Текст книги "И.Ефремов. Собрание сочинений в 4-х томах. т.2"
Автор книги: Иван Ефремов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 53 (всего у книги 59 страниц)
– В самом деле излечили! – засмеялась Таис. А ты все же потерял своего ученика, Лисипп.
– Для искусства он не потерян, это главное! – ответил ваятель. – Кстати, они хотят купить клеофрадовскую Анадиомену. Дают двойной вес золота. Оно теперь стало дороже серебра. За статер, прежде стоивший две драхмы, дают четырехдрахмовую сову. Многие торговцы Эллады разоряются.
– Так продай! – спокойно сказала Таис.
Лисипп удивленно посмотрел на нее.
– А желание Александра?
– Мне кажется, Александру, если он вернется, будет не до Анадиомены. Вспомни, какое огромное количество людей ждет его в Вавилоне. А кроме людей – горы бумаг, прошений, отчетов со всей громадной его империи. Если прибавится еще Индия…
– Она не прибавится! – уверенно сказал Лисипп, и Таис вспомнила овомантию.
– Я не имею понятия, сколько может стоить Анадиомена.
– Много! Хоть и не дадут, наверное, столько, как за Диадумена моего учителя Поликлета. Всему миру известно, что за него было заплачено сто талантов в прежние времена, когда деньги были дороже. Анадиомена настолько прекрасна, что, включая стоимость серебра, за нее дадут не меньше чем тридцать талантов.
– Это громаднейшая цена! А сколько вообще берут ваятели? – спросила удивленная Таис.
– За модели и парадигмы хороший ваятель берет две тысячи драхм, за статуи и барельефы – до десяти тысяч.
– Так это всего полтора таланта!
– Разве можно сравнивать исключительное творение, созданное Клефрадом, и работу хорошую, но обычную? – возразил ваятель. – Так подождем все же с Анадиоменой?
– Подождем, – согласилась Таис, думая о чем-то другом, и Лисипп удивился отсутствию всяких признаков волнения, какое вызывало прежде упоминание об Александре.
Афинянка взяла серебряный колокольчик, данный ей старшим жрецом, и встряхнула его. Спустя несколько минут в келью явился он сам и остановился на пороге. Таис пригласила его сесть и осведомилась о здоровье его младшего собрата.
– Он заболел серьезно. Не годится для исполнения высших обрядов Тантр с нею, – кивок в сторону Эрис.
– У меня к тебе большая просьба, жрец. Нам время покинуть храм, а мне хотелось бы испытать себя еще в одном.
– Говори.
– Получить поцелуй змея, как ваша повелительница Нагов.
– Она обезумела! Вы сделали из нее мэнолис, охваченную исступлением менаду, – закричал Лисипп так громко, что темнолицый жрец укоризненно взглянул на него.
– Ты чувствуешь себя в силах выполнить страшный обряд? – серьезно спросил индиец.
– Да! – уверенно сказала Таис с беспечной отвагой, издавна знакомой Лисиппу.
– Ты губишь ее, – сказал ваятель жрецу, – ты убийца, если позволишь ей.
Жрец покачал головой.
– Желание в ней возникло неспроста. Определить соразмерность своих сил необходимо перед выполнением задач жизни, ибо жизнь – искусство, а не хитрость, для открытых глаз и сердец. Возможно, она погибнет. Значит, таково начертание Кармы – прервать ее жизнь в этом возрасте. Если не погибнет – испытание умножит ее силы. Да будет так!
– И я тоже. – Эрис стала рядом со своей хозяйкой и подругой.
– Иди и ты, я не сомневался в твоем желании.
Лисипп, потеряв дар речи от страха и негодования, вцепился себе в бороду, как если бы это была борода жреца.
Таис и Эрис спустились в подземелье. Повелительница змея сняла с них все одежды и украшения, вытерла молоком и полынью, надела передники. Обучиться простому напеву для музыкальной афинянки было делом нескольких минут. Обучение Эрис потребовало больше времени, но ритмы обе, как танцовщицы, поняли сразу.
Повелительница змей вызвала свое чудовище, и Таис первая начала смертельно опасную игру. Когда змей поднялся, склоняя вниз чешуйчатую морду, Таис услышала шепот на непонятном языке, прижалась губами к носу чудовища, молниеносно отпрянув. Змей бросился, брызгая ядом на передник, но Таис, трепеща от пережитого, была уже вне опасности. Змею дали отведать молока, и вперед выступила Эрис. Черная жрица не стала выжидать и, едва змей поднялся на хвосте, звонко чмокнула его в нос и отпрянула, даже не дав ему забрызгать себя ядом. Повелительница змей вскрикнула от неожиданности, и разъяренное чудовище кинулось на нее. Индианка уклонилась от укуса, плеснула в морду змеи молоко из второй чашки, которую держала в руках, оттолкнула Таис и Эрис за решетку и облегченно вздохнула. Таис расцеловала ее и подарила дорогой браслет. В тот же вечер старший жрец надел Эрис ожерелье необычайной редкости – из ядовитых зубов самых гигантских змей, когда-либо пойманных в индийских лесах. Таис получила другой подарок – ожерелье из когтей черных грифов, окованных золотом и нанизанных на цепочку.
– Это наряд хранительницы заповедных троп, ведущих на восток, за горы, – пояснил жрец.
– А мое? – спросила Эрис.
– Как и полагается, символ бесстрашия, неутомимости и воздаяния, – ответил индиец, глядя на черную жрицу с гораздо большим, чем ранее, уважением.
Кроме того, старший жрец подарил Таис чашу из прозрачного халцедона с вырезанным на ней изображением змеиного танца.
Лисипп, когда афинянка пришла к нему показывать подарок, отвернулся с негодованием, клянясь больше не иметь к ней привязанности, потому что негодная мэнолис прибавила ему ненужной седины. Таис пришлось долго ластиться к великому ваятелю, пока сердце его, чувствительное, как у всякого художника, к женской красоте, не размякло и отчаянная ученица не была прощена.
Глава пятнадцатая
НЕСВЫВШАЯСЯ МЕЧТА
Верховой на взмыленной лошади примчался с Евфрата. Там, на древней пристани, ждала Гесиона с тридцативесельной гребной лодкой. Преимущество жены начальника флота! Короткая записка гласила: «Вести от Неарха и Александра. Армия возвращается. Я – за вами». Этого было достаточно, чтобы Лисипп, Таис и Эрис немедленно собрались и после долгого прощания с индийцами поскакали к реке. Жрецы поднесли всем огромные венки невесть откуда взявшихся голубых цветов. Эхефил, забравшись на выступ портика, долго махал вслед облаку пыли, поднятому конскими копытами.
Эллины без передышки проскакали несколько парасангов на выносливых и худощавых местных лошадях, рискуя содрать себе кожу. Еще издали они увидели на сверкающей мутной глади реки длинное коричнево-красное судно, а на плитах пристани – навес из полотна, под которым отдыхала Гесиона. Фиванка стремглав кинулась навстречу Таис, возбужденно восклицая:
– Они не достигли пределов ойкумены в Индии! Армия взбунтовалась на пятой реке, отказавшись идти дальше, когда мой Неарх открыл, что Инд течет из гор, очень далеких от источников Нила, и не на восток, а на юг, в океан. Устье Инда лежит в направлении солнца, без всякого соединения с Нилом. Громадные пространства суши и моря разделяют эти две реки, такие огромные, что никто не представлял себе…
Лисипп положил руку на плечо Таис, вздрогнувшей от прикосновения мудреца.
– Александр был тяжко ранен при атаке крепости, его спас твой Птолемей и получил за это прозвище Сотера (Спасителя). Они сражались со множеством слонов. Букефал погиб, и они сплыли вниз по Инду. Армия пошла через пустыни, а Неарх поплыл морем вдоль берегов Индии, плыл 80 дней и едва не умер от голода, в то время как Александр погибал от жажды в пустыне. Потом Александр долго ждал его в условленном месте, откуда и прибыли гонцы с известиями в Персеполис… – Все это фиванка выпалила одним духом и остановилась лишь набрать воздуха.
Лисипп шутливо встряхнул ее за плечи:
– Остановись, иначе ты погибнешь без дыхания и мы ничего не узнаем дальше. Жене такого флотоводца, как Неарх, надлежит излагать сведения в лучшем порядке. Кто рассказал все это тебе?
– Дейномах, один из помощников Неарха. Он заболел после голодовки и был послан с караваном вперед, в Персеполис, а оттуда прибыл в Вавилон ждать Неарха.
– Так где же сам Неарх?
– Ведет флот в Вавилон, а по дороге изыскивает удобный путь для плавания к Арабии и Либии.
– Еще одного плавания? – воскликнула Таис.
– Да! Сам Александр хочет плыть морем, более не надеясь на карты и периэгесы суши, жестоко обманувшие его в Бактрии и Индии.
– Что же говорил тебе Дейномах?
– Все! Он привел одного лохагоса, из тех, что шли с Александром через Гедрозию [242]242
Современный северо-западный Пакистан и юго-восточная окраина Ирана.
[Закрыть]. Два дня и две ночи оба попеременно рассказывали о невероятных испытаниях, перенесенных в походе. Потом я оставила их в своем доме отсыпаться и отдыхать, а сама спала по дороге сюда. Спутники подумали, будто я умираю… о, я запомнила все подробности. Ты знаешь мою хорошую память, – добавила она, заметив взгляд Лисиппа, брошенный на Таис.
– Если так, – решил ваятель, – то поступим подобно Дейномаху. Мы поплывем, а ты будешь рассказывать, только не ночами, времени хватит!
«Рожденная змеей» не преувеличивала своих способностей, и Таис узнала об индийском походе более подробно, чем если бы получила письмо от Птолемея, который стал главным лицом у Александра, после Гефестиона, хилиарха, то есть заместителя самого царя – выше не было должности, – попрежнему самого близкого из друзей.
После перехода Инда через наплавной мост, построенный Гефестионом, македонская армия попала в дружественную страну. Индийцы чествовали Александра как царя царей Запада. В то же время аристократия, именовавшаяся здесь «высшими кастами», считала македонцев варварами, дав им прозвище пастухов, поскольку они прежде всего интересовались скотом. В столице этой страны Таксиле Александр устроил блестящее празднество и стал готовиться к переходу через следующую реку – границу враждебного царства Пауравов. На этой реке, названной географами Гидаспом (Джхелам), и произошла самая тяжкая битва из всех, какие приходилось выдерживать армии Александра после Гавгамелы. Сражение было даже опаснее Гавгамелы, потому что Александр на какое-то время совсем утратил начальствование над войсками. Шли беспрерывные дожди, Гидасп вздулся и разлился. Его илистые берега превратились в топь. На восточном берегу реки поджидало индийское войско, с царем Пором во главе. Александр рассчитывал легко сломить сопротивление индийцев и сделал большую ошибку. Лучшие отряды македонского войска под начальством Птолемея, Гефестиона, Кеноса и Селевка пересекли реку, а Кратер остался в резерве на западном берегу. Македонцев встретили две линии боевых слонов, шедших с промежутками в 60 локтей друг от друга. Между ними шли пешие лучники с громадными луками, из которых можно было стрелять лишь с упора. Стрелы этих луков, подобно маленьким метательным машинам, пробивали броню и щиты.
Сначала индийцы смяли македонцев. Увязая в грязи, отчаянно бились новые бактрийские и согдийские конные лучники во главе с Александром. Агриане и гипасписты бросились на помощь, но слоны упорно отжимали македонцев к вязкому берегу, а резервы Кратера все не подходили. Оказалось, что он стоял за протокой и, выйдя на остров, принужден был пересечь второе русло Гидаспа.
Внезапно Букефал упал мертвым под Александром. Он не был ранен. Просто сердце старого боевого коня не выдержало целого дня битвы в вязкой грязи. Александр, пересев на свежую лошадь, послал против слонов доблестную по-прежнему фалангу, от которой осталось всего шесть тысяч человек. Геройские ветераны пошли с боевым кличем «Эниалос, Эниалос!» в атаку на чудовищ, заставили слонов повернуть назад и топтать собственное войско, совершенно расстроив и разогнав ряды превосходной индийской кавалерии. Македонцы, как демоны, гнались за ними, поражая слонов своими длинными сариссами. Сбоку ударила запасная кавалерия царя Пора. Фаланга могла бы потерять большую часть воинов, но подоспевший Александр заставил пехоту построиться и сомкнуть щиты и отбросить конницу. Тут вмешался резерв Кратера. Началось бегство и преследование индийцев. Главные боевые силы Александра не могли двинуться от изнеможения.
После этого дня, в таргелионе третьего года 113 олимпиады, македонское войско как бы надломилось. Воины, еще на Инде узнав об открытии Неарха, с неохотой пересекли пресловутую реку. Ужасное побоище на Гидаспе, грозные слоны и боевые качества индийской армии совсем обескуражили македонцев – после заверений Александра, что Индия лежит перед ними открытая и доступная.
Великий завоеватель обошелся очень милостиво с побежденным царем Пауравов. Он оставил его царствовать и всячески старался заручиться дружбой индийцев.
Среди живописных холмов на Гидаспе выше места битвы Гефестион по велению Александра начал строить два новых города: Никею (Победу) и Букефалию – в намять боевого коня, погребенного там.
Неарх еще до битвы предлагал Александру построить большой флот и сплавить армию вниз по Инду. Царь сначала не соглашался, а затем разрешил для того, чтобы плыть на восток, когда он дойдет до легендарной реки Ганг, текущей у самых границ Мира. Неарх не послушал повелителя и, кроме легких тридцативесельных гребных судов, годных для перетаскивания волоком из реки в реку, с помощью финикийцев построил несколько тяжелых широких плоскодонок по собственным чертежам. Эти корабли впоследствии выручили армию.
Александр с прежним упорством стремился на восток, пересекая реку за рекой в холмистой области, населенной араттами – храбрыми племенами индийцев, жившими без царей. Тридцать восемь укрепленных городков и поселений пришлось с боями брать македонцам, прежде чем они пересекли реки Акесинас (Ченаб) и Гидраст (Рави). При взятии крепости Сангала армия Александра потеряла тысячу двести человек. Войско дошло до пятой реки, Гифасиса (Биас), Александр двигался на восток, вдоль гор невообразимой высоты, изредка видимых в отдалении тысяч стадий. Хребты ступенями спускались к холмистой стране, и в природе не было перемены. Ничто не указывало на приближение к какому-нибудь пределу. Вся Верхняя Индия осталась позади, а что лежало впереди, никто не знал. Самые опытные криптии, не ведая языка обитателей, не могли разузнать путь сколько-нибудь далеко вперед.
И вот пятая река текла перед ними, такая же быстрая и холодная, как уже пройденные. Такие же холмы в голубой дымке и зелени густых лесов простирались за нею. Армия остановилась.
Пор рассказывал своему победителю о стране Магадха за Гифасисом, царь которой имел двести тысяч воинов пехоты, двадцать тысяч всадников и три тысячи слонов. Бежавший оттуда военачальник Чандрагупта подтвердил слова Пора. На юго-запад, направо от Магадхи, обитали грозные племена апараджитов (непобедимых), владевшие множеством особенно огромных боевых слонов. Никаких слухов о пределах мира, об океане. И внезапно воинам стало ясно, что дальнейший путь бесцелен. Страну, где умеют хорошо сражаться, не взять налетом. Пространства Индии столь велики, что все войско Александра рассеется здесь, оставив свои кости в этих бесконечных холмах. Пресловутые богатства Индии оказывались совсем не столь большими, как в Персии. Военная добыча более не прельщала усталое войско. Их непогрешимый и непобедимый вождь зашел слишком далеко в своем стремлении к Великому океану, сюда, где он уже не обладал познаниями, нужными для захвата страны, а неизменная удача чуть было не покинула его на Гидаспе. Там спасла армию самоотверженная храбрость фаланги и щитоносцев. Ветераны больше не обладали прежним мужеством, надломленные страшной битвой и непрекращающейся войной. Раз отказавшись повиноваться, армия стояла на своем: путь вперед – бессмыслен, надо возвращаться домой, пока еще есть силы для преодоления пройденных просторов.
Александр был вне себя. Он утверждал, что близок конец похода. Совсем недалеко Ганг, а за ним океан, откуда все они спокойно поплывут домой, мимо Индии, в Египет.
Кенос, герой битвы на Гидаспе, выступил представителем армии, говоря о сведениях, собранных криптиями и утаенных от воинов. Ганг вовсе не близок. До него три тысячи стадий. За Гангом нет никакого океана, только цепи нескончаемых гор. Разве Александр не видит, как мало осталось македонцев и эллинов в его войске, не ведет счета убитым, израненным, умершим от болезней, поселенным надолго, если не навсегда, в построенных им городах. Все, которые еще целы, – износились, подобно лошадям, на которых ездили слишком много и долго.
По знаку Кеноса семь высоких македонцев предстали перед царем обнаженными, в одних шлемах, показывая множество рубцов и струпьев от заживших и еще не залеченных ран. Они закричали:
«Александр, не заставляй нас идти против воли. Мы уже не те, что прежде, приневоленные станем и того хуже. Мы тебе не опора, или твои глаза перестали быть зрячими?»
Великий полководец в ярости разодрал на себе одежду в намерении показать этим малодушным свои собственные рубцы и раны, которых у него было больше, чем у любого из воинов, одумался и укрылся в своем шатре, не принимая пищи. Наконец, он прислал сказать воинам, что послушается воли богов.
Давно уже армия не смотрела с таким волнением на старого, едва осиливающего трудности похода прорицателя Аристандра, когда поутру на берегу Гифасиса прорицатель рассек овцу. Птолемей, Селевк, Кенос и все стоявшие рядом военачальники сами увидели плохие знаки неудачи и гибели, прежде чем Аристандр успел возвестить о грозном предсказании. Ни в коем случае нельзя было переходить реку! Бурное ликование армии, когда Александр отдал приказ повернуть назад, показало, что терпение воинов дошло до предела. Он велел поставить на берегу Гифасиса двенадцать каменных колонн, обозначавших конец его индийского похода. Армия вернулась в затопленную непрерывными дождями Никою на Гидаспе, где строился флот. Едва добравшись до Никои, Кенос умер от истощения сил, сослужив своим товарищам великую службу.
Отсюда Александр поплыл вниз. Пороги и стремнины разбили легкие гребные суда. Широкобокие корабли Неарха успешно преодолели вздувшийся Гидасп и быстрины Инда. Неарх предложил остановиться и построить больше судов. Александр отказался. Утратив мечту о достижении Восточного океана, он заспешил к покинутой надолго империи.
Конница пошла обоими берегами Инда. Один отряд под командованием Гефестиона, другой – Кратера. Александр разделил своих двух вечно ссорящихся высших военачальников. Пехота, вместе с Александром и Птолемеем, плыла на судах. Время от времени происходили сражения с храбрыми племенами, яростно оборонявшимися от македонцев. В Александра вселился злобный демон. Он старался искоренить всякое сопротивление в стране, через которую проходила его армия. Начались ненужные избиения. Македонцы не нуждались в большом числе рабов. Ни довезти их до рынков, ни прокормить не было возможности.
В стране Малли – на окраине большой пустыни Тар, где храбрость жителей превзошла всех, – македонское войско надолго задержалось около хорошо построенной и бесстрашно защищавшейся крепости.
Разъяренный сопротивлением, Александр ринулся на стену сам. Едва он достиг ее верха, как лестница подломилась под воинами. Александру ничего не осталось, как под дождем стрел спрыгнуть со стены внутрь крепости. С ним были только двое: Певкестос и Леоннат – его постоянный щитоносец, носивший за ним взятый в Трое черный щит Ахиллеса. Ему Александр более всего обязан жизнью. Стрела пробила Александра насквозь через легкое, и он свалился замертво. Упал на колени и раненый Певкестос, а Леоннат, тоже истекающий кровью, прикрыл обоих священным щитом героя Троянской войны и, могучий, как Геракл, отражал врагов, пока с ужасным ревом не подоспели освирепевшие до безумия македонцы. В несколько минут защитников крепости перерезали всех до единого. Царя с торчавшей из груди стрелой понесли к кораблю, на котором находился шатер Александра…
– Погоди! – перебила Гесиону Таис. – А где был Птолемей и почему он Сотер (Спаситель), а не Певкестос или Леоннат?
– Не знаю. И Дейномах не знал тоже. Вероятно, Птолемей сумел прорваться к Александру с достаточной воинской силой и спасти всех. Воинская молва называет Спасителем именно его, а не кого-нибудь другого. Армия знает лучше!
– И что же случилось дальше? – поторопил Лисипп.
– Когда Александра принесли на корабль, никто не смел прикоснуться к торчавшей из груди стреле, думая, что царь умирает. Самый опытный военачальник Пердикка велел повернуть Александра на бок, могучими пальцами отломал прошедшее насквозь острие и вытащил древко.
Александр громко вскрикнул в беспамятстве, воздух со свистом стал выходить из раны при каждом вздохе. Пердикка плотно забинтовал грудь и, положив царя на бок, велел поить водой с вином, настоянным на тысячелистнике. Когда подоспели врачи, кровотечение уже прекратилось. Александр пришел в себя от горестного вопля воинов. Армия готова была взбунтоваться, требуя, чтобы им показали царя, живого или мертвого. Александр приказал перенести себя под навес, чтобы люди, проходя вдоль берега, могли его видеть. Он поднимал руку, показывая, что жив. Воины сплетали венки и бросали в реку около корабля.
Когда судно причалило к удобному месту, где раскинули долговременный лагерь, подальше от заваленных трупами, дымящихся руин крепости, Александр, бледный как мел, нечеловеческим усилием воли сел на коня, вопреки сопротивлению друзей, и сумел доехать до своего шатра среди ликующего войска. Это последнее напряжение исчерпало его силы. Много дней он лежал, ужасно страдая от боли в пробитом легком, безразличный ко всему на свете.
В это время Неарх, взяв в помощники всех сколько-нибудь умеющих плотничать воинов – а таких оказалось тысячи среди македонцев и приморских жителей, спешно строил корабли.
К македонскому лагерю стекались со всех сторон не только любители приключений, торговцы, женщины, но и ученые, философы, художники и артисты. Начался новый год, первый 114 олимпиады. Армия медленно сплавлялась по Инду. Нечеловеческая сила жизни Александра одолела еще одну тяжкую рану, смертельную для большинства людей.
Еще больной, он подолгу беседовал с индийскими философами. Эллины называли их гимнософистами – нагими мудрецами, потому что в их обычае было ходить почти без всякой одежды, подчеркивая отсутствие суетных желаний. С горечью узнал Александр, что напрасно преодолевал реку за рекой, истощив терпение своей армии.
Гидасп ниже сливался с Акесинасом и Гидраотом, ниже слияния этих трех рек впадал Гифасис, а все четыре реки вместе впадали в большой левый приток Инда Ларадзос (Сатледж), в четырех тысячах стадий ниже переправы через Инд, построенный Гефестионом. Если не пробиваться так упрямо к востоку по предгорьям исполинских хребтов, а спуститься к югу, то после переправы через Инд вся великая индийская равнина лежала бы открытая перед армией Александра. Но все было кончено. Александр не стремился никуда, кроме Персии и моря на западе. На Инде у Ларадзоса он основал еще одну Александрию – Опиану. Говорили, что царь тайно посетил несказанно древний храм в развалинах огромного города, в тысяче стадий ниже слияния Инда и Ларадзоса. Жрецы этого храма открыли Александру никому не ведомую тайну. Он больше ни разу не заговаривал об Индии, даже с самыми близкими друзьями, согласно молве, распространившейся с быстротой ветра среди воинов, осведомленных гораздо лучше, чем того хотели бы военачальники.
Медленно сплавляясь по Инду, македонцы знакомились со страной благодаря мудрости воинов, остановивших безумный порыв Александра – броситься очертя голову в глубь Индии, гигантские размеры которой они постигали теперь воочию. Поздно вспомнили теперь о Ктесии, эллинском враче при дворе Артаксеркса, составившем описание Индии как очень большой страны. Один из индийцев – гимнософист Калинас – отправился сопровождать Александра, предупреждая царя об опасных местах и отговаривая военачальников от ненужных нападений на близлежащие города. Вскоре вся армия считала Калинаса оракулом, пророчащим только беды…
Гесиона остановилась отдохнуть. Лисипп налил ей вина, сильно разбавленного ключевой водой. Таис глубоко задумалась, словно блуждая там, в далях Индии, и вдруг спросила:
– А где была Роксана?
– Все время с Александром, занимала отдельный шатер и плыла на отдельном корабле. А по суше ездила на слоне, как и подобает великой царице.
– А как ездят на слонах?
– Не знаю. Приедем в Вавилон – расспросим…
– Продолжай, прошу тебя!
– В скирофорионе Александр доплыл до устьевой части Инда, похожей на дельту Нила в шести тысячах стадий ниже слияния притоков. Здесь не только македонцы, но и бывалые моряки перепугались, увидев гигантские волны, мчавшиеся вверх по течению реки, поднимая уровень воды на два-три десятка локтей. Явление разъяснилось, когда достигли океана. Приливы достигали здесь небывалой на Внутреннем море высоты. Примерно в пятистах стадиях от океана, выше дельты реки, Гефестион стал строить гавань в Патале. В это же время, в месяце гекатомбейоне, Александр с Неархом плавал в океан, удаляясь от берегов в голубую даль на пятьсот стадий. Там он совершил жертвоприношение Посейдону и бросил в волны золотую чашу.
Через месяц Александр выступил на запад вдоль берега моря, через пустыни Гедросии и Кармании. Он шел налегке с пехотой и частью конницы, отправив Кратера со всеми обозами и семьями, добычей, слонами и скотом по сравнительно легкому пути через Арахосию и Дрангиану [243]243
Все перечисленные страны занимали пустынные области окраин Пакистана, южного Афганистана и юго-восточного Ирана.
[Закрыть]– места с кормом для животных и водой. С Кратером остался Селевк, который после сражения на Гидаспе навсегда отдал свое сердце слонам и собирал их столь же самозабвенно, как Птолемей драгоценности и… – Гесиона запнулась, глядя на подругу.
– Продолжай! И женщин, – спокойно сказала Таис. Впервые фиванка поняла окончательно, насколько безразличны подруге любовные подвиги Птолемея.
Кратер основал еще одну Александрию на реке Арахотос и двигался не спеша к назначенному месту встречи в Кармании на реке Аманис, впадающей в глубокий морской залив – Гармосию.
Александр шел с обозом продовольствия, чтобы устроить на морском берегу несколько складов продовольствия для Неарха. Критянин выступил из Паталы со всем флотом на два месяца позднее, в маймактерионе после перемены ветров на зимние. Вначале Александр хотел поручить флот Онесикриту. Неарх настаивал, упирая на легкомыслие и известную всем лживость своего заместителя. Как ни хотелось Александру быть вместе с Неархом, пришлось согласиться с доводами флотоводца. Для Александра проследить береговую линию и морской путь, соединяющий Индию и Персию, стало важнее всего. Именно потому решил он сам вести отряд сквозь прибрежные пустыни. Поход оказался едва ли не самым трудным из всего испытанного армией македонцев. Сначала за войском увязалось множество невоенных людей, торговцев, ремесленников, женщин – все они погибли от голода и жажды, а большая часть утонула.
– Да, утонула! – повторила Гесиона, заметив недоумение слушателей. – Когда войско остановилось лагерем в сухой долине среди холмов, внезапный ливень где-то в горах дал начало могучему потоку, мгновенно обрушившемуся на ничего не подозревавших людей. Воины, привычные к внезапным нападениям, спаслись с оружием на склонах, а все остальные погибли.
Серый песок и камни пустынь Гедросии ночью излучали жар, напоенный сильным ароматом миртовых деревьев. Будто тысяча курильниц дымились драгоценным нардом Арабии. Крупные белые цветы покрывали густые сплетения ветвей низких деревьев. Кусты росли длинными полосами, непроходимыми, как бронзовые решетки, из-за крепких, крючковатых шипов. Дальше пошли безводные пески. Все тяжелее становился путь. Часть воинов взбунтовалась и разграбила повозки с продовольствием для Неарха. Всего один склад удалось сделать на берегу. В поисках воды пришлось сделать анабазис – отклонение в глубь страны. Множество ослабевших и заболевших не были в силах ни остановиться, ни тем более подать помощь. Кормчий и криптии заплутались. Пришлось снова выходить к морю, определить направление и взять прямо на север. Так они пришли в город Пура, на той самой реке, где назначили свидание трех отрядов, отдохнули и продолжали путь вдоль реки вниз до города Гуласкиры в Гармосии. Незамедлительно прибыл и Кратер со своей армией, женщинами и слонами. Весь поход отряда Кратера прошел удивительно легко. Не было ни потерь среди людей и животных, ни значительных задержек в пути. Кратер, ярый охотник, даже позволил себе несколько раз совершать разведки в стороны от движения главного каравана, памятуя поручение Александра – поискать страшного зверя, «человекоглотателя».
На некоторых цилиндрических печатях трехтысячелетней давности, иногда выкапываемых из земли месопотамской, есть изображения этого зверя с рогом на носу и пилой костяных зубцов вдоль хребта, вместе со странными чудовищами, вроде львов с длинными змеиными шеями и крокодильими головами.
Зверь упоминается в описаниях Ктесия – правда, изобилующих неправдоподобными россказнями, но со ссылками на многих очевидцев и на страх, внушаемый им персами, которые назвали его «мартихором» (глотателем людей). Громадные размеры, ужасная пасть, костяная броня и хвост, усаженный шипами, делали зверя чем-то средним между крокодилом и бегемотом. Кратер сам слышал о нем рассказы, но, как и в случае с борием в Ливийской пустыне, никто не мог указать его место обитания, и поиски Кратера оказались тщетными.
Теперь оставалась неизвестной судьба только Неарха. Александр терпеливо ждал, отказываясь верить, что критянин погиб, и не желая идти дальше без верного друга. Время от времени он посылал колесницы и всадников на разведку, к устью реки и морскому заливу, но никто ничего не слышал о флоте. Шел третий месяц ожидания, кончилась осень, наступил гамелион, когда внезапно колесницы разведчиков привезли пятерых исхудалых оборванцев, среди которых Александр с трудом узнал Неарха и Архиаса. Царь обнял критянина, изумленный, как он смог добраться сюда и остаться в живых, потеряв весь флот. Неарх удивился в свою очередь. Весь флот цел, из восьмидесяти судов потеряли только пять. Корабли стоят в устье реки, а он поспешил отыскать место встречи, чтобы быстрее доставить припасы изголодавшимся морякам. Радости Александра не было границ. Неарх, после отдыха, вымытый и умащенный ароматными маслами, украшенный золотым ожерельем и венком, шел во главе торжественной процессии. Самые красивые девушки, нагие, обвитые цветами, плясали вокруг него и пели, славя его победу над морем. Победа нешуточная! Восемь тысяч стадий вдоль дикого пустынного побережья, обитаемого только ихтиофагами – рыбоедами, питавшимися сушеной рыбой, моллюсками и печеными на солнце крабами. Несколько лучше выглядели хелонофаги-черепахоеды, избегавшие сырой снеди, довольствуясь огромными морскими черепахами и их яйцами. Ценные пластины черепаховых щитов они бросали как попало. Неарх велел набрать сколько возможно от коричневых черепах меньшего размера, чем огромные зеленые, не дававшие прозрачных пластин. Ни города, ни храма или просто порядочного строения не встретилось на всем огромном пути. Иногда попадались хижины из огромных костей неведомых чудовищ. Мореходы увидели их живьем – неописуемо громадных черных рыб, выбрасывавших свистящие белые фонтаны. Неарх вел точный дневник пройденных расстояний, описи береговых примет и наблюдений над тенями луны.
