Текст книги "Бестии"

Автор книги: Ива Одинец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Все имена и события в произведении вымышлены, любые совпадения с реальными людьми и событиями являются случайностью.

Пролог

– И давно ты меня хочешь?

– А о чём мечтал всё это время?

– А ты?

– С того дня, как увидел. Честно.

– Я первая спросила.

– Вот первая и ответишь.

– Ах ты, м-маленький… оу, сорри… уже нет, вижу…

– Видишь?!

– Ну да. Мы, музыканты – пальцами, как глазами…

– Ох ты боже мой… Не отвлекайся.

– От чего конкретно?

– Ах ты хулиганка…

– Всё время представляла, как подкараулю тебя, затащу в дамскую комнату…

– … от которой у тебя ключ.

– … точно, и… Ну короче и так далее. Теперь ты.

– Даже не знаю, с чего начать.

– Зато я знаю. Сидел небось вечерами в своём одиноком офисе – и представлял в красках: вот пусть только заявится эта выдра, виляя точёными бёдрышками… ка-ак схвачу в охапку, да ка-ак завалю на стол…

– Нет!

– Что – «нет»?

– Только не там. Ни за что.

– Почему?

– Ненавижу это место.

– Понимаю.

– Нет… к счастью…

– Глупышонок…

Глава 1

11 июня, суббота, 9-30

– Я подписал документы. Все, кроме договоров на поставку. Попросите Тонева зайти.

– Сейчас.

Пальцы сами набрали прямой – 8514. Не то, что в справочник – на кнопки смотреть незачем. За два года возник автоматизм. Очень выручает, когда голова не тем занята. Вот как сейчас.

– Гектор Андреевич, доброе утро. Приёмная Шахова.

– Доброе, доброе утро. Как там мои договоры?

– У Дмитрия Олеговича возникли вопросы.

– Понял, бегу.

Я положила трубку.

Ладони сжали виски.

Это пальцы холодные? Или лицо горит? Наверное, и то и другое. И лоб горячий. Как при простуде.

Какая простуда летом? Под кондиционером продуло? Который с мая сломан?

Хватит искать отмазки. Как будто за семь месяцев трезвый аналитический ум не выделил закономерность – озноб накатывает каждый раз, когда я успеваю узнать о приходе Тонева прежде, чем сам он влетит в приёмную, лучезарно улыбаясь. Как артист на сцене: каждый в зале уверен, эта улыбка – для него одного. На самом деле всем – и никому конкретно. Со сцены в темноте зрительных рядов лиц не различить, по себе знаю. Тем более глупо рассуждать о какой-то особой теплоте, проникновенности, каких нет больше ни в ком. Это называется – формальная деловая этика. Ещё бы. Этот парень – выпускник МГИМО, бывший пресс-атташе посольства. На фоне мужиковатой дирекции блистает, как бриллиант средь битых стёкол в хмурый день. Безупречный во всём – и естественный, как лёгкий вдох. Хотела б я знать, чего ради он променял должность одного из топов головного офиса на наше захолустье. Для меня лучше Новоивлинска нет и быть не может, слишком многое с ним связано. Но что тут делать москвичу, блестящему финансисту и управленцу? Пусть даже наша шарага в числе лидеров рынка измерительных приборов…

Смотрелась ведь в зеркало пять минут назад – но рука сама потянулась к ящику стола.

Глаза непрозрачно зелёные. Непрозрачно вежливые. Как всегда. Почти голливудская улыбка. На работе ношу не снимая. К вечеру болят щёки. Главное – не забывать щуриться. Любят рассуждать о языке тела. Думают: раз от глаз морщинки – улыбка искренняя. Как же вас, человечков, легко провести. Зато и риск конфликтов сведён к нулю. От бабских интриг не спасает, но хоть внаглую нервы не треплют. И легче сохранять дистанцию. Отказываться, когда зовут в компанию, и т. д. Я сюда не общаться хожу, а на жизнь зарабатывать. Глаза б не видели… А для местных тётенек предел мечтаний – как же, секретарь генерального. Градообразующее предприятие, мать его… Спят и видят, как бы детей потеплей пристроить. «Ой, а вы бы не могли поговорить с Дмитрий-Олеговичем, у меня сын институт заканчивает, а у меня дочка хочет из цеха в управление перевестись, и т.д., и т.п., вам-то он не откажет, он же вас так ценит…»

Уж и говорили бы прямо: попала сюда прямёхонько из койки, где роли распределяются – так будь человеком, помоги теперь другим.

Дети, понятно, святое. Тем более – выбор небогатый. Или на рынке стоять (где уже втиснуться некуда), или на частников пахать, что прогорают пачками – или в наш «Новоивлинский ЗИП». От безработицы за любую зарплату – даже здешнюю копеечную – схватишься, как утопающий за гадюку.

Просьбы достали. Но не объяснять же, что сначала имел место приём на работу – и лишь спустя год койка… Скорей поверят, что на Луне живут лунатики.

Мысли прервал треск – и поток прохладного воздуха из коридора.

Снова дверь рассохлась. Иначе, как с пинка, не открыть. Всё не как у людей.

Нет, не он. Но влетит в любую секунду. Не зря сказал – «бегу». Не ходит, а летает. Шаг пружинистый, широкий, ноги длинные – даже для двухметрового роста. Вот уж не похож на наших увальней с пузиками через ремень. Лёгкий, спортивный, тонкий – но сильный. Наверняка сильный. Легко представить, как эти руки обнимают – бережно, но крепко. А для поцелуя ему придётся наклониться. Тридцать сантиметров разницы – это всё-таки не…

Хватит мечтать, бестолочь. И не лыбься, как пустым мешком прибитая. Хватит того, что вчера ему трижды пришлось повторить вопрос, а потом выпить кофе – с солью вместо сливок. Что выяснилось лишь потому, что попутно я налила чашечку и себе – с якобы сливками из той же, понятно, банки. Ну, в дирекции самодуров, способных разъяриться из-за мелочи вроде кофе с солью, нет. Но без мужицких шуток не обошлось бы. А этот хоть бы в лице изменился. Выпил до капли. И сказал: «Спасибо». Как всегда, вежливо (дипломат) – но удивительно тепло и солнечно. Как всё сказанное его голосом.

О-о боже, это просто манера говорить. Такая же, как и моя – улыбаться. Что за…

– Здрассьте поближе.

Оп-па. Дверь-то не захлопнули. Лишь прикрыли. А ковёр гасит шаги.

Он. Смотрит в упор. Улыбается всё лицо – тонкие красивые губы, распахнутые глазищи того же цвета, что и ослепительное утреннее небо за окном. Крапивинский мальчишка – только подросший. А говорят, голубой – цвет холодный. Такую глупость мог выдумать лишь тот, кто не видел этих глаз. По ореховой полировке, стеклу на картине и даже боку напольной вазы скачут десятки мелких зайчиков. Не только освещает – согревает всё вокруг. Но под ложечкой холодок, а руки – будто только из морозилки. А минуту назад было жарко. В разгар лета в брючном костюме, кошмар… А не костюм – так юбка до колена. И беспременно колготки. Дресс-код, мать его… Провинция – а понта выше крыши.

А счастливчик Тонев – в тонких джинсах и лёгкой светло-бежевой рубашке. Ладный, как с витрины. Всё сидит великолепно-небрежно – на неделе безупречные костюмы-белоснежные рубашки-галстуки, как положено дирекции, а по субботам потёртые джинсы. Наверняка дорогие, как и льняная рубашечка – но изысканно простые. Та самая простота, что венчает оба конца шкалы артистизма.

Неужто суббота? Слава тебе, господи. Да ещё и праздник завтра. День независимости кого-то от чего-то там… в том плане, что ничего ни от кого не зависит. У нас тут – точно. Но хоть не попросят выйти на работу… я надеюсь. Лишний день покоя – и то польза. А руководство начнёт праздновать уже сегодня. Умотают на водохранилище (там база отдыха рядом, «Зелёная роща»), причём с обеда. Вот почему мой лапушка уже с утра неформально прикинут. По субботам лишь с обеда приезжает в джинсах. А нам, секретарям, и того нельзя.

– Ау?

Ч-чёрт. Опять в транс впала. Сам виноват. Ну зачем он такой сладкий до невозможности…

– Сорри. Задумалась.

– Правда? Обалдеть.

– Да вы заходите. Он вас ждёт.

Гектор распахнул дверь в кабинет.

– Дмитрий Олегович! Кофейку попьём?

Из глубины кабинета ворчание:

– А то как же. Заказывайте.

Зубы сжались.

Старый упырь. Знает, что я лишний раз туда не зайду. Чтоб его не видеть.

Гектор, так и стоя на пороге, обернулся – лёгким танцующим движением.

– Мне со сливками, как всегда.

От улыбки вновь заныло под ложечкой. А в животе нарастает жар – тяжёлый, болезненный. Каждый раз… Каждый проклятый раз.

Колени сжались. Голос предательски дрогнул.

– Через пять сек.

Через минуту я вошла в кабинет с подносом.

Куда б приткнуть? Стол завален бумагами. А Гектор увлечённо что-то показывает Шахову на мониторе, стоя за плечом. Словно не видят.

В приёмной звонок. Другой, третий… Три линии сразу. Да пошли вы все. Рук две, а язык вообще один. Перебьётесь. Мне и здесь стоять неплохо. Любоваться украдкой на склоненную голову, тёмно-русые волосы, по-мальчишески чуть встрёпанные, тени от ресниц на щеках. Ловить звуки голоса, весёлого, чистого… Только б упырь не уставился…

Оба подняли глаза разом.

Не успел Шахов рот раскрыть, Гектор шагнул навстречу. Даже с его шириной шага их понадобилось три.

Ближе к столу шефа не подхожу. Оставляю поднос на столе для переговоров – на краю у двери. Во избежание глажки по коленкам и умильных улыбок в попытках помириться. Правда, со времени последней – … дцать-какой-то по счёту – прошло два месяца. С тех пор ко мне обращаются подчёркнуто на «вы», а я вхожу сюда, лишь когда пусто – или шеф не один. Сколько так будет продолжаться – не знаю. Ничего менять не собираюсь. Кроме работы – при первой возможности. Давно б ушла. Но тогда не смогу видеть Его…

Гектор забрал поднос. В замешательстве не сразу отдала.

Кончики пальцев легко коснулись моих.

О боже… Ни разу даже краем одежды…

Понадобилась вся воля, чтоб не отдёрнуть руки… не вздрогнуть хотя бы.

– Вот спасибо.

Смело опустил поднос на кожаную папку поверх груды таких же.

Мрачный взгляд – и Шахов вновь уткнулся в монитор.

Вчера был злобен, а сегодня вообще туча тучей. Не выспался. А то и рюмку-другую хлопнул на ночь. Глаза – голубые, но темней (и холодней), чем у Гектора – набрякли, пробор менее тщательный, чем всегда, даже костюм висит мешком. С чего вдруг? Для сорока восьми очень неплохая фигура, широкие плечи, талия, всё как положено. Седина лишь добавляет шарма. Интересный, сексапильный мужик. Хоть и выглядит лет на десять старше. Лицо помятое. Работа по шестнадцать часов, редкие выходные – плюс привычка снимать стресс водкой. Не каждый день, конечно, но всё же… Но бабам он нравится безумно. Едва ли не больше, чем Гектор. И есть за что. Ведь и мне нравился. Ещё недавно…

Пора уходить. Телефоны разрываются.

Приёмная пуста. Вот и чудненько. Хоть чаю заварю. Не успею сейчас – придётся ждать до обеда. В этом сумасшедшем доме в туалет-то отлучиться некогда. И почему секретарям памперсы не положены, как охране?

Раньше, когда дела шли лучше, у Шахова была охрана. На него отродясь не покушались – но положение обязывало. Двое телохранителей по очереди сопровождали его на работе и вне. Смена – сутки. Без перерывов. Я дружила с обоими – и много чего наслушалась про секреты профессии. Хоть охранное агентство открывай, как собирался один из них, Сергей Денишев. Может, уже и открыл. Не знаю, год не виделись. Так вот, он рассказывал, что суточное дежурство – это нормальная практика. И никаких обеденных перерывов, т.к. ни есть, ни пить нельзя. Но всё равно положено надевать памперсы – мало ли, вдруг банкет какой особый… Специальные, незаметные под деловым костюмом – телохранитель должен быть одет так же, как охраняемый. И вести себя так же. Будто – компаньон.

А под мой костюмчик никакой памперс не наденешь. Облегает всё что можно. Только это и дозволено. Никаких декольте, прозрачных блузочек – и уж тем более мини. И леопардовая расцветка под запретом. Уроды. Когда я сюда устроилась, гардероб пришлось подбирать заново. Уж выдавали б сразу униформу. Как стюардессам. Или хоть денег давали б на прикид, как принято в солидных фирмах. Так то в солидных. А не то, что у нас.

Подошла к зеркалу.

Прямое каре до плеч. Чёлка до самых глаз. Волосы рыжие как лисий мех. Отсверкивают золотом. На солнце, говорят, смотреть больно. Глаза зелёные – цвета хаки, как бывший муж стебётся. Кожа фарфоровая, как у голландки, сплошь в светлых веснушках. Осенний тип. Но эти мрачные костюмы с белыми блузками… Интересная бледность превращается в бледную немочь. Всё могу простить этим гадам из московского офиса, даже зарплату… но запрет на леопардовый принт – никогда!

Хотя никакой прикид – хоть рваный мешок из-под удобрений! – не скроет грудь четвёртого размера, безупречной формы ноги от ушей, походку в стиле «медленное дефиле» и голос а-ля Мадонна, тихий, но близкий к грудному. Красотка. Может, не самая, но уж в первую пятёрку красавиц управы вхожу.

Вот только… хватит ли этого?

Какой нужно быть, чтоб понравиться столичному мужчине – опытному, с тонким вкусом, бывавшему на приёмах в посольстве?

Тяжёлый вздох.

На что, на что ты надеешься, а, бестолочь? Он в Москве к таким девочкам привык – закачаешься, а тебе только наших мужиков сражать изысканностью. Как говорится – сойдёт для сельской местности. Никогда не была броской – тем, что называют «секси». Фигурка-то отпад, и глазки, и губки… но образ и манеры леди Чаттерли портят всё. Это на ценителя, а чтоб заценить – надо долго всматриваться. У него взгляд сомелье… но смысл напрягать глаза? Ради интрижки? Смешно. Развлекаются с доступными. Легко взять – легко употребить – легко выкинуть. А я такой не выгляжу. Даже в мини-юбке. Будто на лбу написано: «Не влезай – убьёт».

Мне двадцать пять. Ему – двадцать восемь. От меня сходят с ума мужчины за сорок. Но не ровесники. За ничтожно редким исключением. Взаимно. Я их подавляю. И не только их. Здесь так было всегда. Пока не появился он.

Господи, пожалуйста… Хоть раз… И я месяцы – годы буду жить воспоминаниями. Я не знаю, почему – он. Не люблю молодых. Не терплю голубоглазых. Не переношу курящих. И ненавижу всё солнечное. Но его хочу до безумия. Как ещё никого.

Потому что он – чудо.

Хлопнула дверь.

Из кабинета в приёмную. В кухне слышимость отменная.

Проклятые плитки… Чудом не грохнулась. Спасибо столу. Лучше синяк на пол-бедра, чем перелом. И ведь зря. Наверняка уже в коридоре. Летает как стрижонок Скрип.

Нет. Ещё здесь. Улыбаясь, шлёпнул на стол толстенную папку. Договоры.

– Подписал. Можно отдать юристам.

Медленно уселась, раскрыла папку. Руки листают на автопилоте; неравные паузы, будто глаза видят хоть что-то. Стоит так близко, что не нужно вдыхать, чтоб учуять. Тёплый, чуть пряный, горьковато-сладкий парфюм смешивается с запахом кожи. Не заглушая. Меня не обманешь. Слышу трижды достаточно… чтоб опьянеть до полной готовности.

Почему он не уходит?

Сглазила. Шагнул к двери… но тут же вернулся.

– Надо курьера вызвать. Этим убить можно. Ни в коем случае сами не таскайте.

Издевается? Будто у меня есть время на хождения…

Он вновь развернулся к двери… и тут меня замкнуло. Иначе не назвать.

Громко и отчётливо я сказала:

– Хватит обращаться ко мне на «вы»!

(боже, неужели я это сказала?!)

Под ложечкой заледенело.

Гектор вернулся к столу. Будто не уверен, что не послышалось. Сверлит взглядом – с высоты своего роста и серьёзности.

– О’кей. Но я к тебе так обращаюсь, потому что отношусь так.

– Как?

– Я тебя уважаю.

Сердце оборвалось – слышно, как падает, стукаясь о рёбра.

Ч-чёрт! Вот так всегда!

– Издеваетесь?

– Я что, похож на гоблина?

– Н-нет… вроде…

– Ну, и на том спасибо.

– Всегда пожалуйста. Просто ко мне здесь так не обращаются. Думают – мелкая и глупая.

– Я заметил.

Искристая улыбка.

Дверь захлопнулась.

И как это понимать? Что ты заметил? Что мелкая и глупая? Без тебя скользко!

Изо всех сил треснула по столу. Уткнулась лбом.

Только не реветь, визин кончился…

Да чёрт с ним!

Грохот заставил вскинуться.

Шахов.

А, ну да, в десять планёрка.

Вышел, не взглянув. Ну и пошёл ты. Зато Гектор окинул взглядом – ещё когда вылетела из кухни, как ошпаренная. Если это можно назвать взглядом. Так смотрят на мебель, проверяя – не сдвинулась ли.

Да пошли вы все. Дожить бы до вечера…

Так, а почта? Кроме договоров?

Последние пару месяцев Шахов выносит почту сам. Какой смысл ждать, пока я зайду, если нельзя, пользуясь случаем… Но сейчас вышел с пустыми руками. Торопился на планёрку.

О«кей. Сама заберу.

Легко понять, кто из какой чашки пил. Рядом с чашкой Гектора пачка сигарет. «LM», лёгкие. Вечно забывает. В пепельнице два окурка. М-мерзость. Целоваться с курящим… бе-е-е. Да, если речь о Шахове или любом другом. Но Гектор…

В чашке кофе на треть. Странно. Никогда не оставляет. Стоя в один глоток допьёт, если что.

Торопился? Тогда зачем битую минуту потерял на разговоры со мной?

Совершенно безотчётно рука подняла чашку к губам.

Именно этого края касались его губы, он всегда держит чашку одинаково.

Но фарфор не сохранил вкуса. Вообще ничего. И здесь не везёт…

Машинально допила одним глотком. Подошла к столу Шахова.

Почту не смотрел. Теперь лишь после обеда. Вот и хорошо. Ещё четыре часа сюда не заходить.

Уже в развороте к двери край зрения зацепило что-то.

Экран.

Окно Outlook, с десяток сообщений, половина из московского офиса. А вот последнее… Что за адрес – [email protected]? И ведь файерволл проскочило… Убить срочно. Вечно Шахов лазит по инету – а потом АСУ в полном составе лечит оба компа. Мой заражается в тот же день, т.к. копии писем автоматически отсылаются мне. И сиди потом допоздна, т.к. проснуться раньше хоть на час я не способна…

Промахнулась. Вместо Shift Del нажала Shift End. Письмо внизу раскрылось.

Фотки. Шахов, Панков, Криницын… дирекция в полном составе. В пейнтбольных комбинезонах, обляпанные по уши, довольные как слоны. Резвились в прошлый уик-энд, на всю неделю разговоров. В центре человек в шлеме. Лица не видно… но такого роста лишь Гектор.

Десять фоток. Общие. Но лишь на последней – лица крупным планом.

Гектор. В обнимку с Шаховым.

Нашёл кумира… Тот на него смотрит как на малолетнего выскочку.

Секунда – и копия письма ушла на мой адрес. Рабочий. Домой – потом. Когда насмотрюсь…

Папка «Отправленные», Shift Del.

Всё. Никаких улик.

Прочих я безжалостно отрезала. С особой радостью – Шахова.

Открыла. И, держа пальцы на Alt F4, блаженно замерла.

Боже, какие глаза… Наконец-то могу рассмотреть. Блестящего, подвижного, как ртутный шарик, его поймали в лучший момент из возможных. Улыбающиеся глаза не отпускают, куда не поверни голову. А улыбнувшись в ответ, отчётливо увидела, как уголки губ взлетели.

Показалось. Привыкла щуриться в момент улыбки.

Нет, не поэтому. Не хочу так думать.

Улыбается как толкиеновский эльф из Лихолесья. Губами, глазами – всем лицом. Но главное – глаза. Даже без улыбки бесподобные. На пол-лица, миндалевидные, как у героев «Аниматрицы». Вокруг радужки чёткая каёмка. Такие глаза называют «огненными». А радужка – трёхцветная. Серо-голубая с золотистыми искрами.

Tiger… Ишь ты.

Нет. Ему не идёт. «Тигер» – это что-то толстолапое, свирепое, вальяжное… А он – изящный и игривый.

Тигрёнок.

Точно. А для краткости – Тиг.

Смешок.

Наконец-то определилась. А то даже мысленно не знала, как звать. Ну не Гектор он. Не воспринимаю. Не могу представить, как выкрикну это имя, когда мы…

Окстись, девочка. Ничего не будет. Хватит мечтать. Времени было трижды достаточно. Семь месяцев с того дня, как нас представили друг другу – в мой день рождения.

Символично-то как…

И совершенно бесполезно.

Всё решается в первые секунды. Либо ты хочешь того, кто перед тобой, либо нет.

Значит, он не хочет.

Глава 2

11 июня, суббота, 13-00

На обеде позвонила Нати.

– Зайчик, давай на рынок съездим?

– Давай!

Шопинг – лучшее лекарство. Даже от сердечных ран. Что для нас обеих актуально. У Нат своя безответная любовь – Сергей-Статуя-Командора-Денишев. Кевин Костнер – только из музея мадам Тюссо. Железный Феликс. Киборг чёртов. Как ещё назвать мужчину, что берёт у девушки телефон – и не звонит. Уже год.

А Нат его любит до безумия. Когда был телохраном Шахова, в дни его дежурств забегала на обед и вечером. Два километра пешком (Нат – начальник сектора технического контроля) от нас – и обратно столько же. Сергей охотно ввязывался в разговор, раз даже взял за ручку. Но дальше не пошло. Слишком несовременные. Оба. А из меня свахи не вышло. И советчик хреновый. О себе-то не могу позаботиться… стыдобище, в кои-то веки…

Нат ждёт на остановке.

Такую девочку издали заметно. Блестящие тёмно-рыжие, почти чёрные волосы чуть не до талии, оранжевое мини-платье, голые загорелые ножки. Хорошо им в лаборатории, все в халатах ходят, а они короткие, и под них – что хочешь. Никакого дресс-кода, как в управе. Вот Нат и демонстрирует балетную подготовку вплоть до морозов. Фигурка мальчишеского типа, но до того стройная и гибкая – загляденье. Благодаря латинским танцам. Поэтому и Натальей никто не зовёт. Только – Нати. Как Орейро. Нат даже чёлку подрезала, как у тёзки. Шикарно.

Вот такая девочка Тигу бы понравилась. Яркая, весёлая, лучезарная (даже фамилия – Солнцева!). Совсем как он. Но Нат его боится. Глаз не поднимает. Священный трепет. Директор, москвич…

А я не боюсь. Подумаешь – директор… Не в этом дело.

В маршрутке я для порядка спросила:

– Не звонит Серёжа?

Нати вздохнула.

– Нет… Может, телефон потерял.

– Так позвони сама.

– Ты что! Я не могу первая. Что он подумает?

– Да ничего не подумает. Сейчас время хорошее. Можно и на танец мужиков приглашать, и в постель…

Нат залилась румянцем. Сквозь загар – очень красиво. А глаза – как вишни в коньяке. Видел бы Сергей…

– Нет, зайчик, не могу. Это ты смелая, а я…

К горлу подступили слёзы.

Смелая – зашибись. Первый шаг сделать не в состоянии…

А до сих пор и не приходилось. Все, кого я выбирала, как-то понимали – по глазам ли, по флюидам… Все, кроме…

– Зайчик, а ты почему Гектору Андреевичу первой не признаешься? Умру от расстройства, если вы вместе не будете! Сама же меня учила – ничего не бояться.

– Так и надо. Но я… Просто, знаешь… было кое-что. Очень давно… Мне мешает. До сих пор.

– Что?

– Не хочу вспоминать… А ты не равняйся на меня. Ты Серёге точно нравишься.

– Нравилась…

Может, Нат права, говоря в прошедшем. Но год назад его глаза загорались при виде её. Готова поклясться.

Ладно, не будем о грустном. А шопинг поможет.

На рынке Нати развеселилась. Азартно примеряет платья, щебечет, смеётся, я всё подряд одобряю, но её тянет дальше. Пока все ряды не обойдём – не успокоится.

– Зайчик, а ты почему не выбираешь?

– А когда это носить?

С работы ухожу затемно. А по воскресеньям отсыпаюсь, читаю или брожу по инету. Больше ничего захотеть не успеваю.

– Ну хоть что-нибудь померь!

– Что?

– А вот!

Уму непостижимо, как Нат углядела эту юбку в ворохе платьев и кофточек. Умопомрачительная чёрная мини из тонкой кожи. Настолько мини, что платье Нат рядом с ней сойдёт за макси.

– Мечта садомазохиста…

– Давай-давай!

Нат решительно втолкнула меня в вагончик-примерочную.

О да. Это моя вещь. Однозначно. Фигурка – статуэтка. А с белой шёлковой блузкой (о, с каким наслаждением я швырнула в угол жаркий чёрный пиджак!) с пышным воланом – отпад. Просто отпад.

Сквозь занавеску просунулась голова Нат. Глаза округлились.

– Ва-ау…

– Хорошо?

Подруга показала большой палец.

– Вот так и иди.

– На работу?

– А почему нет? Суббота, конец дня. Даже ваш дресс-код…

Пока я обдумывала идею, Нат исчезла. Вернулась с упаковкой колготок.

– Держи. Вот так точно можно.

Да в конце-то концов… Я что, монашка?!

И вообще… Суббота есть суббота. Если уж Тиг, директор – в джинсах…

У охраны на входе глаза – девять на двенадцать.

Да уж. В таком меня тут ещё не видели. Представляю фэйс Шахова…

Шахов косится нервно. Но молчит.

Что ж, ожидаемо. Эти ноги он видел и вне юбки. А язвить – не в его стиле.

Да плевать на Шахова.

Всё это – лишь для одного.

Но его нет.

Боже, только не говорите, что он уехал. Бывает – он срывается в командировку вот так, среди дня.

Нет, только не сегодня… Я не переживу…

Четыре часа – как в тумане. С редкими просветлениями – когда удаётся выкроить минутку открыть заветный JPEG. Не отрывалась бы… Если уж нельзя заполучить оригинал…

Рабочий день кончается в шесть. Официально. Но у дирекции не принято уходить вовремя. А значит, и секретарям раньше пол-восьмого не уйти. Но сегодня в честь праздника можно и пораньше.

Нет. С места не двинусь, пока не увижу Тига. Пока он не увидит меня.

Даже если придётся ждать до полуночи. С этим старым упырём за стенкой.

Почему он не уезжает? Разве не должны были – все вместе? В «Зелёной роще» грандиозная торжественная программа.

А если Тиг уже там?

Ну, тогда плохи мои дела. Я не вхожу в число приглашённых. Если только Шахов возьмёт…

Три ха-ха. Меня стошнит прямо на него – раньше, чем выйдем отсюда. Не понимаю – что я в нём находила…

Где же Тиг? Где?

Противно и думать, но… пора нести Шахову почту.

Положила на левый локоть папку с бумагами. В правой длинный тонкий нож для вскрывания конвертов – рукоять в ладони, лезвие в рукаве. Порезаться трудно, но если ударить в горло… Не смертельно – я уж постараюсь, скрепя сердце. И даже без крови. Но будет больно. Очень.

Перед дверью замешкалась. Очень тугая ручка. Нужна хоть одна свободная рука. Не ждать же, пока кто-то придёт. Нож не брошу. Значит…

– Разрешите?

Через плечо протянулась рука. Тонкие, длинные, как у музыканта, пальцы повернули ручку играючи, как ложечку в чашке с кофе.

Внутри прокатилась тёплая волна. Язык отнялся.

Только не оборачиваться… Увижу его глаза так близко – потеряю сознание.

На деревянных ногах, на совершенном автопилоте печатающих дефиле, прошла к столу Шахова. Давно не сокращала расстояние до метра…

Уже захлопывая дверь, услышала выдох:

– О-бал-деть…

Тихо. Нерасчётливо искренне.

Как неосторожно…

К острой радости добавился холодок под ложечкой. Шахов двадцать лет руководит всем, чем может. Мне капризы сходят с рук – пока считает, что просто капризы. Но соперников не потерпит. Тем более – конкретного кандидата. Склонен видеть то, чего нет – и ещё додумывать. Плюс нутряная злость матёрого удельного князя к блестящему молодому москвичу…

Плюхнулась в кресло. Ноги дрожат, как после десяти километров кросса, сердце стучит, как метроном, выставленный на «presto agitato» при максимальной громкости. Да тихо ты, бешеное…

Прижатые ладони унять не в состоянии. Грудь мешает.

Истерический смех. Удар ладонью по столу.

Старый упырь! О чём можно трепаться полчаса? За неделю не наобщались?

Шаги. Скрип ручки.

Пауза.

Дверь открылась.

Тиг прижимает к груди стопку бумаг, Шахов прячет в карман сотовый. В руке дипломат. Значит, не вернётся.

Остановились посреди приёмной. Всё не договорятся. Тиг у самой двери. Сейчас выйдет первым и…

И всё. Не бежать же следом.

Шахов обернулся.

– Вы свободны. Можете отдыхать.

– Спасибо. До свиданья.

Уже в развороте буркнул «До свиданья».

Тиг молча пропустил вперёд. Скрылся в проёме.

Вот и всё. Чудес не бывает.

Где же сумка… А, в столе, в нижнем ящике.

От неловкого движения ключик выпал – и потерялся на тёмном ворсе ковра. Волосы упали на лицо, сметая слёзы.

Нет, только не здесь. Не на вражеской террито..

– Что ищем?

Кресло мягко отодвинули. Со мной вместе.

Тиг опустился на колени.

Прямо передо мной.

С ума сошёл, на ковролин – в светлых джинсах…

Вскинул глаза.

– Так что ищем?

– К-ключ.

– Этот?

– Спасибо большое.

– Да не за что.

Выпрямился. Глаза хитро блестят.

– Какие планы на вечер?

О боже…

– Ничего такого, чего нельзя отменить.

(ради тебя)

– Ладушки. Только у меня народ там. Сейчас отпущу – и поедем. Я быстро.

(господи, куда ж я без тебя?!)

– Заработаетесь и забудете.

Шагнул ближе. Глаза сверкают, как искры на оголённом проводе.

– Я без тебя не уеду. Только дождись. Пожалуйста.

И исчез прежде, чем дослушал ответ.