Текст книги "Домино"

Автор книги: Иселин К. Херманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

~~~

Манон всегда причесывается, наклонив голову вперед. Надо сто раз провести расческой по волосам, учила ее кавказская бабушка. И тогда у тебя будут густые волосы. Она же научила Манон готовить.

Интересно, хотелось бы попробовать.

И как доктор это себе представляет? Ты же никогда не бываешь дома к ужину.

Зефир подходит и кладет руку на ее затылок. Когда она выпрямляется, то ловит его взгляд в зеркале. Она не знает этого мужчину. Они занимались любовью несколько дней назад, и все равно он кажется ей недоступным. Когда она была маленькой, она мечтала выучить какой-нибудь иностранный язык, не понимая его. Она представляла себе, что учит китайский, представляла, что использует слова, правильно их располагает, произносит их тоже правильно – и не понимает. Она не любит понимать. Не потому ли она ответила «да», когда Зефир просил ее руки?

Что ты сегодня делаешь?

Она морщит лоб. Думаю, занимаюсь собой.

А тюрьма?

Может быть.

Опять он за свое. Поймет ли он наконец, что никогда не получит ответов на свои вопросы?

И что он не должен стараться с ней сблизиться. Если только она сама того не пожелает.

Отвечать – любезность. Не отвечать – отказ. Отказ – своего рода пружина в их отношениях.

У Манон и Зефира нет друзей. Они довольствуются знакомыми. Сильви часто говорит своему мужу, что Зефир боится жену.

Да, будет неправдой сказать, что Манон – теплый человек.

Но она красивая, не так ли? Сильви нервничает, когда спрашивает об этом.

Красивая – да, так же, как фотография ледника.

Сильви успокаивается. Ледники при потеплении тают. Несколько женщин из их компании занимаются благотворительностью: Виолетт работает в магазине Красного Креста в седьмом округе, Сильви – в Эммаусе, Манон единственная выбрала еженедельные визиты в тюрьму Санте, где она видится с одним из заключенных.

Вы что, сидите каждый по свою сторону бронированного стекла, как в американских фильмах, и говорите по черному бакелитовому телефону? Так, Манон?

Да нет же, я подаю убийце завтрак в постель, по необходимости предоставляю душ и массаж. А ты как думал?

Когда он наконец этому научится? Не спрашивать. Ее ирония хуже, чем ответ. Зефиру нравится, что Манон занимается волонтерской деятельностью. Единственное, что ему не нравится, – это запах ее одежды, когда она приходит домой, сделав доброе дело. После тюрьмы в коридоре стоит запах сигарет. Он терпеть не может, когда люди курят. Сам он никогда не сделает ни одной затяжки.

Стол накрыт? – кричит он из ванной.

Как обычно, chéri. [2]2
  Дорогой (фр.).


[Закрыть]Обращаясь к Сартру, она тоже всегда говорит «chéri».

Таков разговор на улице Дюнкерк 28 февраля с 12.25 до 13.07, прерываемый лишь тишиной, которая обусловлена расстоянием между двумя людьми в квартире площадью 325 квадратных метров с мягкими стульями и косоглазой собакой.

Иди сюда, chéri, – голос Манон звонок. Сартр лает так, как должна лаять собака, знающая время гуляния.

Когда Зефир выходит из квартиры, его волосы все еще немного влажные. Он долго стоял под душем, и его душе, должно быть, приятно сейчас пребывать в его теле. Он пользуется лосьоном Givenchy так давно, что не чувствует его аромата.

~~~

На их собственной улице правила очевидны. Здесь Токе и Роз не знают друг друга. Но в других местах было бы странным не остановиться, если он, конечно, идет один. Однажды они случайно встретились на площади Клиши, и она подставила щеку для поцелуя. Она была беременна.

Роз, так близко мы друг друга не знаем!

Отчаяние накатило моментально, и его невозможно было не заметить. Он отлично понимает, что причиняет ей боль. Часто. Почти каждый день. Но что он может с этим поделать?

Почему ты не найдешь себе хорошего мужчину, с которым ты могла бы приятно устроиться перед телевизором?

А что тогда будет с нами? Ты думаешь, у меня есть определенная порция чувств и страсти, которую можно предложить первому встречному? Тебе никогда не приходило в голову, что я хочу быть только с тобой?

Если она это говорит, он никогда не отвечает. Даже когда она лежит рядом с ним в постели и смотрит на него нежным взглядом и говорит, что любит его. К счастью, она никогда не задавала классический вопрос из женского журнала: «А ты меня тоже любишь?» и, слава богу, никогда: «О чем ты думаешь?». Токе предпочитает молчать, а не лгать. Но в чем, собственно, правда? Есть ли только ОДНА правда, есть ли она вообще?

Когда Зефир был маленьким и должен был бегать по поручениям бабушки, это означало, что он действительно должен был бегать.

Разве я не сказала, чтобы ты поторопился? – обычно говорила бабушка, поправляя грудь. Движение, которое для него всегда будет связано с ней. Она могла теребить его за рукав. Быть не может, что ты во всем такой медлительный!

Этот мальчик – мечтатель, слышал он часто. Так бабушка говорила дедушке, после того как его укладывали спать.

Это пройдет. С возрастом это проходит, – пытался утешить ее дедушка.

Но так же, как то, что он витал в своих мыслях, ее раздражало, что ему нужен был час, чтобы сбегать в булочную. Но нельзя же бегать и думать одновременно? Он шел. И думал. О Миледи из «Трех мушкетеров». И когда он мысленно доходил до той сцены, где д’Артаньян уже почти целует ее в полумраке, он начинал идти медленнее, чтобы вскоре совсем остановиться. Но когда наступала следующая сцена, там, где д’Артаньян понимает, что у нее на плече выжжена лилия, он снова ускорял шаг. Быстрее… прочь от этой сцены. Сцены фехтования… там, где он был д’Артаньяном… заставляли его идти медленнее. Они ему очень нравились. В финале он даже вынужден был садиться на обочину, хотя до булочной было еще далеко. Поскольку только он мог фехтовать и правой, и левой рукой, именно он мог повиснуть на люстре и пронестись на ней через зал. Мимо проезжали машины, но он был в другом месте. Он был другим, но направлялся в булочную.

Из этого вырастают. Это пройдет.

Ворота закрываются, и Зефир поворачивает налево, по направлению к Северному вокзалу.

Вы всегда торопитесь! – кричит консьерж ему вслед.

~~~

Когда Эрик просыпается, он обычно идет в кафе. Всегда в одно и то же, ритуалы делают мир надежным. Он сидит и пишет пару часов после газеты и кофе. Он пишет текст от руки. Это позволяет сочинять где угодно. И только после этого он набирает текст на компьютере. Хотя немного комично писать одно и то же два раза. Не обязательно быть столь скрупулезным с такими текстами, как «Свадьба доктора Бедингфилда» и «Обещание капитана Скотера». Но ему это нравится. Нравится сидеть в кафе и быть похожим на писателя. По ночам, когда он дежурит, он не может сидеть за компьютером, но, несмотря на серьезную работу, ему все равно удается что-то написать от руки. Он не знает, сколько рассказов он уже сдал. Когда Эрик достает блокнот – возникает эффект собаки Павлова. Нет: когда Эрик сидит в кафе и достает свой блокнот из кармана, возникает эффект собаки Павлова. Автоматически ему нужно закурить. Нет: автоматически ему нужно закурить Gauloise. Но только одну и всегда только Gauloise и всегда только легкую. Дома он никогда не курит, и на работе, конечно, тоже. Запрет на курение в парижских кафе медленно набирает обороты. Когда из органов здравоохранения пришли с проверкой в «Bouquet du Nord» и спросили, как владелец планирует следовать правилам, Мишель ответил:

Просто. Очень просто. Тех, кто курит Gauloise, мы посадим здесь, – он наверняка сделал соответствующий жест рукой, – а тех, кто курит Virginia – там.

А некурящих, мсье?

Посередине!

Во многих кафе значок зала для некурящих бессмысленно висел в углу и отсылал сам к себе.

Эрик зажигает сигарету одной из мягких спичек, которая должна пережить три неудачные попытки, прежде чем четвертая, наконец, удастся. Это тоже часть ритуала. Он заглядывает на предыдущую страницу, читает, что написал ночью. Он, конечно, легко может закончить рассказ сегодня. Это происходит автоматически.

~~~

Моя мышка дома? Токе в прекрасном расположении духа, когда он по дороге домой забегает к «девчонкам», как он их, к своему собственному сожалению, начал называть про себя. Слово «девчонки» для него какое-то пренебрежительное, такое же, как «глоток воды» (вместо «стакан воды») и «тапочки».

У меня для тебя кое-что есть, Роз. Он достает из кармана мятные леденцы, шоколад и две книги серии «Арлекин». Роз нюхает их.

Ой, они совсем новые. Я видела их в киоске. Как ты догадался, что я их не читала?

Токе пожимает плечами. Мужская интуиция.

Ну-ну, не надо тут из себя строить. Ты знаешь, говорят, что блондинки, которые красятся в темные цвета, приобретают искусственный интеллект.

Иногда она думает быстрее, чем ему кажется. Но, с другой стороны, официантка должнабыстро реагировать, иначе она не сможет проработать за барной стойкой больше недели.

Лулу лежит на пледе на полу и явно чем-то недовольна. Маленький ребенок столько всего хочет и так мало всего может. Токе не нужно просить Роз занавесить окна. Неважно, что они делают, – когда он тут, шторы всегда задвинуты. Он смотрит на нее. Роз значительно меньше него и намного ниже женщины, живущей напротив. Она симпатичная. И красные щечки Лулу унаследовала явно не от чужих людей.

Он расстегивает верхнюю пуговицу ее блузки. И следующую.

Нет, Токе, я не могу, когда Лулу не спит. Это… это неправильно.

Что еще за новости? С каких пор она стала такойцеремонной?

Дело не в этом, но Лулу – тоже человек, а когда другие смотрят, любовью не занимаются. Нам надо… Нам надо подождать, когда она уснет.

Уснет? Это будет, наверное, около половины одиннадцатого.

Вот тогда и зайди.

Я не могу вечером.

Роз пожимает плечами. Он ведь был в таком хорошем настроении.

Мы можем искупать малышку, предлагает Роз.

Лулу, должно быть, в своей прошлой жизни была дельфином. Она хихикает и похожа на какого-то млекопитающего. Но если их смех распространяется только как эхо, то ее звучит звонко.

Я думаю, что я как-нибудь возьму ее в бассейн, говорит он.

Мы могли бы пойти вместе.

Тишина.

Лулу никогда не мыли волосы шампунем. Токе против. Роз считает, что это странно и, должно быть, неприятно, но делает так, как он говорит.

Я ненавидел, когда мне мыли голову. Это было, как атака, мыло щипало глаза, а мою голову так запрокидывали назад, когда мыло нужно было смывать, что у меня болело горло, и казалось, оно сжималось, потому что мне ну очень надо было поплакать.

Да, но у детей должны быть какие-нибудь детские травмы!

Опять. Она не так глупа, как кажется.

Одно из преимуществ взрослого – то, что можно мыть голову просто горячей водой.

У тебя красивые волосы, Токе.

Да, вот и я о том. Роз, может, если ты приложишь ее к груди после ванны, то она заснет?

Ну-ну! Роз смотрит на него строго. После рождения Лулу она стала менее уступчивой. Это, наверное, неплохо. Во всяком случае, она констатирует, что это так.

Хорошо, тогда мы поиграем в дочки-матери, сдается он.

Давай, нельзя же все время играть в больницу.

28 февраля Эрик не дежурит в клинике. Состояние мадам Флёри настолько улучшилось, что ей уже рассказывают, что у нее была остановка сердца. Но сейчас анализы неплохие, и она чувствует себя хорошо.

Я в состоянии сама это оценить. Пациентка смотрит на врача пронзительным взглядом. Не вы ли меня спасли, мсье?

Нет, это был дежурный ночной смены.

А, тот молоденький?

Нет, это был мсье Эрик, у него сегодня выходной.

Как жаль. Как жаль, повторяет пожилая женщина и засыпает.

~~~

Зефир помнит все даты: дни рождения родителей, бабушек, дедушек, старых школьных друзей. 15 марта – в день смерти Цезаря – на нем всегда черный галстук. Манон считает его полным идиотом. За пятнадцать дней до того, как он достает галстук, он всегда покупает для жены букет анемонов. Это она забавным не считает. Это совершенно естественно, что он помнит день их свадьбы. 28 февраля они всегда ходят ужинать в ресторан, и в этом году он забронировал столик в «L’Orangérie» на острове Святого Людовика. Очень фешенебельным рестораном владеет актер из «Комеди Франсез», открывший это место, чтобы его коллеги могли нормально поесть после работы. Сейчас здесь два меню: утреннее и вечернее. Ресторан настолько эксклюзивен, что в нем только восемь столов, и посетители лишены права выбора. Так бывает в светских кругах. Крайности сходятся. Только самое убогое бистро в жалком провинциальном городе может предложить своим клиентам такое обслуживание. Но на этом сравнение заканчивается. Помещение декорировано бронзовыми бра, бархатными драпированными занавесками и бордовыми скатертями из камчатной ткани. Они начинают с шампанского и с трех маленьких канапе: икра, фуа-гра и пюре из семги. У официантов здесь нет привычки отвлекать посетителей рассказами о кулинарных творениях, которые можно либо увидеть, либо испробовать, либо остаться к ним равнодушными.

Из подачи еды здесь не делают целого представления. Гробовую тишину ресторана нарушает появление Клаудии Кардинале. Всем хорошо известно, что она живет в квартире у причала рядом с Самаритен. Но все-таки! Владелец приветствует диву поцелуем в щеку. Взгляд Манон на Зефира означает: да, это она– ну и что?

Классическая музыка такая же мягкая и невыразительная, как и белые гребешки, которые им подают на закуску. Невидимая рука разливает вино по бокалам с той же изысканностью, какой наделены подаваемые блюда: мясо перепелов в саркофаге, филе-миньон из телятины в лимоне. Разговор приглушен или совсем отсутствует. Заметно большое количество пар среднего возраста, которые приходят сюда демонстрировать совместную жизнь, затвердевшую в тихой и равнодушной тоске. Когда они ужинают в ресторане, Манон и Зефир, тишина между ними не такая кричащая. Они обмениваются мнениями о еде, об интерьере. Слышны разговоры. Негромкие. Единственная парочка, которая говорит друг с другом без умолку, – двое мужчин. Легко увидеть, кто есть кто: молодой с напомаженными гелем волосами – это тот, кто проводит больше времени перед зеркалом, а пожилой мужчина с двойным подбородком – тот, кто платит.

Это не может быть таксмешно! Видимо, напомаженный мальчик сказал что-то забавное, что заставляет тело господина биться в судорогах. И внезапно, посреди каскада смеха, звук глохнет. Мужчина начинает задыхаться, падает лицом в тарелку. Подбегают два официанта.

О нет, он умирает, он умирает! – кричит тот, что моложе.

Третий официант стучит господину по спине, а владелец ресторана спрашивает театральным голосом:

Здесь есть врач?

Манон показывает на мужа.

Но, Манон, я выпил вина, ты же не хочешь, чтобы я…

Здесь есть врач?

Да, есть! Манон вскакивает со стула. Мой муж – главврач хирургического отделения. Она теребит салфетку.

Он продолжает есть. Соус белый, даже бледный. Его нож в крови от филе-миньон. Медленно, но решительно, как того требует ситуация, он вытирает его о скатерть. Нет времени, чтобы стерилизовать инструмент. Кончик ножа должен войти под гортань. Ошибка в пару сантиметров может стоить жизни. Лицо Зефира покрывается потом. Внезапно его затошнило, а мышцы живота судорожно сжались. Все повернулись к врачу. Нож дрожит в его руке. Тучный господин снова и снова бьет руками по столу. Но уже слабее. Он задыхается. Резко поднявшись из-за стола, Зефир опрокидывает стул, отбрасывает нож и на полпути сносит швейцара. Он не успевает заметить разочарование, возмущение и ярость, он только слышит, как Манон кричит ему вслед.

Мясо перепелов в саркофаге, филе-миньон из телятины в лимоне, красное и белое вино встают ему поперек горла.

Ночной воздух у Сены прохладен и действует, как влажная тряпка на лбу. Он останавливается, вытирается платком и бросается бежать. По направлению к мосту де л’Аршевеше. Он бежит. «Скорая» едет ему навстречу с левого берега. Приближающиеся сирены становятся все громче, достигают апогея, потом проносятся мимо, темнеют, удаляясь прочь. Эффект Доплера. Звук прекращается, и в голове он слышит только свое сердце.

Дома это животное нагадило на пол. Это собака Манон. Он отрицает свою причастность к этой собаке.

Манон! Когда он стоит под душем, теплая вода действует, как легкая анестезия, и он даже не слышит, как она входит.

В порядке исключения она не замечает Сартра и его проделки; она крайне редко открывает дверь в ванную, когда он принимает душ. Матовая дверь в душевую кабину закрыта, но он видит, что она стоит, подбоченившись, спиной к двери. Он слышит это по ее голосу. Одно из следствий шестнадцатилетнего брака.

Что ты можешь сказать в свое оправдание?

Он не отвечает.

Ты что, с ума сошел?

Может быть.

И это твой ответ?

Он молчит. Делает воду горячее, так что она достигает почти температуры кипения.

«Скорая» уехала оттуда без сирены. Ты отдаешь себе отчет в том, что ты сделал?

Зефир выключает воду. Перестань, Манон. Он очень редко повышает голос. Это не моя вина, что кто-то заглатывает еду во время приступа смеха. Тебе так не кажется?

Манон, хлопая дверью, уходит к себе. Он вытирается и обдумывает, что сказать в свое оправдание. Слышит, как она берет с крючка поводок и выходит с собакой. Когда она возвращается, он уже в своей комнате. Это была годовщина их свадьбы. Шестнадцать лет назад не такие мысли были у него в ночь между февралем и мартом. Тогда он, кстати, не разочаровал ее. Тогда.

~~~

Мсье Мишель болтает с тем, кто замещает Дезире, когда Токе входит в «Bouquet du Nord». Владелец развивает свою любимую тему: о том, что в прежние времена все было лучше. Но молодой человек, к которому обращена речь, разливает вино в бокалы и, похоже, не думает, что это очень интересно. Тогда Мишель обращается к Токе.

Да, нужно признать, что всех этих микробов и бактериального оружия, и, бог знает, чего еще, не было в наше время. Меня не удивит, если СПИД и стафилококки, или как это все называется, – просто изобретены в лабораториях. Я думаю, что такого не могли придумать во времена моей молодости.

Кто эти чудовища, которые выдумали этот современный ад, Токе не очень себе представляет, но кто-то ведь долженбыть виноват в том, что наше время не такое, как в молодости Мишеля.

Я просто говорю.

Да, отлично слышно, что именно это он и делает. И Токе нечего добавить.

Скажите, а как дела у… как там ее зовут, у той молоденькой девочки, которая здесь работала? Та, что забеременела?

Мишель подмигивает ему. Дезире! Поверьте мне, вы не единственный, кто спрашивает про нее. Ах, да. Но она ни за что не расскажет, кто сделал ей ребенка.

Эдакий проказник… Мсье Мишель шлепает своего сотрудника по затылку кухонным полотенцем. Ну ладно, не лезь не в свое дело. Помощник не произнес ни звука. Но, как это бывает при мировом дисбалансе, кто-то должен получить нагоняй из-за шалости Дезире.

Когда она вернется?

Неужели вам это интересно? Да, нужно было все устроить, как в старые времена, когда официантами были только мужчины. Нечего женщинам делать за барной стойкой.

Перестань, Мишель! – один из завсегдатаев снимает шляпу и поглаживает лысину. Ты же отлично знаешь, что, как только она вернется, оборот значительно возрастет. Если ты не будешь бдительным, кто-нибудь другой может ее переманить.

Болтай-болтай, раздраженно отвечает Мишель.

Токе забавляют эти разговоры инкогнито. Каждый думает о своем, когда лысый за барной стойкой издает почти беззвучное о-ла-ла, глядя на входящую в бистро женщину.

~~~

Эрик бежит. Он спал сегодня дольше обычного, а у него вечернее дежурство, которое начинается в пять часов. Он не забыл, что обещал Чарли занести смазочное масло Handyman Esso. Хоть он и опаздывает, все равно делает крюк, чтобы заглянуть в маникюрный салон.

Я обязательно зайду на днях и сделаю что-нибудь с вывеской.

Высокая стройная мулатка в черных слаксах, с длинными бусами, тоже заглядывает в салон и спрашивает, может ли она записаться на маникюр. Бусы зацепилась за ручку двери, и все бусины, а их много, раскатываются по полу. У него нетвремени, действительно нет, но эти бусины не могут вот так валяться, это же прямо каток. Они сидят на корточках, эта девушка и Эрик. Ассистент довольствуется тем, что подметает пол. Она смотрит Эрику в глаза и улыбается в знак благодарности.

Я этого не понимаю.Чарли закуривает, как он обычно это делает. Вне зависимости от того, есть клиенты или нет.

Чего ты не понимаешь?

Что ты не можешь поймать себе какую-нибудь бабу вот на это.

Это удел моего друга Токе.

Кого?

Писателя. Ты его не знаешь?

Не знаю – а должен? А он этимзанимается?

Ты спятил? Он курсирует между женой на одной стороне улицы и любовницей – на другой. Все, что могу сказать, – хорошо, что это не я. Ну ладно, скоро увидимся.

Напротив него в метро сидит и плачет маленький мальчик. Чем крепче мать сжимает его руку, тем громче он ревет. Эрику нравится делать что-нибудь приятное людям. Это не для того, как намекает Чарли, чтобы чего-то добиться, ему просто это нравится, и он всегда ходит с набитыми карманами, так что если он нечаянно споткнется, то из карманов выпадут бумажные платочки, булавки, складная деревянная игрушка на веревочках и еще разные штучки: вещи, которые могут утешить или помочь. Он в некотором роде волшебник. И что это у него здесь? Маленькая кукла на пальце привлекает внимание малыша и заставляет его перестать плакать. Эрик сидит напротив и почти незаметно шевелит пальцем. Мальчик внимательно смотрит. Всхлипывает. И начинает смеяться. Мать благодарна своему спасителю. И вот все счастливы. Таким образом, Эрик нашел для себя идеальное применение. Он хотел помогать людям и стал медбратом. Бульварные романы тоже многие любят. Еще больше ему хотелось быть спасателем, тогда он смог бы всегда приходить на помощь. Но он отдает себе отчет в том, что это просто игра словами. Он ведь действительно спасает жизнь. Недавно спас пожилую женщину из четырнадцатой палаты, ту, у который была остановка сердца. Это только один пример. Когда он собирается выходить, мама мальчика протягивает ему листок бумаги. Номер телефона. Если захочет, он может позвонить. Но Эрику надо было не это, хотя этого он, конечно, не говорит. Он просто хотел помочь. Чарли подсмеивается над ним и говорит, что он пурист. Моралист и пурист. Он любезно благодарит.

Когда Эрик уже переоделся и стучит в четырнадцатую палату, он видит, что врач осматривает больных.

Можно сказать, вам повезло, говорит врач. Речь идет о сердечной недостаточности и отеке легкого.

Мне кажется, завтра вас можно выписать. Лекарства вам назначены. У вас кто-нибудь есть, мадам?

Что вы имеете в виду?

Я имею в виду, живете ли вы с кем-нибудь. Замужем ли вы или у вас есть родственники?

Нет, я совершенно одинока, господин доктор.

Тогда нам нужно подумать об уходе.

Об уходе? Что это значит?

Я имею в виду помощь на дому.

Помощь на дому! Мадам Флёри привстает. За кого вы меня принимаете? По вашему, я соглашусь на всю эту социальную гадость?

Ох, вы не должны… вы должны меня извинить.

Помощник, ходунки и судно! Никтоне заставит меня согласиться на это в моем собственном доме.

Но вы, простите, уже не молоды… Врач откашливается и наговаривает что-то в свой диктофон. И снова поворачивается к ней. Я просто имею в виду, что вам необходима небольшая помощь, а мы, со своей стороны, хотели бы посодействовать, если вы в этом заинтересованы.

Спасибо. Где моя сумка? Сколько я вам должна? Когда я могу вернуться домой?

Врач немного устало поворачивается к Эрику. Вы позаботитесь о том, чтобы в приемную сообщили, когда выписывают мадам?

Медбрат кивает.

Врач снова наговаривает что-то на диктофон. Видно, что мыслями он уже в другой палате или в другом месте. По крайней мере, он не пытается скрыть, что думает о чем-то постороннем. Вас выпишут завтра. Держась за ручку двери, он говорит, что счет будет отправлен позже.

Какое хамство! Пациентка хлопает рукой по одеялу, и Эрик не может не улыбаться.

Вы не заметили, он не попрощался?

Эрик не может не улыбаться.

Смотрите, вот это я понимаю. Нормальный человек! И если бы вы могли раздобыть для меня марсельский пастис, то мы могли бы повеселиться, мсье…

Эрик.

Мне это все больше и больше нравится. Тот господин, который грызет ногти, когда готовится к экзамену, продолжает отрицать, что спас мне жизнь. «Это был мсье Эрик», – говорит он. То есть вы?

Ну да, но не совсем.

Не совсем! Я не хочу этого слышать. Да или нет?

Он пожимает плечами. Это моя работа.

Это надо понимать как «да»?

Эрику нравится непосредственность старухи, и он кивает.

Я думаю, что если сердце перестает биться, а кто-нибудь делает так, что оно начинает биться снова, то нет никаких «не совсем». Есть только черное или белое, жизнь или смерть. Я не могу,видит Бог, понять, что такое «не совсем». Ну, что там с пастисом?

Мадам Флёри… в вашем состоянии это не рекомендуется. И, кроме того, мы не подаем здесь алкоголь.

Lousy [3]3
  Дрянной, отвратительный (англ.).


[Закрыть]отель. Абсолютно lousy. Пожилая женщина произносит это английское слово так, как это сделал бы Морис Шевалье. Ну а как насчет вина? Вообще-то это прописная истина, что пациенты, у которых проблемы с сердцем, должны пить красное вино, не так ли?

Да, но…

Смотрите, снова оговорки. Послушайте: я плачу бешеные деньги, чтобы находиться в этой идиотской клинике, и это ничтожество, этот докторишка, конечно, хотел меня выписать только завтра, чтобы поставить мне в счет лишнюю ночь. Но знаете, мсье Эрик… ничего, если я буду называть вас Эрик?

Да, это же мое имя.

Ну, тогда послушайте: я гражданка Республики Франция и у меня есть права и свободы. Если вы не достанете для меня бутылку красного вина – хорошего вина! – прямо сейчас, то я соберу свои вещи и пойду своей дорогой. Щеки мадам Флёри покраснели от огорчения, и Эрик при всем желании не видит ничего плохого в том, чтобы она выпила бокал вина.

Кто сказал бокал? Если открываешь бутылку, то выпиваешь ее целиком. Если вас двое, то вы выпиваете ее вдвоем, если трое, то вы открываете еще одну.

Целая бутылка – это слишком много для вас. Не забудьте, вы только позавчера…

Но нас вроде бы двое?

Персонал не должен видеть…

Я знала. Я зналаэто. Тогда перестаньте быть персоналом, Эрик.

Что вы сказали?

Если вы такойтупой, тогда я действительно не знаю, хочу ли я повеселиться с вами.

Эрику кажется, что старуха тронулась умом. Но на самом деле это не так.

Отлично, послушайте. Я достаточно умна, как и все нормальные люди. И отлично знаю, что я уже не та, какой была, когда мне было шестьдесят. Но, как вы слышали, я не хочу иметь дело с атрибутами старости. Тем не менее, мне нужна та или иная форма… сервиса. Да, нужна. Так что идите и раздобудьте хорошего винца, и мы выпьем его вместе. Вы можете выпить для смелости и сказать, что увольняетесь. Кроме того, я должна сообщить, что обычно не говорю о деньгах, но, конечно, буду платить вам столько же, сколько вы получаете здесь. Понятно?

Ему интересен контраст между элегантностью этой женщины и ее манерой говорить. В ней есть жизнь, и он находит что с ней весело. Да, я понимаю, мадам Флёри, только мне не нравится, когда вы спрашиваете, понятно мне или нет. Это похоже на приказ.

Браво. Какая прелесть! Обслуживающий персонал невыносим. Естественно, вы должны понимать то, что вы хотите понимать, и поступать так, как вы хотите. Но пойдите, черт возьми, уже куда-нибудь и раздобудьте бутылку красного вина, тогда и поговорим обо всем.

Эрик закрывает дверь, но не беззвучно, как это обычно делают, если закрывают дверь в палату, где лежит пациент, находящийся в коме. Он просто ее закрывает. Вообще-то странное правило, ведь когда пациенты в коме, они ничего не слышат. Но в точности это неизвестно.

Вы уходите, Эрик? Хорошо сохранившаяся мадам Клавель сидит за письменным столом, когда Эрик проходит мимо в своей обычной одежде.

Нет, я просто забыл получить идентификационную карточку.

Когда сотрудники приходят в клинику, они идут за идентификационной карточкой. Ее нужно прикрепить на нагрудный карман и, кроме того, в униформе за территорию больницы, по соображениям гигиены, выходить нельзя. Неплохая ложь. Ему надо в ресторан, чтобы купить вина. Пожилая женщина абсолютно права: красное вино хорошо для сердечников, но на этом отделении требуется особое предписание. И целую бутылку! Даже не думайте.

В ресторане сидят беременные, которые уже почти рожают… но не сейчас… сейчас они едят кисель из чернослива. Женщины, согнувшиеся после кесарева сечения, и гордые отцы, хромающие послеоперационные больные и их родственники. Здесь его не знают.

Что вы желаете?

У вас есть красное вино?

Через мгновение ему приносят две бутылки. Есть вот эта за 29 евро и вот эта за 50. У нас, кстати, есть еще за 85. Эрик ни на секунду не задумывается и рассчитывает, что ему чуть позже вернут деньги. Она действительно этого хочет? Возможно, он не имеет ничего против смены обстановки. Но как же ночи? Его ночи пропадут, так как ей, наверное, нужна дневная помощь? Эрик прячет бутылку под свитером и чувствует себя непослушным мальчишкой в школьном лагере.

Миссия удалась, и когда он садится у кровати мадам Флёри, он спрашивает, где она живет.

Естественно, на улице Фобур Сент-Оноре.

На самом деле, Эрик не считает, что это само собой разумеется, он слышал,что можно проживать по более скромным адресам, но для нее это, очевидно, именно так. Ему не придется много ездить на транспорте.

Послушайте, этот Mouton Rothschild мог быть и хуже. Правда, и лучше тоже бывает. Это все, что вам могли предложить?

Сожалею, но я не очень разбираюсь в винах.

Этому вы можете научиться.

За первым бокалом они обсуждают время встреч и характер работы. За вторым ему повышают зарплату. И больше мы об этом не говорим, решительно заявляет старуха. За третьим – они уже обо всем договорились.