Текст книги "Бестии"

Автор книги: Ива Одинец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

– Так она служебная?!

– Ну да.

Обнищали, бедолажки…

Знала б – выкупила. Кредит бы взяла. Хоть пожизненный…

– Да откуда там кабриолет-то? Сплошь седаны бэушные…

– Приступ безумия у Суханова.

– Любишь кататься – люби и самочек возить?

Лёгкая улыбка.

– Типа того. Не дурак был насчёт этого…

– Как ты?

– Ну… Его дирекция знаешь как звала?

– Как?

– Маэстро.

– В смысле – кобеляжа?

– Ну.

Суханов мне нравился. Но не настолько, чтоб решить, что – хочу. Взаимно. И – по ощущениям – не тянул на «кобелино», не тянул… Холодноглазый, утончённый, сдержанный, как английский лорд. Оно, конечно, в таких болотах самые черти и водятся… но огонь – хоть горящий, хоть тлеющий – ни под какой наледью не скрыть. Я б учуяла.

Всё проще. Какой же мужчина не любит дорогих машин? А шарага три года назад процветала, могли б хоть весь автопарк такими укомплектовать.

Да чёрт с ней, с шарагой. Пусть провалится до самой Антарктиды. И там застрянет.

Трасса выглядит совсем не так, как девять месяцев назад. Измочаленная прошлогодняя трава сходить и не думает, новой пробиваться рано. Ветви редких деревьев голые, на бамперах и крышах встречных белеет изморозь. Типичная картина скупой южной зимы. Всё как на прошлой неделе.

Ещё с осени вошли в привычку поездки – до воздвиженского автовокзала и сразу обратно. Всю дорогу – лицом в стекле. В напрасных попытках увидеть хоть издали взлобье над обрывом, где любовалась самым красивым в жизни закатом. Даже экскурсии на пригородных маршрутках по объездным дорогам ничего не дали. Словно в тот июньский вечер мы угодили в дверь между измерениями – и, к сожалению, нашли обратную дорогу раньше, чем проход закрылся…

– Пристегнуться? – шутливо спросила я.

– Да, наверное, – рассеянно сказал Тиг. Перегнулся, не касаясь, защёлкнул замочек.

Посерьёзневшее лицо приблизилось. Не вплотную, но очень.

– Будет страшно – скажи сразу.

– И не мечтай!

Провокация. Только чтоб разорвать повисшее меж нами ноющее равновесие. Что угодно – отодвинься, поцелуй, ударь… но только не это… противостояние.

От тебя не потерплю. Такое прощалось лишь одному… нет, не прощалось. И не простится.

Но откуда это здесь, сейчас? Что с ним – и что накатило на меня?

Не-ет уж, хватит хождений по лезвиям. Резать – и только самой. Плевать, если порежу пальчик.

Отодвинулся. Лицо непроницаемое. Губы раскрылись.

Я жёстко перебила:

– На старт-внимание-марш!

Закусив губу, он рванул машину с места.

Спину вмяло в кресло – но перегрузка тут же сменилась ощущением крыльев, какие даёт лишь скорость хорошо за сотню.

Машина летит над дорогой. Встречные веером разлетаются по обе стороны кильватера. А наша режет пространство, как ледокол «Красин».

Остановивший дыхание восторг перешёл в эйфорию. Летящая в лицо дорога не даёт ни сфокусировать взгляд, ни оторвать. Тиг бросает короткие острые взгляды. В глазах тревожный интерес и – могу поклясться! – ожидание. Но – чего?

Отвлекли руки. Только что лежали на коленях – а теперь застыли на уровне приборной панели. Пальцы почти потеряли чувствительность – и как-то странно растопырены. Полное впечатление, что кровь добегает до запястий – и сразу обратно. Мистика… А Тиг – последний, кого я буду ассоциировать с мистикой. Не считая, конечно, твари в его бывшем офисе.

На спидометре стрелка прошла «180». Не останавливаясь.

Что ты творишь, рыба моя? Совсем не в твоём стиле…

Глаза теперь монохромны. Ни серого, ни золотистого – а голубой потемнел до грозового. Ставший резким профиль, сжатые губы – всё излучает непреклонность. Флюиды пугают.

Уже не развлечение.

Испытание.

Но зачем?

«220». Почти предел.

Ещё чуть-чуть – и что-то произойдёт. Уже похоже на пограничное состояние.

И главная переменная в уравнении – вовсе не скорость.

Пора вмешаться.

Жаль, «икс пятая» – универсал. Раскрыть бы верх… это б его мигом охладило.

О«кей. Тогда хоть дверь. Вроде вот эта ручка…

– Что ты делаешь?

– Не отвлекайся, сладенький.

– Нет!

Даже рискни оторвать от руля вторую руку – меня не остановишь.

Не дверь – стекло скользнуло вниз. Тут же в кабину ворвался вихрь. Бесчисленные турбулентные потоки, похожие на тугие клубки мускулов под кожей хищника перед прыжком.

Ладонь инстинктивно заслонила глаза.

Что это? Так не должно быть. Это же против физики…

Сейчас ремень лопнет, меня швырнёт на Тига – и мы потеряем управление…

Вихрь превратился в лёгкий ветерок, ласкающий пальцы. Секунда – и исчез.

Окно закрылось.

Дёрнула ручку.

Не поддаётся.

Блокиратор?

– Вот не знал, что у тебя суицидальные наклонности.

– Сам ты это слово… Сублимат несчастный.

– Не понял?

– Всё ты понял. Хочешь, но молчишь? Не знаешь, как начать? Зачем такие сложности?

– Что начать?

– Сам знаешь что.

Глаза мечутся с меня на дорогу – и обратно.

Стряхнула его пальцы с плеча. Перехватила запястье.

Стрелка коснулась цифры «200».

Лишь теперь – впервые со старта – Тиг стиснул руль по-настоящему. Белые не только костяшки, но и тыльная сторона ладони. Правая сжата в кулак. Ошалел, дурачок, даже не пытается вернуть на руль.

Перехватила его руку поудобнее. Чуть встряхнула.

– Расслабь.

Пальцы разжались.

Раскрытая ладонь позволила прижать себя к колену. С силой накрыла левой – и рука машинально обхватила чашечку. Какие длинные пальцы, ещё чуть – и сомкнутся под коленкой…

Медленно-медленно руку вверх… Всё так же прижимая левой.

– Что ты делаешь?

– Угадай с трёх раз.

Его ладонь, хочет он или нет, скользит всё выше. Вздрагивая, когда кожа задевает кожу там, где нейлон разорван. А вот и бахрома разошлась, пальцы коснулись края юбки. Остатки сопротивления безжалостно раздавлены. Вверх, ещё выше.

Вместе с юбкой.

– Я за рулём вообще-то!

– Да? Правда? А-аб-бал-деть!

Отлично вышла его любимая интонация.

Намеренное оскорбление. И ничто иное.

Выругался – шёпотом, не разобрать, но точно грязно.

«180».

«160».

Отлично. Лучший способ остановить. В смысле – машину.

Оглянулся. Глаза сужены… такое было лишь раз. Когда требовал не обращаться на «вы». Тогда исчезло сразу – а сейчас… Долгий взгляд разгневанного тигра – наступили на хвост и не думают убирать ногу. А он плюс ко всему ещё и голоден. То, что не тигр, а Тигер, дела не меняет.

Ощущение власти захлестнуло с головой. Изысканнейшее удовольствие – злить мужчину, которого хочешь всеми печёнками.

(да что со мной такое?)

(почему не могу остановиться… заставить себя?)

Даже воздух налит яростью. Его – и моей. Родная атмосфера. Обожаю.

(да что ж я творю…)

(это же Тиг, а не..)

Степень свободы юбки кончилась. Дальше – шорты.

Стоя на коленях – бёдра сжимают его ладонь – потянулась к сумочке. Приходится одной рукой. Отпустишь – ещё опомнится.

Нож лёг в руку. Будто родились сросшимися.

Его глаза расширились. Сто сорок – не двести двадцать, но тоже немало. Машина рыскнула влево-вправо, её занесло… но Тиг вернулся на курс, не глядя. Смотрит в глаза, гипнотизируя – и поддаваясь гипнозу. Больше ни единого взгляда на нож.

А внизу обжигающе холодное лезвие медленно отделило ткань от кожи. Один рывок вверх – и всё раскрылось, рассечённое надвое: полоска, делавшая юбку шортиками, колготки… нет, скорей уже чулки. На левом бедре изнутри и ладони у основания, зажатой – не увернуться, длинные порезы наискось. Струйки крови, щекоча голую кожу, ползут вниз, на обивку сиденья.

Швырнула нож назад. Обе руки дёрнули его руку – как смогли выше. Пальцы внутри. Застыв, напряглись – но подчиняются, хоть ему тоже больно. А ещё жарко, очень жарко, и мне тоже, и по-другому быть не может…

– Ах, какие мы… Как печка…

– Обжечься боишься?

– Дай… я сам.

Глаза с сожалением вернулись к дороге. Круто в гору, покрытие ни к чёрту, машину встряхивает, как горох в погремушке. Объезжать выбоины – себе дороже. Сплошные оползни, правые колёса могут сорваться – а обрыв кончается в доброй сотне метров отвесно внизу.

– Держись… на потолке, сзади.

Пальцы правой нашли поручень.

Держась левой за спинку, медленно улеглась. Кое-как пристроив голову на обивке двери. Но вот ноги от ушей деть некуда. Только если левой упереться в спинку кресла водителя, а правую – поперёк колен…

Пилотирует, как в слаломе. Ну ас… Одной ведь левой. А правая… Кроме неё – и сосредоточенного профиля – в сознании осталось лишь одно: это гонка на выживание. Во всех смыслах.

Поворот на объезд пропустили. Встречных давно не слыхать. Отрезок закрыт на ремонт. Только безумный стритрейсер может решиться ехать… нет, лететь. Надо миновать как можно скорее. Хотя бы обрыв. И лучше не мешать, какой он ни есть ас… Какие мы всё же безответственные…

Эх, цифровик бы сюда…

– Есть фотик?

– А как же.. О-ох. Хоть в «Плэйбой».

– Не их формат. Зажатые больно.

– Обалдеть.

– Доставай.

– Не на ходу же…

(а почему нет?)

Машина круто свернула вправо – прямо на целину, к лесопосадкам. Можно не оглядываться, приподнявшись на локтях. Разница между искорёженной, но всё же дорогой и влажной землёй слышна чётко. Хорошо, «икс пятая» – вседорожник.

– И куда ты, Сусанин, щемишься? Обратно выберемся?

– Потом.

– И как?

– Весело. Лежать.

Перед самыми деревьями он сбросил скорость. Машина углубилась в лесопосадку, трасса осталась за плотной стеной. Если нормальных людей сюда и занесёт – с дороги не увидят.

Тиг заглушил мотор.

Для съёмок пришлось задействовать обе руки. С великой неохотой.

Ухмыльнулся поверх объектива.

– Ну что, Клаудиа Шиффер?

– За шифер ответишь.

Движение в ритме слайдов. Куртку – назад (не совсем технично, рукава тесные). Молния на свитере двухсторонняя, можно поиграть…

Фотограф в ритме. Глаза горят, рот приоткрыт.

– А глазёнки-то сверкают… Вздраконенный ты мой…

– Это что ещё за слово?

На глупые вопросы не отвечаю из принципа. А чтоб прекратить, бросила в глупышонка скомканный лифчик, попав по лбу, что довершило веселье.

Щелчок вслепую. По инерции.

Выпутался. Глаза сощурены.

– Издеваешься?

– Ага.

– Ах, та-ак?!

Рванул к себе на колени.

– Ну-ка повтори!

Конец фразы заглушил свитер, завёрнутый на голову. Заодно запутала и руки. А пока избавляется, азартно ругаясь – нырнула под локоть. Сейчас защекочу до полусмерти – буйной гривой по голому пузу…

Хохоча, содрал наконец свитер. Увернуться не успела. Сгрёб в охапку.

– Попался, который кусался!

Лицо уткнулось в обнажённую грудь. Запах, хранимый в памяти до последней молекулы… Первый же вдох вышиб дурашливое веселье напрочь. Сознание затопила ошеломляющая радость узнавания теплоты, шелковистости. Неужели девять месяцев прошло с первого – и единственного – вечера… это чудо – войти в ту же реку дважды, ничего не изменилось – скорость течения, состав воды… Вкус, шероховатость кожи под ладонью – без раздирающего чувства потери, пронизывающего каждый сон с ним, каждое пробуждение в слезах…

Может, мы и изменились, но то, что возникло тогда в нас – нет. Лишь стало сильней и ярче.

Его ладони медленно, вспоминая, гладят по спине. Или нет, не знаю… Сигналы осязания в мозг посылают лишь обезумевшие губы, покрывающие поцелуями каждый миллиметр тела. Всё такого же тонкого и гибкого.

Коротко вспыхнула боль. Не она – лёгкий нажим его левой ладони на щёку заставил поднять голову.

На пальцах правой кровь.

– Откуда?

– У тебя… до сих пор. Ты порезалась. Не чувствуешь?

– Плевать. Лишь бы тебе на штаны не накапало.

Ещё могу стоять на коленях. Не опускаясь. Но так будет не всегда.

Одним рывком до конца разорвал колготки. Зажимая рану, помог освободиться от юбки. Отнятая ладонь – в крови.

– Слушай, по-моему, ещё сильней…

– У тебя тоже. Есть лейкопластырь?

– Не-а.

– И не надо.

Сама. Как кошка.

Вспомнила сегодня и это… в том же сне.

Не сбилась с ритма даже тогда, когда Тиг, положив меня на сиденье, занялся раной на бедре. И раной не ограничился. Понадобилась вся воля, чтоб не вцепиться зубами ему в руку – непросто, когда пол-ладони во рту.

Нет… не могу больше…

Свободной рукой притянула его к себе. Послушно слизывает кровь с губ. Губы, язык, даже нёбо – ещё солоней, чем мои.

– Мы теперь одной крови… – выдохнул он перед поцелуем.

– …и нам можно всё.

– Да. Да. Да.

Глава 8

8 марта, среда, 14-00

…Раз за разом изнеможение падало, как камень с высоты. Из-под очередного – на излёте третьего часа – выползти уже не смогли.

Тиг остался лежать в пассажирском кресле, голова закинута. Не хотела беспокоить, просто куда ещё бессильно уткнуться лбом, как не в его плечо… но, ни секунды не помедлив, прижался щекой. Ни голоса, ни слов, ни нужды в них. Вымотаны до тьмы в глазах – но всё ещё вместе, не хочу отпускать – даже после феерии последнего часа, не могу перестать сжимать – не только коленями и не только бёдра… в меру сил, которых не осталось. Как и в его руках, лежащих вокруг бёдер; сомкнутые пальцы левой поглаживают спину – медленно, почти нейтрально. Под губами пульс в жилке на плече ещё частит, сбиваясь.

– Как я тебе… теперь?

– Ты – чудо. Моя лучшая женщина…

Ладонью отвел волосы, губы накрыли ухо.

– …хоть и хулиганка. Что за поведение, а?

– То есть?

– То и есть. Ехидничаешь без передыху, ножом машешь…

– Гонки на выживание – это возбуждает.

– Bloody-геймерша…

– Too hot to handle.

– Я заметил. Совсем тут без меня распустилась?

«Тут», «здесь»… Осторожней со словами. Ты не знаешь, что они могут значить для меня… Контекст слишком узок, чтоб ты понял – что увидел. Лишь на миг приоткрылось то, кто я есть – вне рамок двухмерного мира. Какой старалась здесь не быть… до сегодняшней ночи – и сна, что не хочу помнить. Даже зная – о ком он…

Не-ет, вот уж тебе это знать незачем.

Медленная, глубоко довольная улыбка. Пальцы ощупывают затылок. Вроде не рассечение. Но прикушенный язык болит. Зря верх не откинули. А, тут же обычный жёсткий…

– Чтоб тебя так каждый день…

– Буду рад.

– Берегись. Выпросишь.

– Оч надеюсь. И где ты этих фишек набралась?

– Каких?

– Ну, этих… всяких разных…

– Не спрашивай. Разволнуешься.

Выгнулась мостиком так, что голова легла на приборную доску.

Глаза жадно распахнуты. Шлёпнул по животу, ладонь развила скольжение.

– Потягушеньки у нас, обалдеть… Кошатина сытая.

– Голодная.

– Чего-о?

– Есть хочу. Рацион кошки должен включать не только высшие белки.

– Куда ж тебе ещё?

– Ну совсем прям некуда… А это ещё что?

На животе – небольшой шрам.

– Аппендицит?

– Ага. В детстве.

Ещё один – поперёк бедренной косточки. Пальцы осторожно гладят сверху вниз. Давешний – ещё светлей, чем кожа, и на ощупь неотличимый. Ниже – ещё несколько.

– А эти?

– Экстремальные виды спорта. Да я весь такой. Считать собьёшься.

Я заметила. На спине, боках, даже на руках выше локтей – вдоль, поперёк…

– Мужчин шрамы украшают.

– А здесь ещё один.

Он откинул волосы на макушке.

– Дай руку. Чуешь?

– Не-а.

– Есть, есть. По детству в драке голову разбили…

– Ай да дипломат…

– … после гонок на выживание.

– Ай да топ-менеджер…

– Вот такой я.

– Зашибись.

– Будет тебе еда. Но сначала сфоткаю. Прямо так.

– Всё для тебя, мой сладенький.

– А ну покажи, как там твоё ранение… Чёрт. До сих пор не…

– А кто б ему дал… О-ох, ну ты красавчик вообще. Будто убил кого-то и разделал.

– А сама-то…

– Дай-ка сумку…

Нашёл не глядя.

Влажных салфеток хватило на обоих.

…На десятом снимке моё терпение лопнуло.

– А ну дай. Я тоже хочу… Во-от так. Теперь можешь курить.

– Язва…

Он опустил окно. В кабину хлынул влажный воздух. Надо успеть надышаться, пока не надымил.

– И дверь открой, плиз.

Перевесилась через колени.

Тучи будто лежат на верхушках деревьев. Вот-вот тонкие веточки проткнут пухлые бока в десятке мест – и пойдёт снег. Или дождь со снегом.

Холодно. Но полное впечатление: если пальцы дотянутся до ледяной корочки на траве у корней ближайшего дерева – растоплю, как в рекламе «Mexx».

Тиг тоже одеваться не спешит. По-прежнему лёжа на его коленях, перевернулась на спину. Жадно затягивается, глаза прикрыты, отрывисто выдыхает дым, рука двигается нервно-изящно, как в кино. Но без манерности.

– Обедать едем в Воздвиженск. Там одна кафешка шикарная…

– Сначала фотки посмотрим. Ты, как всегда, при ноуте?

– А то. В кармане на спинке.

Пока перекачивает фотки, нашарила в сумке зеркальце и блеск.

Негромкий вскрик. Вздрогнул всем телом.

От толчка под локоть – и неожиданности – уронила блеск.

– Чего ты?

– Смотри.

Самая первая фотка – где я ещё почти одета. И всё бы отлично… Но меня будто обвели чёрным маркером. Аккуратненько по контуру. Фотка отмасштабирована по ширине экрана – и линия толщиной с тетрадную клетку. И чернота вокруг – на ширину фигуры. Постепенно сходит до мутно-серой дымки. Без границы раздела. И изображение затянуто дымкой.

– Эт-то ещё что?

– Понятия не имею.

– Игра света… может такое быть?

– Первый раз вижу.

– Проверь другие.

На остальных – то же. И на тех двух, где Тиг.

Он хрустнул пальцами.

– Что за…

Кажется, я знаю.

Но лучше б ошибалась.

Схватила с сиденья фотоаппарат.

– А ну замри…

Быстро, навскидку щёлкнула его.

Он залил фотку в комп. Увеличил.

Обычная фотка. Чуть мутная, правда – но без дымки. И без зловещей чёрной линии.

– Ф-фу, а я уж испугался… Вспышка, наверное, барахлит. В Москву вернусь – отнесу на фирму.

– Странно как-то вспышка барахлит… реально вообще такое?

– Не знаю, – нехотя сказал Тиг, пальцы мелькают, листая фотки обратно. – Но выглядит жутковато. Прямо как ауры в старых триллерах. А такие чёрные ауры – только у тех, кто скоро…

Он запнулся.

Я фыркнула. Неестественно весело.

– Ты что, веришь в ауры?

– Вообще-то верю. А ты?

– Вот не знала, что ауры в цифре ловятся. Но если это аура… На поздней фотке ведь нет. Что, за десять минут судьба поменялась?

– Сомневаюсь… Ну-ка, дай и тебя щёлкну.

Еле различимый сероватый налёт. Контура нет.

А может, и налёт мерещится – раздраконили сами себя, либо глаза подустали. Или экран замурзанный… Да нет, чистый.

– Точно, вспышка.

Откинулся в кресле. Глаза лукаво блестят.

– На рабочий стол себе поставлю.

– Тогда на переговоры брать нельзя будет.

– А-а, ну точно.

– Хотя… хотя… Надеюсь, там столы тяжёлые. Не сдвинутся.

– А… а зачем их двигать?

– Не «зачем», а «чем». Слыхал, как в песне у «Бахыт-Компота»?

Зашёлся от смеха. С трудом выговорил:

– Ну ты отвязная… Куда твой муж смотрит?

– Какой ещё муж?

Молча показал на кольцо.

– А-а, это… Да это так, по инерции.

– Тогда на левой надо.

– Да-а? Нет уж, пусть так. Отшивать проще.

– Не меня, надеюсь?

– Надейся… э-э-э, ты что де… Руки прочь! Да что за… Не сходи с ума!

– Не шути так.

– А то что будет?

– Залюблю до смерти.

– О-о… Это уже серьёзно.

Если он готов – то я тем более…

Охотно откинула голову, подставляя лицо, словно солнцу, губы раскрылись навстречу…

Так и не коснулся. И руки убрал. Голос извиняющийся:

– Кошка, ты не обидишься, если я с полчасика помолчу? Просто… надо подумать.

– Не вопрос.

Без обид. Мне тоже есть о чём подумать.

Хотя… о чём тут думать?

Надо поговорить.

Давно пора.

Но как, как начать? Как вообще заговорить с НИМ об ЭТОМ?!

Он – человек. Более того – нормальный. А я -

(ни то, ни другое)

нет. Даже по меркам таких, как я. И как могла влюбиться в двухмерного, не знаю… но – факт. Воистину – любовь зла.

Сейчас, правда, мистика на гребне популярности. Но это-то и плохо. То, что растиражировано и обмусолено в сотнях жёлтых газетёнок и псевдонаучных передач – не воспринимается. С одной стороны – хорошо: хочешь что-то спрятать – брось на виду. Но с другой…

Но что-то надо делать. Этот чёрный контур – и дымка…

Старая сказка на новый лад. Сто процентов.

Но что это значит?

Целый год меня не снимали. Не считая того вечера… в самом конце. И тогда этого не было.

Но ведь и открытый контакт с тварью случился лишь через двое суток.

Не поэтому ли…

Но почему эти штуки не везде? Где логика?

А что, если сфоткаться на воздухе? Что, если дело в машине?

Да при чём она может быть, если лишь сегодня взята у приятеля?

Ауры я видеть не могу. По крайней мере – здесь. Но слышала – чёрный цвет означает лишь одно.

Получается, мы должны разбиться в этой машине?

Бред. Контур – проделки твари. Но мы ей нужны живыми. Пока – живыми. Хотела б – сто раз прикончила. Поодиночке.

Холодно от таких мыслей… Хочется одеться.

Проще дверь закрыть. И окно.

Перегнулась через Тига, прихлопнула дверь. Мягко – но всё же от приложенного усилия Тига чуть качнуло.

Ноль реакции. Даже веки не дрогнули рефлекторно. Ушёл в себя, вернусь не скоро.

Вот и ладно. Пока отвлекать и незачем. Есть идея…

Щёлкнула пять раз – с более-менее разных ракурсов. Засекая время. И себя не забыла – фэйс в кадре не везде, но и не надо. Повторила серию – через пять минут, десять и пятнадцать.

Классический многофакторный эксперимент.

Тиг не шевелится. Глаза невидяще смотрят прямо.

Звенящая тишина. Даже шум прорвавшегося наконец дождя отсекают стёкла.

…Лишь закончив четвёртую серию, сбросила фотки в ноут.

Первые – нормальные, только опять налёт какой-то…

Но уже во второй серии фигуры прорисованы чёрным. А на третьей…

От жути заболело под ложечкой. Контур тут как тут – и толще, чем полчаса назад. А на кадрах четвёртой серии – дымка темней и гуще…

Прикусила ладонь.

Только не кричать…

Так вот почему те вихри… Скорость ни при чём!

Опомнилась. Распахнула дверь со своей стороны, затем – и Тига.

Даже то, что грубо отпихнули, не вырвало его из задумчивости.

«Расскажи ему!» – кричит внутренний голос. – «Покажи! Сейчас же! Иначе для чего он здесь?!»

Для чего он здесь…

О боже… Зачем он только вернулся?!

Давно смирилась с тем, что больше его не увижу. Те, кто его видел в Москве, говорили – выглядит счастливым. Пусть. Пусть без меня. Главное, сюда больше не вернётся – а значит, будет в безопасности. А я…

Рано или поздно с тварью разделаюсь, не таких душили. Либо – она со мной (и, надеюсь, на том успокоится). Но Тиг…

Надо убрать его отсюда. Любой ценой. И пусть думает – припадочная. Если она до него доберётся…

Опередив сознание и волю, руки стиснули его плечо. Встряхнула – раз, другой.

– Зачем ты вернулся?!

Тиг вздрогнул. В глаза вернулось выражение.

(ну как, как ему сказать, чтоб поверил?!)

– Я же сказал – переговоры вести.

В отчаянии уткнулась в его плечо, сползла по руке. С трудом, но заставила себя выпрямиться.

– Что с то…

– Уезжай сейчас же! Я выйду – а ты езжай в аэропорт. Нет, я с тобой поеду, прослежу, чтоб ты улетел!

– Кошка! Что с тобой творится?

– Ничего! Уезжай отсюда!

– Да что с тобой такое?

Ладони, гладкие, прохладные, легли на щёки, лицо приблизилось, глаза слились в единое небо.

– Солнышко, ну что случилось? Я тебя обидел чем-то?

Нет слов. Треснула кулаком по клаве ноута.

– Это она! Ты слишком долго с ней жил! Она тебя почти убила! На этот раз точно убьёт!

– Т-ты о чём? Я больше не с… откуда ты знаешь?!

– Не знаю и знать не хочу! Плевать мне на твоих женщин – прошлых и будущих! Тварь в твоём офисе… бывшем! Ну давай, скажи, что я больная на всю голову! Но неужели не чувствовал?! Она же всё там заполонила!

– Вот, значит, как…

По лицу разлилась нечеловеческая усталость, разом состарив лет на десять. Руки разжались. Уткнулся лбом в стекло со своей стороны.

Осторожно взяла его за плечи, прижалась лицом к спине.

– Извини… Но там это есть, поверь. И это серьёзно. Очень. Я с таким сталкивалась.

Порывисто обернулся, сбросив руки. Лицо искажено болью и шоком.

– Вот это хуже всего.

– Что хуже?

– Что и ты знаешь.

– Что?! Так, значит, ты…

– Ещё с весны. Да ещё ты… На глазах менялась, когда ко мне заходила. А тогда, в последний раз… Даже не простились… по-настоящему. А ты бежать кинулась, будто у меня за спиной страшилище стояло.

(стояла)

– Из-за неё, да?

Вот это интуиция… С ума сойти. А ведь не из наших, голову на отсечение…

– Она не хотела, чтоб мы объединились.

– Я видел, что ты слышишь. Но так и не понял, осознаёшь ли. Боялся за тебя.

Он привлёк меня к себе.

– Но я не мог не уехать, понимаешь?

Обнял ещё крепче, голова легла на плечо. Я дёрнула плечом, заставив выпрямиться.

– Ты перед каждой любовницей отчитываешься?

– Ты – не каждая.

– Очень рада…

– Я…

– Да я рада была и счастлива, что ты уехал! Чтоб драться, за тебя не опасаясь…

Его руки сжали меня так, что стало больно.

– Что-о?! С ней воевать? В одиночку?!

– Не привыкать. Не такая уж я беспомощная, да будет тебе известно. Пусти, рёбра сломаешь.

– И думать не смей! Это должны делать специалисты!

– И где их взять? Что б ты понимал, а…

– Тоже мне, изгоняющая дьявола!

– Я сказала – прекрати меня душить. Деспот, блин!

– Прости. Но тебе нельзя вме…

– Ещё не понял? Мы в одной лодке. Смотри.

Он изменился в лице задолго до того, как пролистал всё. Зачем-то начал в обратном порядке. Глаза огромные, чёрные из-за зрачков – закрыли радужки, как луна солнце при полном затмении.

– Убедился? И ведь не везде. Только в закрытом пространстве.

– Почему?

– Классика жанра. Хочешь сделать замеры в помещении – не проветривай. А у нас – до того, как ты покурить решил – закрыто было наглухо. Не считая того, что на скорости окно…

Дальше объяснять не пришлось.

Ахнув, ударил по кнопкам. Окна открылись до упора. Дверь отлетела.

Словно не чувствуя, как ледяные капли косого дождя оседают на голой спине, медленно повернулся ко мне.

– Под колпаком…

– Оба.

– Так вот почему я… Господи, мы же разбиться могли! Ты знала?

– Нет. Но было ясно – что-то не так.

– Просто хотел тебя прокатить с ветерком. Но после старта…

Замолк. Ладони с силой трут лицо. Будто умывается. Ещё бы. Меня тоже тянет – если б не макияж.

– Ты почувствовал, что хочешь гнать быстрее и быстрее, так? Что хочешь чего-то добиться… от меня или… Так на тебя не похоже…

– Господи, да нет, конечно! Просто я… я вдруг захотел, чтоб ты испугалась, начала просить остановиться. Только это в голове и было… Но как увидел, что ты делаешь… Решил – прыгнуть хочешь. Сам перепугался насмерть.

– Да не собиралась я! Просто задыхалась. Будто кровь забирали. Руки не слушались. Отнялись почти.

– Может, нервное?

– Вряд ли. Да и не до того стало. Надо ж было тебя в чувство приводить.

Смешок.

– Да уж… Классно получилось. Но по-настоящему я опомнился, когда твою кровь увидел. Это тоже… ну, чтоб меня в чувство привести?

– Ты что!

(а странно, что сама не додумалась)

– Тебя я уж точно поранить не хотела. Я нечаянно. Извини.

– Да ну, ерунда какая… Кстати, твоё-то как ранение?

– Норма…

Ощущение неприятной влажности. И, похоже, давно.

На сиденье лужица крови шириной с ладонь. Липкая, уже схватывается. А ранка – подсохшая.

Перевернула руку Тига ладонью вверх.

Аналогично. Подсохшая струйка крови обрывается в паре сантиметров ниже запястья.

Пять минут сквозняка – и…

– Всё ясно. Как с фотками. Надо было раньше догадаться. Как тогда, в офисе…

Точно б кровью истекла. Или захлебнулась. Если б не Нат…

Мороз по хребту. От воспоминаний передёрнулась.

Тиг – тоже. Прикусил губу.

– Я виноват. Втянул тебя…

– Сама влезла. Она там за полгода до тебя была. Самое меньшее. И сразу поняла, что я её засекла.

– А я-то думал – это против меня.

– Ещё чего не хватало. И прекрати самоедство. Я сама решаю. У тебя и опыта нет, чтоб мне указывать.

Тиг сплёл руки на груди.

– А у тебя?

Я легко выдержала взгляд.

– Я всю жизнь в этом.

– В чём?

– Веришь в душу?

– Переселение душ, хождения вне тела… ух ты! Это, да?

– Всё из одной оперы. Есть душа – есть и остальное. Так веришь?

Пауза.

– Хочу верить. Только не верю глупостям, что об этом пишут.

– И правильно. На деле всё не так.

Глаза сверкнули.

– Помнишь прошлые жизни? Хоть одну?

– Две. Довольно хорошо.

(в одной из которых был ты… почти наверняка… по-другому не объяснить)

(но даже и помнить незачем)

(я же и так люблю тебя)

(больше жизни)

(а помнить – это как расщепление)

(один раз такое уже случилось)

(очень давно… боже, как же давно…)

– Обалдеть… А вне тела?

– Всего хватало. Но я думала – кончилось. Ведь столько лет уже – и ничего… ремиссия…

– Так ты и в прошлой жизни здесь жила?

– Нет. Просто везёт мне на людей и события, да ещё город такой… Меридианы и параллели знаешь?

– Ну.

– Земной шар опоясывают силовые линии. По тому же принципу. Только их больше. Намного. И рисунок сложней. Кстати, ближайшие как раз здесь где-то в полях и пересекаются. Узловая точка. Супергеопатогенная зона.

– Так вот почему мне здесь нравится!

– Ага. Здоровская у тебя интуиция, я скажу… Но жить рядом нельзя. Только приезжать – питаться. И то не всем подходит.

– Но ведь полсотни километров до города! Что до вашего, что до…

– Так это не много. Но аномалии только у нас. В Воздвиженске норма.

– Почему?

– Сравни: мячик, что закатился в угол – и мячик, что лежит на улице через стенку, пусть на стыке того же угла. Второй всеми ветрами обдувает, а первый трёмя плоскостями окружён. Надо ж было место выбрать… У нас знаешь какая статистика по полтергейстам, геопатогенкам и т.д.? А радиоактивные отвалы? Одна шарага сколько сбрасывает – и не она одна. Мы ж центр краевой промышленности. А в Отечественную такие бои шли… Полгорода – на немецких могилах братских. Особенно новостройки. Про высоковольтные линии вообще молчу. Короче – зашибись местечко. Что угодно может случиться.

– Обалдеть. А чего не переедешь?

– В Москву вашу? Всем помойкам помойка! Да ещё со всей страны шушера слетается. У нас хоть нарков и скинов на квадратный метр поменьше… И вообще. Свой город ни на что не променяю. С каждым камушком история связана.

– Расскажешь?

– В полгода не уложимся. Тебе своих проблем хватает.

Но о твари пришлось поведать. В подробностях.

И рада б говорить спокойно, но совладала лишь с голосом. Бьёт озноб. Руки «смеются», ладони мокрые, в горле сухо. Сама не заметила, как на полном автопилоте стала ожесточённо грызть цепочку Тига – благо длина позволяет (особенно если прижаться). А он словно не слышит, что цепочка врезалась в шею. Слушает молча – бледный, пришибленный. Глаза – как у ребёнка на фильме ужасов.

Вылазка в офис №219 потрясла.

– Сумасшедшая! Ты же умереть могла!

– Разведка боем. Мне, знаешь ли, выбора не оставили.

– Но рисковать жизнью!…

– Не привыкать.

Молча прижал к себе.

Закрыв глаза, я подумала: раньше меня берегли старшие друзья. Всегда кто-то был рядом – сильный, мудрый, опытный, лучше ангелов-хранителей. А сейчас не то что помощи – совета дать некому.

Раньше были пути… запасные, скажем так. Но теперь все пройдены. Без остатка. Кроме одного… но им я не воспользуюсь.

Даже ради спасения жизни.

И ещё. У меня нет опыта борьбы с тварями вроде этой.

Были всякие – и пострашнее.

Но не такие.