Текст книги "Я вернусь через тысячу лет. "

Автор книги: Исай Давыдов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

6. Нур-Нур среди аборигенов

Он умел разговаривать с местными жителями безо всяких приборов. Догадывался об этом я давно, ещё с первых мифов о Нур-Нуре. Теперь я это увидел. Племена в его исповеди менялись. Метод разговора оставался один: он легко читал чужие мысли и так же легко транслировал собеседнику свои. В коэме это были прежде всего разговоры с вождями.

Наверняка общался он так же и с колдунами, и с рядовыми охотниками. Но коэма этого не отражала. Она говорила о главном.

Никаких объяснений по способу общения Нур-Нур не давал. И, значит, с его точки зрения, это не требовало объяснений, было нормой. А уж для кого нормой – дело тёмное. Может, только для звездолётчиков? Может, с этого умения и начинался их первичный профессиональный отбор? Как у нас – отбор в гипнотизёры… Один умеет, другому от рождения не дано… Потому что если бы обладали свойством читать чужие мысли все жители планеты, то и облик её, и уровень бытия были бы там другими, глубокие политические распри стали бы невозможны, и сам Нур-Нур не остался бы здесь, даже если случайно и залетел.

На этой земле Нур-Нур спокойно проходил сразу к вождю племени, дарил ему какую-нибудь сущую безделицу, вроде искусно вырезанного из дерева свистка, и получал разрешение поставить свою надувную палатку на окраине селения.

А дальше начинался обычный быт, изучение местных нравов, помощь советами, приобретение друзей, знакомство с окрестностями и окрестными племенами. Когда Нур-Нур и его жена становились в каком-то племени в доску своими и крайне необходимыми – они неожиданно исчезали и объявлялись в другом племени.

Там начиналось то же самое, а тут их жалели, часто вспоминали, и они уходили в легенду.

Спустя долгое время они появлялись вновь – и их встречали почти как богов, вернувшихся из легенды. Если раньше с ними просто советовались, то со второго захода им беспрекословно повиновались. И вожди и колдуны принимали теперь их советы как указания свыше.

Именно в результате этих скитаний и появились у вождей тиары из перьев. Первую Азгу сплела для себя, от солнца. Вторую сплела мужу. Когда их издали стали узнавать по этим тиарам, Нур-Нур и Азгу начали дарить такие же тиары вождям. И убеждали их не убивать других вождей, а только брать в плен, требовать выкуп и даже женить на женщинах своего племени.

Постепенно тиары проникали и в те места, где не бывали звездолётчики. Вожди сами стали дарить друг другу тиары при заключении союзов и установлении мира. Обычай этот вышел из-под контроля Нур-Нура. С усмешкой он подытожил:

– Этого-то я и хотел.

Бывшие астронавты кочевали по материку много лет, и почти в трёх десятках племён успели пожить по три, а то и по четыре раза. Они спасали племена от соседних нападений, узнавая о них заранее. Они отговаривали «своих» вождей и колдунов от агрессивных акций против соседей, предсказывая верное поражение. Они лечили болезни и принимали роды. Вместе со здешними умельцами они изобретали салазки и колёса. Нур-Нур показал, как человек в набедренной повязке из пальмовых листьев везёт на деревянной двухколёсной тележке какую-то растительную поклажу. Колёса «жидкие», меняющие форму при движении, сплетённые из лиан, но это колёса! И, значит, где-то на юге материка мне предстоит их увидеть.

У Роли и Азгу появляется сын. Я вижу, как он, белокожий и рыжеватый, играет с темнокожими ребятишками. Такой же голенький, как и они. Но вот он вырастает и учится стрелять из какого-то оружия вроде нашего древнего фотоаппарата. И вдали, пронзённый мелькнувшей как молния световой стрелой, падает на бегу олень.

– Избегал я только людоедских племён, – признаётся Нур-Нур. – И из брезгливости и из осторожности. Туземцы обычно угощают. Не хотелось по незнанию отведать однажды жареной человечины. И самому не хотелось быть съеденным. Как ни берегись, но если живёшь среди людоедов, они тебя однажды сожрут. Поэтому среди них я не провёл ни одной ночи. Впрочем, у них и селений, как правило, нет. Кочуют по определённой местности, ограниченной более сильными племенами… И нет смысла в эту местность заглядывать. Хотя изредка приходится…

В четвертой коэме я и обнаружил начало рассказа о племени, которое называло себя урумку – люди лесов! – и жило не на деревьях, а в шалашах. Среди каннибалов оно было, пожалуй, наиболее развитым. Поэтому, как сформулировал Нур– Нур, «за него стоило бороться».

Однако борьбу пришлось отложить до следующего раза, так как ладонь моя под шестым пальцем уже ныла и отчётливо намекала на желательность перерыва.

…Лу-у знала: когда я зажимаю в руке коэму, не стоит меня отвлекать. Сути того, что происходит, она не понимала. Довольствовалась простым объяснением: я слушаю Нур-Нура. А значит, занимаюсь делом явно колдовским. Ибо не колдуну это недоступно: Нур-Нур давно ушёл к предкам.

Но уж когда я коэму отложил, можно и потревожить…

– Что это? – Лу-у держала за уголок переплёта раскрытый букварь, который извлекла из неразобранного багажа.

Страницы букваря рассыпались веером. Держала его Лу-у вверх ногами.

– Книга, – ответил я.

– Зачем это?

Она часто спрашивала «зачем», когда видела незнакомую вещь.

– Сядь рядом, Лу-у, – попросил я и пересел на раскладушку. – Давай посмотрим книгу вместе.

Первая картинка изображала разрезанный арбуз. Его я и назвал.

– Это кхет, – поправила Лу-у. – Но почему красный?

Внутренность кхета была бледно-оранжевой. И семена того же цвета, не чёрные. И отчётливых полос на кожуре кхета не водилось.

– У нас нет кхетов, – объяснил я. – Есть арбузы. Когда ещё раз полетим на ферму, я их покажу тебе. У них другой цвет и другой вкус.

Арбузы мы выращивали в теплицах. Только для детей. Потому что теплицы расширялись слишком медленно. Лу-у в них заглядывала. Но, увидав там цветы, дальше не пошла.

Через страницу она увидела петуха и обрадовалась.

– Кок! – закричала она. – Смотри – кок!

На петухов она насмотрелась. А букварь шёл на неизменной «глобе» – смеси английского с русским.

…Над букварём мы просидели долго. Картинки жену мою заинтересовали. Букв она не замечала, и я решил не отвлекать пока на них внимание. Перелистывать страницы научилась быстро. Названия предметов запоминала сразу. Не думал я, когда брал с собою буквари, что именно так произойдёт первое знакомство с ними у купов. Но получилось вот так…

– Я хочу показать это Гару. Можно взять твою книгу? – спросила Лу-у.

– Конечно! У нас ещё есть.

Лу-у убежала вместе с книгой к братишке, и так первый на этом материке букварь пошёл извечным путём – к детям. Правда, пока не как букварь, а скорее как альбом.

На другой день к хижине Тора потянулись дети – как до этого тянулись женщины. И Лу-у без конца перелистывала перед хижиной книгу, терпеливо называла предметы, объясняла их назначение – как сама поняла. Меня уже ни о чём не спрашивала.

За неделю букварь истрепали в клочья. Я отдал другой. В этот заглядывали и женщины. Вперемежку с детьми. Мужчины почему-то оказались к букварям почти равнодушны. И подумалось, что в предстоящей ликвидации безграмотности работа с мужчинами будет самой сложной.

7. Астронавты и каннибалы

О том, что урумку едят людей, Нур-Нур узнал в соседних племенах. Они избегали тех лесов, где постоянно шныряли быстроногие каннибалы.

Однако урумку сами врывались во владения соседей, захватывали одиноких охотников, вылавливали женщин и детей, которые собирали ягоды и грибы возле своих селений.

Если жители селений ловили людоедов, то убивали на месте. Никакой жалости к ним никто не испытывал. Но урумку потерь не замечали. Видно, не умели считать. И, разумеется, не понимали ценности жизней соплеменников. Коли уж ели их…

Озлобление и предельная жестокость окружали это племя. Лишь севернее него никто не жил, и под давлением ненависти соседей урумку постепенно и неохотно выжимались в более холодные места.

Нур-Нур и его жена, которую в местных племенах прозвали Уйка – белая важенка, – побывали в селениях и килов, и айкупов, и ту-пу, и других племён, живших южнее и западнее килов. Звездолётчики видели, как отравляют жизнь мирных племён энергичные и жестокие людоеды. Однако не сразу нашлась возможность помочь тем, кто вызывал симпатии и жалость.

Индивидуальные реактивные двигатели астронавтов были надёжны и рассчитаны на много лет. Пользовались ими бережливо. Поэтому и хватило их почти до конца жизни Нур-Нура. Уже и стариком совершал он недалёкие путешествия по воздуху. Но пояс северных озёр материка успел исследовать ещё молодым, и тогда же обнаружил пещеры, в которых светились стены и сдвигалась стрелка атомного счётчика.

В эти пещеры, за полосу озёр, и надумал Нур-Нур загнать каннибалов, которые отравляли жизнь всех окружающих.

– Там вымрут старики, которых всё равно едят после неудачных охот. – Так объяснял Нур-Нур жестокое своё решение. – Вместе со стариками, надеюсь, исчезнут и сами традиции людоедства. Иначе от них быстро не избавиться… Вблизи благодатных озёр голод этому племени не грозит. Птицы там – на века! Тем более я сразу решил, что научу племя делать луки и ставить ловушки. А заодно решил и застраховать его от возможных ошибок недалёких вождей. Хотя, как правило, вожди умнее окружающих… Но не всегда, увы, и не везде… Знаю это по своей несчастной стране и по своему космическому кораблю, с которого пришлось бежать… Поэтому я просто приказал племени урумку выбирать не одного вождя, а сразу пять. По числу пальцев на их руках… Чтоб не сбились со счёта… И приказал держать в тайне, кто из пяти – главный. «Выдадите главного, – предупредил я, – погибнете все. Сохраните его имя в тайне – будете жить! Так велят ваши боги, которых вы прогневили».

Себя Нур-Нур представлял не только этому племени, но и другим, посланцем сразу всех богов.

Целью же Нур-Нура было в данном случае ограничить власть вождя. Ибо если вождь – тайный, то и власть его не беспредельна. И правит практически не он один, а все пятеро. Впятером всё-таки наломают дров меньше…

Однако не мог Нур-Нур предусмотреть абсолютно всё. Не предвидел он и того, что какая-то очередная «пятёрка» закроет всем женщинам выход из пещер, увеличит их смертность, а это опять же превратит бывших каннибалов в бич для окружающих.

И всё-таки мирные племена получили хоть какие-то передышки. Порой большие – в несколько разливов! – от одного налёта до другого. А прежде ни дня спокойного у них не было. В любой день кто-нибудь где-нибудь исчезал. И все знали, что несчастного непременно сожрут.

Это напоминало то положение, от которого бежало когда-то с Восточного материка на Центральный племя ра. То самое, в котором погиб Марат Амиров… Но беглецов-ра вёл маленький «морской» народ гезов, знавший, что недалеко за морем есть пустая земля. А тут, кроме килов, «морских» народов не было. И что за морем, килы не знали, так как никогда не доплывали до другого берега. Никто не мог указать племенам путь бегства. Потому Нур-Нур и решил избавиться от источника несчастий.

Щедро показал мне астронавт северные пещеры, ещё пустые, до появления в них каннибалов. Он прошёлся по ним без космического скафандра. Да и как бы он прихватил скафандр для дальнего космоса, усаживаясь в планетную лодку на ближнюю и недолгую экскурсию? И зачем скафандр в бегстве?

Его глазами увидел я изумительно красивые гроты, тихие подземные ручьи и пруды. Его ушами услышал размеренную неостановимую капель и рёв подземных водопадов. Были здесь сталактиты и сталагмиты самых причудливых форм и расцветок, были узкие коридоры и просторные залы. И всё это Нур-Нур не на плёнку снимал, а восстанавливал по памяти. Какова же была его образная память!..

– Поймут ли эту красоту те, кому она досталась? – размышлял автор коэм. – Хотелось бы, чтоб хоть какую-то малость поняли, чтоб смягчила эта красота их необузданные ожесточённые души. Если буйное племя станет в пещерах поспокойнее, полегчает и его соседям. Когда-нибудь оно отсюда уйдёт – хорошо бы не людоедским! Мне этого не увидеть – уже немного осталось… Но, может, увидишь ты? Прочитавший мои заметки и задумавшийся над моей несладкой судьбой… Не к такой судьбе готовил я себя. Не ради неё ушёл в космос. Но и продолжать его исследование, сознавая себя убийцей и слугой убийц, тоже не мог. Мой славный командир Капи, может, обнаружит другие цивилизации и вернётся на родину героем. Но не завидую я тем, кто будет греться в лучах его славы. В их глазах до конца их дней будет стоять атомный гриб над несчастным островом погибшего племени.

И вновь увидел я багрово-чёрный гриб, всплывший в памяти Нур-Нура. Увидел уходящим вниз, вдаль, под редкие серебристые облака. Каким видел его молодой звездолётчик Роли из поднимающегося на околопланетную орбиту прозрачного шара.

– Главное я изложил, – заканчивал Нур-Нур четвёртую коэму. – Остались соображения, которые не вписались в сюжет, но могут тебе пригодиться. Кое-что приходило в голову по ходу моей повести. Но не хотелось прерывать её и возвращаться к сказанному. Кое-что было в стороне от сюжета. Посмотри, послушай. Надеюсь, я тебе не надоел?

Нур-Нур кокетничал. Слушать и смотреть было интересно. И он не мог этого не понимать. Если бы не шестой палец, я проглотил бы его мемуары за день.

Впрочем, мне предстояло вернуться к их началу, просмотреть и прослушать всё по второму разу и продиктовать на плёнку максимальное количество полученной информации. Чтобы она дошла до всех! Чтобы стала частью нашего общего культурного фонда.

Было над чем подумать. Ведь и мы прошли возле того таинственного радиомаяка, о котором говорил Нур-Нур. Как раз я и услышал его во время своего космического дежурства. Чей же он был? Если тех цивилизаций, которые навещают нас на НЛО, то новой информации мы им не добавили. О Земле они знают давно и, видимо, всё. Как, впрочем, и о цивилизации возле звезды Зеры. Зачем же маяк, если о самых ближних всё известно? Неужели он просто забытый, заброшенный след первых выходов в дальний космос?

Пересказ коэм был исключительно моим делом. Не имел я права перевалить на кого-то такую работу. Если уж взялся за гуж…

Однако и ограничиваться пересказом не хотелось. В конце концов, у каждого эти коэмы вызовут какие-то комментарии и ассоциации. И ничто не будет лишним. В том числе и мои. И в том числе – к расшифрованному сегодня рассказу о судьбе племени урумку, которое стало в итоге племенем урумту.

Рассказ невольно напомнил мне знакомую из курса русской истории тяжкую судьбу миллионов российских стариков в последнем десятилетии двадцатого века. Стариками тоже решили пожертвовать ради изменения идеологии страны. Именно поколение, родившееся в эпоху Ленина и Сталина, вынесшее на себе грандиозную войну с фашизмом, считалось главным носителем марксистских взглядов. А взгляды эти решено было искоренить. На худой конец – вместе с носителями. И для беззащитных стариков России были созданы невыносимые экономические условия, которые косили их почище эпидемий. На миллион людей в год убывало население России. Как во время крупнейшей войны… Причём характерно, что решение об этом принимали те же правители «передовых» государств, которые непрерывными бомбёжками уничтожили экономику маленький Сербии, пытаясь «вбомбить её в каменный век». А выполняли решение временщики, правившие в то время Россией.

Позднейшие историки окрестили «людоедами» и заказчиков и исполнителей этой бесчеловечной акции. А марксистские взгляды подхватила молодёжь России, и они стали неискоренимыми в моей стране. Вариант Нур-Нура тут не прошёл. Потому что был он с другим математическим знаком. А вот параллель сама прочертилась. И в свой пересказ я её непременно вставлю. Пусть тоже войдёт в наш культурный фонд…

Все параллели, однако, были впереди, а сейчас предстояло взяться за пилу. В буквальном смысле: распилить на чурбаки три ствола, которые занимали место на окраине селения. Здесь предстояло поставить небольшую печь для сжигания куриного помёта.

Деревья мы валили двуручной пилой вместе с Щуром, Саром и Кыром. Я специально не взял с Материка бензопилу, чтобы научить купов пользоваться пилой двуручной. Как научились они пользоваться ножовкой.

Валили деревья ради места для птичника. Пеньки я осторожно подорвал специальными патронами и укатил к реке сквозь кустарник. Может, когда-нибудь они сгодятся для прибрежной скамеечки… Сучья с лежачих стволов спиливали ножовками все, кому не лень. Даже мальчишки. И сучья сгорали в кострах. Теперь предстояло избавиться от стволов.

Первый чурбачок весело отпилили мы с Щуром. Я перевернул чурбачок «на попа», присел и громко дал ему название на «глобе»:

– Блок!

Надеялся я, что чурбаки станут своеобразными стульями возле костров. И может – в отдалённой перспективе! – вообще научат купов сидеть на стульях. Если, конечно, не сгорят прежде в кострах…

Кроме того, чурбак был изображён в букваре, на второй странице, при латинской букве «В». Знакомый предмет мог впоследствии облегчить и знакомство с буквой. Приходилось и это учитывать… А на языке купов подходящего понятия не существовало. Как не существовало и самих чурбаков.

После меня на чурбаке торжественно посидел Щур, потом, по очереди, мальчишки, а потом и Сар подошёл посмотреть, из-за чего такой ажиотаж.

С Саром мы легко и отпилили ещё один чурбак. А Щуру не терпелось снова взяться за пилу, я видел. И потому охотно уступил ему рукоятку.

Пока они с Саром пилили, подошёл Кыр. У него тоже руки зачесались… И неизменно благородный Сар пожертвовал ради него своим удовольствием. Потом чурбаки в охотку пилили Тор, Бир и даже малолетний Гар. Однако у него дело не пошло: силёнки не хватало. Купы сходились к поваленным стволам один за другим, и сначала образовалась очередь на пилу, а потом возникло и соревнование: кто больше чурбаков отпилит?

На скорость, слава аллаху, они не соревновались, ибо не имели ни секундомеров, ни элементарного понятия о ценности времени.

На отпиленных чурбаках расселись женщины, болтали ногами, обсуждали происходящее, за кого-то «болели», над кем-то смеялись. А работа шла! Второй ствол приканчивали. И всё весело, в охотку, с удовольствием.

В этом веселье Кыр и резанул себе пилой по пальцу. Брызнула кровь, и мне пришлось бежать за пластырем. Стрептимиоловый пластырь купам был знаком, многие им попользовались, и, когда я плотно замотал палец Кыра, общественное мнение сразу успокоилось. Соревнование продолжалось, но темп несколько снизился. И я просил не спешить, и зрители то и дело кричали:

– Бла-бла! Бла-бла! Подожди!

Вслед за мной из соревнования вышел Сар. Все и так знали, что он тут самый сильный. Но ещё и как самый справедливый, он стихийно стал судьёй. И, чтоб не ставить своею любимца в трудное положение, из соревнования вышел и Тор.

В конце концов, стволы были распилены, и победителем Сар объявил Кыра, который продолжал работать, несмотря на «производственную травму». А я наградил самоотверженного пильщика второй двуручной пилой. Чурбаки весело растащили к кострам, и первое спортивное соревнование на Западном материке закончилось. К счастью, обошлось малой кровью…

Слово «блок» слышалось теперь в селении возле каждого костра и каждой хижины. Сразу вошло в быт.

Один чурбачок Лу-у деловито укатила в нашу палатку, присела на него, раскрыла букварь на второй странице и, радостно похлопав по чурбачку, ткнула пальцем в картинку.

– Смотри! Блок! Блок!

До этого она замечала на второй странице лишь изображение книги – «Бук».

Так чужая, непонятная и далёкая поначалу книга «Букварь» начинала обретать для Лу-у конкретную, совершенно осязаемую связь с жизнью.

8. Опять отрубленные головы…

О «спортивном» соревновании я докладывал Розите лишь на следующий вечер. Потому что в день соревнования развеселившихся купов неожиданно охватило праздничное настроение. Целая делегация женщин, во главе с Нюлю – мачехой-сестрой Лу-у и, следовательно, моей теперь близкой родственницей – пришла просить о повторении знакомого телеконцерта. Давно не видали и очень соскучились…

Невинные желания народных масс лучше всего удовлетворять сразу. И я вытащил на взгорок к парашютному куполу экран и динамики. Всё было отработано. И концерт пошёл традиционно, кроме одной детали. Появился конферансье – живой и увлечённый. Он подал голос прямо на заставке, изображавшей наш Город.

– Я там была! – громко объявила Лу-у. – Это Город.

А потом она называла имена Омара, Розиты, Ани и каждый раз добавляла:

– Я его видела! Я её видела!

И хоть видела она далеко не всё и не всех, кого показывали, сам концерт невольно переходил для купов из области красивой сказки в область реальной жизни. Если кого-то или что-то видела своя девчонка, значит, это существует, и ещё кто-нибудь из купов может увидеть. Пусть и не всё, но хоть что-то!

Мне показалось, что именно в этом направлении текли мысли притихшего племени. Не могло же оно не понимать, что жизнь постепенно меняется, и не к худшему, а к лучшему, что ворвавшаяся в тревожные дни красивая сказка, невероятно далёкая и совершенно несбыточная поначалу, становится ближе и понятнее, начинает касаться то одного, то другого, входит в хижины вёдрами и мисками, ложками и перочинными ножами, юбками и сладостями, лопатами и пилами, меткими стрелами и крепкими инструментами. А сегодня ещё и «блоками», с которых смотреть сказку куда удобнее, чем с земли.

После концерта, разумеется, поплясали. И почему-то бросилось мне в глаза, что большинство женщин было в сатиновых или ситцевых юбках. А мужчины – все! – в шкурах. Привезти штаны хоть кому-то из них я не догадался.

Впрочем, станут ли они надевать штаны по одному? Наверное, тут необходимо что-то вроде массового порыва, стихийного вторжения моды.

Только как это организовать?

Может, с помощью карманов?

Первый в селении карман я собственноручно пришил на «рабочую» юбку Лу-у.

– Зачем это? – удивлённо спросила она. Я опустил в её карман сложенный перочинный ножик, ложку, зажигалку, которой Лу-у научилась пользоваться. И всё стало ясно. Лу-у даже попрыгала от радости, что можно не носить всякую мелочь в руках.

Вскоре карманы появились на многих женских юбках. Мужчины поглядывали на это удобство с явной завистью. И пытались пришивать карманы на свои шкуры. Но занятие было очень трудоёмким и неблагодарным. Карманы на шкурах и из шкур получались либо мелкими, либо косыми, либо быстро отваливались, либо эти «достоинства» проявлялись вместе.

Когда ажиотаж вокруг этой детали одежды стал понемногу утихать, я пришил на «рабочую» юбку Лу-у второй карман, симметрично первому.

Для купов это стало крупным техническим открытием. Интерес к карманам вспыхнул вновь и по сей день не угас. Вторые карманы появились у многих. Хотя о симметричности расположения и строгости формы говорить не приходилось. Но ведь не в том и суть! Важно освободить руки для работы! Когда-то, ещё в ранней юности, я прочитал шутку мужского портного: «Именно карман сделал человека человеком. Освободил руки!» И, собственно, та давняя шутка подсказала мне эту эпопею.

Так, может, карманами на шортах и соблазнить мне в будущем мужскую часть купов?

…Розита слушала мой «отчёт» с явно сдерживаемым нетерпением. Будто сама хотела рассказать нечто куда более важное. Я понял это по её напряжённым глазам, по вздрагивающим пухлым губам, по еле заметной снисходительной усмешке. И стал свёртывать рассказ. О Лу-у, разумеется, вообще не упомянул. Давно перестал упоминать её.

– Ну, а что у вас? – наконец, спросил я.

– Вчера ты нас не слушал? Развлекался?

– Развлекал! – уточнил я.

– А сегодня утром?

– По утрам стараюсь работать. Дурная привычка…

– Вчера передавали начало событий. Сегодня – продолжение.

– Опять ра?

– А кто же ещё?..

– Что они выкинули на сей раз?

– Пришли просить молоко, мясо, инструменты.

– Сами?!

– Своими ножками! Два дня топали вдоль дороги на Заводской район. Многие видели их из биолётов. Но не останавливали, понятно. Мчались мимо. Лишь бы не стреляли! Но они, как агнцы, шли без оружия.

– Это ново! Кого же они искали?

– Фёдора, понятно. Других не знают.

– Им же запрещено общаться с врагами!..

– Этих послало племя. Дети просят молока. Привыкли к сгущёнке… Фёдор обещал всё, что им надо. Но просил выдать убийц. Он принял послов торжественно, как послов иностранной державы. Накормил до отвала. До икоты! Только что не вымыл… – Розита усмехнулась. – Они пообещали доставить убийц. И даже согласились вернуться домой на вертолёте. Чтоб быстрее… Привыкли уже к машине… Вчера их отвезли, а сегодня они снова топают вдоль дороги обратно в Город.

– Сколько же их сегодня?

– Те же трое. Но с мешком. На этот раз их остановили, спросили, где убийцы Марата. Послы раскрыли мешок. В нём две головы… – Розита вздохнула. – Больше их не останавливают. Идут… Торопятся…

– Что их ждёт?

– А что с них взять?.. Фёдор обзванивает членов Совета, собирает предложения. Может, у тебя есть какие-нибудь?

– Не хватает опыта. Я имел дело всего лишь с трупами на реке. Головы у них были на месте.

Розита хмыкнула.

– Трудно с тобой говорить о серьёзных вещах.

– Давай о несерьёзных. К примеру, я готов принять вертолёт по радиолучу. Моя машина разгружена.

– Хорошо. Сообщу диспетчерам… Да, ты, говорят, когда-то забыл в Нефти мегафон. Искали, чей он. Нашли, что твой. Вернуть?

– Пусть вернут. Твой подарок… может, ещё и пригодится. Хотя пока всё тут мирно.

– Ты воспринимаешь его только как военное оружие?

– Другого опыта нет.

– А как атрибутику колдуна использовать не хочешь?

– Не приходило в голову.

Розита грустно и молча улыбнулась. Словно хотела сказать, что мне ещё очень многое туда не приходило…

Почему-то сейчас, впервые, я почувствовал, что она старше меня. Никогда прежде не было такого ощущения!