные доказательства среди австралийцев, наиболее приближающихся теперь к первобытному состоянию. Волосы головы у их детей часто обнаруживают светлую окраску, как это описывал уже Герберт Базедов (1903 и 1904 г.). У взрослых же в некоторых местах существует обычай посыпать волосы желтой охрой, как бы для того, чтобы искусственно сохранить их детский цвет.[102]102
  Klaatsch a. a. 0. S. 83.


[Закрыть]

Дальнейшие весьма важные факты, касающиеся половой жизни человека каменного века, стали нам известны, благодаря находкам в Брассемпуи и Виллендорфе.

В 1892 г. Эдуард Пиетт[103]103
  Edouard Piette, Notes pour servir a l’histoire de l’art primitif. in: L’AnthropoIogie Bd. 4, Paris 1894, und «La station de Brassempouy et les statuettes humaines de la periode glyptique», там же 6, 1895, S. 129


[Закрыть] нашел в принадлежащих к четвертичной эре гротах в Брассемпуи, Ложери-Басс и Ментоне высеченные из слоновой кости женские статуэтки и рисунки на рогах оленя, из которых всего замечательнее, всего интереснее, бесспорно, была фигура, обозначенная как «Венера из Брассемпуи». Это был средний отломок фигуры из слоновой кости[104]104
  Рис. 12 и 13 у Hoernes а. а. О. стр. 47.


[Закрыть] в 8 см длины, от которой сохранились живот и правое бедро. Фигура снабжена была большим обвислым, сбоку втянутым животом, громадным бедром и ягодицами (steatopygia) и сильно развитыми срамными (непристойными) губами. Как можно заключить на основании многочисленных полос, расположенных группами, фигура изображена была сильно волосатой. Пиетт считает ее точным изображением субъекта четвертичной стеатопигической человеческой расы с жирным животом, причем в ней сильно подчеркнуты были половые части.

Из дальнейших фигур, найденных Пиеттом, достойны внимания: Брассемпуйская рукоятка кинжала из слоновой кости с торсом голой женщины, с громадными грудями, большим животом и боковыми отложениями жира на бедрах, и «La femme au renne» (femme enceinte), рисунок на роге оленя, найденный в Ложери-Басс. Живот объемист, быть может, беременный, с явно подчеркнутыми половыми частями; фигура с поразительно большими волосами тела, ожерельем и шестью кольцами на левой руке. «Фигура с поясом» из слоновой кости обнаруживает крепко прижатые друг к другу бедра, плоский живот и сильно выпяченный лобок. Еще некоторые другие фигуры также обнаруживают сильно преувеличенное изображение половых частей.[105]105
  Ср. рис. табл. II у Hoernes, и рис. 1 – у Ferdinand von Feitscnstein, Urgeschichte der Ehe, Stuttgart 1908, S. 8-11.


[Закрыть]

Совсем недавнего происхождения поразительная находка, так называемая «Венера из Виллендорфа», которую открыли в 1909 г. в мергелевых отложениях Виллендорфа в Вахау (Нижняя Австрия) Цомбати, Байер и Обермайер.[106]106
  Szombathy, Die Aurignacienschichten im Loss von Willendorf. In: Korrespondenzblatt der Deutschen Gesellschaft fur Anthropologie usw., 1909, Bd. 40. S. 85–88 (spe2iell S. 88 und Fig. 2, S. 87).


[Закрыть] Отложения эти принадлежат четвертичному периоду и так называемому ориньякскому слою. Цомбати сообщает об этом:

«Виллендорфская Венера представляет фигурку в 11 см. высоты, из мелкопористого известкового камня, вполне сохранившуюся, с неправильно распределенными остатками красного окрашивания. Она изображает перезрелую толстую женщину с большими молочными железами, значительным остроконечным животом, толстыми боками и бедрами, но без собственно стеатопигии. Все это вполне соответствует формам Брассемпуйской Венеры. Как там, так и здесь явственно изображены малые губы. Но стеатопигия, о которой заключали по громадным бедрам сильно пострадавшей французской фигуры, здесь не оправдывается. Волосы головы изображены в виде валика, расположенного спирально вокруг большей части головы. Лицо абсолютно не отделано. Нет намека ни на одну из его частей (глаза, рот, нос, уши, подбородок). Руки уменьшены, предплечья и кисти изображены только в виде плоских рельефных полос, положенных над грудями. Колени развиты очень хорошо, но сильно укорочены, голени снабжены, правда, икрами, но сильно укорочены, передняя часть ноги совсем не изображена. Вся фигурка показывает, что ее мастер очень хорошо владел искусством изображения человеческого тела, но что он поставил себецелью выдвинуть вперед только части тела, служащие деторождению, и части, расположенные с ними в непосредственном соседств е, все же остальное он старался (наподобие наших карикатур) подавить. Что это намерение так удалось художнику, это и составляет особенную ценность находки».

Цомбати справедливо приводит в связь Виллендорфскую Венеру с Брассемпуйской. И тут, и там, как и в других фигурах, дело идет о таком поразительном и сильном подчеркивании половых признаков женщины (половые органы, ягодицы, груди), что это не может быть простой случайностью, а должно служить выражением определенного характера половых ощущений мужчины. Несомненно, в самом деле, что фигуры эти сделаны мужчинами. Так как другие художественные изображения того времени касаются животных, которыми питался тогда человек (мамонт, дикий конь, буйвол, олень), то Хернес справедливо заключает отсюда, что мужчины-художники делювиального периода избирали объектами для своих изображений те именно предметы, которые должны были всего больше интересовать их, как мужчин и охотников, т. е. женщину и дичь! Половой инстинкт и потребность в пище были гениями этого примитивного искусства.

Несомненно, также, что изображение и подчеркивание половых признаков женщины не носит в этом случае религиозного характера, а представляет только верное действительности отражение, простой рефлекс чисто физической привлекательности, которую имели для мужчины половые органы женщины и другие изображенные части тела. Аналогия между Виллендорфской Венерой и фигурами Брассемпуи и Ложери-Басс в то же время указывает, что художники рисовали с натуры, что женщины ледникового периода отличались большой полнотой тела и покрыты были большим количеством волос; кроме того, у них наблюдалось чрезмерное развитие малых губ на половых частях. По Пиетту и Вирхову, такая стеатопигия и разращение малых губ указывают на бушменскую расу. Во всяком случае, толстые женщины считались тогда идеалом и объектом чувственной страсти. Факт этот подтверждается аналогичными находками из древнейших времен так называемой цикладской культуры. В могилах неолитической эпохи в Италии, Египте и на греческих островах найдены были женские фигуры из мрамора, от самых маленьких до размера почти в половину натуральной величины, которые изображали «чудовищно толстых женщин – признак «материалистического» вкуса мужчин, по мнению Пфуля.[107]107
  Pfukl, Die Urbewohner Griechenlands. In: Korrespondenzblatt der Deutschen Gesellschaft fur Anthropologie usw., 1907, Bd. 38, S. 16.


[Закрыть]

Этот примитивный половой вкус, это предпочтение колоссальной полноты женского тела можно и теперь еще доказать в современной проституции, дающей такой большой простор для проявления примитивного полового инстинкта. Известно, до какого embonpoint доходят некоторые проститутки, особенно в домах терпимости. Не менее известно также, что такие колоссальные размеры отнюдь не действуют отпугивающим образом, а, напротив, находят поразительно много любителей. Это тем более удивительно, что в большинстве случаев дело идет о старых, расслабленных проститутках.

Примитивные еще по сравнению с высшими классами, низшие классы Германии (и всех других стран) видят в полноте тела идеал. Центральное место занимают особенно сильно развитые груди и ягодицы. Одна хавеландская песня смело описывает этот идеал делювиального человека, в Неймарке, когда хвалят добротность свиней, принято говорить: «жирна, как городская блядь». Глава («суре») 78 Корана, стих 31, также славит «женщин с роскошным телом и полными грудями», как идеал жителей востока.

Что уже в ледниковом периоде мужчинам нравились накрашенные, румяные женщины, указывает, по-видимому, красное окрашивание Виллендорфской Венеры. Как известно, по мере развития одежды, раскрашивание тела все более и более сокращалось, пока его не стали употреблять для одного только лица. Намеки на прежнее полное раскрашивание мы еще находим, между прочим, среди креолок, дам полусвета, в Каркасе, у которых применение румян распространяется и на грудь, и в восточном обычае окрашивания в красный цвет ногтей на пальцах рук и ног, посредством алканны.[108]108
  Vgl. Friedrich von Hellwald, Ethnographische Rosselsprilnge, Leipzig 1891, S. 250.


[Закрыть]

Подчеркивание женских половых признаков, в особенности половых органов, в примитивном искусстве четвертичной эпохи возникло, как уже упомянуто, под влиянием, безусловно, естественных мотивов и абсолютно не носит религиозного характера, подобно позднейшему культу Фаллоса. Дело в том, что мужчина ледникового периода рассматривал женщину исключительно как существо известного пола. Ретценштейн[109]109
  Ferdinand v. Feitzenstein. Urgeschichte der Ehe, Stuttgart 1908, стр. 9.


[Закрыть] верно замечает, как много времени нужно было тогда человеку, при его несовершенных орудиях, чтобы сделать такую фигурку. Очевидно, что интенсивность мыслей полового характера и влияла, главным образом, на его выдержку, заставляя добиваться изображения предмета его желаний. Реализм человека ледникового периода служит выражением, я бы сказал, наивной радости чисто полового характера, на которую еще не оказали влияния никакие духовные, в частности, религиозные мотивы. Первобытный человек, как сын природы, не знает «тайных частей тела». Мужчина и женщина признают себя производителями детей и «с самыми непроизвольными и естественными пояснениями смотрят на органы, которые порождают жизнь».[110]110
  Karl V. den Sleinen. Unter den Naturvolkern Zentral-Brasiliens, Berlin 1894, стр. 190–191. Под влиянием наивной половой радости готтентотка Нама импровизирует своему грудному младенцу следующую похвальную песню:
Ты, дитя отца с сильными бедрами,Ты будешь когда-нибудь укрощать между своими бедрами быков.Ты, имеющий сильный половой член,Ты произведешь когда-нибудь на свет сильных и многочисленных детей.  См. Andree, Frauenpoesie bei Naturvolkern. В Korrespondenzblatt der deutschen Gesellschaft fur Anthropologie и т. д. 1906, т. 37, стр. 115.


[Закрыть] Доказательством верности этого положения, кроме приведенных, служат также и другие находки доисторического времени. Таковы, например, мужская бронзовая фигура из Марии-Чалад (комитат Венгрии) с рукой на половых органах,[111]111
  Рис. 16 у Koernes, а. а. О., стр. 143. – Воспроизведенная у Ретценштейна (а. а. О. стр. 27, рис. 14) фигура предка с островов Теапи держит одну руку под грудью, а другую – на половых частях, указывая на них.


[Закрыть] затем женские глиняные фигуры более позднего каменного периода из фракийских курганов, троянские свинцовые фигуры с чрезвычайным подчеркиванием половых частей.[112]112
  Koernes а. а. О. стр. 209.


[Закрыть] Кольцами и поясами,[113]113
  О половом значении украшений на боковых частях таза см. мою книгу «Половая жизнь», стр. 117–118.


[Закрыть] приделанными к лобку, примитивное искусство точно также прямо указывает на половые органы. Старейшим примером в этом отношении может служить упомянутая уже выше «Венера с поясом». Такой же пояс, очевидно служащий для подчеркивания половых органов, имеется и на бронзовой фигуре из Клейн-Застрова, близ Грейфсвальда.[114]114
  Abbild. 8 und 9 bei Reitzenstein a. a. O. S. 16.


[Закрыть] Бусы на лобке Венеры у девушек Мтусси, пояс из желтых листьев «ти» у Ареоис на острове Таити, очевидно, служат для той же цели.

С прогрессом духовного развития человека это чисто физическое влечение полов уже в доисторические времена приведено было в тесную связь с древнейшими фактами примитивной духовной жизни, с религией и искусством. На этом базисе возникла свободная половая жизнь, которая сохранилась, наряду с несвободной социальной формой, и до наших дней и которая, как мы увидим ниже, распространена была на земном шаре в самых разнообразных формах и обнаруживает элементы, которых нет в несвободной форме половой жизни, в браке.

Как показывают этнология и фольклор, такая вольная, ничем не связанная половая жизнь первоначально, вероятно, была совместима с браком или даже считалась необходимой предпосылкой его, потому что она давала примитивным инстинктам удовлетворение, которое не мог и не должен был давать брак. И вот всюду, где ригоризм принудительного брака ограничивал и подавлял эту свободу половых отношений, эту потребность «перебеситься», появляется проституция, как плохой суррогат ее. Проституция – как показывает вся ее история – есть пережиток, эквивалент первоначально свободной половой жизни человечества. В ней заключаются те же элементы примитивной жизни, подчиненной лишь инстинкту, как и в этой последней. Она представляет, в особенности у культурных народов, возмещение половой необузданности, полового разгула, которые мы и теперь еще встречаем у дикарей, находящихся в первобытном состоянии. История развития человечества показывает нам, что такая вольная половая жизнь всюду предшествовала или же сопутствовала браку, и что она именно давала возможность свободно проявлять примитивный половой инстинкт, подавляемый браком. Такой крупный исследователь, как Фридрих Ратцель,[115]115
  Friedrich Ratzel, Volkerkunde, 2 Auflage, Leipzig und Wien 1894, Bd. 1, S. 111.


[Закрыть] уже говорил о «частых, но всюду возбуждающих противодействие попытках монополизировать женщин для моно– или полигамического брака и возвратах в сферу более свободного господства полового инстинкта. Та же сфера, – говорит он далее, – лежит также в основе нашей цивилизации и вызывает в другой форме и под более густым покровом те же возвраты». При внимательном рассмотрении легко удается, однако, приподнять и этот более густой покров, обнажить примитивную основу проституции и доказать ее связь с упомянутой сферой вольной половой жизни. Не нужно, следовательно, судить о первобытном состоянии по аналогии с проституцией, смотреть на него, по выражению Энгельса,[116]116
  Friedrich Engels, Der Ursprung der Familie, des PrivateigentumsTund des Staates, 13. Aufl., Stuttgart 1910, S. 19.


[Закрыть] «сквозь очки борделя». А нужно, напротив, проституцию объяснять и выводить из прежних свободных половых отношений. Лишь в таком случае можно понять ее значение в истории половой жизни человечества, как части «гетеризма, преследующего человека вплоть до самых недр цивилизации, как темная тень, лежащая на семье». (Л.Н. Морган).

Характерные черты всех этих более свободных, вольных половых отношений – как убедительно доказал в особенности Генрих-Шурц – заключаются в изживании (Austoben) полового инстинкта в чисто физическом отношении и в элементарном разряжении и проявлении его в связи и под влиянием художественных и религиозных элементов. Враждебные всем социальным стеснениям, эти последние возвращают половую жизнь в более свободную сферу.

В несвободных же формах половой жизни половой инстинкт вообще не занимает больше первого места. Они служат скорее социальным целям другого характера, прежде всего – экономического. Таким образом, главная форма несвободной половой жизни – брак – является продуктом не только половой потребности, но прежде всего – продуктом потребности в уходе, в общежитии,[117]117
  Vgl. А. Vierkandt, Die Stetigkeit im Kulturwandel. Eine soziologische Studie. Leipzig 1908, S. 196.


[Закрыть] вообще результатом экономических нужд, так что половая потребность не может более играть первой и решающей роли, как при свободной любовной жизни.

Бахофен первый высказался в том смысле, что «гетеризм» – ничем не ограниченные внебрачные половые сношения – составлял первоначальную форму половых отношений мужчины и женщины. Вслед за ним Левис-Морган,[118]118
  Cp. схему на стр. 426–427 у Lewis В. Morgan, Die Urgesellschaft. Aus dem Englischen von W. Eichhoff und Karl Kautsky, 2. Aufi., Stuttgart 1908.


[Закрыть] соответственно построенным им ступеням развития – дикому состоянию, варварству и цивилизации – точно также допускал известные формы развития гетеризма, а именно: неограниченные никакими социальными условиями половые отношения без различия со всеми и половой промискуитет внутри социальной группы, как например, групповой брак. Он указал также на то, что гетеризм продолжал существовать и впоследствии наряду с парным и моногамическим браком. Энгельс[119]119
  Engels a. a. О. S. 63.


[Закрыть] называет это дополнением к моногамии путем прелюбодеяния и проституции.

Половые сношения совершенно без всякого разбора «скрываются» и, по мнению Моргана также, «в туманной древности человеческого рода», за пределами положительного знания. Но о действительном существовании такого состояния можно заключить из дальнейшего развития, так как матриархат и семья, основанная на кровном родстве, предполагают такие половые отношения, а всякая форма социального брака (групповой брак, брак Пуналуа) обнаруживает явственные следы первобытного промискуитета. Наконец, еще и теперь можно доказать, что у диких народов промискуитет существует как предшествующая форма и предварительная ступень индивидуального брака, а у культурных народов он продолжает существовать наряду с браком в виде проституции или дикой любви.[120]120
  «Дикой» любовью д-р Блох называет «внебрачныя половыя сношения», в основе которых нет любви, в противоположность «свободной любви», сторонником которой он является. См. его книгу «Половая жизнь», стр. 253. (Прим. пер.).


[Закрыть]

Несомненно, что чувство стыда, как приобретенное качество, никогда не препятствовало промискуитету и вообще свободной половой жизни.[121]121
  См. мою книгу «Половая жизнь» стр. 108, а также Viercandta. а. а. О. стр. 29–30, стр. 156. – По Madame Celine Ronooz (в «PsychologTe comparee de l’homme et de la femme», Paris, 1898, стр. 85–87. Цитир. no Rieitzenstein'y, а. а. О. стр. 104), первобытная женщина даже долгое время защищала свою наготу от чувства стыда, навязанного ей мужчиной вместе с одеждой.


[Закрыть] Удовлетворение половой потребности вначале так же производилось без всяких стеснений, как еда и питье. Частью на это указывают такие факты, как публичное совершение полового акта,[122]122
  Примеры из древних времен у Бахофена, Das Mutterrecht, стр. 11; из жизни дикарей – у Плосс-Бартельса, Das Weib in der Natur– und Volker-kunde, 8 изд., Лейпциг, 1905 г., т. I, стр. 540 и след. Во время Шамиссо жители островов Палау лишены были всякаго стыда, так что они скотски удовлетворяли свой половой инстинкт на глазах у всех». Adelbert von Chamissos Werke, Leipzig 1836, Bd. II, S. 277. – По И. P. Мукке (Horde und Familie in ihrer urgeschichtlichen Entwicklung, Stuttgart, 1895, S. 60–70) половой акт уже потому должен был совершаться в первобытные времена публично, что место, занимаемое ордой, было слишком ограниченно. При этом сказывалось также подражание. Что делал один, то делал и другой. Половой акт совершался не только публично, но и публично всеми в совокупности. Акты оплодотворения и рождения были общественным делом и потому производились coram publico.


[Закрыть] поскольку этому не препятствовали суеверия и религиозные причины (чары оплодотворения). Такое же непринужденное понимание половых отношений замечается и в воззрениях многих дикарей. При этом любопытно, что первоначально на мужчину и женщину смотрели в этом отношении одинаково. Женщина обнаруживает те же примитивные полигамические инстинкты, как и мужчина, и даже в более поздние времена еще предавалась, как и он, свободным половым отношениям до брака. Но так как в первобытные времена и у многих диких народов применяли для вскармливания детей только материнское молоко, то женщины должны были во время кормления, продолжавшегося несколько лет, отказываться от половой жизни, а мужчина вынужден был удовлетворять свой половой инстинкт с другими женщинами. Это обстоятельство может считаться одной из естественных причин более свободных половых отношений.

Ниже мы приводим несколько фактов,[123]123
  Использованная нами литература главным образом следующая: Friedrich von Hellwald, Die menschliche Familie, Leipzig 1889; Friedrich Matzel, Volkerkunde, Leipzig 1894, 2 Bande; Heinrich Schurte, Urgeschichte der Kultur, Leipzig 1900; derselbe, Altersklassen und Mannerbunde, Berlin 1902; Ferdinand von Reitzenstein, Urgeschichte der Ehe, Stuttgart 1908; derselbe, Liebe und Ehe im alten Orient, Stuttgart 1909; derselbe, Liebe und Ehe in Ostasien und bei den Kulturvolkern Aitamerikas, Stuttgart 1910; Josef Kohler, Rechtliche Grundlagen der Ehe, in: Mann und Weib, herausgegeben von Kossmann Weiss, Stuttgart 1908, Bd. II, S. 251–298; H. Berkusky, Die sexuelle Moral der Naturvolker, in: Die neue Generation, herausgegeben von Helene Stocker, 1910, Heft 8 und 9, 307–317 und S. 355–368; Iwan Bloch. Половая жизнь нашего времени, стр. 165–172 (всюду цитир. изд. «Современной Медицины и Гигиены», пер. Лурье-Гиберман Zeitschrift fur Ethnologie и др.


[Закрыть] доказывающих существование свободной, ничем не связанной половой жизни при первобытных условиях, чтобы впоследствии исследовать отношение этой свободной половой жизни к проституции.

Во время мистерий «манга» на островах Вити, по Лоример-Физону, господствует полный половой коммунизм и на улицах открыто разыгрываются самые невероятные сцены. Самое близкое родство – даже между братьями и сестрами – не служит, по-видимому, препятствием для всеобщей распущенности, о размерах которой можно судить по выразительному замечанию одного старого вождя Нанди. Он сказал об этом празднике: «пока он продолжается, мы настоящие свиньи».

Аналогичные факты сообщает Август Олъдфиельд о Ватшанди в западной Австралии, которые кроме того совершенно напоминают первобытные времена ясно выраженным «периодом течки» и совершением полового акта наподобие животных (propter intra conversorum positionem pedum plusculumque retrocedentis vaginae causa aborigines a tergo coitum perficiunt).

Во время празднества «нанга» на островах Фиджи всякая женщина добровольно становится жертвой того, кто поймал ее во время состязаний в бегах. В это время отменяется также всякое «табу» на различные пищевые средства, так что «не было больше собственности на женщин и свиней».