Текст книги "Простор"

Автор книги: Исмаил Гезалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Подбежала Джамал:

– Дядя Ваня, не стучите! Ключи у меня.

– А где тётя Лара? В магазин пошла?

– Нет. Она на работе. С утра ушла.

– На какой работе?

– Тётя Лара работает шофёром у Витиного папы, в гараже.

– В гараже?! Шофёром?! – Захаров так взглянул на Джамал, точно она во всём была виновата.

Девочка испугалась и убежала.

– Витя! – страшным шёпотом сказала она мальчику. – Пойдём в другое место. Дядя Ваня опять пьяный!

Захаров хотел тотчас же идти в гараж, но, сообразив, что Ларисы может там не быть да и скандалить на людях не очень-то удобно, решил дожидаться её дома.

Он был взбешён самовольством жены. Как это, не посоветовавшись, пойти работать простым шофёром! Да она опозорила его на весь совхоз!

Войдя в комнату, он увидел, что всё прибрано и вычищено. Это разозлило его ещё больше.

Захаров раздражённо ходил по комнате, беспрерывно куря и швыряя окурки на пол. С завтрашнего дня Лариса либо бросит эту идиотскую работу, либо он выгонит её из дому!..

Лариса вернулась только вечером. Не глядя на мужа, прошла в кухню и там сняла комбинезон, пропахший бензином.

– Где ты была?! – раздался грозный окрик Захарова.

Он стоял в дверях и в упор глядел на Ларису, Она сдержанно ответила:

– Была на работе. Возила горючее.

– Кто тебе позволил работать шофёром?

– Мне никто не запрещал.

– Ты что, дура? – завопил Захаров. – Не понимаешь, что теперь все будут говорить: жена главного инженера, а работает в гараже! Значит, муж жадничает и деньги в кубышку прячет!

– Мне совершенно безразлично, что станут говорить, – устало ответила Лариса.

– А мне не безразлично! И меня ты должна была спросить! Понимаешь?

– А с каких пор ты стал моим советчиком? С каких пор тебя интересует, что я делаю? Не всё ли равно тебе, чем я занята?

– Нет, не всё равно! Я работаю как вол! Меня днями не бывает дома! Я валюсь с ног, когда приезжаю! А тут ещё диссертация! Мне надо, чтоб ты встретила меня как следует, а не шлялась чёрт знает где! Если уж ты приехала, будь добра, веди себя, как должна вести хорошая жена. А денег у нас, слава богу, хватает. Можешь об этом не заботиться.

– Я не ради денег поступила на работу. Все знают, что…

Она замолчала, и Захаров угрожающе спросил:

– Что все знают?

– Все знают, как ты обращаешься со мной.

– Ах, вот оно что! Все знают, как я с тобой обращаюсь! Значит, ты поступила на работу мне в отместку? Ну, это тебе дорого обойдётся!

По мере того как Захаров, распаляясь, выкрикивал угрозы и ругательства, Лариса становилась всё более спокойной, а потом даже развеселилась.

– Знаешь, Иван, – усмехнулась она, – твой гнев просто смешон. Есть такая пословица: карлик всегда обещает, что он далеко плюнет.

Она закрыла дверь и стала умываться. Потом, налив себе чаю, села за кухонный стол и принялась неторопливо ужинать. Она слышала, как Захаров сперва ходил по комнате, потом звенел посудой, шарил в буфете, чертыхался и вскоре замолк.

Когда Лариса вошла в комнату, она увидела на столе пустую водочную бутылку и огрызок огурца. Иван спал, повалившись на постель в одежде и сапогах. Раньше, когда он напивался, Лариса раздевала его и укладывала в постель. Он это знал и не заботился даже о том, чтобы снять обувь. Но сейчас Лариса брезгливо вытащила из-под его головы одну из подушек и постелила себе на диване. Впервые после свадьбы она легла отдельно.

Рядом никто не сопит, не дышит водочным перегаром и можно удобно улечься на чистых, прохладных простынях. И Лариса заснула легко и спокойно. Завтра её ждал трудный рабочий день, её ждали люди, с которыми она теперь вместе работала и вместе веселилась. Её ждал хлопотливый большой мир, в котором они все живут.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
СОВХОЗ ИМЕНИ АБАЯ

1

Соловьёв и Байтенов объявили комсомольскую неделю, чтобы закончить отделку клуба. Вечерами сюда приходили все, кто был свободен от работы. До трёх-четырёх часов ночи ярко светились распахнутые окна клуба, по комнатам сновали люди, слышались весёлые голоса и песни. Со стороны могло показаться, что новосёлы собрались на праздничный вечер.

Соловьёв наведывался каждый день, проходил по комнатам, где сияли лампы без абажуров, кидая на светлые стены резкие тени от стремянок и козел.

– Молодцы ребята! – хвалил Соловьёв. – По-хозяйски работаете!

– Игнат Фёдорович, ведь для всех стараемся!

– И свадьбы в клубе справлять будем!..

К открытию клуба решили приурочить общее собрание, на котором предстояло решить важный и ответственный вопрос: какое имя присвоить совхозу.

Байтенов беседовал с рабочими мастерской, ходил к шофёрам в гараж, побывал у строителей – все только и говорили о «крестинах», в жарких спорах отстаивая свои предложения.

У директора часто собирались Надя Байтенова, Геярчин, Саша Михайлов, Тогжан и Байжен Муканович. Решали, кого из производственников, из комсомольцев, отличившихся на постройке клуба, надо премировать, отметить в приказе. Составляли программу художественной части.

И вот загорелись огни у входа в клуб. Из репродукторов полилась музыка. Принаряженные, празднично настроенные люди наполнили фойе и зрительный зал. Приехали, конечно, и гости из «Жане турмыса» – ходили, смотрели, восхищённо качали головами.

Собрание открыл Байтенов. Он поздравил собравшихся с большим праздником – открытием клуба.

– Это здание, – сказал Байтенов, – свидетельствует о том, с какой заботой относится государство к нашей молодёжи, приехавшей на целину. Вы сами знаете, сколько израсходовано средств на строительство и оборудование клуба. Но отрадно и то, что в стройке принимали участие вы сами, трудясь и вечерами, после работы, и в праздничные дни. Мы только что получили подарок: в наш адрес пришло много посылок с книгами, играми, гитарами, патефонами, пластинками. Нам даже прислали то, чего не хватает в мастерских: инструменты, резцы, запасные детали. Люди разных республик думают и заботятся о нас…

Зал встретил это сообщение радостным гулом. После того как выбрали президиум, приступили к обсуждению главного вопроса. Сперва всё шло спокойно и деловито. Саша зачитал список поступивших предложений. Ильхам предлагал назвать совхоз просто – «Целинник», Тося – «Комсомольский путь». Имангулов советовал дать название по месту расположения – «Совхоз Светлое озеро». Были и другие названия, но они не вызвали единодушного одобрения, и вскоре из разных мест зрительного зала посыпались предложения:

– Совхоз «Гигант»!

– «Новая земля»!

– «Светлый путь»!

– Совхоз «Поднятая целина»! – раздался чей-то голос.

– Нет! Совхоз «Бакинец»! – воскликнул Асад.

– Почему «Бакинец»? – возмутился Саша. – Это неправильно!

– Пусть будет «Ленинградец»! – быстро согласился Асад. – Можно даже назвать «Ленинградские Робинзоны»! Совсем не плохо!

В зале стало так шумно, что отдельных выкриков уже не было слышно. Тогда Соловьёв встал и прошёл на трибуну. Ему пришлось подождать, пока зал успокоится.

– Вот что, друзья, – тихо и спокойно заговорил директор совхоза, – очень хорошо, что вы так спорите. Значит, каждого волнует этот вопрос. Правда, кое-кто решил серьёзное дело превратить в забаву. Но мы, товарищи, не литературную викторину проводим, а решаем ответственный политический вопрос. И дело вовсе не в том, чтобы придумать какое-то броское, оригинальное название. Я думаю, что многие из вас, приехав по призыву партии в Казахстан, не совсем ясно представляли себе, что это за край, где они будут жить, где станут поднимать целину. А ведь Казахстан – удивительная земля!

Тут есть всё: горы и реки, озёра и степи, пески и скалы. На юге древние хребты сбегают к Сыр-Дарье, словно это руки, которые тянутся к воде. А есть и цветущие долины, где по склонам цветут; яблони и персиковые деревья, где под жгучим солнцем зреет виноград и грецкие орехи, а города утопают в зелени, как прекрасная столица нашей республики – Алма-Ата. Есть и города, возникшие среди песчаных холмов, – таков Темир-Тау с его гигантскими корпусами металлургического завода, выросшего на берегу искусственного водохранилища. У нас есть песчаные пустыни, на которые мы когда-нибудь поведём наступление, и есть бескрайные степи, где ходят огромные отары – основа нашего животноводства. Ветер шевелит степные травы, и человеку кажется, что перед ним раскинулось море и ленивые волны бегут нескончаемой вереницей. У нас есть колоссальные запасы угля, нефти, меди и редких элементов. Мы вырабатываем сейчас электроэнергии больше, чем вся дореволюционная Россия. Казахстан – мощнейшая зерновая база. Институты, Академия наук, школы, театры, санатории, музеи, исследовательские центры, заводы, шахты, промыслы – всего и не перечислишь! И всё это сделано за годы советской власти. Разве раньше об этом можно было мечтать?! История Казахстана – это история борьбы за самостоятельность. Казахи сражались с монголами и татарами, отражали нашествия джунгар и притязания среднеазиатских ханов. Лучшие люди народа стремились вывести свою родину на путь прогресса и счастья. И не случайно они обращали свои взоры к России, к русскому народу, который мог бы помочь в борьбе за независимость. Об этом говорили великие просветители и учёные – Чокан Валиханов, Ибрай Алтынсарин, Абай Кунанбаев. Славные представители народа отстаивали советский строй в первые годы революции – вспомните Амангельды Иманова. В Великую Отечественную войну прославилась Восьмая гвардейская дивизия имени Панфилова, сформированная в нашей республике. О славе и величии нашей Родины пел изумительный акын Джамбул… Вот обо всём этом надо помнить, когда мы решаем вопрос о названии нашего целинного казахстанского совхоза.

В полной тишине Соловьёв вернулся на своё место в президиуме. Несколько минут длилось молчание. Все как бы взвешивали слова директора. Неожиданно поднялся Алимджан:

– Можно мне сказать?

– Говори, Алимджан! Только иди сюда, – Байтенов показал на трибуну.

Сжав зубы, Алимджан поднялся на сцену. Он увидел удивлённое лицо Тогжан. Если бы она догадалась, о чём он хочет говорить! Алимджану, который хорошо знал её интересы и привязанности, очень хотелось сделать Тогжан приятное. Ему, конечно, хотелось, чтобы предложение понравилось всем вообще, но если и Тогжан одобрит его – тогда будет совсем замечательно. И Алимджан начал:

– Товарищи! Мой отец был акыном, он складывал хорошие песни и учил меня этому. Песня рассказывает о том, что на сердце. Я сейчас говорю, а надо было бы петь. Отец хотел, чтобы я стал грамотным и знал русский язык. С детства я полюбил книги, поэзию, музыку. Отец погиб на войне. Меня вырастил колхоз. Я был чабаном и учился в школе. Когда я оставался в степи один, перегоняя овец и баранов с пастбища на пастбище, книги и песни приходили ко мне на помощь. Я очень люблю акына Абая. Его песни знают все казахи. Он хотел, чтобы мы жили хорошо и счастливо. Абай хотел, чтобы мы называли русский народ старшим братом, чтобы с другими народами мы работали плечом к плечу. Когда я думаю о нашем совхозе, я вижу, как воплотилась мечта Абая…

Алимджан смолк, словно задумавшись. Все услышали, как уста Мейрам тихо сказал:

– Ты хорошо говоришь, сын мой, продолжай – тебя все слушают.

– Я всё сказал. Я хочу, чтобы совхоз носил имя Абая.

В наступившей тишине зазвенел голос Тогжан:

– Правильно, Алимджан! Ты молодец!

Все словно очнулись, зал взорвался аплодисментами и криками:

– Верно! Замечательно!

– Ура Алимджану!

– Да здравствует совхоз имени Абая!

На трибуну поднялась Геярчин:

– Абая любят не только казахи. В далёком Баку тоже знают его и ценят. Нам тоже дорого это имя. Я считаю, что Алимджан уже дал название совхозу. По-моему, не надо больше обсуждать. Надо просто утвердить это название…

В этот вечер было много музыки, танцев и песен. В этот вечер много говорилось о будущем совхоза. Но запомнился этот день потому, что отныне – ив разговорах, и по радио, и в письмах, и в статьях, и в документах – всюду стали появляться эти новые слова: «Совхоз имени Абая».

Посёлок на берегу озера Светлого получил своё имя.

Когда все уже расходились, Тогжан у выхода увидела Алимджана и Ашрафа.

Девушка протянула руку.

– Поздравляю, Алимджан! Ты сделал хороший подарок – всем нам и мне в особенности.

Вот чего ждал, на что надеялся Алимджан. Он мог бы считать себя счастливым, если бы всё это Тогжан сказала ему наедине. Но она уже обращалась к Ашрафу:

– А ты что же молчал? Неужели ничего не мог придумать?

– Я придумал… Только побоялся, что меня не поддержат.

– А какое имя ты хотел дать совхозу?

Ашраф чуть заметно улыбнулся:

– Имя одной девушки.

– Ты всё шутишь! – рассмеялась Тогжан, но почему-то не спросила, какое это имя.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
НАПРЯЖЁННЫЕ БУДНИ

1

День стоял солнечный, огнедышащий. В мастерской были распахнуты все окна и двери, и всё равно в ней было лишь чуть-чуть прохладней, чем на улице. Жара лилась из окон, исходила от стен, станков, потолка, даже от ребячьих спецовок. Но ребята, казалось, не замечали жары, они работали с упрямой сосредоточенностью, стараясь не думать о свежем, напоенном солнцем воздухе, о медовом степном ветерке, колыхавшем уже заколосившуюся пшеницу, о спасительной озёрной прохладе. Лишь Асад, которого уста Мейрам поставил на самую нехитрую работу, то и дело поглядывал или в окно, или на часы. Потом он лениво потянулся и пошёл на улицу. Вернувшись, он долго перебирал заготовки и, обнаружив негодную, радостно отправился в инструменталку – теперь у него был повод поболтать с Геярчин.

После собрания, на котором целинники так дружно и беспощадно осудили Асада, между ним и Геярчин пробежала чёрная кошка. Асад обиделся на девушку: он ждал защиты, а получил взбучку. Зато и сильнее стало желание завоевать её сердце, чтобы после посмеяться над ней, всюду хвастаясь своей победой. Но Геярчин, хоть и не оставляла надежды «перевоспитать» Асада, была теперь с ним сдержанной, язвительной, и это ещё больше разжигало самолюбивого бакинца. Ни одна из девушек не доставляла ему ещё столько хлопот, ни одно из его увлечений не было таким долгим и серьёзным.

В инструментальную он вошёл с независимым видом, в зубах дымилась папироса. Геярчин осуждающе посмотрела на него, он покраснел, выбросил папиросу в окно.

– Так-то лучше, – сказала Геярчин. – С чем пришёл?

– Мне из Баку письмо прислали. Пишут, скоро на гастроли приедет минский джаз.

– Вот как!.. Я с детства только и мечтала об этом.

Но Асада не так-то легко было смутить.

– Не смейся, джаз шикарный! Потрясные солисты: труба, аккордеон.

Геярчин усмехнулась.

– Ты пришёл пригласить меня на концерт? А билеты на самолёт уже достал?

Асад полез в карман за папиросами, Геярчин строго предупредила:

– Здесь не курят.

– Прости, забыл… Это я от волнения… Почему ты со мной так разговариваешь? Я к тебе с открытой душой, а ты… И на собрании… Налетела, как коршун!

– Сам виноват.

– Ну, виноват… Что ж, теперь всю жизнь будешь меня казнить? У тебя не сердце – камень.

Геярчин поглядела на часы, иронически осведомилась:

– Ты, верно, отпуск взял?

– Что?.. – не понял Асад.

– Все работают, а ты развлекаешься болтовнёй. И у меня отнимаешь время.

– Я за делом пришёл. Видишь, запорол заготовку.

– Опять!.. Ох, Асад, что мне с тобой делать?

– Твой Ильхам тоже хорош: лучший слесарь, а резцы у него горят, как бумага!

– И ему от меня достаётся… – Геярчин вдруг встрепенулась. – А почему это он мой?

– Мой, что ли?

– Асад!

– Ладно, не будем ссориться, – он достал из кармана брюк свёрнутую в трубку, потрёпанную, с порыжевшими страницами книгу и протянул Геярчин. – Хочешь почитать?

– Что это?

– Роман, издан ещё до революции. Потрясная вещь! Любовные похождения женщины-вампира.

Геярчин даже рассмеялась.

– Бог мой, Асад, откуда ты выкапываешь этот утиль?

– Почему утиль? Тут про любовь…

– Про любовь куда лучше писали Шекспир и Лев Толстой. Вот кого читай.

– Читал я. Скукота. Твои классики устарели.

– А твоя женщина-вампир будет жить вечно?

– Ну, это я так, от скуки… Я и хорошие книги читаю. Знаешь, когда я учился в школе, я только и делал, что читал. Даже на уроках. Всего Майн-Рида осилил, Фенимора Купера, Дюма… Блеск книги, верно? Мне советовали в литературный институт идти, я сам не захотел.

– Ты что, прозу писал? Или стихи?

– Зачем писать. Там научили бы… А стихов я не люблю.

– Потому что не читал хороших.

– Я всё читал. Мура!

– И Самед Вургун мура? – возмутилась Геярчин.

– Ну, Самед… Самед – поэт экстра-класс!

– Какие ж ты стихи его знаешь?

– Ну… разные… Вот это, как его… Сейчас не припомню.

– Не стыдно тебе, Асад? Ведь Самед Вургун – наша гордость… Но есть прекрасные поэты и у других народов, – она вынула из своего рабочего шкафчика тоненькую книгу. – Ты это читал?

Лицо у Асада стало скучным, но он взял книгу, раскрыл её на портрете автора.

– Кто это?

– Ты и этого не знаешь? Это же Муса Джалиль, татарский поэт. Гитлеровцы упрятали его в тюрьму, а он и там писал стихи. О Родине, о коммунизме, о любви… Ты их непременно прочти.

– Ладно, почитаю, – снисходительно согласился Асад. И, уставившись на Геярчин обжигающим взглядом, добавил: – Для тебя я на всё готов, Геярчин.

– Ты это докажи! – задорно сказала Геярчин.

– И докажу!

Асад направился было к двери, но Геярчин окликнула его:

– Асад!.. Ты забыл взять заготовку…

– С тобой я обо всём забываю… Знаешь, я лучше после её заберу.

– Как же ты будешь работать?

– Понимаешь, Геярчин, – Асад замялся. – Иван Михайлович после обеда едет в степь и берёт меня с собой…

– А ты спросился у уста Мейрама?

– Его сейчас нет.

– Подожди, пока придёт.

– Ай, Геярчин, а зачем мне у него спрашиваться? Главный инженер повыше чином, кого же я должен больше слушаться?

– Уста Мейрама. Он заведует нашей мастерской. И у совести своей спросись. Или совсем её потерял?

Асаду надоели нравоучения Геярчин, но ссориться с ней не входило в его планы; он хмуро пообещал:

– Ладно, спрошусь у заведующего.

– Ведь врёшь!

– Клянусь головой, спрошусь!

2

В дверях Асад столкнулся с Ашрафом и Ильхамом. Соперники обменялись подозрительными, недружелюбными взглядами. Асад насмешливо спросил:

– Что такой мрачный?

– Тебя во сне видел, – буркнул Ильхам.

– Тебе повезло! До сих пор я снился только девушкам! – Асад оглянулся на Геярчин, улыбнулся ей так, словно перед этим у них была приятная беседа, и победно прошествовал в мастерскую.

Геярчин, как только к ней подошёл Ильхам, сердито спросила:

– Ещё резец сломал?!

– Понимаешь, Геярчин…

– И понимать нечего… Сколько ты резцов перевёл за последние дни! Асад и тот на тебя кивает… Инструмент у нас на вес золота, а ты… Учти, больше я тебе спускать не намерена. Придётся поговорить с уста Мейрамом.

– Ну и говори! – вспылил Ильхам. – Жалуйся!

– Ашраф, хоть ты на него повлияй!

Ашраф пожал плечами:

– Куда мне!.. Если уж ты его не можешь перевоспитать… – И, меняя тему разговора, с невинным видом обратился к Ильхаму: – Что это за значок, Ильхам?

На спецовке Ильхама белел крохотный голубь. Голубь – Геярчин… Ильхам не случайно приколол его к спецовке, ему хотелось, чтобы Геярчин заметила значок, догадалась о тайном его значении, но поддразнивающий вопрос Ашрафа вогнал его в краску, он незаметно дёрнул друга за рукав и смущённо пробормотал:

– Это голубь мира, такие значки все носят…

Ашраф поднял палец:

– О!.. Голубь мира. Понимаете, мира! А вы всё ведёте холодную войну.

– И будем вести, пока он не научится бережно обращаться с инструментом! – Геярчин показала на одну из полок с новыми, блестящими свёрлами, напильниками, резцами. – Это нам в подарок прислали. Наш завод прислал!.. Там тоже нужда в резцах, и всё же они их послали нам. Понимаете, на какую жертву они пошли! А мы этот подарок – в утиль!

Ильхам, не отрываясь, смотрел на присланные заводом инструменты. Мысли его, казалось, были где-то далеко. Медленно повернувшись к девушке, он спросил:

– Ты писала на завод?

– Нет, это они по собственной инициативе.

– Молодцы! – восхитился Ашраф. – Не забывают о нас!

– Они же обещали нам помогать!..

– Верно… – раздумчиво произнёс Ильхам. – Они помнят о нас. А я, дурак, забыл о заводе! Вот дубина!.. Забыл, что это мои родной завод, что у нас там друзья… Ах, олух! – Он ударил себя но затылку. – Ашраф, до обеда много осталось?

– Сейчас уже обед.

– Тогда я пошёл.

– Возьми резец, Ильхам!

– Спасибо, Геярчин. Чёрт возьми, Ашраф, недаром говорят, что простое – самое мудрое, – сказал он весело.

Геярчин проводила Ильхама недоуменным взглядом.

– Что это с ним?

– Не знаю. Какая-нибудь идея пришла в голову. У пего голова – сундук с идеями. А ты его не ценишь.

– Я ценю. Только он очень изменился за последнее время.

– И ты не догадываешься почему? Святая наивность!.. Значок-то со значением…

– Перестань, Ашраф! Я говорю серьёзно.

– Ия серьёзно. Ну что ты терзаешь парня? Накинулась на него, как зверь, слова не дала вымолвить. А он хотел с тобой посоветоваться.

– Насчёт чего?

– Нет, дорогая, теперь ты и из меня ни слова не вытянешь.

– Ну скажи, Ашраф! – взмолилась Геярчин. – Ты такой хороший, добрый, замечательный… Скажи!

– И не проси. Дай-ка мне вон ту отвёртку, и наше вам с кисточкой. Сиди тут казнись, а я спешу:

Геярчин в отместку решила поддеть Ашрафа:

– Бедный, он спешит!.. Так давно не виделся со своей Тогжан!

– А хотя бы и так. Тогжан стоит того, чтоб о ней скучать. Она у меня чуткая, заботливая – настоящий голубь. А ты не голубь, а ястреб. Птица из семейства хищников; И как таких парни любят!

Геярчин шутя замахнулась на Ашрафа, но он увернулся, отскочил к двери, отвесил девушке шутовской учтивый поклон и был таков…

3

В этот день у Геярчин отбоя не было от посетителей. Не успела закрыться дверь за Ашрафом, как в инструментальную вошёл уста Мейрам. Он приветливо поздоровался с девушкой, окинул любовным взглядом полки с новыми инструментами.

– Как, дочка, по душе тебе подарки из Баку?

– Как это ко времени, Мейрам-ата!

– Целина, как магнит, все взоры, все сердца к себе тянет… Видишь, даже резцы и свёрла притянула.

Геярчин колебалась: сказать или не говорить об Ильхаме?.. Помедлив, решительно произнесла:

– Мейрам-ата, это драгоценный подарок. Но многие этого не понимают…

– Опять у кого-нибудь сломался инструмент?

– Да. Сегодня приходил Ильхам, взял ещё резец. Сколько он их перепортил за последние дни!

– Вот уж от кого не ожидал! – рассердился старик. – Ведь такой умелец…

– Я и сама думала, что это случайность. В Баку нахвалиться им не могли, да и здесь он хорошо начал. А теперь хоть в стенгазете его протаскивай!

– Может, его перехвалили, дочка? Я сам перед всеми его расписывал: парень с головой, золотые руки… А это, оказывается, второй Асад!

И вдруг, неожиданно для себя, Геярчин возмущённо воскликнула:

– Уста, как вы можете так о нём говорить! Асад врун, лодырь, пустой парень. А Ильхам…

– А Ильхам честный, умный, и не в его привычке работать спустя рукава. Это ты хотела сказать?

– Ну… да… – ошеломлённо пролепетала Геярчин.

– Вот то-то!.. Мы с тобой не разобрались, в чём дело, и уж принялись хулить парня. Так нам стало жалко инструмент, что мы в клочки готовы разорвать Ильхама. А не удосужились подумать: как же это, наш лучший слесарь и так неаккуратен с резцами!.. Нет, дочка, тут что-то не то…

4

После обеда ребята ушли к озеру, отдохнуть у прохладной воды, а Ильхам уединился в палатке и долго что-то писал. Лицо у него было довольное, словно он решил трудную задачу. Рядом стояла кружка с водой; Ильхам отпил глоток, поморщился. Вода была тёплая, невкусная. Обычно, когда что-нибудь напоминало ему о недостатке воды, он мрачнел и злился на себя за то, что не может помочь совхозу, а сейчас был настроен хоть и задиристо, по благодушно. Отставив кружку, он погрозил ей пальцем. Дописав, он вложил своё сочинение в конверт, спрятал письмо в тумбочке.

После обеденного перерыва, когда он уже стоял у своего станка, к нему подошёл уста Мейрам. Он некоторое время наблюдал за работой Ильхама и неожиданно произнёс:

– А славная девушка Геярчин!

Ильхам благодарно взглянул на старика, но промолчал, не понимая, куда тот клонит. А уста Мейрам продолжал:

– Как она хвалила тебя сегодня, сынок!

Ильхам оторвался от работы. В его глазах мелькнуло удивление.

– Геярчин?.. Меня?..

– Тебя, сынок… А разве ты недостоин похвалы?

– Вы шутите, уста. Геярчин только и делает, что читает мне нотации.

– Потому что ты огорчаешь её. Как ты обращаешься с инструментом, Ильхам! Ты пятнаешь свою рабочую честь. Вот Геярчин и сердится. Она добра тебе желает, сынок!

– Вы хитрый, уста! Начали с похвал, а кончили выговором!.. – Ильхам задумался, потом шагнул к своему рабочему столику и выдвинул ящик. – Вот они, эти резцы. Ругайте меня за то, что я их испортил. Но я… Честное слово, я это для дела! Мне не хотелось открываться раньше времени, подумали бы ещё, что я хвастун… Но я кое-что придумал, уста. Видите, каждый резец заточен по-особому…

Уста Мейрам внимательно разглядывал резцы. Обернувшись к Ильхаму, укоризненно покачал головой.

– Нехорошо, сынок!

Ильхам растерялся:

– Вы же меня не дослушали…

– И так всё ясно. Ты решил увеличить скорость резания. Так?.. А станок новый, незнакомый. Резцы такой нагрузки не выдерживают. Станок ты сумел наладить. Вижу, ты не раз его разбирал и собирал снова. А на резцах споткнулся.

– Но ведь это же очень нужное дело! – оправдывался Ильхам. – И мы должны добиться того, чтобы на одном станке выполнять две-три нормы за смену. Понимаете, Мейрам-ата, запасные детали, над которыми сейчас бьются многие, сможет изготовлять один человек!..

Но строгое выражение всё не сходило с лица старого мастера.

– Это всё хорошо, Ильхам. Нехорошо то, что ты ни с кем не посоветовался, понадеялся на одного себя. Как знать, может, кому-нибудь уже удалось приспособить этот станок к режиму скоростного резания. Ты порылся в книгах наших скоростников-новаторов?

– У нас же мало такой литературы, уста.

– А тебе не приходило в голову, что тебе могли бы помочь твои товарищи или старый уста Мейрам?.. Ум хорошо, а два лучше. Ты вот решаешь задачку, а ответ на неё, может статься, кому-нибудь уже известен. И ты зря потратил время, зря загубил столько резцов…

Ильхам потупил голову. Уста Мейрам обвёл рукой мастерскую:

– Сынок, сынок!.. Смотри, сколько у тебя помощников! С ними ты куда быстрей добился бы удачи. Постой… – старик нахмурился. – А где наш любитель приключений?

– Вы об Асаде?

– О ком же ещё!.. Вот уж с кем хлопот хоть отбавляй. Ты не знаешь, где он?

– Откуда мне знать?

– Хороши товарищи! А может, он захворал? Может, с ним беда какая стряслась?

– С утра он был в мастерской. Я видел его у Геярчин.

– Схожу к ней, может она знает. А с тобой мы в конце дня ещё поговорим. Посмотрю, что у тебя получилось.

От Геярчин уста Мейрам узнал, что Асад отправился в степь с главным инженером.

Что же ты мне утром об этом не сказала?

– Мейрам-ата… Он поклялся, что сам скажет.

– И ты поверила его клятвам?.. В Ильхаме усомнилась, а ему поверила? Ох, дочка!..

Геярчин смущённо теребила пуговицу на своём аккуратном синем халатике. Что это она, правда, Асаду всё прощает, а с Ильхамом резка, как ни с кем? Вот и другие это заметили. Как ни скрывай свою тайну, а она так или иначе всё равно выйдет наружу. Как пристально смотрит на неё уста Мейрам!.. Верно, давно уж понял, кто ей по-настоящему дороже – Асад или Ильхам. Один Ильхам не догадывается. Ох, чудак, чудак!.. А уста Мейрам, поняв, видно, её состояние, уже мягче сказал:

– Ильхам молодец, доченька, ты за эти резцы напрасно его бранила. В чём, в чём, а в неаккуратности его не упрекнёшь. Ты бы помягче с ним, он бы тебе сам всё сказал, от тебя бы он не стал таиться… А вот что с Асадом делать, ума не приложу. Наш инженер совсем испортит парня. А может статься, он уж и так порченый… Похоже, они птицы из одного гнезда…

5

Асад в это время сидел у Захарова. На столе, рядом с книжкой стихов Мусы Джалиля, стояла бутылка коньяка и ваза с конфетами. В комнате инженера было прохладно, уютно, и Асаду вспомнились удобства его прежней, бакинской жизни. Хорошо было в Баку!..

– Пей, Асад! – инженер разлил коньяк по рюмкам; сам он был уже под хмельком, его холёное лицо побагровело, глаза были мутные и злые. – Пей и слушай, что я тебе скажу. Никогда не женись, Асад!.. Ни-ког-да! Один острослов сказал, что женщина – друг человека… А жена – враг его. Враг по гроб жизни. Она мешает ему жить. Вот, юноша, приехала моя благоверная; казалось бы, я должен радоваться, а я пью. Пью с горя! И боюсь нос на улицу высунуть, потому что все теперь пальцами на меня показывают; «Глядите, это наш главный инженер, против него жена взбунтовалась, пошла работать простым шофёром!..» Нет, юноша, я за феодально-байские пережитки!.. – Он выпил ещё коньяку и вдруг заметил принесённую Асадом книгу. Полистав её, Захаров поморщился и небрежно бросил книгу на прежнее место. – Ты читаешь такие книги, Асад?

– Это Геярчин мне дала, – словно оправдываясь, сказал Асад.

– Не женись на Геярчин! – сказал инженер. – Она идеалистка. Видишь ли, юноша… Мы все трудимся на благо Отечества, но твоя Геярчин читает такие вот книги, а я стараюсь их не читать. Зачем знать, что есть на свете герои? Обидно, юноша, когда тебе лишний раз напоминают о твоём ничтожестве. Выпьем же за обыкновенных, грешных людей и не будем лезть в герои, дабы не сломать себе шею. И не будем думать о них, дабы не расстраиваться от сознания своей собственной будничности. Мы хороши такие, как есть!

Асад с восхищённым благоговением слушал хмельные речи главного инженера. Вот это даёт!.. Иван Михайлович не чета соплякам с Приморского. Те умеют лишь повторять чужие слова, а у него всё продумано, он знает жизнь, знает, как надо жить. С ним не пропадёшь!.. Вот это «стиль»!

Асад с бесшабашным удальством опрокинул в рот очередную рюмку коньяка. Захаров протянул ему конфету и спросил:

– Ты смыслишь что-нибудь в охотничьем деле?

– Спрашиваете! – самодовольно ухмыльнулся Асад. Сейчас ему море было по колено.

– Тогда айда охотиться. Соловьёв и Байтенов в Павлодаре, самое удобное время для охоты. В «Жане турмысе» подкрепимся, переночуем и с утра – в степь.

Асад заколебался.

– Влетит мне от заведующего, Иван Михайлович.

– А ты держи язык за зубами. Скажи, ездил со мной по объектам. Имею я тут власть или нет?

– Уста Мейрам директору нажалуется.

– А я всех заставлю с собой считаться. Пусть скажут спасибо, что я хоть что-то делаю для их совхоза. Мог бы плюнуть на всё, и совесть у меня была бы чиста. Потому что… потому что моя диссертация стоит всего этого совхоза со всеми его потрохами… Допивай коньяк, Асад. Едем!..

6

Вернулся Асад только на другой день, поздно вечером. В палатке был один Ашраф. Он рисовал. Завидев Асада, он поднял на него тяжёлый взгляд и с угрозой спросил: