Текст книги "Бог здесь был, но долго не задержался (сборник рассказов)"

Автор книги: Ирвин Шоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

В магазин вошла молодая пара,– наконец-то: Кристофер вздохнул с облегчением.

Эти двое обогнули онемевшего человека, стоящего неподвижно, словно застывшего посередине прохода, и осведомились, нет ли у него одного экземпляра "Красного значка мужества". Кристофер знал, что такой книги у него нет, но попросил молодую пару подождать – он поищет в подсобке. Тянул время сколько мог не возвращаясь из глубины магазина. Молодая пара давно уже ушла, а этот тип все еще стоит на месте и не спускает с него упорного, задумчивого, зверского взгляда.

– Как вы, подобрали что-нибудь для себя? – с трудом выдавил Кристофер.

– Я все еще ощипываю молодые побеги.

Видимо, у этого человека талант к неподвижности. Кристофер все время нервно перемещался от одной полки к другой – от популярной художественной литературы до драматургии, от биографий до поздравительных открыток. А посетитель все стоял на одном месте, возвышаясь над ним, как высокая гора, только его немигающие, поблескивающие глаза внимательно следили за Кристофером.

"Боже, самый отвратительный субботний день за всю мою жизнь!" – думал Кристофер,– эта пантомима продолжается уже никак не меньше получаса.

Наконец посетитель разверз уста:

– Ха! – И пожал плечами; потом медленно расплылся в улыбке.-Благодарю тебя, я славно подкрепился молодыми побегами, Кристофер.– И вся эта массивная туша наконец удалилась.

Кристофер изумленно глядел ему вслед, абсолютно сбитый с толку. Ничего себе – "Кристофер"! Откуда этой горе известно его имя? Он мог поклясться, что никогда в жизни не видел этого типа. В городе полно чокнутых, пришел он к выводу, и их становится все больше.

Однако дрожал всем телом и никак не мог понять почему. Сел, чтобы немного успокоить расшалившиеся нервы. Вдруг вспомнил: когда этот верзила вошел в магазин, он уже положил руку на телефонную трубку, чтобы позвонить Сьюзан Марш. Ему повезло – не был занят интимной беседой, когда дверь неожиданно отворилась. Большими шагами направился к телефонному аппарату, предпринимая над собой усилия, чтобы унять дрожь. Так ведь нельзя! Когда он набирал номер Сьюзан Марш, рука перестала дрожать.

Сьюзан Марш внимательно наблюдала за действиями Гарри Аргнонота,– тот устанавливал адскую машинку на ковре в ее гостиной. Несомненно, наступит время, когда она со всем справится сама, а сейчас они не имеют права на ошибку. Гарри Аргонот – это не настоящее имя, а псевдоним или, точнее, боевая кличка. Этот коротышка, с замедленными движениями, хотя ему только двадцать четыре, он уже давно облысел. Фред Дрэбнер – он принес после ланча взрывное устройство – сидел удобно устроившись в кресле и следил, как Гарри присоединяет два последних проводочка. Адскую машинку предполагалось использовать этой же ночью в Ньюарке. Город выбрали в целях провокации: наиболее "взрывная" община в Америке, и взрыв бомбы в банке, в самом сердце города, наверняка создаст максимальную неразбериху, а если повезет заставит пустить в ход оружие, полицию, и в результате неминуемы показательные аресты абсолютно невинных прохожих.

Гарри спокойно работал, тишина стояла в комнате – очень уютной, обставленной роскошной мебелью: Сью могла себе это позволить, ибо получала вполне приличные деньги от своей семьи из Гросс-Пойнта. Теперь-то она почти все отдавала на нужды своего движения, но квартиру ей сняли и купили мебель еще до того, как сама она появилась на свет. Квартира расположена в очень хорошем квартале, сразу за Парк-авеню, в переделанном по-новому городском доме, с высокой арендной платой за жилье; консьержа нет. Каждый согласится: очень удобное место для приведения в боевое состояние бомб.

У Гарри Аргонота акцент, который можно обнаружить в любой части страны; сейчас он молчал, не говорил товарищам, кто именно отвезет адскую машинку в Ньюарк. Ему вообще свойственно весьма скупо сообщать свою информацию и всегда тянуть время, откладывая все на самый последний момент. Гарри ласково поглаживал маленькую машинку, когда зазвонил телефон. Сью вопросительно посмотрела на Гарри: какие, мол, будут указания?

– Подойди,– велел он.

Она подняла трубку телефона на английском письменном столе красного дерева, с обитой кожей крышкой, уверенная, что сейчас, при свете лампы, Гарри Аргонот, и Фред Дрэбнер не спускают с нее любопытных глаз. Все окна зашторены, и в комнате так темно, словно уже наступил поздний вечер.

– Можно ли поговорить с мисс Марш? – раздался мужской голос.

– Я вас слушаю.

– Говорит Кристофер Бэгшот, мисс Марш.

– Кто-кто?

– Ну, тот продавец из книжного магазина.

– Ах да.– Сью сохраняла нейтральный тон, стараясь ничем не выдать себя, и все поглядывала на Гарри Аргонота – не подаст ли какой-нибудь знак.

– Хочу вас спросить, мисс Марш: согласитесь ли пообедать со мной сегодня вечером?

Ей показалось, что этот человек говорит как-то странно, словно такая простая фраза дается ему с трудом и заставляет предпринимать над собой громадные усилия, чтобы ее произнести.

Гарри Аргонот энергично шевелил губами, пытаясь задать беззвучный вопрос: "Кто это такой?"

– Минутку, не бросайте трубку, прошу вас, мистер Бэгшот! Как раз уходит один мой друг, и мне нужно с ним попрощаться.– И накрыла ладонью трубку.– Один человек, по имени Бэгшот. Работает в книжном магазине на Мэдисон-авеню.

– Что ему нужно?

– Приглашает меня сегодня вечером на обед.

– Нужно подумать.– Гарри обладал одной неизменной чертой – всегда долго думал, оценивая каждую возникшую ситуацию: какую выгоду можно из нее извлечь?

– Ты хорошо его знаешь?

– Ну, разговаривала несколько раз – раза четыре-пять,– вот и все.

– Он ничего не подозревает, как ты думаешь?

– Ах, конечно, нет! Абсолютно безвредный человек, маленького роста.-И тут же пожалела, что у нее вырвалось это "маленького роста": Гарри ведь нисколько не выше мистера Бэгшота.

– Почему это он звонит тебе в субботу в такой час и приглашает пообедать с ним?

– Сью пожала плечами.

– Откуда мне знать? Может, его девушка скрутила ему динамо и он чувствует себя ужасно одиноким.

– Откуда у него твой номер телефона?

– Во-первых, номер указан в телефонном справочнике,– объяснила Сью, давно привыкшая к интенсивным допросам Гарри.– К тому же у него мой счет за книги.

– Первое, что ты сделаешь в понедельник утром,– сменишь номер телефона на такой, которого нет в справочнике! распорядился Гарри.

Сью кивнула; интересно – Бэгшот у телефона?

Гарри раздумывал над этой ситуацией секунд тридцать, стоя на коленях на ковре и закрыв глаза, чтобы лучше сосредоточиться.

– Скажи, что не можешь ответить ему сейчас,– вымолвил он наконец.-Сообщи, что через полчаса будешь проходить мимо его магазина, зайдешь к нему и дашь знать о своем решении. Иди!

Сью опять кивнула; конечно, что пришло в голову Гарри, но, что бы в ней ни родилось, это всегда становилось неотъемлемой частью великого замысла.

– Мистер Бэгшот,– проговорила она в трубку,– вы еще слушаете?

– Да! – порывисто ответил мужской голос.

– Извините, что заставила вас долго ждать, но...

– Что вы, мисс Марш, какие могут быть извинения! Все в порядке.

– Сейчас я нахожусь в несколько подвешенном состоянии,– продолжала Сью,– и к тому же опаздываю на деловую встречу. Но через полчаса или чуть больше буду проходить мимо вашего магазина. К этому времени все у меня определиться; если смогу,– с большим удовольствием пообедаю с вами.

Принимать участие в политическом движении – все равно что играть в театре. Чем лучше играешь как актриса, тем эффективнее твоя работа как революционера.

– Очень рад, мисс Марш, буду ждать.

Но по печальному голосу Бэгшота нетрудно было догадаться, как много в его жизни отсрочек,– если не назвать это другим словом, похуже.

Сью повесила трубку.

– Ну вот, так и нужно поступать! – похвалил ее Гарри Аргонот.

Девушка вся зарделась от удовольствия: такая похвала из уст Гарри -это нечто стоящее.

Не говоря больше ни слова Гарри поднялся с колен, направился к кладовке в холле и вытащил оттуда голубую теннисную сумку. Три дня назад ее принес какой-то маленький мальчик. Хозяйка не стала задавать ему никаких вопросов, просто взяла сумку и положила в кладовку, спрятав за чемодан с кожаной отделкой от Марка Кросса, подаренный отцом на Рождество.

Гарри принес теннисную сумку в гостиную и открыл ее. Она оказалась туго набита изрядно помятыми полосами газет "Ньюарк ивнинг ньюс" и "Ньюарк стар леджер". Сью и Фред Дрэбнер внимательно следили за его действиями. Несколько газет он вытащил из сумки, а из тех, что в ней остались, сделал что-то вроде уютного гнездышка, куда ласково, словно воробышка, уложил адскую машинку -гнездышко пришлось ей впору. Жикнул "молнией", щелкнул маленьким висячим замочком, дужку которого ловко продел через два крохотных ушка на висящем кончике.

– Вот и все.– Гарри обращался к Сью.– Теперь ты наряжаешься в свое лучшее строгое платье и идешь гулять на Мэдисон-авеню вот с этой теннисной сумочкой. Заходишь по пути в магазин к этому парню, по имени Бэгшот, говоришь, что тебе пока не удалось связаться с тем, с кем у тебя назначена встреча, но будет знать до шести часов, состоится она или нет. А сейчас тебе нужно сделать кое-какие покупки, и посему не позволит ли он тебе оставить свою сумочку здесь, в магазине, до твоего возвращения. Ну, теперь все усекла?

– Да.– И Сью повторила слово в слово, что ей предписано сделать.

– Нужно всегда придерживаться такой надежной тактики,– продолжал Гарри,– хранить изделие в другом месте, не там, где но собирается. В таком случае если одна "крыша" проваливается, то все другие сохраняются в полной неприкосновенности.

Сью очень хотелось, чтобы Гарри позволил ей записывать такие ценные указания, но она отлично понимала, что об этом не может быть и речи.

– После того, как ты оставишь там, в магазине, свою сумку,– продолжал инструктировать ее Гарри Аргонот,– вернешься сюда. Здесь не будет ни меня, ни Фреда. Без четверти шесть зазвонит телефон. Незнакомый тебе голос скажет: "Встретимся на таком-то углу". Если этот человек добавит: "На юго-западном углу Двадцать третьей улицы и Восьмой авеню в шесть тридцать", то твои действия должны быть такими: добавляешь число "десять" к двадцати трем и таким образом получаешь Тридцать третью улицу, а из восьми вычитаешь единицу и получаешь в результате Седьмую авеню; к назначенному времени добавляешь полтора часа и получаешь время другое – семь тридцать, после чего меняешь на сто восемьдесят градусов точки по компасу – получается, что искомый угол находится на северо-востоке. Ясно?

– Повтори, пожалуйста,– попросила Сью.

Гарри терпеливо повторил все свои инструкции, после чего потребовал, чтобы она дважды их повторила. Убедившись, что никакой ошибки не произойдет и она верно все усвоила, продолжал: шесть часов вечера ты пойдешь в книжный магазин. Скажешь своему поклоннику, что с радостью пообедала бы с ним, но, к сожалению, тебе нужно идти на вечеринку с коктейлем; скажи ему, что встретишься с ним в каком-нибудь ресторане в восемь пятнадцать. Выбери ресторан сама – такой, где побольше народу и где тебя хорошо знают. После контакта с нашим агентом и передачи ему сумки берешь такси и едешь в Гринвич-виллидж. Выходишь перед каким-нибудь рестораном. Потом, когда твое такси уедет, берешь другую тачку едешь в тот ресторан, где собираешься пообедать с этим парнем из книжного магазина.

– Все ясно,– откликнулась Сью.

– Постарайся задержать его в ресторане как можно дольше. Если он предложит тебе пойти к нему, обязательно соглашайся. Возвращайся домой, сюда, в четыре утра для дальнейших возможных инструкций.

Кивнув она нахмурилась.

– Ну, что с тобой? – сразу отреагировал Гарри: всегда настороже, и он замечал малейшие тревожные симптомы.

– У меня нет денег на все эти такси,– призналась Сью.– Вчера я отдала последние десять долларов Фреду. А деньги от родителей поступят не раньше первого числа.

Гарри долго, терпеливо раздумывал над возникшей проблемой,-отсутствием денег.

– Получи деньги по чеку,– наконец придумал он.

– Не забывай – сегодня суббота, банк не работает,– напомнила она.-К тому же в этом месяце я уже превысила кредит.

Гарри снова задумался – терпения ему не занимать.

– Получи деньги по чеку в книжном магазине,– наконец нашел он выход.– Сможет он выдать тебе сотню, как считаешь?

– Попытаюсь.

– В общем, постарайся,– заключил Гарри.– А теперь ступай переоденься.

Тем временем он засовывал вынутые из теннисной сумки лишние газеты в камин, и снова Сью поразилась его предусмотрительности, неизменно ее восхищавшей. Если что-то сорвется и теннисная сумка, вместе с ньюаркскими газетами будет обнаружена, то в ее квартире не останется ни одной улики и даже в самом невероятном случае ее имя никто не свяжет с такой находкой.

Натягивая мягкое, шерстяное коричневое платье с миди-юбкой, она слышала, как в камине, потрескивая, сгорают в пламени газеты. Вернулась в гостиную, надела твидовое пальто, подняла с пола теннисную сумку. Какой все же поразительно умный человек этот Гарри. Ну кто заподозрит хорошо одетую девушку аристократической внешности, с теннисной сумкой в руках, что она несет в ней орудие разрушения? Ей уже виделась печальная картина: Парк-авеню вся в руинах, с Мэдисон-авеню столбом валит дым – пылает очистительный огонь революции. Спросить у Гарри, когда увидятся снова? Нет, не стоит, только сказала ему "до свидания".

Сто долларов мысленно повторил Кристофер, когда дверь за мисс Марш закрылась. Не слишком ли он щедр? Вытащил чек из ящичка кассы, еще раз внимательно изучил, обращая особое внимание на подпись: почерк размашистый, вполне возможно принадлежит какому-нибудь моту интеллектуалу. Положив чек на место, в ящик, поднял с пола теннисную сумку и отнес в заднюю комнату в глубине – там надежнее,– стараясь унять охватившее его радостное волнение. Эта сумка для него вроде заложницы твердая гарантия, что мисс Марш, непременно вернется. Да она сама сказала: почти уверена, что пообедает с ним сегодня вечером. И во время своего краткого пребывания в магазине совсем не производила впечатления сухой особы, поглощенной политикой,– напротив, она кокетничала с ним, глазки блестели, особенно когда он в разговоре находчиво ввернул, что девушке с такими красивыми ногами просто грешно носить миди-юбку – надо поступиться модой. Приходится признать: встреча с мисс Марш – единственное за весь день событие, вселяющее надежду.

Открыв ключом дверь своей квартиры, Сью не успела даже вскрикнуть от удивления, что Гарри и Фред все еще здесь. Кроме них, в квартире еще четверо, сомнений нет – детективы. На красивых руках Гарри, на запястьях, поблескивают наручники, он торопливо, громко крикнул ей:

– Ничего не говори, пока мы не пригласим адвоката!

В тот момент, когда арестовали Сью Марш, Беула Стикни стояла в застекленной галерее для пассажиров в аэропорту Кеннеди и наблюдала сверху вниз за той секцией на первом этаже, где пассажиры, прибывшие рейсом из Цюриха, ожидали свой багаж, чтобы пройти через таможню. А на расстоянии нескольких миль к западу, в однокомнатной квартире на Восточной Восемьдесят седьмой улице, которой, по словам Омара Гэдсдена, он пользовался, когда задерживался допоздна в городе и не мог добраться до своего дома в Маунт-Киско, Полетт Андерсон слабо сопротивлялась, не позволяя телекомментатору с серебристо-седой шевелюрой разорвать на ней шерстяной свитер.

– Пожалуйста, прошу вас! – жалобно умоляла она его, плененная на кушетке,– как в западне.

Ему удалось расстегнуть один крючок на лифчике. Непросто бороться с ловким, энергичным мужчиной,– кажется, у него не одна, а десяток проворных рук. Подумать только – у такого седовласого господина сохранилось столько сил! Даже неприлично...

– Не делайте этого, мистер Гэдсден! – повторяла Полетт чуть не задыхаясь – в пылу борьбы он придавил ей рот плечом.– Да прекратите же!

– Иди ко мне, мое сокровище! – хрипел мистер Гэдсден, еще активнее работая всем своим десятком рук.

Приятно конечно, когда тебя называют "сокровищем",– куда приятнее, чем "ангелом Гигиены",– но все равно, она предпочитала слышать от него такие комплименты на расстоянии.

Поведение его стало для нее настоящим сюрпризом. Во время ланча он вел себя по-отечески мудро: предлагал ей восхитительно вкусные блюда; авторитетно рассуждал обо всем на свете – студенческих беспорядках в университетах; системе противоракетной обороны; стратегии Никсона в южных штатах; интеграции американского валового продукта с затратами на преодоление экологической катастрофы в Америке и еще о многом. И не припомнить с кем еще у нее был такой приятный ланч, с таким количеством полезной информации. В ресторане он даже руки ее не пытался коснуться: сохранял дружеский настрой, не скрывал удовольствия от ее компании.

Набравшись смелости, Полетт сообщила ему даже, что сегодня вечером приглашена на вечеринку в Гринвич-виллидж и там будет несколько молодых людей, которым очень интересно познакомиться с его взглядами. Да, конечно, он охотно туда поедет, но почему бы им прежде не пообедать.

Девушка искренне надеялась – он поведет ее в кино6 чтобы убить время между ланчем и обедом. Вдруг он признался, что ужасно измучен утренним приемом у доктора Левинсона, и она, разумеется, поверила страдальцу. Проще всего поехать к нему, предложил Гэдсден, на его квартирку, которую он снимает на всякий пожарный случай,– послушают музыку, отдохнут, расслабятся немного, а потом отправятся в Даунтаун: у них еще масса свободного времени. Полетт несколько разочаровало, что он не пригласил ее в кино, но ведь это ей доступно в любое время, а когда у нее снова появится шанс в компании Омара Гэдсдена провести целый день? К тому же она приведет его на вечеринку к друзьям, и после встречи с ним им хватит ярких впечатлений для разговоров на несколько месяцев...

Тем временем мистер Гэдсден уже, можно сказать, активно занимался ее чулками,– тактика его отличалась злодейской простотой. Стоило ей надежно защитить один участок, как атака с демонической энергией перемещалась на другой. Если уж он так напорист, будучи изнуренным после приема у зубного врача, то каков же, когда набирается свежих сил?.. Видели бы его сейчас зрители, горестно подумала Полетт,– наверняка стали бы воспринимать все его телепроповеди на тему общественной нравственности с известной долей скепсиса.

Вдруг его бешеный напор прекратился,– не отстранялся от нее, но вдруг замер; наморщив лоб и моргая красивыми серыми ресницами, вопросительно уставился на нее. Волосы растрепаны, лицо сердитое и печальное. Вот теперь, когда сидит тихо и не предпринимает никаких телодвижений, он ей очень нравится. Если ей суждено начать это с немолодым человеком, лучшего кандидата для такого старта не найти. Безмолвно лежала на кушетке -прическа взъерошена, через смятое, скрученное платье здесь и там проглядывало обнаженное тело.

– Что с тобой? – произнес он удивленно. Ты что, лесбиянка?

Она расплакалась от таких обидных слов. Никто еще не говорил ей таких гадостей, пролепетала она; но не призналась ему, что есть у нее одна еще более странная особенность: она девственница. И просто умрет от стыда, если об этом узнает мистер Гэдсден...

Она горько рыдала, не отдавая себе отчета почему – то ли из-за вопроса мистера Гэдсдена, уж не лесбиянка ли она, то ли из-за того, что до сих пор девственница. Он обнял ее, нежно гладил по голове, целовал, приговаривая:

– Довольно, довольно, мое сокровище...

Наконец слезы иссякли, она успокоилась.

Ровно через восемь минут она лежала раздетая на кушетке, а он стаскивал с себя рубашку. Она старалась не смотреть на него – разглядывала фотографии на стенах. Вот мистер Гэдсден стоит рядом с президентом Кеннетом Гэлбрайтом. Как только наступит самый ответственный момент, она закроет глаза,-невыносима мысль, что придется заниматься этим на глазах у знаменитых государственных деятелей...

Мистер Гэдсден что-то медлит... Полетт поглядывала на него краем глаза: надевает рубашку...

– Прости меня,– пробормотал он.– Лучше одевайся... у меня что-то духа не хватает на это.

Она закрыла глаза, чтобы не видеть на фотографиях Гэдсдена, президента Кеннеди, мэра Линдсея, Джона Кеннета Гэлбрайта... Но уши-то не заткнешь...

– Понимаешь, на тебя, лежащую на этой кушетке, обнаженную, такую молодую, с совершенными формами тела,– говорил мистер Гэдсден,– мысленно представляю тебя, в белом халатике, в кабинете доктора Левинсона, за работой, как ты выполняешь его несложные задания; ты смотришь не отрывая глаз на мои кровоточащие десны, с торчащими мелкими обломками зубов причудливой формы, в эту пасть старика,– и казню себя: "Омар Гэдсден, ты покушаешься сейчас на саму невинность не зная к ней жалости! Ты старый, презренный развратник! Это отвратительно и недостойно тебя!"

Полетт сильно сожалела потом, что ее тогдашнее состояние не позволило ей по достоинству оценить этот запоминающийся момент,– никогда после он не казался ей столь красноречивым и убедительным во всех программах, которые смотрела по телевидению.

– Одевайся, Полетт, одевайся! – мягко бубнил он, стараясь не терять своего веского, только что продемонстрированного имиджа.– Я иду в ванную комнату, вернусь, когда ты будешь готова.– И удалился.

Медленно она стала одеваться, все еще питая слабую надежду – он вернется и скажет что передумал. Сможет ли она снова зайти так далеко, с другим мужчиной,– это большой вопрос... Он и вправду не покидал ванной комнаты, пока она одевалась и приводила в порядок прическу, растрепанную во время схватки.

Гэдсден налил неразбавленного виски, и они в элегически грустной тишине сидели вдвоем, наблюдая за угасавшим октябрьским вечером. Когда она робко напомнила ему о предстоящей вечеринке в Даунтауне, он не скрыл, что у него сильно болят челюсти – придется остаться дома и заняться ими. Выпили еще; когда стало совсем темно, она покинула его квартирку. Он остался один и погрузившись глубоко в кресло полоскал виски свои больные десны.

Вдруг Полетт вспомнила, что пообещала этому парню из книжного магазина прийти часов в пять. Пока она окончательно не решила, что предпринять; стала осторожно переходить Мэдисон-авеню. Будь что будет, но она обязательно попадет сегодня вечером на вечеринку в Даунтаун – так она сказала себе.

Толпа все прибывала в багажное отделение и таможню из иммиграционной секции; среди нее – плотные, сбившиеся в кучу группы туристов. Там царила такая невообразимая суматоха, что с галереи для встречающих не различишь собственную мать, не говоря уже о человеке, которого довелось видеть собственную мать, не говоря уже о человеке, которого довелось видеть всего месяц за всю жизнь, да и то девять месяцев назад. Беула, напрягая зрение, вглядывалась через стеклянную стену в толпу, пытаясь отыскать в ней Джирга. Вокруг нее многие, заметив этажом ниже родственников, радостно махали им руками, высоко поднимали детей и махали их ручонками в знак приветствия.

Наконец она увидела его и глубоко, с облегчением, вздохнула, вот он, в черном кожаном пальто до пят, как у офицера эсэсовца, и на голове тирольской шляпе с пером. Ему, видимо, жарко – расстегнул пальто, снял шляпу и, обмахивался ею словно веером. Между распахнутыми полами проглядывал ярко-зеленый твидовый костюм. Даже узрел его где она стоит заметно, что комки на его помятом твиде похожи на россыпь зеленых пузырей. А когда он сдернул с головы шляпу, она оттуда узрела его прическу – специально, видно, сделал для этого путешествия: надежный, недорогой перманент – продержится долго-долго, до весны уж точно. Широкая бледная полоса под высокой, четко очерченной линией волосяного покрова на затылке, а уши (это она заметила впервые) потрясающе оттопыриваются от голого, бритого розоватого черепа. В довершение единого стиля в одежде – длинные, с узкими носами итальянские башмаки из голубой замши и желтовато-коричневые замшевые перчатки.

Беуле пришлось только пожалеть о своей дальнозоркости; она поспешила отстраниться от окна, чтобы он ее не заметил: нужно подумать. Потом вдруг резко повернулась на каблучках и побежала по коридору в женский туалет; вне себя, нервно оглянулась по сторонам: слава Богу, на стене автомат, продающий тампоны "Тампакс" По пути к автомату миновала низенькую пуэрториканку с тремя маленькими девочками; порывшись в сумке, вытащила монету, протолкнула в щель...

На галерею для встречающих не вернулась, а направилась прямо к выходу для пассажиров после таможенного досмотра; ждала с застывшей на губах улыбкой.

Наконец он появился: ну и скупердяй – сам несет свой багаж. Явно набрал лишний вес после окончания лыжного сезона, и лицо стало круглым, как блин. Какой он коротенький – нисколько не выше того парня из книжного магазина. Неужели настолько съежился с прошлой зимы? Увидев ее, он выронил свои сумки – о них споткнулась какая-то пожилая леди – и с ревом: "Schatzl"1 помчался к ней, чуть не сбив с ног карапуза лет трех.

1 "Сокровище". (нем.)

От его кожи несло каким-то больничным запахом, словно от не долеченного пациента да еще явно надушился одеколоном в туалете самолета). А вдруг сейчас рядом случайно окажется кто-нибудь знакомый, ужаснулась она, позволив ему ласково потрепать себя по подбородку от стыда она наверно, сквозь землю провалится!

– Послушай,– обратилась она к нему,– давай-ка лучше уберем с дороги твой багаж! Я помогу.

– Наконец я прибыл на твою родину! – высокопарно высказался Джирг, поднимая с пола свои сумки и направляясь к стоянке такси.– Ну и где же ближайшая отсюда кровать?

– Да тише ты! – одернула его Беула.– Здесь, между прочим, все говорят по-английски,– напомнила она ему, стреляя глазами по сторонам и чувствуя себя очень неловко: все вокруг такие степенные.

– Мои приятели,– разглагольствовал Джирг,– устроили мне отходную.

Впервые она осознала, до чего громкий у него голос,– натренирован подавать команды лыжникам, оказавшимся в плену у снежного обвала.– Все знают, что ты меня ждешь! Послушала бы только их шутки! Просто умрешь со смеху!

– Могу себе представить...– отозвалась Беула.

В такси Джирг не выпускал из рук маленькую дорожную сумочку авиакомпании.

– Куда поедем, леди? – осведомился шофер.

Она задумалась.

– Скажу вам, когда переедем через мост в Манхэттен.

– Говорите какими-то загадками! – Водитель бросил на нее недовольный взгляд.

Как раз один из этих невыносимых нью-йоркских таксистов... Так рванул с места, что пассажиры чуть не ударились головами о спинку заднего сиденья.

Положив руку Беуле на колено, Джирг пытался заглянуть ей в глаза,– он явно чувствовал себя победителем, в знак чего и водрузил снова тирольскую шляпу с перышком.

– Ну и как там, в горах, погода, а? – мило поинтересовалась она.– Я имею в виду – этим летом?

– Все время идет дождь, иногда с градом.– Он легонько постукивал рукой по ее колену.

В Австрии один такой ласковый жест – и она ошалела бы от желания. Огрубевшие, мозолистые руки скользили по колготкам,– ой-ой, петли спускаются...

– Тебе понравилось путешествие?

– Просто отвратительное! В самолете одни "Americaners"1. Их, наверно, еще можно выносить в их стране, но в путешествии им явно недостает Kultur2. Ну, к одной Americanerin3 здесь присутствующей это не относится.– И искоса бросил на нее очередной похотливый взгляд.

С тех пор она видела его в последний раз, он вставил зубы,– один коренной и один передний поблескивали золотыми коронками. Рука его полезла выше, к ее бедру, спуская петли на колготках.

1 Американцы (нем.).

2 Культуры (нем.).

3 Американке (нем.).

4 Американскому сокровищу (нем.).

– А как тебе еда на борту понравилась? – Она схватила его за другую руку, чтобы та не последовала примеру первой.

Удалось прервать его поползновения; жаль, что не то белье сегодня надела – надежной гарантии, конечно, не дало бы, но хоть какая-то защита.

– Швейцарская пища – пригодна только для коров! – авторитетно заявил он.– К тому же пришлось платить за выпивку. Эти швейцарцы любят одно на свете – деньги.

– Но на всех авиалиниях в третьем классе пассажиры платят за выпивку,– мягко, здраво заметила она.

– Выпивка! – повторил он.– Ах, это мне о чем-то напомнило.– И благожелательно ей улыбнулся.

– Я привез своему Americanisches Schatrz2 подарочек.

В зеркале заднего вида отразилась кислая гримаса таксиста – словно его тошнило от бензина. Джирг убрал руку с ее колена и стал рыться в стоящей рядом сумке; наконец, вытащил небольшую прямоугольную бутылочку без наклейки. Она сразу узнала форму бутылочки, и где-то внутри у нее заныло.

Джирг с гордым видом поднял бутылочку.

– Вот видишь – я ничего не забыл!

Этот напиток она буквально не переносила – тирольский, домашнего приготовления, настоянный на какой-то странной смеси трав и ядовитых растений, в сырых, темных местах, на краю пропастей, в Альпийских горах. Джирг поглощал эту настойку в ужасающих количествах, словно гигантский всасывающий клапан. Там, в Австрии, она очень стремилась во всем походить на отважных парней и с восторгом отнеслась к этой вонючей смеси. Вытащив пробку, он протянул ей бутылку – из горлышка в нос ударил тошнотворный запах: такой исходит от старых домашних животных, за которыми к тому же плохо ухаживают:

Как воспитанная леди она сделала маленький глоток, пересиливая себя -только бы не вырвало... А Джирг глотнул основательно и с ностальгической ноткой в голосе произнес:

– Ах, эти дивные вечера, когда мы пили вместе!

– Послушайте, леди,– скривился таксист, наполовину повернув к ним голову,– в такси распивать спиртные напитки запрещено...

– Убери-ка бутылку, любов моя! – попросила Беула.– Водитель говорит, что ты тем самым нарушаешь закон.

– Просто невероятно! – возмутился Джирг.– Нельзя пить, это запрещено законом! По-моему, он издевается надо мной.– Вдруг лицо у него побагровело.– Да, я слышал кое-что о Нью-Йорке! – заявил он гордо, как представитель господствующей расы.

– Но он не еврей, любов моя, он ирландец.– И взглянула на лицензию, прикрепленную в рамочке к задней спинке переднего сиденья: таксиста звали Мейер Шварц.– Убери бутылку, любов моя! Выпьем позже.

Бормоча что-то сквозь зубы по-немецки, Джирг снова положил бутылочку в дорожную сумку. В этот момент таксист резко свернул в сторону от несущегося впереди грузовика, избежав столкновения,– оставалось каких-то несколько дюймов... Когда подъехали к повороту на стадион "Шеа", рука Джирга спряталась под ее юбкой и проскользнула за трусики. Беула искренне удивилась почему на сей раз он действует так медленно и нерешительно. К счастью, она забилась на заднем сиденье в самый дальний угол справа и таксист не видел, что происходит у него за спиной.