Текст книги "Бог здесь был, но долго не задержался (сборник рассказов)"

Автор книги: Ирвин Шоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Джирг тяжело, убедительно, страстно дышал ей в шею, а рука его, как рука гинеколога, уверенно прощупывала все у нее между ног и средний палец проявлял особую любовную активность, проникая в нее все глубже. Она откинулась полулежа на спинку сиденья, все тело ее напряглось в терпеливом ожидании – ждала, чем все это кончится. Вдруг его средний палец остановился, замер, прекратил бурение; Потом снова задвигался, сделав еще два-три острых укола с целью научных проб. Наконец он резко вытащил руку из-под юбки и выпрямился, пробормотав:

– Scheisse... Was ist das?1

– Это значит – судьба.– Беула тоже выпрямилась.

1 Дерьмо! Что это значит? (нем.)

– Это значит – судьба.– Беула тоже выпрямилась.

– "Судьба"? Не знаю такого слова.

– То есть – чему быть, того не миновать.

– Говори помедленнее.

– Ну, я хочу сказать... на мне – проклятие, любов моя.

– И кто же проклял тебя? Вот уж... Scheisse!

– Это эвфемизм – так говорят американские девушки, когда у них наступают критические дни. В общем, моя "бабушка" не в порядке, понимаешь? Временно не принимает посетителей.

– И ради этого я пролетел четыре тысячи миль! – жалобно застонал Джирг.

– Ну, против матери-природы не попрешь, любов моя. Нечего зря расстраиваться – ведь всего несколько дней... ну, у большинства женщин.-Надо заранее подготовить его к моменту откровения, когда ей не миновать признания: это продолжается у нее порой несколько недель кряду, особенно осенью.

– Ну и что мне де-елать эти несколько дне-ей? – завыл Джирг.

– Знакомиться с достопримечательностями,– посоветовала Беула.-Кажется, пароход, на котором пассажиры совершают прогулку вокруг острова Манхэттен, еще курсирует по этому маршруту.

– Я приехал в Нью-Йорк не для того, чтобы кататься на пароходике! -плаксиво ныл Джирт; с постной физиономией он разглядывал через окошко пролетающие мимо дома, с их своеобразной архитектурой.– Нью-Йорк – это грязная дыра! – выпалил он в сердцах и умолк.

Покуда не переехали через Триборо-бридж, он мысленно посылая подальше Нью-Йорк, со всеми его достопримечательностями.

– Леди, мы уже в Фон Сити,– констатировал таксист.– Куда дальше?

– В мотель на Девятой авеню, пожалуйста! – попросила Беула.-Название правда, забыла.

Вообще-то она никогда в этом мотеле не бывала, но снаружи он выглядит прилично: чистенько, недорого; идет активная жизнь. К тому же расположен далеко от ее квартиры – это только добавляет ему достоинств. Несомненно, из кранов там течет ледяная вода и такой спортсмен, как Джирг, выдержит это самое большее два дня.

– Значит, мы не едем к тебе домой? – сообразил Джирг.

– Я хотела тебе все объяснить еще раньше, моя любов.– Беула нервничала.– Дело в том, что живу не одна, а вместе с другой девушкой -своей подругой.

– Она катается на лыжах?

– В том-то и дело, моя любов... Она пуританка... невротичка в этом отношении. Чокнулась на религии.

– Ах так? – удивился Джирг.– Я тоже человек религиозный. Нигде не найти таких религиозных людей, как в Австрии. Что ж, придется беседовать на религиозные темы с твоей соседкой по квартире.

– Она считает аморальным, если незамужние девушки спят с мужчинами,-объяснила Беула,– слава Богу, что Ребекка не слышит такого отзыва о себе.

– Я приехал в Нью-Йорк не для того, чтобы жениться,– устало произнес Джирг.

– Само собой, любов моя. Но ради того, чтобы в нашей квартире царил мир и согласие, лучше, если ты остановишься на несколько дней в мотеле. Ну, пока она не привыкнет к тебе.

– В Австрии,– не унимался Джирг,– я спал в одной комнате с двумя девушками. Даже в одной кровати.

– Кто в этом сомневается, любов моя,– мягко пыталась его успокоить Беула.– Но здесь у нас другие обычаи. Впрочем, думаю, скоро мы усвоим и ваши.

– Мне не нравится Нью-Йорк,– мрачно прогудел он.– Мне совсем не нравится этот город!

В мотеле, который оказался совсем не таким недорогим, как казался издалека, Беула сняла для Джирга отдельный номер с душем. Он настаивал, чтобы она поднялась вместе с ним, но она отказалась, сославшись на то, что плохо себя чувствует: ведь, как ни говори, больна,– разве он сам не видит, какая бледная; пролежала бы пластом весь день, если он не прилетел из Цюриха; не уедет немедленно домой и не поставит холодный компресс,– упадет в обморок прямо здесь, в вестибюле. Вручила ему тридцать американских долларов – у него с собой только австрийские шиллинги и швейцарские франки – и посоветовала питаться в мотеле, чтобы не потерять вес. Если сегодня вечером почувствует себя лучше – обязательно ему позвонит.

Беула глядела ему вслед, пока он шел за носильщиком с его сумками к лифту, а как только закрылись двери лифта, стремглав помчалась к выходу.

Шагая наугад по городу, где-то перед Восьмой авеню она приняла одно твердое решение – не ехать этой зимой кататься на лыжах в Солнечную долину. Дойдя до Седьмой авеню – второе: принять предложение поехать в Бразилию и поработать там в качестве модели, а это означает, что она из Нью-Йорка уже ко вторнику. Возле Шестой – третье: не появляться сегодня дома до полуночи, чтобы не доставить удовольствие Ребекке – непременно позлорадствует. Пятой авеню осознала, что принятое ею третье твердое решение означает одно – ей придется обедать одной. Когда вплотную приблизилась к Мэдисон-авеню, вспомнила о Кристофере: зашла в бар и сидя в одиночестве над "дамой в белом"1 какое из всех этих решений – наихудшее.

1 Коктейль из джина, ликера и яичного белка.

Время уже после шести, точнее, шесть пятнадцать, а Сью Марш все не является за своей теннисной сумкой. Кристофер уже начал волноваться: не ждать же ее магазине – скоро закрывать. Пришлось еще раз разочароваться: вот уж никогда не считал ее легкомысленной, способной давать пустые обещания. Да и мисс Андерсон не пришла в пять, как обещала. Ведь сама сказала, что непременно будет! Надо бы как следует рассердиться на таких девушек – бессовестно третируют мужчин,– но он никакого гнева не испытывал, скорее безысходное отчаяние.

Дверь вдруг отворилась и с не совсем еще темной Мэдисон авеню в магазин вошла высокая, стройная, блондинка, в мини-юбке, демонстрирующей длинные, красивые ноги; юбка отделана необычно и забавно – мехом цвета электрик на бедрах. Девушку эту Кристофер никогда не видел, и, судя по ее неуверенному кружению между полок, она впервые в его магазине.

Поспешно подскочив к ней, он любезно осведомился:

– Не могу ли быть вам полезен, мисс?

Огромные серые глаза, казалось, о чем-то умоляют его... Она прекрасна – странны и притягательны, как киноактрисы в шведских фильмах, те, что заводят любовные интрижки со своими братьями или сестрами. Какая-то неясная, беспричинная надежда зашевелилась у него в груди...

– У вас есть... кулинарные книги? – не сразу проговорила она.

– Да, есть такой отдел. Прошу вас сюда...

– Большое вам спасибо,– пролепетала она чуть не шепотом – голос у нее дрожал.

Интересно, кто она такая, гадал Кристофер. Может быть, молодая жена,-сегодня вечером муж пригласил своего босса (или еще какую-нибудь, не менее для него важную персону); она готовила роскошный обед, но вот не задача -за час до приезда гостей на кухне у нее произошла какая-то кулинарная катастрофа, и вот она здесь. Однако, согласитесь, шесть часов пятнадцать минут, в субботний вечер – время довольно странное для приобретения кулинарной книги. И на пальце у нее нет обручального кольца...

Стоя рядом с ней он словно парил в воздухе.

– Какая именно кулинарная книга вас интересует? Французская, итальянская, американская...

– Ах, да любая!

– Есть одна весьма забавная, вышла из печати совсем недавно,-порекомендовал Кристофер; уже темнеет – он решился проявить дерзость.-"Кулинарная книга Миры бреккинридж", написана приятельницей знаменитого писателя Гора Видала. Но... эта дама – особа... несколько рискованная.– Он фыркнул, давая понять: либо берите опасную книжку, либо сразу отказывайтесь.– Позвольте я достану ее для вас.– Дотянулся до полки -книги там нет; но он же видел ее – вчера вечером, перед закрытием магазина,– и точно знает, что никому не продавал... Очевидно, кто-то украл ее сегодня днем.

– Боюсь, что я продал последний экземпляр,– пояснил он извиняющимся тоном.– Если вы оставите мне свою фамилию и адрес, закажу для вас эту книгу...

– Ах, не стоит беспокоиться, благодарю вас,– мягко отказалась она. По тону голоса сразу ясно: она не из таких девушек, которые обещают прийти в пять и не появляются в указанное время или, например, оставляют у него на хранение теннисную сумку, и, проявив безответственность, не забирают ее и забывают обо всем на свете, якшаясь с леваками агитаторами и занимаясь с ними любовью в общественных парках.

Девушка робко взяла с полки большущую, иллюстрированную кулинарную книгу – "Французская кухня",– открыла ее наугад, на странице с цветной фотографией "Poularde de Bresse en cocolle"1, и замерла, пробормотав мечтательно:

1 Бресская пулярка в чугунке (фр.).

– Жареный цыпленок...

– Вы любите жареных цыплят?

Скучная прозаическая тема, но нужно как-то поддерживать беседу, а я, вот у стойки литературно-критического отдела диалог был бы куда более оживленным и вдохновенным.

– Просто обожаю! – призналась девушка.– Жареные цыплята... Моя мать закалывала парочку каждое воскресенье. Когда у меня на тарелке жареный цыпленок, мне кажется, что у меня выходной.

– А где вы работаете?

Стремительно набирая темп, беседа становилась все более доверительной, интимной, хотя от представшей перед глазами картины – ее мать каждое воскресенье скручивает шеи парочке цыплят – Кристоферу мгновенно стало не по себе: зрелище не для слабонервных.

– Я актриса, танцовщица. И то и другое понемногу.

Танцовщица... Естественно,– с такими длинными, стройными ногами.

– А где вы сейчас работаете?

– В данный момент – нигде.– Она постукивала ребром ладошки по иллюстрации с изображением "Бресская пулярка в чугунке".– Готовлю роль для театра – далеко за Бродвеем1. Ну, в одной пьесе, где играют в обнаженном виде.

1 В Америке существует категория театров по престижности – "на Бродвее" или "за Бродвеем".

Девушка смотрела в это время на раскрытую перед ней кулинарную книгу и голос ее звучал так тихо, что Кристофер не был до конца уверен – уж не ослышался ли. Но все это не так уж и важно, ослышался или нет; главное, ее слова произвели на него возбуждающее действие. Только подумать! Такая прекрасная девушка, с такими красивыми, наверняка почти самыми длинными ногами в мире,– разгуливает голышом весь день перед десятками зрителей -вдруг, ни с того ни с сего, прямо с улицы попадает к нему в магазин! И перед самым закрытием... Просто невероятно!

– Если вы любите жареных цыплят,– он поставил все на одну-единственную карту,– я знаю здесь один ресторанчик, на Шестьдесят первой улице, где их готовят лучше чем где бы то ни было в Нью-Йорке,-французский.

– Я совсем не против пообедать... заказать бы моего любимого, хорошо зажаренного цыпленка.

– По счастливой случайности я сегодня вечером свободен.

– По счастливой случайности,– эхом откликнулась она,– я тоже.

Он посмотрел на часы.

– Я закрываю минут через сорок. Здесь неподалеку, за углом, на углу Лексингтон-стрит, очень хороший бар – "Смайлиз". Может быть вы меня там подождете, выпьете пока что-нибудь. А я скоро присоединюсь к вам и мы поедем обедать в этот ресторанчик.

– А вы уверены, что не забудете обо мне и я не проторчу зря в этом баре? – засомневалась она.

– О, вы просто меня еще не знаете, мисс...

– Меня зовут Анна – Анна Буковски. Я обязательно сменю имя, если получу роль.

– Кристофер Бэгшот,– отрекомендовался он.

– Какое хорошее имя, особенно для молодого человека, работающего в книжном магазине. Когда, вы сказали, вы там будете? – Видимо, ей не терпелось скорее покончить со всем этим.

– Не позже семи пятнадцати. Вы голодны?

– Да, я не прочь поесть.– Одарила его улыбкой, свойственной тем самым шведским актрисам, и вышла из магазина, в своей мини-юбке, забавно отделанной на бедрах мехом цвета электрик.

А Кристофер медленно, словно в трансе, передвигался по магазину, приводя все в порядок и мысленно видя, как мчится сломя голову в бар "Смайлиз". Так тот голос, что он слышал во сне, предвещал не зря...

Анна Буковски шла к Лексингтон-авеню тоже очень медленно, и неспроста – чтобы не терять оставшуюся энергию. Вот уже два дня, как у нее во рту не было и маковой росинки, от голода сильно кружилась голова, и каждый шаг давался с большим трудом, словно она тащилась по расплавленному жарким солнцем асфальту. Не на диете она, ничего подобного, просто в кармане ни цента. Только что приехала из Кливленда и никогда не думала, что Нью-Йорк дорогой город. Последние деньги потратила на метро – ездила сегодня утром в Даунтаун на пробы и щеголяла там весь день нагишом на сцене. Потом пришлось пройти пешком от площади Святого Марка – тоже утомительно, хоть расстояние не такое уж большое. Но ведь нужно учитывать и нервное напряжение...

В книжный магазин вошла, чтобы попытаться украсть книжку и продать ее одному маленькому, развратному человечку в подвале – слышала где-то, что торговля книгами очень прибыльный бизнес. Но когда стояла рядом с молодым человеком в магазине, поняла, что у нее нет никакого шанса на успех: он не сводил с нее глаз – ей не украсть и клейкой ленты для обертки. А кулинарные книги попросила, так как целый день только и думала о еде. Домовладелец прогнал ее, опять-таки сегодня утром, оставив у себя ее сумку с вещами; теперь на ней ее единственная одежда, и ее приходится разгуливать в этой дурацкой мини-юбке, которая вышла из моды, наверно, столетия два назад. Этот парень в магазине, судя по всему, от нее без ума; не испортить бы все за обедом, постараться и вынудить его пригласить ее провести эту ночь с ним, в его квартире,– если, конечно, он не живет с умирающей мамочкой или что-нибудь в этом роде. К тому же это означает, что на следующее утро она сможет позавтракать. Одна старая танцовщица сказала ей как-то: "Знаешь, я работала в Буэнос-Айресе и там приходилось довольствоваться кофе с булочками. Желудок в результате так усох, что стал размером с фисташку. Предстояло сделать выбор, и я его сделала: решила продавать одну часть своего тела, чтобы поддерживать все остальные".

Выйдя на Лексингтон-авеню, Анна никак не могла вспомнить: что ей говорил этот парень в магазине, куда нужно свернуть – к Аптаун или Даунтауну; где искать этот бар "Смайлиз"?.. Голод отнюдь не способствует укреплению памяти. Перед ней только два пути, и она выбрала направление к Даунтауну. Сошла с тротуара на проезжую часть, не обращая никакого внимания на огни светофора, и вдруг услыхала дикий визг тормозов, громкое завывание шин – это таксист резко свернул в сторону, чтобы не сбить ее с ног. Кинулась назад – и упала; теперь она в безопасности... Какой день,-ужасное для нее испытание. В довершение чуть не рассталась с жизнью, попав под колеса; Сидит вот теперь на холодном асфальте, на тротуаре в Нью-Йорке... И Анна безудержно разрыдалась.

Какой-то мужчина – он ожидал у светофора зеленого света – подошел к ней.

– Не могу ли я вам помочь чем-нибудь?

Анна не ответила, только горько плакала; не сопротивлялась, когда он поднял ее на ноги.

– Нужно обязательно следить за светофором! – назидательно, но мягко произнес он.– В этом городе все оборачивается против нас, все злые силы объединяются, чтобы попытаться нас уничтожить.

Она все еще рыдала6 никак не могла взять себя в руки,– в эту минуту ей, право же, не до лекций о безопасности уличного движения...

– Вам, юная леди, сейчас нужно что-нибудь выпить! – озабоченно проговорил он.

Подняв на него глаза, она отдавала себе отчет, что на щеках ее следы слез и косметика пострадала. Ему лет сорок,– шляпа, элегантное темное пальто. Она кивнула; слезы уже не текут; если джентльмен пригласит ее в бар, вполне возможно, это окажется "Смайлиз" – он ведь где-то здесь, поблизости. Но пусть и другой, все равно – наверняка в меню есть картофельные чипсы, оливки и соленые земляные орешки, и она хоть немного подкрепится, чтобы и таким образом не лишиться шанса провести эту ночь у него и позавтракать в воскресенье утром.

– Вы очень добры, сэр...

Незнакомец привел ее в бар,– к сожалению, не "Смайлиз": темный, уютный, в глубине, в ресторане, столики со свечами. Разумеется, там оказалось сколько угодно картофельных чипсов, оливок и соленых земляных орешков, и вскоре все это стояло перед ней на столе. Не в силах больше сдерживаться, она жадно набросилась на все это изобилие; хлебнула спиртного – верное средство утолить аппетит, как впрочем, и бульон. Смешно – и выпивка и закуска перед обедом с этим Бэгшотом... Девушка хихикнула – в ее состоянии алкоголь подействовал очень быстро. А незнакомый милый джентльмен с улыбкой глядел, как она стремительно расправилась с тремя тарелками картофельных чипсов и двумя – соленых земляных орешков.

– Вы что, на диете сидели? – поинтересовался он.

– Да, что-то в этом роде...

– Но теперь вы с ней покончили, надеюсь?

– Слава Богу!

– Знаете, что еще я могу для вас делать? Самое лучшее – это сесть за столик и заказать для нас обоих обед. Что скажете?

– Но у меня через полчаса встреча...– Анна предпринимала громадные усилия над собой, чтобы отказаться.

– Закажем только одно блюдо! – настаивал незнакомец, помогая ей слезть с высокого табурета перед стойкой.– И после этого пойдете своей дорогой.

Ну разве откажешься от такого предложения? Она позволила проводить ее к столику; спросила у бармена, где находится бар "Смайлиз". Оказалось -совсем рядом, на Лексингтон-авеню, в двух кварталах отсюда, так что у нее еще куча времени в запасе.

Какое соблазнительное меню! Ее сорокалетний благодетель для приличия ласково ее уговаривал сидя напротив нее, уже без пальто и шляпы. Долго ему стараться не пришлось – Анна, расхрабрившись, заказала все, что в меню указано: закуски, томатный суп, бифштекс со спаржей под голландским соусом, французскую жареную картошку, салат, сыр и на десерт – пирог с клубникой. Вот только как же справиться с такой горой еды за полчаса до обеда с Бэгшотом? Но официант заверил, что поторопится.

Кристофер, перед тем как запереть дверь магазина, решил зайти в маленький туалет рядом с кабинетиком – побриться. Он, конечно, надувает отца, крадет у него пять минут рабочего времени, но без бритья никак нельзя. Утром брился, конечно, но он, пусть и небольшого роста, все же мужчина и должен бриться дважды в день. Но едва взялся за щеколду замка, как через стеклянную дверь увидел Беулу Стикни: торопится, идет большими шагами и похожа сейчас на модель, рекламирующую вкусную и здоровую пищу. Открыв перед ней дверь он сделал два шага назад, и она стремительно вошла.

– Привет, любов моя! – Беула и вечером по-утреннему свежа, жизнедеятельна и дружелюбна.– Тетушка сникла, увяла, как прошлогодние фиалки. Ну, разве тебе сегодня не повезло, мой мальчик? Нужно это событие отменить! Вечер только начинается, и ты такой симпатичный... Куда поведешь свою подружку Беулу обедать? Слышала я, есть одно чудное местечко на Первой...

– Боюсь, сегодня ничего не выйдет! – оборвал ее Кристофер, наслаждаясь дивным чувством своей власти над ней.– У меня теперь другие планы. Возможно, буду свободен в один из вечеров на следующей неделе.

– То есть ты хочешь сказать, любов моя, что собираешься покормить другую птичку?

Какой-то у нее визгливый тон... Он-то посчитал – это резкость, от обиды, а она чувствовала приближается истерика.

– Если ты имеешь в виду, что у меня свидание и я обедаю с другой леди, то ты права.– Кристоферу самому понравилась эта закругленная точная фраза.

– Ба, любов моя! – беззаботно воскликнула она.– Пусть будет треугольник! Вот смеху-то! Да победит та женщина, которая лучше!

Обычно Беула не снисходила до такого откровенного искусительства, но ведь сегодня суббота и сейчас только семь вечера. Кристофер не предусматривал такой возможности, предложение его заинтриговало; он все еще колебался и старательно напрягал мозги. В это мгновение дверь отворилась снова и в магазин вошла Полетт Андерсон.

"Ну вот,– подумал Кристофер,– для полного счастья не хватает только Сью Марш, придет за своей сумкой, и Кэролин Троубридж – явится с извинением, что солгала ему, он правильно набрал номер ее телефона, а потом еще и Доротея Той – с предложением снизить свою цену.

– Беула,– закричала Полетт,– что, черт тебя подери, ты здесь делаешь?!

– А это мой дружески расположенный ко мне сосед, "мозговой трест", моя любов,– стала объяснять свое появление здесь Беула.– Шла я мимо, домой переодеться, вижу в окне свет, просветительская литература излучает, ну и вошла осведомиться, нет ли нового номера "Харперс базаар" или последнего романа Нормана Мейлера, в метро почитать.– И глазами подала Кристоферу недвусмысленный сигнал.

Немедленно, под воздействием мужского чутья и, внезапного понимания женщин (прежде не было и в помине) он сообразил: просит не выдавать ее перед Полетт, что пришла сюда пообедать с ним. И уж конечно, ни слова о том, что он ее отверг.

– Ну, а что тебя привело сюда в столь поздний час, моя любов? – пошла в атаку Беула, повышая голос.

– Хотела пригласить мистера Бэгшота на вечеринку,– объяснила Полетт.

Ассистентки зубных врачей, пришел к выводу Кристофер, видимо, не следуют общепринятым правилам притворства и парируют все выпады не хуже уважающих себя моделей. Хотя, похоже, у Полетт выдался очень трудный, утомительный день, даже одежда на ней сидела не так, как всегда, зато она сняла не придающие ей шарма очки и в прическе ее царил обаятельный беспорядок.

– Кажется, вы, милые леди, знаете друг друга? – понял Кристофер.

Остается уповать на то, что девушки знакомы не слишком хорошо.

– Мы с ней сестрички – седьмая вода на киселе! – весело сообщила Беула Стикни.– Я патронирую святого доктора Левинсона, а Полетт сжимает мне руку, чтобы я не орала, когда он по доброй воле казнит меня в кресле с зубодробилкой в руках. А еще вожу ее на базары – ну, там всякое тряпье по бросовым ценам купить, чтоб еще краше стала без особых препятствий таких молодых людей, как ты, приглашала на вечеринки. Ты ведь у нас нарасхват!

"Какая сука!" – подумал Кристофер, с удовольствием мысленно произнеся это определение.

– Ах во-от оно что! – протянул он.– Выходит, вы довольно близки, я был прав.

– Ну, мне пора отваливать, поковыляю дальше,– заключила Беула.– Уже поздно.– И взяла с полки журнал "Бог".– Запиши на мой счет, любов моя! В следующий раз, Полетт, когда у меня заболит зуб, расскажешь, как вечеринка,– удачно ли? – Улыбнулась им и вышла, оставляя за собой шлейф духов – этакую арктическую массу.

– Беула неизменно вселяет в меня благоговейный страх,– робко призналась Полетт.– И на вас так же действует?

– Да нет, пожалуй,– не согласился Кристофер.

– Ну, наверно, у мужчин все по-другому.– Девушка тяжело вздохнула.-Надеюсь, я все же не опоздала. Знаете, весь день столько дел, крутишься как белка в колесе. Вот и решила попробовать на всякий случай – вдруг вы еще не ушли... и магазин открыт. Видите ли, меня пригласили на вечеринку, и если вы хотите...– И осеклась.

По тому, как он смотрит на нее, по его глазам – блестят как-то по-новому – догадалась: знает он, где она пребывала сегодня, в четыре тридцать дня,– лежала обнаженной на кушетке в "пожарной" квартирке мистера Гэдсдена.

Кристофер упорно молчал, и в этом молчании каким-то образом проявлялась его власть над ней; он не отрывал от нее взгляда.

– Само собой,– Полетт начинала нервничать,– если вам не хочется идти на вечеринку – я, конечно, понимаю...

Хоть она и на голову выше его, ее это не смущает – ведь он для нее последняя надежда, единственное теперь пристанище.

– С удовольствием пошел бы, Полетт,– легко, без всяких усилий над собой произнес он.– Но все дело в том, что сегодня вечером я занят.

– Вполне естественно! – вздохнула Полетт.– Слишком поздно. Может, как-нибудь в другой раз. До свидания.

– Ciao! – попрощался он – никогда прежде не употреблял этого итальянского слова.– Как мило с вашей стороны, что заглянули ко мне! – И отворил перед ней дверь.

За спиной Полетт щелкнул замок. Тяжело брела она по Мэдисон-авеню, и на нее жуткой тяжестью давила уверенность – оставаться ей девственницей до конца жизни...

Мурлыкая себе под нос, Кристофер брился, чувствуя себя превосходно -просто чудо. Давно так себя не ощущал – с тех пор как получил категорию 4-Ф на призывном пункте. Прежде чем взять в руки бритву, поднял с пола теннисную сумку и запихнул под стол – чтоб не мешала. Глядя на нее, решил: в понедельник утром доставит ее с посыльным на квартиру мисс Марш, присовокупив большой букет незабудок из магазина цветов на Пятой авеню,-скрытая ирония.

– Брился не торопясь, чтобы нечаянно не порезаться. Даже если чуть опоздает, эта девушка, в мини-юбке, с великолепными ногами,– как там ее зовут, кажется Анна,– подождет. Сегодня все женщины ждут его одного -Кристофера Бэгшота...

Все оказалось бы в порядке, если бы не бифштекс: вкусный необыкновенно, даже нож не нужен,– ну точно как те, толщиной с большой палец и мягкий, она видела на рекламе,– он исчез с ее тарелки мгновенно. А милый сорокалетний джентльмен тем временем едва прикоснулся вилкой к своему и был поражен такой скоростью.

– Моя дорогая девочка, я ничего подобного не видел с того времени, когда играл в американский футбол! – заявил он.

И настоял – именно так, другого слова не подберешь,– чтобы она съела еще один, запивая вином, вместе с полагающимися по меню гарнирами. Анна перепробовала три сорта сыра (таких прежде у нее никогда во рту не бывало), потом отдала должное пирогу с клубникой и, кофе с ликером "Куэнтро". В первый раз она посмотрела на часы в десять тридцать: ну какой смысл слоняться взад-вперед по Лексингтон-авеню как неприкаянной в поисках бара "Смайлиз"!

А когда в пять часов, на следующий день, в воскресенье, она вышла из квартиры милого сорокалетнего джентльмена дворецкий принес ей на поздний завтра яичницу с беконом и кофе с пирожными – она еще более решительно настроена: теперь-то зачем искать бар "Смайлиз"? Вот уж ни к чему!

Анна получила работу в театре далеко за Бродвеем – в шоу с обнаженными артистами и в двух неплохих ревю,– главным образом, если честно, из-за своей стройной фигуры. Милый сорокалетний джентльмен оставался щедрым к ней, как и положено милым сорокалетним джентльменам по отношению к стройным, играющим на сцене нагишом актрисам, и ей не приходилось ни о чем особенно волноваться; пугало только одно – набрать бы этой осенью лишний вес.

Перед самым Рождеством, блаженствуя в ленивой неге в постели с "Санди таймс" в руках, Анна прошла в разделе "Светское общество" объявление: мистер Кристофер Бэгшот, сын мистера Бернара Бэгшота, владельца известной сети книжных магазинов, накануне, в день Святого Фомы, в Мамаронеке сочетался браком с девушкой по имени Джун Леонард. Как удачно все обернулось для них обоих – для нее самой и для этого молодого человека! До чего приятно это сознавать!

"БОГ ЗДЕСЬ БЫЛ, НО ДОЛГО НЕ ЗАДЕРЖАЛСЯ"

"Будь скорбно-печальной, любовь моя! – вспомнила она слова Берта, нажимая на звонок; он произнес их по телефону, когда перезвонил ей из Лондона.– Они все просто зациклились на печали. Намекни о самоубийстве,-достаточно малейшего намека, любовь моя. Если хочешь, назови меня. Все знают, с какими я причудами, даже здесь, в Женеве, и выразят мне симпатию. Уверен – все будет хорошо. Трое моих друзей сами это испробовали и с тех пор живут довольно счастливо".

У Берта цветистый словарь; этот парень попадал в беду в пятнадцати странах; другом преступников; полиция в нескольких городах интересуется его личностью; он знает все имена и все адреса – тех, кто может быть полезен. Думая о Берте, удовольствии, получаемом им от всевозможных осложнений, она не сдержала улыбки в этом коридоре, стоя перед закрытой дверью. Послышались шаги, дверь отворилась; она вошла.

– Сколько вам лет, миссис Маклейн?

– Тридцать шесть,– ответила Розмари.

– Само собой, вы американка.

– Да, вы правы.

– Где вы родились?

– В Нью-Йорке.

Решила не открывать ему, что говорит по-французски, то станет лишь сильнее ощущать безнадежность.

– Вы замужем?

– Разведена. Пять лет назад.

– Есть дети?

– Дочь. Одиннадцать лет.

– Ваше психическое состояние... как долго продолжается?

– Уже шесть недель.

– Вы в этом уверены?

По-английски говорит хорошо, мысли свои излагал весьма точно. Учился в штате Пенсильвания; небольшого роста, моложавый; любит во всем точность; аккуратно расчесанные волосы; лицо бледное, как неяркая керамика, очень похоже на украшенную рисунком глубокую тарелку. Один в своем опрятном офисе, отделанном коричневыми панелями, сам открыл ей дверь. На ничем не примечательных стенах развешаны дипломы и свидетельства о присуждении ученых степеней, напечатанные на нескольких языках. С улицы в этот солнечный день не доносится сюда шум... Вовсе она не чувствует себя скорбно-печальной.

– Все, вообще-то, в порядке...– начала она.

– Вы имеете в виду свое здоровье?

– С физической точки зрения...– и вдруг заколебалась: стоит ли продолжать – какой смысл во лжи,– думаю, я в полной норме.

– Ну а ваш друг?

– Предпочитаю о нем не говорить.

– Боюсь, мне придется настоять на этом.

Приемлемые выдумки: собирались пожениться, но он погиб в автомобильной катастрофе или сходе лавины; вовремя заметила, что в его семье сильна тенденция к умопомешательству; он исповедует католическую веру, итальянец, а в Италии разводы запрещены; она же должна жить в Нью-Йорке; он индус, обещал жениться и вдруг исчез; шестнадцатилетний мальчик, ехал с ней в одном спальном вагоне; ему пришлось возвращаться в школу, завершать обучение... Все – абсурд, полный абсурд...

Психиатр, в своем кабинете с коричневыми панелями, кажется, готов, словно сидя в засаде, терпеливо выслушивать ее ложь.

– Он женат.– Правда.– Счастлив в браке.– Тоже более или менее правда.– У него двое маленьких детей. Он значительно моложе меня.– Истина, и доказывать нет необходимости.

– Ему об этом известно?

– Нет, не известно.

У любого абсурда есть границы. Бессмысленный уик-энд в горах с мужчиной, которого ты прежде никогда не встречала; к тому же он тебе не очень нравился и ты в самом деле не хотела снова его увидеть. Всегда она была очень разборчива, никогда прежде такого не делала и, разумеется, не станет делать впредь. Нельзя приставать к человеку на десять лет моложе тебя, досаждать его семье, живущей в шестнадцатом округе, и ныть, как соблазненная и покинутая школьница, из-за двух бессмысленных ночей, проведенных с ним во время снежной бури,– бес попутал. Ну и выражение в голову пришло,– она нахмурилась, недовольная собой: всегда избегала вульгарности. Не уверена даже, есть ли у нее его адрес; он записал его в то последнее утро (она отлично помнит), сказал: если она будет в Париже... Но ей так хотелось спать – дождаться не могла, когда он уйдет,– и не вспомнить теперь, положила ли тогда этот клочок бумаги в сумку. Это адрес работы, объяснил он: святость семейного очага и все такое прочее. Что с них взять, с французов...