Текст книги "У Адских Врат"

Автор книги: Итан Блэк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Глава 2

Смеркается, и по всему городу люди предаются рискованным излишествам. Киноагент решает остаться поработать, вместо того чтобы пойти на футбольный матч, в котором участвует ее шестнадцатилетний сын. Через двенадцать лет она будет вспоминать об этом, умирая от рака. Запершись в кабинке туалета в аэропорту Кеннеди, пилот «Боинга-747» припадает к миниатюрной бутылочке «Джек Дэниелс» перед полетом. Всего один глоток, говорит он себе. Секретарша, торопясь с работы домой, срезает путь через Центральный парк, хотя стоило бы обойти его подальше. Отправляясь в казино в Атлантик-Сити, школьный учитель физкультуры берет с собой кредитную карточку, несмотря на протесты жены. «Если что, смогу добыть наличных», – возбужденно думает он.

– Как невеста, Воорт?

– Отлично, Тина.

– Тебе факс пришел.

Кабинет у помощника судебно-медицинского эксперта Тины Тадессе маленький, но уютный. Она из тех, кто умеет окружить себя комфортом. Стены увешаны огромными фотографиями пляжей Сомали. Благодаря изобилию горшков с пальмами, тюльпанами и орхидеями в воздухе разлит аромат цветов, забивающий гораздо худшие запахи из коридора. Подавая ему листки факсов, она касается его пальцев, и Воорт вздрагивает. Тина – высокая, роскошная африканка, очень сексуальная; а ее сестра работает в инвестиционном банке и помолвлена с одним из кузенов Воорта, тоже детективом. Им уже доводилось работать вместе, и Тина ему нравится. Одно время он подумывал, не поухаживать ли за ней, но у нее тогда был приятель. Школу она закончила в Швейцарии, а в США переехала вместе с родителями-дипломатами.

Порвав с тем приятелем, Тина время от времени намекает Воорту, что свободна – на случай, если он вновь окажется один.

– Наметили день свадьбы?

– В декабре.

Ее глаза – черные магниты. Кожа бархатная. Блестящие волосы до плеч. Даже работая в доме смерти, Тина ухитряется пахнуть хорошими духами.

Около месяца назад Воорт пригласил ее на чашку кофе, убедив самого себя, что хочет поговорить о делах, потом понял, что это вранье, и больше не звонил. Но по ночам он иногда ловит себя на мыслях о ней. Время от времени, в минуты близости с Камиллой, перед глазами возникает образ обнаженной Тины. Воображать это стройное тело – всего лишь невинная фантазия, говорит он себе.

«У всех бывают фантазии».

– Большая свадьба или маленькая?

– У нас большая голландская семья. Для тех, кому не хватит места в доме, натянем тент.

Воорт ненавидит морги: по кабинетам и коридорам гуляет эхо, запахи пристают к одежде, копы и врачи склоняются над каталками, трубки впиваются в тела, высасывая жизненные соки, а не вливая их.

Он ненавидит блестящие шкафы и кондиционеры: те морозят так, что комфортно лишь мертвецам. Ненавидит, когда после больших пожаров или авиакатастроф коридоры заполняются носилками, а на парковках выстраиваются кареты «скорой помощи». После морга его всегда тянет в церковь; ходишь тут, словно в стальном гробу. И везде мерещится тиканье часов. Хочется немедленно взять выходной и заняться любовью с Камиллой – чтобы почувствовать себя живым.

Некоторые копы привыкают: шутят о трупах, курят сигары, чтобы избавиться от запаха… Воорту кажется, что они утратили что-то важное.

Когда Конраду было восемь, отец привел его в старый морг.

– Почему тут пахнет, как в больнице, если лечить уже некого? – спросил мальчик.

– Если станешь копом, то будешь приходить сюда часто. Приходить, чтобы другие люди не попадали сюда раньше срока.

А потом отец повел его в «Лаки Тимс пицца» и заказал пиццу с двойной порцией сыра, сосисок и пепперони, а еще маслины, сладкий зеленый перец и жареный лук. Все любимые добавки сына. Как будто хотел извиниться за то, что показал такую мерзость, и отпраздновать возможность есть, пить, дышать.

– Что это за факс, Воорт? – спрашивает Тина.

– Список пропавших без вести.

Она покачивает стройной ножкой, иногда из-под небесно-голубого медицинского халата виден чулок.

– Я передвинула твоего утопленника в начало очереди. Хотя никто из ждавших раньше не протестовал. Хочешь понаблюдать?

– Нет.

Впрочем, Воорт все равно следует за ней. Она идет плавно, словно под музыку – музыку тела, которая слышна ей одной. Ставит высокие каблуки ровно один за другим. Ни один мужчина не смог бы идти так, даже если бы попытался.

Пока Тина выбирает инструменты для вскрытия, Воорт просматривает имена пропавших. В начале списка числятся некие Бет Ааронс (белая), Харви Кларк (белый) и Клеон Фрэнсис (черный). Дальше идут Марсель Пол и Кларисса Санчес, потом Эрика Макс и Питер Дегранж (42 года, особая примета – шрам на носу, проживает в Катона, штат Нью-Йорк).

В данный момент все эти имена – просто комбинации букв. У них нет лиц, страстей, антипатий. Но Воорт знает, что за каждым именем – тревожный звонок в управление. Каждое имя значит, что чья-то дочь, супруг, любовница или друг сидит у телефона или смотрит в окно, со страхом ожидая приезда полицейской машины, появления детектива, который приведет их в это ужасное место.

– Вероятно, он утонул, – наконец произносит Тина, склоняясь над искромсанным телом. – В легких есть вода. Диатомовые водоросли родом из Ист-Ривер. Позже я смогу подтвердить это, сейчас уверена процентов на девяносто пять.

– Когда началось обильное кровотечение – до того, как он умер?

– После, – отвечает она, изучая раны взглядом профессионала. – Посмертная травма, похоже, нанесена ударом корабля или кораблей. По тому, как опухло тело, я бы сказала, что покойник провел в воде меньше суток.

– Как насчет вывернутых карманов?

Тина пристально смотрит на него; взгляд изумленный, словно Воорт сказал какую-то глупость.

– В медицинской школе я пропустила занятия по карманам.

– Но ты нашла что-то еще. – Его пульс ускоряется.

– Мне нравится наблюдать, как думает умный человек.

Воорт смотрит на линии разрезов, лоскуты кожи, словно в этом теле одновременно два Джона Доу,[2]2
  В американской юриспруденции – условное обозначение мужчины, чье имя неизвестно или не оглашается.


[Закрыть] два неизвестных: до и после. Белое опухшее тело с темными волосками. Красная, влажная борозда заполнена серо-оранжево-синими внутренностями.

– Тут небольшие синяки. – Затянутый в резиновую перчатку указательный палец застывает над дугой багровых меток размером с десятицентовую монету на левой лопатке.

Тина механически качает головой. Во взгляде – одобрение; жилка на шее пульсирует в такт речи.

– Эти следы не от ударов о лодку. Посмотри на рисунок, расположение.

– Пальцы.

– Вот и я так думаю. Здесь синяки крупнее – видимо, надавили ладонями. Это – порванные кровеносные сосуды. При разрывах кровь просачивается в межклеточное пространство. Посмотри на другое плечо. А еще на внутренней стороне левого предплечья и вдоль бицепсов. Там тоже синяки.

– Словно кто-то выворачивал ему руку за спину.

Воорт сопровождает слова жестами.

– Еще синяки? Его держали несколько человек.

Тина пожимает плечами:

– Неплохая гипотеза.

– Его утопили? Сунули в воду?

– Тут возможны варианты, cheri.[3]3
  Милый (фр.).


[Закрыть] Не исключено, что несколько человек дрались с ним – до того, как он умер. Однако следы могли появиться, если его, скажем, прижали к стене. Спина слишком повреждена, нельзя сказать точно. Драка могла произойти за несколько часов до смерти. Вариант: его ограбили, а он, не соображая, где находится, упал в воду, спрыгнул, когда удирал, или его столкнули.

– В Адских Вратах такое бешеное течение, что попасть в воду он мог где угодно в пределах пяти миль к северу или югу.

Внезапно лицо Тины оказывается совсем близко.

– Неужели ты не боишься за себя, имея дело с людьми, способными сотворить такое?

– Отметь, что причина смерти не установлена.

– Он для тебя что-то значит?

Воорт на мгновение задумывается.

– Значит, потому что нашел его я. И мне на миг показалось, что его можно спасти. Наверное, из-за этого.

– Я освобожусь через двадцать минут. – Подтекст: «Хочешь, пойдем куда-нибудь вместе?»

– У меня дома гости. – Хотя, надо признать, он ощутил возбуждение и даже какую-то досаду на собственное самообладание.

«Черт, какой же я кобель. И ничего не могу поделать. Кобель, влюбленный в Камиллу, но все равно кобель».

– Ну что ж, еще раз поздравляю с помолвкой, Конрад.

Они пожимают друг другу руки. Длинные пальцы, шелковистая кожа. Ее улыбка словно подсказывает, что он мог бы еще передумать.

– Я лишился дома. Лишился машины. Я разорен.

Девять часов вечера. Воорт и Микки сидят в кабинете на третьем этаже особняка, в котором семья Воорта живет уже двести лет. Снизу доносится шум вечеринки: музыка и смех. По коридорам бегают племянники Воорта. В этом доме собиралась большая семья еще со времен президентства Джеймса Монро. Гавань, где тебя всегда ждут. Предки Воорта возвращались сюда с войны, приезжали, потеряв работу во время Великой депрессии. Копы Воорты по-прежнему ночуют здесь, если через несколько часов опять на работу, а до своих домов в других районах слишком далеко.

– Кон, я был уверен, что акции технологических компаний будут расти. Поэтому занял денег и купил еще.

Человек в мягком кресле напротив Воорта – его лучший друг – делает большой глоток виски «Лафройг», уставившись на тканый ковер колониальной эпохи. Его стыд почти осязаем. Он не совсем трезв, он в шоке, он способен говорить только об испытанном ударе, – а ведь всего несколько месяцев назад такой исход казался невероятным. Микки словно упал в пропасть, он смотрит на Воорта так, будто глубокая яма отделяет его от всего, что когда-то составляло его жизнь.

– Сколько ты занял, Мик?

– Я ведь понимаю, что ни черта не делал на работе. Знаю, что ты прикрывал меня. В сущности, ты работаешь за двоих, дружище.

– Ты рассказал Сил, что произошло?

– Я и себе-то не решаюсь признаться.

– Тебе нужны деньги?

– Мне нужен джинн из бутылки. Мне нужен хеппи-энд, как в фильмах Фрэнка Капры. Мне нужна машина времени, чтобы вернуться назад и купить двухпроцентные краткосрочные векселя казначейства вместо грабительских акций «Три-Стар энерджи». Вот что мне нужно.

Микки опрокидывает стакан неразбавленного солодового виски.

– Прошу вас, мистер Диккенс, я хочу еще.

Всему виной развал экономики: бары и рестораны закрываются, городское строительство замирает. Мэру пришлось увольнять копов и пожарных. Мосты ржавеют, а автомагистрали покрылись ямами. Университеты перестали нанимать профессоров. Управляющие пенсионных фондов дают показания в конгрессе. Библиотеки сокращают рабочее время. Ради экономии электричества фонари в жилых районах по вечерам включают через один.

– Кон, я слышал по Си-эн-би-си, будто брокерские конторы с Уолл-стрит урежут премиальные выплаты. Эти компании платят тридцать пять процентов городских налогов. Конгресс попытался бы приватизировать кислород, если бы придумал, как это сделать. Чертов президент ввел бы плату за воздух, если бы только мог.

Звонит телефон. Воорт смотрит на определитель номера и видит, что это Хейзел, его любимая специалистка по компьютерам в Полис-плаза, 1.[4]4
  Адрес Управления полиции Нью-Йорка.


[Закрыть] Он просил ее просмотреть списки пропавших людей – вдобавок к полудюжине других дел, порученных ему и Микки.

– Сколько, Микки?

– Год назад у меня было двенадцать миллионов долларов. Двенадцать миллионов. В детстве мне казалось, что так много может быть только у Рокфеллеров. Я не мог даже вообразить такую сумму. А потом понял, как ее получить самому. А теперь… – Он не договаривает.

Даже голос звучит по-другому – словно слова произносит не Микки.

– Мик, Сил – хирург. Она хорошо зарабатывает.

– Она женщина, – отрезает Микки, словно Воорт сказал несусветную глупость.

– Ну ты и динозавр старомодный!

– Кон, что бы ни говорили женщины, они перестают уважать мужчин, если зарабатывают больше их. И тогда мужчина перестает уважать себя. Ах, тебе не понять. Ты родился богатым.

Телефон замолкает. Воорту остается надеяться, что Хейзел оставит сообщение на автоответчике.

«Отвлечь его. Пусть думает о работе».

– Микки, когда я увидел то тело…

– Все, что мне надо было сделать, – просто уйти с рынка. Ведь были же знаки. Но я решил, что могу сорвать куш. Когда я в последний раз смотрел, то был должен больше четверти миллиона. Взял кредит под залог собственности. И все просрал.

Месяца три назад, вспоминает Воорт, «Нью-Йорк дейли ньюс» напечатала о них статью. «Самые богатые копы Нью-Йорка».

В 1990-х Микки прославился как финансовый гений. Он брал свое жалованье – и удваивал и утраивал его, а потом снова утраивал. Другие детективы называли Воорта и Микки «Меррилл и Линч» или «Пейн и Уэббер».

Микки тратил деньги так же быстро, как зарабатывал. «Удовольствия в могилу не возьмешь», – говорил он. На речном берегу в Рослине он отстроил настоящее поместье: большой дом, навес для лодок, частный причал и гараж на две машины. Одевался Микки как фотомодель с обложки журнала «Джи Кью». Нанял дизайнера для ремонта их кабинета в управлении, забивал маленький холодильник дорогими сортами кофе, сыра, пива, хлеба.

«Хоть мы и работаем в дерьме, это не значит, что нужно в нем жить», – твердил он.

– Пошли вниз, Мик. Поешь чего-нибудь.

– Зачем? От еды только протрезвеешь, – отвечает Микки и встает, чтобы налить себе еще «Лафройга».

Снова звонит телефон. Микки стучит себя по голове.

– Давай напьемся. Хочу забыться, – ухмыляется Микки. – Составь мне компанию.

– Тебе все равно придется сказать Сил.

– Не-а, у меня есть план. Я нашел квартиру в Астории. Она просто великолепна, Кон. Такая маленькая, что уличный шум не мешает слушать друг друга; а в подвале есть стиральная машина. Дезинсекцию проводят раз в месяц. Настоящий рай. Поскорее бы показать ее Сил, когда она узнает, что произошло. Она тоже пострадает за то, что я погорел. Мы так по-старомодному влюбились. Общие счета.

– Почему бы вам не переехать на время сюда? – предлагает Воорт. – Ты же умеешь мыть окна, верно?

Микки смеется, но экономический кризис сказался на нем, как и на всем городе. Крепкая спина ссутулилась. В черных как смоль волосах появилась седина. Подтянутый живот расплылся, над ремнем нависли складки жира.

«Сила наша превращается в слабость», – думает Воорт. Микки всегда был максималистом. К себе он так же суров, как и к другим. Смотреть на него сейчас – все равно что смотреть, как падает «Боинг-747».

– Знаешь, что я сегодня вспоминал? – говорит Воорт. – Как ты появился на полицейском катере, когда меня сбросили в реку. В деле Бейнбриджа.

– Ты тогда вымок.

– И замерз.

– Я спас твою задницу.

– Переезжайте сюда, поживете, пока не поймешь, что делать, – повторяет Воорт. – Дом большой. Камилле понравится. Эдакая коммуна, как в Айдахо. Ты сможешь доить корову.

Микки хохочет. Но когда он поднимает голову, Воорт с удивлением замечает блеск в глазах друга.

– Возьми наконец трубку, Кон. Хоть один из нас должен помнить о служебных обязанностях.

Он с трудом встает и, покачиваясь, идет к бару. Воорт берет телефон.

– Воорт? Это Хейзел. Я обновила список пропавших, как ты хотел. Тут появилось одно описание, которое могло бы тебя заинтересовать.

– Умница!

– Белый мужчина. Тридцать восемь лет. Рост метр восемьдесят, вес – девяносто килограммов, расплывшийся, как ты говорил. Глаза карие, волосы каштановые. Похоже на твоего утопленника. Зовут Колин Минс. Заявила сестра из Литтл-Нек.

– Особые приметы?

– Ромбовидное родимое пятно на внутренней стороне левого бедра.

Воорт ощущает прилив адреналина.

– Годится.

– Теперь одежда. В рапорте сказано, что, вероятно, одет он был в шорты цвета хаки с кучей карманов. И – готов? – черные кеды.

– Он самый!

– Сейчас скажу тебе имя… Только, знаешь, мне так не хватало пива. В вашем маленьком холодильнике ничего такого нет, а?

– У Микки припасен «Саранак». Угощайся.

– Скажи этому типу, что мне нужны биржевые советы. Когда рынок снова пойдет вверх, я хочу присоседиться к вам, двум гениям.

– Я ему передам.

– Договорились. Сестру зовут Ребекка Минс. Адрес – Литтл-Нек, Грейди-плейс, 21. Если тебя удивляет, почему Колин так быстро попал в наш список, то все просто: Ребекка училась в школе с детективом из сто одиннадцатого участка и попросила его об услуге.

– Подробности, Хейзел.

– Вчера Колин не явился на работу. Он таксист в «Пайонир Йеллоу». Работу никогда не прогуливал. Всегда звонил домой.

– Брат и сестра живут вместе?

– У них разные квартиры в одном доме.

– Сестра говорила, куда он мог отправиться в ту ночь, когда пропал?

– Тут больше ничего не сказано. Но у нее свой бизнес, работает на дому.

Воорт записывает имя детектива, которому звонила Ребекка. Когда он заканчивает разговор, Микки пьяно грозит пальцем.

– Мой приемный отец частенько исчезал в Вегасе. Однажды он не возвращался два месяца. Я тебе не говорил?.. Закончил он в обществе «Анонимных игроков».[5]5
  Общественная организация, ставящая целью помочь своим членам добровольно избавиться от пристрастия к азартным играм (аналогично «Анонимным алкоголикам»).


[Закрыть] Но мне это ни к чему. Всякие глупости насчет Высшей Силы… Я способен остановиться сам.

– Разве я упоминал об «Анонимных игроках»?

– Дружище, я исправлюсь. Стану грозой преступного мира. Масса людей находится в еще худшем положении, чем я. У меня замечательная жена, замечательные друзья. На моей стороне знаменитый Кон. Кстати говоря, что на нас сейчас висит? Шесть дел, семь?

– Одиннадцать.

– Сколько?! Ева просто издевается над нами! – Он перескакивает с одной темы на другую. – Но к черту, все к черту! Как говорится, «морпех – всегда морпех». Морпехам все нипочем.

– Тут на бумагах нужна твоя подпись.

– Мне легче, просыпается оптимизм. Может, рынок начнет расти уже завтра, – говорит Микки, берясь за ручку. – Если я сумею наскрести немного наличных, то смогу наверстать потери. Возможно все, верно?

Воорту кажется, что его затягивает в омут. Он выдвигает ящик стола и вручает Микки заполненные бланки рапортов и жалоб. Он заполнял их за напарника – по ночам на подключенном к сети компьютере или по утрам, перед тем, как отправиться на работу.

– Подпиши здесь. И внизу. Поставь дату. Сегодня пятое.

– Ну разве не может рынок пойти вверх? – Так маленькие дети спрашивают взрослых о Санта-Клаусе. Микки подписывает бумаги, которые – теоретически – должны бы убедить управление, что он усердно работал над делами вместе с Воортом.

«Он спас мне жизнь. Нельзя бросить друга из-за того, что у него черная полоса».

– Возьми себя в руки, Микки. Это всего лишь деньги. Заболеть раком было бы хуже.

– Всего лишь деньги? Да иди ты. А лучше дай свои.

Спускаясь вниз, Воорт говорит себе, что все это временно. Мик справится. У каждого случаются тяжелые времена.

«Что до Колина Минса, то я заеду в Куинс завтра утром. Прихвачу Микки, если он протрезвеет, но, боюсь, он опять будет отсыпаться после дурной ночи».

Коридоры увешаны портретами – семейная история Воортов-копов: мужчины с бакенбардами и длинными, подкрученными усами; мужчины на мотоциклах с колясками образца 1920-х годов, – они тогда громили подпольные ликероводочные заводы и ловили контрабандистов, везущих виски из Канады.

«Одна только мебель в этом роскошно обставленном особняке ценой в пять миллионов долларов, несомненно, стоит еще три миллиона, – написал год назад журнал „Файн хоумс“ в статье о родовом гнезде детективов. – Письменные столы, платяные шкафы и даже добрая часть превосходного столового серебра – это трофеи Войны за независимость, вынесенные из домов бежавших тори или добытые с британских кораблей».

Воорт здесь вырос. В девять лет – после гибели родителей в авиакатастрофе – он уехал отсюда и некоторое время жил у родственников, но через два года вернулся – по собственной воле (и с согласия семьи). До восемнадцати лет с ним все время жил кто-нибудь из холостых дядюшек. Нельзя было допустить, чтобы дом пустовал. Слишком многое он значил для всех.

В восемнадцатый день рождения последний из живших с Конрадом дядюшек – лейтенант полиции – повел его смотреть бейсбол из семейной ложи (играли «Нью-Йорк метс»), а потом уехал, и Воорт остался в доме хозяином. Так и жил – пока учился в Нью-Йоркском университете, а потом и в полицейской академии.

Хотя на самом деле Воорт никогда не жил здесь один. Он – глава большой семьи, и этот дом – их Капитолий. Если необходим ремонт, члены семьи сами плотничают или тянут электропроводку. Два года назад в доме остановился кузен Мэтт, пока ходил на сеансы химиотерапии. В прошлом году здесь жила вдова кузена – она лишилась жилья, когда рухнул Всемирный торговый центр, а потом нашла квартиру недалеко от школы, где учился ее сын.

– Утром в день ареста заходим мы в этот хеджевый фонд…[6]6
  Фонд по управлению ценными бумагами с высокой степенью риска


[Закрыть] – доносится с кухни громовой голос. Воорт узнает дядю Вима, отставного детектива из отдела по борьбе с мошенничеством в окружной прокуратуре. – Где же наш надменный директор? Он же смеялся над нами несколько месяцев. Сидит в угловом кабинете – письменный стол из красного дерева, костюмчик «Бруно Магли». Видели бы вы его лицо, когда я надел на него наручники!

Через вращающуюся дверь Воорт заходит в огромную, теплую кухню в голландском стиле. Полдюжины родственников сидят вместе с Камиллой за большим, старым столом. На огромной плите – как в ресторане – булькает рагу в кастрюле, столы уставлены блюдами с горячей кукурузой, тыквой, размятой с чесноком картошкой, салатом с макаронами, винными бутылками, кувшинами с холодным сидром, закипает кофеварка, а рядом – полдюжины пирогов, приготовленных в курортном районе Хадсон-Вэлли или в пекарнях Куинса (их привезли живущие там Воорты).

По традиции, каждая заглядывающая в гости семья привозит еду с собой. Люди сами готовят, сами угощаются и потом сами убирают за собой.

Камилла теперь тоже член семьи Воортов – осталось только оформить все юридически. Склонив голову набок, она сидит во главе стола, положив подбородок на ладони, и внимательно слушает. При виде входящего Конрада глаза ее радостно вспыхивают. На ней джинсовый комбинезон и розовая футболка. Волосы подобраны, так что видны бирюзовые сережки-гвоздики. На душе у Воорта теплеет от вида бриллиантового кольца на ее безымянном пальце. Когда-то его носила мать, а до нее – бабушка. Когда-нибудь они отдадут его дочери или невестке, думает Воорт, массируя ей плечи.

Дядя Вим продолжает:

– И знаете, что произошло, когда мы доставили его в участок? Он только глянул на камеру – и обоссался. Прямо на пол. «Вы же, говорит, не посадите меня с настоящими уголовниками, правда же?» А я ему: «Настоящими? Эти ребятки залезли в дом и стянули шестьсот долларов. А ты обокрал пенсионный фонд и дома престарелых. Ты присвоил столько, что хватит построить метро до аэропорта Кеннеди».

– Это мой любимый момент, – замечает кузен Мэтт, кивая Воорту.

– А он ноет, – продолжает Вим, – «Меня же не посадят в обычную тюрьму, а? Разве нельзя меня отправить в ту тюрьму в Пенсильвании? Которая для бизнесменов?»

Камилла подмигивает Воорту. Эту историю она слышала уже три раза.

Мэтт заканчивает:

– А Вим отвечает: «Роджер, надеюсь, тебя посадят в камеру с самым крутым педиком Синг-Синга и к концу первой же недели ты петухом закукарекаешь».

Раздавшийся смех звучит неуместно. Похоже, город катится все ниже: все словно ждут чего-то плохого, ищут, на кого свалить вину.

– Садись, – говорит Камилла жениху. – Я подам. – И приносит рагу, от которого у Воорта текут слюнки. Он зачерпывает ложкой ароматные кусочки говядины, батата, горошек с фермы Мэтта, цветную капусту, бамию, ломтики редьки и маслины без косточек. – Ты говорил с Микки? – спрашивает она, когда остальные уходят в гостиную, оставляя влюбленных наедине. В семье всегда тонко чувствуют, когда надо оставить Воорта в покое.

– Конечно.

– Все в порядке?

– Абсолютно, – лжет Воорт.

– А у меня для тебя особенный десерт, – говорит Камилла, наклоняясь ближе, и гладит его по бедру. В паху приятно ноет.

– Мороженое?

– Теплее.

– Тогда оставлю немножко места, – говорит он, и тут через вращающуюся дверь в кухню вваливается Микки – смущенный и пьяный.

– Эй, Кон, прости, я пролил виски на твои рапорты. Попытался распечатать заново, но, по-моему, что-то сделал с компьютером…

– Что?

– Экран завис. Не могу заставить его реагировать на команды. Привет, Камилла, это ты готовила рагу? Пахнет великолепно.

– Сейчас, по-моему, даже оно пахнет виски.

Микки поднимает руки.

– Я понимаю, что ты сердишься. Кон покрывает меня. И с тобой меньше времени проводит. Ты имеешь полное право злиться.

– Спасибо, что разрешил.

– Камилла, – одергивает ее Воорт.

На мгновение у Микки словно закружилась голова. Он опирается о стену.

– Я просто хотел сказать тебе о компьютере, Воорт. Бьюсь об заклад, ты все поправишь в две секунды. Я настоящий динозавр, когда доходит до таких штук.

– Уверен, проблем не будет. Ты голоден?

– Еще немножко пролилось на клавиатуру, но я не знал, как ее вытереть, не трогая клавиши… ну, чтобы не дать неправильную команду. Не хотел все испортить.

– Какая забота, – замечает Камилла.

– Садись поешь. Я проверю, – вздыхает Воорт.

– Да, садись, Микки. – Камилла встает, чтобы принести еду. И добавляет: – Пока не упал.

Поднявшись наверх, Воорт видит, что на клавиатуру попало гораздо больше «Лафройга», чем «немножко». На клавишах тает лед, на буквах «t» и «g» лужицы воды. Капли текут под другие буквы, ручейками стекают со стола. Полтора часа уходит на то, чтобы все вытереть и перезагрузить компьютер, еще полчаса – чтобы заставить программы работать, заново распечатать рапорты и все выключить. Закончив, Воорт выдергивает вилку из розетки. Потом оттирает запах виски при помощи ароматического мыла и бумажных полотенец.

К тому времени как он заканчивает, музыка внизу умолкает. Смех тоже. Свет в коридорах выключен. Из одной из гостевых спален доносится храп. Значит, Микки остался, не поехал домой. Уже легче.

Но когда Воорт добирается до собственной спальни, он видит, что Камилла завернулась в одеяло и повернулась к нему спиной. Торшер не горит. Спина под слишком большой для нее футболкой вздрагивает в такт с неровным дыханием. Она не спит.

– Камилла?

Нет ответа.

– Он спас мне жизнь.

Камилла оборачивается. В глазах – боль и смущение.

– Знаю, – жалобно говорит она. – Я ведь тоже была в воде. Когда он появился на той лодке, я сначала решила, что это мираж.

Воорт молчит. Начинает раздеваться.

– Ты прав, – покаянно вздыхает Камилла.

– Он просто пролил немного виски.

– Наверное, я злюсь на себя за то, что сержусь на него. Микки просто не имеет права быть слабым. Ты и он – самые сильные мужчины, каких я знаю. А я сержусь из-за того, что он отнимает время, которое ты мог бы провести со мной. Эгоистка.

Она снова отворачивается.

«Она потеряла работу. А я несколько недель пренебрегал ею, потому что покрываю Микки. Я даже не знаю, что она делает по ночам, пока я печатаю его рапорты. Слишком вымотан, чтобы спрашивать. По правде сказать, семье от нее больше толку, чем от меня».

– Ты не эгоистка, – говорит Воорт.

Он целует ее в плечо и голый залезает под одеяло. От нее потрясающе пахнет: духами, тальком и каким-то особым женским ароматом. Когда Воорт обнимает ее, у него уже стоит. Член прижимается к ягодицам. Идеально подогнано, мелькает мысль.

– Ты говорила о десерте. Его еще можно получить?

Камилла поворачивается к нему. Целует в щеку. И снова отворачивается.

«Похоже, нельзя».

Камилла лежит лицом к открытому окну, предпочитая жениху уличные шумы – ночное беспокойство бессонного города.

Через некоторое время Воорт засыпает; ему снится Тина Тадессе.

Она не сводит с него черных глаз, обнимает сильными тонкими руками. Во сне он чувствует теплый мускусный запах, смешанный с ароматом духов.

– Войди в меня, Воорт, – шепчет она. Очень, очень возбуждающе.

Даже во сне он заходит в этот день слишком далеко.